Текст книги "Долг чести"

Автор книги: Карен Хокинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Карен Хокинс
Долг чести

Глава 1

Ах вы, мои девчонки! Вот потеха будет, когда вы заполучите собственного мужчину, чтобы всласть его помучить!

Почтенная Нора из Лох-Ломонда одним холодным вечером своим трем крошкам-внучкам

– Так ты проиграл все? – На последнем слове голос Софии Макфарлин задрожал.

Роберт Макфарлин, известный приятелям-игрокам – да и дочери – под прозвищем Рыжий, поморщился:

– Да, девочка. Проиграл все.

София, побледневшая как смерть, рухнула в кресло.

– Даже… Даже дом?

У Рыжего стоял ком в горле. Он всегда считал, что плохие новости лучше вываливать разом. Но сейчас, глядя на дрожащую нижнюю губу дочери, не решался последовать собственной рекомендации.

Ее круглые светло-голубые глаза с густыми ресницами заблестели от слез.

– Как же так? Ты ведь собирался в Эдинбург продать мамины бриллианты, чтобы починить крышу… Как же ты мог ввязаться в игру?

– Я сделал остановку в Стирлинге, хотя сейчас, Богом клянусь, лучше бы мне бежать оттуда прочь. По дороге я услышал, что там будут скачки, побегут лучшие в Англии лошадки! Я только хотел посмотреть. Но там оказался Эндрю Макгрегор, ну и…

София надула губки:

– Вечно из-за этого Макгрегора неприятности.

– Тише. Это я свалял дурака. Никого не надо винить, девочка. Я всего лишь хотел тебе помочь…

– Помочь? Проиграв мой любимый дом?

– Но я же не хотел! Просто подумал – выиграю разок и смогу заплатить за починку крыши. И продавать бриллиантовый гарнитур твоей мамы не придется! Я с самого начала противился его продаже.

Девушка сжала кулаки.

– Да плевать я хотела на бриллианты! Говорила же – мне бы только крышу залатать!

Он сжал зубы.

– Беатрис хотела, чтобы ты надела бриллианты на свою свадьбу, как надевала их она, выходя за меня.

Глаза Софии сверкнули.

– Прохудись крыша при ней – и мама первая бы сказала: продать гарнитур.

Рыжий с неохотой признал – София права. Беатрис представляла собой воплощение здравого смысла, если, конечно, судьба не бросала ей вызов. Она выросла в одном из богатейших имений Шотландии, окруженная толпой слуг, у которых не было иного дела, кроме как испортить девочку до мозга костей, да и думать вместо нее.

Но не вышло. Беатрис не из тех, кто позволял другим делать то, с чем она сама прекрасно могла справиться. Сильная духом, независимая – ее отец немало сокрушался по поводу некоторых черт характера дочери.

Стоило ей предпринять очередную попытку действовать по собственному усмотрению, как отец железной хваткой душил свободолюбивые порывы. Так и воевали отец с дочерью, пока Беатрис не достигла нежного семнадцатилетнего возраста. Отринув семейные узы, девушка сбежала с забредшим в их края искателем приключений по имени Роберт Макфарлин.

Вот удача тогда привалила Рыжему – такого с ним за всю жизнь не случалось. И он изменился – раз и навсегда. До появления Беатрис жизнь его была полна приключений. Но союз с Беатрис согрел его теплом, сохранив при этом прежнюю остроту. Лучшего и желать нельзя. Беатрис превращала в уютный дом любую грязную, холодную комнату в обшарпанной гостинице, а Рыжий наполнил ее жизнь приключениями, нежностью, любовью. Они ни разу не пожалели, что так скоропалительно поженились.

Чего бы не отдал Рыжий, чтобы жена была сейчас рядом с ним!

– София, я не мог расстаться с мамиными бриллиантами просто так, без боя! Хотел, как лучше… Да все потерял. Клянусь, я найду способ все уладить, вот увидишь!

Лицо Софии смягчилось.

– Придется поломать голову, как выпутаться из беды.

Рыжий смотрел на дочь с надеждой. Если кто и способен найти выход, так это София. И она его найдет – Рыжий не сомневался в этом. Он не сводил с нее взгляда. Пробиваясь сквозь занавеси окна, лучи солнца золотили ее кудри. Солнце согревало кожу девушки, придавая ей кремовый оттенок и очерчивая изящные линии лица. Густые ресницы, сверкающие глаза, восхитительный носик – трудно даже вообразить более красивую женщину!

