Текст книги "Кинжал Медичи"

Автор книги: Камерон Уэст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава девятая

Пенделтон и Бекетт тоже получили по двойной дозе. Значит, в нашем распоряжении было примерно четыре часа, прежде чем они очухаются. Я сам еще не до конца пришел в себя. Что же говорить о Джинни.

Она вообще не понимала, что происходит. Бормотала что-то о пробежке. Я заставил ее несколько раз глубоко вдохнуть, промассировал позвоночник, плечи. Как перед стартом на длинную дистанцию. Кажется, помогло. Она начала немного соображать. Я не представлял, где мы находимся, но скорее всего в коридоре нам могут встретиться сотрудники «Гибралтара». Пришлось позаимствовать одежду у Пенделтона.

Джинни покорно выслушала мои инструкции о том, как себя вести. Потом я заглянул в шкаф и с удовлетворением обнаружил там плащ Бекетта. Предложил Джинни его надеть.

Мы вышли в коридор. Спустились по лестнице на два пролета. Встретившиеся по дороге несколько человек интереса к нам не проявили.

На улице мы быстро смешались с прохожими.

– Где мы находимся? – спросил я. – Если до отеля далеко, придется взять такси.

Она посмотрела название улицы.

– Отсюда всего два квартала.

– Как вы себя чувствуете? – Я взял ее под локоть.

– Кружится голова.

– Неудивительно.

– Кто эти люди?

– Из «Гибралтара», – ответил я. – Это межгосударственная спецслужба. Но возможно, Бекетт врет. Не знаю. Никогда ни о чем подобном не слышал. Но ребята шустрые. Поставили «жучки», где только возможно, и вот захватили нас в Милане.

– А кто этот Бекетт? – спросила Джинни.

– Самый у них главный. Я его вырубил неплохим апперкотом.

– Вы побили агента правительственной спецслужбы?

– Даже международной. И к вашему сведению, уже никто так не говорит – «побили».

– Какая разница? – Она вздохнула. – На стороне этих людей закон.

– Не думаю, что, окропляя нас своим спреем, они поступили по закону.

Метрах в десяти сзади в густом потоке машин двигался туристический автобус. Мы поравнялись с фруктовым лотком.

– Mele, ciliegie, banane! [17]17
  Яблоки, черешня, бананы! ( ит.)


[Закрыть]– выкрикивала продавщица.

Боковым зрением я поймал двух парней с мрачными лицами в широких темных очках. Плащи распахнуты. Взгляды шарят по лицам прохожих.

Вот оно!

– Прошу меня извинить, – сказал я и сильно толкнул Джинни к лотку. Продавщица вскрикнула, на тротуар посыпались фрукты. Я громко свистнул и помахал тем двоим рукой.

Автобус уже был в десяти метрах. Я рванул на мостовую. Водитель вытаращил глаза, начал сигналить, ударил по тормозам. Я нырнул под бампер. Если водитель повернет руль, то мне конец. Он не повернул.

Шины завизжали. Автобус остановился. Днище надо мной дрожало от топота ног.

Под автобус заглянули. Я притворно застонал, выискивая среди лиц два мрачных. Увидел одного. Он тут же исчез. Его коричневые туфли переместились к задней части автобуса. Я развернулся, как в брейк-дансе, и изготовился для удара карате. Как и ожидалось, он опустился на колени. Я увидел пистолет с глушителем и ударил пяткой.

Раздался приятный для уха хруст костей. На мостовую полетели темные очки, потекла кровь. Мрачный тип рухнул, не выпуская из руки пистолета. Я искал глазами второго.

Ждать пришлось не долго. Его черные туфли вскоре возникли рядом с поверженным товарищем. Я рванулся схватить пистолет, но широкий пиджак Пенделтона зацепился за раму. Пока я возился, пистолет из руки мрачного бандита исчез. А второй со зловещей улыбкой уже положил палец на спуск. Поздно. Все кончено.И тут раздался хлопок, как будто кулаком ударили в подушку. Улыбка на лице бандита исчезла, и он повалился лицом на мостовую.

Я выбрался из-под автобуса, вскочил на ноги, выискивая глазами стрелявшего. Вот он. Направляется к Джинни, проталкиваясь сквозь толпу, окружившую фруктовый лоток.

А затем, как в замедленной съемке, я увидел, как он лезет в карман, что-то достает и сует в руку Джинни. И отходит, исчезая в толпе. Я делаю рывок, хватаю ее за руку, тащу прочь.

