Текст книги "Ночной блюз"

Автор книги: Камилла Верден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Камилла Верден
Ночной блюз

Пролог

– Он шевелит ножкой, Клэр! – воскликнула Дороти, бережно ощупывая свой округлившийся живот. – Хочет поскорее увидеть свою мамочку!

Кларенс с любопытством уставилась на раздавшуюся подругу.

– Порой я завидую тебе, Дор. – Она помолчала. – А иногда думаю, что в тебе слишком много бесшабашности. Скажи, как ты собираешься воспитывать малыша одна? На твоем месте я давно бы разыскала его папашу.

Выразительные агатовые глаза молодой женщины погрустнели.

– Нет, милая! Я не хочу, чтобы с первых дней жизни мой ребенок знал, что папочка лишь по принуждению уделяет ему внимание. У меня есть отец и Анна, мы окружим нашего ангелочка настоящей, искренней любовью. Постараемся дать ему все, в чем нуждается маленький человек.

Клэр вздохнула.

– Наверное, ты права. Когда-нибудь в твоей жизни появится более достойный мужчина, чем этот Лео. Более ответственный, более порядочный. Рожай малыша и ни о чем не беспокойся.

Дороти вздохнула, и глаза ее слегка увлажнились.

– Если на свет появится девочка, дай ей имя Вероника, – посоветовала Кларенс. – Оно такое нежное и красивое.

– Я жду мальчика. И уже знаю, что назову его Тедди. – Уголки губ Дороти слегка дрогнули, она улыбнулась и спросила: – Одобряешь?

– Тед… – протянула Клэр. – Отличный выбор!

1

Вильям Доусон Гринуэй переступил порог отцовского кабинета. Прошло столько лет, а эта мрачная каморка ничуть не изменилась: ее стены по-прежнему покрывали дубовые панели, на окнах висели все те же тяжелые шторы коричневого цвета, а в центре помещения, занимая практически все пространство, стоял массивный письменный стол, некогда принадлежавший еще деду Вильяма.

Домой молодой человек приехал лишь потому, что узнал о страшном горе – умер его младший брат Леонард. Скончался в возрасте двадцати шести лет от рака желудка.

Теперь именно ему, Вильяму, надлежало принять на себя управление фамильными делами, а именно компанией «Гринуэй индастриал» – крупным металлургическим предприятием. Однако в его планы на будущее не входило ничего подобного.

Вильям медленно обошел стол, приблизился к окну и уставился на небольшой ухоженный парк. В нем, удобно расположившись на лавочках или прямо на земле, покрытой свежей травой, как обычно, сидели студенты. У каждого на коленях белели раскрытые книжки и тетради, но в них почти никто не смотрел. Молодежь о чем-то оживленно болтала, жестикулируя и смеясь. Он лишь тяжело вздохнул: смеющиеся люди его сейчас только раздражали, нагоняя своим весельем еще большую тоску.

Братья – Леонард и Вильям – представляли собой две противоположности. Лео всегда был правильным и положительным и каждым своим шагом, каждым достижением безмерно радовал Альфреда Гринуэя, их деспотичного отца. Вильям же доставлял родителю сплошные неприятности и с раннего детства постоянно шел наперекор его желаниям и принципам. А в двадцать лет вообще уехал из дома.

В этом своем поступке он никогда не раскаивался. Жалел лишь о том, что не поддерживал связь с братом, поэтому взрослым практически не знал его. Теперь исправить эту ошибку было уже невозможно.

Спустя двадцать тягостных минут послышался скрип раскрывающейся двери. Вильям повернул голову и увидел Альфреда и вдову Леонарда, Маргарет. На вошедших было страшно смотреть.

Женщина походила на тень. Ее бледное лицо осунулось, взгляд померк, а под глазами образовались темные круги. В черном костюме она выглядела тоненькой, хрупкой и беспомощной.

– Я думал, тебя уже нет в Суонси, – угрюмо произнес Альфред, обращаясь к Вильяму непривычно тихим надтреснутым голосом.

Альфреду Гринуэю было пятьдесят девять, но смерть любимого сына в одночасье превратила его в девяностолетнего старика. Он сгорбился и похудел. Между бровей, на лбу и вокруг рта у него залегли глубокие складки, а глаза запали.

