Текст книги "За горным туманом (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
“Я просто проверял твой лоб, чтобы убедиться, что он прохладный”, Адам оскалился в проказливой усмешке.
“Ты, тупоголовый болван! Меня не волнует, зачем ты здесь, просто уйди!”
Наконец, её тело подчинилось ей, и она смогла ухватиться пальцами за бокал с края кровати. Слишком слабая, чтобы бросить его, она смахнула его со столика. Стакан со звоном ударился о пол и разбился вдребезги. Этот звук немного успокоил её.
“Ты умирала. Я вылечил тебя”, напомнил Адам.
“Спасибо. А теперь убирайся”.
Адам моргнул. “Это всё? Спасибо, а теперь убирайся?”
“Не думай, что я такая глупая, чтобы не понять, что ты трогал мою грудь!”, выдохнула она гневно. При виде его смущённого лица, она поняла, что он, на самом деле, думал, что она была без сознания. “Так вот это и моё спасибо – всё, что ты получишь, кузнец!”, зарычала она. “Я ненавижу красивых мужчин. Ненавижу их!”
“Я знаю”, Адам улыбнулся с несомненным удовольствием и подчинился её требованию.
Эдриен крепко зажмурила глаза, но на розово-сером полотне под веками то и дело вспыхивали тени. Образ её, лежащей между твёрдых, как скала, бёдер Ястреба, укутанной руками, что были лентами из стали.
Его голос, шептавший её имя снова и снова, зовущий её назад, приказывающий ей вернуться. Требующий, чтобы она жила. Выдыхающий слова… чего? Что он говорил? “Она жива, Лорд Гриф…”
“Ястреб”.
“Обе хищные птицы. Какая разница?”
“Гриф питается падалью. Ястреб выбирает свою жертву так же тщательно, как и сокол. Выслеживает её с той же безошибочной уверенностью. Терпит неудачу редко – вернее никогда”.
“Никогда”, задумался Адам. “Нет ничего абсолютного, Лорд Хоук”.
“В этом ты ошибаешься. Я выбираю, я цепляюсь, я преследую, я целюсь, я достигаю. Это – это, мой заблудший друг – и есть абсолют”.
Адам покачал головой и принялся изучать Ястреба с видимым восхищением. “Достойный противник. Охота начинается. Никакого обмана. Никаких трюков. Ты не можешь запретить ей видеть меня. Я знаю, ты уже пытался. Ты откажешься от своих правил”.
Хоук склонил свою темноволосую голову. “Она выбирает”, напряжённо признал он. “Я ей ничего не буду запрещать”.
Адам кивнул удовлетворённым кивком, погрузив свои руки глубоко в карманы своих свободных штанов, и стал ждать.
“Итак? Убирайся из моего замка, кузнец. У тебя есть своё место, и оно вне моих стен”.
“Ты можешь попытаться сказать спасибо. Она жива”.
“Не уверен, что ты не являешься причиной того, что она почти умерла”.
При этом бровь Адама задумчиво изогнулась. “Нет. Но сейчас, пока я помню об этом, мне надо кое-что сделать. Мне вот интересно… кто попытался убить красавицу, если не я? А я не пытался. Был бы я, она была бы уже мертва. Никакого медленного яда от моей руки. Быстрая смерть или вообще ничего”.
“Ты – чужак, кузнец”.
“Но для неё скоро стану близким знакомым”.
“Моли богов, чтоб она оказалась мудрее, чем этот ”, пробормотал Гримм, пока Адам следовал по тусклому коридору. Ночь наступала, и многие светильники замка уже не горели.
Хоук тяжело вздохнул.
“Что у тебя за дела с этим дьяволом?”, спросил Гримм едва слышным голосом.
“Думаешь, он мог бы им быть?”
“Что-то неправильное есть в этом мужчине, и я намереваюсь узнать что”.
“Хорошо. Потому что он хочет мою жену, а она не хочет меня. И я вижу, что она хочет его с болью в глазах”.
Гримм вздрогнул. “Ты уверен, что хочешь её не только потому, что она не хочет тебя, и он хочет её?”
Хоук медленно покачал головой. “Гримм, у меня нет слов, чтобы объяснить то, что она заставляет меня чувствовать”.
