Текст книги "Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.)"
Автор книги: Камил Гижицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
V. УРЯНХАЙ – ПЕРВЫЕ БОИ С БОЛЬШЕВИКАМИ
Урянхай – это огромная котловина реки Енисей; северную его границу составляют Саянские Горы, южную – Горы Танну-Ола и река Тэс, западную образовывает Алтай, восточной же границей является Косогол.
Урянхай своим богатством и плодородием напоминает Землю Обетованную. На огромных степях, покрытых сочной травой, пасутся тысячные стада овец и коней. Необычайно плодородная земля родит прекрасную пшеницу, овёс и просо. Реки предоставляют много рыбы. Леса полны дичи, очень редкой и ценной относительно своих мехов. На болотах и озёрах бывает просто черно от птицы. Из минералов Урянхай обладает всем, что только может дать природа. В горных ручьях и речках есть золото. Кроме этого, Урянхай изобилует серебряно-оловянной, железной и медной рудами, каменным углём, серой, каменной солью, находят здесь также платину, рубины, аметисты, топазы и горный хрусталь.
Хозяевами этой земли являются люди монгольского племени, называющие себя сойотами. В действительности только небольшая горстка настоящих сойотов живёт в развилинах реки Сейбы, занимаясь разведением оленей. Это племя называет себя хайдут. Нынешние обитатели Урянхая, которые присвоили себе название сойотов, являются пришельцами с юга, вероятно, из Джунгарии, из глубины четырёх веков.
Оригинальной и наиболее ценной монетой в Урянхае являются кирпичики листового, так называемого, байхового чая, за который можно всё достать. Бумажные деньги не приняты здесь, зато серебро в слитках в цене.
Урянхай поделён издавна на пять хошунов[5]5
Административная единица (княжество).
[Закрыть], Кемчик, Ойнар, Салджак, То джин, Хасут, находящихся под властью наследственных князей; во главе всего края стоит также наследственный да-нойон (виджи-нойон). Западный хошун – Кемчицкий, северный – Уйюцкий, восточный – на реке Хуакем и два на левом берегу Енисея[6]6
Река Енисей в верхнем течении называется Шишкит, потом Хуакем и только от Белоцарска имеет общепринятое название Енисей.
[Закрыть]. Губернаторами Урянхая, или нойонами, являются преимущественно сойотские князья, которые с 1912 года до времени революции находились под протекторатом России. В 1917 году этот лакомый кусок земли заняли китайцы, сойотов насчитывается около 50 тысяч, из этого числа только Кемчицкие сойоты являются храбрыми и воинственными – остальные спокойны и трусливы. Издавна начали проникать сюда российские колонисты, которые понастроили в Урянхае много деревень и хуторов. Главным административным пунктом был город Белоцарск (в настоящее время Красный город). Но российская революция выдавила и в Урянхае отпечаток общего разорения. Прекратилась торговля пшеницей и маралами. Население, обременённое налогами, сильно обнищало. Угасанию Урянхая способствовала также партизанская война, ведущаяся в 1918–1919 годах большевиком Щетинкиным с полком казаков под командованием полковника Булатова.
В российской деревне Туран, в соответствие с указаниями, полученными нами от братьев В., хотели мы связаться с Петькой, цыганом, но его жена не приняла нас, объясняя тем, что мужа нет дома. Неожиданно жена одного из российских колонистов предоставила нам ночлег у себя, накормила и взяла заботу о нас самым сердечным образом. Благодаря ей, мы познакомились с одним колонистом, который, как выяснилось из разговора, много обо мне слышал от полковника Яхонтова, моего сердечного приятеля ещё с Уральского фронта, а затем сотоварища горькой участи в тюрьме Чека. Яхонтов находился в настоящее время в партизанском отряде поручика Занина на Абакане. Благодаря помощи упомянутого колониста, мы добрались до деревни Баянгол, расположенной на одноимённой реке. В этой деревне формировался партизанский казачий отряд, имеющий целью беспокоить большевиков на территории Урянхая. Командиром этого отряда был сержант Андреев, который, услышав о моём знакомстве с полковником Яхонтовым, оказал нам много знаков внимания и сердечности. В течение нескольких дней отдыхали мы после трудностей путешествия, отсыпаясь, питаясь и не работая. Всё же работа по формированию отряда не останавливалась. Ежедневно прибывали по нескольку добровольцев, набранных из урянхайских казаков или колонистов. Однажды приехали от поручика Занина несколько офицеров, среди которых были полковники Яхонтов и Чемагин. Созвали военный совет, на котором решили выступить с оружием в руках против большевиков. Отряд поручика Занина должен был действовать на территории от Ана до Кемчика. Баянгольский же отряд, то есть наш, – на территории Урянхая, включая село Усинское, а также шоссе в тайге.