– Ты ведь сказал, что хочешь со мной побеседовать, – ответил Вильям. – Вот я и задержался.

– С каких это пор мои желания стали тебя интересовать? – буркнул Альфред.

– С каких это пор я сам стал тебя интересовать? – огрызнулся Вилли.

– Прошу вас, не ругайтесь! – взмолилась вдова. – Лео это бы не понравилось… – Ее голос дрогнул.

Вильям смутился.

– Прости, Маргарет…

– Не извиняйся, Вилли. – Женщина приблизилась к деверю и положила свою узкую ладонь ему на плечо. – Это я попросила Альфреда задержать тебя в Суонси. Потому что должна…

– Твой брат умирал, а ты болтался черт знает где! – внезапно ударяя по столу ладонью, перебил невестку Альфред.

Вильям сжал кулаки, с трудом сдерживая опалившую душу ярость.

– Что ты хотела сказать, Маргарет? – спросил он, не глядя в сторону отца.

Та растерянно взглянула на свекра.

– Я могу продолжить?

– Конечно, – проворчал Альфред. – Меня все равно никто здесь не станет слушать! – Слегка пошатываясь и еще больше сутулясь, он подошел к глубокому креслу и устало в него опустился.

– Твой брат очень мужественно и упорно сопротивлялся болезни, Вилли, – произнесла Маргарет, понизив голос. Ее серые большие глаза наполнились слезами. – Он мечтал сам отдать тебе то, что сейчас отдам я, но не смог… – Медленно, как будто сомневаясь в правильности своих действий, она достала из сумки большой конверт. – За несколько дней до смерти Лео написал тебе письмо. Дружеских отношений между вами не существовало, особенно в последние годы, но ты всегда был для него одним из наиболее дорогих людей. Он посчитал, что обязан кое о чем тебе рассказать… – Маргарет кивнула на послание.

Вильям нахмурил брови.

– Что ты имеешь в виду? – Он взял письмо и хотел было распечатать его.

Но вдова брата остановила его.

– Не спеши, – быстро проговорила она. – Прочти позднее… Когда останешься один. Мой муж… Он был небезгрешен, как и все мы, но я любила его и твердо знаю одно: все эти годы ему тебя очень не хватало…

Маргарет всхлипнула и промокнула платком побежавшие по щекам слезы.

Вильям на прощание крепко обнял невестку. Отцу он лишь сдержанно кивнул и торопливо вышел из кабинета.

Только сев в свой «роллс-ройс», он вскрыл конверт. В нем лежало несколько листов бумаги, соединенных скрепкой. Верхним из них было письмо от Леонарда.

Альфреду Гринуэю было пятьдесят девять, но смерть любимого сына в одночасье превратила его в девяностолетнего старика. Он сгорбился и похудел. Между бровей, на лбу и вокруг рта у него залегли глубокие складки, а глаза запали.

– Ты ведь сказал, что хочешь со мной побеседовать, – ответил Вильям. – Вот я и задержался.

– С каких это пор мои желания стали тебя интересовать? – буркнул Альфред.

– С каких это пор я сам стал тебя интересовать? – огрызнулся Вилли.

– Прошу вас, не ругайтесь! – взмолилась вдова. – Лео это бы не понравилось… – Ее голос дрогнул.

Вильям смутился.

– Прости, Маргарет…

– Не извиняйся, Вилли. – Женщина приблизилась к деверю и положила свою узкую ладонь ему на плечо. – Это я попросила Альфреда задержать тебя в Суонси. Потому что должна…

– Твой брат умирал, а ты болтался черт знает где! – внезапно ударяя по столу ладонью, перебил невестку Альфред.

Вильям сжал кулаки, с трудом сдерживая опалившую душу ярость.

– Что ты хотела сказать, Маргарет? – спросил он, не глядя в сторону отца.

Та растерянно взглянула на свекра.

– Я могу продолжить?

– Конечно, – проворчал Альфред. – Меня все равно никто здесь не станет слушать! – Слегка пошатываясь и еще больше сутулясь, он подошел к глубокому креслу и устало в него опустился.