“У тебя всегда есть слова”.
“Не в этот раз, и это верный сигнал о том, что я по уши в неприятностях и близок к тому, чтобы погрузиться в них ещё глубже. Так глубоко, что должен ухаживать за своей женой. Думаешь, меня околдовали?”
“Если бы любовь можно было разливать по бутылкам, или выстрелить ею из лука Купидона, мой друг”, выдохнул Гримм в поток воздуха, что поднялся за Хоуком, когда тот вошёл в комнату Эдриен.
****
В последующие недели Ястреб много раз задавался вопросом, почему цыгане, которым он так доверял и которых так ценил, и полагал, что это взаимно, так и не пришли справиться о его жене в течение тех ужасных дней. Когда он спросил у охранника, тот ответил, что передал послание. Цыгане не только не пришли, но и заметно исчезли из Далкейта. Они больше не приходили к замку, чтобы предложить свои товары. Не провели ни одного вечера в Большой зале, плетя кружево сказаний перед восторженной и изумлённой публикой. Ни один цыган не приблизился к Далкейту-над-морем; они держались полей, вдали за рябинами.
Это обстоятельство изводило совсем недолго Хоука, и быстро потонуло в гуще более весомых забот. Он пообещал себе, что решит этот вопрос с поездкой в цыганский лагерь, как только его жена полностью выздоровеет и покончит дела со странным кузнецом. Но это было до того, как он совершил поездку к цыганам; и к тому времени, обстоятельства весьма поменялись.
*****
Эдриен выплыла из целительной дремоты и увидела своего мужа, пристально глядевшего на неё.
“Я думал, что потерял тебя”. Лицо Ястреба было тёмным, блестевшим в свете от камина, и оно было первым, что она увидела, когда открыла глаза. У неё ушло какое-то время на то, чтобы встряхнуть ту вату, что заменяла ей мозги. С бодрствованием пришло и сопротивление. При взгляде на этого мужчину весь её норов бунтовал.
“Не можешь потерять что-то, чего не имеешь. Никогда не была твоей, а со мной ты и не начинал, Лорд Хоук”, пробурчала она.
“Пока что”, исправил он. “Ты ещё не была моей. По крайней мере, в том смысле, в котором я буду тебя иметь. Подо мной. Обнажённая, шелковистая кожа, скользкая от моей любви. Моих поцелуев. Моего голода”. Он провёл кончиком большого пальца по изгибу её нижней губы и улыбнулся.
“Никогда”.
“Никогда не говори никогда. Оно только заставляет чувствовать себя более глупым, когда приходится забирать его обратно. Я не хотел бы, чтобы ты чувствовала себя слишком глупой, милая”.
“Никогда”, сказала она ещё твёрже. “И я никогда не говорю никогда, пока абсолютно на сто процентов не уверена, что никогда не изменю своего мнения”.
“Слишком много никогда у тебя, моё сердце. Будь осторожней”.
“Твоё сердце – ссохшийся чернослив. И я уверена в каждом из этих треклятых никогда”.
“Будь уверена, в чём хочешь, дорогая. Мне доставит ещё больше удовольствия приручить тебя к моим поводьям”.
“Я не кобыла, которую надо объезжать!”
“Ах, но есть много сходства, не находишь? Тебе нужна сильная рука, Эдриен. Уверенный в себе наездник, тот, что не испугается твоей сильной воли. Тебе нужен мужчина, который удержится в седле, если ты встанешь на дыбы, и сможет насладиться твоим бегом. Не хочу сломить тебя, чтобы ездить верхом. Нет. Я приручу тебя к ощущению моей руки и только моей. Кобыла, которую объездили, позволяет многим наездникам ездить верхом, но дикая лошадь, приученная к поводьям одной руки – она не потеряет своего огня, и не позволит никому, кроме своего хозяина, быть сверху”.
“Ни один мужчина никогда не был моим хозяином, и ни один никогда не станет. Заруби себе это на носу, Дуглас”. Эдриен скрипнула зубами, пока пыталась придать себе вертикальное положение. Было тяжело стоять на своём в разговоре, лёжа на спине и чувствуя себя до смешного слабой, глядя снизу вверх на этого голиафа, своего мужа. “А что касается того, чтобы взобраться на меня…”
К её досаде и ещё большему довольству Ястреба, она соскользнула обратно в свою целительную дремоту, не закончив мысли.
