Текст книги "Наставница королевы"

Автор книги: Карен Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

В ту ночь я впервые в жизни подчинилась воле другого человека без тревог и сомнений. Я так долго старалась быть сильной, но сейчас рядом со мной был мужчина, которому можно было довериться, которого можно было любить. Он заботился обо мне, как и я о нем. Ах, он знал, как доставить женщине удовольствие, любимый мой Джон, но и я всегда на лету схватывала новые знания. Он пробудил во мне страсть, о глубине которой я дотоле и не подозревала, легкомысленно полагая, что смогу ею управлять.

– Вот уж, право, уроки верховой езды, – прошептала я, когда мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, обнаженные, запутавшиеся в простынях и моих длинных волосах.

– Одного урока никогда не бывает достаточно, – пробормотал Джон, глядя на меня сонными глазами, устало улыбаясь и поигрывая моей грудью, что меня, бывало, так сильно смущало.

С Джоном все шло как по маслу. У меня не болели ни голова, ни сердце, ни тело, как тогда, когда мной насильно овладел этот негодяй Сеймур. Была жаркая страсть, все было чудесно, и мне хотелось, чтобы мой супруг любил еще и еще. Я боялась, что Джон спросит, почему я не девственница, однако он, вероятно, так увлекся, что просто не обратил на это внимания.

– Раз так, – сказала я, поднимая прижатую к его телу ногу, чтобы почесать колено о его бедро, – как мне следует просить о следующем уроке? И во что он мне обойдется?

Он потянулся ко мне… Короткая летняя ночь промелькнула как один миг. Мы и не заметили, как рассвело.

Следующие два года мы постоянно ездили ко двору, возвращались к себе и снова отправлялись в дорогу, вплоть до января 1547 года, когда король серьезно заболел. Елизавета весьма продвинулась в обучении, после того как ей разрешили время от времени посещать вместе с принцем и несколькими отпрысками знатнейших фамилий занятия у наставников Эдуарда. Особенно она подружилась с Робертом Дадли, одним из приятелей Эдуарда. Елизавета и Дадли настолько сблизились, что запросто называли друг друга Робин и Бесс. Но в том году на Святки королю стало значительно хуже, и все трое его детей были отправлены каждый в свою загородную резиденцию.

– Королева своими заботами опять поставит его на ноги, – настойчиво уверяла нас Елизавета. – Я так рада, что они снова живут в мире и согласии. И как только кто-то осмеливается уверять короля, будто королева хранит у себя еретические книги, а потому представляет угрозу для него!

Я кивнула и посмотрела на Джона – мы втроем возвращались в Хэтфилд-хаус после ежедневной прогулки верхом. У нас с ним тоже были книги такого рода, но вряд ли их можно было считать еретическими – то были книги о новой вере, протестантизме, называемом так потому, что его приверженцы протестовали против устаревших догм и обрядов папской Церкви.

Позади показался всадник, летевший вперед карьером. Джон обернулся и привстал на стременах. Он ехал на вороном жеребце по кличке Командир, а я – на Медоу, дочери Джинджер. Под седлом Елизаветы шла Регаль, трехлетка, и кличку ей дала, по предложению Джона, сама Елизавета. Не было уже ни Брилла, ни Джинджер, и их смерть, как и смерть людей, которых я знала, заставляла меня вспоминать о том, как быстро летит время.

– Это Джейми, он скачет из Лондона, – сказал Джон, выпустив на морозе облачко пара изо рта. – Должно быть, его величеству стало лучше и нас снова призывают ко двору.

Джейми, один из помощников Джона, натянул поводья и поклонился Елизавете, которая восседала на лошади между нами.

– Ваше высочество, – обратился Джейми к принцессе, поскольку титул был возвращен ей после того, как ее восстановили в правах наследования, – вам приказано отправляться в Энфилд[55]55
  В те времена городок неподалеку от Лондона. Ныне входит в черту Большого Лондона.


[Закрыть] и там ожидать прибытия вашего брата.

– Как здоровье моего отца? – спросила Елизавета.

– Неважно. Но он, как всегда, преисполнен решимости и силен духом.

