Текст книги "Война с саламандрами (сборник)"
Автор книги: Карел Чапек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)
Насколько нам известно, среди саламандр относительно широко распространился монизм; некоторые из них верили также в материализм, золотой стандарт и иные научные постулаты. Популярный философ Георг Секвенц даже придумал своего рода религию для саламандр, главным и наивысшим догматом которой была вера в Великого Саламандра. Впрочем, среди саламандр эта религия совершенно не прижилась; зато у нее нашлось множество адептов среди людей, в особенности в крупных городах, где буквально за одну ночь появилось множество тайных святилищ для отправления саламандрового культа[35]35
В бумагах пана Повондры сохранилась брошюрка весьма порнографического содержания, якобы составленная на основании полицейских рапортов города Б. Материалы данного «частного издания, выпущенного с научными целями», нельзя цитировать в приличной книге. Приведем потому лишь некоторые подробности:
«Середину святилища саламандрового культа, расположенное в *** улице, дом номер ***, занимает большой бассейн, выложенный темно-красным мрамором. Вода в бассейне облагорожена благовонными эссенциями, подогрета и из глубины освещается огнями, цвет которых все время меняется. Другого освещения в святилище нет. С пением саламандровых литаний в радужный бассейн по мраморным лестницам спускаются полностью нагие верующие саламандры и саламандрии – то есть мужчины (с одной стороны) и женщины (с другой). Почти все они – из высшего общества, назовем здесь баронессу М., киноактера С., посланника Д. и множество иных выдающихся личностей. Вдруг голубой прожектор освещает огромную мраморную скалу, выступающую из воды. На ней лежит, тяжело дыша, большая старая черная саламандра, называемая Магистр Саламандр. После короткой паузы магистр начинает говорить. Он призывает верующих всей душой отдаться предстоящим обрядам Танца саламандр и отдать должное Великому Саламандру. После этого он поднимается и начинает извиваться верхней половиной тела, после чего верующие мужчины, погруженные в воду по шею, тоже начинают неистово раскачиваться и крутить телом, все быстрее и быстрее, – как считается, для того, чтобы создать Сексуальное Пространство. Саламандрии после этого начинают издавать резкие звуки наподобие „тс-тс-тс“, визжать и скрежетать. После этого огни под водой один за одним гаснут, и начинается всеобщий разврат».
Мы, конечно, не можем ручаться за то, что это описание соответствует действительности. Однако доподлинно известно, что во всех крупных городах Европы полиция, с одной стороны, жестко преследовала эти саламандровые секты, а с другой – сбивалась с ног, пытаясь погасить пламя грандиозных скандалов в обществе, которые возникали в связи с этим. Можно, впрочем, констатировать, что культ Великого Саламандра хотя и был весьма распространен, однако же отправлялся в большинстве случаев вовсе не с таким баснословным великолепием, а среди бедняков – и вовсе на суше.
[Закрыть].
Сами саламандры позже почти поголовно стали адептами другой религии; так и не удалось выяснить, откуда она взялась и как распространилась среди них. Это было поклонение Молоху, которого они представляли себе в виде гигантской саламандры с человеческой головой; якобы у саламандр под водой были огромные идолы из чугуна, которые они заказывали у Армстронга или Круппа. Однако подробности их религиозных обрядов, будто бы необычайно жестоких и тайных, так и остались неизвестными, ибо совершались они под водой. По-видимому, этот культ распространился среди них потому, что имя «Молох» напоминало им естественно-научное (molche) или немецкое (Molch) название для саламандры.
Из вышеизложенного следует, что Саламандровый Вопрос сначала и на протяжении достаточно долгого времени рассматривался лишь в смысле рассуждений о том, в состоянии ли саламандры (и если да, то до какой степени), как разумные и в значительной степени цивилизованные существа, пользоваться теми или иными правами человека – пусть даже будучи где-то на грани человеческого общества и заведенного им порядка; иными словами, это было внутреннее дело конкретных государств, разрешаемое в рамках гражданского права. Годами никому даже не приходило в голову, что Саламандровый Вопрос может иметь важнейшее международное значение и что с саламандрами, скорее всего, придется иметь дело не просто как с разумными существами, но и как с единым саламандровым коллективом или даже нацией саламандр. Вообще-то, первый шаг к такому пониманию Саламандрового Вопроса сделали как раз те самые эксцентричные христианские секты, которые пытались крестить саламандр, ссылаясь на слова Писания: «Идите по всему миру, учите все народы». Тем самым впервые была высказана мысль о том, что саламандры представляют собой нечто вроде нации[36]36
Кстати, упоминавшаяся выше католическая молитва за саламандр давала им такое определение: Dei creatura de gente Molche (Твари Божии народа саламандр).
[Закрыть]. Однако по-настоящему первое и воистину интернациональное и принципиальное признание саламандр в качестве нации содержалось в получившем широчайшую известность воззвании Коммунистического интернационала, подписанном товарищем Молоковым[37]37
Игра слов: саламандра по-чешски – mlok. – Примеч. перев.
