Текст книги "За горным туманом (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
“В точности как Ястреб, думаю я”, заметила Лидия. “Однажды он сказал мне, что знал, что хорошо выглядел только потому, что женщины суетились вокруг него. Что если бы женщины не устраивали такого шума-гама, он считал бы себя довольно аккуратным и чистым…”
“Довольно аккуратным и чистым?”, с недоверием сказала Эдриен. “Мужчина безупречен с ног до головы! Да по сравнению с ним Давид, греческие боги и Пан вместе с ними покажутся непропорциональными. Да он неукротимый секс в бутылке, откупоренной. И кто-то должен закупорить её. Он – аах! Бах!” Эдриен вдруг залепетала и стала заикаться, когда запоздало осознала свои слова. Лидия так сильно смеялась, что слёзы затуманили её глаза.
Когда Лидия смогла восстановить дыхание, она довольно вздохнула. “Что ж, это утешение. Я не была уверена в твоей невосприимчивости. Он же в ней уверен. Не волнуйся. Это будет наш маленький секрет, дорогая Эдриен, и иди, сядь рядом со мной, чтобы я рассказала тебе, как я рада, что ты здесь. Я лишь жалею, что меня не было здесь чтобы поприветствовать тебя, когда ты приехала. Из того, что я слышала, они все натворили тут дел”.
И Эдриен вдруг поняла, что хочет бросится с головой как можно ближе к ласковым материнским рукам, которых никогда не знала. Её закаленное сердце скользнуло по предательски тонкому льду – осмелится она? Не осмелится?
“А где твой муж, Лидия?”, резко хлопнула по шее. “Комары? Уже?”
“Имеем свою долю. Поэтому и натягиваем сетки над кроватями. Немного мяты держит их на расстоянии. Я набиваю ею карманы и засовываю листик или два в лиф платья”. Она предложила пару из своих листиков, и Эдриен приняла их с благодарностью. “Что касается моего мужа…” Её глаза стали мечтательными. “Этот невозможный мужчина покинул меня более тридцати лет назад. Он умер прямо после рождения Хоука”.
“Как?” Эдриен вытерла тыльной стороной руки лоб. Солнце стало вдруг слишком горячим.
“В битве за короля, и умирая, он дал обещание, по крайней мере, так сказал Король Джеймс, что пятнадцать лет из своей жизни его сын прослужит Короне, взамен на защиту королём Далкейта. По сути, служба Сидхи только недавно”.
Эдриен нахмурила брови в замешательстве. Яркие цветы Лидии вдруг растворились в головокружительной акварели цвета.
Лидия терпеливо объясняла. “Далкейт – богатое владение. И не было мужчины, чтобы защитить нас, когда муж погиб. Я осталось с двухмесячным крошкой наследником. Давал ли обещание мой муж, или Джеймс его просто выдумал, об этом я уже никогда не узнаю. Я сомневаюсь, что мой Дуглас пообещал бы нашего сына Королю Джеймсу в каком-либо качестве, но одному человеку редко удаётся выиграть спор с королём. Я не была готова выйти замуж снова, моя скорбь по мужу была глубокой. Люди короля охраняли Далкейт, пока я не сняла свои вдовьи одежды. Но Джеймс дал нам свою защиту при условии, что Ястреб на своё восемнадцатилетние явится в Эдинбург, чтобы присягнуть на верность и остаться на пятнадцать лет службы. Как он заявил, мой муж пообещал ему”.
“Вы не верите, что ваш муж мог пообещать королю Ястреба?”, спросила Эдриен, её зрение замутилось. Она с трудом сморгнула, и оно вновь стало ясным.
Прекрасное лицо Лидии стала задумчивым, и какое-то время казалось, что она вообще может не ответить на вопрос. Эдриен видела воспоминания, порхающие в её глазах, то хорошие, то явно причиняющие боль. “Мой Дуглас был вторым, кто предложил выйти за него замуж, Эдриен”.
“А первый?”, спросила Эдриен, опустив кончики пальцев в приятно прохладную воду фонтана и промокнув каплями виски.
“Король Джеймс”.
“Ах! Презренный человек”.
