Текст книги "За горным туманом (ЛП)"

Автор книги: Карен Мари Монинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Карен Мэри Монинг

За горным туманом

(Весна)

Заметишь змей с двойным языкчом

Колючих ёжиков не увидишь;

Тритонов и слепых червячков, не сделают дурного,

Не подойдут близко к нашей волшебной королеве.

Шекспир, Летний Ночной Сон

Пролог

Шотландия

1 февраля 1513

Аромат жасмина и сандалового дерева плыл среди рябин. Над ветками, усеянными росой, одинокая чайка незаметно проскользнула над затуманенным берегом и воспарила ввысь, над освященными утренним рассветом белыми песками Морара. Бирюзовые волны накатывали, мерцая прохладными хвостами сирен, на алебастровый берег.

Элегантный королевский двор Туата Дэ Данаан пестрел буйной зеленью. Лёгкие экипажи, искрящиеся алым и лимонным цветом, усыпали полумесяцем покрытый травой холм вокруг помоста.

“Говорят, он даже красивее тебя”, обратилась Королева к лениво развалившемуся мужчине у подножия её помоста.

“Невозможно”, его притворный смех зазвенел как хрустальный звон на ветру.

“Говорят, что его спокойная мужественность такова, что и жеребец ему позавидует”, Королева скользнула взглядом из-под полуприкрытых век по своим восторженным подданным.

“Скорее уж мышь”, презрительно усмехнулся мужчина у её ног. Элегантные пальцы указали в воздух, и в тумане раздались смешки.

“А в полную силу она крадёт разум женщин, забирает у них души”, Королева прикрыла глаза, охваченные радужным огнём озорных мыслей. Ах, как легко спровоцировать моих мужчин! Мужчина закатил глаза, и презрение отразилось на его высокомерном профиле. Он скрестил ноги в лодыжках и устремил свой пристальный взгляд в море.

Но Королеву не обмануть. Мужчина у её ног был слишком тщеславен и далеко не так непроницаем к её уколам, как хотел показать.

“Ну же, не зли его”, предостерёг Король Финб`аэра. “Ты же знаешь, каким он может быть дураком, если ранить его эго”. Он нежно похлопал по её руке. “Ты его уже достаточно подразнила”

Королева задумчиво прищурила глаза. Быстро подумав, она удержала своё мстительное настроение. Расчётливый взгляд на мужчин вернул к мысли о подслушанном ею их разговоре в мучительных подробностях поздно прошлым вечером.

Вещи, о которых они говорили, были непростительны. Королева не была женщиной для сравнения и уж тем более, если это сравнение с другой не в её пользу. Она незаметно поджала губы. Её изысканно тонкая рука сжалась в кулак. Она тщательно продумала свою следующую фразу.

“Но я обнаружила, что всё, что они говорят, правда”, промурлыкала Королева.

Её утверждение повисло в тишине непризнанным, ибо было слишком жестоким, чтобы придать ему лоск. Король рядом и мужчина у её ног резко вскочили. Она уже подумывала о том, что её намёк оказался недостаточно болезненным, как оба мужчины в унисон заглотили её наживку. “Кто этот мужчина?”

Наслаждаясь мужской ревностью, Королева Эльфов Эобил спрятала удовлетворённую улыбку за деликатным зевком. “Они называют его Ястребом”.

Глава 1

Шотландия

1апреля 1513

Сидхи Джеймс Лион Дуглас, третий граф Далкейта бесшумно ступал по полу. Капельки воды струйками стекали с его мокрых волос по широкой груди и собирались в ручеёк меж стальных мускул его живота. Лунный свет слабо мерцал через открытое окно, отбрасывая серебристый отблеск на его бронзовой коже и создавая иллюзию, что он был отлит из расплавленной стали.

Вода в бадье уже стала холодной и была забыта. Как и женщина в его постели. И она знала это.

И ей это нисколечко не нравилось.

Слишком красив для меня,подумала Эсмерельда. Среди святых, мужчина был ядом; и долгожданным прохладным глотком, и единственным лекарством от этой отравы было его тело. Она подумала о тех вещах, что сделала, чтобы завоевать его, разделить с ним постель, и – Господи прости её – о тех вещах, что сделает, чтобы остаться.