[Закрыть]и адресованном «всем эксплуатируемым и революционным саламандрам всех стран»[38]38
Вот текст воззвания, сохранившийся среди бумаг пана Повондры:
Товарищи саламандры! Капитализм нашел свою последнюю жертву. Когда его тирания начала окончательно и бесповоротно гнуться под революционным напором классово-сознательного пролетариата, загнивающий капитализм заставил служить себе вас, Труженики Моря, душевно поработил вас своей буржуазной цивилизацией, подчинил вас своим классовым законам, отнял у вас какую бы то ни было свободу и сделал все, чтобы безнаказанно и немилосердно эксплуатировать вас…
(14 строк запрещено цензурой)
Трудящиеся саламандры! Наступает минута, когда вы начинаете осознавать всю тяжесть того рабства, в котором вы живете…
(7 строк запрещено)
…и требовать соблюдения своих прав – классовых и национальных!
Товарищи саламандры! Революционный пролетариат всего мира подает вам руку…
(11 строк запрещено)
…любыми средствами. Создавайте заводские советы, избирайте из своего числа доверенных лиц, создавайте забастовочные фонды! Рассчитывайте на то, что сознательный рабочий класс не оставит вас одних в вашей справедливой борьбе и плечом к плечу с вами пойдет в последний бой…
(9 строк запрещено)
Эксплуатируемые и революционные саламандры всех стран, соединяйтесь! Это есть наш последний и решительный бой!
МОЛОКОВ
[Закрыть].
Хотя само по себе это воззвание, кажется, не оказало на саламандр прямого воздействия, оно вызвало большую шумиху в мировой печати. У него появилось множество последователей, по крайней мере в том смысле, что на саламандр хлынули как из рога изобилия разнообразные пламенные призывы с самых разных сторон, – призывали их к тому, чтобы саламандры все, как одна, присоединились к той или иной идейной, политической или социальной программе, существующей в человеческом обществе[39]39
В коллекции пана Повондры мы нашли лишь несколько подобных воззваний; остальные, вероятно, с течением времени посжигала пани Повондрова. Из сохранившегося материала приводим здесь хотя бы некоторые обращения:
(Пацифистский манифест)
(Немецкая листовка)
1 Саламандры, долой евреев! (нем.)
(Воззвание группы анархистов-бакунинцев)
(Публичное обращение скаутов, занимающихся водным спортом)
(Открытое письмо Центрального союза акваристических обществи владельцев водных домашних животных)
(Воззвание Общества нравственного возрождения)
(Воззвание фракции гражданских реформ в Дьеппе)
(Общество взаимопомощи бывших моряков)
(Клуб пловцов в Эгире)
Особенно важным (если судить по тому, как пан Повондра тщательно подклеил эту вырезку) было, вероятно, воззвание, текст которого приводим здесь полностью:
[Закрыть].
После этого Саламандровым Вопросом занялось и Международное бюро труда в Женеве. Там столкнулись два противоположных мнения: сторонники одного из них признавали саламандр новым трудящимся классом и требовали распространить на них в полном объеме социальное законодательство, касающееся продолжительности рабочего дня, оплачиваемых отпусков, страхования по инвалидности и старости и так далее. Сторонники другого мнения, напротив, утверждали, что в лице саламандр растут опасные конкуренты для людей-трудящихся и что использование труда саламандр просто-напросто необходимо запретить как явление антисоциальное. Против этого предложения выступили не только представители работодателей, но и делегаты от рабочих, указав на то, что саламандры теперь уже являются не только новой трудовой армией, но и сделались крупными и все более важными потребителями. Они указали на то, что в последнее время в небывалом прежде объеме возросла занятость в металлообработке (орудия труда, машины и металлические идолы для саламандр), в производстве вооружений, в химической (подводные взрывчатые вещества), бумажной (учебники для саламандр), цементной, лесной промышленности, в производстве искусственного корма (Salamander-Food) и во многих других отраслях; тоннаж торгового флота увеличился по сравнению с временами до открытия саламандр на 27 процентов, а добыча угля – на 18,6 процента. Косвенным образом – из-за роста занятости и уровня благосостояния людей – растет оборот и в других отраслях промышленности. Кроме того, в самое последнее время саламандры начали заказывать различные детали машин по чертежам, которые начертили они сами: под водой они монтируют из них пневматические дрели, молоты, подводные двигатели, печатные станки, радиопередатчики, передающие сигналы под водой, и другие механизмы их собственной конструкции. За эти детали саламандры платят повышенной производительностью труда. В наши дни уже пятая часть всей мировой продукции тяжелой промышленности и точной механики зависит от заказов саламандр. Уничтожьте саламандр – и закроете тем самым пятую часть заводов; вместо сегодняшнего процветания вы получите миллионы безработных.
