Текст книги "Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.)"
Автор книги: Камил Гижицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)
XXXVI. ЧЕРЕЗ БАРГУ ДО МАНЬЧЖУРИИ
Наконец однажды переднее охранение схватило монгола на верблюде, который проинформировал нас, что мы находимся на землях княжества Барга, в одном дне дороги от громадного озера, у которого есть много богатых юрт и пастбища с сочной травой. Полные надежды, двинулись мы за новым проводником пешком, так как наши кони совсем плохи стали.
Действительно, на следующий день, около полудня, мы увидели широкие зелёные озёрные глубины, омывающие песчаные берега.
Напоили коней, но, ввиду нехватки пастбищ, двинулись дальше, вдоль побережья. Едва проехали мы несколько километров, когда дорогу нам перегородили более десяти пышно одетых монголов, уведомляя, что через территорию княжества Барга мы можем пройти за соответствующую оплату. Сам князь, который издал этот указ, находился в нескольких километрах на зимнем кочевье. Чтобы уладить дела мирно, полковник К. направился к князю в окружении десятка офицеров. Дорога здесь была уже более благоприятной, потому что, хотя и травы были почти выпасены, всё-таки наши оголодавшие кони смогли ими несколько поживиться и набраться сил. Когда вдали замаячили белые силуэты княжеских юрт, мы увидели ординарца нашего командующего, который, мчась во весь опор, выскочил от князя, подбежал к командующему, замещающего полковника, офицеру, и вручил ему какую-то бумагу. В этот же самый момент по приказу заместителя бригада сформировалась в боевой порядок. Наши сотни окружили полукругом юрты монголов, поставив пушки стволами, нацеленными прямо на шатёр князя. При виде этого манёвра монголы поникли, а из юрты, красиво украшенной узорами, вышел полковник, ведя к пушкам бледного, трясущегося князя, со словами: «Если Гун не согласится на моё требование, то прикажу тотчас же расстрелять весь его двор и сжечь юрты». После чего дал знак командиру батареи, чтобы от орудия отцепили передок и раскрыли зарядный ящик. Князь при виде зарядов съёжился, стал меньше, и, быстро жестикулируя, согласился на всяческие условия. Полковник вернулся в палатку, бригада же удалилась на бивак.
Владыка Барги поставил прежде чрезмерные условия, предоставляя бригаде право прохода через свою территорию: требовал огромного числа коней, несколько пулемётов, несколько сотен карабинов, а за продукты – оплаты ямбами или верблюдами. Чтобы снизить чрезмерные требования, полковник должен был пригрозить использованием вооружённой силы. Эта угроза повлияла так сильно, что князь не только отказался от своих условий, но обязался предоставить нам продукты, коней и проводников. В это время пригнали стада баранов, которых зарезали и поделили между всем войском.
Буир-нур, или Бур-нур, – это огромное озеро, имеющее около девяноста километров в длину и двадцать пять-тридцать километров в ширину. Его южные берега ровные и песчаные, восточные же представляют собой валы и взгорья. Несколько небольших ручьёв, впадающих в озеро, заросли ивняком и тростником. У этих ручьёв стоят домики «рыбных» купцов, склады бочек и рыбацкий инвентарь. В прибрежных камышах живёт большое количество водной и болотной птицы. На волнах плавают самые разнообразные виды уток, в тростнике бродят цапли и чёрные аисты (белых не видел), журавли и бекасы. Порой мелькнёт поганка или серебристопёрый нырок; гагары, водяные курицы и разные другие болотные птицы кормятся у берега, наполняя воздух резким криком и писком. Кое-где видно стоящего на берегу серебристого лебедя, который, прихорашиваясь клювом, поглядывает, как залётная невеста, в зеркало воды.
Над этим оживлённым озером носятся стаи чаек и крачек разной величины и оперения, падающих сверху легко и неимоверно быстро на высмотренную добычу. Птицы эти дрожат, однако, перед общими врагами: грозным ястребом и могучим орлом. Этот прекрасный царь пространства, совершая в воздухе громадные круги, будто бы неохотно колеблется над водами, чтобы пуститься к глубинам с быстротой молнии и унести в своих когтях выбранную жертву.
Глубины озера обычно достаточно спокойны. В редких случаях, однако, порывом ветра они покрываются рябью, и тотчас же волны бегут одна за другой, ударяются о берег и разбрызгиваются на тысячи мелких капель.
