Текст книги "Проклятие виселицы (ЛП)"

Автор книги: Карен Мейтленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Ночь полнолуния, август 1211 года

Розы.

Если смертному приснится красная роза, он получит любовь, к коей стремится его сердце, но если ему приснится белая роза, это дурной знак, несущий только печали в любви. Если девушка хочет вернуть неверного возлюбленного, она должна срезать три розы в канун Иванова дня. Первую ей нужно закопать под тисовым деревом, вторую – в свежей могиле, а третью положить под голову во время сна. Через три ночи ей следует сжечь эту розу, пока от нее не останется лишь пепел. Ее возлюбленного будут мучить мысли о ней, и он не будет знать покоя, пока к ней не вернется.

Если девушка желает найти свою настоящую любовь, в Иванов день она должна срезать бутон розы и спрятать его до Рождества, а тогда, если он по-прежнему яркий и ароматный, носить его с собой, и бутон вырвет из ее рук ее суженый. Но если бутон скукожится и побуреет, ей следует опасаться за свою жизнь, ибо это дурное предзнаменование.

Белые розы – знак молчания, ибо Купидон дал священную розу Гарпократу, богу молчания, чтобы он не открыл любовные тайны Венеры, матери Купидона. А потому люди благородного сословия вырезают или рисуют розу на потолке над обеденным столом или вешают белую розу на потолочную балку, когда проводят встречу, в знак того, что ни одно слово не должно покинуть это место.

Смертные говорят "под розой", когда хотят сохранить разговор в тайне. Но остерегайтесь, смертные! Мы, мандрагоры, всё видим и всё откроем, когда придет время, ибо роза не имеет силы закрыть нам уши или рты. В конце дней мы сломаем молчание богов и смертных, ибо разве не рождены мы в крике?

Травник Мандрагоры

Вызов

– Пора, – сказала Мадрон.

Её молочно-белые глаза обращались в сторону Гиты, как будто старуха могла видеть дочь в темноте, читая все её мысли.

Гита ворочалась в жёсткой постели из папоротника, пытаясь не обращать на мать внимания. Как только дело сделано, им надо двигаться вперёд, а Гите было так хорошо здесь. Ей совсем не хотелось тащиться в город. Она его ненавидела. Люди там глядят с подозрением, словно ты собираешься их обокрасть – если, конечно, не пытаются ограбить сами. Дышать там нечем, а люди кричат и толкаются. Из-за глупого гомона их голосов не слыхать ничего, даже собственных мыслей.

– Вынеси меня наружу, – голос Мадрон звучал жалобней, чем обычно.

Гита со вздохом поднялась на ноги. Стояла тёплая ночь, и ей не понадобилось накидывать шаль поверх грубого поношенного платья. Она склонилась над матерью, и старуха обхватила руками её шею. Гита подхватила её на руки и, низко склонившись, вынесла из хижины. Мадрон была легкой, словно мешок с рыбными костями, но её худая рука держала шею Гиты хваткой такой же крепкой, как зимний лед. Гита осторожно поместила ее в центр поляны. Старуха подняла голову и повернула лицо к яркой луне, будто чувствовала её холодный свет.

Она ущипнула Гиту за руку.

– Принеси мне кости и терновый прутик.

Гита вернулась в хижину, принесла всё это и положила на колени матери. Теперь потребуется более сильная магия, чем яблоко с колючками, потому что у них не было принадлежащих ему вещей, которые они могли бы использовать против него.

Воздух в лесу был неподвижным и тяжелым. Из-за листвы деревья казались лохматыми. Они окружали поляну, как огромные немые тролли, молча наблюдая за мерцающими в вышине звездами: Медведица и Лебедь, огромный изогнутый мост звезд, по которому уходят души мертвых. Джерард когда-то говорил, что нужно называть его Млечный Путь, но теперь он, должно быть, узнал настоящее имя, ведь его душа идёт сейчас тем путём. Гита это видела.

Мадрон сидела на корточках на поляне. Распущенные волосы отливали серебром в лунном свете, кожа – жемчугом. Терновым прутом она обвела себя кругом на покрытой ковром из листьев земле. Затем сделала на круге четыре пометки. Посторонний мог бы не разобрать грубо начертанные символы, но Гита хорошо их знала, ведь мать научила её этим символам еще в младенчестве: змей обозначал землю, рыба – воду, птица – воздух, а саламандра – огонь. Лунный свет разливался по очерченным линиям на земле, наполняя их серебром. Мадрон этого не видела, но Гита знала, что мать могла чувствовать их так же хорошо, как и руками.

