Текст книги "Проклятие виселицы (ЛП)"
Автор книги: Карен Мейтленд
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
На лице леди Анны Рафаэль видел мольбу, как у маленькой девочки, которая обращается к отцу. Если бы она не была столь знатной, он мог бы обнять её, чтобы успокоить, такой она казалась потерянной и отчаявшейся, но он не смел прикоснуться к леди Анне.
– Миледи, – мягко сказал он, – прежде чем священник отбыл во Францию, он приходил сюда, в поместье, соборовал тело вашего сына.
В глазах леди Анны показались слёзы радости, она крепко сжала пальцы Рафа.
– Скажи мне, что это правда. Поклянись. Ты ведь не станешь меня обманывать?
– Я клянусь вам, что это правда, – торжественно подтвердил Раф, попытался прямо взглянуть ей в глаза, но не сумел.
Он чувствовал, как леди Анна сверлит его взглядом, стараясь прочесть ответ по лицу. Рафаэль знал – ему легче устоять перед ножом палача, чем справиться с болью в её глазах. Но, в самом деле, что мог он ей сказать? Священник начинал соборовать её сына, но благословит ли Бог такое таинство, угрозами вырванное у Его слуги? Раф даже не был уверен, что это чрезвычайное соборование выполнено до конца, ведь вряд ли можно надеяться, что священник продолжал его после того, как Раф захлопнул над его головой крышку люка. Даже если священник сразу же не потерял сознание, он скорее проклинал Джерарда, чем благословлял его.
Раф молча проклинал себя. И о чём только он думал? Тот священник был прав – что толку соборовать так сильно разложившееся тело? Но ведь кости святых и поныне имеют силу исцелять? Они высохли, рассыпаются в прах, но несмотря на это, люди целуют их и молят о благословении. Но Джерард не был святым. Не аромат нетленных останков исходил из его гробницы. Должно быть, священник не сомневался, такое неестественно быстрое разложение свидетельствует, что он скончался в смертном грехе. А гниющие останки в гробу, отвратительная жидкость и ужасная вонь – это не Джерард, не тот, кого Раф любил и называл другом.
Как будто прочтя его мысли, леди Анна прошептала:
– Мой сын, как он выглядел? Он покоится в мире?
Раф нахмурился, стараясь выбрать слова так, чтобы не ранить её ещё сильнее. Он кивнул, не глядя в глаза.
– Благодарю, – прошептала она, но Раф не был уверен, что она не благодарит его лишь за попытку утешить, за эту спасительную ложь.
– А та девушка, что понесла грех моего сына, Элена... ты ничего о ней не слышал?
– Надеюсь, она в безопасности... сейчас... – ответил Раф. Он чуть не добавил – пока Осборн не вернулся и не нашёл её.
Леди Анна слабо улыбнулась.
– Я рада это слышать. Знаю, мы сделали это ради спасения души моего сына от вечных мук, но меня до сих пор не оставляет чувство вины за то, что пришлось обмануть невинную девушку. Я не хотела причинить ей вред.
Раф поморщился. Что сказала бы леди Анна, если бы знала – Элена, ради которой оба они рисковали свободой, защищая от Осборна, в конце концов может оказаться хладнокровной убийцей?
Снизу, со двора, послышались крики и рёв, а вслед за тем – стук копыт и собачий лай. Осборн вернулся. Раф поднялся на ноги.
– Они не должны видеть, как мы разговариваем наедине. Осборн может заподозрить, что затевается заговор против него. Но, миледи, пообещайте – вы больше не должны помогать врагам короля. Это слишком опасно, особенно когда Осборн здесь. Ни ваше происхождение, ни пол не помогут, если вас обвинят в измене. Иоанн не щадит даже своих родственников, и на самом деле кажется, что чем они более благородны, тем более жестоко с ними обходятся. Обещайте мне, что больше не будете.