Мы направились в дом и стали укладывать вещи. Я впервые попыталась представить себе, какой станет Англия без Генриха VIII. Другого короля я не помнила, ведь нынешний монарх взошел на престол в 1509 году, когда мне было всего три года. Я была уверена, что Генрих выздоровеет, невзирая на свою чрезмерную полноту и больную ногу. Но я не могла не задуматься и о том, чего нам не досказал гонец. Ведь в конце концов, считалось государственной изменой не только покушаться на жизнь короля, но даже упоминать о его смерти или воображать себе таковую – как будто кто-нибудь мог проникнуть в чужие мысли, кроме Всевышнего. Так что все мои мучительные раздумья, по сути, были государственным преступлением!

– Снова в Энфилд, – шепнул мне Джон хмурым утром, подводя лошадей; мы отправлялись в путь.

– Именно, – ответила я и улыбнулась.

Мы оба очень любили Энфилдский дворец в графстве Миддлсекс, даже больше, чем нравившийся нам Хэтфилд-хаус. Кое-кто называл его Энфилд-чейз[56]56
  «Чейз» в данном случае означает «охотничий домик».


[Закрыть] за большой парк, служивший местом охоты. Сам дворец представлял собой просторную усадьбу из красного кирпича, окруженную стеной и рвом с водой. Там не было беспорядочного скопления всевозможных строений, зато дворец был очаровательным и полным жизни. У ворот имелось внушительное здание для стражи, а вдоль подъездной аллеи выстроились рядами липы. На главном дворе хлопотали работники и слуги, а посреди мощенного булыжником внутреннего двора, окруженного зданиями, где помещались покои короля и его свиты, журчал фонтан, доставляя радость тем, кто жил в этих покоях. В Энфилде были еще часовня, крытое помещение для игры в шары и водопровод, снабжавший дворец свежей водой. Два маленьких озера кишели рыбой, а сады с искусственными прудами манили любителей романтических прогулок при лунном свете. Мостик через Девичий ручей соединял роскошный фруктовый сад с огороженным парком, где водились олени, – Джон провожал туда на охоту гостей и Елизавету. Короче говоря, это был наш с Джоном любимый дворец.

Но в тот день, уже ближе к вечеру, когда мы добрались до Энфилда, он показался нам застывшим, затерянным во времени и пространстве. Мы ни разу не бывали здесь зимой. Вода во рву покрылась коркой льда, мороз разрисовал узорами окна, а земля была плотно укутана свежим снегом. Нас встретил управляющий и доложил, что получено сообщение: принц и его свита во главе с Эдуардом Сеймуром, графом Хартфордом, вот-вот прибудут сюда.

Едва мы успели поесть и переодеться, как во внутренний двор въехала и спешилась у фонтана упомянутая свита, в которой было столько воинов, сколько я до сих пор и не видывала. Некоторые из них – в камзолах и плащах с эмблемами Тюдоров, иные – с эмблемами Сеймуров.

Из окна второго этажа я наблюдала за тем, как Джон заботится о лошадях. Елизавета сбежала вниз, присела перед братом в реверансе и обняла его. Держась за руки – совсем ведь еще дети, – они исчезли из вида. Я тоже поспешила вниз – приветствовать прибывших. Всем распоряжался граф, дядя принца Эдуарда и брат Тома. У него было более заостренное, чем у Тома, лицо и длинная черная борода. Черты лица были хищными, и крупный орлиный нос только подчеркивал эту особенность. Поза и манера обращаться к окружающим всегда были полны невыносимой надменности. К моему огорчению, граф тотчас же проводил Елизавету и Эдуарда в старинный средневековый большой зал и закрыл двери для всех прочих.

– Как здоровье его королевского величества? – спросила я у одного из офицеров.

– Плохо! – только и сказал он в ответ.

И тут я услышала пронзительные крики. Елизавета визжала. Мой инстинкт взял верх над условностями. Я опрометью бросилась к двери и распахнула ее прежде, чем кто-либо из охраны графа сумел мне помешать. Два ребенка – принц и принцесса крови – стояли в лучах заходящего солнца, льющихся из множества окон, и рыдали, крепко прижавшись друг к другу. Сеймур молча наблюдал за ними.