Мадрон пошарила в сумке и вытащила тонкую косточку, длиной не больше женской ладони. Она поместила её перед собой, потом вынула из рукава маленький пучок трав, связанный алой нитью, – барвинок, заячья капуста, вербена, аконит и смертоносная беладонна. Мадрон положила пучок поверх косточки, так что получился наклонный крест. Наконец она обратила незрячие глаза на Гиту, протягивая ей руку.

– Подойди, нужно встать внутри круга, иначе ты не в безопасности.

Гита осторожно перешагнула через начертанные на лесной земле знаки, стараясь не нарушить круг. Затем присела за спиной матери в ожидании.

Старуха запрокинула лицо к луне. Она начала бормотать древние, давно забытые миром слова, которым женщины обучали своих дочерей с тех пор как летает сова, а волк охотится. По коже Гиты побежали мурашки.

Бормотание Мадрон стихло, и в залитую лунным светом рощу вернулась тишина, твердая и прозрачная, словно стекло. Облако заслонило луну, погружая поляну во тьму. Лес затаил дыхание.

Земля вокруг них задрожала, затряслась, словно по ней мчалась тысяча лошадей. Когда облако вновь обнажило луну, Гита увидела нечто, поднимающееся перед ними, у самой границы круга. Из-под земли появилось облачко тумана, выталкивая вокруг себя землю, как первый росток травы. Потом столб тумана вырвался из чёрной земли с тонким воплем, похожим на крик новорожденного. Столб вращался, кружил, и по лесу шёл низкий стон, словно по веткам блуждал ледяной зимний ветер, но деревья не шевелились. Стон перерос в вопль, который становился все выше и выше, пока тьма не завибрировала болью. Затем вопль внезапно оборвался. Перед ними стоял голый младенец, настолько худой, что ребра торчали как шпангоуты разбившегося судна. Губы ввалились, обнажая беззубые десны, а пустые глазницы чернели тёмным огнем. Мадрон обратила к дочери незрячие глаза.

– Он пришел? Ты его видишь?

Гита не могла отвести взгляд от стоящего перед ней крошечного тельца.

– Он здесь, Мадрон, младенец здесь, – прошептала она.

Старуха подняла сложенные вместе кость и пучок трав и направила на стоящую фигуру.

– Дух, я приказываю тебе привести Хью из Роксхема. Приведи его к нам.

Тельце бросилось к ней, скрюченные пальцы левой руки напрасно царапали воздух, будто ребёнок пытался что-то схватить. Правая нога отсутствовала.

– Приказываю тебе, – повторила Мадрон. – Приведи Хью из Роксхема. Ты должен доставить его сюда. Ты должен его привести!

Существо сделало ещё шаг к ней, подбираясь к протянутой кости, но отпрянуло, словно обожглось, как будто воздух внутри круга горел.

– Дай мне, дай мне! Это моё. Моё!

Мадрон подняла голову, повторяя слова в третий раз.

– Приказываю тебе костью твоего тела, приведи нам Хью из Роксхема. Ступай, иди сейчас же. Ка![24]24
  Ка – крик подтверждения, означающий «да будет так». Традиционно использовался в Норфолке и Суффолке, чтобы завершить заклинание.


[Закрыть]

Как только она произнесла последнее слово, тельце задрожало и упало наземь. На мгновение Гита решила, что оно собирается скрыться обратно в землю. Но на её глазах пепельно-восковая кожа младенца начала покрываться волдырями, как будто из неё вылезали личинки, покрывая тело от черепа до ступней. На коже проступили мягкие белые перья. Младенец поднял голову, и в тёмных пустых глазницах блеснули две черные жемчужины. Пара длинных крыльев развернулись по бокам, захлопала, бледное существо безмолвно взмыло в воздух. Над ними пронеслась амбарная сова, на мгновение заслонив раскинутыми крыльями луну, потом развернулась и поплыла прочь над тёмной кущей деревьев.

Опустошенная Мадрон откинулась назад, обернулась к Гите.

– Готово. Отнеси меня обратно в хижину. Ты знаешь что делать, когда он придет.

Гита наклонилась чтобы поднять мать.