“Определённо презренный. И ни на йоту не прощающий. Он положил глаз на меня и его невозможно было разубедить. Это было моё шестнадцатое лето, я была представлена ко двору вместе с твоей матерью Алтэей. Мы обе получили много предложений в тот сезон, и Джеймс был одним из моих пылких поклонников. Я не принимала это всерьёз, в конце концов, он был королём. Только позже я поняла, каким серьёзным он был. Но было слишком поздно. Я отдала своё сердце Дугласу, когда была ещё совсем девчонкой. А Дуглас, скажем, его не пришлось долго убеждать”. Её зелёные глаза моргнули от нежных воспоминаний.
“так король ненавидит Ястреба, потому что вы отказали на его предложение. Кажется невероятным ребячеством”.
“Он такой и есть. Джеймс был испорченным с момента своего рождения. С ним нежничали, его баловали и ему угождали бесконечно. К тому моменту, когда он мог жениться, его слепо обожали без конца. Он никогда не слышал слова нет за всю свою жизнь, и не намеревался услышать в дальнейшем. Он посчитал просто невозможным, что женщина могла пожелать стать женой обычного графа, когда могла быть королевой Шотландии”.
Эдриен быстро подумала о людях королевской крови её времени. Сколь многим одна пожертвовала, чтобы стать принцессой, а потом королевой. Лидия сделала мудрый выбор, выйдя замуж по любви.
“Его разъярило на самом деле то, что он был достаточно глуп объявить своему двору, что я буду его королевой, даже после того как я отклонила его предложения руки и сердца по нескольким причинам. Я вышла замуж за Дугласа на следующий день после его объявления, хотя мы не знали, что король зашёл так далеко, что объявил о своих намерениях вовсеуслышание, пока недели спустя, новости, наконец, не дошли до Далкейта. Мой муж сказал, что мы приобрели могущественного врага в тот день. Но думаю, никто из нас не знал, насколько мстительным он мог быть. Подозреваю, есть много чего в службе Джеймсу, о чём Ястреб никогда не заговорит. Ходили слухи, что Джеймс угрожал разрушить Далкейт над его головой, если Хоук не подчинился бы хоть малейшей его прихоти”. Её голос понизился до доверительного шёпота. “Хоук не знает, но я просила аудиенции с Джеймсом, сама, вскоре, после того как до меня дошли слухи о его рабстве. Я умоляла его отступиться от своих требований к моему сыну”. Глаза Лидии затуманились. “Он засмеялся и сказал, что если бы я вышла замуж разумно, Ястреб был бы королевским сыном вместо того, чтобы быть слугой”.
Эдриен потёрла шею и с трудом сморгнула. Её зрение тревожно расплывалось, а голова разваливалась на части. “Публичное унижение”, сказала она, как в тумане. “Не встречала мужчины, который воспринял бы это спокойно”.
“Уверена, именно поэтому Король Джеймс приказал Ястребу жениться по его приказу”, тихо продолжала Лидия. “Ещё один утончённый способ продолжить свою месть. Я думаю, он почувствовал себя почти обманутым из-за смерти моего мужа, и часто думала, чтобы он сделал с нами, проживи мой муж дольше. Каким же ожесточённым он стал”. Лидия покачала головой. “Я рада, что это ты, Эдриен. Король возненавидит это, когда узнает, какая ты красивая и ничуть не сумасшедшая на самом деле. Не робкая девочка, не жеманная пустышка, но женщина настоящей глубины и темперамента”.
Эдриен покраснела от удовольствия. Возрастающий жар творил тревожные вещи с её головой. “Вы сказали, что снова вышли замуж. У вас есть ещё дети?”, спросила она, отчаянно пытаясь уследить за нитью разговора.
Улыбка снова появилась на лице Лидии. “О, да. Адриан и Илис. Они во Франции с моей сестрой Элизабет. В своём последнем письме она предупреждала меня, что Адриан становится неисправимым проказником, и она почти махнула рукой на обучение Илис. Лидия засмеялась. “Илис бывает слишком энергичной и неуправляемой временами. Она тебе понравится”.
Эдриен не знала как это воспринять, поэтому ничего не сказала. Более того, она чувствовала себя совсем нехорошо. Её зрение двоилось, живот нестерпимо болел, а во рту было сухо, как в пустыне. Она пыталась из всех сил сглотнуть. “Врача аааах?”, прохрипела она.
“Эдриен?”, Лидия внимательно на неё посмотрела. “Эдриен!”
Она положила руку на лоб молодой женщины. “Ты горишь!”
Эдриен охнула, наклонившись вперёд, и свалилась на вымощенную дорожку.