Предложенное мне командование казачьим взводом я принял охотно, потому что это позволяло мне беспокоить тылы врага, воюющего в это самое время на берегу Вислы.
Несмотря на то, что не было у нас карабинов, я приказал ловить большевистских курьеров и отбирать у них оружие. Спустя месяц наш отряд состоял из 45 человек, обеспеченных конями и карабинами. Сойоты исполняли у нас разведывательную службу. Многократно приезжал к нам сойот Болдыр Гелии. Это был монах, который бросил монастырь, женился, осел в степи, где занимался торговлей лошадьми и верблюдами. За хорошую плату серебром или мехом он провожал беглецов в Монголию. Часто, однако, делал это бескорыстно, из ненависти к большевикам. Это был человек скрытный, серьёзный и достаточно разумный. Он приезжал к нам, чтобы в дипломатичной манере узнать о намерениях и начинаниях нашего отряда. Однажды он известил нас, что Кемчицкий Губернатор Хун-нойон очень интересуется нашей деятельностью и вскоре намерен посетить нас со своей свитой.
Чтобы подобающим образом принять почтенных гостей, закололи мы барана и приготовили пиршество, способное удовлетворить не только сойотских, но и самых привередливых европейских гурманов. Китайские купцы снабдили нас в большом количестве сладкими лакомствами, пирогами, пирожными, а также водкой и ликёрами.
Визит Хун-нойона и его свиты состоялся с соблюдением всех предписаний местного церемониала. Первым посланником и вестником гостей был сойот, который, войдя в комнату, объявил, что «Великий и прекрасный нойон, избранник Будды, блаженство и украшение Урянхая» и т. д., и т. д. соблаговолил заехать «к своему брату нойону» (здесь последовал поклон в мою сторону). Выйдя, как рекомендует обычай, к воротам, увидели мы прибывающих сойотов, которые соскочили с коней, расстелили коврики и, снявши с плеч карабины, построились в две шеренги. Немного погодя подъехала группа сановников, а между ними Хун-нойон. Это был щуплый высокий сойот, средних лет, с чисто монгольским лицом, выражающим гордость и уверенность в себе. Он был одет в белый шелковый терлык[7]7
Монгольская национальная верхняя одежда, вроде халата.
[Закрыть], подвязанный красным поясом, за который на спине был заткнут нож в серебряных ножнах. На его голове была высокая остроконечная монгольская шапка, завершённая огромным красным кораллом – знаком высокого княжеского достоинства. Хун-нойон легко соскочил с коня, придерживаемого сойотами, и сказал несколько фраз на непонятном для меня диалекте. Тотчас же появился Болдыр Гелин и указал рукой на меня, поручика Меньщикова и сержанта Андреева. Нойон поздоровался с нами по-европейски, подав руку, после чего все вместе, не исключая солдат, направились мы в помещение. После обязательного выкуривания трубок завязалась беседа, в которой наш почётный гость хотел разузнать наши намерения и проекты на будущее. Убедившись, однако же, что воюем мы только с большевиками, и что сойотским стадам не угрожает никакая опасность, он крепко пожал наши ладони, обещая со своей стороны, в случае необходимости, помощь в предоставлении людей или оружия. Обед продолжался достаточно долго и невыразимо измучил меня с точки зрения совершенного отсутствия культуры, характерного для наших новых союзников. Единственно Хун-нойон ел из тарелки и пользовался палочками. Свита же его, а также солдаты расхватали мясо руками, в крайнем случае, прибегая к помощи ножа. Водки и ликёры исчезали прямо с небывалой быстротой, что соответствующим образом отражалось на настроении и юморе присутствующих. Сановники бросали наполовину обгрызенные кости солдатам, хватающим трофеи с исключительной, достойной восхищения, алчностью. Бараний жир стекал по лицам гостей, которые не знали даже о существовании салфеток или платков, облизывая его просто языком. Пирожные и сладкие пироги имели огромный успех, потому что сойоты не едят хлеба у себя, следовательно, всяческие мучные кушанья являются для них лакомством. Видя грустные мины солдат, которые с завистью смотрели на своих сановников, облизывающих сахар с пирожных, я велел поделить между ними буханку хлеба. Под влиянием алкоголя сойотская аристократия начинала вести себя всё свободней – даже расстёгивали терлыки и ловили отдельных насекомых, осторожно опуская их на землю, потому