Международное бюро труда, безусловно, не могло не считаться с этими возражениями. В конце концов после долгих дискуссий был достигнут компромисс о том, что «вышеозначенные работники группы S (земноводные) могут быть заняты только под водой или в воде, на берегу же – лишь на расстоянии не более десяти метров от наивысшей черты прилива; они не имеют права добывать уголь или нефть на морском дне, не имеют права производить бумагу, текстильную продукцию или искусственную кожу из морских водорослей для сбыта на суше и так далее». Все ограничения, которые были наложены на саламандровое производство, были сведены в кодекс из девятнадцати параграфов. Подробности о них мы здесь не приводим, главным образом по той причине, что, разумеется, они никогда и нигде не соблюдались; однако в качестве образца всеобъемлющего и в прямом смысле слова международного решения Саламандрового Вопроса в его экономическом и социальном аспектах данный кодекс, безусловно, стал выдающимся и заслуживающим всяческих похвал документом.
Несколько медленнее продвигались дела с международным признанием саламандр в другой сфере, а именно в области культурных взаимосвязей. Когда в научном журнале под именем Джона Симэна вышла статья «Геологическое строение морского дна у Багамских островов», которую затем многократно цитировали в иных трудах, то никто еще не подозревал, что речь идет о работе ученой саламандры; когда, однако, научные конгрессы, различные академии и ученые общества стали получать сообщения и целые фундаментальные работы по вопросам океанографии, географии, гидробиологии, высшей математики и иных точных наук, подписанные исследователями-саламандрами, это всякий раз вызывало большое смятение, а иногда и отторжение, которое великий д-р Мартель выразил словами: «И эта пакость будет нас учить?» Японский специалист д-р Оношита, который осмелился процитировать сообщение одной саламандры (нечто о развитии желткового мешка у головастика глубоководной морской рыбки Argyropelecus hemigymnus Cocco), подвергся бойкоту со стороны ученого сообщества и совершил харакири; для университетской науки было делом чести и корпоративной солидарности – не принимать во внимание ни одной научной работы саламандр. Тем большее внимание (если не сказать, возмущение) вызвал поступок Университетского центра в Ницце, пригласившего для чтения торжественной лекции д-ра Шарля Мерсье, высокоученую саламандру из тулонской пристани. Выступление д-ра Мерсье о теории сечений конусов в неевклидовой геометрии прошло с выдающимся успехом[40]40
В коллекции пана Повондры сохранилось довольно поверхностное, в духе газетных очерков, описание этого торжества; к сожалению, сохранилась лишь половина рассказа, вторая часть по неизвестным причинам куда-то запропала.
Ницца, 6 мая
В красивом светлом здании Института по изучению Средиземноморья на Promenade des Anglais царит сегодня оживление. Два agents de police не пускают случайных прохожих на тротуар, давая дорогу приглашенным, которые по красному ковру поднимаются в гостеприимный амфитеатр, дышащий приятной прохладой. Мы видим здесь улыбающегося господина мэра Ниццы, господина префекта в цилиндре, генерала в ярко-голубой форме, господ с красными значками Почетного легиона, дам известного возраста (в этом сезоне в моде терракотовый цвет), вице-адмиралов, репортеров, профессоров и благородных старцев, представителей разных наций, которых на Côte d’Azur всегда множество. Вдруг – небольшой инцидент: некое странное создание робко и незаметно пытается пробраться через толпу почетных гостей; снизу доверху оно закутано в какую-то длинную черную пелерину или домино, на глазах у него огромные темные очки; оно суетливо и в то же время неуверенно ковыляет к переполненному вестибюлю.
«Hé vous, – кричит один из жандармов, – qu’est-ce que vous cherchez ici?» – но мы уже видим, как к перепуганному гостю спешат университетские сановники, рассыпаясь в любезностях: Cher docteur, сюда, cher docteur, туда. Значит, это и есть д-р Шарль Мерсье, ученая саламандра, которая должна сегодня выступать перед цветом Лазурного Берега! Поспешим же, чтобы нам еще досталось местечко в торжественно-возбужденной аудитории!
