Текст книги "Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.)"
Автор книги: Камил Гижицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
XVI. АВТОМОБИЛЕМ ДО САМГАЛТАЙ-ХУРЭ
Спустя пять дней после отъезда атамана Казанцева, к нам приехал на автомобиле из Аршана один колонист, а двумя днями позже, этим самым автомобилем атаман Серпас, в сопровождении колонистов и меня, двинулся в поездку в Самгалатай-хурэ, чтобы начать переговоры с монгольскими князьями.
Дорогой мы держались направления, указанного нам хорошим знакомым атамана, Волковым, у которого мы провели первую ночь нашего путешествия. Однако, несмотря на большую осторожность, мы попали в такие глубокие сыпучие пески, что не в состоянии были вчетвером вытащить машину, которая всё более погружалась в песчаную топь. Только пришедшие на помощь монголы, использовав верёвки, запрягли своих сарлыков и вытащили автомобиль из песка, как игрушку. Не желая ещё раз подвергаться подобному приключению, мы взяли с собой нескольких монголов с сарлыками, которые тянули нас через всё песчаное пространство.
Проезжая через речку, текущую среди песков, заметил я новый для меня вид гусей, которые устраивают свои гнёзда на деревьях и там кладут яйца. После выведения птенцов, мать каждое утро берёт в клюв своих малышей и летит с ними к воде, вечером таким же образом поочерёдно относит их обратно в гнездо.
После пересечения песков мы ехали быстро по ровной, укатанной дороге. Доехав до первого уртона, мы стали свидетелями забавного приключения, произошедшего с местными монголами, которые при виде автомобиля вскочили на коней и помчались в степь.
В покинутых обитателями юртах нашли мы только одну старую, похожую на ведьму монголку, которая при виде автомобиля упала на землю, крича так, как будто с неё живьём сдирали кожу.
Не раздумывая долго, сели мы в машину и начали погоню за монголами в степи. Догнав одного из них, мы застрелили его коня, а наездника силой затащили в автомобиль. Монгол вначале сопротивлялся и кричал, однако вскоре освоился со своим положением, и езда на машине понравилась ему неимоверно. Высыпавшие из юрт женщины и дети погладывали на нас очень недоверчиво, вскоре, однако, ободрённые смелостью своих мужей и отцов, всё более назойливым образом они начали проявлять свою заинтересованность нашей машиной. Чтобы удержать их от обычной бесцеремонности, Ерин нажал на сигнальный рожок, что произвело просто изумительный эффект.
Окружающая нас толпа в панической тревоге бросилась с криком бежать, толкая друг друга и падая.
Выбрались мы из уртона около четырёх часов пополудни. Доехав до следующих песков, мы должны были ждать помощи монголов, которые ещё не подъехали. Чтобы убить время, мы с атаманом пошли охотиться на диких гусей.
Вечером приехали монголы с сарлыками, и по истечению часа мы снова были на твёрдой дороге.
В следующем уртоне мы встретили транспорт с запасом бензина для нашего автомобиля. Бензин перевозился на так называемых арбах, или двухколёсных повозках, до Хангельцика и Цаган-тологоя. Признаюсь, я опасался, что топливо, доставляемое на таких примитивно сделанных средствах передвижения, какими являются арбы, не доедет до места предназначения.
Монгольские князья используют для путешествия паланкин (носилки). Является это также двухколёсным экипажем, но колёса его обтянуты резиной, оси же железные и очень широкие. Внутри паланкин обит шёлком, а снаружи покрашен краской, которая соответствует рангу его хозяина, таким образом, хан имеет жёлтую, а князь красную окраску паланкина.
Торжественные путешествия князей совершаются в Монголии очень помпезно. Впереди едут слуги в парадных костюмах, ведя за собой коней, навьюченных запасами продовольствия. На протяжении нескольких километров двигается князь в окружении двора и чиновников хошуна, за ними же княгиня, княжны и дамы двора. Личная охрана, вооружённая карабинами и саблями, замыкает шествие.
Такой кортеж выглядит очень живописно с точки зрения богатства костюмов участников шествия, а также неимоверного числа серебряных украшений, которыми монголы украшают своих коней. Из уртона мы выехали около 9 часов утра. По дороге проезжали мы мимо сотен табунов коней и овец, а также стад антилоп и стай дроф.