«Король умер!» – догадалась я. В тот холодный январский день недавно наступившего 1547 года умер король! А передо мной стояли новый король, худенький мальчик девяти лет, и Елизавета, которой исполнилось тринадцать и которую теперь отделяли от трона всего две смерти.

– Вас я не звал! – крикнул мне граф, когда я обняла детей, а Елизавета ухватилась обеими руками за мою талию.

– Она моя воспитанница! – возразила я графу.

– Раз так, перестаньте обниматься и преклоните колени перед новым государем! – приказал он.

Мы так и сделали. Вскоре к нам присоединились остальные. Все встали на колени перед очень испуганным мальчиком. Кажется, он был испуган не столько тем, что потерял отца, не столько своим новым высоким положением, сколько присутствием родного дяди.

Не успела я обрадоваться тому, что Томас Сеймур навсегда исчез из моей жизни, как выяснилось, что я заблуждалась. Я была вне себя от ярости, ибо сразу же после смерти короля, зимой 1547 года, Том втайне стал делать матримониальные предложения сперва принцессе Марии, затем Анне Клевской (ни больше ни меньше!), а потом – вот ведь негодяй! – даже Елизавете! Я случайно увидела ее письменный отказ, адресованный ему, хотя (скажу честно) сама я сформулировала бы его куда резче. Но с тех пор, как четыре года назад отец прогнал Елизавету, она научилась обращаться с влиятельными мужчинами, пуская в ход не уксус, а мед. До сего дня помню отрывки из ее ответа Сеймуру:

«…Не скрою, что Ваше письмо, само по себе очаровательное, немало меня удивило. Не говоря уже о том, что ни возраст, ни личные склонности не располагают меня к мыслям о замужестве, менее всего я ожидала получить просьбу о браке в такое время, когда я способна лишь оплакивать смерть отца моего.

Вследствие сего, почтенный лорд-адмирал, позвольте мне прямо сказать, что… я с величайшим удовольствием навсегда останусь Вашей слугой и другом.

ЕЛИЗАВЕТА».

Челси-хаус, селение Челси-на-Темзе, близ Лондона,

апрель 1547 года

И снова я решила, что Том нам больше не страшен, когда – вскоре после погребения прежнего короля и коронации нового – мы получили распоряжение от Тайного совета. Его теперь возглавлял Эдуард Сеймур, провозглашенный лорд-протектором короля и королевства до достижения новым монархом совершеннолетия. Тайный совет вверял принцессу Елизавету заботам и попечению вдовствующей королевы Екатерины, которая теперь поселилась со своей свитой в Челси-на-Темзе, к юго-востоку от Лондона.

Мы пришли в восторг, поскольку опасались куда худшего развития событий. Мачеху свою Елизавета любила, к тому же могла сохранить при себе прежних слуг и фрейлин. Нам предстояло жить недалеко от Лондона – сосредоточения власти. (Елизавета поначалу думала, что сможет чаще видеться с братом, однако лорд-протектор ревниво оберегал его от «посторонних».) И первое время в уютном домике, в парках и садах Челси нам было очень хорошо, пока Джона не отозвал обратно в Уайтхолл королевский шталмейстер – он ведь с самого начала сердился, что пришлось расстаться с таким толковым помощником. Теперь мы оказались разделены – чтобы увидеться, нужно было час скакать верхом или четверть часа плыть на лодке. Джону удавалось навещать меня два раза в неделю, рано утром, и добирался он, как правило, по воде, потому что сумел договориться кое с кем из лодочников.

Но однажды утром, едва рассвело, я встретила его у лестницы, спускавшейся к реке, и он впервые не начал приветствие со слов «люблю» или «скучаю».

– Я не единственный, кто ездит сюда на свидания с красавицей, – сказал Джон, обменявшись со мной быстрым поцелуем.

– То есть?

– Минувшей ночью я выяснил, что лорд-адмирал Томас Сеймур уже несколько месяцев тайком скачет по ночам в Челси и его впускают через калитку, которая выходит на поля. Около полуночи он берет из конюшен своего жеребца и возвращает его каждое утро перед рассветом.