Но Раф так и не услышал ответа, если она, конечно, что-то произнесла – Осборн поднимавшийся по лестнице в Большой зал, выкрикивал его имя. Несколькими шагами Раф пересёк комнату и оказался за дверью. Как только она захлопнулась, леди Анна прижала ладонь к губам и заплакала.
***
Элена долго лежала без сна той долгой ночью, никак не могла забыть о Финче. Прежде она не задумывалась, что делает посетитель с кем-нибудь из мальчиков или девушек. Наоборот, с тех пор, как оказалась здесь, она молила только об одном, – пусть они делают это с другими, но не со мной. Пресвятая Дева, не позволяй им делать это со мной. И когда уходил последний посетитель, Элена чувствовала огромное облегчение – этой ночью за ней уже не пошлют.
Она уже начинала привыкать к повторяющимся ночным звукам. Сначала женские голоса зазывали гостей пройти через двор в комнаты, раздавался дикий хохот и визг – уже подвыпившие мужчины забавы ради пытались ущипнуть задницу или сорвать поцелуй. Затем следовали несколько часов приглушённого смеха, криков и стонов из комнат, снова сменяющихся звуком голосов и шагами через двор. Теперь, из-за выпивки или усталости, речь мужчин становилась невнятной, а хихиканье девушек – более натянутым, слышались прощальные шлепки и поцелуи. А потом, когда все женщины прощались со своим последними ночными посетителями, дверь общей спальни много раз открывалась и закрывалась, девушки и мальчики проскальзывали внутрь и, зевая, засыпали почти сразу же, как только ложились на соломенные тюфяки.
Наконец, на бордель опускался огромный мягкий покров тьмы, и пытка ожиданием заканчивалась до следующей ночи. Обычно Элена с облегчением вздыхала и, свернувшись калачиком, засыпала, кратко помолившись, чтобы Господь сберёг её сынишку и любимого Атена, и чтобы она поскорее их увидела. Завтра, пусть Атен придёт ко мне завтра, горячо шептала она.
Но этой ночью Элена не спала, она лежала среди удушающей духоты, слушая сопение, храпы и постанывания спящих, а время от времени где-то далеко, в городе лаяла собака. Финч так и не вернулся. Его маленькое, хрупкое личико стояло у неё перед глазами. Элену преследовал полный ужаса потерянный взгляд мальчика, брошенный на неё, когда она выходила из той комнаты, оставляя его с Хью и чудовищной кошкой.
Но не только мысли о Финче не давали ей уснуть. Люс тоже не было. Если она всё еще на посту, значит Хью до сих пор где-то здесь, в борделе. Может быть, сейчас он тоже лежит без сна, потягивая вино и пытаясь вспомнить, где он в последний раз видел ту шлюху, что повстречал в комнате.
Подобные мысли обычно изводят людей. Такие воспоминания приходят посреди ночи.
Пусть её волосы окрашены, но Хью мог запомнить лицо, выражение, жесты. А что если он уже ушёл и сейчас придёт сюда вместе с шерифом? Элена лежала неподвижно, живот сводило от ужаса. Несмотря на жару, она не осмеливалась раздеться. В одежде она чувствовала себя менее уязвимой, и если за ней придут, так будет проще убежать и спрятаться, или даже вырваться из их рук у самой двери.
Элена поймала себя на мысли, что планирует побег. Если они придут ночью, можно сбежать в подземелье – туда, где дикие звери. Наверняка никто из других девушек не знает, где вход, иначе она бы обязательно услышала сплетни о том изувеченном человеке в клетке. А если за ней придут днём, что тогда? Сумеет ли Матушка спрятать её, прежде чем они начнут поиски? Захочет ли её укрывать? Она ведь уже грозилась выдать беглянку, если та не начнёт отрабатывать своё содержание, а Элена понимала, что это вряд ли так.
Элена уловила какое-то движение во тьме. Медленно и бесшумно дверь в общую спальню отворилась. Элена поднялась и села, напряжённо замерев в темноте. Пожалуйста, пусть это будет Финч, молила она.