Бригада, после полагающегося отдыха на озере, направилась к китайской пограничной охране, держась побережья озера. На расстоянии тридцати километров от резиденции князя, мы задержались на постой. Здесь было подходящее место. Обширная равнина, прорезанная широко разлившимся потоком с вязкими берегами, поросшими высокой сочной травой. У озера стояли дома рыбаков. Кони были отпущены в степь под опекой конюхов; разожгли огромные костры из сухих ветвей; варился обед; многие солдаты, не обращая внимания на холод, бросились в волны озера, чтобы смыть с себя следы путешествия по пустыне. Другие занялись рыболовством при помощи одолженных у рыбаков длинных сетей. Рыбы было в изобилии, причём большой величины. Длина щук доходила до полутора метров! Белуги весили более десяти фунтов! Пользовались мы тогда и рыбой, и водяными птицами, которых удалось с лёгкостью убить. Бродя в ивняке, застрелил я несколько красивых поганок, гагар и более десятка неизвестных мне болотных птиц, с выгнутыми в виде сабли клювами. На одном маленьком островке нашёл я попавшего туда случайно пеликана.
В это время командование договаривалось с китайской пограничной службой о разрешении перехода до «Амурского Края» через Маньчжурию. Так как это не находилось в компетенции начальника китайских пограничников, он должен был согласовать этот вопрос с командующим округа в Хайларе, генералом Джан-Куйу. Одновременно туда выехал наш офицер (есаул), снабжённый пропуском и полномочиями от полковника. Собирался он также отправиться к фельдмаршалу Джан-дзолину. После выполнения разных формальностей, были мы приглашены к китайцам домой на банкет. По-моему, это было не столько проявлением дружеских чувств, сколько страхом перед славящейся своей храбростью бригадой.
Пьянка продолжалась долго, но я лично не принимал в ней участия, потому что объезжал тогда с капитаном О. новых верховых лошадей, полученных от князя Барги. Уже на обратной дороге до обоза, дикие жеребцы превратились в совершенно послушные создания.
Чувствовалось приближение бури. Ветер усиливался и набрасывался на пожелтевшие травы. Чёрные тучи ползли по небу, как тёмные чудовища, гонимые бурей. На озере рычали волны, с бешенством ударяясь в берега, а переполошенные птицы издавали тоскливые крики. Озеро выглядело прекрасно, освещённое луной, которая только что выплыла из-за туч. Гул перекатывающихся волн громким эхом разносился по степи. Волны высотой в несколько метров, как будто в одинокой ярости, выплёвывали на берег водоросли, морских моллюсков, даже трупы баранов и разбитые лодки. Оставив коней в обозе, мы долго стояли на берегу, удивляясь разгулу стихии. Наконец, ветер стих, волны становились всё ниже и слабее ударяли о берег, а эхо разлеталось менее зычно. Только огромные филины и степные совы тихо сваливались на побережье и хватали выброшенных на песок моллюсков или рыб.
Солнечное утро застало нас ещё на берегу успокоившегося озера. Тысячи крикливых чаек, а также других водяных птиц слетались на обильный пир, оставленный волнами на берегу. Стаи бекасов и куликов рылись клювами в мягком иле, гагары и утки тянули целые мотки водяных растений, а журавли, цапли и чёрные аисты вышагивали серьёзно среди всей этой стаи, хватая время от времени какую-нибудь большую рыбу или жабу. Среди тихих теперь волн плавали красочные нырки, которые, ныряя под воду на несколько минут, стряхивали потом со своих пёрышек дрожащие серебристые капли. Кроме этого, заметил я ещё несколько незнакомых мне видов птиц, которые могли бы стать интересными музейными экспонатами.
Только на третий день двинулись мы дальше хорошим колёсным трактом в сопровождении китайских офицеров. Повернув на восток, остановились мы глубоким вечером на берегу реки Халха-гол, притоке Урсона и связующего звена озёр Буир-нур и Далай-нур. Мы поставили палатки с намерением долгого постоя, когда внезапно пистолетные выстрелы вызвали переполох. Эти выстрелы, как сразу выяснилось, были направлены казаками в греющихся у поверхности воды рыб. А так как стрелять было запрещено, казаки, не желая лишать себя вкусной пищи, бросились в воду и саблями перебили такую массу щук и омуля, что питались мы ими в течение целых двух дней. Рыба, никогда не истребляемая человеком, не боялась людей, и к ней можно было подойти совсем близко. Однако нанести удар под прямым углом, пересекая воду, очень сложно, так как порой сопротивление воды поворачивает саблю под поверхностью, и в это время вместо рыбы можно порезать собственную ногу. Только казаки, отлично владеющие саблей, являются мастерами в такого рода охоте.