Однако за внешней красотой и мягкостью манер таилось совсем иное. София отличалась неуемной жаждой приключений, унаследованной от родителей. Увлеченная азартными играми троица кочевала по всей Европе, из гостиницы в гостиницу, радовалась новым местам, любому постоялому двору, даже с дырявой крышей. Когда Рыжий сидел за игорным столом, Беатрис занималась дочерью. Она была ей и гувернанткой, и наставницей, и матерью, желавшей, чтобы у дочки было все, что имели дети из обеспеченных семей.

Так они и жили под крылышком Беатрис в довольстве и здравии. Ее смешили грязные дороги, она поддразнивала недовольных трактирщиков, муж и дочь не могли при этом удержаться от смеха. Беатрис следила за их одеждой, чтобы комнаты всегда были чистыми и теплыми. Мир Софии и Рыжего вращался вокруг Беатрис – веселой и неутомимой… Внезапная смерть ее много лет назад стала поэтому для них сокрушительным ударом.

София так похожа на мать! У Рыжего защемило сердце. Конечно, с точки зрения светского общества девица двадцати семи лет от роду не имеет особой перспективы. Но разве найдется мужчина, способный устоять перед этим розовым великолепием? И пусть она держится как уверенная зрелая женщина – на вид ей не дашь больше восемнадцати!

Лицо Софии снова сделалось серьезным. Сжав губы, она постучала по подбородку тонким пальцем.

Рыжий проклинал в душе и приятеля Макгрегора, и злосчастную партию в карты, но ещё больше – сложившиеся обстоятельства.

Для всех людей надежда – это благо, дающее силы выдержать жизненные невзгоды. Надежда для картежника – провал.

Никогда не ставь на кон то, что не можешь себе позволить проиграть. Но в пылу игры сердце его загорелось предательской надеждой. Вот бы уладить все ради Софии! Разумеется, он проиграл! Чувствам не место за карточным столом, и это он знал как никто другой. Много лет игра приносила ему и его любимой дочери средства к существованию, и он всегда верил в удачу. Сейчас Беатрис выбранила бы мужа. Он рискнул тем немногим, что она оставила дочери. Как она хотела, чтобы у Софии был настоящий дом! Как она берегла документ о праве собственности на дом! Этот документ когда-то в отчаянии бросил на игорный стол проигравшийся джентльмен – противник Рыжего. Она никогда не расставалась с ним, даже если им выпадали тяжелые времена.

После смерти Беатрис Рыжий с дочерью покинули Италию и отправились в Шотландию, чтобы вступить во владение домом на холме. Они увидели его в один холодный, хмурый день – высокое квадратное каменное здание, над которым нависали тяжелые грозовые тучи. Гнетущий вид! Двери на замках, заколоченные окна, стены густо оплел дикий виноград – дом был почти полностью скрыт под ним. Холодный их ждал прием, ничего не скажешь.

София немедленно взялась за работу, чтобы превратить холодные стены в истинный приют Макфарлинов. Они с отцом скребли и терли, стучали молотками, чистили и прилаживали, и дом постепенно приобрел достойный вид. Заброшенное строение стало их настоящим домом на целых одиннадцать лет.

Вид у Софии был решительный. Рыжий смотрел на дочь с надеждой.

– Нельзя просто сидеть тут и дожидаться нового хозяина! – Взгляд девушки быстро обежал гостиную. – Да у меня сердце разорвется, если мы допустим такое!

Рыжий тоже оглядел комнату. Панели деревянной обшивки мягко блестели, а натертый деревянный пол устилал толстый восточный ковер. Камин украшала прихотливая резьба. На обширной каминной полке красовались позолоченные часы и пара очаровательных медных канделябров, украшенных хрусталем. Перед камином выстроились изящные стулья с малиновой, в золотую полоску, обивкой. По бокам – чудесные чиппендейловские столики. В углу гостиной – маленький секретер, инкрустированный на французский манер. Слева и справа от секретера – старинной работы горки с фарфоровой посудой и безделушками. На окнах – красные гардины. Струящийся сквозь алую ткань солнечный свет ярко вспыхивал на нагретых деревянных панелях, источающих аромат воска и лимона.