Невысокая фигура с фонарем походила на Финча, но это оказался не он. Фонарь держала Матушка, мягкий свет лился на спящих, большинство даже не шелохнулись. Когда жёлтое пятно от фонаря осветило Элену, сидящую на тюфяке, Матушка поманила её пальцем с длинным острым ногтем, в рубиновом кольце сверкнуло пламя.
Панический страх сковал горло Элены. Что это значит? Неужели Матушка собирается ее выдать? На трясущихся ногах она пробиралась между спящих женщин, а мысли убегали вперёд. Если она толкнёт Матушку, то сможет убежать, но куда? Матушка знала о подземелье. Единственная надежда – броситься бежать, как только она окажется за стенами борделя.
Элена спотыкаясь добралась до двери. Матушка схватила её за руку и потащила наружу.
– Ты дрожишь, дорогая, я чувствую. У тебя лихорадка? – Она подняла фонарь и подозрительно осмотрела лицо Элены.
Элена прищурилась от яркого света, испуганно оглядела двор.
– За мной пришли?
Матушка тихонько рассмеялась.
– Ах, вот оно что. Нет, не пришли... пока нет. Но мне нужна твоя помощь с Финчем. Сюда.
Она направилась к верхним комнатам, но Элена не решалась последовать за ней.
– Идём, дорогая. Если ты боишься столкнуться с мастером Хью, он уже давно ушёл.
Матушка сунула фонарь в руки Элены, пока та поднималась по лестнице, держась за натянутую сбоку верёвку. Хотя ступеньки, приспособленные к коротким шагам Матушки, были ниже обычных, подъём всё же оказался тяжёлым.
Люс не было видно. Матушка толчком открыла дверь в комнату. Она повесила фонарь на крюк внутри, и кивком головы велела Элене войти. Элена осторожно перешагнула порог, держась поближе к стене, ожидая, что дикая кошка бросится в любой момент, но рычания не последовало.
– Зверя благополучно отвели вниз, в клетку, – сказала Матушка.
В тусклом жёлтом свете фонаря трудно было что-либо отчётливо разглядеть, но Элена увидела, что матрас на кровати наполовину сдвинут, а на нём видны тёмные пятна, хотя она не могла сказать, что это.
– Хорошо, дорогая. Я отправила Тальбота за водой и тряпками. Приведи Финча в порядок и успокой. Ему лучше остаться здесь на ночь, и тебе тоже, за компанию. Я велела Тальботу прихватить немного вина с маковым соком. Заставь мальчика выпить, если получится, это поможет ему заснуть.
Матушка подняла угол матраса. Финч словно в крошечной пещере, образованной свисающим матрасом и боковиной кровати. Он прижал колени к подбородку и раскачивался взад и вперёд. Как только свет коснулся мальчика, он зажмурился и дрожащим голосом запел – зелен и синь, дили-ди, лаванды склон. Он повторял эту строчку снова и снова, будто молитву.
Элена подошла ближе и наклонилась. Но ребёнок так плотно сжал веки, что казалось, ни один луч света не способен проникнуть сквозь них. Мальчик сидел наполовину обнажённым. Длинное серое одеяние, похожее на крысиную шкурку, было разорвано, а под ним Элена увидела длинные лиловые рубцы, сочившиеся кровью и обнажавшие вздувшуюся плоть. Руки и ноги тоже покрывали рубцы, и хотя она не видела его спину, но догадывалась, что там то же самое.
Его избивали кнутом? Она внезапно поняла, что тёмные следы на матрасе – это кровавые пятна, кровь Финча. Возмущённая увиденным Элена резко выпрямилась и обернулась к Матушке.
– Вы обещали! Вы сказали, что он побьёт Финча совсем немного. И это, по-вашему, немного? Вы же знали, что он так сделает? Сколько он заплатил, чтобы поиздеваться над Финчем? Сколько, я спрашиваю?
Не раздумывая, что делает, Элена попыталась схватить Матушку и хорошенько встряхнуть, но крошечная женщина оказалась гораздо сильнее и проворнее. Она тут же вцепилась мёртвой хваткой в запястья Элены.