Он не знал, что она более чем закончила эту мысль в своём сне. Никогда! Её спящий сном без сновидений разум вскипел, в тот самый миг, как её повлекло к огромному вороному боевому коню с его огнём в глазах.
Глава 11
“Это не меня пытаются убить”, повторяла Эдриен.
Она утопала в горах плюшевых подушек и шерстяных покрывал и чувствовала себя проглоченной этой грудой постельного белья. Каждый раз, как она делала хоть движение, проклятая кровать двигалась вместе с ней. Она утомилась лежать, укутанная в кокон, как в смирительную рубашку. “Я хочу встать, Хоук. Сейчас”. Плохо, что её голос не звучал так твёрдо, как ей хотелось. А должен был – ему следовало бы – уже не говоря о том, что она лежала в кровати, пытаясь спорить с этим исключительным мужчиной, разбрасывающим её мысли, словно листья – ураган, втягивая их в вихрь страстных образов; бронзовая кожа на бледной, эбеновые глаза и жаркие поцелуи.
Ястреб улыбнулся, и ей пришлось прикусить переполняющий её порыв тупо улыбнуться в ответ, подобно глупенькой дурочке. Он был красив, когда бывал мрачен, но когда он улыбался, она была в смертельной опасности забыть, что он был врагом. А она никогда не должна была это забывать. Так что с пользой для доброго дела, она вложила всё своё раздражение в выразительно хмурый взгляд.
Его улыбка поблекла. “Милая, это была ты в обоих случаях. Когда же ты посмотришь фактам в лицо? Тебе нужна охрана. Ты привыкнешь. Со временем будешь едва её замечать”. Он махнул рукой на десяток мускулистых мужчин, стоявших в дверях Зелёной комнаты.
Она стрельнула испепеляющим взглядом на свою “элитную охрану”, как она её называла. Они стояли, широко расставив ноги, со скрещенными руками на широкой груди. Неумолимо безжалостные, холодные лица, и у каждого телосложение, которое могло заставить Атласа подумывать о том, чтобы сбросить половину своей ноши на них. Где они выращивают таких мужчин? На ферме Крепких и Бравых Амбалов-качков? Она давилась от отвращения. “Ты действительно не понимаешь что, пока ты так занят, охраняя меня, убийца доберётся до того, за кем он действительно охотится? Потому что это не я!”
“Тебя случайно не называют ’Сумасшедшей Джанет’ за то, что ты отказываешься воспринимать действительность, такой, какая она есть?” поинтересовался он. “Реальность в том, что кто-то желает твоей смерти. Реальность в том, что я только пытаюсь защитить тебя. Реальность в том, что ты – моя жена, и я всегда буду беречь тебя от любого, кто захочет причинить тебе вред”. Он наклонялся всё ближе, пока говорил, произнося слова реальность в том, словно срезая их острым клинком прямо перед её носом. А Эдриен оставалось только вжиматься в свою гавань из подушек и покрывал каждый раз, как он вбивал в неё эти слова.
“Это мой долг, моя честь, и моё удовольствие”, продолжал он. Его глаза блуждали по её запрокинутому лицу, темнея от вожделения. “Реальность… ах… реальность в том, что ты так изысканно прекрасна, моё сердце”, сказал он голосом, вдруг погрубевшим.
Его голос вызывал образы сладких сливок, смешанных с лучшим Скотчем, и плавающих в нём тающих кубиков льда. Мягкий и грубый одновременно. Он лишал её сил, решительно разбивая вдребезги то незначительное самообладание, что она возводила с трудом вокруг себя. Когда он смочил свою нижнюю губу кончиком языка, её рот стал сухим, как пустыня. А его тёмные глаза с золотистыми крапинками были медленно тлеющим обещанием бесконечной страсти. Его глаза задержались на её губах и ох, но он собирался поцеловать её, и она ничего не могла сделать, чтобы предотвратить это!