что, согласно буддийским верованиям, и в таком мерзком насекомом может поселиться душа умершего человека. Наконец, наступила минута прощания – такая для меня долгожданная. Хун-нойон ещё раз повторил, что в случае необходимости, мы всегда можем на него рассчитывать, после чего уехал в сторону Шагонара. На следующий день после приёма мы получили в дар два ящика патронов к российским карабинам. Имея гарантированную мне помощь, я хотел двинуться в тайгу и атаковать большевистские отряды, идущие из Минусинска в Урянхай для проведения там реквизиции зерна и коней. Неожиданно наш отряд увеличился на 10 добровольцев, которые убежали из Минусинска от преследования большевиков. Это были урянхайский колонист Павел Ширнин со своим отцом, а также корнет Шумаков со своими гусарами. Все они были вооружены, так как им удалось разоружить большевистский патруль, ведущий отца и сына Ширниных в Чека. Первой нашей победой на территории Урянхая был захват Турана. Мы взяли в плен 10 красноармейцев. Это были, как оказалось, уфимские татары, которые тотчас же после взятия их в плен, вступили добровольцами в наш отряд.
Взяли мы богатые военные трофеи, а также около полутора миллионов царских бумажных пятирублёвок, которые в 1919 году были выпущены большевистской властью, и, следовательно, уже после отмены «романовок», специально для закупов у монголов и бурят, которые не принимали советских денег.
О подделке этой узнали только в 1920 году и таких банкнот не принимали.
Из бумаг, найденных у коменданта охраны Центро-Союза, узнали мы, что в степи находятся бараны и кони, предназначенные на польский фронт, для кавалерии Будённого. Собрались мы, следовательно, безотлагательно в степь. После уничтожения охраны, состоящей из 30 красноармейцев, захватили мы 500 баранов, 45 быков, 40 коров и 400 красивых степных коней. Нашу добычу мы спрятали в тайге, где устроили базу.
С этого самого момента весь наш отряд, за исключением Лукасевича, который остался в Баянголе для хозяйствования, почти без отдыха гонялся за большевиками. Мы вылавливали курьеров, разбивали без сожаления мелкие отряды красных, реквизировали запасы зерна, муки или сена, раздавая их местному населению. После нападения на деревню Уйюк, где у нас произошла стычка с большевистской кавалерией, я получил известие от Лукасевича, что командир китайского батальона капитан Ли-Ши-Фу хочет совместно с нами воевать против красных войск.
Сразу же после получения этого известия я взял с собой нескольких казаков, и ночью мы отправились в Баянгол. Поход оказался трудным, принимая во внимание снежные заносы, которые не позволяли нам ехать быстро. На рассвете мы заехали на хутор знакомого казака, где нас очень гостеприимно приняли, а в следующую ночь мы были уже в Баянголе. Здесь, тотчас же вместо вступления, Лукасевич похвастался нам результатом своей работы, благодаря которой, как оказалось, почти половина отряда была обеспечена на зиму тёплой одеждой и обувью.
Сразу после приезда я послал гонца к корнету Шмакову с приказом, чтобы прибыл немедленно со всеми казаками в Баянгол, так как полагал, что при соглашении с китайским командиром следовало, чтобы командиры нашего отряда были представлены полностью. Спустя два дня наши казаки были уже в Баянголе.
Китайский отряд находился на левом берегу реки Енисей, следовательно, для ведения наших переговоров должны были мы лодкой перебраться на другую сторону. После проведения самых разнообразных подлинно «китайских церемоний», которые заняли много времени, а также после хорошего обеда, состоящего из самое малое 20 блюд, обильно спрыснутых водкой, я попросил переводчика, чтобы он направил мой разговор с капитаном Ли-Ши-Фу на соответствующие пути. Из беседы этой я узнал, что большевистский комиссар Сафьянов, военный комиссар Филиппов, а также командующий пограничным полком Романов обратились к китайскому наместнику в Урянхае Ян-Чу-Чао с просьбой о поимке всего нашего отряда. При этом за поимку меня и офицеров назначили награду в 5000 рублей, а за каждого казака по 25 рублей. Узнав об этом, я высказал капитану приятное удивление по причине назначения такой высокой цены за мою голову, потому что до сих пор мне казалось, что стоимость моей жизни равнозначна цене маленькой, но хорошо пущенной пули.