– Ты уверена, что он придет, Мадрон?

– Он придёт. Рано или поздно его потянет к нам.

Гита уложила мать в хижине, вернулась, прошла под деревьями, посеребренными лунным светом. Она достала из-под сорочки спрятанное на груди сморщенное яблоко и вытащила еще один шип. Может, это впустую? Должна ли она терпеливо ждать, пока подействуют чары Мадрон? Шестое чувство подсказывало Гите, что нужен ещё один маленький трюк с яблоком. Что-то от неё самой. Она бережно положила шип на угли вечернего костра. Крошечный огонёк пламени вспыхнул и заплясал во тьме, и по спине Гиты пробежала дрожь наслаждения. Она наблюдала, как он горит – она любила смотреть, как они горят.

***

Зевая и пытаясь расправить ноющие плечи, Рауль плёлся через внутренний двор к лестнице, ведущей в Большой зал. Свет факелов, закреплённых на стенах, мерцал и поблёскивал на неровном булыжнике, так что и не поймёшь, куда ступить. Господи, как он устал и измучился! Зад весь в синяках, плечи болят после целого дня в седле. Рауль ещё и проголодался, однако не был уверен, что не заснет, прежде чем успеет поесть.

Услыхав топот ног по ступенькам, он поднял голову – как раз вовремя, чтобы увидеть спускающегося вниз Осборна. Рауль мысленно застонал. Он знал, что обязан повидать Осборна этой ночью, чтобы вручить послание, но надеялся выпить хоть кубок-другой вина прежде, чем придётся вести разговор. От дорожной пыли горло пересохло как старая кожа.

Осборн столкнулся в ним на нижних ступенях.

– Ну, и как поживает король?

Рауль потёр пересохшее горло.

– В добром здравии. Его величество выглядит вдвое моложе своих лет, и настолько же энергичнее. В дурном настроении... – Рауля передёрнуло от воспоминаний.

О королевских вспышках ярости ходили легенды, и Рауль в полной мере ощутил немилость Иоанна, когда пришлось признаться, что до сих пор не удалось установить личность ни одного из пособников врагов Англии. И ему ни за что не хотелось бы повторить этот опыт. Король чуть умерил гнев, лишь когда его самая последняя любовница, милая и добросердечная девушка, жеманно улыбаясь Раулю, напомнила его величеству, что "Святой Катарине" не удалось высадить своих пассажиров на берег исключительно благодаря храбрости и преданности Рауля.

Это произошло совершенно без его участия. Рауль даже не слышал об этом корабле и его французском грузе, пока не вернулся ко двору, так что он понятия не имел, кто предупредил людей короля, однако противоречить слухам не собирался. И только это спасло его голову от полной меры королевского гнева. Рауль вздохнул. Он не годился для этой работы – шнырять повсюду, разоблачать шпионов и предателей. Всё, чего он желал – достичь достойного положения при дворе, а единственное, что ему хотелось разоблачать – грудь какой-нибудь привлекательной юной девушки вроде этой любовницы короля, чье тело просто молило о насилии.

Осборн выдернул его из мечтаний.

– Давай же, приятель, расскажи, что сказал король?

Рауль извлёк из сумы свиток пергамента, скреплённый тяжёлой восковой печатью.

– Его величество поручил передать тебе это, но мне известно, о чём там говорится – такие сообщения разосланы по всей Англии. Иоанн созывает на совет преданных ему лордов. Он намеревается выработать планы на случай, если Филипп попытается высадиться на берег. Вам с братом и другим испытанным в боях военачальникам велено присутствовать. Король ждёт вас к себе в трёхдневный срок.

– Чёрт возьми! – Осборн яростно сжал кулаки.

Но должно быть, он увидел испуг на лице Рауля, поскольку тут же добавил:

– Разумеется, я сочту за честь послужить королю в таком деле. Но я только сегодня кое-что узнал и надеялся лично принять в этом участие.

Осборн на мгновение прикусил губу, потом его лицо прояснилось.

– Иоанн не приказывал тебе явиться?

Рауль попытался скрыть дрожь. Он не спешил показываться на глаза королю в его нынешнем настроении.

– В отличие от тебя, я никогда не участвовал в битвах. Его величеству от меня было бы мало толку.

– Значит, вместо этого ты можешь оказать мне услугу.