В президиуме восседают Monsieur le Maire, великий поэт Monsieur Поль Маллори, M-me Мария Диминяну – делегат Международного бюро интеллектуального сотрудничества, ректор Института по изучению Средиземноморья и другие официальные лица. Сбоку от президиума – кафедра для докладчика, а за ней – ну да, эмалированная ванна. Самая обычная эмалированная ванна, какие бывают в ванных комнатах. Двое сотрудников института приводят на сцену робкое создание, закутанное в длинный балахон. Публика аплодирует как-то недружно. Д-р Шарль Мерсье застенчиво кланяется и неуверенно озирается, ища взглядом, куда бы ему сесть. «Voilà, monsieur, – шепчет один из сотрудников, указывая на ванну, – это для вас». Д-р Мерсье, очевидно, ужасно смущается, но не знает, как отклонить подобный знак внимания; он пытается наконец как можно незаметнее занять место в ванне, но запутывается в своем длинном балахоне и прямо-таки плюхается в ванну. Господа в президиуме обильно политы водой, но, впрочем, делают вид, будто бы ничего не случилось; в аудитории раздается истерический смешок, но зрители из первых рядов грозно озираются, шипя: «тсс!» В этот момент поднимается с места Monsieur le Maire et Député и берет слово: «Дамы и господа, я имею честь приветствовать на территории прекрасного города Ницца доктора Шарля Мерсье, выдающегося представителя научной жизни наших близких соседей, обитателей морских глубин. (Д-р Мерсье высовывается из воды до половины и отвешивает глубокий поклон.) Впервые в истории цивилизации земля и море протягивают друг другу руки для интеллектуального сотрудничества. До сих пор на пути духовной жизни стояла неодолимая преграда – ею был Мировой океан. Мы могли пересечь его, могли бороздить его на своих кораблях в любых направлениях, но в глубины его, дамы и господа, наша цивилизация проникнуть не могла. Маленький кусочек суши, на котором живет человечество, был вплоть до наших дней окружен девственным и диким морем; это великолепное обрамление, однако, также и извечная граница: с одной стороны, поднимающаяся вверх по ступеням развития цивилизация, с другой – вечная и неизменная природа. Теперь, мои дорогие слушатели, эта граница рушится. (Аплодисменты.) Нам, детям нынешнего великого времени, выпало на долю ни с чем не сравнимое счастье – быть очевидцами того, как растет наше духовное отечество, как переступает оно свои собственные рубежи, спускается в морскую пучину, проникает в самые глубины и соединяет старую культурную землю с современным и цивилизованным океаном. Какое великолепное зрелище! (Крики: «Браво!») Дамы и господа, только рождение океанской культуры, выдающегося представителя коей мы имеем честь приветствовать сегодня среди нас, сделало наш земной шар действительно – и во всей полноте – цивилизованной планетой! (Бурные аплодисменты. Д-р Мерсье приподнимается в ванне и кланяется.) Дорогой доктор и большой ученый! – обращается затем Monsieur le Maire et Député к д-ру Мерсье, который, опираясь на край ванны, растроганно и с трудом шевелит своими жабрами, – вы сможете передать своим соотечественникам и друзьям на дне морском наши приветы, наше восхищение и самые восторженные симпатии. Скажите им, что в вашем лице, в лице наших морских соседей, мы приветствуем авангард прогресса и просвещения, тот авангард, который шаг за шагом будет покорять бескрайние морские просторы и создаст новый культурный мир на дне океана. Я уже вижу, как в морских глубинах вырастают новые Афины и второй Рим, вижу, как расцветает там новый Париж с подводными Сорбоннами и Луврами, Триумфальными арками и Могилами неизвестных солдат, с театрами и бульварами. Позвольте мне высказать и самую сокровенную мою мысль: я надеюсь, что и рядом с нашей дорогой Ниццей в голубых волнах Средиземного моря вырастет новая славная Ницца – ваша Ницца, – которая своими великолепными подводными проспектами, садами и променадами украсит наш Лазурный Берег. Мы хотим ближе познакомиться с вами и хотим, чтобы вы лучше узнали нас; сам я глубоко убежден, что более близкие научные и общественные контакты, которым мы положили сегодня начало под столь счастливой звездой, приведут наши народы ко все более тесному сотрудничеству – как культурному, так и политическому – в интересах всего человечества, ради мира во всем мире, процветания и прогресса. (Продолжительные аплодисменты.)
Наконец встает д-р Шарль Мерсье и пытается в нескольких словах поблагодарить господина мэра и депутата от Ниццы; однако он, во-первых, слишком растроган, во-вторых, его произношение отличается некоторыми особенностями, так что из его речи мне удалось распознать лишь несколько с полным напряжением сил произнесенных слов, если не ошибаюсь, среди них были «для меня это большая честь», «культурные связи» и «Виктор Гюго». После чего в большом волнении д-р Мерсье опять укрывается в своей ванне.
Слово получает Поль Маллори. О нет, это не речь, а настоящий поэтический гимн, озаренный глубокой философией. Он благодарит судьбу, говорит, что дожил до того времени, когда сбывается и подтверждается одна из самых прекрасных легенд человечества. «Это воплощение и подтверждение того, о чем говорилось в легендах, поистине удивительно: вместо мифической, погрузившейся в пучину Атлантиды мы наблюдаем со священным восторгом новую Атлантиду – которая поднимается из пучины! Дорогой коллега Мерсье, вы, поэт пространственной геометрии, и ваши ученые друзья – вы первые посланники этого нового мира, который выходит из глубин морских, вы приходите к нам не как Афродита Пенорожденная, но как Паллада Анадиомена. Но гораздо более удивительной и ни с чем не сравнимой тайной является то, что кроме этого…» (Окончание отсутствует.)
[Закрыть].
На этом торжестве в качестве делегата от женевской организации присутствовала мадам Мария Диминяну. Эта блестящая, благородная дама была так тронута скромным поведением и ученостью д-ра Мерсье («Pauvre petit, – воскликнула она, – il est tellement laid»[41]41
Бедняжка, он такой безобразный! (фр.)