“Пришло время узнать тебе правду. Я не Сумасшедшая Джанет”, резко сказала она – говорить что-то, что угодно, что бы ни пришло на ум – лишь бы сдержать его губы от предъявления прав на её собственные в этом дурманящем наслаждении. “И уже в энный раз – я не твоё чёртово сердце!”
Он мгновенно согласился. “И не думал, что ты была. Сумасшедшая, имею ввиду. Но ты моё сердце, нравится тебе это или нет. Между прочим, и Лидия тоже. Не дуиала, что ты сумасшедшая, то есть. Мы оба знаем, что ты умная и способная. За исключением двух вещей: твоей безопасности и меня. Ты абсолютно неразумна по обоим этим пунктам”. Он пожал одним из своих мускулистых плеч. “Вот для чего я провожу эту маленькую беседу с тобой. Чтобы помочь тебе увидеть очевидные факты”.
“Оооох! Как раз те факты, в которых ты такой тупоголовый. Я не в опасности и я не хочу тебя!”
Он засмеялся. Чёрт побери этого мужчину, но он смеялся. “Ты – в опасности, а насчёт твоего желания ко мне…” Он придвинулся ближе. Лёг всем своим весом на нижний матрас рядом с ней, вынуждая её тревожно перемещаться, скатываясь. Прямо в его руки. Как удобно, язвительно думала она. Теперь она понимала, зачем использовали эту штуку в былые времена. И почему имели так много детей.
“Ты прав, я хочу…”
Он застыл. “Правда?”
“… чтобы ты убрался из моей комнаты”, закончила она. “Долой с моих глаз, вон из моей жизни. Не входи в моё пространство, даже не дыши моим воздухом, понятно?”
“Между прочим, воздух принадлежит мне, как лэрду, и всё остальное тоже. Но меня можно уговорить поделиться им с тобой, моя сладкая жёнушка”.
Он улыбался!
“И я не твоя жена. По крайней мере, не та, которую, как предполагалось, ты получишь. Я из девяностых лет двадцатого столетия – это почти на пять сотен лет вперёд в будущее, на случай, если ты не умеешь прибавлять – и Комин убил свою собственную дочь. Как? Я не знаю, у меня свои подозрения, и у меня нет ни малейшей идеи о том, как я оказалась у него на коленях. Но ему надо было выдать кого-то замуж за тебя – он сказал, я была посланием господним – тем и воспользовался, что я бухнулась непонятно откуда. Это вкратце о том, как случилось то, что я здесь мучаюсь с тобой”.
Вот и свершилось. Правда. Это должно было сдержать его далеко идущие планы по соблазнению. И не важно, что если то, что Лидия рассказала ей о Короле Джеймсе, было правдой, то она только что подвергла опасности весь клан Дугласов. Её слова уберегли её губы от его ищущего рта, а это было самой неотвратимой опасностью, которую она осознавала. Даже ярость мстительных королей не покажется такой грозной. Как ещё один красивый мужчина, ещё одно разбитое сердце.
Ястреб сидел без единого движения. Он долго изучал её в тишине, словно переваривая то, что она только что сказала. Потом нежная улыбка согнала тучи с его глаз. “Гримм говорил мне, что ты плела нелепые сказки. Он сказал, что у тебя грандиозное воображение. Твой отец рассказал Гримму, как ты умоляла его позволить тебе быть его бардом, а не дочерью. Милая, ничего не имею против хорошей сказки и охотно её послушаю, если ты согласишься со мной насчёт твоей безопасности”.
Эдриен сделала раздражённый выдох и отвернулась, задев лицо Ястреба серебристо-белокурыми волосами. Он поцеловал их, нежно скользя по ним приоткрытым ртом. Я не буду думать о нём, о том, как он целует каждую частичку меня, твёрдо говорила она себе.
“Я не дочь Рэда Комина”, сказала она, зажмурив глаза ещё сильнее. Когда же она, наконец, поймёт, что даже если она закроет глаза, все её мытарства всё равно не закончатся? Она открыла глаза. О небеса, но мужчина был великолепен. Она взвесила свою мысль с долей гордости, что способна не любить его в такой степени, всё же при этом оставаясь такой объективной насчёт его прекрасной внешности. Это верный знак её зрелости.
“Нет, это не имеет значения. Теперь ты моя жена. Только это и важно”.