В камине разожгли небольшой огонь, чтобы разогнать весеннюю прохладу. Невозможно представить себе более красивую, уютную комнату!

Но самое красивое в этой гостиной – его дочь София, сидевшая напротив. Золотые кудри, красивое лицо, совсем как у матери. Единственное, что у Софии от отца, – глаза, бледно-голубые в окружении густых завивающихся кверху темных ресниц.

В годы трудного и неприкаянного детства Рыжему пришлось выдержать немало сражений с мальчишками постарше, имевшими неосторожность посмеяться над этими ресницами. Кулаки у Рыжего стали крепкими уже к восьми годам. Так что никто не осмеливался смеяться дважды. Вот бы сейчас дело решилось так же просто! Нет, для этого нужен ум, и более острый, чем его собственный. Поэтому он сказал твердо:

– Если кто и может найти выход, то это ты.

София улыбнулась, но ее сердце екнуло. Отец так верит в нее! Девушка бросила взгляд в окно. В саду шелестел ветерок, раскачивая стебли роз. Вымощенная совсем недавно дорожка вилась меж розовых, красных, желтых и белых кустов, уводя к зеленым деревьям и выложенному белым камнем фонтану. На краю огромной чаши фонтана расположился розовый мраморный ангелок, навеки опустив пальцы в журчащую воду. Неужели кто-то другой скоро станет наслаждаться здесь мирным покоем сада? Кто-то другой, не она!

Эта мысль разозлила девушку. Да как смеет кто-то там сидеть в ее саду, без ее разрешения! Особенно после того, как она положила на это столько труда. Должен же быть какой-то способ… Пальцы Софии барабанили по подлокотнику. Нужно обмануть злую судьбу. Но как? У них нет денег. И в долг никто не даст. Помощи ждать не от кого. Единственный их богатый знакомый – сквайр – все деньги вкладывает в свое имение.

Нет, если они хотят вернуть дом, значит… Она замерла, пораженная внезапно пришедшей идеей.

– У нас нет собственных денег, в долг взять нельзя, поэтому дом не выкупить. Но у нас есть талант и везение. Раз ты проиграл дом в карты, я должна отыграть его – вот и все.

– Ты?

– Ну да. Никому не придет в голову, что я играю не хуже тебя.

– Это так, – задумчиво протянул Рыжий.

Едва она подросла, Рыжий стал учить дочь ловко прятать карту в руке, сдавать со дна колоды, незаметно помечать рубашку карты шпилькой для волос. Мелкие уловки, правильно использованные, почти всегда позволяли выиграть.

Главный козырь, однако, ум Софии, знавшей, когда и с какой карты пойти. Она могла просчитать карты на руках у противников. Талантами отличного игрока девочка в совершенстве овладела уже к двенадцати годам.

Отец учил ее и философии игры. То, что означает победа для одного игрока, для другого может значить совсем иное. Он учил дочь умению читать душу игрока, видеть, когда соперником овладело отчаяние и он вот-вот может совершить роковую ошибку. Жажда выигрыша любой ценой обычно лишает человека осторожности, и тогда он теряет все.

– Может, и так, девочка, только опасное это дело. Мужчины вроде Дугала Маклейна выглядят ягнятами, да только не дай Бог, если они поймут, что их надули! Да и маме вряд ли понравилась бы твоя игра по-крупному.

У Софии сжалось сердце. Нельзя допустить, чтобы дом Макфарлинов – единственное, что ей осталось от мамы – достался другому.

Она взяла себя в руки и спокойно спросила:

– А что ты знаешь об этом человеке?

– Дугале Маклейне? Немного. Главным образом слухи. – Рыжий взъерошил волосы. Когда-то ярко-рыжие, теперь они были скорее каштановыми с вкраплением седины. – Говорят, он повеса, каких мало, красавчик, что твой ясный день. Не потерять бы тебе головы.

– Что я, красавцев не видела? – София была твердо уверена в себе, тогда как Рыжий явно сомневался.

– Разумеется, но тут несколько иное. К тому же он гордец. Вся семья у них такая. И вспыльчивый, кажется.

– Откуда ты знаешь?