Мы долго бежали, петляя по переулкам. Наконец остановились, запыхавшись, у старого кирпичного здания. Погони вроде бы не было.

Джинни вся мокрая от пота, волосы спутались, тяжело дышит. Хотелось обнять, покрыть поцелуями.

– Вам удалось разглядеть его лицо? – спросил я.

Она отрицательно мотнула головой.

– Что он сунул вам в руку?

– Вот. – Джинни протянула мне смятую визитную карточку.

На ней был только номер телефона и от руки написано имя: Дракко.

Вдалеке завыла полицейская сирена. Она поежилась.

– Дракко! Черт возьми, кто этот Дракко?

– Понятия не имею, – ответил я.

Джинни втиснулась со мной в телефонную будку. Встала на цыпочки, чтобы слышать разговор. Я набрал номер.

– Cosa vuoi? [18]18
  Что вам нужно? ( ит.)


[Закрыть]– ответил хриплый голос.

– Это Дракко? – спросил я.

Молчание.

– Sono un amico di Archie Ferris. [19]19
  Я друг Арчи Ферриса ( ит.).


[Закрыть]

Молчание. Затем щелчок. Он положил трубку.

Мы посмотрели с Джинни друг на друга. Я снова набрал номер.

Тот же самый голос:

– Cosa vuoi?

– Dracco, um, io sono un amico di…

Опять щелчок. Я начинал злиться. Джинни тоже.

– Дайте мне. – Она вырвала трубку. Набрала номер.

– Cosa… – начал тот же голос.

– Ascolti, idiota! – крикнула Джинни. – Quanlcuno mi ha dato un bigletto da visita col suo nome. Io sono con un ragazzo chiamato Reb. [20]20
  Слушай, идиот! Мне дали твою визитную карточку. Я звоню по поручению Реба ( ит.).


[Закрыть]

Я уловил только «Слушай, идиот» и «Реб».

Джинни прикрыла микрофон ладонью и прошептала:

– Я сказала ему насчет визитной карточки.

– Реб? – отозвался человек в трубке.

– Si, – сказала она в трубку. – Реб.

– Реб из Голливуда? – уточнил он уже по-английски.

– Si.

– Ладно. Тогда передай ему трубку.

– Дракко? – спросил я.

– Он самый.

– Почему ты бросал трубку?

– А вдруг полиция?

– Ага. Так вот, я друг Арчи Ферриса.

– Это не важно, чей ты друг, Реб из Голливуда. Я видел все фильмы с твоим участием. Говори, что тебе надо.

– А что ты можешь, Дракко?

– Что я могу? – повторил он после паузы. – Помочь за деньги без хлопот уехать из страны.

– Как?

– На самолете «Гольфстрим Файв», – сказал Дракко. – Рейс стоит сорок тысяч долларов. В любое место, куда хочешь. На визитке это не написано, но подразумевается.

– Понимаю. Куда угодно. – Я задумался. – Хорошо. Я перезвоню через пару минут.

– Пожалуйста.

Мы разъединились.

– Слышали, что он сказал? – спросил я.

– Вы думаете, это выход?

Сзади послышались шаги. Мы вздрогнули. Старик в грязном фартуке выбросил мусор в контейнер и исчез в магазине.

Я посмотрел ей в глаза.

– Тех двоих у автобуса наверняка прислал Теччи. Каким образом он нас вычислил, понятия не имею. Человек, который нас спас и передал карточку Дракко, видимо, был от Арчи. На нас идет охота по крайней мере с двух сторон. К тому же у меня нет оружия. Есть надежда, что сейф в отеле еще не взломали. Надо побыстрее заняться расшифровкой Кругов Истины.

– Правильно, – сказала она. – Но я не представляю, как к этому подступиться. Очень сложная графическая головоломка, которая потребует…

– Графическая, вы сказали? Я знаю специалиста по компьютерной графике.

Ну конечно же, Мона Кински. Вот кто нам поможет. Как мне раньше не пришло это в голову?

– Но ему можно доверять? – спросила она.

– Вполне.

– Кто он?

– Не он, а она. Моя старая знакомая, Мона Кински. – Я выудил монету из кармана. – Будем звонить Дракко.

– У вас есть сорок тысяч долларов?

– Да.

– С собой?

– С собой.