“Хоук…”
“Тише, милая”.
Эдриен умолкла, впитывая тепло его рук на своих. Когда он успел взять её руки в свои? И почему она их не выдернула, повинуясь инстинкту? И почему эти медленные, чувственные движения его кожи по её собственной были такими пьянящими.
“Эдриен… это Каллаброн. Чтобы он действовал верно, он должен проникнуть в тело по главным кровяным сосудам”. Его пальцы легко коснулись бледно красной отметины, которая всё ещё беспокоила полупрозрачную кожу её горла. Это была не случайная неудача. Это была точная цель”.
“Кто мог хотеть убить меня?” Она с трудом сглотнула. Как мог кто-то хотеть этого? Здесь никто её не знал. Но… что если кто-то хотел убить Сумасшедшую Джанет, и не знал, что это была не она?
“Я не знаю ответа на этот вопрос, сердце моё. Пока. Но до тех пор, пока я не узнаю, тебя будут охранять день и ночь. Каждую секунду, каждый твой вздох. Я не буду так глупо снова рисковать твоей жизнью”.
“Но я не Джанет Комин”, вновь попыталась она упрямо.
Его эбеновые глаза отыскали её светло серые и сосредоточенно посмотрели в них. “Милая, мне действительно не важно, кто ты на самом деле, или была или, как тебе хочется думать, будешь. Я хочу тебя. В моей жизни. В моей постели. Если тебе лучше оттого, что ты веришь в это…ну то, что ты из будущего, верь в это, если надо. Но начиная с этого дня, ты, прежде всего и в первую очередь, моя жена, и я буду беречь тебя от всего, что могло бы причинить тебе боль. Тебе никогда больше не придётся испытывать страх”.
Эдриен беспомощно заложила руки за голову. “Прекрасно. Защищай меня. Так теперь я могу встать?”
“Нет”.
“Когда?”, жалобно спросила она.
“Когда я скажу”. Он обезоруживающе улыбнулся и быстро наклонился, чтобы украсть поцелуй. Его лицо прошло мимо обеих её поднятых рук. Оно забрало у неё всю силу воли не для того, чтобы лечь как в колыбель в её ладони и привести его к поцелую, которого он искал с трясущимися руками.
Он зарычал и посмотрел на неё долгим взвешенным взглядом. “Мне стоит обращаться с тобой как с одним из моих соколов, жена”.
“Позволь мне встать с постели”, элегантно торговалась она. Бесполезно спрашивать его о том, как он обращается со своими соколами.Он зарычал рыком, ещё более низким, тем, что в горле, потом ушёл. Но элитный отряд остался стоять у её двери.
После того как он ушёл, она вспомнила то, что он сказал яснее всего. Тебе не придётся больше бояться. Мужчина был слишком хорош, чтобы быть настоящим.
*****
Дни выздоровления были чистым блаженством. Лидия отмела протесты Ястреба, и для Эдриен в сад вынесли кушетку. Несмотря на то, что её всё ещё усиленно охраняли, она могла свернуться клубочком в золотом солнечном свете как сонная, довольная кошка, которая прошла долгий путь к своему исцелению. Сплошь приятные дни бесед с Лидией, в течение которых они узнавали друг друга через разговоры о пустяках и минуты затишья, излечивали ещё больше её измученное тело. Попивая чай (она предпочла бы кофе, но это привнесло бы в картину Ястреба с его данью троллю) и делясь историями, время от времени Эдриен трепетала от настойчивого ощущения, что этому месту принадлежала вся её жизнь.
Любовь может расти среди камней и колючек жизни, подумала она в минуты одного такого затишья, которое было таким же уютным, как любимое старое одеяло. Из заброшенной пустоши её собственной жизни, она попала сюда, а здесь жизнь была благословенной – мирной и совершенной, и простой.
Эдриен так быстро поправлялась, как никто не мог себе и представить. Тэвис отметил, что на её стороне была устойчивость молодости, пока сгибал и изучал свои загрубевшие от времени руки. Уже не говоря о неукротимом темпераменте, добавил он. Ты имел ввиду упрямый, поправил его Ястреб.
