Текст книги "Проклятие виселицы (ЛП)"

Автор книги: Карен Мейтленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Десятый день после новолуния, сентябрь 1211 года

Мыши.

Жареные, тушеные или запеченные весьма способствуют укреплению слабых детей, излечивают их от простуд, падучей, оспы и лихорадки, а также отучают мочиться в постель.

Если смертный страдает непроходящим кашлем, пусть повесит мешочек с живыми мышами на шею, и кашель перейдет к мышам. Когда они издохнут, пациент излечится.

Мышиные зубы часто носят как амулеты. В воду для больной скотины следует положить мышиные зубы или кости. Когда у ребенка выпадает молочный зуб, нужно засунуть его в мышиную нору, тогда новый зуб у ребенка вырастет таким же маленьким, белым и острым, как у мыши.

Если мышь пищит в комнате больного, этот человек умрет. А если мышь перебежит дорогу смертному, он тоже обречен, ибо дух человеческий часто принимает обличье мыши. Если мышь будет рыжей, то дух чист, а если черной – он погряз во грехе.

Если смертный видит во сне, как мышь выбегает из его открытого рта, это его дух покидает тело, чтобы отправиться в путешествие по миру грез.

Но осторожней! Если потревожить этого человека во сне или разбудить его до того, как мышь-дух вернется, человек пробудится, но все равно что мертвым, и не сможет говорить ни с одной живой душой. Он будет бессмысленно бродить, словно труп, и через несколько дней или месяцев умрет.

Травник Мандрагоры

Свобода жаворонка

Ухватив Рафа за руку, Тальбот провёл его через дверь, к лестнице Матушки, но вместо того, чтобы подниматься по ступеням, открыл маленькую потайную дверцу за ними. За все годы, что он ходил сюда, Раф ни разу не замечал её – в темноте за лестничным пролётом дверь оставалась почти невидимой. Тальбот ввёл его в маленькую каморку. В луче утреннего света, проникавшего сквозь в щель высоко в каменной стене, он увидел низенькую узкую кровать и обитый железом деревянный сундук, занимающие почти всю узкую комнатку. По разбросанной на кровати одежде Раф догадался, что здесь, видимо, спит сам Тальбот – близко к входной двери, так что можно быстро отозваться на ночной стук.

Тальбот обернулся к гостю.

– Хорошо, что ты пришёл, это избавляет меня от необходимости ехать. Корабль с твоим грузом появился у побережья. Называется "Дух дракона". Говорят, придёт в Ярмут завтра, с вечерним приливом. Команде не позволят сойти на берег, пока не будет проверен груз и уплачена пошлина. Тогда тебе и нужно встречаться с ними.

– Но если груз проверят... – возразил Раф.

Тальбот пренебрежительно отмахнулся.

– В Ярмуте народ не интересуется людьми, только товарами, за которые можно получить пошлину. На пассажиров они во второй раз и не глянут – конечно, если люди Иоанна ничего не пронюхают.

При упоминании короля Рафа опять охватил страх.

– Я не стану этого делать. Не буду встречаться с этим человеком. Я не могу помогать врагам Англии.

Тальбот резко выбросил вперёд кулак и вцепился в плащ на груди Рафа.

– Чёрт бы взял твои желания, старый вол. Тот священник сказал, что выдаст всех. Он ничего не теряет, только приобретает благосклонность и кучу денег. Может, ты и не говорил ему о моей роли, но никому не известно, что он мог узнать на борту корабля. Кроме того, я хочу голову Хью на пике, а эта французская крыса может дать нам доказательства, чтобы его казнили как изменника. А если нет... – он поднял взгляд к балкам над головой и понизил голос до шёпота, – не важно, что она там, наверху, на это скажет, я воспользуюсь твоей девчонкой, чтобы подловить его, даже если её в результате повесят за убийство Рауля.

Тальбот не имел привычки разбрасываться пустыми угрозами. С Рафом его связывала глубокая дружба, но была ли она так же глубока, как ненависть Тальбота к Хью? Кроме того, предупреждение Тальбота напомнило Рафу о том, что ещё окажется на кону, если священник заговорит. Единственное имя, которое священнику наверняка известно, кроме имени самого Рафа – леди Анна, и нельзя допустить, чтобы оно было названо. Раф едва заметно кивнул.