– Ничего себе. И куда мы полетим?

– В Калифорнию. – Я снял трубку.

Джинни тревожно оглянулась и придвинулась вплотную. От ее близости у меня закружилась голова. К черту, сейчас надо думать, как выбраться из этой ямы.

Я набрал номер.

– Cosa vuoi? – хрипло проговорил Дракко.

– Это Реб, – сказал я. – Нас двое, летим в Лос-Анджелес.

Он назначил встречу через час в аэропорту Линате в его частном ангаре. Сорок тысяч в американской валюте, два пассажира.

Мы направились в «Четыре времени года», переоделись. В вещах, несомненно, успел порыться Мобрайт, но они были целы. Мы их собрали, достали из сейфа сумку и отбыли.

Как я и подозревал, мой трюк с тайником на карнизе сработал. Ключ лежал на месте. Я поблагодарил Бога и нашего школьного учителя физики.

* * *

Дракко встретил нас в условленном месте. Смуглый, мускулистый, с густыми, закрученными вверх, усами. В элегантном пилотном комбинезоне, может быть, даже от Армани, и зеркальных летных очках.

Я показал переданную Джинни визитную карточку. Он глянул на нее и тут же возвратил.

– Ты знаешь, кто написал твое имя? – спросил я.

Дракко таинственно улыбнулся, показав золотой зуб.

– Если бы я не умел хранить секреты, то мы бы сейчас не разговаривали. Так что успокойся и давай показывай деньги на поездку в Тинзлтаун. [21]21
  Тинзлтаун – «Город мишурного блеска», одно из образных названий Голливуда.


[Закрыть]А то я человек занятой.

Я извлек деньги. Дракко пересчитал, спрятал. Затем сообщил будничным тоном, что фиктивный план полета оформлен, самолет заправлен, там полно еды и питья и нам не о чем беспокоиться.

Пытаясь унять дрожь в руках, я последовал за ним и Джинни в самолет. Он пожелал нам счастливого полета и прошел в кабину. Мы пристегнулись к комфортабельным кожаным креслам и через пять минут поднялись в воздух. На шестой минуте Джинни не выдержала:

– Чего это вы сжали кулаки в карманах?

– Может быть, вы займетесь переводом? – ответил я вопросом на вопрос.

Она смотрела на меня, скрестив на груди руки.

– Просто в самолете мне немножко не по себе, – сказал я. – Вот и все.

– Это ясно. Но почему?

– Джинни, если на сухие листья через увеличительное стекло навести солнечный зайчик, они загорятся.

– Интересное наблюдение. Ладно, сменим тему. Кто эта Мона?

Я посмотрел в окно на мерцающий город внизу.

– Близкая подруга Марты Белл Такер.

– А кто такая Марта Белл Такер?

– Тут объяснять дольше. Дело в том, что после пожара я остался совсем один и…

– Что, никаких родственников? – прервала меня Джинни. – Ни дядей, ни тетей?

– Был дядя с материнской стороны. Но ему я не был нужен.

– Почему?

– Не знаю. Такой, видно, человек. Мама рассказывала, что он сбежал из дома в шестнадцать лет, стал мотогонщиком. Но там что-то не сложилось, и он пересел на грузовик. Кто-то сообщил, что дядя Делл – водитель-дальнобойщик. Больше ей ничего о нем не было известно. Так что дядю даже разыскивать не стали.

– Бедный мальчик, – проговорила Джинни.

– Не нужно меня жалеть. Все это было давно. Меня собирались взять под государственную опеку, но тут возникла Марта и…

– Усыновила вас.

– Не совсем усыновила, но что-то в этом роде.

– А кто она?

– Профессор-математик. Преподавательница в университете Вандербилта. У нее училась моя мама. Они подружились и все время поддерживали связь. Встречались редко, но звонили друг другу, переписывались. Мама посылала ей фотографии, вначале моего папы, потом мои. О пожаре Марта узнала из телевизионных новостей.

– Она была замужем? – спросила Джинни.

– Да. Но к тому времени овдовела. Ее муж умер от инфаркта. Она переехала и теперь преподавала в Калифорнийском университете в Беркли. Детей у них не было.

– Как она к вам относилась?

– Хорошо. Правда, заставляла учить математику. Особенно свирепствовала насчет геометрии. Это была ее страсть. Поэтому и подружилась с Моной Кински. Та тоже была помешана на графических образах.