Она почти ненавидела его за это. И ненавидела себя за это тоже. Он должен быть моим, подумала она. Она смотрела, как он бесшумно подходит к окну, открывающемуся муж двух гранитных колонн, что соединяются высокой аркой в двадцати футах над её головой. Эсмерельда презрительно улыбнулась его спине. Глупый – так незащищено и открыто стоять к ней спиной – или высокомерный. И что с того, что она лежит на массивной кровати, уставившись сквозь розовую арку в бархатное небо, усыпанное сверкающими звёздами?

Вот таким она застала его этой ночью, когда он мощно двигался в ней, пробуждая этот бесконечный голод в её крови, который только его твердо-каменная мужественность могла утолить. Она стонала под ним в величайшем экстазе, какого ещё ни разу не испытывала в своей жизни, а он вот так и смотрел в окно, будто с ним никого и не было.

Он считал звёзды?

Про себя напевал непристойные песенки, чтобы не свалиться на неё и не заснуть?

Она потеряла его.

Нет, поклялась себе Эсмерельда, она никогда его не потеряет.

“Хоук?”

“Хммм?”

Она разгладила лавандовый шёлк простыни дрожащими пальцами. “Возвращайся в постель, Хоук”

“Мне не спокойно этой ночью, милая”, сказал он, играя толстым стеблем бледно-голубого цветка, росистыми лепестками которого он осыпал её шелковистую кожу полчаса ранее.

Эсмеральда содрогнулась от этой открыто бурлящей энергии, что осталась в нём. Вялая и полностью удовлетворённая, она видела, что его тело, от головы до кончиков пальцев, звенит этой нерастраченной силой. Какой же женщиной надо быть – или сколько их надо – чтобы оставить этого мужчину в сладком полудремотном удовлетворении?

Более женщин, чем она, и Бог знает, как это её ранило.

Оставляла ли её сестра его более сытым? Её сестра, что согревала его постель, пока Зэлди не нашла способ занять её место.

“Я лучше, чем моя сестра?” Слова слетели с её губ раньше, чем она смогла их удержать. Она прикусила губу, тревожно ожидая ответа.

Её слова оттянули его затуманенный взгляд от звёздной ночи, и он скользнул сквозь простор спальни и остановился на страстной черноволосой цыганке. “Эсмеральда…”, мягко он проворчал.

“Я лучше?”, её хриплое контральто взлетело до строптивого визга.

Он вздохнул. “Мы уже говорили об этом…”

“И ты мне не ответил”.

“Перестань себя сравнивать, милая. Ты знаешь, это глупо…”

“Как я могу не сравнивать, если у тебя их сотня, нет, тысяча, чтобы сделать это, даже моя собственная сестра?” Её ровные брови нахмурились в сердитом взгляде над её вспыхнувшими огнём глазами.

Его смех раскатился по комнате. “А со сколькими меня сравниваешь ты, прекрасная Эсмерельда?”

“Моя сестра не могла быть так хороша, как я. Она была почти девственницей”. Она выплёвывала эти слова почти с отвращением. Жизнь была слишком непредсказуемой, чтобы девственность могла обладать хоть какой-либо ценностью у её народа. Страсть, во всех её проявлениях, имела куда большее значение в Римской культуре.

Он поднял руку предупреждая: “Хватит”. Ядовитые слова обвинений падали быстро и гневно на единственного мужчину, который смог заставить петь её языческую кровь и унять безмерную тоску меж её бёдер. Уже много вечеров подряд.

Он терпел её гнев молча, и, когда её язык успокоился, повернулся снова к своему окну. Одинокий волчий вой прорезал ночную тишину, и она отчётливо услышала ответный вопль внутри себя. Она знала, молчание Хоука – это его прощание с ней. Пронзённая этим унижением и отказом, она легла дрожа на его постель – постель, в которую, как она уже знала, её больше не позовут.

Она бы убила за него.

Именно это она и имела ввиду, минутами позже бросившись на него с серебряным стилетом, схваченным ею со столика у кровати. Эсмерельда возможно и покинула бы его, не бросив клятвы об отмщении, если бы он хотя бы удивился. Мгновенно встревожился. Или хотя бы огорчился.