Мои слова, по-видимому, произвели на капитана хорошее впечатление, потому что он пожал мне руку и велел принести новую батарею водки.
Разъехались мы после взаимного заверения, что наш отряды и в дальнейшем будет воевать с большевиками. Китайцы же будут защищать Баянгол и снабжать нас патронами.
VI. ТЯГОСТНЫЕ МГНОВЕНИЯ
Мы по-прежнему вели тогда партизанскую войну с большевистскими отрядами, однако наша ситуация становилась всё более тяжёлой по причине нехватки патронов, а также с точки зрения на всё более усиливающуюся в отношении нас агрессивность большевистских войск. Добытые в Турайе телеграфные аппараты, мы расставили в тайге и связали телеграфной линией Минусинск – Усинское. Из выловленных таким образом большевистских депеш узнали мы, что командование Красной Армии намеревалось послать в Урянхай полк пехоты, полк кавалерии, а также дивизион пулемётов. Сафьянову было приказано, чтобы он любой ценой постарался как можно быстрее разбить наш отряд. Перед лицом такой угрожающей ситуации решили мы ударить по Усинскому и реквизировать находящиеся там склады амуниции. Поставили мы себе также задачу расстрелять наиболее ожесточённых врагов, то есть Сафьянова, Романова и Филиппова. Чтобы всё же обмануть бдительность большевиков, двинули вначале наш отряд на Белоцарск. Захватили здесь склады зерна, предназначенные для обеспечения советских армий, находящихся в Сибири, а также воюющих на Польском фронте. Эти склады содержали 70 000 пудов зерна.
В тайге ожидали нас свежие новости, посланные со специальным курьером от Лукасевича. Таким образом, мы узнали, что Сафьянов собрал 150 человек и собирался ударить по Баянголу, однако был разбит китайцами, а затем при переправе через Енисей наткнулся на вновь организованный отряд Шилова, от которого получил такую взбучку, что с остатками разгромленного отряда должен был удирать в Туран, а оттуда в Усинск. Кроме того, из рапортов, обнаруженных у большевистских курьеров, мы узнали, что поручик Занин был схвачен и доставлен в Минусинск, отряд же его распался на две части, из которых одна, под командованием полковника Яхонтова, скрылась в лесах, другая же – с полковником Чемагиным во главе – потерялась в глуби тайги без следа. Из этих рапортов узнал я также о расстреле многих знакомых мне людей, между прочими, поручика Шидловского, а также Ивана Ивановича Янченко, моего сердечного приятеля, который в течение двух месяцев жил у меня в Минусинске.
В рапорте Шилова было, в конце концов, известие о проходе в окрестностях Улан-Тайги небольшого отряда, руководимого поляком профессором Оссендовским, и о победоносной стычке этого же отряда с большевистскими патрулями.
После нескольких дней отдыха в тайге мы решили ударить по Усинскому. Большевики, убеждённые, что все наши отряды объединились под Белоцарском, стянули туда свои резервы. Дерзкое нападение на Усинское, где находились 450 солдат пехоты, 200 кавалерии и 80 конных партизан – было для них совершенно неожиданным. Результатом этого нападения стала для нас добыча достаточно серьёзного количества карабинов, как и ящиков с патронами и ручными гранатами. Заспанные и не ориентирующиеся в ситуации, большевики, вначале совершенно не защищались. Только после тревожного сигнала трубы посыпались выстрелы и заработали пулемёты. Видя серьёзную опасность со стороны неприятеля, значительно превосходящего численностью, возвратились мы в тайгу, унося с собой ценные трофеи.
В погоню за нами двинулись большевистские отряды, которые, однако, благодаря хитрой и дерзкой тактике поручика С., попали в засаду и, войдя в так называемый Волчий Яр, были почти полностью истреблены казаками.
Обстреливаемые со всех сторон скрытыми среди камней нашими солдатами, большевики любой ценой хотели выбраться из яра. В это время сержант Андреев, вместе с несколькими казаками, забросал красноармейцев ручными гранатами.