В степи я также видел трещину, оставшуюся после землетрясения в 1904 г. Трещина эта имела ширину в две сажени, глубина её в некоторых местах достигала нескольких сажен. Эта трещина пересекает степь на протяжении 500 км и проходит по дну озера, которое во время землетрясения совершенно исчезло с поверхности.
Вскоре мы уже были в уртоне Дзур, расположенном на реке Тэс, которая является естественной границей между Урянхаем и Монголией. Это большая и быстрая река. Около уртона Дзур Тэс имеет три ответвления, которые, разливаясь по равнине, создают пруды, заселённые бесчисленным количеством болотной дичи. Мне удалось добыть нескольких птиц, названия которых никто из сопутствующих мне особ не сумел определить. После приготовления птиц на костре, я убедился, что были они значительно белее вкусными, чем бекасы.
На следующий день утром, при помощи нескольких верблюдов и коней, мы переправили наш автомобиль на другой берег реки. После приведения машины в порядок, мы двинулись дальше и перед закатом солнца были уже в Цаган-тологое. Здесь на берегу Тэс расположилась лагерем вся наша интендатура.
Солдаты жили в палатках и одолженных в соседних уртонах юртах. Местные сойоты, в противоположность монголам, относились к европейцам очень недоброжелательно. Чтобы предупредить постоянные насилия и грабежи, был взят в плен князь местного хошуна, и его держали как заложника.
Первая часть дороги, рядом с расположением интендантского лагеря, оказалась такой небезопасной и трудной для преодоления, что должны мы были взять с собой нескольких солдат для починки тракта.
Преодолев самые опасные места, мы выехали в гладкую и ровную степь и вскоре были уже в уртоне Дзиндзилик, расположенном на реке Ишун, представляющий собой приток Тэс.
После счастливой переправы на другой берег этой небольшой, но глубокой и быстрой реки, направились мы в сторону Самгалтая.
Сразу за рекой мы встретили солдат, посланных поручиком Поползухиным; они должны были указать нам дорогу к лагерю.
Отряд расположился лагерем в котловине, по которой текла речка. При въезде в лагерь нас приветствовал весь офицерский штаб во главе с поручиком Поползухиным, солдаты же взяли на караул. Атаман сразу по прибытию удалился на отдых, я же целую ночь проболтал в обществе офицеров. Из этих разговоров я сумел сделать вывод, что офицеры не очень доверяли своему командиру поручику Поползухину и ставили ему в вину, что, несмотря на близкое соседство большевиков, он не рассылал патрули для наблюдения за окрестностью.
Говорили мне также, что несколькими днями раньше, выстрелы караульных вспугнули двух неизвестных наездников, подкрадывающихся ночью к лагерю. Следы подков доказывали, что это могли быть большевики, потому что сойоты и монголы не подковывают коней. Поручик Поползухин, когда ему было доложено об этом, не позволил обследовать следы и перенёс все действия на дневное время. Офицеры просили, чтобы я обо всех этих нюансах проинформировал атамана.
Назавтра утром из Самгалтая приехало наивысшее духовное лицо Урянхая, местный да-лама, который провёл несколько часов в конфиденциальной беседе с атаманом.
Рассказав о просьбе офицеров, посвятил я атамана в отношения, господствующие в лагере, добавив от себя, что такое поведение командира свидетельствует или о предательстве, или в лучшем случае о совершенном незнании военной тактики. Атаман обещал выяснить это дело после возвращения из Самгалтая, куда он собирался на следующий день.
Назавтра утром я сидел с атаманом за завтраком. Вскоре мы должны были ехать в Самгалтай, и атаман торопил меня, чтобы я быстрей заканчивал сборы. Лагерь был пустой, потому что пехота под командованием Поползухина вышла на учения, казаки же были заняты заготовкой жердей на загон для лошадей. Внезапно поблизости раздались несколько выстрелов. Я схватился за оружие, но колонист Я. успокоил меня, говоря, что это пехота стреляет в мишени.
Однако в ту же самую минуту новый звук выстрела разорвал воздух. Несколько пуль со свистом пролетели над лагерем, прошив верх нашей юрты.
Теперь уже не было сомнений в причине выстрелов. Это большевики атаковали лагерь.
Казаки, добежав до лагеря, схватили оружие и, рассыпавшись в стрелковую цепь, начали палить по врагу. Большевики многократно бросались в атаку, но после каждого раза, натыкаясь на бесстрашны отпор, были вынуждены отступать.
Несмотря на храбрость солдат, нам всё же угрожала огромная опасность: не хватало патронов.