– Твой брат очень мужественно и упорно сопротивлялся болезни, Вилли, – произнесла Маргарет, понизив голос. Ее серые большие глаза наполнились слезами. – Он мечтал сам отдать тебе то, что сейчас отдам я, но не смог… – Медленно, как будто сомневаясь в правильности своих действий, она достала из сумки большой конверт. – За несколько дней до смерти Лео написал тебе письмо. Дружеских отношений между вами не существовало, особенно в последние годы, но ты всегда был для него одним из наиболее дорогих людей. Он посчитал, что обязан кое о чем тебе рассказать… – Маргарет кивнула на послание.

Вильям нахмурил брови.

– Что ты имеешь в виду? – Он взял письмо и хотел было распечатать его.

Но вдова брата остановила его.

– Не спеши, – быстро проговорила она. – Прочти позднее… Когда останешься один. Мой муж… Он был небезгрешен, как и все мы, но я любила его и твердо знаю одно: все эти годы ему тебя очень не хватало…

Маргарет всхлипнула и промокнула платком побежавшие по щекам слезы.

Вильям на прощание крепко обнял невестку. Отцу он лишь сдержанно кивнул и торопливо вышел из кабинета.

Только сев в свой «роллс-ройс», он вскрыл конверт. В нем лежало несколько листов бумаги, соединенных скрепкой. Верхним из них было письмо от Леонарда.

Вилли,

понимаю, что мои слова покажутся тебе странными. Мне очень жаль, что на протяжении нескольких последних лет мы не поддерживали с тобой отношения. Наверное, если все сложилось бы по-другому, если бы не умерла мама, – ты не уехал бы из дома.

Я всегда завидовал тебе, Вилли! Ты не считал нужным лезть из кожи вон, чтобы соответствовать высоким стандартам Гринуэев, а жил своей жизнью.

В прошлом я совершил множество ошибок. Одну из них непременно хочу исправить, поэтому и пишу тебе это письмо.

Почти шесть лет назад, разбирая мамины личные вещи, я наткнулся на пожелтевшую фотографию и на старую записку. Они-то и заставили меня направиться в Кардифф на поиски человека по имени Эмет Симмонс. Человека, в которого была влюблена наша мама. С Симмонсом я так и не встретился, но выяснил, где живет его семья. Вилли, ты должен прочесть эту записку. Это очень важно.

Находясь в Кардиффе, я повстречал Дороти Дженнингс и сильно ею увлекся. Но не остался с ней, потому что в Суонси меня ждала Маргарет, на которой я должен был жениться. Мы с женой прожили счастливую жизнь, я никогда не сожалел о сделанном мною выборе.

Недавно совершенно случайно я узнал потрясающую новость: в Кардиффе у меня есть сын, Тедди. Ему четыре года. Скорее всего увидеть его мне уже не посчастливится.

Я хочу обратиться к тебе с просьбой. Пожалуйста, съезди в этот город. Я открыл счет в банке на имя своего сына. И мечтаю, чтобы мальчик познакомился с моей семьей, а именно – с тобой. Понимаю, что прошу тебя слишком о многом, но мне больше не к кому обратиться.

Пожалуйста, не рассказывай о маленьком Тедди отцу. Представляю, что он может предпринять, если узнает о мальчике.

Возможно, в Кардиффе ты найдешь ответы на многие вопросы. Обязательно прочти адресованную маме записку. Она многое объясняет.

Твой брат

Лео.

Потрясенный, Вильям провел ладонью по лицу и ничуть не удивился, обнаружив на собственных щеках слезы. У Леонарда есть сын! – вновь и вновь повторял он себе. Ребенок, которого бедняге так и не довелось увидеть. Как же запутана и сложна эта жизнь!

Осторожно открепив письмо брата и бережно отложив его на пассажирское сиденье, он взглянул на то, что лежало под ним, – на пожелтевшую фотографию. Изображенная на ней привлекательная молодая женщина была их с Лео матерью. На Лауре красовалось облегающее фигуру длинное платье. Ее грудь украшала широкая лента с надписью «Участница Кардиффского музыкального фестиваля». Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина. Он ослепительно улыбался, глядя в камеру, и прижимал к себе красавицу Лауру.

Вильям открепил фотографию, перевернул ее и прочел надпись:

«Участница Кардиффского музыкального фестиваля Лаура Доусон и король регби Эмет Симмонс».