– Марта жива?

Я вздохнул.

– После школы я поступил в Беркли, на факультет истории искусств. Марта умерла за две недели до выпускного вечера.

– Да… некому было за вас порадоваться.

Я не ответил. Прошла минута.

– Как она умерла? – спросила Джинни.

– Снимала во дворе с веревки выстиранную кухонную скатерть и упала. Остановилось сердце.

– Кто ее обнаружил?

– Я. Она лежала в траве, накрытая скатертью. Угол зажат в руке. Лицо безмятежное, спокойное.

– И что вы?

Об этом я не говорил ни с кем, даже с Арчи, но эта девушка, эта странная зануда выскребла все мое нутро. Передо мной возник двор и Марта. Траву нужно было подстричь, и я собирался это сделать в уик-энд. Она лежала в высокой траве.

– Я сел, скрестив ноги. Положил ее голову себе на колени, начал гладить волосы. Потрогал щеку. Она была холодная.

– Сказали ей что-нибудь?

– Да. Я прошептал: «Теперь ты встретишься с Джорджем».

Я не мог признаться Джинни, что плакал. Раскачивался и плакал, перебирая бесконечно дорогие седые волосы. Потом, когда ее увезли, я приготовил наше любимое блюдо, накрыл на кухне стол на двоих и плакал, очень долго, пока все не остыло.

– А Мона Кински – художник-график. Милая женщина. Очень способная. Превосходный каллиграф. Занималась компьютерным дизайном. Уверен, не бросила до сих пор. Она из той же породы, что и Ренуар, который в семьдесят пять в инвалидном кресле писал кистью, привязанной к запястью. А ей должно быть сейчас не больше шестидесяти пяти.

– А откуда вы знаете, что она жива?

– Когда я уехал из Беркли, то попросил Мону указать в завещании, чтобы мне сообщили о ее смерти. Что? Почему вы так на меня смотрите?

– Реб, вы не шутите? – Джинни смотрела на меня в изумлении. Подалась вперед, подперла подбородок ладонью. – Неужели вы попросили Мону, которой не были безразличны, чтобы она написала такое в завещании?

Я не ответил.

– Откуда вы знаете, где ее искать?

– Она присылала мне открытки. Там есть обратный адрес. Где-то в Мендосино. [22]22
  Мендосино – небольшой городок на севере Калифорнии.


[Закрыть]

– На которые вы, конечно, не отвечали. – Джинни грустно усмехнулась.

– Ладно, – сказал я, – а теперь подведите итог. Скажите что-нибудь умное и содержательное. Как после анализа сложной картины. Щегольните ученостью, придумайте поэтический образ. Например, что семена добродетели, когда-то посеянные родителями, так и не взошли в бесплодной почве моей души.

– Мне не нужно этого делать, Реб, – мягко проговорила Джинни. – Вы это уже сделали сами.

А потом небольшой салон долго оглашал только вой реактивных двигателей. Джинни достала из сумки свою страницу записок Леонардо и занялась работой. А я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Мне приснились горящие листья на бесплодной почве.

Где-то над Атлантикой Джинни меня разбудила.

– Я заслуживаю по крайней мере медали. – Она шлепнула мне на колени два листа, захлопнула пудреницу, уронила ее в свою бездонную сумку. – Прочтите, Реб, и оцените, хорошо ли я потрудилась.

Я проморгался и посмотрел на листок. Вначале, как обычно, шел итальянский текст.

Perche non mi fanno lavorare? Perche? Colui che dovrebbe di me fare tesoro mi nega i moei preziosi studi che si rivela debole di stomaco. I cio m’ha fatto male e mi tormenta giacche chi e mai costui se non sa fare cio che Dio stesso lo ha chimato a fare?

Perventun anni l’ebbi con me e nessun altro neppure Giovan giammai pote vederls.

Igli torno alla polvere ora e giusto in quest’istante ho stabilito dove e come dovra trovar riposo.

Brucia la mia furia con la forza d’un milion di candele e il suo baglior m’illumina’l camino. De’venti cerch’il sentier che il possente viaggiatore ed egli solo giammai porta veggente e del passato il vero alla daga condurra’l sapiente.

А на другом листе перевод.

«Почему мне не позволено работать? Почему? Почему он меня не ценит? Отвергает мои замечательные исследования?

У него, видите ли, от них болит живот. Как раздражает меня этот человек, неспособный выполнить то, что поручил ему Господь.