[Закрыть]), что сделала целью своей и без того деятельной и энергичной жизни принятие саламандр в Лигу наций. Напрасно государственные мужи объясняли красноречивой и пробивной даме, что саламандры, не имея нигде на свете ни государственного суверенитета, ни собственной территории, не могут быть членами Лиги наций. Мадам Диминяну начала пропагандировать идею, что в таком случае саламандры должны получить для себя свободную территорию, где могли бы основать подводное государство. Это предложение, однако, было сочтено нежелательным – если не сказать дерзким; но в конце концов было найдено счастливое решение: создать при Лиге наций особую Комиссию по изучению Саламандрового Вопроса, для участии в работе которой будут приглашены также два делегата от саламандр; одним из них по настоянию мадам Диминяну стал тот самый д-р Шарль Марсье из Тулона, вторым же оказался некий дон Марио, толстая ученая саламандра с Кубы, чьи научные интересы лежали в области планктона, а также неритических и пелагических зон. С назначением делегатов саламандры достигли наиболее высокого на то время международного признания своего существования[42]42
Среди документов пана Повондры сохранился несколько мутный газетный снимок, на котором оба делегата от саламандр поднимаются по лесенке из Женевского озера на набережную Монблан, чтобы отправиться на заседание комиссии. Можно предположить, что озеро и стало их официальной резиденцией в Женеве.
Что касается женевской Комиссии по изучению Саламандрового Вопроса, то она проделала большую и заслуживающую уважения работу, главным результатом которой было то, что она весьма тщательно избегала обсуждения любых жгучих политических и хозяйственных вопросов. Она заседала постоянно в течение многих лет и провела свыше тысячи трехсот заседаний, на которых велись добросовестные дебаты о введении единой международной терминологии для обозначения саламандр. Дело в том, что в этой сфере господствовал безнадежный хаос: помимо научных терминов вроде Salamandra, Molche, Batrachus (которые начали казаться несколько некорректными) предлагалась целая куча других названий: саламандр предлагали называть тритонами, нептунидами, фетидами, нереидами, атлантами, океаниками, посейдонами, лемурами, пелагами, литоралями, понтиками, батидами, абиссами, гидрионами, сумаринами, жандемерами (от Gens de Mer) и т. д. Комиссия по изучению Саламандрового Вопроса должна была выбрать из всех этих названий наиболее подходящее – и занималась решением этой задачи горячо и добросовестно вплоть до самого конца Эпохи Саламандр, но так и не пришла к окончательному и единодушному решению.
[Закрыть].
Итак, саламандры энергично и неустанно развиваются. Их численность уже перевалила за семь миллиардов, но при этом чем выше они взбираются по лестнице цивилизации, тем сильнее падает у них рождаемость (до двадцати – тридцати головастиков на самку в год). Они заселили уже более шестидесяти процентов всех побережий земли; не добрались пока они до полярных берегов, однако саламандры из Канады уже начали колонизировать побережье Гренландии и даже оттесняют эскимосов во внутренние районы острова, начиная вместо них заниматься рыбной ловлей и торговлей рыбьим жиром. Наряду с их расцветом в материальной сфере продолжается и культурный прогресс; саламандры уверенно входят в число цивилизованных наций с обязательным школьным образованием, они могут гордиться сотнями собственных подводных газет, выходящих миллионными тиражами, великолепно оборудованными научно-исследовательскими институтами и так далее.
Конечно же, этот культурный подъем не всегда проходил гладко и без внутреннего сопротивления. Мы, правда, чрезвычайно мало знаем о внутренних делах саламандр, однако, судя по некоторым признакам (например, по найденным трупам саламандр с откушенными носами и головами), можно прийти к выводу, что под поверхностью моря долгое время бушевал страстный идейный спор между старосаламандрами и младосаламандрами. Младосаламандры, как представляется, стояли за прогресс без границ и преград, утверждая, что и под водой необходимо догнать сушу и сравняться с ней по уровню цивилизованности – со всем, что с этим связано, включая футбол, флирт, фашизм и половые извращения. Старосаламандры же, очевидно, консервативно цеплялись за природную сущность саламандр и не желали отказаться от старых добрых животных привычек и инстинктов; они безусловно осуждали лихорадочную погоню за новинками и видели в ней знамение упадка и предательство завещанных дедами саламандровых идеалов. Разумеется, они возмущались и чужеродными влияниями, которым слепо подчиняется нынешняя развращенная молодежь, и спрашивали, достойно ли гордых и уверенных в себе саламандр слепо обезьянничать за людьми[43]43
Пан Повондра включил в свою коллекцию две-три вырезки из газеты «Народни политика», посвященные современной молодежи; очевидно, лишь по невнимательности он принял их за статьи из прессы о саламандрах описываемого нами периода в развитии их цивилизации.
[Закрыть]. Можно себе представить, что выдвигались лозунги вроде «Назад к миоцену! Долой всяческое очеловечивание! Выступим за старую добрую саламандренность!» и так далее. Очевидно, существовали все предпосылки для острого конфликта между поколениями, придерживающимися разных мнений, и для глубоких духовных революций в развитии саламандр; очень жаль, что мы не можем привести здесь подробности, однако надеемся, что саламандры использовали из этого конфликта все, что только можно.