Тальбот отпустил его плащ и дружески хлопнул по руке.

– Совсем другое дело. Вот, отдашь это лодочнику.

Он сгрёб руку Рафа и сунул в ладонь маленькую жестяную эмблему Святой Катарины, точно такую же, как та, что священник прислал леди Анне.

– Он спросит тебя, откуда груз. Скажешь, от Спинолари в Брюгге. Он ждёт такого ответа и поймет, что ты нужный ему человек, а не шпион Иоанна.

Раф знал, что Брюгге стремится сохранить прибыльную торговлю с Францией, поэтому у тех, кто подслушает разговор, не должно возникнуть подозрений.

– У тебя есть деньги? – спросил Тальбот. – Тому человеку уже заплатили, но он будет ждать большего. Эти жадные ублюдки всегда так.

– А ты, полагаю, делаешь это из любви, – мрачно вставил Раф.

Тальбот ухмыльнулся, но тут же снова стал серьёзен.

– Сделай это, Раф, ради всех нас, особенно этой твоей девочки. Мне будет очень неприятно видеть, как на её хорошенькой шейке затянется верёвка.

***

Элена осторожно открыла дверь и вошла в маленькую комнату. Мастер Рафаэль стоял у окна, глядя на плывущие по небу над садом борделя белые облака. Луч яркого утреннего света, на мгновение упавший на его лицо, безжалостно высветил глубокие морщины и жир, свисающий вокруг подбородка. Бросив взгляд на его профиль, Элена уловила отблеск той красоты, которая когда-то заставляла её мать видеть в нём ангела, но видение так же быстро исчезло, осталась лишь увядшая плоть, нелепые пропорции слишком длинных рук и ног и тяжёлых ягодиц.

Элена едва заметно вздрогнула.

– Мастер Рафаэль...

Она смущённо топталась на месте, не зная, услышал ли он. Может, он наконец решил забрать её? Почему же он на неё не смотрит? Она хотела дождаться, когда он заговорит, очень хотела, но тишина в комнате была невыносимой.

– Мой Атен, с ним всё хорошо? Вы его видели? А моя мать...

– Мне сказали насчёт Рауля, – отрезал Раф.

– Я не делала этого, клянусь, – на лбу Элены выступил пот. – Я не могла...

– Но Тальбот говорит, ты знала, как он умер, ещё до того, как тебе рассказали. Это нелегко объяснить. Элена, скажи мне правду. Хоть раз в жизни доверься мне. Если Рауль сделал тебе больно, если он... если он распускал руки, я не стану осуждать тебя за убийство. Естественно, ты могла желать его смерти, это даже справедливо, но я должен знать правду.

Элена стиснула руки так сильно, что ей стало больно. Она не хотела говорить об этом, особенно с ним, но знала, что Рафаэль продолжит выспрашивать, пока она не расскажет.

– Я ненавидела его за то, что он сделал. Ненавидела за то, что он прикасался ко мне. Он был отвратителен. Мне было плохо. И если бы тогда я могла убить его, чтобы остановить, я бы это сделала, поверьте, и с радостью. Но я не могла. Он был слишком силён. – Она сглотнула твёрдый комок, что поднялся в горле, пытаясь придумать, как объяснить Рафу, чтобы он понял. – После того как... позже, когда он ушёл, я уснула. Мне снилось, что я убиваю его, но это был только сон, всего лишь сон. Я не могла этого сделать. Я много раз думала об этом. Я не помню, как шла по улицам. Это наверняка был сон.

– Такой же, как о твоём сыне? – резко сказал Рафаэль. – Разве не странно, что за твоими снами всегда следует смерть? Можно сказать, что это хуже убийства – это похоже на колдовство.

Элена удивлённо смотрела на его спину. Он не мог так сказать.

– Но мой сын жив. Я говорила вам... говорила, что его забрала Гита. Я думала, вы мне поверили. Ведь вы помогали мне потому, что я невиновна, разве не так?

– Я больше не знаю, во что верить!

Рафаэль с такой силой ухватился за край оконной створки, что Элене показалось, он оторвёт её голыми руками. Несколько мгновений он стоял неподвижно, опустив голову, сжимая побелевшие пальцы. Потом снова взял себя в руки.