– Ты просто идиотка! Неужто ты думаешь, я этого хотела? Помимо всего прочего, мальчик теперь много недель не сможет работать, а мне придётся кормить и лечить его всё это время.
Пальцы Матушки больно впивались в руки, но Элена не успокаивалась.
– Вы только думаете только об этом – монеты, деньги, драгоценности? Он же просто ребёнок, весь изранен и напуган до полусмерти. Ему больно. И вы ничего к нему не испытываете?
– Да что ты знаешь о боли и страданиях? – рассердилась Матушка. Я видела больше ран и знала больше боли, чем любой солдат на поле боя. Ты ещё даже и не начинала понимать, как жестоко люди способны наносить удары, моя дорогая, и женщины тоже. Иногда они ещё хуже. Ты и в самом деле думаешь, если я буду сидеть рядом с ребёнком и рыдать – это ему поможет? И он справится с этим в следующий раз, и потом?
– Вы ведь больше не позволите Хью к нему приблизиться? Прошу вас, Матушка, на надо, – жалобно сказала Элена.
Карлица отпустила её руку и печально покачала головой, в свете свечей в лоснящихся чёрных волосах сверкнули украшенные драгоценными камнями шпильки.
– Неужто ты считаешь, дорогая, если я скажу этому человеку, что мне не нравится, как он обошёлся с мальчиком, это его остановит и он не станет повторять такого с кем-то ещё, с другим ребёнком, которого некому защищать?
– И вы называете это защитой? – Элена ещё потирала ушибленные запястья, но в резком тоне слышались вызов и ярость.
– Случись всё это вне нашего дома – возможно, он не ушёл бы, пока не убил мальчика, – она похлопала Элену по бедру и устало добавила: – Позаботься о Финче. В тебе есть материнские чувства, ты сумеешь его успокоить. – Матушка остановилась у двери. – Помни, что я тебе сказала, дорогая. Если удастся выжить – отомстить ты сможешь всегда. Поверь мне, сделавший это дорого заплатит, я обещаю. Заплатит.
Матушка ушла, в комнату тяжело ввалился Тальбот с миской горячего отвара чабреца и шалфея, тряпками, миндальным маслом и мёдом, чтобы смазать раны, а также с бутылкой вина. Увидав дюжего привратника, Финч глубже забился под матрас.
– Хочешь, чтобы я его вытащил? – проворчал Тальбот.
Элена раскинула руки, защищая мальчика.
– Нет, нет, оставь его мне. Он сам выйдет, когда сможет, – добавила она, больше для того, чтобы успокоить Финча, чем для Тальбота.
Привратник только фыркнул в ответ и, покачиваясь из стороны в сторону на искривлённых ногах, направился к двери.
– Если этому малявке понадобится что-то ещё, скажи мне, поняла? – хрипло сказал он. – Еда, эль, всё, что он захочет. Только попроси.
Элена, поражённая неожиданной мягкостью сурового стража, подняла взгляд.
– Ты добрый человек, Тальбот.
Тальбот оглянулся.
– Да уж, не всякому парнишке достаётся так, как этому. Я тебе прямо скажу – мне бы с тем ублюдком встретиться один на один в тёмном переулке, я бы ему живо объяснил, что такое страх. Он бы у меня начал визжать и звать свою мамашу быстрее, чем священник прочтёт "Отче наш". – Тальбот сжал огромные кулаки, как будто Хью уже стоял перед ним. – А к тому времени, как я с ним закончу, он про такие игры навсегда забудет. Когда-нибудь негодяй получит по заслугам, уж я об этом позабочусь.
Дверь за Тальботом захлопнулась, и Элена услышала, как на лестнице затихли тяжёлые шаги.
– Ну вот, Финч, все ушли, – ласково сказала она. – Вылезай, позволь мне обмыть раны и приложить что-нибудь для облегчения боли.