Ни одной из этих эмоций он не показал. Его прекрасное лицо осветилось смехом, когда он, без усилия крутанувшись, схватил её руку, и выбитый стилет полетел в открытое окно.

Он смеялся.

И она прокляла его. И всех, кто будет после него.

А когда он закрыл ей рот поцелуями, она проклинала его сквозь стиснутые зубы, даже если её вероломное тело таяло от его прикосновений. Мужчина не должен быть таким красивым. Таким недостижимым. И таким чертовски бесстрашным.

Ни один мужчина не может отвергнуть Эсмерельду. Но он сделал это с ней, а она – нет. И никогда не сможет.

“Это не твоя вина”, сказал Гримм. Они уселись на вымощенной терассе Далкейта, прихлёбывая портвейн и покуривая ввезённый табак в чисто мужской компании.

Сидхи Джеймс Лион Дуглас потёр свой безупречный подбородок своей прекрасной рукой, раздражённый лёгкой щетиной, которая всегда появлялась уже спустя несколько часов после бритья.

“Я только не понимаю, Гримм. Я думал, что ей было хорошо со мной. Зачем ей понадобилось меня убивать?”

Гримм изогнул бровь. “Что ты делаешь с девицами в постели, Хоук?”

“Я даю им то, чего они хотят. Фантазию. Моё всегда готовое тело и кровь готовы выполнить любую их прихоть”.

“А как ты узнаёшь их фантазии?” изумился вслух Гримм.

Граф Далкейта мягко засмеялся с тем страстным рокочущим урчаньем, которое, как он знал, сводило с ума женщин. “Ах, Гримм, тебе всего лишь надо слушать их всем свом телом. Она говорит тебе о своих желаниях глазами, зная об этом или же и не подозревая. Она ведёт тебя своими тихими стонами. Нежным движением тела она тебе говорит, хочет она тебя сзади или сверху между своих пышных форм. Чтобы ты входил с нежностью или с силой; желает она в тебе нежного любовника или ищет зверя. Хочет, чтобы её губы целовали или жадно пожирали подобно дикарю. Нравится, чтобы её груди…”

“Картина ясна”, прервал Гримм, с трудом сглатывая. Он смущённо поёрзал в кресле и скрестил ноги. Скрестил их заново и оттянул килт. Ещё раз скрестил и вздохнул. “А Эсмерельда? Её фантазии ты понимаешь?”

“Даже слишком хорошо. Одна из них это быть Леди Хоук”.

“Она должна понимать, что этому не бывать, Хоук. Все знают, что ты уже почти женат с тех пор, как Король Джеймс издал указ о твоей помолвке”.

“И почти погиб. И не хочу об этом говорить”.

“Время бежит быстро, Хоук. И тебе не просто придётся об этом говорить, но и ещё кое-что – например, съездить за своей невестой. Срок почти истёк. Или ты не волнуешься об этом?”

Хоук бросил на Гримма разъярённый взгляд.

“Всего лишь пытаюсь. Осталось каких-то жалких две недели, помнишь?”

Хоук бросил пристальный взгляд на прозрачное ночное небо, усыпанное сверкающими звёздами. “Как могу я забыть?”

“Ты, правда, считаешь, что Джеймс осуществит все свои угрозы, если ты не женишься на девице Комин?”

“Абсолютно”, ровно сказал Хоук.

“Я только не понимаю, почему он тебя так сильно ненавидит”.

Сардоническая ухмылка скользнула по лицу Хоука. Он знал, почему Джеймс ненавидел его. Тридцать лет назад родители Хоука унизили его тщеславную душёнку. И так как отец умер до того, как Джеймс смог бы ему отомстить, его гневный взгляд обратился на Хоука.

Долгих пятнадцать лет Джеймс контролировал каждую минуту его жизни. За пару дней до завершения его службы, Джеймс изобрёл план как и дальше влиять на его жизнь. Согласно королевскому указу, Хоук был обязан жениться на девице, которую он не знал и не хотел. Старая дева-отшельница, по слухам была довольно страшна и, несомненно, не в своём уме. Таков был хитроумный приговор Короля Джеймса. “Кому постичь глубины умов королей, мой друг?”, ловко избежал ответа Хоук, четко поставив точку в их беседе.