– Ты не должна больше никому говорить о своих снах, – тихо произнёс он. – Если Матушка или другие женщины узнают – подумают, что укрывают ведьму, и тогда не позволят тебе оставаться здесь.

– Но я не хочу, чтобы меня здесь держали, – сказала Элена. – Это небезопасно.

Впервые с того момента, как она вошла в комнату, Раф обернулся, пристально, как незнакомку, разглядывая её. Элена поняла, что он только теперь заметил её окрашенные волосы. Она подняла руку, натягивая чепец поглубже на завитые локоны, но не могла скрыть брови. Люс настояла на том, чтобы окрасить и их, утверждая, что её светло-рыжие слишком уж отличаются от чёрных волос.

– Твои волосы, что случилось с твоими прекрасными волосами? – спросил ошеломлённый Рафаэль.

– Люс их покрасила. Матушка настаивала, на случай если вернутся люди шерифа.

Раф продолжал изумлённо смотреть на неё, потом как будто вспомнил, где находится.

– Тальбот сказал, что сюда никто не возвращался и не расспрашивал об убийстве. Это хорошо. Значит, они не связывают смерть Рауля с тобой.

– Но как же Хью? – спросила Элена. – Он видел меня. Кажется, не смог меня вспомнить, но сказал, что я показалась ему знакомой. И он расспрашивал обо мне Финча. Я больше не могу оставаться здесь. Что если он вернётся?

Лицо Рафа исказилось от потрясения и ужаса. Он схватил Элену за плечи, так яростно глядя в глаза, что ей пришлось опустить взгляд.

– Что это ещё за дела с Хью? Он был здесь? Когда... когда он был здесь?

– Больше недели назад...может, две.

– Он искал тебя?

– Не думаю, – сказала Элена. – Он был здесь, чтобы... попользоваться маленьким мальчиком. И случайно увидел меня. Но что если он вспомнит, где видел меня раньше? Вы должны забрать меня отсюда.

Рафаэль отступил от неё на шаг, рассеянно провёл ладонью по густым седеющим волосам.

– Заберу... заберу, обещаю, но не сейчас. Я должен кое-что сделать, и пока не закончу, я не могу быть рядом и присматривать за тобой. Это единственное безопасное место, где я могу тебя оставить.

– Но здесь совсем не безопасно! – вскрикнула Элена. – Что если он вернётся?

Рафаэль мерял шагами пол и грыз ноготь большого пальца.

– В поместье Хью видел тебя лишь мельком, среди десятков слуг. Его не было там, когда тебя обвинили. В поместье каждому известно, что крестьянка сбежала от виселицы. В окружении Осборна не найдется человека, который не знал бы, что тот заплатит целое состояние, лишь бы схватить тебя. Но всё-таки Хью не свяжет лицо с именем. Даже если он и был тем человеком, чей разговор о "Святой Катарине" ты подслушала, ты сама говорила, он не видел твоё лицо.

Элена внезапно пошатнулась и ухватилась за край стола, стараясь удержаться от падения.

– Хью! Вы думаете, я слышала в комнате леди Анны именно Хью? Но... но я не понимаю. Той ночью, когда я рассказала вам об этом, вы сказали, что это был кто-то из слуг Осборна.

Рафаэль нетерпеливо потряс головой.

– Да, помню. Я сказал так потому, что не понимал кто это мог быть. Ты говорила, тот, кого ты подслушала, сражался на Святой земле, но даже тогда мне не пришло в голову, что это может быть Хью. Он – хладнокровный негодяй, но я не мог поверить, что Хью мог опуститься так низко, предать своего короля и страну. И не поверил бы, если бы собственными глазами не видел, как он, скрываясь в лесу, наблюдал за "Святой Катариной". Он ждал тот корабль. Должно быть, он именно тот, кого ты услышала в комнате, иначе откуда ему знать? И почему он пытался скрываться, если не боялся, что его схватят люди короля?

– Значит, вы должны забрать меня отсюда прежде, чем он вернётся, вы должны... если Хью узнает, что это я его подслушала, он меня убьёт!

