Текст книги "Между нами и горизонтом (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Их точно не смогут держать вместе? – спрашиваю я, вцепившись в Эми, которая скомкала мою футболку в своих маленьких ручках и цеплялась за меня, как будто от этого зависит ее жизнь.

Шерил сжимает губы с сожалением. Однако у нее такой извиняющийся вид, какой бывает у человека, сообщившего вам, что у него кончилось свежее молоко в продуктовом магазине. Это не чувствуется искренним. Возможно, это не ее вина. Она, несомненно, уже потеряла чувствительность к подобным ситуациям. Эми и Коннор были просто еще двумя несчастными сиротами, которые попали в систему. Очередные справочные номера, папки на ее столе, означающие больше бумажной работы и больше головной боли.

– Все будет хорошо, – убеждает она. – Я успешно нашла дом для более чем шестидесяти пяти процентов моих детей. Это на двенадцать процентов выше, чем у среднестатистического работника, – говорит она, наклоняясь вперед, чтобы поделиться со мной информацией, говоря тихо, как будто не хотела, чтобы это прозвучало как хвастовство.

Шестьдесят пять процентов должны были произвести впечатление? Даже если бы она сказала девяносто пять процентов, этого все равно было бы недостаточно. Как, с чистой совестью, я мог позволить Шерил забрать детей, зная, какие страдания и одиночество они будут терпеть в сиротском приюте? Как? Знал ли Ронан, что таковыми будут последствия его действий, если откажусь быть манипулируемой им? Я почти уверена, что это так. И почти уверена, что он все еще манипулирует мной сейчас.

Вздыхаю, боясь, что следующие слова сорвутся с моих губ. Но их нужно произнести. Он победил. Ронан, в конце концов, победил. Я должна была дать ему то, что он хотел, иначе моя вина поглотит меня до конца моих проклятых дней.

– Боюсь, не могу позволить вам забрать их, миссис Лури. Придется оставить детей здесь, со мной.

Шерил хмуриться, склонив голову набок.

– Прошу прощения? Думала, вы просто няня.

– Нет. Ронан оставил детей на мое попечение. Он попросил меня позаботиться о них в течение следующих шести месяцев. Я думала, что им будет лучше с другой семьей, с кем-то более квалифицированным, чтобы заботиться о них, но в свете этой новой информации…

Шерил резко откидывается на спинку стула, вытаскивая из сумочки какие-то бумаги.

– Ну, это в высшей степени необычно. Никто не упоминал, что мистер Флетчер назначил вас опекуном детей на тот случай, если с ним что-нибудь случится.

– Его завещание было обновлено совсем недавно. Полагаю, у его адвоката, мистера Линнемана, есть документы.

Очень надеюсь, что Линнеман не уничтожил документы Ронана об опекунстве. Если он это сделал, то вряд ли что-то можно будет сделать. Шерил имела бы полное право забрать детей и исчезнуть вместе с ними на материке. И вообще, куда бы она их отвезла? Обратно в Нью-Йорк? Сомневаюсь. Что бы отправить их обратно нужны деньги, а зачем беспокоиться, когда у них нет семьи или чего-то, что связывает их с городом, когда Ронан ушел. Им предстояло бы оказаться в совершенно ином штате, чем тот, в котором они выросли просто потому, что их отец решил умереть на крошечном острове у побережья штата Мэн.

– Я собираюсь проверить это, мисс Лэнг. – Шерил выглядит очень расстроенной. – Не думаю, что сейчас у меня есть на это время. Мне действительно нужно вернуться на пристань. По закону, я должна забрать детей с собой в центр, пока все это не уладится.

– А если я предпочитаю, чтобы они остались здесь? Со мной?

– С моей стороны было бы неосторожно оставить детей в ситуации, которую я считаю нестабильной.

– Нестабильной? Я бы сказала, что здесь, со мной, окружающая среда гораздо более стабильна, чем в групповом доме.