Осборн окинул взглядом темнеющий двор. В канделябрах ещё горело совсем немного свечей – большинство обитателей поместья уже отошли ко сну. Однако он всё равно оттащил Рауля от лестницы в угол двора, подальше от всех дверей или окон.

– Сегодня вечером я получил весть от шерифа из Норвича. Один из его людей слышал, будто после того, как моя беглая крестьянка удрала отсюда, её отвезли на лодке в Норвич, и она до сих пор где-то в городе. Я хочу, чтобы завтра ты первым делом отправился туда, может, удастся её отыскать.

При мысли об ещё одном дне в седле, каждая ноющая мышца и каждая кость в теле Рауля протестующе вопила.

– Милорд, неужто шериф не может приказать своим людям найти её?

– Этот тип – ленивый никчёмный болван, который только и думает, как наполнить свой кошелёк. Он говорит, рыжих девчонок в Норвиче полно, как птичьего дерьма, а людей, чтобы стучаться в каждую дверь в городе, у него не хватит. Так что придётся тебе этим заняться. Я бы отправился сам, но король...

– Но я в глаза не видел этой девчонки, – возмутился Рауль. – Как я найду её, если даже люди шерифа не могут?

– Человек, который принёс мне весть, сказал, что слышал разговор в таверне. Он назвал её "Адам и Ева". В то местечко частенько заходят все пройдохи, жулики и воры Норвича – ну, так он сказал. Найми там жильё. Выпей с ними. Заигрывай с местными шлюхами. Покупай завсегдатаям их мерзкое пойло, чтобы залили свои чёртовы глотки и болтали свободнее. Мне всё равно, что ты станешь делать, просто найди ту девчонку. Я не позволю крестьянам в этом поместье считать, что можно меня оскорбить и остаться в живых.

Лицо Рауля слегка прояснилось. Что ж, пить и таскаться со шлюхами – это он неплохо умеет. В конце концов, две недели в Норвиче могут оказаться совсем не плохими. А если он не сумеет найти ту девчонку – всегда можно сказать Осборну, будто видели, как она удрала из города на телеге или в лодке.

Взбираясь по ступеням в свою кровать, Рауль всё ещё улыбался. Он представлял стройное, гибкое тело любовницы короля, такой восхитительно юной и беспомощной. Да, он заслуживает небольшой передышки, и если в Норвиче девки хоть вполовину соблазнительны, как та королевская шлюха, подобная работа уж точно доставит ему удовольствие.

Первый день после полнолуния, август 1211 года

Лиса.

Некоторые смертные ведут свой род от лисиц, и если кто-то в семье при смерти, множество лис собирается вокруг дома. Укушенный лисой смертный проживет только семь лет.

Тот, кто хочет обрести мужество, должен носить лисий язык, он наделит храбростью. Тот, кто хочет излечить опухшую ногу, должен носить лисий зуб.

Промытая в вине и высушенная лисья печень облегчит кашель. Если в смертного вонзился шип, нужно на ночь приложить к занозе лисий язык, и тогда на заре заноза выйдет.

Настойка пепла лисицы на вине исцеляет смертных от печеночных колик. Купание в воде, где сварили лису, облегчает подагру, а если лысый протрет плешь лисьим жиром, у него снова отрастут волосы.

Ведьмы могут принимать обличье лис, и часто во время охоты лиса вдруг исчезает, и охотник обнаруживает на ее месте лишь старуху.

Ибо хотя ее плоть исцеляет, смертным следует опасаться лису, ведь она – символ дьявола, и ежели лиса перебежит дорогу, это дурное предзнаменование, за ним последует беда.

Травник Мандрагоры

Клетка

За огромным деревянным столом, вытащенным на середину внутреннего двора поместья, маленький тощий писец Осборна походил на беспомощного неоперившегося птенца. Болезненно-бледный человечек нервно передвигал книги счетов и пергаменты с одного конца стола на другой, потом начинал подсчитывать свеженаточенные перья в своём горшке, как будто точное количество имело жизненно важное значение.

Осборн раздражённо постучал по столу рукоятью кнута, чтобы привлечь внимание писца.

– Я хочу, чтобы чтобы вся арендная плата была выплачена сегодня, полностью и без отговорок. Те, кто не может платить, в тот же день покинут дома или мастерские. Это же касается и земельных наделов – кто не может заплатить ренту за землю, тот её лишается.