Не размышляя долго, атаман решил тотчас же ехать на автомобиле, вместе со мной, на склады на реке Ирсун за помощью и амуницией. Я. вёл машину. Несмотря на то, что дорога шла по холмистой местности, большевики заметили автомобиль и засыпали нас градом пуль, ранив атамана в ногу. В неполный получас мы были уже у реки. Здесь первому встречному монголу мы поручили найти коней, однако когда по истечению некоторого времени не было видно ни монгола, ни коней, атаман приказал переехать реку на автомобиле. К сожалению, на середине переправы вода залила двигатель – автомобиль вздрогнул несколько раз и застыл на месте. Мы не знали, что делать. Нужно было брести пешком по воде, которая доходила до пояса. После достижения другого берега, побежали мы что было сил к уртону, находящемуся от брода в 5 верстах.
Вскоре после этого к нашему лагерю выехали 90 вооружённых людей под командованием есаула Смирнова, везя с собой ящики с патронами.
Атаман остался в уртоне, я же с Я. отправился к реке, чтобы при помощи конных сойотов вытянуть автомобиль из воды. Это далось нам нелегко, потому что сойоты вначале отказались помогать, и только в результате угрозы применить револьвер, автомобиль оказался на противоположном берегу. После выемки и разборки вымокшего в воде магнето, оставили мы автомобиль под охраной помощника, сами же вернулись в уртон за бензином.
В уртоне застали мы нескольких уже раненых солдат, от которых узнали, что большевики заняли лагерь, а остатки нашего отряда отступили на реку Тэс.
Следовательно, мы тотчас же решили упаковать все находящиеся на интендантских складах запасы и вывести их в Цаган-тологой.
Для перевозки багажа должны мы были применить силу при реквизиции сарлыков и коней, потому что сойоты не хотели отдавать их добровольно. Запасшись бензином, пошёл я с Я. к оставленной нами машине, но здесь, к нашему удивлению, не нашли мы оставленного помощника, а вместе с ним исчезло и магнето. По истечению часа появился помощник, неся эту необходимую часть машины, но она оказалась негодна к употреблению, потому что помощник, убегая, потерял некоторые её части.
Чтобы спасти автомобиль, мы решили ехать в Цаган-тологой за магнето с грузового автомобиля. Мы приехали туда ночью, но не застали уже никого, потому что по приказу атамана оттуда вывезли всё, что удалось, в уртон Дзур. После короткого отдыха двинулись мы, следовательно, дальше в сопровождении нескольких казаков, которые сумели убежать из занятого большевиками лагеря. Из рассказов этих казаков узнали мы, что с нашей стороны полегло очень много солдат и офицеров. Некоторые из них, тяжело раненные, застрелились сами из опасения перед большевистским пленом. Что произошло с Поползухиным и пехотой, никто не знал.
Дорогой до уртона Дзур мы встретили отряд вооружённых сойотов под командованием нескольких россиян. Этот отряд хотел взять нас в плен, однако, благодаря ручному пулемёту, мы отразили атаку. Из найденных при убитых документов мы узнали, что россияне, ведущие отряд, имели задание поднимать восстания среди сойотов и натравливать их против монголов и российских колонистов.
В Дзуре мы застали атамана и 80 солдат из лагеря с 22 ранеными; их отослали на верблюдах в Улясутай.
В чащах, окружающих лагерь, находилось много раненых солдат, которые были подвергнуты опасности быть добитыми от рук сойотов. Таким образом, на скорую руку мы организовали экспедицию, состоящую из 20 человек, и, взяв с собой запасных лошадей, двинулись назад, в сторону Дзиндзилика, держась левого берега реки Тэс. Атаман с остатками здоровых солдат отправился в Хангельцик, где мы должны были встретиться после окончания похода. Не утрачивая надежды, что нам удастся ещё привести автомобиль в порядок, мы взяли с собой отремонтированное магнето.
XVII. ПОСЛЕ ПЕРВОЙ СТЫЧКИ
Мы ехали, придерживаясь прибрежных ив, в которых можно было легко спрятаться. Копыта коней обвязали тряпками, чтобы не оставалось следов, наконец, после пересечения реки вплавь, мы подошли с сохранением всяческих предосторожностей к лагерю.
Страшный вид предстал нашим глазам.
Место, где раньше стояли палатки, покрывали теперь горы углей и пепла.