Двадцать один год я прятал это, и никто не догадывался, даже Джован. Он теперь ушел, снова к пыли, и в этот момент я решил, где и как это будет покоиться.

Моя ярость пылает миллионом свечей, и ее блеск освещает путь.

Путь в двадцать кругов, который сможет осилить лишь отважный путник. Двигаясь туда и сюда, от одного к другому, вооружившись мудростью прошлого, он придет наконец к кинжалу».

У меня по коже пошли мурашки.

– Путь в двадцать кругов. Он имел виду Круги Истины, первый и второй.

– Да, отважный путник, вы абсолютно правы, – сказала Джинни. – Но это не все. Я там увидела еще кое-что.

– Кто такой Джован?

– Конечно, Мелци. Его полное имя – Джован Франческо де Мелци.

– Приемный сын Леонардо, – сказал я.

– Да.

– А что означает «снова к пыли»? Может быть, перевод не точный. И это надо понимать, что он превратился в пыль, то есть умер? Но Мелци умер после Леонардо. Он пережил его, если я не ошибаюсь, лет на пятьдесят.

– Не в этом суть, – сказала она. – Пойдемте дальше. Мелци, разумеется, был тогда жив, так что скорее всего Леонардо имел в виду, что он просто сметал пыль с мебели.

– Чепуха какая-то. Зачем Леонардо об этом упоминает? Рядом с Кругами Истины?

– Эти записки он делал для себя, – нетерпеливо бросила Джинни. – Леонардо писал обо всем. Например, список покупок, сделанных в бакалейной лавке, у него соседствует с набросками «Поклонения волхвов». Так что Мелци вполне мог сметать пыль. Но вы пропустили важный момент. Не задерживайтесь. Итак, нам известно, что Кинжал Леонардо изготовил в 1491 году, а эти строки написаны спустя двадцать один год, так что…

– Ему было тогда шестьдесят, – сказал я.

– Несложно вычислить. А это значит…

Я задумался, мысленно пролистывая историю искусств. Затем до меня дошло.

– Выходит, Леонардо писал эти строки в Риме.

– Прекрасно, вы достойны аплодисментов. В 1512 году папа Лев X призвал Леонардо в Ватикан. Лев был сыном Лоренцо де Медичи и хотел, подобно отцу, возвестить новый Золотой век искусства. На сей раз не во Флоренции, а в Риме, сделав его мировой столицей искусств. Но он был неудачник, жаждущий наслаждений. Его презирали по всей Италии. По стране путешествовали двенадцать монахов-францисканцев, которые в своих проповедях называли Льва антихристом и возвещали конец света. С этим были согласны многие, включая Леонардо.

– Можно представить, какое у него было настроение в Риме, – сказал я.

– Да. Это объясняет строки, которые я перевела вчера. Теперь учтем, что в Риме папа Лев не дал Леонардо ни единого заказа. Об этом прямо так и говорится. «Почему мне не позволено работать?» – спрашивает Леонардо. Рафаэль пишет «Философскую школу Афин», Браманте строит что захочет, а Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу.

– Это должно было обижать Леонардо. Самый крупный его соперник преуспевал.

– Конечно, – согласилась Джинни. – Они ненавидели друг друга. Микеланджело утверждал, что Леонардо не способен ничего закончить, а тот, в свою очередь, называл его каменотесом, считал никчемным художником, не имеющим права расписывать Сикстинскую капеллу.

– Да, – сказал я. – Леонардо вообще не очень жаловал скульпторов, считал их простолюдинами.

– Итак, – подвела итог Джинни, – Леонардо, самый великий из них, был вынужден заниматься лишь в своем анатомическом театре. Но папа Лев приказывает прекратить и это, потому что его тошнит от мысли об анатомичке Леонардо.

Я выпрямился и произнес в тон с Джинни:

– Значит, теперь у нас есть неопровержимые доказательства, что «тот, кто его не ценит», – это папа Лев.

– Именно. Разумеется, Леонардо был очень расстроен. Господь наделил его необыкновенным даром, а ему не позволено работать. Его ярость пылала миллионом свечей, Реб. – Она наклонилась ко мне. – У вас есть какие-то предположения, где жил Леонардо в Риме, когда писал эти строки и придумал Круги Истины?

Я пожал плечами.

– В Бельведерском дворце, – сказала Джинни, всплеснув руками. – А где находится Бельведерский дворец?