– Я не могу! – отрезал Рафаэль. Он глубоко вздохнул, в голосе послышалась усталость. – Хью не может знать наверняка, что ты что-то услышала. Вообще-то, он наверняка считает, что ты не слышала ничего. Я никому не рассказывал о своих подозрениях, чтобы он не понял, что ты подслушала. Хью наверняка слышал, что беглая крестьянка Осборна – рыжая, и если он мельком видел той ночью у комнаты твои рыжие кудри, вполне мог связать всё вместе. Но... – Рафаэль предупреждающе поднял руку, увидев, что она снова собирается возразить, – но разве тебе не понятно, это значит, он ищет рыжую? Это всё, что ему о тебе известно, а ведь ты теперь не такая.

Рафаэль подошёл к ней, стянул чепец, вынул из косы шпильки, и волосы упали. Потом с любопытством, почти как ребёнок, провёл по косе пальцами, расплетая её, и длинные тёмные волосы мягкими кольцами скользнули через его ладонь. Элена, всё ещё поглощённая мыслями о Хью, была слишком смущена, чтобы двигаться. Рафаэль нежно погладил пальцами завиток волос, скользнул взглядом по лицу девушки, потом приблизил к ней лицо, и Элена ощутила на губах его горячее дыхание. Она замерла, отшатнувшись. Рафаэль тут же выпрямился, отпустил её волосы и резко отвернулся назад, к окну, но Элена успела заметить, что его щёки залила краска.

– Твои глаза, – произнёс он странным прерывистым голосом и откашлялся. – Люс хорошо постаралась над твоими волосами, и цвет бровей меняет форму лица, но всё же кто-нибудь может узнать тебя по глазам. Хотя насчёт Хью не стоит из-за этого беспокоиться, сомневаюсь, что он хоть когда-нибудь обращал внимание на женские глаза.

Элена, потрясённая резкой переменой его тона, только молча смотрела на него.

Рафаэль подошёл к двери и отворил её.

– Если Хью вернётся, просто не попадайся ему на глаза, – сказал он, не оглянувшись.

Увидев, как он зашагал прочь, Элена пришла в себя. Она побежала за ним и схватила за руку.

– Пожалуйста, мастер Рафаэль, пожалуйста, возьмите меня с собой. Я могла бы остаться в таверне или найти работу служанки в городе. Вы же сказали, никто меня не узнает.

Он опустил взгляд на пальчики, стиснувшие рукав, на миг ей показалось, что он готов согласиться, но Раф схватил Элену за запястье и грубо оттолкнул назад, в комнату.

– Я сказал, ты останешься здесь! Думаешь, я – Атен или какой-нибудь деревенский пахарь с лягушачьими мозгами, которому больше делать нечего, только заискивать перед тобой и исполнять твои прихоти? Я спас тебя от верёвки, чего ещё тебе от меня нужно? И больше ни слова о снах, поняла? Лучше признаться, что ты собственной рукой вонзила нож в спину человека, чем в том, то что убила его колдовством. Это опасно, неужели ты не понимаешь, дурочка? В следующий раз меня может не оказаться рядом, чтобы спасать твою жалкую шею.

Дверь за ним захлопнулась, а Элена осталась стоять, потирая запястье. На глаза навернулись слёзы – от страха, ярости и гнева, но больше от горя. Она внезапно поняла, что единственный человек в мире, которому она по-настоящему доверяла, единственный, кто верил в её невиновность, только что покинул её. До этого момента она никогда по-настоящему не представляла, как можно чувствовать себя такой одинокой и покинутой в окружении стольких людей.

***

Шагая через две ступеньки, Раф поднялся по лестнице в комнату Матушки Марго. Он постучал в тяжёлую дубовую дверь и, не дожидаясь ответа, ворвался внутрь. Комната оказалась пустой. Ставни как всегда плотно затворены, а на стене, за креслом со змеями, горела единственная свеча. На столе, на деревянном бруске, сидел накрытый клобуком ястреб-перепелятник. Сквозняк из открытой двери взъерошил перья на груди, и птица недовольно захлопала крыльями. Раф инстинктивно потянулся погладить её, пробормотав что-то успокаивающее, но яростный удар крючковатого клюва заставил его отдёрнуть палец и сунуть в рот, чтобы остановить кровь.

Раф вздрогнул и обернулся, услышав тихий смешок. Перед портьерой стояла Матушка.