– Что ты говоришь? Не может же быть, чтобы он надеялся повидаться с Елиза…

– Его конюх прошлой ночью напился, – перебил меня Джон, покачав головой, – и рассказал мне, что его хозяин тайком обвенчался с вдовствующей королевой уже через пять недель после смерти короля Генриха.

Я открыла рот от изумления и едва не прослушала то, что Джон рассказывал дальше. Причем удивило меня вовсе не то, с какой неприличной поспешностью был заключен этот брак.

– Они собираются вскоре объявить об этом, – продолжал Джон. – Тогда Тайный совет и братец Томаса станут метать громы и молнии. А вам с Елизаветой нужно вести себя тише воды, ниже травы – ведь скоро хозяином здесь станет сэр Томас. Кэт. Кэт! Ты слышишь, что я тебе говорю? – Джон слегка встряхнул меня.

Уж не знаю, что было написано на моем лице – должно быть, ужас. Я ведь ни единого слова не сказала Джону о том, что произошло между мной и Томом. А тот давно пригрозил, что, если я признаюсь в этом кому-нибудь, он погубит меня. Я не смогу находиться рядом с этим человеком, да еще и подчиняться ему. Ни за что!

– Я… я слышала все, что ты сказал, – запинаясь, ответила я. – Необходимо забрать отсюда Елизавету. После того как Томас Сеймур сделал ей предложение… Если Екатерина узнает о том… что она была на втором, нет, даже на четвертом месте… Я слышала, что Томас Сеймур обворожителен и вечно стремится соблазнить кого-нибудь из вышестоящих дам – а кто же выше вдовствующей королевы, если не Елизавета? Она окажется в его доме, под его покровительством… да и не только она, а мы все. Я напишу письмо принцессе Марии, буду умолять ее приютить Елизавету у себя.

– Но ты же знаешь, что они не ладят между собой. К тебе Мария благоволит, но с Елизаветой они будут жить как кошка с собакой. Да и от меня ты будешь в таком случае гораздо дальше.

К моему огорчению, Елизавета – впервые, насколько могу припомнить, – и слушать не захотела о том, чтобы уехать отсюда, когда я заговорила об этом.

– Как романтично! – закричала она, вскакивая из-за письменного стола и хлопая в ладоши. – Тайные ухаживания, потом венчание – после стольких лет, во время которых они вынуждены были жить в разлуке! Не забывай, Кэт, он ведь ухаживал за ней еще прежде, чем подумал, что необходимо сделать предложение другим, а уж потом поддался сердечному влечению к ней. Я считаю, что это все чудесно. К тому же сэр Томас Сеймур красив. И еще мне говорили, что он храбро сражается с пиратами и отнимает у них всю добычу. Нет, я никуда отсюда не уеду, тем более в сельскую глушь к Марии. Но отчего ты так взволнована и настаиваешь на этом – ведь тебе тогда придется жить вдали от горячо любимого мужа? Вы же с ним не поссорились, нет?

На это я могла только покачать головой. Мы с Джоном не поссорились – пока. Но мне не пристало жить в доме, где будет распоряжаться Том Сеймур и где обе царственные женщины не будут сводить мечтательных взоров с потрясающего – во всех смыслах этого слова – негодяя.

Глава одиннадцатая

Челси-хаус лето 1548 года

Пребывание под одним кровом с вдовствующей королевой сделалось для меня невыносимым, когда там же поселился Томас Сеймур. Хуже всего было то, что остальные женщины во дворцах, где нам приходилось бывать, – в Челси или Хэтфорде, которыми владела Екатерина, в принадлежавших Тому лондонском Сеймур-хаусе или замке Сьюдли на Котсуолдских холмах, – просто млели от счастья, оказавшись рядом с таким мужчиной.

Королева Екатерина не скрывала, что обожает своего нового супруга. Она вспыхивала, когда он горячо шептал ей что-то на ухо, и провожала затуманившимся взором, когда он выходил из комнаты. Леди Джейн Грей[57]57
  Джейн Грей (1537–1554) – внучка Марии Тюдор, родной сестры короля Генриха VIII, правнучка короля Генриха VII.


[Закрыть], кузина Елизаветы, время от времени гостившая у Екатерины, явно восхищалась своим опекуном. Даже служанки провожали восторженными взглядами блестящего лорд-адмирала, рослого красавца.