– Как-то граф Стирлинг во время игры сказал что-то нелестное про одного из братьев Маклейн. Я видел, как загорелись у этого парня глаза!

– Что он сказал?

– Ничего, потому что вдруг сверкнула молния, ветер распахнул ставни, мы все повскакали с мест, чтобы закрыть окно и не дать картам разлететься. – Рыжий фыркнул. – Граф пытался и это поставить в вину Маклейну. Ходит слух, что семейка их проклята. И если разозлить кого из них, так сразу и гроза.

– Что еще ты знаешь про Маклейна?

– Он, кажется, кичится своим положением. Ездит в карете восьмеркой, лошади у него – лучше не сыщешь, хоть всю страну обойди.

Неплохо. Тщеславного можно подцепить на крючок.

– Думаешь, он приедет сюда?

– Он сказал, что хочет подарить этот дом племяннику или еще кому и хочет сначала приехать посмотреть.

София кивнула:

– Отлично. А еще что-нибудь помнишь?

– Одевается, что твой француз. Манжеты и все такое.

– Денди?!

– И да… и нет. Карета, тряпки, а еще ловок и чертовски хорошо умеет скрывать чувства. На этом я и попался! Следует хорошо подготовиться к встрече с ним, девочка. – Голос Рыжего зазвучал предостерегающе. – Ты долго не держала карты в руках, а он слишком умен.

– Значит, попрактикуемся, пока он не явился.

– У нас по меньшей мере неделя. Скачки не закончатся раньше. И тебе понадобится пара новых платьев.

София взглянула на свой утренний наряд из розового муслина.

– Почему?

– Мужчина поставит на кон больше, если посчитает, что тебе совсем не нужны его деньги.

– Хорошо. Я закажу портнихе несколько новых нарядов. Она как раз закончила с приданым для дочки барона. Еще понадобятся стразы. У него не будет возможности рассмотреть мои бриллианты поближе – и не разберет, что они фальшивые. Если повезет, отыграю и дом, и мамины драгоценности.

– Попытаться стоит. – Рыжий обвел взглядом гостиную и скривился. – В доме-то вся загвоздка. Слишком хорошо ты потрудилась. Слишком здесь красиво. Стоит Маклейну увидеть дом, и он ни за что не пожелает с ним расстаться.

София нахмурилась.

– Это точно. Стоит ему увидеть наш дом, и он ни за что не поставит его на кон. Если бы…

Ее вдруг осенило. Вот это мысль! Она примолкла, не в силах сказать ни слова.

– София? – Встревоженный голос отца перебил ход ее размышлений.

– Так ты считаешь, пройдет не меньше недели, прежде чем Маклейн явится осмотреть дом?

Слово «свой» ей не удалось выговорить.

– Да уж, не меньше недели. Может, и больше, если он решит отметить попойкой окончание скачек.

Тогда должно получиться! Конечно, ей понадобится помощь. Но проворные руки и упорство…

– София? – На лбу отца залегла глубокая морщина. – Больно подозрительный у тебя вид. Что ты задумала?

– Я точно знаю, как сделать, чтобы Маклейн захотел избавиться от нашего дома! Мы просто-напросто разрушим все, что сделали!

– Что?

Она махнула рукой, слишком занятая своими мыслями, чтобы пускаться в дальнейшие объяснения.

– Предоставь это мне. Я обо всем позабочусь.

– Что бы ты ни задумала, будь осторожна. Если Маклейн решит, что его хотят одурачить, он не успокоится и добьется своего.

– Постараюсь быть осторожной, – ответила она рассеянно. Ее ум лихорадочно работал.

– Нет, не будешь. Слишком уж ты похожа на мать. Стоило ей что задумать, и кончено. Шла напролом – хоть тебе потоп, хоть адское пламя.

София усмехнулась:

– Упорство в достижении цели – неплохая штука, ведь правда?

– Все зависит от того, какую цену ты готова платить, девочка.

София перевела разговор на другое. Расспросила отца о подробностях той злосчастной партии. Рыжему очень хотелось оправдаться, и он пустился в объяснения. Как именно его обманули, вынудив поставить на кон последнее.

София слушала вполуха. Уж она поработает над своим любимым домом! Этот надутый щеголь Маклейн будет умолять ее избавить его от Макфарлин-Хауса. Никакому мягкотелому, укутанному в кружева проходимцу не завладеть ее домом, не назвать своим. Никогда.