Итак, мы видим саламандр на пути к наивысшему расцвету; однако и человечество в это время небывалым образом процветает. Лихорадочно сооружаются новые берега, старые мели превращаются в новую сушу, посреди океана вырастают искусственные авиационные острова; но все это лишь игрушки в сравнении с гигантскими техническими проектами полной перестройки нашего земного шара, ожидающие только разрешения вопроса о том, кто будет их финансировать. По ночам саламандры неустанно работают на всех морях и на побережьях всех континентов; кажется, что они всем довольны и не требуют для себя ничего, кроме возможности трудиться и сверлить под берегами норы и переходы своих темных жилищ. У саламандр есть свои подводные и подземные города, свои глубинные столицы, свои Эссены и Бирмингемы на дне морском, в двадцати или пятидесяти метрах под водой; есть у них свои перенаселенные фабричные кварталы, порты, транспортные линии и миллионные мегаполисы; иными словами, у них есть свой мир, более или менее незнакомый[44]44
Один житель Дейвиц рассказывал пану Повондре, что, купаясь в Катвейке-ан-Зее, в Голландии, он заплыл далеко в море – и вдруг служитель на пляже закричал ему, чтобы он вернулся. Этот господин (некий пан Пршигода, комиссионер) пропустил это мимо ушей и плыл дальше, тогда служитель прыгнул в лодку и быстро нагнал пловца. «Дружище, – сказал он, – здесь купаться запрещено!»
– Почему? – спросил пан Пршигода.
– Тут саламандры.
– Ну, их я не боюсь, – отвечал пан Пршигода.
– У них тут под водой какие-то фабрики или что-то такое, – проворчал служитель. – Тут, дружище, никто не купается.
– Почему?
– Саламандрам это не нравится.
[Закрыть]людям, но, по-видимому, высокоразвитый с точки зрения технологии. Правда, у них нет доменных печей и металлургических заводов, однако люди поставляют им металлы в обмен на их работу. У них нет и собственной взрывчатки, однако и ее люди им продают. Источник энергии для них – море с его приливами и отливами, глубинными течениями и разницей температур; турбины, правда, у них тоже от людей, зато они научились их использовать, а что, в конце концов, такое цивилизация, если не умение пользоваться вещами, придуманными кем-то другим? Хотя у саламандр, надо признать, нет своих оригинальных идей, у них вполне существует собственная наука. Правда, у них нет своей музыки или литературы, но они прекрасно обходятся и без них, – так что и люди начинают приходить к выводу, что саламандры в этом удивительно прогрессивны и опережают свое время. Ну вот, настал момент, когда и люди уже могут чему-то научиться у саламандр, – и неудивительно: разве саламандры не достигают выдающихся успехов? И с кого же людям брать пример, если не с успешных… ммм… созданий? Никогда еще в истории человечества не производилось, не строилось и не зарабатывалось столько, как в эту великую эпоху. Воистину, вместе с саламандрами в мир явился гигантский прогресс и родился идеал именем Количество. «Мы люди Эпохи Саламандр» – эту фразу произносят с поистине заслуженной гордостью; куда до него обветшалой Эпохе Людей с ее медленной, мелочной, бесполезной возней, которую называли культурой, искусством, чистой наукой или как там еще! Утверждается, что сознательные люди Эпохи Саламандр не будут, как прежде, тратить свое время на раздумья о сути вещей; отныне их будет интересовать только их количество и массовое производство. Все будущее мира состоит исключительно в неуклонном повышении производства и потребления, потому и поголовье саламандр должно расти – чтобы они могли еще больше всего произвести, а затем еще больше сожрать. Короче говоря, саламандры – это и есть Количество; их эпохальное деяние заключается в том, что их так много. Только теперь человеческая смекалка и изобретательность могут работать в полную силу, поскольку работают они в космических масштабах, на пределе производственных мощностей и с рекордным оборотом капитала; в общем, это великая – великая! – эпоха.
Чего же еще недостает, чтобы к удовольствию всех наступил Дивный Новый Век, век всеобщего благоденствия? Что мешает рождению желанной Утопии, которая пожала бы плоды всех триумфов техники и открыла бы для благосостояния людей и усердия саламандр – все дальше и дальше, до бесконечности – все новые и новые великолепные возможности?
Воистину, ничего! Поскольку отныне Саламандровый Бизнес будет увенчан проницательностью государственных мужей, которые заранее позаботятся о том, чтобы устранить все помехи на пути колес Нового Века. В Лондоне собралась конференция государств, имеющих выход к морю, на которой разработана и одобрена Международная конвенция о саламандрах. Высокие договаривающиеся стороны обязуются друг перед другом, что не будут направлять своих саламандр в суверенные воды других государств; что они не допустят того, чтобы их саламандры каким-либо образом нарушили территориальную целостность или границы международно признанной сферы влияния любого иного государства; что они никоим образом не будут вмешиваться во взаимоотношения других морских держав с их саламандрами; что в случае конфликта между своими и чужими саламандрами они подчинятся решению Гаагского арбитража; что они не будут предоставлять своим саламандрам оружие, калибр которого превышал бы калибр обыкновенного подводного пистолета для защиты от акул (т. н. Safrа́nek-gun или shark-gun); что они не допустят, чтобы их саламандры завязывали какие-либо тесные отношения с саламандрами, подчиненными суверенитету иного государства; что они не будут при помощи саламандр возводить новую сушу или расширять свою территорию без предварительного одобрения Постоянной морской комиссии в Женеве, и так далее (всего в документе было тридцать семь параграфов). Напротив, были отвергнуты:
– британское предложение – чтобы морские державы отказались от обязательного военного обучения саламандр;
– французское предложение – чтобы саламандры были интернационализированы и подчинены Международному саламандровому бюро по обустройству мировых вод;
– германское предложение – чтобы на каждой саламандре было выжжено клеймо государства, подданным которого эта саламандра является;
– еще одно германское предложение – чтобы каждому приморскому государству было позволено иметь лишь определенное число саламандр в соответствии с оговоренной квотой;
– итальянское предложение – чтобы государствам с переизбытком саламандр были предоставлены для колонизации новые участки побережья или участки морского дна;
– японское предложение – чтобы над саламандрами (черными от природы) международный мандат осуществляла японская нация, как представительница народов цветных рас[45]45
Это предложение, очевидно, было связано с широкомасштабной политической пропагандистской кампанией. Благодаря склонности пана Повондры к коллекционированию, мы располагаем чрезвычайно важным документом, связанным с ней. В документе говорится буквально следующее:
[Закрыть].