– Он обучен защищаться, даже когда на нем клобук. А ты разве нет, ангел мой?

Гнев Рафа пульсировал вместе с болью в пальце.

– Что я слышу – сюда приходил Хью? И Тальбот мне не сказал.

Матушка предостерегающе покачала головой, потом отдёрнула занавеску. За ней стояла Люс, сжимавшая в руках рубашку, но голая как в день, когда появилась на свет. Она чуть запыхалась, лицо заливал румянец, а в глазах плясали огоньки света от свечи. Матушка улыбнулась ей и кивнула головой на дверь. Люс подмигнула Рафу и шустро, как выдра, выскользнула из комнаты. Матушка поднялась по ступенькам на своё украшенное змеями кресло.

– Садись, мастер Раф, ты раздражаешь птицу. В чём дело, ты ведь знаешь, мы никогда не обсуждаем посетителей. Конечно, если они не отправляются на тот свет от рук твоей подружки.

– Элена не убивала Рауля!

Но Раф чувствовал – слова звучат неуверенно, и злился от неопределённости. Он даже себя не мог в этом убедить. Элену обвиняют в убийстве второй раз за несколько месяцев. Простое невезение? В обоих случаях ему отчаянно хотелось верить в её невиновность, но когда-то он считал её девственницей – а она в это время за его спиной тайком бегала к этому деревенщине Атену, да ещё клялась Рафу, что не встречается ни с каким мужчиной.

В глубине души он боялся снова увидеть Элену, и всё же не сумел удержаться. Сначала Раф не мог заставить себя взглянуть на неё, потому что знал – с ней развлекался Рауль. Он хотел наказать её, сделать шлюхой, но теперь, когда это случилось, пришёл в ужас от её жёсткого взгляда, от утраты невинности, что оставалась с Эленой даже после того, как она переспала с Атеном.

Рафу хотелось сжать её и хорошенько потрясти, пока она не расскажет каждую мелочь, все грязные подробности того, чем они занимались с Раулем. Он хотел знать каждую мельчайшую деталь – как она выглядела, когда Рауль коснулся её, что говорила, о чём думала и что чувствовала. Но Раф знал – если бы Элена принялась это рассказывать, он бы зажал уши и с криком выбежал прочь. Он старался убедить себя – всё, что она делала с Раулем, происходило против её воли. Но Рафа неотступно грыз червь ревности и сомнения, заставляющий снова и снова возвращаться к мысли, что она могла отдаваться Раулю так же охотно, как когда-то Атену. Даже самый лёгкий стон удовольствия, малейшее влечение к телу Рауля было бы вероломством. И да, Элена могла полностью отдаваться Раулю, а потом убить.

Он знал женщин в Святой земле, хрупких, нежных красавиц, которые могли шептать слова вечной любви, прижимаясь мягкими губами к губам мужчины. А потом, одной рукой лаская мужское естество, другой вонзали клинок меж рёбер, невозмутимо, словно бывалый солдат. Задумав убийство, женщины могут быть гораздо более безжалостны, чем мужчины.

Лицо Рафа горело, внезапно он понял, что Матушка наблюдает за ним с обычной ухмылкой. Его охватило желание свернуть её мерзкую шею, но вместо этого он просто постарался задеть её гордость.

– Мне кажется, ты всегда утверждала, что даже клещ с собаки не сможет прокрасться сюда или выйти без твоего или Тальбота ведома. И ты говоришь, что простой девчонке удалось покинуть бордель, убить кого-то и вернуться так, что ты этого не заметила? Похоже ты стареешь, Матушка, теряешь хватку. Может, зрение уже не то? Или задремала у окна?

Но если он надеялся уязвить Матушку, ему следовало быть осмотрительнее. Она только вздёрнула широкие чёрные брови, как наставник, поучающий нерадивого ученика.

– Мы с Тальботом были заняты другими делами. А девчонка могла легко выскользнуть через дверь. Есть и другие способы выйти отсюда, – сказала Матушка. – Однажды я обнаружила её в подвале вместе с мальчишкой, Финчем. Кто знает, что она и этот мелкий паршивец могли ещё отыскать. Эта парочка чересчур любопытна, и это не доведёт до добра. Кроме того, есть люди, способные посылать свой дух творить зло, пока тело спит, даже когда заключены в тюрьме.