Глава 2

Следите за языком, когда говорите о других, дорогие мои. Ни за что не угадаете, когда ваши же слова вернутся к вам и ужалят пониже спины.

Почтенная Нора из Лох-Ломонда одним холодным вечером своим трем крошкам-внучкам

Вопреки предположениям Рыжего прошел месяц с лишним, прежде чем явился Дугал Маклейн. В Стерлинге ему повстречалась хорошенькая молодая вдовушка. Пухлые губки и выпирающий пышный бюст – уважительная причина.

Да он и радовался отсрочке. Ему предстояло сначала заехать к сестре, а там изнывать в обществе ее мужа. Кажется, Фиона очень любила этого мерзавца, и Дугалу приходилось терпеть. Джек Кинкейд явно по уши влюблен в жену, не меньше, чем она любила его. Это вынуждало Дугала «быть полюбезнее», как грубовато выражалась Фиона.

Дугалу не хотелось «быть полюбезнее», но не внять горячим просьбам сестры нанести ей визит он тоже не мог.

И вот Дугал повернул своего вороного жеребца на аллею, ведущую к дому. Два огромных дуба надежно прятали его от посторонних глаз. Заброшенная дорога совсем заросла, однако за поворотом сделалась шире и намного приятнее для глаз. Стройные деревья по обеим сторонам дороги сплетали свои ветви над головами путников, образуя изящный кружевной рисунок на фоне голубого неба.

– А ничего себе землица, не так ли, милорд?

Дуглас бросил взгляд на конюха Шелтона, ехавшего сзади на гнедом коне.

– По крайней мере, можно проехать.

По правде говоря, он несколько удивился. Редко случалось, чтобы угодья, выигранные за карточным столом, чего-то стоили. Как правило, это были бросовые земли, а дом, если он вообще имелся, обычно представлял собой полуразрушенное строение с дырявой крышей, а титул был обременен долгами. А здесь, насколько он успел заметить, хозяйская рука поддерживала некоторый порядок. Пусть даже не совсем старательно.

С поля вспорхнула стайка голубей и полетела к живописному озеру. Слуга одобрительно кивнул:

– Я бы сказал, знатная тут охота. Может, милорд передумает насчет племянника, да и оставит землицу себе? Выстроить бы тут охотничий домик…

– Зачем? Пустое. У меня есть охотничьи угодья, но я там почти не бываю.

Слуга завистливо вздохнул:

– На вашем месте я бы вообще ничего не делал, только знай себе охотился.

– Не сомневаюсь. Большего лентяя мне встречать не доводилось. За исключением себя самого, разумеется.

Шелтон просиял:

– Спасибо, милорд! Редко бывает, когда я могу считать себя ровней вам хоть в чем-то.

– Да ради Бога, – ответил Дугал.

– Да уж, вы сделали безделье еще одним видом искусства. Мало кому… Ох, глядите-ка! – Слуга махнул рукой на влажную обочину, на которой виднелся лисий след. – Совсем свежий!

Дугал оглядел лесную чащу.

– Свежий или нет, не такой я хороший всадник, чтобы скакать по этим кочкам. Лошадь ноги переломает.

Шелтон бросил быстрый взгляд на хозяина:

– Милорд, у вас немало добродетелей, но неумение управляться с лошадьми среди них никак не значится.

– Шелтон, ты изображаешь меня ангелом каким-то. Даже не знаю, что ответить на такую неприкрытую лесть.

Лицо слуги приобрело страдальческое выражение.

– Опять вы готовы спорить из-за пустяков, милорд. Уверены, что в вас нет ни капли ирландской крови?

Дугал усмехнулся:

– Вряд ли моя матушка призналась бы в таком грехе.

Он развернулся в седле, чтобы получше обозреть пейзаж. Ноздри ловили запах свежей влажной земли, молодой травы. Солнце проникало сквозь листву, засыпав яркими пятнами ровную тропу под копытами лошади. Над головой слышалось птичье пение.

Эта земля – прекрасный подарок новорожденному племяннику, а ведь есть еще и дом. Макфарлин уверял, что дом – сущая жемчужина, украшение поместья. Впрочем, вряд ли это так. Макфарлин предлагал дом вместо денег.