Лидия верила, что это был румянец любви на её щеках. Ха! Усмехался Ястреб. Любви солнечного света, должно быть. И Лидия почти смеялась вслух, при виде кипучих ревнивых взглядов, что бросал Хоук на яркие лучи, глядя через окна кухни.
Гримм предположил, что она была так зла на Ястреба, что скрывала своё выздоровление только для того, чтобы бороться с ним на равных. Теперь есть мужчина, который понимает женщин, подумал Хоук.
И никто не знал, что за исключением не хватающего ей котёнка, Лунной Тени, эти дни были самыми счастливыми из тех, что она когда-либо знала.
Пока она бездельничала в тишине и солнечном свете, Эдриен наслаждалась своего рода блаженным неведением. Она бы обмерла, если бы кто-нибудь сказал ей о том, что она говорила об Эберхарде в своём заторможенном оцепенении. Она бы не поняла, если бы кто-нибудь рассказал ей, что она упоминала чёрную королеву, так как её бодрствующий разум не вспомнил ещё о шахматной фигуре.
Она и не подозревала, что пока она и Лидия хорошо проводили время, Гримм был отослан, и сейчас был на пути обратно, в имение Комина, где он узнал шокирующие сведения о Сумасшедшей Джанет.
И она упаковала бы те немногие вещи и бежала бы от этой самой жизни, а уж её-то душа.., если бы узнала, как одержимо непоколебим был Ястреб в своём решении предъявить права на неё, как на свою жену, во всех аспектах из этого вытекающих.
Но она ничего не знала из этого. И это её время, проведённое в садах Далкейта-над-морем, будет любовно сохранено, как бесценная драгоценность в сокровищнице её воспоминаний, где будет сверкать как бриллиант среди теней.
Глава 12
Не было ничего забавного в том, чтобы бродить вокруг замка в компании дюжины несговорчивых коммандос, следующих за ней по пятам, но Эдриен как-то умудрялась. Спустя какое-то время она стала делать вид, что их вообще нет. Также как она делала вид, что Ястреб не более, чем надоедливый комар, которого надо постоянно отгонять.
Далкейт-над-морем был прекрасным замком, таким, как она всегда представляла себе, когда ребёнком, уютно спрятавшись под одеялами с позаимствованным фонариком, читала волшебные сказки ещё долго после того, как выключали свет.
Комнаты были просторными и заполненными воздухом, с ярко сотканными гобеленами, висящими на толстых каменных стенах с целью пресечь на корню любой намёк на прохладу, что могла просочиться сквозь трещины, хотя Эдриен так и не смогла найти почти ни одной таковой в стене – когда мельком заглянула под несколько гобеленов, просто чтобы посмотреть.
Историческая любознательность, говорила она себе. А не то, чтобы она охотилась за изъянами в замке или в его хозяине.
Сотни многостворчатых окон. Очевидно люди, обитавшие в Далкейте, не терпели сидеть как в клетке, когда можно было наслаждаться многочисленными сочными пейзажами шотландских гор, долин и побережий.
Эдриен тоскливо вздохнула, пока остановилась у сводчатого окна, чтобы насладиться видом непрерывно набегающих синевато-серебристых волн, разбивающихся о скалы с западного края.
Женщина могла бы влюбиться в подобном месте. Развязать шелковистые ленты на изысканных атласных туфельках, чтобы погрузиться в массу ленточек и романтики прямо у совершенных ног безупречного лэрда.
В этот самый миг, словно вызванный её неуправляемыми мыслями, в поле её зрения возник Ястреб, прогуливающийся по двору замка и ведущий одного из самых огромных вороных боевых коней, которых она когда-либо видела. Эдриен стала было отворачиваться, но ноги словно приросли и не шли от окна, как и глаза, которые было невозможно отвести, и вместо того, чтобы игнорировать его из лучших своих побуждений, она стояла и смотрела на него в беспомощном восхищении.
Плавным прыжком одетый в килт шотландский лэрд вскочил на спину великолепного норовистого жеребца.
Когда он садился на коня, этот красивый килт взметнулся, позволяя Эдриен увидеть греховно мелькнувшие мощные мускулистые бёдра, красиво припылённые шелковистыми чёрными волосками. Она моргнула, отказываясь размышлять над тем, что ещё, как ей показалось, она увидела.