Среди пожарища и руин лежали человеческие тела, полностью лишённые одежды. При слабом свете подслеповатого фонаря мы осмотрели трупы, желая убедиться, кто же из знакомых был убит, но лица и тела убитых были так изуродованы, что очень трудно было кого-то распознать.
Головы некоторых жертв были форменным образом размозжены ударами приклада или рассечены саблей. Большая часть трупов имели на ногах вырезанные куски кожи в виде казачьих лампасов. Судя по многочисленным следам запёкшейся крови, пришли мы к убеждению, что таким образом пытали живых людей, потому что на трупах, поражённых в сердце или в голову, не было видно следов издевательств.
При входе на лагерную стоянку, вспугнули мы нескольких волков, для которых, воистину, королевское приготовили здесь пиршество.
Наши казаки, при виде так омерзительно изуродованных и обесчещенных тел товарищей, поклялись отомстить большевикам и их предводителям.
После выкапывания временной могилы и погребения убитых, которых было 42, отправились мы в обратную дорогу, скрываясь, как и прежде, в ивняке, густо покрывающем берег реки. Неожиданно в нескольких местах одновременно вырвались столбы дыма. Это сойоты, выследив наш отряд, таким способом дали сигнал большевикам о нашем местонахождении.
Когда мы уже переплыли на левый берег реки, заметили нескольких всадников, мчавшихся со стороны сойотских юрт, одновременно же из леса, находящегося в трёх километрах от Тэс, выдвинулась горстка кавалеристов. Это были большевики. Наше положение становилось критическим. Большевики, разделившись на две группы, приближались к реке полукольцом. Воспользовавшись густыми прибрежными зарослями и резким поворотом реки, мы переплыли островок, густые кустарники которого прекрасно скрывали нас от противника. В момент, когда большевики переправлялись на левый берег Тэсы, намереваясь, по-видимому, начать там поиски, наша группка, не имея ни одной лишней минуты, покинула островок и, переплыв на правый берег Тэсы, начала быстро удаляться от реки, скрываясь, по мере возможности, за неровностями холмистой местности. Внезапно до наших ушей донёсся топот коня, и в тот же самый момент один из казаков, стоящих на карауле, прискакал с рапортом, что несколько сойотов и двое россиян мчатся от брода к Самгалтаю. Это были наверняка курьеры, которых надо было перехватить любой ценой, чтобы узнать, зачем и к кому едут. Укрывшись в яре, мы позволили всадникам миновать нас, после чего все вместе вскочили на коней и пустились за ними в погоню. Почти все курьеры погибли от казачьих сабель, только одного сойота нам удалось взять в плен при помощи аркана.
Не имея ни одной лишней минуты, мы привязали пленника на запасном коне и изо всех сил помчались в сторону леса. Большевики, издалека заметив наше бегство, засыпали нас градом пуль, но из-за расстояния, разделяющего нас, и характера местности, эти пули не причинили никому вреда.
Переправившись через реку Ирсун, нашли мы тяжело раненного колониста Л., который принадлежал к почётной охране, сопровождавшей высокое духовное лицо да-ламу из лагеря в Самгалтай.
Дом, где Л. вместе с остальными охранниками занимал помещение после визита ламы, находился на тракте у места лагерной стоянки.
Ночью казаков разбудил топот коней и громкие разговоры, ведущиеся на русском языке, в которых собеседники называли друг друга «товарищами». Товарищи, видимо, были хорошо информированы о месте пребывания охраны, потому что они подъехали прямо к воротам дома. Тотчас же казаки засыпали непрошенных гостей градом пуль, так что часть нападавших упала на землю, часть же отступила с поля боя, крича:
– Товарищи, поедем к Поползухину, к этим вернёмся позже.
Колонист Л., желая предостеречь лагерь от грозящей ему опасности, двинулся из Самгалтая в Дзиндзилик, где попал в руки большевиков, те издевались над ним бесчеловечным образом, после чего один из них выстрелил ему в голову, но не убил. Пуля прошла между челюстями, выбив несколько зубов. Когда Л. вышел из бессознательного состояния, какое-то время он шёл берегом Тэсы в сторону Цаган-толгоя, пока, наконец, не упал в обморок в том месте, где мы его нашли.
Проезжая рядом с местом, где недавно стоял наш автомобиль, мы нашли только кучу щебня. Огонь, пущенный преступной рукой, по-видимому, вызвал взрыв бензобаков, потому что весь автомобиль был разрушен чудовищным образом.