Записка, адресованная миссис Доусон, состояла всего лишь из одного абзаца.

Лаура,

я очень расстроился, узнав, что у тебя возникла проблема, но ведь с самого начала наших отношений мы условились, что они будут непродолжительными. Наверное, я не говорил тебе этого, но у меня есть семья. Уверен, что от ребенка ты как можно быстрее избавишься.

Эмет Симмонс.

Вне себя от волнения, Вильям несколько раз перечитал записку. Потом рассмотрел дату, указанную на почтовом штемпеле конверта, присоединенного к письму скрепкой. И смачно выругался. Записка была отправлена из Кардиффа в Суонси за шесть месяцев до его появления на свет.

Так, значит, я вовсе не сын Леонарда Гринуэя, человека, который всегда вызывал во мне раздражение и ненависть?! – подумал он, стискивая зубы. Я – чадо другого мерзавца! И никогда не был нужен ни первому, ни второму!

В отчаянии он смял старое письмо вместе с конвертом. И просидел, пялясь в пустоту, мучительные полчаса, показавшиеся ему настоящей вечностью.

А очнувшись, почувствовал, что страстно желает узнать о своем происхождении как можно больше.

Дороти Дженнингс вышла на крыльцо вслед за четырехлетним сыном и заперла дверь старого двухэтажного дома, расположенного в предместье уэльской столицы.

Ехать сегодня в город ей страшно не хотелось, но дела, которые требовалось уладить, не терпели отлагательства.

Тедди, причесанный и наряженный в новый трикотажный костюм, взял Дороти за руку и зашагал вместе с ней вниз по ступеням крыльца.

– А ты купишь мне мороженое, мам? Я ведь хорошо себя веду, – произнес он, наполняя звонким голоском свежий утренний воздух, пропитанный благоуханием цветов и запахом моря.

У Дороти не было ни малейшего желания идти в кафе – праздновать сегодня было нечего. Но отказать сыну в столь скромной просьбе она не могла.

– Конечно, солнышко! Я куплю тебе мороженое. В последнее время ты действительно очень хорошо себя ведешь.

Вчера вечером Тедди вернулся с прогулки в относительно чистой одежде. Для него – ребенка энергичного и любознательного – это было поистине достижением.

Усадив мальчика на заднее сиденье видавшего виды семейного микроавтобуса, Дороти обошла его спереди и открыла дверцу.

На дворе стояла поздняя весна, и было уже настолько тепло, что высокий лоб Дороти тут же увлажнился от пота. Сегодня ей как никогда раньше хотелось выглядеть свежей, спокойной и уверенной в себе. Перед мистером Брэнагом в банке она намеревалась предстать именно такой, а отнюдь не запыхавшейся, потной и раскрасневшейся. Проведя по лбу ладонью и тяжело вздохнув, она села за руль и завела двигатель.

На душе у нее было неспокойно. В доме, от которого они отъезжали сейчас, десятилетиями, сменяя друг друга, проживали несколько поколений Дженнингсов. В нем прошли ее собственное детство и юность, в нем она чувствовала себя защищенной и умиротворенной.

Как долго этот дом будет еще считаться нашим? – с тоской в сердце размышляла Дороти. Куда нам с Тедди деваться, если вдруг лишимся его? У нас ведь никого и ничего больше нет…

После смерти отца она столкнулась с серьезными материальными трудностями. Их верная старая работница, шестидесятипятилетняя Анна, продолжала жить с ними и помогать вести хозяйство. Нанять же других людей, которые занялись бы ремонтными работами, Дороти не имела возможности. А дом, гараж, забор и дорога, покрытая выбоинами, крайне в них нуждались. Более того, на протяжении долгого времени она не оплачивала налог на недвижимость, ни цента не отдала за свет и воду. Поэтому и боялась, что не сегодня завтра за долги власти конфискуют ее имущество, а ей с маленьким ребенком прикажут выселиться. Сейчас Дороти ехала в банк в надежде получить ссуду, при помощи которой собиралась исправить ситуацию. И невероятно волновалась, боясь даже на секунду представить себе, что в просьбе ей откажут.

– Мам, я хочу мороженое с карамелью, – громко сообщил с заднего сиденья Тедди, прерывая тем самым ход безрадостных мыслей Дороти.