Последствия этой атаки оказались ужасными. Понесший жестокий урон отряд большевиков рассыпался по степи, как стая дроф. В это время полегло 50 красных. Между прочим, сын комиссара Филиппова. Романову и Сафьянову удалось скрыться.
С нашей стороны погиб только один казак, который, будучи раненым, лишил себя жизни, чтобы не попасть в руки большевиков. Освободившись от погони, въехали мы в тайгу. Дорога была тяжёлой. Кони то и дело проваливались в глубоком снегу, покрывающем землю. Наконец, после целого дня похода доплелись мы до хутора Павлова. На расстоянии одного километра находился хутор другого брата Павлова, к которому направился на ночлег со своим взводом поручик С. Поручик Меньщиков, как дежурящий в эту ночь, выехал в сопровождении пятерых казаков проверить окрестности, я спал с хорунжим Архиповым в одной избе, Шмаков и Андреев легли спать в соседней постройке. К сожалению, не суждено нам было долго отдыхать! Ночью разбудил нас крик Данилова:
– Ради Бога вставайте – красные около дома!
В первое мгновение, полусонный, я не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Только свист пуль вернул мне самообладание. В мгновение ока схватил я пояс с револьвером и гранатами, выбежал на подворье, вскочил на коня и, как бешеный, помчался вперёд, преследуемый градом пуль.
За маральником встретил Шмакова. От него узнал, что своим спасением мы обязаны поручику Меньщикову, который, заметив опасность, первым поднял тревогу, сам же погиб на посту, сражённый смертельной пулей в голову. Не знали мы, что происходит с поручиком С., который вместе со своим взводом ночевал в усадьбе второго брата Павлова. Зная, однако, что он неимоверно бдителен, осторожен и прекрасно знает окрестности, не опасались за его судьбу.
После короткого размышления решили мы направиться в усадьбу казака О., находящуюся в 25 км. Сперва нашу дорогу освещало зарево пожара – это большевики подожгли хутор Павлова. Однако у Осиповых ожидала нас неприятная неожиданность. Дом и все постройки были полны большевиков, из которых несколько, пустившихся за нами в погоню, пали, разрубленные нашими казаками. Перед значительным числом врага мы были вынуждены спасаться бегством в тайгу. По-видимому, большевики, собравшись выловить наш отряд, окружили нас плотным кольцом, таким образом, нужно было тотчас же отказаться от партизанской войны и скрыться в зарослях тайги.
Решили поделить наш отряд на две части. Одна должна была просочиться между оградой Ширнина и Уйюком, в тайгу, оставить там коней в усадьбе Богатова и на лыжах пойти на базу, чтобы сторожить её от вероятного нападения. Другой группе было поручено идти в Баянгол, забрать там оставшихся людей и вещи, после чего хребтом Танну-Ола они должны были дойти до Косогола, оттуда же, после объединения с отрядом Шилова, также идти на зимнюю стоянку, на базу. Группа, состоящая из 17 человек, среди которых было несколько раненых, осторожно передвигалась вперёд, в сторону Баянгола.
Груз печали лежал у нас на душе. Подсознательно мы все ожидали какого-нибудь неприятного сюрприза. К сожалению, предчувствие нас не обмануло. В 60 км от Баянгола нашли мы коня, загрызенного волками. Ширнин, осмотрев его, утверждал, что это не сойотский конь, потому что не содрана с него шкура, что является обычаем сойотов. После этих слов охватило нас ещё большее беспокойство. В молчании двигались мы вперёд с оружием, готовым к выстрелу, приготовившись ко всякой вероятности. Царящую среди нас тишину прервало неожиданное замешательство, вызванное поимкой какого-то сойота, который, подойдя к Шмакову, подал ему зажатую в руке бумажку. Из этой бумаги, написанной Осиповым, узнали мы об очень печальных фактах, а именно о том, что большевики, убив всех людей из нашего отряда, заняли Баянгол. Из наших людей уцелел только автор письма, который в эту минуту, как сообщил, скрывался у Болдыр Гелина. Эти неожиданные и такие очень печальные вести удручили нас невероятно. Не могли мы решить, что делать. Двигаться вперёд или идти назад? И первое, и второе было очень опасным. Таким образом, решили скрыться в тайге и идти до истоков Ак-кема, оттуда же продвигаться в сторону Кемчика или Джедана.