Но ребёнок не пошевелился. Элена пыталась снова и снова, уговаривала его, предлагая вино и обещая, что не причинит вреда, но он по-прежнему не двигался. Она отказалась от мысли вытащить его. Финч и без этого испытал достаточно насилия. В конце концов, Элена отошла в дальнюю часть комнаты и устало уселась, прислонившись к стене, в недоумении, что же делать дальше.
Что именно Хью сделал с мальчиком? Она достаточно долго пробыла в борделе, чтобы узнать, чего обычно хотят некоторые мужчины от маленьких мальчиков, но эти раны – как он нанёс их и что ещё сделал?
Из-под матраса снова послышалось тихое тоненькое пение.
Зелен и синь
Дили-ди
Лаванды склон.
Зелен и синь
Дили-ди
Лаванды склон.
Это был тонкий, необычно слабый голосок, не похожий на голос Финча или другого знакомого ей ребёнка, он больше напоминал мяуканье животного, попавшего в беду. Элена начала тихонько подпевать.
Тебя я люблю
Дили-ди,
В меня ты влюблен.
Помощь зови
Дили-ди,
Работа не ждет.
Кто сено гребет
Дили-ди,
Кто в гору идет.
Птицы поют
Дили-ди,
Ягнята шалят.
Наш здесь приют
Дили-ди,
В сене – мир и уют.
Внезапно ребёнок выскочил из-под матраса, пронёсся через всю комнату прямо к ней, он кричал и колотил её по груди маленькими кулачками. Атака была столь неожиданной, что Элена инстинктивно отвернулась к стене, пряча лицо, а мальчик тем временем в исступлении колотил и пинал её.
– Ты обещала, – кричал он. – Ты сказала, если я переоденусь в эту одежду, то всё будет хорошо. Ты сказала, что кошка не тронет меня, ты сказала... ты сказала, что она до меня не дотянется. Ты лгала, как и все остальные. Ненавижу тебя! Ненавижу!
Обессиленный, он опустился на пол и лежал, всхлипывая.
Элена помедлила, ожидая нового нападения, потом протянула руку, ласково погладила кудри Финча. Он вздрогнул и плотнее свернулся в клубок, отстраняясь от неё.
– Уйди. Оставь меня. Я тебя ненавижу.
Глаза Элены наполнились слезами.
– Я не знала, что он причинит тебе вред, клянусь, не знала. Мне жаль, очень жаль.
Но то, что сказал мальчик, звучало невероятно. Она не могла представить, чтобы дикая кошка послушалась незнакомого человека. И разумеется, никто, даже такой самонадеянный человек как Хью, не сделает такой глупости – не спустит с цепи опасного зверя, который легко мог наброситься и на него.
– Финч, я не понимаю. Он что, спустил кошку с цепи?
Мальчик, всё еще лежащий на полу, помотал головой.
Элена снова стала рассматривать свежие длинные порезы на его руках. Её не раз царапала полосатая кошка матери, когда она играла с ней ещё ребёнком, и она узнавала эти параллельные царапины, хотя раны на теле мальчика выглядели гораздо страшнее. Плоть разорвана, но это только порезы, хотя и довольно глубокие. Такое большое животное вполне могло оторвать ему руку, а не просто поцарапать кожу. И лицо Финча осталось невредимым.
Она опять протянула руку и вновь погладила маленькую голову.
– Финч, пожалуйста, скажи мне, что он сделал. Ты говоришь, он не спускал дикую кошку с цепи, тогда как же он тебя ранил?
Он поднял голову и пристально взглянул на Элену. Лицо мальчика покрылось пятнами от слёз, из носа текло, он прерывисто всхлипывал.