Она взглянула на отражение сына в зеркале заднего вида, и ей сразу же стало легче.

– С карамелью? Отличная мысль! Пожалуй, и я составлю тебе компанию.

Послышался резкий предупредительный сигнал, и Дороти мгновенно перевела взгляд на дорогу. Все, что последовало дальше, заняло, наверное, лишь несколько секунд. Она успела заметить, что навстречу им по полосе, треть которой занимал ее микроавтобус, движется синий «роллс-ройс», и резко крутанула руль влево. Настолько резко, что их машину развернуло на сто восемьдесят градусов. Оглушительно завизжали тормоза, последовал удар металла о металл и сильный толчок. Потом все стихло.

Похолодев от ужаса, Дороти повернула голову. Хорошо, что Тедди сидел слева и не на последнем сиденье, в противном случае он наверняка отделался бы не только испугом.

– Ты в порядке, солнышко? – с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила она.

Мальчик убрал от лица ладони и медленно кивнул.

– Было страшно, – прошептал он, тараща глаза.

Дороти протянула трясущуюся ладонь, провела по щеке ребенка, а пальцами другой руки расстегнула ремень безопасности.

– Посиди здесь, малыш, не выходи на улицу, договорились? Мне нужно проверить, что с людьми, которые в той машине.

– Только побыстрее, ладно, мам? – пропищал все еще до смерти перепуганный Тедди.

– Конечно, милый. Я скоро вернусь, – ответила Дороти, стараясь говорить как можно более спокойно.

Выйдя на двухполосную дорогу, она осмотрела синий «роллс-ройс» с помятым, окутанным клубами пара капотом. Ее сердце замерло, а ноги ослабели, и ей показалось, она вот-вот упадет. Но необходимость помочь людям, которые находились внутри «роллс-ройса» и могли быть серьезно ранены, заставила ее взять себя в руки и направиться к поврежденному автомобилю.

Она открыла дверцу водителя и увидела вдавившегося лицом в руль человека. Почувствовав ее присутствие, мужчина издал приглушенный стон и приподнял голову.

Дороти с облегчением вздохнула, благодаря Бога за то, что незнакомец хотя бы жив.

– Подождите! Двигаться вам пока не следует. Не исключено, что вы серьезно травмированы, – торопливо пробормотала она.

– У меня адски болит голова, – простонал мужчина. – Все остальное, по-моему, в полном порядке…

Он медленно повернул голову и взглянул на Дороти прищуренными зелеными глазами. У него были темные густые волосы, нос с небольшой горбинкой, широкие прямые брови, чуть выдвинутая вперед челюсть и продольные впадины на щеках.

Очевидных следов аварии ни на лице, ни на руках она не заметила.

– Вас беспокоит еще что-нибудь? Или только голова? – попыталась уточнить Дороти, разглядывая широкие плечи и грудь незнакомца, покрытые вельветовой тканью рубашки.

– Если б не взорвалась пневмоподушка, то и голова, наверное, не болела бы, – ответил мужчина.

Чувствуя невероятное облегчение, Дороти посмотрела на руль. На нем валялась сдутая подушка.

– Вероятно, эта штуковина все же спасла вам жизнь.

Мужчина через лобовое стекло оглядел помятый капот «роллс-ройса».

– Вероятно. А вот моей девочке помочь было некому.

– Девочке? – Дороти не сразу сообразила, о чем речь.

Человек улыбнулся.

– Я говорю о своей машине.

– А-а! – Женщина кивнула. Но, увидев, что пострадавший собрался выйти из автомобиля, покачала головой. – Пожалуйста, осторожнее! Если у вас все же есть какие-то повреждения, то лучше не двигаться.

Незнакомец махнул рукой.

– Я должен размять ноги и проветрить голову.

Дороти чуть наклонилась, намереваясь поддержать его, но тут же поняла, что, выбираясь из машины и потягиваясь, молодой человек прекрасно обходится и без ее помощи. Поэтому она отступила и принялась пристально разглядывать его, желая удостовериться, что с ним действительно все в порядке.

Лицо водителя «роллс-ройса» было бледным, но это, наверное, еще и оттого, что на нем частично осел порошок из пневмоподушки. Ранений, синяков или царапин Дороти так и не заметила, тем не менее спросила:

– Может, вас отвезти в клинику?