Мужчины какое-то время провели в тишине, оба думая о разных причинах, уставившись в бархатное небо. Филин тихо ухнул в саду. Сверчки исполняли свой чудный концерт, отдавая сумеречную дань Далкейту. Звёзды пульсировали и приглушённо мерцали на иссиня-черном ночном балдахине.

“Смотри. Одна падает. Туда, Хоук. Что ты загадаешь?” Гримм указал на белое пятнышко, оставившее молочный хвостик от своего сверкающего отпечатка.

“Эсмерельда говорит, что если загадаешь желание до того, как упадёт звезда, оно обязательно исполнится”.

“Ты загадал прямо сейчас?”

“Пустой разговор”, засмеялся Хоук. “Глупые романтические бредни для мечтательных девиц”. Конечно, он загадал. Каждый раз, когда видит падающую звезду. Всегда одно и то же желание. В конце концов, время уже близко.

“Хорошо, я попытаюсь”, Гримм проворчал, не обращая внимание на насмешки Хоука. “Я желаю…”

“Давай, Гримм. Какое у тебя желание?” заинтересованно полюбопытствовал Хоук.

“Тебя это не касается. Ты всё равно не веришь”.

“Я? Вечный романтик, очаровывающий легионы своей поэзией и обольщением – и не верить во все эти милые женские штучки?”

Гримм выстрелил в друга предостерегающим взглядом. “Осторожно, Хоук. Смейся над ними на свой риск. Как-нибудь разозлишь девицу. И не будешь знать, что с этим делать. Правда, пока они только падают от твоих искусных улыбок…”

“Ты имеешь ввиду вот эту”. Хоук изогнул бровь и сверкнул улыбкой, завершив её томно прикрытыми глазами, обещающими много всего той, которая получала её. Говорила девушке о том, что она одна единственная в его сердце, в котором есть место только для неё – и не важно, кто был в руках Хоука в тот момент.

Гримм потряс головой в насмешливом отвращении. “Практикуешься. Ну да, ты должен. Давай, признай это”.

“Конечно. Это работает. Хочешь попрактиковаться?”

“Бабник”

“Агм”, согласился Хоук. “Ты хоть помнишь, как их звали?”

“Все пять тысяч”. Хоук спрятал оскал зубов за глотком портвейна.

“Мерзавец. Распутник”.

“Негодяй. Бродяга. Хам. Ах, есть ещё одно хорошее словце: сластолюбец”, любезно добавил Хоук.

“Почему они не видят тебя насквозь?”

Хоук пожал плечами. “Им нравится то, что они получают от меня. Есть уйма голодных девиц вокруг. Не могу, по совести, от них отвернуться. Это меня будет беспокоить”.

“Кажется, я понимаю, какую именно твою голову это тревожит”, сухо заметил Гримм. “И однажды ты заработаешь на неё кучу неприятностей”.

“Что ты загадал, Гримм?” Хоук пренебрег этим предостережением с тем бесшабашным видом, который был всегда у него, как только дело касалось женщин.

Медленная улыбка скользнула по лицу Грима. “Девушку, которая не захочет тебя. Великолепную красотку, которой хватит ума и мудрости, чтоб дать тебе пинка под зад. С прекрасным лицом и потрясающим телом, и великолепным “НЕТ” для тебя на чудесных губках, о мой совершенный друг. И желаю лицезрить эту битву”.

Хоук элегантно улыбнулся. “Не бывать этому”

******

Лёгкий порыв ветра сладко прошуршал по верхушкам сосен и бриз с запахом жасмина и сандалового дерева принёс далёкий голос. Затем он произнёс слова с лёгкой насмешкой, что никто из мужчин не услышал. “Думаю, это можно устроить”.

Глава 2

Вечерняя пора укрыла своим плащом таинственный остров Морар, кремнистый песок искрился серебром под сапогами Короля Фибн’эара, пока он вышагивал, нетерпеливо ожидая возвращения придворного шута.

Королева и её придворные фавориты весело праздновали Белтейн (кельтский праздник костров) в отдалённой Нагорной деревне. Созерцание волшебного танца Эобил и её заигрывания со смертными горцами пробудило его дремотную ревность до бодрствующей ярости. Он покинул Белтейнские костры, прежде чем не смог бы удержаться от страстного желания уничтожить всю деревню целиком. Он был слишком зол на смертных, чтобы доверять себе, находясь среди них в тот момент. Одна лишь мысль о Королеве со смертным мужчиной наполняла его бешенством.