Зато его брат и весь Тайный совет (в состав которого теперь вошел и Том) пришли в сильнейшее негодование от подобной наглости: тайком обвенчаться с только что овдовевшей королевой, поспешно и без всякого на то позволения. Совет задал ему изрядную взбучку, однако Том спорил с ними и ругал всех подряд. В его же собственных владениях одна я избегала его, как чумы.

Недели через две после того, как Том открыто поселился у Екатерины, я направилась в дом, чтобы взять книгу, которая потребовалась мастеру Гриндалю, наставнику Елизаветы. Они с принцессой и леди Джейн Грей (Джейн была робкой и тихой, но Елизавете очень хотелось иметь подругу, близкую ей по возрасту) сидели невдалеке от розария и оживленно обсуждали какой-то научный вопрос. Я засиделась с ними и была рада под благовидным предлогом прогуляться, размять ноги. Но я не успела дойти до дома: из беседки, затененной прихотливо вьющимися розами, вышел Том и заступил мне дорогу.

Я резко развернулась, намереваясь побежать в сторону реки, однако он схватил меня за плечи и так резко дернул, что мои юбки обмахнули пыль с его сапог.

– Черт возьми, а я-то надеялся, что после моего столь долгого отсутствия ваше сердце станет нежнее, – проговорил Том с усмешкой и развернул меня лицом к себе.

Он склонил голову набок и посмотрел на меня с шутливо-просительным выражением.

– Уберите руки, милорд.

– Черт возьми! А вы не думаете, что остальные удивятся тому, что вы смотрите на меня таким ледяным взглядом, тогда как любая другая готова из кожи вон лезть, лишь бы мне угодить, особенно наша малышка принцесса и моя женушка? Или вы все играете по старинке в игру Анны Болейн «noli me tangere», чтобы снова разжечь во мне сердечный пыл? А вы сказали Джону Эшли, что я был вашим первым возлюбленным? Ведь правда, сказали?

– Возлюбленным! – Я произнесла это слово, будто ругательство, и плюнула, едва не попав в Тома. Затем я стряхнула с себя его руки и сумела сделать широкий шаг назад – правда, в итоге голова моя уперлась прямо в шипы роз. – Прежде я была слишком глупа, но вы излечили меня от этой беды, – сказала я, отряхивая платье там, где к нему прикасались руки Тома. – Что же касается вашей жены и ее высочества, да и леди Джейн тоже, можете сообщить им, что небо имеет зеленый цвет, и, как это ни печально, они согласятся с вами за милую душу.

– «За милую душу» – превосходный девиз, – засмеялся Том, но в ответ я обожгла его сердитым взглядом.

Как он изменился по сравнению с тем юношей, которого я впервые встретила на барке, плывшей к Гемптон-корту двадцать лет тому назад. Том заметно располнел, оброс жирком. Лицо, когда-то чисто выбритое, теперь обрамляла большая борода – такие были тогда в моде. Взглядом он привычно и бесцеремонно ощупывал меня, но в уголках глаз появились морщинки, а высокий лоб был весь изборожден глубокими морщинами.

А вот голос остался таким же громким, самоуверенным, разве что Том на каждом шагу бранился, как матрос, как будто это добавляло ему удали или достоинства. Большинство ругательств, кои он использовал, так или иначе оскорбляли Творца поминанием всуе Его священного имени. Не реже поминал Том и дьявола, врага Божьего.

– Да господа бога душу, Кэт, ты не думай, будто я тебя забыл. Ну как же, ведь я доныне храню те любовные письма, что ты мне когда-то посылала, кстати, так красиво написанные. И если сейчас ты от меня отвернешься…

– Я не боюсь ваших угроз, прямо вы их высказываете или намеками, как и ваших грубых манер.

– Грубых? Да чертово пекло, у меня и на уме нет ни малейшей грубости, как раз наоборот! – воскликнул Том и, протянув руку, бесцеремонно взял меня за подбородок. Я ударила его по руке. – Да бога душу, Кэт, ты просто молодец: высоко поднялась, прямо как я, – попробовал он зайти с другой стороны. Том засунул большие пальцы за широкий пояс и покачался на каблуках. – Ты должна согласиться, в прежнее время нам было хорошо вместе, а? Разве я не сказал когда-то, что ты никогда не забудешь свою первую любовь? Ну, вот мы и снова вместе. Неужели ты не заметила, сколько в моих владениях уютных потайных беседок, которые так и манят на свидание?