“Хоук!”, Лидия закричала…
Глава 9
“Яд”. Лицо Хоука было мрачным и зловещим. Он осторожно изучил крохотный дротик, который старый лекарь выложил на кусок ткани.
“Каллаброн”. Лекарь расчесал пальцами длинную белую бороду и опустился на стул со стороны Эдриен.
Хоук застонал. Каллаброн не был благородным ядом. Порочная и медленная отрава, она вызывала затяжное мученье в течение нескольких дней, которое заканчивалось смертью от удушья, пока яд медленно парализовал тело полностью.
Ястреб знал, для него не было противоядия. Он был наслышан о яде, пока служил у Короля Джеймса. Ходили слухи, он забрал жизни многих королевских родственников. Когда один из них пытался сместить одного будущего короля, он не рискнул действовать другим ядом, который мог бы не оправдать надежд. Хоук уронил голову на руки, сжимая их до боли с затуманенными от ярости глазами. Мощь жара, исходившая от высоких языков пламени, не помогала. Но жар должен был помочь ей, как сказал лекарь. Он мог сбить лихорадку. До тех пор… пока она не умрёт.
Возьми меня, только оставь её невредимой! Желал Хоук всем своим сердцем.
“Мы не можем облегчить её боль. Есть средства, я могу дать ей…”, тихо сказал лекарь.
“Кто?”, взревел Ястреб в приступе гнева, не обращая внимания на старого мужчину. “Кто мог захотеть сделать это? Что она сделала?”
Лекарь вздрогнул и зажмурил глаза.
Стоя в дверном проёме, Лидия пыталась восстановить дыхание. “Итак, это Каллаброн?”
“Да. Кожа почернела вокруг ранки, и от неё исходят зелёноватые линии. Это смертельный укус Каллаброна”.
“Я не потеряю её, Хоук”, потребовала Лидия.
Хоук медленно поднял голову с рук. “Мама”. Слово было мольбой, отчаяньем всем из себя. Мама исправит это. Но он знал, она не сможет.
“Некоторые считают, более человечно прекратить страдание на ранних стадиях”, предложил лекарь очень тихо, не встречаясь с Ястребом взглядом.
“Довольно”, крикнул Ястреб, заставив его замолчать. “Если всё, что вы можете принести, это мрак и рок, тогда убирайтесь!”
Гордость и возмущение заставили лекаря выпрямиться. “Милорд…”
“Нет! Не бывать этому! Мы не будем убивать её! Она не умрёт!”
“Возможно, цыгане могли бы знать какое-нибудь лекарство”, тихо предложила Лидия.
Лекарь презрительно фыркнул. “Уверяю вас, миледи, цыгане не знают ничего подобного рода. Если я сказал вам, что нет леченья, можете быть уверенными, что никто не сможет её исцелить. Эта бродячая стайка головорезов, жуликов и ловкачей точно не смогут…” Старый лекарь внезапно умолк, увидев потемневший взгляд Ястреба.
“Стоит попытаться”, согласился Ястреб с Лидией.
“Милорд!” Лекарь неистово запротестовал. “Цыгане не более чем жалкие фокусники! Они…”
“Расположились на моей земле”, сурово отрезал Ястреб, “так как у них более тридцати сезонов, с моего благословения, и попридержи язык, старик. Если ты уверен, что они ничего не знают, с чего тебе волноваться, если они придут?”
Лекарь ухмыльнулся. “Я просто не думаю, что дикие танцы и песнопения, и отвратительно пахнущие снадобья из высушенных непонятно кого и непонятно чего подойдут для моей пациентки”, резко сказал он.
Ястреб грубо засмеялся. Очевидно, что лекарь ничего не знал из правды о цыганах, гордой группе народа, что покидала страну за страной в поисках свободы, в которой они избрали жить. Как и многих из тех, кто осмелились бороться за то, во что верили, их часто не недооценивали и боялись. Цыганский клан, что обосновался на земле Далкейта был сплочённым объединением талантливых и мудрых людей. Хоть и сомнительно суеверный, Ястреб нашёл некоторые из их “инстинктов” правильными.
Но лекарь, как и многие другие, боялся того, что было непохожим на привычное, и тем самым осуждал это. Невежество переходило в страх, который быстро превращался в травлю. Ястреб посмотрел стальным взглядом на старика и зарычал, “Подойдёт всё, что угодно, если это сможет излечить мою жену. Даже если это высушенные жабьи мозги. Или высушенные лекарские мозги, коли на то пошло”.