Писец открыл было рот, чтобы возразить, но при виде угрожающе сдвинутых бровей Осборна хорошенько подумал и энергично закивал в знак того, что и не собирался возражать. Раф тоже молчал. Несколькими неделями ранее он пытался спорить, но понял, что от этого Осборн действует ещё более беспощадно. Так что лучше молчать, игнорируя его приказы. Некоторые просрочки платежей удалось бы скрыть, если бы можно было надеяться, что этот мелкий писака станет держать рот на замке и не настучит своему хозяину. Но Раф был уверен – писца удастся уговорить, когда Осборн отправится в путь.

Осборн обернулся к Рафу – словно прочёл его мысли.

– Не забудь послать людей пройти по деревне, напомнить всем, что сегодня Ламмас [25]25
  Ламмас, или Лугнасад – летний праздник урожая, кельтское языческое празднование начала осени. Название переводится как «сборище Луга» или «свадьба Луга». По легенде, его установил бог Луг в честь своей приёмной матери, богини Тайльтиу, после её смерти. Отмечается 1 августа.


[Закрыть].

– Сомневаюсь, что в деревне найдётся хоть новорожденный младенец, не знающий, какой сегодня день. Все деревенские считают дни до того, как смогут вывести свой скот на луга, на общие пастбища – от многих животных уже остались кожа да кости, а трава так вытоптана, что и пасти негде.

– Значит, им следует научиться заготавливать корм скотине, – сказал Осборн. – Но проследи, чтобы рвение выводить скот на пастбище не заслоняло для них главного долга – мне. Этим утром мы с братом отправляемся с визитом по воле короля, а ты в моё отсутствие обеспечишь, чтобы собрали всё, до последнего пенни. За все потери я спрошу с тебя. Так что тебе лучше проследить, чтобы каждый явился с тем, что должен, а если кто слишком болен или слаб,чтобы явиться лично – надеюсь, ты пройдёшь по их домам и принесёшь плату.

Осборн рассматривал Рафа, пытаясь разглядеть хоть искру возмущения, но тот постарался остаться невозмутимым.

– Ты слышал, что я сказал, мастер Рафаэль?

Раф позволил себе выдержать вызывающую паузу, потом спокойно ответил:

– Да, милорд, я вас слышал.

Хлыст дрогнул в руке Осборна. Раф понял предупреждение, но в отличие от писаря, не отступил. Он был рад, что леди Анна отправилась с визитом к заболевшей кузине, иначе она непременно попыталась бы выступить в защиту крестьян, а Осборн ещё не забыл, как она бросила ему вызов в деле Элены и Атена. Ей нельзя больше его злить.

Осборн ещё раз злобно взглянул на Рафа, потом проревел привратнику:

– Хватит таращиться как идиот, бездельник. Пошевеливайся, открывай ворота.

Уолтер, уже целый час стоявший наготове, положив руку на засов в ожидании приказа своего господина, бросился действовать – поднял из скобок огромную балку и широко распахнул ворота.

Если Осборн надеялся увидеть толпу селян, жаждущих уплатить подать – его ждало жестокое разочарование. Пара стариков проковыляла к столу и ужасающе медленно принялась рыться в потрёпанных кошельках и отсчитывать пенни корявыми опухшими руками. Осборн с нарастающим раздражением наблюдал, как его писарь так же неспешно пересчитывает стариковские гроши, боясь ошибиться на глазах хозяина. Наконец, Осборн развернулся и зашагал обратно, к лестнице, ведущей в Большой зал. Взбираясь наверх, он хлестал по каждой ступеньке кнутом.

Хотя селяне, очевидно, отсутствовали, во дворе хватало суеты. Люди Осборна и слуги носились туда-сюда, таскали маленькие дорожные сундуки, готовили к поездке любимых соколов Осборна и собак Хью – ведь кто знает, как долго король продержит лордов при дворе?

Раф нехотя двинулся к Большому залу. Одна их его многих обязанностей – проверить, что ничего не забыто, и подстегнуть медлительных или неловких слуг. Теперь, когда в поместье находились братья, он всё сильнее ненавидел эту работу. Ему с трудом удалось скрыть радость от вести, что Осборн и Хью уезжают. Раф молился, чтобы король продержал их при себе хотя бы несколько недель, а то и месяцев, но, пожалуй, это было бы слишком большой удачей.