Обсуждение этих предложений было отложено до следующей конференции морских держав, которая, однако, в силу разных причин уже не состоялась.
«Данный международный акт, – писал в «Le Temps» М. Жюль Зауэрштоф, – обеспечивает будущность саламандр и мирный прогресс человечества на долгие десятилетия вперед. Поздравим лондонскую конференцию с успешным завершением трудных переговоров. Поздравим и саламандр с тем, что принятый статут предоставляет им защиту Гаагского суда; теперь они могут спокойно и с полным доверием отдаваться своей работе и своему подводному прогрессу. Необходимо отметить, что деполитизация Саламандрового Вопроса, выражением которой стала лондонская конвенция, есть одна из важнейших гарантий мира во всем мире; в особенности разоружение саламандр снижает вероятность подводных конфликтов между государствами. Необходимо признать, что – несмотря на многочисленные пограничные и геополитические конфликты почти на всех континентах – всеобщему миру теперь не грозит никакая немедленная опасность, по крайней мере со стороны моря. Но и на суше, как представляется, мир сейчас обеспечен в куда большей мере, чем когда-либо в истории. Приморские государства заняты по горло сооружением новых берегов; они могут расширять свои территории за счет мирового океана, вместо того чтобы пытаться раздвинуть свои сухопутные границы. Нет уже необходимости при помощи смертоносного железа и газов бороться за каждый клочок земли: лопат и мотыг саламандр достаточно для того, чтобы каждое государство построило себе столько территории, сколько ему надо, – и эту мирную работу саламандр во благо мирового спокойствия и процветания всех наций гарантирует именно лондонская конвенция. Никогда еще наша планета не была так близка к прочному миру и хотя и мирному, но внушительному расцвету, как именно сейчас. Вместо Саламандрового Вопроса, о котором столько писали и говорили, отныне, можно полагать, люди с полным правом будут говорить о Золотом Саламандровом Веке».
Глава 3Пан Повондра снова читает газеты
Ни на ком так хорошо не заметен бег времени, как на детях. Куда подевался маленький Франтик, которого мы (кажется, совсем недавно!) покинули сидящим над учебником с левыми притоками Дуная?
– Куда опять подевался этот Франтик? – ворчит пан Повондра, разворачивая свою вечернюю газету.
– Да как всегда… – отвечает пани Повондрова, склонившись над шитьем.
– К девчонке своей пошел! – негодует Повондра-отец. – Гадкий мальчишка! Ему всего-то тридцать, а уже ни одного вечера дома посидеть не может!
– Из-за своей беготни сколько носков изнашивает! – вздыхает пани Повондрова, натягивая очередной безнадежный носок на деревянный гриб. – Ну вот что с ним поделаешь? – размышляет пани Повондрова, осматривая огромную дыру на пятке, по форме похожую на остров Цейлон. – Хоть возьми да выброси! – критически оценивает она результаты осмотра, однако после новых стратегических размышлений бескомпромиссно вонзает иголку в южное побережье Цейлона.
Наступает благородная семейная тишина, столь дорогая Повондре-отцу. Только шуршит газета, и отвечает ей быстро продергиваемая нитка.
– Ну что, поймали? – спрашивает пани Повондрова.
– Кого?
– Ну, этого убийцу, который зарезал женщину.
– Да ну его, твоего убийцу, – ворчит, защищаясь, пан Повондра. – Тут вот пишут, что между Японией и Китаем обострились отношения. А это дело серьезное. Там у них все дела серьезные.
– Наверное, не поймают его уже, – замечает пани Повондрова.
– Кого?
– Да убийцу. Когда женщин убивают, то убийц почти никогда не могут поймать.
– Японцы, понимаешь ли, недовольны, что Китай регулирует Желтую реку. Вот такая вот геополитика. Пока там Желтая река творит свои черные дела, в Китае все время наводнения, голод, а от этого Китай слабеет, понимаешь? Дай-ка мне, мать, ножницы, я это вырежу.
– Зачем?
– А тут пишут, что на этой Желтой реке работает два миллиона саламандр.