В течение двухдневного постоя на Халха-гол приезжали к нам монголы с мукой, табаком и шкурами. Мы вели обменную торговлю. Менее настойчиво меняли коней и верблюдов на сахар и войлоки, и оружие на серебро или меха. Самым большим спросом пользовались пистолеты маузер, за которые можно было получить до двухсот китайских тайанов.
На третий день, ранним утром, мы перешли вброд реку и направились трактом до Хайлара. Теперь у нас не было недостатка в воде и пастбищах, а короткие, едва ли тридцатикилометровые марши, оставляли время на охоту. У ручьёв и речек мы встречали китайские фанзы, сделанные из глины, а также мельницы, приводимые в движение лошадьми. Окружали их хорошие земледельческие хозяйства.
Так как разошлись слухи, что наша бригада переходит на службу Джан-дзолину и будет воевать с хунхузами (китайскими разбойниками), китайцы-колонисты принимали нас очень гостеприимно.
На реке Шиве-гол конный посланец генерала Джан-Куйу привёз известие, что сам военачальник выезжает навстречу нам в сопровождении своего адъютанта, капитана Джи-лун-джана.
Действительно, на следующий день прибыл автомобиль, но только со свитой генерала, потому что он сам по причине неотложных дел не смог прибыть. Автомобиль вернулся в Хайлар, а адъютант поселился у нас в бригаде.
Капитан Джи-лун-джан был китайцем небольшого роста, с продолговатым лицом, без растительности, с узкими, хитро бегающими глазами. Говорил он на российско-китайском диалекте.
Он привёз множество местных газет, издаваемых в Маньчжурии, а также несколько большевистских. В этих последних было описание следствия Чека против генерала Унгерна. Следовательно, его тайна была разгадана. Барон попал в руки большевиков и был заключён в тюрьму в Новониколаевске.
Читая эти газеты, давние подчинённые Унгерна убедились, что их прежний, неустрашимый командующий не только не отказался во время следствия от совершённых поступков, но предупредил, что если ему удастся вырваться из рук палачей, до конца жизни будет бороться с большевизмом. Необычно смелое поведение барона произвело впечатление даже на большевиков. Газеты подробно описывали поведение узника, в сравнении с другими, например, с министром Пепеляевым, который ползал на коленях, умоляя революционный трибунал о снисхождении в виде принятия его в советскую армию. Злополучная судьба ожидала, как мы узнали из газет, полковников Львова и Ефарицкого, которые также были схвачены большевиками и расстреляны. Напрасно ссылались осуждённые на заслуги в организации заговора в «Азиатской Кавалерийской Дивизии». Получили справедливый ответ: предав раз своего вождя, могут так же быстро изменить и Советам.
Погиб и полковник Шишкин, воевавший в Саянских Горах, и генерал Бакич. Известия, касающиеся нашей бригады, были фальшивыми. Специальные отряды красных должны уже были нас якобы разбить в Монголии, сообщаемые при этом подробности боёв, названия местностей, а также представленные списки убитых офицеров – были совершенно лживыми.
Вскоре условия, установленные капитаном Джи-лун-джаном и нашим командованием, были представлены нам для ознакомления. Звучали они следующим образом: в Хайларе мы были обязаны сдать оружие и коней китайцам, за что солдатам обязались выплатить по пятьдесят тайанов, офицерам же – по сто. Высшим чинам было разрешено продать или оставить себе верхового коня. Все участники «Азиатской Кавалерийской Дивизии» имели гарантированное право пребывания в Китае или Маньчжурии и обладания китайскими паспортами. В случае выезда до Амурского и Приморского Края они получали бесплатные визы и свободный проезд Восточно-Китайской Железной Дорогой. Кроме этого офицеры Унгерна могли получить предпочтительное право на планируемые должности инструкторов в китайской армии. Нашлось несколько любителей, жаждущих идти с оружием в руках вплоть до Владивостока, большинство, однако, согласились на принятие вышеупомянутых условий, ввиду чего Джи-лун-джан выслал посланца в Харбин с известием о заключении договора.
Теперь мы воспользовались всяческими удобствами. Все были рады приближающемуся окончанию странствия, только некоторые не могли примириться с мыслью о сдаче оружия в чужие руки, потому что это не соответствовало духу такой прекрасной некогда бригады.
Однако в хорошем настроении мы приближались к Хайлару, где разносился не слышанный в течение двух лет свист локомотива. Мы остановились на небольшом взгорье недалеко от цитадели. Перед нами тянулся город, застроенный домиками и храмами из глины или дерева и окружённый широкими валами. По улицам кружили усиленные патрули и полиция с карабинами. Евреи в опасении погрома бежали в Харбин или в Цицикар.