Лекарь быстро закрыл рот и перекрестился.
Ястреб потёр глаза и вздохнул. Цыгане были лучше, чем ничего. Он быстро подозвал охрану у дверей, чтобы отправить послание в лагерь.
“Я думаю, вы совершаете большую ошибку, милорд…”
“Единственной ошибкой, сделанной в этой комнате, было то, что ты снова открыл свой рот”, прогремел Хоук.
Лекарь порывисто вскочил, его старческие суставы затрещали, протестуя. Со сжатыми губами, он достал каменный кувшин, запечатанный воском и герметичную пробку изнутри своей туники, что ближе к телу. Он положил их на очаг, а затем со смелостью и безрассудством, приобретенными теми, кто пережил чуму, голод и войну, достигнув глубокой старости, лекарь осмелился отрезать, “Вы можете использовать это, когда ваши цыгане потерпят неудачу. А насчёт неудачи я уверен”, и спасаясь бегством, покинул комнату со скрипом старых суставов и тонких колыхающихся конечностей.
Хоук покачал головой и задумчиво уставился на дрожащую женщину на кровати. Его жена. Его прекрасная, гордая, темпераментная и умирающая жена. Он чувствовал себя совсем беспомощным.
Лидия пересекла комнату и притянула голову своего сына в утешении на грудь. “Хоук, мой милый Хоук”. Она шептала те бессмысленные звуки, которые знает только мать.
Время шло, наконец, Хоук отдёрнул свою голову назад. Если он никак не мог помочь своей жене, он не примет помощи и от матери. “Расскажи мне всё в точности, что произошло в саду”.
“Иди сюда, сладкая блудница”, приказал Адам, и Эсмерельда подошла.
Ей было уже не спастись. Она знала, кем был Адам Блэк в тот самый момент, когда шла к нему. Её народ всегда знал о них, и был соответственно осторожен. Особенно, когда имел дело с вот этим – спровоцировать его гнев, или даже просто привлечь его внимание, могло стать чашей смерти для всего народа. И хоть столь исключительное могущество вливало каплю за каплей безмерный ужас в вены Эсмерельды, оно же и было неопровержимым афродизиаком.
“Что привело его сюда?”, задавалась она вопросом. Это было последней её мыслью, когда он начал выделывать с её телом такие вещи, что выворачивали её наизнанку. Его лицо было тёмным от страсти над ней, позолоченное янтарным отсветом костра под рябинами. Запах сандалового дерева и жасмина поднимался от горячей земли вокруг них. Утро только начиналось, когда она, наконец, смогла выползти из его кузницы.
Адам сложил руки домиком и продумывал свою стратегию, пока смотрел, как женщина, спотыкаясь, выходила из его жилища на ослабевших ногах.
“Шут!”, слово прозвучало резко, грубо и осуждающе.
Адам застыл. “Вы звали меня, мой Король?”, спросил он, обращаясь к своему невидимому господину.
“Что ты делал всё это время, Адам?”
“Искал подход к цыганской девчонке, до момента, как вы спросили. Что такого?”
“Красавица лежит умирающая”.
“Эдриен?”, Адам испугался. “Нет. Не от моей руки”.
“Ну так исправь это”.
“Правда, мой Король. Я не имел к этому отношения”.
“Не важно. Исправь это. Наша королева будет в ярости, если мы подвергнем риску Договор”.
“Я исправлю. Но кто пытался убить красавицу?”
“Это твоя игра, шут. Играй в неё аккуратней. Королева уже спрашивает о тебе”.
“Она скучает по мне?”, спросил Адам, прихорашиваясь.
Фибн’эара фыркнул. “Может, ты и угодил ей мимоходом, но я – её Король”.
*****
Эдриен горела. Как пойманная ведьма из прошлого, привязанная к столбу посреди дров, горящих ярким пламенем, пока крестьяне безмятежно смотрели на неё. Помогите мне! умоляла она пересохшими губами, конвульсивно содрогаясь в клубах дыма. Удушье, удушье, и вдруг она испытала омерзительное чувство тысячи огненных муравьёв, безумно стремительно перемещающихся туда обратно прямо под её кожей.
Она не осознавала, как Ястреб протирал ей лоб, мыл её тело прохладной тканью и закутывал её в мягкие одеяла. Он убирал влажные пряди с её лба и нежно их целовал. Подбросив дров в огонь, он резко обернулся и обнаружил, что она неистово металась в уютном коконе одеял, которые, по словам лекаря, должны были облегчить её лихорадку.