Мужчина пожал плечами.

– Зачем?

– Там бы обследовали вас, помогли избавиться от головной боли… Видите ли, я всего лишь на секунду обернулась, что бы посмотреть на сына, который сидел сзади, а когда опять взглянула на дорогу, увидела, что мы на ней не одни… Понимаете, сюда сворачивают только для того, чтобы добраться до нашего дома, этот путь ведет только туда. Обычно здесь очень пустынно… – Она замолчала, сознавая, что оправдания не умаляют ее вины. – Простите меня, пожалуйста… Мое имя Дороти Дженнингс, мы живем совсем недалеко отсюда.

Некоторое время человек молча рассматривал ее. Потом ответил:

– А меня зовут Вильям Доусон.

Всю свою жизнь Дороти прожила в этих местах, но такого имени никогда не слышала. Поэтому решила, что он либо приезжий, либо живет в Кардиффе.

– Вы уверены, что не нуждаетесь в медицинской помощи, мистер Доусон? – еще раз спросила она.

– Абсолютно, – улыбнулся тот. – Прошу вас, называйте меня просто по имени.

– Тогда позвольте мне отвезти вас к нам домой. Оттуда вы сможете позвонить в автосервис и вызвать техпомощь, – предложила Дороти.

– Если это вас не затруднит… – Вильям вопросительно изогнул широкую бровь.

– Что вы! Мне будет даже приятно хоть чем-то вам помочь! – воскликнула Дороти.

Мужчина достал из багажника своего роскошного лимузина дорожную сумку, затем захлопнул его и шагнул вместе с Дороти к микроавтобусу.

– Ма, кто это? – спросил, округляя глаза, Тедди, когда Вильям, забравшись внутрь и кинув сумку на заднее сиденье, уселся рядом с мальчиком.

– Это мистер Доусон, дорогой, – объяснила она, прежде чем сесть за руль. – Мистер Доусон, знакомьтесь: Тедди, мой сын.

От нее не ускользнуло то пристальное внимание, с которым мужчина рассматривал ребенка.

– Очень рад с тобой познакомиться, Тедди! – произнес он наконец, протягивая мальчику крупную руку. – Знаешь, зови меня просто Вильям, или же Вилли… Как тебе больше нравится.

Глаза ребенка оживленно заблестели.

– У вашей машины помялся капот! – объявил он.

– Верно, моей девочке не повезло, – ответил Вильям.

– Девочке? – Тед хихикнул. – Вы так ее называете?

Вильям кивнул, с шутливой серьезностью сдвигая брови.

– А у меня есть Жук! – провозгласил Тедди. – И он вовсе не жук, а собака! Черная и маленькая. Я очень хотел, чтобы у меня был большой-пребольшой пес, но мама сказала, что с таким я не управлюсь, ведь мне всего четыре года.

Вильям заулыбался.

– Наверное, мама права. Когда подрастешь, у тебя обязательно появится еще и большая собака.

Дороти завела двигатель.

– Кстати, вы так и не объяснили мне, зачем свернули на эту дорогу.

Улыбка медленно сползла с губ Вильяма.

– Я ехал к вам, – ответил он.

К подобному повороту событий Доусон не был готов. Он прибыл в Кардифф вчера днем и успел выяснить лишь то, что Дженнингсы и Симмонсы соседствуют друг с другом. Их владения представляли собой небольшие фермерские хозяйства. Сегодня утром Вильям выяснил, как проехать к обоим домам, и решил взглянуть сначала на ферму Дженнингсов. Пока только взглянуть.

Все вышло несколько иначе.

Он вгляделся в профиль Дороти, которую до роковой встречи представлял себе совсем иначе. Но теперь это не имело значения. С копной блестящих черных волос и темно-карими, завораживающе блестящими глазами, эта женщина была более чем привлекательной, но, возможно, не относилась к типу тех дам, которые нравились Леонарду.

Вообще-то, подумал Вильям, откуда мне знать, каким вкусом обладал Лео? И важно ли это сейчас? Я приехал, чтобы познакомиться с Тедди и сообщить его матери о счете в банке, открытом на имя ее сына. Вот и все.