Сдача оружия бригадой произошла совершенно спокойно. Вскоре после этого большинство участников похода барона Унгерна направились во Владивосток, я же в компании нескольких коллег выехал в Харбин.
XXXVII. ЗАВЕРШЕНИЕ
«Азиатская Кавалерийская Дивизия» распалась, чтобы уже больше никогда не возникнуть. Во время взятия обратно Хабаровска из рук красных в последний раз, покрыли себя унгерновцы бессмертной славой в бешеной кавалерийской атаке, в которой погибла подавляющая часть отряда.
Генеральный штаб, защищающий Приморье, желая спасти последние устои «белых», поручил защиту самых слабых пунктов подверженного опасности района солдатам «кровавого барона». Во время атаки «красных», «белые», не имея патронов, погибли все в штыковом бою. В это время, когда под Никольском таяли остатки войск генералов Каппеля, Пепеляева и Унгерна, сотни штабистов и министров «приморского» правительства, увозя золото и товары, убегали из Владивостока за границу, чтобы вести там подлую, но свободную от забот жизнь.
Большевики заняли Владивосток, Япония же, Маньчжурия и Китай были переполнены российскими эмигрантами. У кого были деньги или протекция, получал лучшую должность, чем те, кто их не имел, такие брались за тяжёлую работу. В Харбине многие бывшие офицеры высшего ранга работали в качестве железнодорожных рабочих, сторожей или подметальщиков улиц. Жёны бывших сановников или магнатов, прислуживающие в ресторациях официантками, одарялись большими или меньшими чаевыми, в зависимости от их внешних прелестей. Среди массы эмигрантов проворно вились агенты большевиков, пробиваясь во все общественные касты и добывая нужные сведения при помощи денег или обмана.
Уполномоченный Дальневосточной Республики, бывший царский капитан артиллерии Кистер, известный официально под фамилией Озорнин, вёл коммунистическую и шпионскую акцию. В одном из его кабинетов помещалась так называемая «Чёрная книга», в которой находились фамилии и фотографии особ, враждебных идеям интернационализма. Туда были вписаны россияне, американцы, японцы, поляки и многие другие. Шпионы Озорнина знали даже тайные документы разных консульств.
Кроме того, множество комиссаров направлялись через море в Европу, выдавая себя за возвращающихся на родину поляков, литовцев или немцев. На корабле «Рorthos», который вёз нас в Польшу, обнаружили мы несколько таких «птичек», едущих якобы для обучения во Францию, Германию и Польшу. Это были евреи, которых наши солдаты знали лично. Капитан Мисевич, давний командир автоотряда Пятой Сибирской Дивизии, передал их настоящие фамилии Французскому Департаменту полиции в Сайгоне. К сожалению, несмотря на предостережения французской и польской полиции, эти коммунисты добрались в Польшу и, наверное, свободно сегодня гуляют по стране, пропагандируя начало Третьего Интернационала.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МОНГОЛИИ И УРЯНХАЕ
Проехав Монголию вдоль, а частично и поперёк, хотел бы я рассказать о богатствах этой страны. Точное обозначение мест, где мне попадались ископаемые богатства, является уже теперь невозможным, потому что добросовестно заполняемые мною дневники, коллекции и карты утонули в Селенге.
Монголия является необыкновенно богатым краем – особенно в отношении минералов. Эти богатства лежат почти на поверхности, как бы взывая о том, чтобы их добыли из земли. К сожалению, до настоящего времени в этом отношении в Монголии сделано очень мало. На это влияло: отсутствие путей сообщения, отдаление от промышленных центров, малая заинтересованность заграничного капитала, а главное может быть – монгольский предрассудок, не разрешающий копать землю. Однако и тут имело место отступление от убеждений. На расстоянии тридцати пяти километров от Урги Монгольское правительство добывало превосходный бурый уголь и годовая эксплуатация разреза, приносящая миллион килограммов (работало 20–40 неквалифицированных рабочих), едва удовлетворяла потребностям Урги. Это предпринимательство находилось в руках власти и приносило государственной казне очень хороший доход.
Кроме неимоверно богатых залежей бурого угля около Урги, в разных аймаках открыты ещё десять залежей, выходящих почти на поверхность земли. Каменного угля пока что не открыто, однако, известно, что тот всё же есть, хотя и на значительной глубине, а в Монголии пробные шахты не превышают глубины в десять метров.