Как у Королевы были фавориты среди их придворных, так и у Короля; хитрый придворный шут был его давним компаньоном и в радости и в печали. Он послал шута узнать всё о смертном Хоуке, собрать мельчайшие подробности, чтобы он смог изобрести подходящую месть для мужчины, который отважился заступить на эльфийские владения.

“Говорят, что его спокойная мужественность такова, что и жеребец ему позавидует… она крадёт разум женщин, забирает у них души”. Король передразнил слова Королевы язвительным фальцетом, и раздражённо фыркнул.

“Боюсь, это правда”, ровно сказал шут, появившись в тени рябины.

“Неужели?”, Король Фибн’эара скривился. Он убедил себя, что Эобил слегка приукрасила – в конце концов, мужчина был смертным.

Шут нахмурился. “Я провёл три дня в Эдинбурге. Мужчина – живая легенда. Женщины сходят с ума по нём. Они произносят его имя, как будто это некое таинственное колдовство, дарующее вечный экстаз”.

“Ты его видел? Своими собственными глазами? Он красив?” спрашивал быстро Король.

Шут кивнул и его рот ожесточённо скривился. “Он – безупречный. Он выше меня…”

“Ты выше шести футов в тех чарах!”, возразил Король.

“Он почти на кисть руки выше. У него волосы цвета воронового крыла, стянутые в глянцевый хвост; тлеющие чёрные глаза; чеканная безукоризненность молодого бога и тело воина-викинга. Это возмутительно. Могу я покалечить его, мой господин? Изуродовать его прекрасное лицо?”

Король Фибн’эара обдумал эти сведения. У него засосало под ложечкой при мысли о том, как этот тёмный смертный прикасается к прекрасному телу его Королевы, доставляя ей несравнимое удовольствие. Забирая её душу.

“Я убью его для вас!”, с надеждой предложил шут.

Король Фабн’эара нетерпеливо махнул рукой. “Дурак! И нарушить Договор между нашими расами? Нет. Должен быть другой путь”.

Шут пожал плечами. “Может, нам стоит расслабиться и ничего не делать. Хоук уже на пути, чтобы пострадать от руки кое-кого из его собственной расы”.

“Расскажи подробнее”, приказал Фабн’эара, его интерес проснулся.

“Я обнаружил, что Хоук женится через несколько дней. Он помолвлен по указу их смертного короля. Он уже почти уничтожен. Понимаете, мой господин, Король Джеймс приказал Хоуку жениться на женщине по имени Джанет Комин. И дал понять, что если Хоук не женится на ней, он уничтожит оба клана, и Дугласа, и Комина”.

“И на что ты намекаешь?” нетерпеливо спросил Фабн’эара.

“Джанет Комин мертва. Она умерла сегодня”.

Фабн’эара мгновенно напрягся. “Ты ей причинил вред?”

“Нет, мой господин!” Шут посмотрел на Короля оскорблённым взглядом. “Она умерла от руки своего отца. Я не более вложил мысль в его голову, чем ключ от её башни в его сумку”.

“Это означает, что ты вложил или нет мысль в его голову?” подозрительно спросил Король.

“Ну хватит, мой господин”, шут недовольно надул губы. “Думаете, я прибегнул бы к такому надувательству и подверг нас всех опасности?”

Фабн’эара соединил пальцы и внимательно посмотрел на шута. Непредсказуемый, коварный и беспечный шутник, он не был достаточно безрассудным, чтобы рисковать своей расой. “Продолжай”.

Шут задрал кверху голову и его улыбка сверкнула в полумраке. “Это просто. Свадьба не состоится сейчас. И Король Джеймс уничтожит Дугласов. О, и Коминов тоже”, добавил он без тени сожаления.

“А…” Фабн’эара на некоторое время задумался. Хоук скоро умрёт, а ему не придётся и пальцем о палец ударить.

Но этого было недостаточно, он вскипел. Фабн’эара хотел приложить свою руку к уничтожению Хоука. Он испытал личное оскорбление, и хотел глубоко личного отмщения. Ни один смертный мужчина не наставит рога Королю эльфов, избежав божественного воздаяния – и как это будет божественно – уничтожить Хоука.