Он отвел взгляд в сторону, чувствуя себя крайне неловко. Все складывалось совсем не так, как хотелось. Встреча с Дороти Дженнингс виделась ему гораздо более простой и официальной. Доусону нужно было всего лишь прийти к ней домой, изложить цель своего визита, а затем, не задерживаясь, сесть в машину и уехать навсегда. Заделываться настоящим дядей ребенка Леонарда у него не было ни малейшего желания, ведь в семейных делах он ничего не смыслил.

Естественно, ему и в страшном сне не могло примерещиться, что Дороти Дженнингс столкнется с ним на шоссе!

Микроавтобус накренился, когда одно из его колес попало в выбоину, и Вильям схватился за край потертого сиденья, чтобы не завалиться набок. Буквально через минуту они подкатили к дому.

Пожалуй, это двухэтажное строение когда-то знавало и лучшие времена. Сейчас же оно остро нуждалось в ремонте, равно как и все, что его окружало. На приведение в порядок крыши, стен, дверей и крыльца дома, а также подсобных помещений и всего остального потребовалось бы, наверное, несколько недель непрерывного труда.

Дороти вышла из машины и помогла выбраться из нее сыну.

– Хотите посмотреть на Жука? – спросил мальчик у Вильяма, как только тот ступил на траву во дворе. – Он живет в своей конуре.

Увидеть в ребенке столько сходства с покойным братом Вильям никак не ожидал. Волосы Тедди тоже были каштановыми и волнистыми, а глаза – насыщенно-голубыми, точно как у Лео.

– Тед, солнышко, не приставай к мистеру Доусону. У него сильно болит голова, – попросила сына Дороти.

Мальчик разочарованно вздохнул и опустил плечи.

– Навестим твоего Жука чуть позднее, ладно? – поспешил ободрить его Вильям, абсолютно не понимая, зачем он это делает.

Все трое поднялись по скрипучим деревянным ступеням, которые давно следовало заменить, пересекли небольшую террасу, холл и вошли в просторную кухню, изобилующую приветливыми желто-оранжевыми красками. Желтыми были и занавески на вымытых до блеска окнах, и краска на табуретках и буфете, и забавные прихватки в форме лимонов, висящие на стене.

У Вильяма защемило в груди. Эта явно не отличавшаяся богатством и роскошью кухня была наполнена тем, чего он никогда не знавал в своей жизни, а именно домашним теплом и уютом.

– Как вы себя чувствуете? – вновь заботливо поинтересовалась Дороти.

– Ухудшений не наблюдается, – отшутился нежданный гость, опускаясь на один из стульев, расставленных вокруг большого деревянного стола у окна.

По выражению лица Дороти было видно, что для нее его слова прозвучали неубедительно.

– Угощайтесь, – предложила она, указав на вазу с конфетами, и вышла в холл.

Вскоре Вильям услышал, как очаровательная мамочка его племянника что-то бубнит приглушенным голосом, и понял, что она звонит кому-то по телефону…

– Могу предложить вам чай или сок, – бодро произнесла Дороти, вернувшись.

– С удовольствием выпил бы просто минеральной воды, – ответил Вильям.

– Минеральная вода у нас тоже есть. Минутку. – Она подошла к холодильнику, на стенке которого висели уморительные детские рисунки, и достала запотевшую бутылку.

– На картинках нарисован Жук, – объяснил Тедди, перехватив взгляд гостя.

– Наверное, он у тебя красавец! – Вильям с трудом сдержал улыбку.

Если бы мальчик не сообщил, что изображено на альбомных листах, прикрепленных к холодильнику, ему бы ни за что не догадаться, кто именно позировал юному художнику.

– Жук – это подарок дедушки, – сказал Тедди. – Когда он у меня появился, мне было всего лишь три годика. А сейчас мне скоро исполнится пять лет. – Мальчик поднял пухлую ручку с растопыренными пальцами.

Вильям с удивлением отметил, что ему интересно выслушивать подробности жизни этих двух людей, с которыми несколько минут назад в буквальном смысле столкнула его судьба.

– Наверняка дедушка очень тебя любит, – произнес он, надеясь еще больше разговорить ребенка.

Нежное личико Тедди погрустнело.

– Любил. Дедушка очень меня любил. Но его больше нет с нами. Он сильно заболел, а теперь живет на небе. Я по нему сильно скучаю.