Дугал пришпорил лошадь и быстро миновал последний изгиб дороги. Снова приятная неожиданность! Вот и дом, прямо перед ними. Окна сверкают, залитые послеполуденным солнцем. Макфарлин-Хаус – скоро он сменит имя на Кинкейд-Мэнор – выстроен из красного кирпича. Изящный фасад украшала широкая галерея, поддерживаемая восемью величественными колоннами в ионическом стиле. Межоконные промежутки прорезали выкрашенные белой краской двери. Каждую дверь венчали полукруглые витражи. Кусочки цветного стекла изображали восход солнца над чередой холмов. Вправо и влево от главного здания расходились боковые крылья. Темно-зеленый плющ оплел кирпичные стены, придавая зданию романтический вид.

Макфарлин – проходимец и картежник, каких мало – называл дом элегантным. Но Дугал скорее назвал бы его… очаровательным. Когда племянник доживет до совершеннолетия, ему здесь понравится. Парню нужен собственный дом. Куда можно приехать, чтобы не слышать квохтанья матери и песьего лая сурового папаши.

Вечно угрюмый Джек Кинкейд – отъявленный распутник. Его смогла укротить только Фиона. И видит Бог, он лопнет от злости, если сын пойдет по его стопам. А так оно и будет – дядя Дугал готов побиться об заклад.

Джеку ужасно не понравится, что Дугал дарит племяннику поместье. Вот и отлично. Хоть какая-то радость в том, что у тебя есть племянник.

Дугал направил коня к сложенным из камня воротам с железными решетками. Он решил быстро осмотреть дом. Если нужное что-то починить, он наймет работников.

Вот и последний поворот длинной подъездной дороги. Внезапно конь заржал и вскинулся на дыбы.

– Черт! – выругался Шелтон. Он съехал на обочину и уставился под копыта лошади. – Что они сотворили с дорогой?

Дугал нахмурился. Дорога оказалась сплошь изрыта ямами. И дело не в том, что по ней часто ездили многие годы, не заботясь засыпать, выбоины. Ямы выглядели совершенно свежими.

– Чтоб мне провалиться! Кому же это взбрело в голову испоганить такую отличную дорогу? – заметил Шелтон.

– Понятия не имею, хотя, мне кажется, они старались напрасно. – Дугал аккуратно направил Посейдона в обход ям к ступенькам парадного крыльца.

Никто, кажется, не заметил их приезда, хотя некоторые окна были широко распахнуты навстречу вечерней прохладе. Он соскочил на землю, кинул поводья слуге и двинулся вверх по ступеням. На верхней площадке задержался, стаскивая перчатки.

Шелтон привязал лошадей к изукрашенному кованому столбу и поспешил вслед за хозяином.

– Милорд, дайте-ка я постучу!

– Разумеется. – Дугал сунул перчатки в карман и взглянул вверх на массивные колонны. Кажется, прочные и расположены прекрасно – изысканное архитектурное украшение.

Шелтон постучал. Ответа не последовало.

Дугал оглянулся и снова удивился: кому понадобилось копать тут ямы? Похоже, из дороги недавно выкопали крупные камни. Теперь понятно, откуда ямы.

Шелтон вновь постучал, на сей раз сильнее. И снова ответа не было.

Помолчав минуту, слуга раздраженно выдохнул:

– Милорд, никто не отзывается! Может, мне…

Дугад предостерегающе поднял руку, и слуга послушно замолк. Окна в дальнем конце дома были открыты, и оттуда доносились приглушенные голоса. Дугал кивнул в ту сторону:

– Должно быть, слуги заняты в дальних комнатах и не слышат, что ты стучишь.

Шелтон презрительно скривился:

– Лентяи, вот кто они такие. Ставлю месячное жалованье – слышали они меня прекрасно, да не желают исполнять обязанности.

Он повернулся, чтобы подойти и заглянуть в окно.

– Стой на месте, – тихо приказал Дугал.

Он спустился с крыльца, подошел к окну и заглянул в комнату. Когда глаза привыкли к полумраку, он понял – да это же гостиная! Но отчего она выглядит такой мрачной? Прекрасные огромные окна должны пропускать много света и воздуха. И как все неопрятно, запущено. Диван весь в пятнах, два стула – один с отломанной ручкой, другой накренился, словно пьяница. Остальная мебель под стать стульям. А ведь какая могла бы быть очаровательная комната!