– Это много, да?
– Ну да, наверное. За них, конечно, платит Америка, это ясно. Поэтому микадо хочет там насадить своих саламандр. Ну и вот, надо же!
– Что там такое?
– Да вот «Пти паризьен» пишет, что Франция этого не потерпит. Все правильно. Я бы тоже не потерпел.
– Чего бы ты не потерпел?
– Чтобы Италия расширяла остров Лампедуза. Это чрезвычайно важная стратегическая точка, понимаешь? Итальянцы оттуда могли бы грозить Тунису. Вот посмотри, «Пти паризьен» как раз пишет, что итальянцы будто бы хотят устроить на Лампедузе морскую крепость первого класса. Говорят, там тысяч шестьдесят вооруженных саламандр. Тут уж шутки кончаются. Шестьдесят тысяч, мать, это ведь три дивизии. Я всегда говорил: на Средиземном море когда-нибудь рванет, это к бабке не ходи. Дай-ка я вырежу.
Цейлон тем временем под усердной рукой пани Повондровой уже исчез, сократившись примерно до размеров острова Родос.
– А вот еще и Англия, – рассуждает Повондра-отец, – у них тоже все не слава богу. В палате общин говорили, что Великобритания будто бы отстает от других государств по части этих самых водных сооружений. Мол, другие колониальные державы между собой соревнуются – кто больше построит новых берегов и континентов, а британский кабинет из-за своих консервативных предрассудков против саламандр… Ну да, мать, все правильно. Англичане страшно консервативны. Знавал я одного лакея из британского посольства, так вот он, ей-богу, ни разу не взял в рот нашего чешского холодца. У них, говорит, такого никто не ест – ну вот и он не будет есть. Так что ничуть не удивляюсь, что другие страны их обогнали. – Пан Повондра с серьезным видом покачал головой. – А Франция вот расширяет свои берега у Кале. Вот газеты в Англии и шумят, что Франция сможет их обстреливать через Ла-Манш, если пролив сузится. Это им за их глупость. Они ведь сами могли расширить берега у Дувра и преспокойно обстреливать Францию.
– Да зачем им вообще обстреливать? – спросила пани Повондрова.
– Ну, ты это вряд ли поймешь. По военным соображениям. Не удивлюсь, если там однажды начнется мясорубка. Там или еще где-нибудь. Ты, мать, пойми, что теперь, из-за этих саламандр, ситуация в мире совсем другая. Совершенно другая!
– Так что же, ты считаешь, что война будет? – встревожилась пани Повондрова. – А как же тогда… Как же наш Франтик – как бы ему не пришлось идти…
– Война? – задумался Повондра-отец. – Должно быть, без мировой войны не обойтись, чтобы державы могли поделить между собой море. Но мы останемся нейтральными. Кто-то же должен оставаться нейтральным, чтобы поставлять тем, кто воюет, оружие и все остальное. Ну да, так и будет! – решил пан Повондра. – Но вы, женщины, в этом ничего не смыслите.
Пани Повондрова поджала губы и быстрыми стежками принялась довершать удаление острова Цейлон с носка Повондры-сына.
– А если вспомнить о том, – заговорил Повондра-отец, с трудом скрывая гордость, – что, если бы не я, вся эта угрожающая ситуация и вовсе бы не возникла! Не приведи я тогда того капитана к пану Бонди, вся история сложилась бы по-другому. Другой швейцар просто не пустил бы его на порог, но я решил: нет, приму удар на себя. И вот что вышло: теперь из-за этого проблемы у таких стран, как Англия, Франция! И кто знает, что еще нас ждет… – Пан Повондра в волнении лихорадочно задымил своей трубкой. – Такие дела, дорогуша моя. Во всех газетах только и пишут что о саламандрах. Вот опять… – Повондра-отец отложил трубку. – Пишут, что у города Канкесантурай на Цейлоне саламандры напали на какую-то деревню, будто там туземцы до того убили несколько саламандр. «Была вызвана полиция и взвод туземных войск, – прочитал вслух пан Повондра, – после чего завязалась полномасштабная перестрелка между саламандрами и людьми. Среди солдат было несколько раненых…» – Повондра-отец отложил газету. – Мне все это, мать, совсем не нравится.
– Почему? – удивилась пани Повондрова, заботливо и удовлетворенно постукивая рукояткой ножниц по тому месту, где когда-то был остров Цейлон. – Что такого случилось-то?
– Не знаю, – пробормотал Повондра-отец и в волнении начал ходить туда-сюда по комнате. – Но это мне совсем не нравится. Нет. Не нравится. Перестрелка между людьми и саламандрами… Этого просто нельзя было допускать!
– А может, саламандры просто защищались, – успокаивающим голосом сказала пани Повондрова, отодвинув носки в сторону.
– Вот именно! – проворчал пан Повондра в беспокойстве. – Если эти твари начнут защищаться, то дело швах. В первый раз ведь такое произошло… Черт, мне это совсем не нравится! – Пан Повондра остановился в раздумьях. – И вот что… может быть… наверное, не нужно мне было пускать этого капитана к пану Бонди!