Но Раф не слушал её.

– Подвал, где ты ее нашла, что она там увидела?

Призрак улыбки скользнул по губам Матушки.

– Моих домашних животных, всех моих питомцев.

Озноб пробежал по телу Рафа.

– И ты рассказала ей о том человеке?

Матушка вытащила рубиновую заколку из волос и лениво вертела пальцами так, что казалось, из рубина, разлетаясь по комнате, брызжет кровь.

– Рассказала? И что же я могла ей рассказать, мастер Раф?

Раф старался не смотреть на кружащиеся рубиновые огоньки. Он изо всех сил пытался собраться с мыслями. Думай! Хью, вот что теперь важно.

– Зачем сюда приходил Хью?

Матушка вновь рассмеялась.

– А зачем сюда вообще приходят? У него есть потребности, желания, которые он не сможет нигде насытить, без лишних вопросов, конечно же. Смею предположить, что даже он не может поступать как ему заблагорассудится со своими слугами, чтобы у тех не возникло возражений. А как ты знаешь, мужчины всегда опасаются, что все узнают глубину тех вонючих болот, в которых резвятся их желания.

– Хью знал, что Рауль тоже сюда приходил?

– Если верить информаторам Тальбота в "Адаме и Еве", Рауль не знал об этом месте, пока не прибыл в Норвич, поэтому он не мог сообщить никому в усадьбе, куда направляется, а Тальбот позаботился, чтобы бейлиф не сообщил об этом шерифу.

Раф нахмурился. Он чувствовал, что Матушка знает еще что-то и не собирается ему рассказывать. Той ночью, когда Хью чуть не поймал священника, соборующего тело Джерарда, Хью утверждал, что ждал возвращения Рауля из Норвича.

Раф был так озабочен, что до сих пор даже не подумал, почему Хью ждал с таким нетерпением. Если Хью опасался, что Рауль раскроет его измену или что-то вроде того, может, он сам подослал кого-то выследить Рауля и заставить его умолкнуть? Неужели он на самом деле ждал не возвращения Рауля, а новости о том, что дело сделано? А теперь Хью явился сюда. Матушка сказала, он приходил за удовольствиями, но, возможно, он понял, что именно Элена подслушала тот разговор в поместье? Избавившись от Рауля, он, конечно же, не остановится и убьёт её, чтобы сохранить свою тайну.

Раф облизал языком сухие губы.

– Я должен спрятать Элену в более безопасном месте. Если Хью побывал здесь однажды, очень вероятно, что он вернётся и наверняка вспомнит её, пусть даже и с окрашенными волосами.

Матушка вздёрнула брови, во второй раз за вечер.

– А если её поймают, и она расскажет, где пряталась и где встретила Рауля? Я так не думаю, дорогой. Я хочу, чтобы она находилась здесь, где я могу быть уверена, что у неё не будет возможности открыть рот. Кроме того, она далеко не покрыла расходы за своё содержание и моё беспокойство. Подумай о тех усилиях, что мы приложили ради её защиты.

– Верь, она не проболтается, клянусь, и я уплачу долг за её содержание.

Матушка скривила губы в злой усмешке.

– Любого можно заставить говорить. И если ты, дорогой, внезапно не разбогатеешь – не представляю, как ты найдёшь денег на оплату мне и тем, кого потом попросишь приютить эту девчонку, не влезая в долги, которые вряд ли сумеешь вернуть. А когда попросишь подождать с оплатой – никто не будет так терпелив, как я. Когда пустеют миски, языки легче развязываются, а монеты за голову девчонки – двойной убийцы – будут весить тяжелей короны. Есть такие бессовестные негодяи, мастер Раф, для которых это станет серьезным искушением, а ведь мы совсем не хотим искушать их, верно?

Раф только собрался открыть рот и ответить, как Матушка остановила его взмахом руки.

– Прежде чем ты примешь решение, давай спросим моего ангела, согласен?

Она потянулась за маленькой деревянной коробочкой на столе. Обычно Матушку привлекали вещи искусной работы, украшенные драгоценными камнями, но эта шкатулка была совсем простой, не считая резьбы в центре – глаза, обрамлённого треугольником. Глаз был инкрустирован слоновой костью, со сверкающим зрачком из чёрного агата.