Еще хуже выглядели стены. Когда-то их обклеили красными, в кремовую полоску, обоями, сейчас же они выцвели. Может, это не так бы бросалось в глаза, да вот яркие квадратные участки – очевидно, здесь висели портреты – свидетельствовали о былой яркости расцветки.

– Ох! – жалобно воскликнул кто-то в дальнем углу гостиной.

Дугал наклонился вправо и разглядел две фигуры, стоящие на коленях возле огромного камина. Крупный, плотный мужчина с мускулистыми руками держал мастерок и ведерко – наверное, с известковым раствором. Склонив набок голову, мужчина вглядывался в дымоход. Рядом на коленях стояла женщина в выцветшем голубом платье. Ее волосы были забраны под косынку, однако Дугал углядел пару выбившихся прядей золотистого оттенка – на пару тонов светлее его собственных волос.

Женщина рассматривала свой локоть.

– Оцарапалась о кирпич!

Ее помощник проворчал:

– Вам надо быть поосторожней.

– Да знаю я, знаю! Когда закончим, на мне вообще живого места не останется. – Она тоже заглянула в дымоход. – Энгус, мне кажется, потом не будет дымить, как сейчас.

Нежный голос обволакивал, словно теплое масло. Дугал стоял потрясенный. Черт, если она хоть вполовину так прекрасна, как ее голос, ему, возможно, захочется подольше продлить разлуку с сестрой. Ее напарник фыркнул:

– Да уж поверьте мне, мисс. Думаю, дымить будет отлично.

Мисс? Значит, она не служанка.

– Не знаю, Энгус, – отозвалась женщина, и ее чудесный, мелодичный голос удивительно не соответствовал грубому деревенскому выговору мужчины. – Пусть бы дымило, как в пекле у сатаны! Положим еще кирпич – чтоб наверняка!

Дугал замер. Ему казалось, они чинят трубу. Но им надо, чтобы дымило! Что, черт возьми, тут происходит?

Рукой в перчатке женщина почесала шею, оставляя черные пятна сажи.

– Боже, завтра у меня разболится горло.

– Уж не хуже, чем тогда, помните? Мы три дня мазали панели в библиотеке сажей и воском. – Нагнувшись, мужчина зачерпнул известки из ведерка, готовясь приладить новый кирпич.

Дуглас сжал кулаки. Они набивают кирпичами его дымоход и уже успели замазать сажей деревянную обшивку библиотеки? Черт, он должен прямо сейчас положить конец безобразию. Он уже хотел перелезть через низкий подоконник, но тут женщина поднялась с колен и вздохнула:

– Энгус, когда закончишь с этим кирпичом, я натолкаю в трубу промасленного тряпья. Вот тогда задымит!

Энгус послал ей восхищенный взгляд:

– Мисс, да вы просто мастерица!

– Мое мастерство растет с каждым днем, пока новый хозяин медлит с визитом.

– Ну, мисс, у него, может быть, важная причина не рваться сюда со всех ног.

– Например?

– Ну, не знаю. Может, он выиграл в карты не один дом. Пока их все объедет…

– Скорее уж, Энгус, его пленила какая-нибудь красотка свободных нравов. Как мне рассказывали, это тип – волокита, весь в кружевах.

Провались в пекло эта женщина со своими предположениями! Пусть так – в Стирлинге его действительно задержали чары некой вдовы. Но это не значит, что он волокита, да еще весь в кружевах. Больше всего, однако, Дугала уязвило, что она, в сущности, права. Причина задержки – женщина.

Здоровяк поднялся и на пол с одежды посыпалась сажа. Могучий, словно дубовая дверь, он расправил плечи.

– Ну, мисс, исправно дымит! Мы на славу потрудились сегодня. Если что надо доделать, оставим на завтра.

– Если у нас будет завтра! Мы ведь не знаем, когда Маклейну заблагорассудится нас навестить. Грех жаловаться, его и так долго не было. Просто подарок судьбы – мы таки успели подготовиться.

– Да, – согласился ее собеседник. – Теперь это лачуга, а не дом.