Раф остановился, увидев возле лестницы незнакомого парня, выделяющегося среди мальчишек из поместья.

– Эй ты, поди-ка сюда, – приказал Раф.

Парнишка обернулся, послушно сделал несколько шагов. Он был босой, одет в заплесневелые кожаные штаны и странную шапку из кожи угря, сидевшую на голове так плотно, что походила на чёрную лысину.

– Болотный житель? – спросил Раф. – И чего тебе тут надо?

– Пришёл повидать её светлость.

– Леди Анну? А с чего ты взял, что можешь просто явиться сюда и надеяться, что знатная леди тебя примет?

Мальчишка насупился, выпятив нижнюю губу.

– Я не сам пришёл, – сказал он. – Я принёс ей сообщение.

Раф схватил парня за руку и затащил в тень под высоким фундаментом.

– Ну, и кто тебя прислал? И что за сообщение?

Мальчишка упрямо вздёрнул подбородок.

– Он сказал, никому не говорить, окромя неё.

– Леди Анна уехала из поместья навестить больную кузину. Не вернётся дня три-четыре. – Раф быстро оглянулся на Большой зал. – Слушай меня, парень. Тут главный – лорд Осборн, он человек опасный и с леди Анной не в ладах. Если узнает, что она от него что-то скрывает – ей не жить. А теперь говори, что тебе поручили ей передать, я постараюсь, чтобы она узнала об этом, как только вернётся.

На лице мальчика отразилась тревога. Он переводил взгляд с Рафа на лестницу и обратно, явно прикидывая, кому доверять.

– Тогда будет уже слишком поздно. Он сказал, что должен получить от неё ответ сегодня ночью.

– Кто, парень, кто тебе это сказал? – спросил Раф.

Мальчик склонил голову на бок, как ворон, и хитро поглядел на Рафа.

– Он сказал, она даст мне серебряный пенни за это послание.

Раф схватил куртку парня и хорошенько его встряхнул.

– Если сейчас же не скажешь, я дам тебе подзатыльник, и это ещё пустяк по сравнению с тем, что с тобой сделает лорд Осборн, если увидит. Он с тебя шкуру до костей сдерёт, чтобы узнать правду.

Глаза мальчика округлились от испуга. Он попытался выдернуть из хватки Рафа руку, но не особенно успешно.

– Я скажу тебе, хозяин.

Он окинул взглядом двор, боясь, что их подслушивают.

– Там, на болотах, прячется человек. Говорит, ему нужно попасть на корабль во Францию, пока его не обнаружили. И ему сказали, что леди Анна поможет.

– Что за человек?

– Он не называл своё имя. – Выражение лица мальчика внезапно изменилось. – Чуть не забыл, – добавил он, – я должен отдать ей вот это.

Он пошарил под курткой и вложил что-то в руку Рафа. Это оказался маленький знак в форме колеса, символ святой Катарины. Сердце Рафа забилось сильнее. Может, этот человек на болоте и есть французский шпион? Спасся ли хоть кто-то из них при пожаре? Но откуда он знает Леди Анну и почему так уверен, что она станет ему помогать? Ведь и её муж, и сын воевали за Англию. Нет, она не предаст свою страну ради французов, только не она, Раф готов был поклясться в этом собственной жизнью. Тогда как же она во всём этом замешана?

Мальчишка протянул руку, напуганный, но твёрдо решивший получить обещанный пенни.

Раф выудил монетку из маленького кожаного кошелька на поясе. Глаза мальчика радостно сверкнули при виде серебряного пенни.

– Ты приплыл на лодке?

– В коракле [26]26
  Коракл – небольшая традиционная лодка, используемая в основном на реках Уэльса, в западной и юго-западной Англии, Ирландии и Шотландии. Слово «коракл» происходит от валлийского cwrwgl, родственно ирландскому и гэльскому curach, и регистрируется в английском языке с XVI века. По форме коракл напоминает половинку скорлупы грецкого ореха. Несущая конструкция – каркас из ивовых прутьев, переплетённых между собой и скреплённых жгутами из ивовой коры. Изначально каркас обтягивался шкурой или кожей животных, например, бычьей или лошадиной, которая покрывалась небольшим слоем смолы для большей водонепроницаемости.


[Закрыть], – ответил мальчик, не отводя глаз от монетки.