– Я тебя понимаю, – ответил Вильям, вздыхая.

Достав из буфета два бокала, Дороти поставила их на стол, наполнила минеральной водой и придвинула один Вильяму, а другой – сыну.

Мальчик обхватил свой бокал обеими ладошками и мгновенно осушил.

– Иди, сынок, переоденься, – велела ему Дороти.

– А мы разве не поедем сегодня в город? Но ты ведь обещала, что купишь мне мороженое, ма! – Тедди недоуменно замигал.

– Мороженое поедим в другой раз, солнышко, – ответила она. – Сейчас нам необходимо позаботиться о мистере Доусоне.

Услышав последние слова матери, Тедди заметно оживился, вероятно тут же забыв о своем желании.

– А мистер Доусон останется у нас? Пока не выздоровеет? Да?

– Он останется… на некоторое время, – сказала Дороти, придавая голосу оттенок строгости. – Не задавай так много вопросов, Тед. Лучше пойди и сделай то, о чем я тебя просила.

Мальчик с готовностью кивнул и пулей выскочил из кухни.

– Извините, мой сын чересчур любопытен, – пробормотала она, поворачиваясь к гостю.

– Не беспокойтесь, меня его разговоры ничуть не утомляют, – ответил мужчина, не кривя душой. – И потом – это я вторгся к вам в дом. Тедди здесь хозяин и может вести себя, как ему нравится.

– Вы оказались в этих стенах по моей милости. – Дороти слегка покраснела.

– Никто не пострадал в этой аварии, а это главное. – Вильям улыбнулся.

– Это не совсем так, – возразила Дороти. – Крепко досталось вашей машине. Кстати, вы действительно уверены в том, что вам не стало хуже? У вас сильно покраснело лицо…

– И почему-то жутко чешется, – добавил Вильям, прикасаясь пальцами к щеке. – Наверное, всему виной лопнувшая пневмоподушка. – Он скорчил уморительную гримасу, желая разрядить обстановку.

Дороти достала из выдвижного ящика чистое кухонное полотенце, смочила его холодной водой, приблизилась к гостю и приложила влажную прохладную ткань к его лицу.

Каждое ее движение было настолько естественным, а прикосновения такими мягкими, что Вильям растерялся.

– Когда я думаю о том, что могла причинить вам гораздо больший вред, у меня темнеет в глазах, честное слово! – произнесла Дороти полушепотом.

– Но все обошлось, поэтому ни о чем не беспокойтесь, – ответил мистер Доусон, спеша успокоить ее.

Он приложил руку к полотенцу, освобождая Дороти от необходимости держать его. Но та не отошла. От нее пьяняще пахло свежестью, и Вильяму казалось, что если он будет вдыхать этот ни с чем не сравнимый аромат на протяжении какого-то определенного времени, то пристрастится к нему и уже не сможет без него жить.

Какой бред! – подумал он, удивляясь собственным безумным мыслям.

Дороти медленно отошла в сторону.

– Хоть вы и сказали, что во враче не нуждаетесь, я все равно позвонила доктору Хелфорду и попросила заехать. Доктор пообещал, что заглянет к нам, как только освободится. – Она выдвинула из-за стола стул и медленно опустилась на него.

Не успел Вильям и рта раскрыть, дабы уверить ее, что беспокоиться не имеет смысла, как послышался звук открывающейся двери. Несколько мгновений спустя на пороге появилась полная пожилая женщина в выцветшем платье и фартуке.

– Вы что, уже съездили в банк? Получили ссуду? – удивленно спросила она. Но, заметив, что Дороти не одна, несколько смутилась. – Ой, прости, я не знала, что у тебя гости…

– Это мистер Доусон, Анна, – сказала Дороти. – Мистер Доусон, познакомьтесь с Анной Гарди.

– Очень приятно, – ответил Вильям, продолжая придерживать у лба мокрое полотенце.

– Наши машины столкнулись на шоссе, – объяснила Дороти. – Притом по моей вине. «Роллс-ройс» нашего гостя необходимо сдать в ремонт, автомобиль остался на месте аварии. Но главное, что меня беспокоит, так это самочувствие мистера Доусона. Лопнула пневмоподушка, и теперь у него страшно болит голова, а еще покраснело лицо…