Конечно же, они носили что-то под этими килтами. Конечно же, это было её богатое воображение, нелепо смешавшее очевидную мужественность жеребца с телом Ястреба.
Да. Определённо, это было именно так. Она отметила периферическим зрением демонстративно выступающий вперёд атрибут коня, когда смотрела на ноги Ястреба, и спутала их как-то вместе. Она точно не видела то, что у самого Ястреба раскачивалось, как у его жеребца.
Её щёки вспыхнули от этих мыслей. Она резко повернулась на пятках, чтобы жёстко пресечь их, и принялась искать следующую комнату для изучения. Она решила исследовать замок этим утром, большей частью для того, чтобы держать свой разум подальше от этого проклятого мужчины. И понятное дело, ему тут же понадобилось разгуливать перед тем же окном, из которого она смотрела. И размахивать своими юбками, чтоб поддать жару в пресловутый огонь.
Она заставила себя подумать о прекрасной архитектуре Далкейта. Она была на втором этаже замка, и уже прошлась по десяткам комнат для гостей, включая ту, в которой она провела свою первую ночь. Далкейт был огромным. В нём должно быть было более сотни комнат, и многие из них, казалось, были нежилыми уже более десятка лет. Крыло, которое она изучала в данный момент, было совсем недавно обновлено и часто использовалось. Оно было отделано деревом светлых тонов, отполировано до совершенного блеска, и ни единого пятнышка вокруг. Толстые сотканные ковры покрывали пол, никакой соломы или голого холодного камня здесь не было. Пучки ароматных трав и высушенных цветов свисали с рейки почти над каждым окном, наполняя коридоры чудесным запахом.
Лучик солнечного света привлёк внимание Эдриен к полузакрытой двери вдоль по коридору. На бледном дереве двери парила, с развевающейся на ветру гривой, изящно вставшая на дыбы лошадь, и вырезанная с точностью до мельчайшей детали. Спиралью закрученный рог выступал из её элегантного лошадиного лба. Единорог?
Положив руку на дверь, она замерла, вдруг ощутив странное мучительное предостережение, что, возможно, эту комнату лучше оставить в покое. Любознательность погубила кошку….
Когда дверь бесшумно качнулась внутрь, она застыла, с дрожащей рукой на косяке.
Невероятно. Просто непостижимо. Её изумлённый взгляд бродил по комнате от пола до стропил, с края до края, и снова обратно.
Кто сотворил это?
Комната взывала к каждой толике женственности в её теле. Признай это, Эдриен, безжалостно сказала она себе, весь замок целиком взывает к каждой капле женского начала в твоём теле. Уже не говоря о самом сексуальном и мужественном лэрде имения.
Это была комната для детей. Сделанная чьими-то столь любящими руками, что чувства от этого просто переполняли. Какофония противоречивых эмоций, скользила по ней, пока она не отмела их прочь.
Здесь были колыбели из медового дуба, изогнутые и отшлифованные так, чтобы ни одна щепка не поранила нежную кожу малыша. На восточной стене разместились высокие окна, достаточно высокие, чтобы начавший ходить ребёнок не смог взобраться на него и причинить себе вред, но открытые золотистому сиянию утреннего солнца. Деревянные полы были укрыты толстыми ковриками, чтобы детским ножкам было тепло.
Ярко разрисованные деревянные фигурки солдат выстроились на полках, а сделанные любящими руками куколки были уложены в маленькие кроватки. Миниатюрный замок с башенками, рвом для воды и подъёмным мостом, был заполнен крошечными вырезанными из дерева человечками; настоящий средневековый игрушечный домик!
Пушистые шерстяные одеяльца укрывали колыбельки и кроватки. Огромной комнатой была эта детская. Комната, в которой ребёнок (или десяток) мог расти от младенчества до юношеской поры, прежде чем искать более взрослую комнату в другом месте. Это была комната, которая наполняла мир ребёнка любовью и чувством безопасности, и часами удовольствий, наконец.
Словно кто-то создал эту комнату, думая как ребёнок, которым он или она когда-то был, и смастерил её со всеми теми сокровищами, которые ей или ему доставляли удовольствие, будучи мальчиком или девочкой.