Матушка осторожно сняла клобук с головы ястреба, птица встряхнула перьями и оглядела комнату. Блестящие жёлтые глазки словно искали что-то. Палец у Рафа ещё болел, и когда загнутый клюв оказался в дюйме от его лица, он не удержался и чуть отодвинул кресло. Матушка рассмеялась.

– Если ты его не тронешь, он не причинит тебе вреда.

Матушка со щелчком открыла шкатулку и извлекла горсть пергаментов, сложив их веером. Потом протянула другую руку, тяжёлые кольца сверкнули совсем рядом с птицей.

– Скажи, мастер Раф, что чувствуют все, но никто не может удержать? Что так сильно, что способно одним ударом разрушить лес, и при этом настолько мало, что может проникнуть сквозь самую узкую щель?

– Конечно, ветер, – ответил Раф чуть более резко, чем следовало. Он не мог понять, что собралась делать Матушка. – Эту загадку знает каждый ребёнок.

– Но как легко мы забываем то, что знали в детстве, дорогой. Как ты и сказал – это ветер, и это ветер уносит в небо птиц. Ветер знает всякое слово – исполненное правды или лжи, мудрости или невежества, но различить разницу могут лишь создания ветра.

Матушка протянула к птице веер пергаментных свитков, и та, резко подавшись вперёд, принялась выдёргивать их и бросать на стол – как перья из своей жертвы. Матушка разложила полоски пергамента в ровный ряд, потом потянулась за чем-то в тени. Это оказалась маленькая плетёная клетка, и Матушка широко открыла её дверцу. Если бы жаворонок остался в клетке, в безопасности, он бы уцелел. Может, глупая птичка не видела ястреба или просто рванулась к свободе, думая – если, конечно, способна думать – что сумеет спастись, взмыв вверх – кто знает?

Но жаворонок не долетел даже до потолочной балки. Раф ощутил на лице взмах крыла пронёсшегося мимо ястреба и услыхал, как тот с глухим стуком опустился на пол, сжимая в когтях крошечную мёртвую птичку.

Матушка даже не оглянулась – она пристально разглядывала значки на трёх полосках пергамента, которые птица выдернула из её руки.

– Ветер принёс весть о предательстве, мастер Рафаэль. Но предатель ты сам или жертва измены – известно только тебе одному.

Раф вскочил, отшвырнув назад кресло, быстро вышел из комнаты и зашагал вниз по лестнице. Он и сам не знал, чего надеялся там добиться, что думал узнать. Он собирался сказать Матушке, чтобы больше не принимала Хью, но понимал – даже если он станет умолять её на коленях, она всё равно поступит, как хочется ей. Как давно она знает о том послании из Франции? А это представление с птицей – угроза, чтобы не забрал Элену, или что-то иное?

Не раздумывая, что делает, Раф торопливо пересёк двор и вошёл в зал, где принимали мальчики. Как он и ожидал, комната пустовала – колокол городской церкви ещё даже не пробил полдень. Раф направился к маленькой дверце в дальнем конце комнаты. Он внимательно посмотрел, разыскивая щеколду, но толстое дерево было гладким. Прошло уже не меньше пяти лет с тех пор, как он в последний раз заставил себя войти туда. Но как же тогда Матушка открывала эту дверь? Ведь есть же тут где-то защёлка?

Раф попытался представить стоящую перед дверцей Матушку. Она становилась на цыпочки, дотягиваясь до чего-то. Так он помнил. Может, там спрятан ключ?

Раф ощупывал дверцу вдоль и поперёк, пока не обнаружил маленькое отверстие. Теперь он вспомнил. Матушка использовала нож. Он снял нож с пояса и просунул внутрь, пока не коснулся металла. Осторожно поворачивая лезвие, он сумел просунуть его под металлическую пластину и ощутил, как откинулась защёлка. Раф толкнул дверь, и та наконец отворилась.