– Тот человек, он и был котом... снял рубашку и повязал на талии шкуру. Он что-то бормотал. "Ты почувствуешь силу", снова и снова. И глаза у него стали странными... словно он смотрел на что-то, чего здесь не было. А потом... он начал меняться, превращаться в зверя, только не в обычного, как эти, – Финч указал на картины на стенах. – Он стал... стал котолаком [29]29
Котолак. В Средние Века верили, что люди способны превращаться в зверей-оборотней, наполовину людей, наполовину животных – волков, котов, лис, крокодилов и тигров. Оборотни бывали двух типов – вынужденные и обращавшиеся сознательно. Если человек жил в грехе или был проклят, он мог обратиться в таких животных. Но люди также могли и сами делать такой выбор. Для этого существовало много способов – мази и заклинания, вызывание демонов, использование мандрагор. Можно было выпить воды из следа животного, которым хочешь стать, или носить его шкуру на талии, как пояс. Таким образом человек обретал силу стать наполовину зверем, свирепым и жаждущим убивать.
[Закрыть]. Он мог стоять на ногах, как человек, но это был не человек, а огромный кот с острыми длинными когтями. И он не был прикован цепью и набросился на меня. Его руки были покрыты густой шерстью, а глаза – глубокие и безумные, как у демона. Он... поймал меня, и я не мог вырваться. Не мог вырваться... – Финч застонал, содрогаясь от ужаса.
Элена, дрожащая, как и мальчик, привлекла его к себе, укрыла руками, прижимая маленькое лицо к своему плечу. Он не сопротивлялся, но вцепился в неё, дрожа и всхлипывая. Они долго сидели вместе, пока дыхание ребёнка наконец не стало ровным.
В конце концов, Финч позволил ей промыть раны, вздрагивая от боли, когда тряпка касалась порезов, но не издал при этом ни звука. Элена втёрла в порезы миндальное масло с мёдом, чтобы боль утихла и раны поскорее зажили, а потом уговорила мальчика выпить вина с маковым сиропом. Она стащила матрас с кровати, перенесла в дальний угол, оба устроились там, и Элена обняла ребёнка всем телом, крепко прижимая к себе, защищая и успокаивая. Она чувствовала, что вино и маковый сироп действуют и мальчик постепенно расслабляется. Когда она уже решила, что мальчик уснул, он пробормотал:
– Котолак спрашивал про тебя.
Элена отпрянула, словно от удара.
– Что... что он спрашивал? – спросила она, стараясь не показывать страха в голосе.
– Твоё имя, – сонно пробормотал Финч. – Я сказал – Холли. Мне пришлось сказать ему, он заставил.
Мальчик снова задрожал, и Элена погладила его по голове.
– Конечно же, тебе пришлось, это ничего. Но он говорил что-нибудь ещё? Про меня?
Она почувствовала, как ребёнок обмяк в её руках, но ей хотелось, чтобы он не засыпал и ответил.
– Подумай Финч, я знаю, тебе нелегко, но пожалуйста, это очень важно. Что ещё он про меня говорил?
Финч долго молчал, и Элена уже решила, что он спит, когда он, наконец, пробормотал:
– Сказал, что в следующий раз... он возьмёт тебя.
Третий день после новолуния, сентябрь 1211 года
Ноготки.
Их также называют выскочкой-наездником, золотым цветом или солнцеворотом, ибо их цветы преданно следуют за солнцем. По этой причине девушки вплетают их в свадебные венки, чтобы мужья хранили им верность. Если девушка хочет, чтобы возлюбленный был ей верен, ей следует собрать землю из его следа, насыпать ее в горшок и посеять ноготки.
Цветы используют в поссетах и пудингах. Цветочные головки, растертые на пчелином укусе, облегчают боль. Настоянные на вине семена излечивают и защищают от болотной лихорадки и подобных хворей. А смешанные со свиным салом и живицей, снимают сердечные боли, если втереть в грудь.
Если смертный посмотрит на цветок на заре, это на весь день защитит его от недугов, а если понюхает, то это отгонит всякое зло. Съеденные перед другой пищей, цветы исцелят меланхолию и утешат печали.
Смертные считают ноготки символом жестокой любви и страданий. Но смертным необходимы страдания, как рыбам вода. Ибо смертным недостаточно тех страданий, что причиняют им другие, они причиняют их себе сами.
Травник Мандрагоры