Провидение, видимо, бодрствовало над нами, потому что только мы изменили направление и поднялись на гору, с которой открывался вид на окрестности, увидели на покинутой нами тропинке отряд большевиков, состоящий из 200 человек, поняв, что шли они нам на встречу, которой нам счастливо удалось избежать. Ведомые Ширниным, который лучше всех ориентировался на местности, добрались мы до истоков Ак-кема. Ночи проводили преимущественно в юртах сойотов, благодаря чему могли ближе приглядеться к их жизни и обычаям.
Сойоты живут в юртах, сооружённых самым простым способом. Это, прежде всего, деревянный скелет, покрытый войлоком из овечьей шерсти. В центре юрты имеется так называемый «таган», то есть род треноги, под которым разведён костёр. У стены, напротив двери, стоит алтарик (так называемый, бурхан-шире), на котором доминирующее место среди других богов занимает статуэтка Будды. С левой стороны алтаря находится женское царство – здесь стоит широкая монгольская кровать. Чужим людям приближение к кровати или сидение на ней абсолютно запрещено. Входя в юрту, приветствуют хозяина стандартным выражением «Менде ашак» и занимают место, согласно достоинству.
Самый достойный гость садится у алтаря, напротив двери, имея с правой стороны своих подвластных. После выкуривания трубок (монах нюхает табак), начинается беседа. Применительно к понятиям сойотов о хорошем воспитании, в первую очередь следует спросить о состоянии здоровья скота и коней, только потом поинтересоваться здоровьем хозяина, его жены и детей. Во время беседы гостей хозяйка в деревянных чашках сомнительной чистоты готовит зелёный солёный чай (чай с солью и молоком), а также просо, которое заменяет хлеб. К просу подают масло или очень острый твёрдый сыр. На больших приёмах меню представлено наполовину сырым бараньим мясом или излюбленным лакомством сойотов – испечённым на углях сусликом. Стульев здесь нет в употреблении. Все присутствующие сидят на подогнутых под себя ногах. Только наиболее почётные гости получают подушечки из кошмы или войлока. Сойоты не пользуются вилками, едят при помощи пальцев и ножей. У бедных сойотов вместе с людьми в юртах пребывают ягнята и телята, что не слишком положительно отражается на чистоте одежды. Ночью же очень часто эти милые квартиранты будят живущих здесь людей лизанием их лица или хватанием за нос. Любезность сойотов, по мнению гостей, распространяется порой так далеко, что жёны и дочки хозяина готовы служить гостям своими всяческого рода услугами, которые европейцы, с хотя бы минимальными моральными и эстетическими требованиями, пользуются чрезвычайно редко.
Так, идя от юрты к юрте, дошли мы до российского поселения Чакул. Здесь неожиданно наткнулись мы на большевиков. Произошла схватка. Под градом наших пуль большевики начали отступать. В какой-то момент я почувствовал, что мой конь шатается, хотел вынуть ноги из стремян, но в ту самую минуту конь упал, придавив меня своим телом. Что было дальше, не помню, так как потерял сознание. Очнувшись, увидел, что лежу на снегу, а Ширнин и Шмаков перевязывают мне ногу. Узнал, что в победе над большевиками в значительной мере помогли нам сойоты, которые внезапно зашли им в тыл. После размещения меня на носилках, отряд двинулся в сторону Джедана. Однако после преодоления нескольких вёрст, встретили мы китайский пикет, с капитаном Ли-Ши-Фу во главе. Наша делегация в лице Шмакова и Архипова направилась к капитану с просьбой о предоставлении помощи и пристанища; капитан согласился на предоставление нам попечения и пропуска нас в Джедан при условии, что сдадим оружие. Не очень охотно – мы были вынуждены принять это условие. Мне и всем офицерам позволили оставить револьверы. Однако китайцы не пустили нас в Джедан, но на месте нашей встречи поставили несколько юрт, которые отдали в наше распоряжение, снабдив нас также несколькими мешками муки и несколькими баранами. Лечением моей сломанной ноги занялся Болдыр Гелии. Однажды посетил нас капитан Ли-Ши-Фу. В порыве возмущения я учинил ему скандал за то, что, несмотря на высказанное обещание, он не защитил Баянгол. Капитан объяснил, что поступил согласно распоряжению наместника, который приказал ему сдать Баянгол на милость большевиков. По моей просьбе, капитан, добрый в сущности человек, позволил Шмакову ехать к наместнику в Джедан с целью получения разрешения на наш въезд в Монголию.