Отчаяние засасывало его, более жестокое и рвущее на части, чем свирепый Нагорный шквалистый ветер.
Примитивный рык сорвался с его губ, когда Ястреб увидел, как она неистово царапает свою безупречную кожу, напрасно пытаясь унять атаки свирепых тварей лихорадки, которых та призвала, чтобы мучить её. Она расцарапает себя до крови, если он не остановит её, но всё ещё не мог вынести мысли о том, чтобы связать ей руки, как посоветовал лекарь. Видение её, натягивающей узлы, сверкнуло перед его ментальным взором, и он проглотил мучительный рёв бессильной ярости. Как ему вести войну против невидимого захватчика, который не имел слабых мест? Как победить яд, от которого не было противоядия?
Пропустив удар сердца, он сорвал с себя рубаху и сбросил сапоги. Одетый в один килт, он лёг на кровать и обернул её собой, тесно прижав её спину к себе.
“Эдриен!” Он яростно ругался, пока баюкал её в своих руках. Как мог он испытывать такую печаль по отношению к незнакомке по своей сути? Откуда поднималось то чувство, что им должно было быть отведено больше времени?
Он облокотился на стену и уложил её между своих ног, его руки обернулись крепко вокруг неё, пока она билась и содрогалась, подбородок опустился на её голову.
Глубоко ночью лихорадка достигла своего пика, и она стала говорить, рыдая серебристыми слезами.
Она никогда не узнает, что он поцелуями выпил их всех одну за другой.
Она никогда не узнает, как с тяжёлым сердцем он слушал её плач о мужчине, который, как он думал, не стоил её слёз, и жалел со всей своей мощью, что не он был первым мужчиной, которого она полюбила.
Неизменно-твёрдый Дарроу Гарет. Ублюдок, что разбил сердце его жены.
Какой шотландец, обладающий чувством собственного достоинства, назвался бы Неизменно-твёрдым?
В ранние часы рассвета, Ястреб уже держал в руке гладкую эбеновую шахматную фигурку, что Гримм отдал ему, именно ту, что упоминала в бреду Эдриен. Он изучал её и дивился, почему эта фигурка имела такое значение для неё, пока она лежала умирающей, и зачем она так отчаянно её искала в тёмных коридорах своей памяти.Суматоха за дверью разбудила его, вытащив из глубокого без сновидений сна. Не открывая глаз, он сначала прочувствовал окружающих своими чувствами. Проклятье, она всё ещё горела. Сильнее, чем было возможно. Его жена на пару скудных дней, умирающая в его руках. Что его разбудило? Может, цыгане, наконец, пришли?
“Дай мне пройти!” Голос кузнеца прогремел из-за закрытой двери, достаточно громкий, чтобы заставить её дребезжать. Хоук полностью проснулся. Этот мужской голос приводил его тело в полную боевую готовность.
“Ястреб убьёт тебя”, усмехнулся Гримм. “Ты ему с самого начала не понравился, и к тому же он сейчас не в настроении”.
Хоук кивнул головой, соглашаясь со словами Гримма, и порадовался, что выставил охрану за дверью Зелёной комнаты. Не передать словами, чтобы он мог сделать, если бы, проснувшись, обнаружил надменного кузнеца, вглядывающегося в него в его нынешнем состоянии ума.
“Придурки! Я же сказал, что могу вылечить её”, резко сказал кузнец.
Хоук мгновенно замер.
“Я, что, дурак?”, проскрежетал голос Гримма с недоверием. “Нет, это он дурак, если думает, что есть лечение от такого яда, как Каллаброн!”
“Осмелишься рискнуть этим, Гримм?”, прохладно спросил кузнец.
“Дай ему пройти”, приказал Ястреб сквозь закрытую дверь.
Он услышал звон мечей, звякнувших с металлическим треском, когда охранники разъединили скрещённые клинки, преграждающие вход в Зелёную комнату, и тогда Адам появился в дверном проёме, почти полностью заполнив его своим большим телом.
“Если ты пришёл сюда, вздумав поиграть со мной, Адам Блэк, убирайся, пока я не пустил тебе кровь и не размазал её по полу. Это меня слегка отвлечёт, но вряд ли заставит чувствовать себя лучше”.
“Почему ты её так держишь? Так близко, словно она тебе дорога?”