Слабый отблеск некой идеи стал приобретать черты в его голове. И всё обдумав, Король Фабн’эара почувствовал себя более живым, чем когда-либо за многие столетия.

Шут не пропустил самодовольной улыбки, что скользнула по губам короля.

“Вы думаете о чём-то гадком. Каковы ваши планы, мой господин?”, спросил шут.

“Молчи”, приказал Король. Он задумчиво потирал подбородок, пока просеивал все варианты, тщательно облагораживая свою месть.

Если время и шло, пока Фабн’эара плёл свою интригу, ни один эльф этого не заметил; время мало значило для расы существ, которые могли в нём перемещаться по желанию. Первые огоньки рассвета окрасили небо над морем, когда Король заговорил снова.

“Хоук когда-нибудь любил?”

“Любил?”, шут отозвался беспомощным эхом.

“Ты знаешь, то чувство, из-за которого смертные сочиняют сонеты, разжигают войны и воздвигают памятники”, сухо сказал Король.

Шут минуту размышлял. “Я сказал бы нет, мой Король. Ястреб никогда не ухаживал за женщиной, которую бы не завоевал, и не бывало, чтобы он страстно желал некую особенную женщину среди других”.

“Ни одна женщина никогда не отвергала его?” Король Фабн’эара спросил с тенью недоверия.

“Ни одна, которую я смог найти. Я не думаю, что хоть какая-то женщина, живущая и дышащая в шестнадцатом веке, могла бы отказать ему. Я говорю вам, мужчина – легенда. Женщины теряют сознание при его виде”.

Король алчно улыбнулся. “У меня есть другое поручение для тебя, шут”.

“Всё, что угодно, мой господин. Позвольте убить его”.

“Нет! Ни капли крови не прольётся от наших рук. Слушай внимательно. Иди сквозь века. Иди вперёд – женщины более независимые и хладнокровные там. Найди мне неотразимую, изящную, умную, сильную; ту, которая хорошо себя знает. Постарайся хорошо, это должна быть женщина, которая не лишится разума, будучи брошенной сквозь время, которая сможет легко приспособиться к странным событиям. Не должно случиться так, что мы принесём её к нему, а она забьёт себе голову чепухой. Она должна хоть немного верить в волшебство”.

Шут кивнул. “Что правда, то правда. Вспомните того налогового бухгалтера, которую мы перебросили в двенадцатый век? Она превратилась в буйно-помешанную”.

“Точно. Женщина, которую ты найдёшь, должна быть хоть немного привычная к волшебству, так она сможет принять путешествие во времени, не сходя с ума”. Фабн’эара подумал ещё немного. “Точно. Поищи в Салеме, где всё ещё верят в ведьм, или в Новом Орлеане, где древняя магия шипит в воздухе”.

“Чудесные места!”, пришёл в восторг шут.

“Но важнее всего, шут, ты должен найти женщину, которая питает особую ненависть к красивым, распутным мужчинам; женщина, которая точно превратит жизнь этого смертного в ад на земле”.

Рот шута растянулся в жестоком смешке. “Позволите украсить ваш план?”

“Ты его лучшая часть”, сказал Король со зловещим обещанием.

Эдриэнн де Симон дрожала, несмотря на то, что майский вечер в Сиэтле был необычно тёплым. Она натянула через голову свитер и с усилием дёрнула Французские двери, чтобы их закрыть. Она пристально вгляделась через стекло, наблюдая, как ночь спускается над садами, что в диком беспорядке спотыкались по ту сторону аллеи.

В тающем свете она обводила взглядом каменную стену, что защищала её дом на Коутэйл Лэйн 93, затем продолжила свой регулярный внимательный осмотр, вглядываясь в тени под могучими дубами и выискивая любое непонятное движение. Она глубоко вздохнула и приказала себе успокоиться. Сторожевые псы, что охраняли её дом, были спокойны, значит, всё в порядке, убедила она себя твёрдо.