– Оставьте это, сэр, и меня оставьте в покое. Вы оскорбляете и меня, и свою жену – даже себя самого, если только это возможно.

Тут он рассердился и выпрямился во весь рост.

– Ты в некотором смысле теперь моя служанка, а слуги выполняют мои распоряжения, или я их прогоняю, – бросил Том. – Христом-богом клянусь, если ты решила играть в эту игру, давай я выложу свои карты на стол. Не вздумай мне перечить или становиться поперек дороги, а я, в свою очередь, не стану докладывать совету о твоем сомнительном прошлом…

– О моем прошлом? О том, что ты грубо изнасиловал меня во время пира по случаю коронации матери Елизаветы?

Том с такой силой сжал мои запястья, что у меня онемели руки. Он наклонился ко мне вплотную и сильно встряхнул.

– А ты разве не заметила, что я всегда делаю то, что мне вздумается? – требовательно спросил он. – Король обожает своего дядюшку Тома, который все время дарит ему что-нибудь, дает денег, тогда как злой дядя Эдуард никуда его не пускает, кроме классной комнаты, а сам правит государством. Такое положение надо менять. Многое надо менять. Хочешь, я позабочусь о том, чтобы у Елизаветы появилась новая наставница?

Его красивое лицо исказилось гримасой, превратилось в маску горгульи – я видела именно такую в кошмарном сне в ту ночь, когда Том лишил меня невинности. Был ли это тот же человек – беззаботный, обожающий веселиться, тот, кто, играя в карты с женой и ее гостьями, развлекал их рассказами о погонях за пиратами, свежими придворными сплетнями и солеными шуточками?

Наконец Том отпустил мои руки.

– Если вы не со мной, мистрис Эшли, значит, вы против меня. И стоит мне заметить хотя бы малейшие признаки этого, черт меня побери…

– Да он вас все время побирает – то так, то эдак, – не выдержала я.

Я думала, Том меня ударит. Но он продолжал говорить:

– Богом клянусь, я сумею добиться, чтобы вас прогнали с нынешней должности – или моя супруга, или совет, какие бы мерзкие истории обо мне вы им ни рассказали. Я слышал и знаю сам, что Джон Эшли – порядочный человек, строгих правил, а потому ему незачем знать, что ему подсунули негодный товар, женщину, которая писала мне неприличные письма и многие годы раздвигала ноги по моему желанию.

Неприличные письма? Должно быть, он подделал их для своих целей. Многие годы? Это я могла без труда опровергнуть, учитывая его частые разъезды и мои поручения. И все же Том мог нанести мне непоправимый вред.

Он отвесил мне шутовской поклон и ушел, оставив меня чуть ли не приколотой к розовому кусту. Мне хотелось крикнуть ему вдогонку: «Лжец!» – и прочие оскорбления и ругательства, какие я только знала. Но тогда я унизилась бы до его уровня. Подумать только, «Богом клянусь»! Я могла лишь надеяться на то, что этот страшный человек получит по заслугам, и как можно скорее. У меня просто не было слов, чтобы выразить, как сильно я его ненавижу. Но в то же время я боялась его. Лучше бы уж вернулся умница Кромвель и стал меня запугивать. А что, если Том замарает мое имя и я лишусь права воспитывать мою милую Елизавету? Мне оставалось надеяться лишь на то, что Том сам станет причиной своей гибели – да только не потянет ли он за собой и нас с принцессой?

Если поступки Тома тогда казались мне дурными, то очень скоро все стало еще хуже. Я чувствовала, как у меня сжимается все внутри, когда наблюдала, как он заигрывает с Елизаветой. Нет, поначалу Том не делал этого слишком откровенно: только заговорщическая улыбка, подмигивание, быстрое прикосновение к спине или к плечу – так он старался исподволь завоевать ее симпатии. Когда он оказывался рядом с Елизаветой, ее щеки покрывались румянцем, а когда уходил, она бесцельно бродила по комнате и тосковала – несомненно, вспоминала проведенные с ним минуты. Да, я очень хорошо понимала, что это значит. Моя девочка по-настоящему обрадовалась, когда Джейн Грей вынуждена была возвратиться к своей семье, словно Елизавета видела в ней соперницу, отбиравшую у нее внимание Тома.