Раф закусил губу. Коракл парня не выдержит двоих, тем более когда один таких габаритов, как Раф.

– Есть одно место вверх по реке, где ее делит надвое островок. Знаешь, где это?

Мальчишка кивнул.

– Если встретишь меня там, у займища, на закате – этот серебряный пенни твой. Жди на дальней стороне острова, там кусты скроют тебя от дороги. Если проведёшь меня к тому человеку и обратно – получишь ещё один пенни.

Мальчик неохотно кивнул, провожая жадным взглядом скрывшуюся в кошельке Рафа монетку. Раф видел, что он разочарован и колеблется.

Станет ли он ждать? Мальчишке трудно набраться терпения на несколько часов. Вполне возможно, что он устанет и уйдёт, несмотря на обещанные деньги. С другой стороны, если дать ему пенни сейчас, мальчик может просто исчезнуть.

– Оставайся здесь, – приказал Раф.

Раф поспешил к кухне. К счастью, все там были слишком заняты, мешая что-то в котлах и изнывая от жара, так что никто не обратил на него внимания. Он схватил немного хлеба, лука и пару жирных бараньих котлет, поспешно завернул в кусок мешковины и вернулся к мальчику.

Раф сунул ему свёрток.

– Это чтобы ты не голодал, пока будешь ждать.

Мальчик заглянул в свёрток, и его рот широко растянулся в улыбке.

– Спасибо, хозяин!

И он всё ещё улыбался, выбегая за ворота.

***

Утро почти закончилось, а Элена всё сидела на покрытой дёрном садовой скамье. Она один за другим обрывала лепестки чабреца и душицы, стараясь надышаться их запахом, но аромат исчезал, едва она успевала его ощутить. Как будто пытаешься удержать в горсти туман. Элена знала – пора возвращаться, заканчивать уборку комнат. И не могла. К горлу подступали запахи пота и липких пятен, картины происходящего за этими перегородками душили Элену, приходилось выбегать из дома, и её тошнило в углу двора. Она не сможет лежать в тех стойлах. Она не станет там лежать, не может позволить взбираться на неё, касаться влажными губами её губ, трогать тело. Каждое утро, едва через ставни проглядывало солнце, её первая мысль была – вдруг это случится сегодня? Не сегодня, молю тебя, Пресвятая Дева, не дай им заставить меня делать это сегодня.

Все последние ночи после визита Рафа Элена почти не спала – стоило только закрыть глаза, и в её голове начинали роиться картинки. Атен в объятьях другой, мужчины, лапающие её тело, Осборн, шагающий к ней с петлёй в руках. Она снова и снова слышала барабанный бой слов: год и ещё один день, год и ещё один день!

Элена судорожно вздохнула и сорвала с сидения ещё одну травинку.

– Тебя обидел мужчина, – прошептал чей-то голос.

Она подпрыгнула от неожиданности. Сзади к ней подкрался Финч, да так, что она даже не заметила. Она покачала головой – горло сжимала судорога. Финч выдернул несколько острых травинок.

– Мальчиков они иногда обижают.

– И тебя? Они тебя обижают?

Жалость Элены к себе тут же растворилась в беспокойстве о нём.

Финч не ответил, продолжая рвать травинки. Потом поднял взгляд.

– Я могу показать тебе тот секрет.

Она попыталась улыбнуться.

– Не сейчас. Может, в другой раз.

Мальчик осторожно коснулся грязным пальцем её руки.

– Пожалуйста. Тогда ты не будешь грустить.

Элена уже была готова отказаться, но видела мольбу в его ярко-голубых глазах. А она слишком устала, чтобы придумывать причину отказа. Кроме того, это хоть немного отодвинет её возвращение к уборке. И она позволила малышу потащить себя – как ломовая лошадь позволяет вести себя слабому человеку.

Финч направился через двор, к комнатам, где мальчики развлекали клиентов. Элена вздрогнула, входя туда, и постаралась отводить глаза от отсеков. но комната пустовала – ещё слишком рано для клиентов. Финч остановился у одного из отсеков, отодвинул покрытую соломой лежанку и вытащил палочку. Сначала Элена решила, что это и есть его тайный клад, хотя что бы мальчик ни выдумал, в ней не было ничего особенного для игры. Но Финч двинулся дальше.

– Идём, подгонял он Элену. – Это там.