– Верно, – отозвалась женщина, и ее голос зазвенел гордостью. – Мы спрятали на чердаке хорошую мебель и стащили сюда всякую рухлядь. Убрали портреты и развесили кошмарную мазню, что валялась под лестницей! Расшатали перила! Вытащили несколько досок из пола! Спрятали хорошую посуду, оставили битое старье!

Дугал растерянно моргал. Ну и дела!

Здоровяк подхватил:

– И подавать ему будут на голой столешнице, скатертей-то нет!

– Мы еще кое-что придумали. Ты и не знаешь всего. Погоди – увидишь, сколько мы с Рыжим натворили.

Теплый, наполненный смехом звучный голос. Воображение вдруг нарисовало Дугалу, застеленную шелковыми простынями постель…

Обладательница подобного голоса должна иметь лицо ангела, тело греческой скульптуры и умение куртизанки. Но она запросто могла оказаться скрюченной старой каргой.

Верзила принялся собирать орудия труда.

– Надеюсь, вы с папенькой знаете, что делаете. В кружевах он или нет, никому не понравится, что портят его добро.

Женщина презрительно фыркнула:

– Мы же не собираемся огреть его по голове и обчистить карманы!

И за это спасибо, мрачно подумал Дугал.

Здоровяк проворчал:

– Надеюсь, все выйдет, как вы хотите, мисс. Ради вас же самой…

– Именно! И тогда я отмою мой чудесный дом, и он засверкает, как прежде. – Она погладила каминную полку и грустно добавила: – Как не хотелось мне этого делать! Но у нас не было выхода. Пусть новый хозяин явится поскорее – полюбуется на нашу работу. Но нет, наверное, Маклейн пал жертвой шлюхи из дешевого кабака – у него ведь изысканные запросы! Она заманила его лестью и похвалами.

Женщина засмеялась, а затем фальцетом запела:

– О, лорд Маклейн! Какой у вас чудный голос! О, лорд Маклейн, я ни у кого не видела таких чистых рук! О, лорд Маклейн, ни один мужчина не внушал мне такой страсти!

Дугал почувствовал, как по телу разливается жар. Подул ветерок, закрутив шторы на окне, и юбки женщины заколыхались.

– Мисс! – воскликнул слуга. – Не пристало вам говорить о шлюхах.

Она закашлялась – ветер поднял в воздух облако сажи.

– Верно, – согласилась она, отмахиваясь от летевшей в лицо сажи. – Но мне говорили, он не пропускает ни одной юбки – какая бы ни подвернулась.

– Это для нас плохо?

Дугал наклонился, чтобы лучше слышать, буравя взглядом тонкую спину женщины.

Она покачала головой, сверкнув золотыми прядями выбившихся из-под косынки волос.

– Да нет, скорее хорошо. Того, кто легко увлекается, проще одурачить.

Дугал вцепился в подоконник так, что побелели костяшки пальцев. Значит, его хотят одурачить? Вынудить отказаться от выигрыша? И каким же образом? Будь он проклят, если откажется от дома только потому, что там дымит труба, а в комнатах нет ни одного целого стула. Им придется изобрести что-нибудь получше.

Он осторожно отошел от окна и направился к привязанным лошадям. Потом спросил у слуги:

– Слышал?

– Кое-что. Вас тут, кажется, совсем не уважают.

– Но это мой дом, будь он проклят. Я за уши выведу отсюда этих пройдох.

– А потом?

– Уеду и пришлю сюда Симмонса. Он наведет тут порядок. – Дугал покосился на открытое окно. – Вот глупцы, если думают, что меня так просто одурачить.

Шелтон кивнул.

– Поставить лошадей в конюшню?

– Не надо. Много времени это не займет. Если не вернусь через двадцать минут, иди в дом и объяви, что лошади напоены и готовы пуститься в обратный путь.

Обветренное лицо Шелтона исказила гримаса.

– Полагаете, может потребоваться спасение?

– Шелтон, меня хоть раз приходилось спасать? Просто появится отличный повод откланяться после того, как я выведу мошенников на чистую воду.

С мрачным видом он двинулся вверх по ступенькам. Конюх шел сзади.

– Ну, Шелтон, стучи! Стучи, пока дверной молоток не отвалится! Я намерен разобраться с негодяями раз и навсегда!