Я улыбнулся:

– Бельведерский дворец стоит на Ватиканском холме. То есть там Леонардо решил, куда спрятать Кинжал.

– Наверное.

– Да не наверное, а точно. Я восхищен вами, Джинни. Вы проделали прекрасную работу.

– Но в таком случае, Реб, вам не кажется, что мы летим не в ту сторону? Может быть, нужно сказать Дракко, чтобы он развернулся?

– Ни в коем случае!

– Почему?

– Что с вами, Джинни? До сих пор вы демонстрировали превосходное логическое мышление, и вдруг такой сбой.

– Перестаньте ехидничать. Мы должны быть в Риме, а летим в Калифорнию. Где же тут логика?

Я сжал ее руку:

– Джинни, вы предполагаете, что в Ватикане папа сразу же отменит мессу, чтобы мы могли проверить под скамьями, нет ли там Кинжала? Или вы забыли, что нас преследуют Теччи и «Гибралтар»?

Она побледнела.

– Мы обязательно полетим в Рим, – сказал я, – но только после того, как расшифруем Круги Истины. Когда узнаем, «где и как это покоится». Надо действовать наверняка. Извините, что пришлось вас вернуть с небес на землю.

Некоторое время мы молчали. Я рассматривал Круги Истины. Что-то в значках, образующих окружности, показалось мне знакомым. Потом я вспомнил. На двенадцатилетие Мона подарила мне «Приключения Шерлока Холмса». Один рассказ мне особенно понравился.

– Вы помните рассказ из Шерлока Холмса «Пляшущие человечки»? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Там двое обменивались посланиями с помощью специально придуманного алфавита в виде фигурок пляшущих человечков, у которых руки и ноги принимали различные положения. Этот алфавит знали только они. Здесь мы имеем набор концентрических окружностей. Может быть, это пиктограмма?

– Возможно. – Джинни вгляделась в Круги. – Я не криптограф. – Она посмотрела на меня: – Послушайте, может быть, нам действительно попросить защиты в «Гибралтаре»? Все-таки международная спецслужба…

– Замечательно. Значит, вначале мы покинули их, причем не очень вежливо, а теперь будем просить защиты?

– Но они избавят нас от преследования Теччи.

– Ни от чего они нас не избавят. А только употребят для своих нужд, а потом в лучшем случае выбросят за ненадобностью. А могут и ликвидировать как нежелательных свидетелей. К тому же у нас нет никакой уверенности, что это действительно спецслужба. – Я взмахнул страницами записок Леонардо. – Нам нужно это расшифровать, Антония! Обязательно! Вы помните о знаменитом «Коне Сфорца», бронзовой скульптуре, которую Леонардо создал для Франческо Сфорца? Когда французы захватили Милан, она служила гасконским воинам мишенью для упражнений в стрельбе, а потом вообще из нее отлили пушечные ядра. «Тайная вечеря» многие годы висела в конюшне, и не меньше десяти раз поверх этой гениальной фрески писали что-то еще. И вот Леонардо в Бельведерском дворце размышляет о том, куда спрятать свое бесценное творение. Он не хочет, чтобы Кинжал повторил судьбу «Коня Сфорца» и «Тайной вечери». Нужно сохранить его для потомков. Я верю, Кинжал где-то там, поблизости от Бельведерского дворца. Где его искать, Леонардо написал здесь, на этих листках. И я собираюсь до этого докопаться. И не позволю какому-то мерзкому миллиардеру и его татуированному пособнику наложить лапы на творение Леонардо. – Я вскочил с кресла и начал мерить шагами небольшую комфортабельную кабину. – Или странным людям из «Гибралтара». К черту их всех. Никому не удастся использовать Леонардо в своих целях. Пока я жив, никому.

Я остановился, посмотрел на Джинни.

– Пусть нашедший Кинжал использует его для благородных целей. Об этом мечтал мой отец. И мне предстоит воплотить его мечту. «Отважный путник», о котором писал Леонардо, – это я!

– Как чудесно ты говоришь, Ролло Эберхарт Барнетт-младший, – прошептала Джинни, не сводя с меня глаз.

Я приблизил к ней лицо:

– Так ты с Леонардо?

Мы неожиданно перешли на ты.

– Да, я с Леонардо, – ответила она. – И с тобой.

– Тогда все в порядке. Летим в Калифорнию.