Очень часто наталкивался я на медную руду, хотя и самые богатые месторождения открыты только в пяти местах, в частности, в аймаках Тушету-хана и Цецен-хана, а также в окрестностях Косогола. Самые богатые из известных до настоящего времени в Монголии месторождений медной руды находятся в аймаке Цецен-хана, потому что они занимают пространство на протяжении тридцати километров. Подобным образом и железная руда находится почти на всей территории северной Монголии, подробно, однако, указаны пять мест, имеющих упомянутую руду в больших количествах, как и самого лучшего качества. Золото добывают в больших количествах в Дзун-Модо и на Байдарике, кроме этого найдено оно также в больших количествах в Монгольском Алтае. Мне удалось отыскать богатую жилу этого благородного металла в громадных кварцевых разломах в хошуне Ачиту-вана, видел я также самородки, найденные в Улясах около Улангома.
В Монголии очень мало серебра, в то же время достаточно оловянной руды. Графит и мрамор находятся в больших количествах около Косогола, каменная соль – в горах Танну-Ола, осадочная – во множестве солёных озёр.
Монголы, видя мою заинтересованность минералами, приносили мне часто разнообразные «камушки», среди которых порой находил я красивые рубины, аметисты, хризолиты, топазы, аквамарины, кристаллы горного хрусталя, гранаты, яшмы и агаты. Особенно красивый экземпляр гнезда рубинов, найденный в окрестностях Ван-хурэ, получил я от одного ламы, который нашёл эту друзу, отыскивая лекарственные травы в горах, находящихся в нескольких километрах от вышеупомянутого монастыря.
Громадные озёра полны рыбы и водяной птицы, а степи изобилуют всяческим зверем. Зимней порой некоторые виды зверей собираются в стада, насчитывающие по несколько тысяч голов. Разведение овец, коней и крупного рогатого скота даёт сотни тысяч шкур, десятки тысяч килограммов овечьей и верблюжьей шерсти.
Монголия имеет перед собой отличные перспективы развития, но для этого нужны капиталы и заинтересованность мира науки.
Путём соответствующей ирригации можно было бы надлежащим образом использовать колоссальные территории для организации земледельческих колоний, работающих на экспорт. При рациональном разведении скота, улучшении породности, обеспечении кормом на зиму, Монголия могла бы стать кормилицей сотен миллионов людей.
Край степей и пустынь смог бы покрыться тысячами рудников и шахт. Многие больные нашли бы настоящую помощь в виде лечебных вод, которыми неимоверно изобилует этот богатый край.
С точки зрения науки Монголия предоставляет широкое поле для интересных научных исследований: не раскопаны тысячи курганов, существует обильный фольклористический материал, сотни не изученных подробно руин ждут специалистов.
И эта пустыня Гоби, которая время от времени выбрасывает из глубин своих песков удивительные кости доисторических животных?
Урянхай вообще можно считать избранным местом, к которому применимо библейское определение «край молоком и мёдом текущий».
Из ископаемых богатств находятся там: железо, медь, оловянные руды, соль, сера и многие другие минералы. Мраморы, граниты, сланцы разбросаны среди громадных горных цепей восточного Урянхая, асбест в бесчисленных пластах у Хемчика, золото в горных ручьях и речках в виде самородков. Мне не пришлось побывать в северных районах гор хребта Танну-Ола, поэтому не имею сведений об их богатствах.
В древности Урянхай был краем, имеющим высокую культуру земледелия. Об этом свидетельствуют до сих пор сохранившиеся ирригационные каналы, идущие вдоль безводных территорий. Земля здесь плодородная и лёгкая для возделывания, родящая изумительную пшеницу. Российские колонисты, довольствующиеся примитивными способами орошения, вывозили из Урянхая год из года миллионы пудов прекраснейшего зерна.
Огромные, дикие ещё пространства гор, окружающих со всех сторон котловину Урянхая, покрыты девственными лесами с бесценным древостоем, в тех лесах полно зверей, дающих благородный мех. Подобно как и в Монголии, и здесь часто в горах встречаются драгоценные камни.
Оба этих края имеют перед собой светозарную промышленную будущность и, наверное, станут пунктом эмиграции разных европейских народов, однако успеха добьются те, для кого пространство не является помехой, покорителями станут закалённые люди, готовые к борьбе с природой и препятствиями.
Пока что эти прекрасные регионы заняли большевики, создавая из них составляющие части советской республики. Не о благополучии этих краёв и людей идёт здесь речь, а о реализации утопических доктрин, о моральном развращении примитивных народов, населяющих эти земли, чтобы потом легче овладеть их неимоверными богатствами, и противопоставить Европе так называемую жёлтую опасность.