В присутствии Елизаветы я стала называть его не иначе как «супруг вдовствующей королевы», хотя на мою подопечную это, кажется, совсем не подействовало. Наконец я ей сказала:

– Пусть вы и отвергли сватовство лорд-адмирала, но он имеет основания считать, что вы не утратили интереса к его предложению.

– Он интересует меня как друг и опекун, разумеется, – ответила принцесса, старательно разглядывая свои руки и делая вид, будто ищет сломавшийся ноготь. В лившемся из окна свете тускло мерцал рубин на перстне Анны. – Я считаю его добрым и веселым, мне нравится проводить с ним время – и с его супругой, разумеется, – заверила она меня.

Тут уж я не могла сдержаться. Я стала ядовито-ироничной (не зная в тот момент, что некий тупоголовый соглядатай из числа слуг Тома, но шпионивший явно по заданию его брата Эдуарда, подслушивает нас и принимает все мои слова всерьез, будто я цитирую Священное Писание). Упершись руками в бока, я обратилась к Елизавете:

– Если бы лорд-адмирал не был женат и если бы у вас было единодушное согласие всего Тайного совета, хотели бы вы выйти за него замуж? Ведь он тогда стал бы самым знатным и благородным из всех холостых мужчин Англии.

– Нет, Кэт, нет, – пролепетала Елизавета. – Не нужно ни думать так, ни говорить!

Тогда я наклонилась и прошептала ей на ухо как можно строже:

– В таком случае не нужно делать вид, что вы только об этом и мечтаете! Его сиятельство, несомненно, без колебаний пойдет на поспешный и тайный брак сразу после кончины своей супруги, но вас это погубит! Если только вы свяжете себя обещанием или станете бросать на него такие взгляды, как нынче, вы горько пожалеете об этом, девочка моя! И мы все вместе с вами.

Принцесса крепко обняла меня, разогнав всю мою злость, но с тех пор я не очень-то ей доверяла.

Спустя некоторое время я увидела, как они с Томом гуляют по саду: он обнимал Елизавету за плечи, а она обвила рукой его талию; я расплакалась, зажимая рот и кусая пальцы.

На следующее утро я поведала о том, что происходит, Джону. Я чуть было не рассказала ему все, но в последний момент мои внутренности свело спазмом, и я уже не могла продолжать. А вдруг он, несмотря на все мои возражения, поверит лжи, которую выдумал Сеймур? Мой Джон был очень рассудительным, но, в первую очередь, стремился защитить меня. Я не могла допустить, чтобы столь честный человек, к тому же занимающий столь скромное положение при дворе, поссорился с коварным лорд-адмиралом, дядей самого короля. И я убедила себя, что лучше промолчать о былых делах – так я сумею защитить и себя, и Джона.

– Тебе нужно поговорить с вдовствующей королевой, – посоветовал он, когда мы встретились на берегу реки, а лодочники, доставившие его, уже уплыли. – Возможно, она сумеет его обуздать. И если она прогонит вас обеих, все решится само собой. Тогда вы сможете переселиться к принцессе Марии, а если не к ней, то к твоей названной сестре Джоанне Денни, в ее поместье Честнат в Хартфордшире – она ждет ребенка, а сэр Энтони не может отлучиться от двора.

– Елизавета никогда не простит мне этого.

– Ты сама себе никогда не простишь, если Томас Сеймур переступит границы дозволенного.

– Но он ведь женат на красивой, богатой и высокородной женщине, которая просто обожает его, – на женщине, благодаря которой он стал вторым (или даже первым, уж и не знаю) человеком в Англии!

– Любимая, – ответил на это Джон, притянув меня к себе, – на тебя это не похоже. Будь такой же, как всегда, – рассудительной, спокойной. Быть может, тебе следует построже побеседовать с принцессой, а может быть, как я уже говорил, попросить о поддержке вдовствующую королеву.