В необъяснимом напряжении, она ввела код на панели сигнализации, который активировал детекторы на движение, стратегически установленные по всему газону в один акр. Любое неслучайное движение объекта весом выше сотни фунтов и высотой три фута приведёт в активность детекторы, несмотря на то, что пронзительный сигнал тревоги не вызовет полицию или какую-нибудь другую правоохранительную службу.

Эдриен побежит за оружием, прежде чем к телефону. Она вызовет самого дьявола, прежде чем подумает о звонке в полицию. Хотя прошло шесть месяцев, Эдриен всё ещё чувствовала, что уехала недостаточно далеко от Нового Орлеана, даже если бы пересекла океан или два, что она в любом случае не могла сделать; процент беглецов, задержанных, когда они пытались покинуть страну, был шокирующее высоким.

Было это тем, чем она действительно была? удивлялась она. Это никогда не перестанет изумлять её, даже после этих всех шести месяцев. Как могла она – Эдриэн де Симон – быть беглецом? Она всегда была честным, законопослушным гражданином. Всё, чего она просила от жизни, был дом и место, которому она могла бы принадлежать; кого-то, чтобы любить и кто любил бы её; и детей в один прекрасный день – детей, которых она никогда не покинет в сиротском приюте.

Она нашла всё это в Эберхарде Дарроу Гарете, потрясающем парнем из Нового Орлеана, так она тогда думала.

Эдриен фыркнула, просмотрев газон в последний раз, и опустила портьеры на двери. Пару лет назад мир ещё казался совсем другим; чудесным местом, полным обещаний, волнений и бесконечных возможностей.

Вооружённая только своим неугомонным умом и тремя сотнями долларов наличными Эдриен Де сама себе придумала фамилию и покинула приют в день, когда ей исполнилось восемнадцать. Она с волнением узнала о студенческом кредите, который мог получить кто угодно, даже такой необеспеченный и негарантированный клиент, как сирота. Она взялась за работу официантки, записалась в колледж, и предприняла поиски чего-нибудь для себя. Только чего; в этом она не была уверена, но у неё всегда было чувство, что что-то особенное ждёт её за следующим углом.

Ей было двадцать и она была уже на втором курсе в университете, когда это что-то особенное случилось. Работая в “Слепящем Лимоне”, элегантном баре-ресторане, она поймала глаза, сердце и обручальное кольцо прекрасного в своей тёмной красоте, богатого Эберхарда Дарроу Гарета, холостяка из десятка. Это была чудесная волшебная сказка. И она летала на облаках от счастья несколько месяцев.

Когда облака стали таять под её ногами, она отказывалась всмотреться пристальней, отказывалась осознать, что её сказочный принц мог принадлежать тьме.

Эдриен зажмурила глаза, желая, чтобы эти плохие воспоминания исчезли из её жизни. Какой доверчивой она была! Как много оправданий давала и ему, и себе – пока не пришлось бежать.

Тихое мяуканье вернуло её к настоящему, и она улыбнулась той единственной хорошей вещи, что случилась с ней после всего этого; её Лунная Тень, бездомный котёнок, которого она нашла за бензоправочной станцией по пути на север. Муни тёрся о её лодыжки и восторженно урчал. Эдриен взяла пушистый маленький комочек в свои ладони и крепко прижала к себе. Безоговорочная любовь, вот дар который давал ей Муни. Любовь без оговорок и уловок – чистая привязанность без каких-либо тёмных сторон.

Эдриен тихо мурлыкала под нос, почёсывая Мунины ушки, и резко оборвала, когда слабый царапающий звук притянул снова её внимание к окнам.

Совершенно бесшумно она сжала Муни ждала, Затаив дыхание.

Но была только тишина.

Должно быть это была веточка, хрустнувшая о крышу, решила она. Но, разве она не обрезала все деревья у дома, когда переехала сюда?