В уртоне Дзур мы встретили поручика Иванова и нескольких солдат; все они были легко ранены. Поручик Иванов был непосредственным свидетелем начала большевистского нападения на лагерь. Его слова подтвердили наши предположения относительно поручика Поползухина, который оказался никчёмным предателем.
Уводя из лагеря пехоту, якобы для стрельбы по мишеням, Поползухин отлучился от солдат на довольно продолжительное время и, наконец, вернулся в сопровождении нескольких всадников. Подойдя к солдатам, он приказал отдать оружие пришедшим к ним товарищам. Удивлённые солдаты, видя на груди «товарищей» красные звёзды, не смогли в первое мгновение понять, что мог означать такой приказ их командира. Первым сориентировался поручик Иванов и коротко скомандовал: «Огонь!» Началась перестрелка, во время которой большая часть пехоты погибла. Поручик Иванов, вследствие большой потери крови, лишился сознания, а придя в себя, услышал слова Поползухина:
– Теперь, товарищи, ударим по лагерю, в котором нет никого, кроме Серпаса и его помощников!
Только в уртоне смогли мы посмотреть документы, найденные у одного из убитых нами большевиков.
Между прочими бумагами, был рапорт о бое под Дзиндзиликом, в котором большевики, признаваясь в серьёзных потерях, поднимают до небес заслуги своей «доблестной армии». Этот рапорт был адресован советскому уполномоченному в Урянхае, Сафьянову, подписан же был Филипповым, комиссаром Урянхайского партизанского революционного отряда. В других бумагах мы нашли планы нападения на Хангельцик, а также отчёт о мобилизации сойотов. Взятый в плен сойот вначале не хотел ни в чём признаваться, и только после применения репрессий выболтал всё, что знал. Был он, как оказалось, большевистским шпионом, находясь на службе у Поползухина. Узнали мы от него, что большевики потеряли много людей во время нападения на лагерь, но вывезли всех в Атамановку. Пленный выдал также план нападения на атамана Казанцева, который в настоящее время находился якобы на Джедане и вёл переговоры с Хун-нойоном. Шпиона повесили на берегу Тэсы, после чего мы направились в сторону Бельбулука.
Мы ехали по гористой, но чрезвычайно урожайной местности. Несмотря на раннюю весну, трава на пастбищах достигала коням до колен. Монголы живут здесь не порознь, а образуют целые поселения, насчитывающие порой несколько сотен юрт. В котловинах пасутся бесчисленные стада баранов и сарлыков.
Принимали нас очень доброжелательно, особенно благодаря присутствию молодого Л., пользующегося среди монголов огромной симпатией. Спустя три дня мы были в Хангельцике, где уже застали атамана Серпаса, расквартированного в доме Центро-Союза.
Ожидая со дня на день нападения большевиков, провели мы время в строительстве укреплений на взгорьях и занимаясь соответствующими приготовлениями для встречи с врагом.
В один из этих дней неожиданно из Улангома появился верхом на коне посланец от атамана Казанцева с приказом о нашем выезде в Улясутай. Однако предварительно следовало убедиться, не занят ли уже город большевиками.
Посланец сообщил, что, несмотря на кажущуюся дружественность отношений с сойотами, однажды ночью на уснувший лагерь атамана напал (с грабительскими целями) отлично организованный сойотский отряд под командованием большевиков. В завязавшемся бою атаман потерял много материальных средств и нескольких людей, в том числе храброго Борха.
Превосходная организация всех такого рода рискованных предприятий, бесспорно, свидетельствовала, что в противобольшевистской партизанской армии, кроме Поползухина, было ещё много других предателей, работающих на неприятеля.
Я попросил атамана Серпаса, чтобы он поручил мне миссию изучения безопасности дороги в Улясутай. Выезд мой всё же не состоялся, потому что в Хангельцик прибыл отряд чахаров, служащих в летучем дивизионе азиатской кавалерийской дивизии барона Унгерна. Отряд этот был послан в Улясутай в целях сбора информации о месте стоянки наших войск. От командира чахаров, молодого казака, мы узнали, что есаул Безродных находится в данный момент в Улясутае, а город этот охраняется монгольским дивизионом во главе с есаулом Вандаловым. Фальшивые слухи о занятии Улясутая большевиками сеяли какие-то неизвестные люди, видимо, с целью создания паники среди мобилизованных монголов.