Я кивнула и поблагодарила Джона, но еще не чувствовала себя готовой последовать его советам. Елизавета упрямо стояла на своем, а если я расскажу обо всем Екатерине, это будет все равно, что пожаловаться самому Тому, а он уж найдет способ сместить меня с должности. Меня успокаивала только мысль о том, что, пока его жена никуда не уезжает, а я сама не спускаю глаз с Елизаветы (и днем и ночью я неотступно была рядом с ней), дело не зайдет слишком далеко.

Но вот однажды утром дверь в нашу спальню – я теперь спала на выдвижной кровати в изножье ложа Елизаветы – резко, со стуком, распахнулась. Из-за переживаний я плохо спала и, все еще полусонная, повернувшись на бок, разглядела только две большие босые мужские ноги и подол ночной сорочки. Мне это приснилось или же мы были в Хэтфилде, а Джон пришел ко мне на ночь? Я моргнула и больше ничего не видела.

Должно быть, меня разбудила Елизавета: она захихикала, а потом завизжала. Кое-как поднимаясь на ноги и едва не споткнувшись о спинку кровати, я расслышала громкий шлепок. Том, раздвинув полог, низко наклонился над ложем Елизаветы и произнес:

– Поднимайся, лежебока! Вставай, а не то мне придется пощекотать тебя или даже отшлепать!

– Позор вам, милорд! – громко воскликнула я. – Ступайте прочь, прочь отсюда!

– А, две прекрасные дамы в дезабилье – какое пиршество для моих глаз!

– Вы ведете себя неподобающим образом и сами это сознаете! – сказала я ему, указывая пальцем на дверь. – Уходите немедленно, милорд.

Моя же четырнадцатилетняя воспитанница нырнула под одеяло, продолжая хихикать. Том осмелился шлепнуть ее по ягодицам, а потом, хохоча во все горло, пошел к двери. Он подмигнул мне, отвесил поклон кому-то из нас (а может, и обеим), затем вышел и громко хлопнул дверью, снова расхохотавшись.

В то же утро я попросила Екатерину принять меня. От нее как раз выходил после утренней молитвы ее духовник, Майлс Кавердейл.

– Входите, Кэт, – сказала она, приглашая меня присесть рядом с ней на скамье у окна. – Вы должны извинить меня, если я буду зевать, ведь господин мой всю ночь не дает мне уснуть. – И она зарделась, словно ей самой было только четырнадцать.

Такое начало усложняло мою задачу. Но Джон был прав: нельзя поддаваться чувствам, надо оставаться рассудительной. То, что происходило за спиной этой дамы и с чем Елизавета, при всем своем остром уме, не могла еще справиться, следовало преподнести как можно деликатнее.

– Ваше величество, и принцесса, и я очень благодарны вам за то, что вы приютили нас под своим кровом. Но Елизавета пока еще очень впечатлительная девочка, а лорд-адмирал – столь энергичный мужчина, вот я и опасаюсь, что она начинает слишком сильно восхищаться им.

– Ах, в него так легко влюбиться, – живо согласилась Екатерина. – Вполне могу себе представить, как она мечтает когда-нибудь заполучить такого же мужчину себе в мужья.

– Но он так подавляет окружающих, к тому же неумеренно любит шутить. Принцесса может неправильно это понять, – с запинкой проговорила я, молясь о том, чтобы меня выручили заранее заготовленные слова. – Боюсь, Елизавета может ложно истолковать то, что лорд-адмирал приходит к ней в спальню, будит ее – особенно если учесть, что оба они еще не одеты.

– О! – воскликнула Екатерина, явно не ожидавшая услышать такое. Между ее изогнутыми бровями залегла морщинка. – Вы правы, мой муж любит подурачиться, и с ним трудно бывает совладать. Да ведь он такой жизнерадостный, так любит меня, а я все еще не могу поверить в то, что мы с ним вместе после… после всего, что было. Это такое счастье. Кэт, дорогая моя, не бойтесь, – Том не желает ничего дурного. Я ни слова ему не скажу, но если он надумает снова будить Елизавету, я приду вместе с ним – тогда она убедится, что это всего лишь шутка, забава.