Она покорно последовала за его взъерошенной светлой головой до конца комнаты, к большой деревянной подпорке у стены. Финч подвёл её к нише за опорой. Элена уже убирала эту комнату раньше, но никогда не замечала, что там есть низенькая дверца, которую не видно из комнаты.

Мальчик оглянулся, проверяя, что они одни. Потом провёл пальцами по двери, нащупывая маленькое отверстие сбоку. Теперь Элена поняла, зачем понадобилась палка – Финч сунул её в щель, и с другой стороны звякнула упавшая щеколда. Дверь приоткрылась, мальчик скользнул внутрь и потащил за собой Элену – она едва успела пригнуться, чтобы не удариться головой о низкий дверной проём.

Она оказалась наверху широкой винтовой лестницы, уходящей вниз. Оттуда неслась ужасная вонь, от которой глаза начинали гореть и слезиться – запахи дерьма, мочи, гниющего мяса и ещё чего-то непонятного. На полпути вниз, на стене горел единственный факел.

– Идём, – прошептал Финч.

Он увидел, что Элена колеблется, и взял её за руку.

– Не бойся. Я за тобой присмотрю.

Элене ужасно хотелось бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше, но она решила – если маленький мальчик не боится спускаться по этой лестнице, значит, там, внизу, нет ничего страшного. Опираясь рукой о стену, чтобы не упасть, Элена спускалась вниз. На шершавом камне каплями оседала сырость. Они прошли вниз мимо горящего факела, и она наконец ощутила под ногами твёрдую землю. Они оказались в длинном и узком пространстве, которое изгибаясь вело куда-то влево. Огонь факела на лестнице едва освещал первые несколько ярдов. Выложенный плитами пол немного наклонялся в направлении ямы возле лестницы, такой большой, что туда вполне мог провалиться человек. Вода со стен, собираясь в маленькие ручейки, сбегала вниз, громкий звук капель эхом отдавался в глубине чёрной пасти.

Но внимание Элены привлёк не шум капель. Она услышала за поворотом стены какое-то движение, словно кто-то шуршал соломой.

– Там кто-то есть? – прошептала она Финчу.

В ответ где-то впереди раздалось низкое, гортанное рычание. Элена бросилась назад, но Финч оказался проворнее. Он промчался мимо неё вверх по ступенькам, и на мгновение Элена испугалась, что это ловушка, он заманил её вниз, чтобы запереть, но спустя минуту мальчик вернулся с горящей камышовой свечой в руке, старательно прикрывая слабый огонёк от сквозняка. Он прошёл несколько шагов за поворот стены и поднял тускло горящую свечу.

– Посмотри сюда.

Свет проникал не слишком далеко, но что-то блеснуло в темноте – там вспыхнули два огромных светящихся пятна. Охваченная ледяным ужасом, Элена поняла, что это пара глаз. Глубокий утробный рык повторился и эхом разнёсся по комнате, как будто кто-то рычал в ответ из темноты.

Элена испуганно ахнула, бросилась бежать к лестнице, но поскользнулась на мокрых каменных плитах, споткнулась и шлёпнулась на пол. Она вскочила на ноги, попыталась схватить мальчика за руку и увести наверх, но Финч воспротивился.

– Ты ведь их и не разглядела как следует. Ничего, они не причинят тебе вреда. Они же в клетке. Видишь?

Он направился вперёд, Элена на дрожащих ногах – за ним, крепко ухватившись рукой за плечо мальчика, чтобы отдёрнуть его назад в случае опасности.

Финч отвёл влево огонёк свечи. У покрытой влагой стены стояла железная клетка, внутри, в тесноте, метался взад и вперёд огромный зверь. Пол клетки был усыпан большими обглоданными костями и, судя по смраду, огромным количеством навоза. Елена подошла ближе, стараясь получше разглядеть эту серую тень в свете чадящей камышовой свечи. Животное повернуло к ней голову и зарычало, обнажая острые белые зубы.

Элена только раз в жизни видела такого зверя, и тогда он безжизненно болтался на охотничьем шесте. Она тогда разочаровалась как ребёнок – то мёртвое создание выглядело не страшнее большой собаки. Но теперь, увидав зверя живьём, глядя как ходят по шкурой мускулы, ощущая жаркое дыхание и чувствуя остановившийся на ней взгляд горящих янтарных глаз, она впервые поняла, отчего люди вздрагивают, упоминая о волке.