Хоук сжал руки вокруг неё ещё сильнее. “Она умирает”.
“Но ты её едва знаешь”.
“Не могу объяснить то, что не имеет смысла. Но я отказываюсь терять её”.
“Она красивая”, предположил Адам.
“Я знал многих красивых девушек”.
“Она более красивая, чем другие?”
“Она более что-то, чем другие”. Ястреб нежно потёрся щекой о её волосы. “Зачем ты пришёл сюда?”
“Слышал, это был Каллаброн. Я могу вылечить её”.
“И не думай искушать меня невозможным, кузнец. Не соблазняй напрасной надеждой или ляжешь умирать рядом с ней”.
“И не думай искушать меня невозможным, Лорд Хоук”, ярко отозвался эхом Адам. “Кроме того, я говорю правду насчёт леченья”.
Хоук изучал кузнеца добрую минуту. “Зачем ты сделаешь это, если сможешь?”
“Полностью ради себя, уверяю тебя”. Адам пересёк расстояние до кровати и сел с краю. Он протянул руку, и остановился на полпути, глянув на лицо Хоука. “Я не могу её лечить, не притрагиваясь к ней, грозный Хоук”.
“Ты смеёшься надо мной”.
“Я смеюсь над всем. Не принимай это на свой счёт. Хотя в твоём особенном случае, имеется ввиду скорее личное. Но в этом, я на самом деле говорю правду. У меня есть лекарство”.
Хоук фыркнул и сжал руки, оберегая свою жену. “Как такое могло случиться, что простой кузнец обладает знаниями о бесценном лекарстве?”
“Ты теряешь время, задавая мне вопросы, пока леди лежит умирая”.
“Так дай мне его, кузнец”.
“О, нет. Не так просто…”
“Кто сейчас тратит время? Я хочу лекарство. Дай мне его и убирайся, если оно у тебя действительно есть”.
“Услуга за услугу”, ровно сказал Адам.
Хоук знал, что это случится. Мужчина хотел его жену. “Ты сукин сын. Чего ты хочешь?”
Адам проказливо оскалил зубы. “Твою жену. Я спасаю её. Я получаю её”.
Хоук закрыл глаза. Надо было избавиться от этого ублюдка кузнеца, когда у него была возможность. И кстати, где цыгане, чёрт бы их побрал? Они к этому моменту должны были уже быть в Далкейте.
Кузнец мог вылечить его жену, так он говорил.
Цыгане могли ничего не знать.
И всё, чего хотел кузнец в обмен за спасение жизни его жены – его жену.
Каждая частичка его тела кричала, протестуя. Вверить эту женщину, отдать её тело, его сочную щедрость другому мужчине? Никогда. Хоук вынудил свои глаза открыться и посмотреть пристально на мужчину под именем Адам. Неужели ему придётся позволить этому надменному, красивому ублюдочному кузнецу возвысить своё тело над его жену и поглощать своими губами её стоны наслажденья? Губы кузнеца уже скривились в жестокой улыбке, словно он смаковал ту борьбу, которую вёл с собой Ястреб.
Хоук придал лицу выражение бесстрастного спокойствия. Никогда не показывать истинных чувств. Никогда не позволять им видеть, что ты думаешь, хоть это и причиняет тебе сильнейшую боль. Как хорошо он выучил этот урок у Короля Джеймса.
Всё же – хоть – что угодно для того, чтобы она могла жить. “Девушка – не награда, которой можно отплатить за услугу. Я отдам её тебе, если – и только если – она захочет тебя”, сказал он, наконец. Если бы она умерла, он потерял бы её. Если бы выжила, ценой за её спасение было тоже потерять её. Но, может быть, и нет. Неспособный скрыть ярость, которая, он знал, вспыхнет в его глазах, он закрыл их снова.
“Идёт. Ты отдашь её мне, если она захочет меня. Запомни свои слова, Лорд Хоук”.
Хоук вздрогнул.
Когда он снова открыл глаза, увидел, что Адам держит руку на лице его жены. Испарина бисеринками искрилась над её губами и на лбу. Ранка на шее растекалась зелёной паутинкой от почерневшего отверстия. “Ты можешь прикасаться к ней, кузнец, но не более, чем того требует лечение”, предостерёг Ястреб.
“Сейчас. Когда она выздоровеет, я прикоснусь к ней везде, где она захочет”.
“Она здесь ключевое слово”.