Ему пришлось согнуться пополам и почти ползком протиснуться через дверной проём, а иначе он вполне мог разбить голову о каменную арку с внутренней стороны. Но выбравшись из неё, он оказался возле уходящей вниз лестницы и смог выпрямиться в полный рост. Вонь звериных испражнений, гниющего мяса и сырости ударила его с силой осадной машины, вызывая резь и слёзы на глазах. Кажется, раньше не было так ужасно? Раф стал наощупь спускаться по ступеням, касаясь рукой сочащихся влагой стен. На полпути вниз он дотянулся до горящего на стене факела и вытащил его из кронштейна.

Он прошёл мимо клеток, звери беспокойно рычали, некоторые пытались укрыться в глубине клетки от горящего факела, другие бросались на прутья решётки, сверкая острыми зубами. Сколько раз они бились об эти прутья за долгие дни и ночи, сливающиеся в бесконечные годы? И всё же звери так и не смирились с тем, что железо им не поддастся. Может, их заставляла сопротивляться бессильная ярость, может, несгибаемая надежда, размышлял Раф. Либо им просто нравится пугать людей.

Он проходил мимо животных, стараясь держаться посреди прохода и не касаться клеток. Он знал, на что способны эти твари. Он чувствовал за спиной отрывистое, горячее и зловонное дыхание и слышал клацанье острых когтей по железу, когда звери беспокойно рыскали туда-сюда по соломе. Тяжёлый дух от животных, шерсти и помёта наполнял ноздри, в горле першило. Раф закрыл глаза и задумался, сколько времени нужно человеку, чтобы привыкнуть к таким запахам и звукам, чтобы считать это место своим домом.

Снова открыв глаза, Раф зашагал вперёд, пока свет факела не осветил последнюю клетку. Её обитатель проснулся и сидел, без сомнения разбуженный беспокойным поведением животных и приближающимся факелом. Он пристально смотрел на Рафа, моргая от внезапного света. В выражении лица пленника не было признаков узнавания, одно только удивление. Он поднял обрубок руки и откинул с глаз свалявшиеся волосы, открывая лицо навстречу гостю. Потом на коленях пополз вперёд, подтягивая искривлённые обрубки ног, сложив изуродованные руки как для молитвы. Но Раф заметил – не протянул рук к решётке, словно боясь удара. Эти прутья, как и клетка, были его защитой.

Раф присел на корточки и оказался на одном уровне с человеком в клетке.

– Узнаёшь меня? – тихо спросил он.

Пленник только моргал ярко-голубыми глазами. Он снова вытянул руки, на этот раз более настойчиво, но ничем не показывая, что узнал гостя. Раф выругал себя за то, что не принёс еды. Потом вспомнил о кожаной фляге, которую всегда носил на поясе. Раф нащупал флягу. Большую часть её содержимого он выпил по дороге сюда, но немного вина в ней ещё оставалось. Он выдернул деревянную пробку и протянул горлышко фляги сквозь прутья. Некоторое время человек в клетке просто смотрел на неё, словно забыл, что это такое.

– Выпей, – предложил ему Раф.

Тот медленно подполз ближе и приник губами к горлышку. Раф наклонил флягу, вино потекло вниз, и человек закашлялся, но когда Раф попытался уменьшить наклон, узник схватил флягу обрубками рук, притянул к себе и принялся жадно всасывать жидкость, пока не убедился, что внутри не осталось ни капли, и только тогда отпустил.

Раф сидел на корточках на сырых каменных плитах рядом с клеткой. Долгое время эти двое смотрели друг на друга.

– Помнишь меня? – спросил Раф, пытаясь разглядеть хотя бы малейший признак того, что человек его узнал, но лицо узника оставалось непроницаемым и ничего не выражало.

Такой взгляд, обращённый на него, Раф видел давно, еще в детстве. Он даже сейчас это помнил – отец стоял в огромном дверном проёме церкви аббатства, а за ним так неистово сияло солнце, что в солнечном свете холмы за его спиной казались белыми от света.

Раф оглянулся, когда священник уводил его по длинному коридору церкви. Отец с загорелым до черноты лицом и пустыми глазами просто стоял неподвижно, с широкополой шляпой в руках. Никакого выражения. Он наблюдал, как уводят сына, и стоял неподвижно, словно старая олива на их ферме. Может, отец успокаивал себя тем, что сыну теперь не придётся так тяжко работать, а может, и гордился, что сын чего-нибудь достигнет? Кто знает? Точно не Раф – отец никогда не видел особой нужды в словах.