Но её поразило сильнее всего то, что комната, казалось, ожидала.
Открытая, тёплая, и приглашающая, она словно говорила, наполни меня смехом детей и любовью.
Всё пребывало в полной готовности, детская просто дожидалась момента – когда придёт нужная женщина и вдохнёт в неё искрящуюся детскими песенками, мечтами и надеждами жизнь.
И вдруг внезапная боль сильного желания пронзила её, столь острая, что Эдриен даже не была уверена в том, что это было. Но что поделать с сиротой, которой она была, и тем холодным местом, где выросла – местом, которое ни капельки не напоминало эту прекрасную комнату; часть прекрасного дома, на прекрасной земле, с людьми, которые щедро одаривали любовью своих чад.
Ох, растить детей в месте, подобном этому.
Дети, которые бы знали, кто были их мама с папой, в отличие от Эдриен. Дети, которые никогда не задавались бы вопросом, почему их покинули.
Эдриен яростно потёрла глаза и отвернулась. Это было слишком для неё, и она не могла с этим справиться.
И она мыслями устремилась к Лидии. “Лидия!”, крикнула она, почти задыхаясь. И почему её удивляло то, что она тут же прямиком бежала к удивительной матери этого удивительного мужчины, который, возможно, и сделал эту удивительную детскую?
Лидия поддержала её за локти. “Пришла посмотреть, хорошо ли ты себя чувствуешь, Эдриен. Я подумала, что это слишком скоро для тебя и то, что ты…”
“Кто сделал эту комнату?”, выдохнула Эдриен.
Лидия наклонилась к её лицу, и на короткий миг Эдриен возникла абсурдное впечатление, что Лидия пытается не рассмеяться. “Ястреб придумал и смастерил её своими руками”, сказала Лидия, сосредоточенно разглаживая невидимые складки на своём платье.
Эдриен закатила глаза, пытаясь убедить свой эмоциональный барометр перестать выдавать ранимость и переключиться на что-нибудь более безопасное, например гнев.
“Что случилось, моя дорогая, тебе она не нравится”, ласково спросила Лидия.
Эдриен развернулась и прошлась по комнате сердитым взглядом. Детская была яркой, весёлой, и живой от потока эмоций, которыми создатель наполнил своё творение. Она посмотрела на Лидию. “Когда? До или после службы у короля?” Было ужасно важно, чтобы она узнала, сделал он её в семнадцать или восемнадцать, чтобы, возможно, порадовать маму, или недавно, в надеждах о собственных детях, что однажды заполнят её.
“Во время. Король дал ему короткий отпуск, когда ему было двадцать девять. Были какие-то волнения по поводу Горцев в этих местах, и Ястребу разрешили вернуться, чтобы укрепить Далкейт. Когда междоусобицы разрешились, он провёл остаток времени, работая здесь. Он трудился, как одержимый, и по правде говоря, я немного догадывалась, что он делал. Ястреб всегда работал с деревом, придумывая и воплощая в жизнь разные вещи. Он никому из нас не позволял увидеть её, и не много говорил о ней. После того, как он вернулся к Джеймсу, я пошла посмотреть, что же он делал”. Глаза Лидии на миг затуманились. “Я скажу тебе правду, Эдриен, она заставила меня плакать. Потому что, она рассказала мне, что мой сын думал о детях, и о том, как дороги они были для него. Она наполнила меня и удивлением тоже, когда я увидела её в законченном виде. И думаю, она бы изумила любую женщину. Мужчины обычно не представляют себе детей вот так. Но Ястреб, он необычный мужчина. Как и его отец”.
Нет необходимости расхваливать его передо мной, угрюмо подумала Эдриен. “Извини, Лидия. Я очень устала. Мне надо пойти отдохнуть”, сухо сказала она, и повернулась к двери.
Когда она вышла в коридор, то могла бы поклясться, что слышала, как Лидия тихо смеётся.
Хоук обнаружил Гримма, пристально изучающего западные скалы сквозь открытые двери в ожидании его. От его взгляда не укрылась лёгкая белизна костяшек пальцев Гримма на руке, что сжимала дверную раму, или напряжённая линия его спины.