Адам положил свою ладонь на щеку Эдриен, пристально изучая ранку на её шее. “Мне нужна горячая вода, компрессы, и дюжина прокипяченных льняных полотен”.
“Принесите воду, компрессы и прокипячённые полотна”, проревел Ястреб в закрытую дверь.
“И мне надо, чтобы ты вышел из комнаты”.
“Нет”. Отказ Ястреба был более окончательным, чем утверждение смерти.
“Ты уйдёшь, или она умрёт”, прошептал Адам, словно просто говорил “Идёт дождь, тебе не кажется?”
Хоук не пошевелил ни единым мускулом.
“Сидхи Джеймс Лион Дуглас, у тебя есть выбор?” изумился Адам.
“Ты назвал все мои имена. Откуда ты знаешь обо мне так много?”
“Я сделал это своей работой – знать так много о тебе”.
“Откуда мне знать, что ты не стрелял в неё сам каким-нибудь непонятным ядом, который всего лишь имитация Каллаброна, и теперь ты притворяешься, что лечишь для того, чтобы попросту похитить мою жену”.
“Безусловно”. Адам пожал плечами.
“Что?”, зарычал Хоук.
Глаза Адама сверкнули холодным блеском драгоценных камней. “Ты не знаешь. Сможешь спасти её на таких условиях, Лорд Хоук? Не думаю. Какой у тебя выбор? Она умирает от чего-то, это ясно как божий день. Ты думаешь, это Каллаброн, но ты не уверен. Что бы это ни было, оно убивает её. Я говорю, что могу вылечить её и прошу за это плату. Какой у тебя выбор, на самом деле? Говорят, ты даже тяжёлые решения заставляешь выглядеть лёгкими. Говорят, что ты, не моргнув, сдвинешь гору, если захочешь, чтобы эта гора сдвинулась. Говорят, у тебя непогрешимое чувство справедливости, честь и сострадание. Говорят, к тому же” – при этом Адам скривился – “что ты, между прочим, хорош на простынях, или так сказала одна женщина, и это задевает меня намного больше. Как по мне, так о тебе вообще слишком много говорят. Я здесь, чтобы ненавидеть тебя. Но я не пришёл сюда, чтобы ненавидеть эту женщину, на которую ты предъявляешь права, как на жену”.
Адам и Хоук смотрели друг на друга с едва сдерживаемым неистовством.
Эдриен резко вскрикнула от боли и задрожала в руках Хоука. Её тело содрогнулось, затем выгнулось, как натянутое на дыбах. Хоук сглотнул с трудом. Какой выбор? Не было выбора, не было выбора вообще.
“Лечи её”, проговорил он тихо сквозь стиснутые зубы.
“Ты обещаешь оплатить мою услугу?”, спросил кузнец.
“Как договорились. Только если она выберет тебя”.
“Ты не ставишь никаких ограничений по времени, которое она предпочтёт проводить со мной. Я буду ухаживать за ней с этого дня и дальше, и ты не ограждаешь её от меня. Она вольна видеть меня, когда ей нравится”.
“Я буду ухаживать за ней тоже”.
“Это игра, Хоук”, сказал тихо Адам, и Хоук понял, наконец. Кузнец не хотел получить его жену, как на блюдечке. Он хотел соперничества, битвы за её благосклонность. Он хотел открытого вызова, и намеревался победить.
“Ты возненавидишь это, когда я заберу её у тебя, грозный Хоук”, пообещал кузнец. “Закрой за собой дверь, когда будешь уходить”.
Глава 10
“Как такое возможно, что мир человека может перевернуться с ног на голову, прежде чем у него будет хотя бы шанс увидеть, что это происходит и попытаться остановить это, Гримм?”
Хоук принялся пить с момента, как закрылась дверь за его женой и кузнецом. Он решительно пытался напиться до состояния головокружения, спотыкания ног и боли в животе, но пока не преуспел в этом.
“Ты веришь, что он может вылечить её, Хоук?”
Хоук задумался на минуту. “Да, Гримм. Верю. Что-то есть неестественное в Адаме Блэке, и мне бы хотелось узнать что”.
“Что ты подозреваешь?”
“Не знаю, Гримм, хочу, чтобы ты узнал всё об этом мужчине, что сможешь. Поговори со всеми в поместье, пока не получишь хоть каких-то ответов. Откуда он пришёл, когда пришёл, с кем имеет отношения, что делает день напролёт. Хочу знать о каждом его вдохе, о всех, над кем издевается”.