Эдриен вздохнула, потрясла головой, приказав своим мышцам расслабиться. Ей почти это удалось, когда доска настила над головой скрипнула. Напряжение мгновенно вернулось к ней. Она опустила Муни на мягкий стул и пристально посмотрела на потолок, когда скрип повторился. Возможно, это была просто осадка дома. Она должна побороть своё живое воображение. Сколько времени должно пройти, прежде чем она перестанет бояться, что обернётся и увидит Эберхарда, стоящего с чуть насмешливой улыбкой и блестящим пистолетом? Эберхард был мёртв. Она – в безопасности, она знала, что была. Почему же она чувствует себя так ужасно уязвимой? Последние несколько дней у ней было удушающее ощущение, что кто-то следит за ней. Не важно как сильно она пыталась убедить себя, что тот, кто желал бы причинить ей вред, либо мёртв, либо не знает, что она жива, – она всё равно была охвачена ненормальной тревогой. Каждый инстинкт, которым она обладала, предостерегал её, что было что-то не так – или о том, что случится нечто ужасное. Она выросла в Городе Привидений – нечестивом, суеверном, колдовском Новом Орлеане, который научил её слушать свои инстинкты. Они почти всегда попадали в цель.

Её инстинкты были верны о Эдинхарде. У неё с самого начала было плохое чувство о нём, но она убедила себя, что это было её собственная незащищённость. Эберхард был настоящей добычей в новом Орлеане; естественно, женщина может чувствовать себя выбитой из колеи подобным мужчиной.

Только некоторое время спустя она поймёт, что она была одинокой так долго, и так сильно хотела ту чудесную сказку, что заставила реальность отражать свои желания, вместо того, чтобы оглядеться вокруг. Она столько раз обманывала саму себя прежде чем столкнуться лицом с правдой, что Эберхард не был тем, кем, она думала, он был. Она была такой дурой.

Эдриен глубоко вдохнула весенний воздух, что мягким бризом в окно за её спиной, затем вздрогнула и резко обернулась. Она пристально и настороженно смотрела на развевающиеся портьеры. Разве она не закрыла окно? Она была уверена, что да. Она закрыла их все, прямо перед тем как закрыть французские двери. Эдриен осторожно приблизилась к окну, и быстро закрыла его на затвор.

Это были нервы, ничего боле. Ни лица, заглядывающего в окно, ни лая собаки, ни звука сигнализации. Зачем столько мер предосторожности, если она всё равно не могла расслабиться? Не было никакой возможности, что там кто-то был.

Эдриен заставила себя отвернуться от окна. Пока она бесшумно шла через комнату, её нога натолкнулась на маленький предмет, и он покатился через старый ковёр, затем ударился о стену и замер.

Эдриен взглянула на него мельком и вздрогнула. Это была фигурка из шахматного набора Эберхарда, которою она стащила из его дома в Новом Орлеане в ночь, когда сбежала. Она совсем о ней забыла, когда переехала сюда. Она забросила её в коробку, одну из тех, что столбиком стоят в углу и которые она никак не соберётся распаковать. Возможно Муни вытащил их , она задумчиво смотрела на ещё несколько фигурок, которые были разбросаны по ковру.

Она отыскала ту фигурку, которую задела ногой, и осторожно покрутила её между своих пальцев. Волны эмоций затопили её; море стыда, гнева и унижений, обёрнутые безжалостным страхом, что она всё ещё не была в безопасности.

Поток воздуха коснулся поцелуем её затылка и она застыла, сжимая шахматную фигурку так сильно, что корона чёрной королевы больно впилась в её ладонь. Логика настойчиво утверждала, что окна за ней были закрыты – она знала, они были – инстинкт говорил об обратном.

Здравомыслящая Эдриен знала, что никого кроме неё и тихо посапывающего котёнка нет в её библиотеке. А неразумная Эдриен покачивалась на краю ужаса.

Нервно рассмеявшись, она поругала себя за несдержанность, затем прокляла Эберхарда за то, что он с ней так поступил. Она не поддастся паранойе.

Присев на колени и не оборачиваясь назад, Эдриен сгребла разбросанные фигурки в кучку. Ей, правда, не нравилось прикасаться к ним. Женщина не могла провести всё своё детство в Новом Орлеане – большую его часть у ног креольской рассказчицы, что жила возле приюта – и не стать хоть немного суеверной. Набор был древний, подлинный, из эпохи Викингов; старая легенда гласила, что он был проклятым, и в жизни Эдриен тоже было уже достаточно напастей. Единственной причиной, по которой она украла этот набор, была необходимость в быстрых наличных деньгах. Вырезанные из моржовой кости и чёрного эбенового дерева, они могли стоить больших денег, если их предложить коллекционеру. Более того, разве она их не заработала, после всего того, что он ей сделал?