“Понятно, Хоук”.
“Хорошо”.
Они оба повернулись, чтобы посмотреть на дверь Зелёной комнаты. Уже часы прошли с тех пор, как кузнец закрыл дверь. С тех пор они не слышали ни звука оттуда.
“Кто пытался убить её, Хоук?”, задумчиво спросил Гримм. “Сумасшедшая Джанет была практически затворницей. Согласно слухам во владениях Комина, её видели когда-либо не более пяти человек. Как девушка столь далёкая от жизни, которая была вокруг, могла кого-то обидеть до такой степени, чтобы тот прибегнул к убийству?”
Хоук устало почесал голову. В животе всё переворачивалось, и Скотч мало чем помогал. Во внезапном порыве он откатил бутылку от себя, к Гримму. “Не позволяй мне больше пить это. Мне нужна ясная голова. Сейчас я ни о чём не могу думать. Он трогает её, Гримм. Возможно, он моет её, разглядывает её. Я хочу его убить”.
“Так сделай это, когда он покончит с лечением”, легко сказал Гримм.
“Не могу!”
“Так давай я это сделаю вместо тебя”, сказал Гримм, преданный навсегда.
“Нет. Мы заключили соглашение”.
“Ты заключил с ним соглашение?”, глаза Гримма, округлившись, сверкнули. “Будь всё это к чёрту проклято! Ты никогда не нарушишь соглашение. Как ты мог быть таким глупцом, чтобы заключить договор с человеком, которого ты не выносишь?”
“Он мог спасти мою жену”.
“Когда ты успел заиметь такие чувства к этой Сумасшедшей Джанет, которую, во всяком случае, клялся вообще не принимать за жену?”
“Заткнись, Гримм”.
“Что за соглашение, Хоук?”, настаивал Гримм.
“Он хочет Эдриен”.
“Ты отдал ему Эдриен?”
“Гримм, никаких больше вопросов. Просто узнай хоть что-нибудь или всё о мужчине по имени Адам Блэк”.
“Буть спокоен, узнаю”.
*****
“Ты – совершенство, красавица”, сказал кузнец, когда его угольно-чёрные глаза блуждали по её обнажённому телу, обёрнутому влажными простынями.
“Совершенство, беззаконно”, повторяла Эдриен во сне. Жар отступал, медленно.
“Определённо беззаконно”.
Он не мог знать. Невозможно. “Что ты имеешь ввиду под этим?”, она пыталась выговорить слова, и не была уверена, что произнесла хоть звук.
“Только то, что должно быть что-то преступное в женщине, столь красивой”, лукаво ответил он.
“Ничего преступного во мне нет”, сдержанно возразила она.
“О, красавица, думаю, в тебе есть много чего преступного”.
“В тебе есть что-то необычное, Адам”, пробормотала она, беспокойно заметавшись.
“Нет”, ответил он самодовольно, “во мне точно нет ничего обычного. Дай мне руку, красавица, я покажу тебе необычное”.
И потом была прохладная вода, покрытый пеной океан, набегающий на белую пыль песка. Нежный шёпот прибоя по берегу, прохладный песок под босыми ногами. Ни муравьёв, ни дыб, ни огня. Только покой в самой любимой её гавани во всём мире. Морской курорт в Мауи, где она отдыхала с подругами. Красивые, блаженные дни провели они там, где был свежевыжатый апельсиновый сок и бесконечная беготня по пляжу, шлёпанье босых ног по краю прибоя.
А потом странные образы. Запах жасмина и сандалового дерева. Белоснежный песок, усыпанный пятнышками цвета фуксии шелковых палат и бабочки над каждым сучком и веточкой каждой рябины. Невероятное место. И она лежала на прохладном песке, исцеляясь тропическими лазоревыми волнами.
“Красавица, моя красавица. Желай меня. Почувствуй меня, жажди меня, и я утолю твою нужду”.
“Хоук?”Гнев Адама был осязаем до такой степени, словно к нему можно было прикоснуться рукой.
Эдриен еле заставила свои глаза открыться и задохнулась. Если бы тело повиновалось ей, она выскочила бы прямо из кровати. Но оно не повиновалось. Оно лежало слабое и безвольное на кровати, в то время как вся её сущность взлетала. “Убирайся из моей комнаты”, завопила она. Во всяком случае, голос её не потерял своей силы.