– Мисс Лэнг... – Шерил замолкает, на мгновение сосредоточив все свое внимание на туфлях и задумавшись с открытым ртом. – Меньше пяти минут назад вы не хотели этих детей. Вы ничего не сказали о том, что мистер Флетчер назначил вас опекуном над ними. Вы заговорили об этом только тогда, когда узнали, куда их направят. Не хочу показаться грубой, но нас учат определять беспорядочное поведение у людей, оставленных заботиться о детях из группы риска, и простите меня за это, но ваше поведение определенно дало мне повод для беспокойства. Я не совсем уверена, что вы понимаете, что вам придется делать, или что вы сможете справиться с этим.

Наверху громко хлопает дверь в спальню Коннора, и громкий звук эхом разносится по всему дому. Просто замечательно.

– Шерил, я знаю, что это не хорошая ситуация. Знаю, что, вероятно, есть семьи и дома для Коннора и Эми, которые могли бы быть идеальными для них, но я также знаю, что разделение их и удержание в групповом доме в течение нескольких недель подряд, возможно, месяцев, никоим образом не принесет им пользы. У меня большой опыт общения с проблемной молодежью. Я уже много лет работаю с детьми того же возраста, что и Коннор и Эми. Я позабочусь об этих детях. Могу это сделать. Я буду бороться изо всех сил, чтобы убедиться, что они останутся со мной, если это означает, что они смогут остаться вместе. А теперь вы можете сидеть здесь и спорить со мной о том, что делать, или можете поспешить и застать Джерри на пристани, прежде чем он отправится обратно на материк. Я слышала, что шторм, скорее всего, продержится еще пару дней. Если вы не хотите провести две или три ночи взаперти в комнате над единственным баром на острове, не имея чистой одежды, чтобы переодеться, то я бы на вашем месте поторопилась.

Играть на ее желании покинуть Козуэй – дешевый ход, но, похоже, это сработало. Шерил вздрогнула, когда я упомянула о возможности застрять в баре. После долгой паузы, в течение которой она изучала меня водянистыми голубыми глазами, она говорит:

– Но, пожалуйста, имейте в виду… Я всегда могу вернуться. Признаю, что это, конечно, хлопотно, но я люблю свою работу. Если вы поймете, что эта задача вам не по силам, нет ничего постыдного в том, чтобы позвонить и попросить меня прийти и забрать их. Точно так же, если подумаю, что они в опасности, Офелия, я позабочусь о том, чтобы Коннор и Эми вернулись на лодке в Мэн быстрее, чем успеете моргнуть. Вы меня понимаете?

– Да, мэм.

– Ну что ж, тогда все в порядке. – Шерил поднимается на ноги, держа сумочку под мышкой, достает сотовый телефон и проверяет время. Драматически вздохнув, убирает телефон и нервно дергает свой пиджак. – Я сама найду выход. Уверена, что вам захочешь пойти и убедиться, что с Коннором все в порядке.

Это был не слишком тонкий намек, как будто я могла не осознавать, что мальчику понадобится какое-то утешение после того, как он узнал, что его отец умер. Хотя она сама сказала мне дать ему минуту.

Натянуто улыбаюсь ей – улыбка, призванная продемонстрировать вежливость, но не более того.

– Естественно. До свидания, – говорю ей, поднимаясь на ноги. Эми все еще крепко прижимается к моему телу, но теперь она неподвижна, как испуганное животное.

– К сожалению, думаю, что так и будет, – бормочет Шерил себе под нос.

Я прикусываю язык и бросаюсь наверх, прежде чем успею сказать что-нибудь такое, о чем потом пожалею.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Зеркальное отражение

Линнеман ничуть не удивился, когда я сказала ему, что остаюсь. Когда попросила его не придавать гласности документы, которые подписала, освобождая детей от моей опеки, он сказал: «Какие документы?» – в неловкой манере сообщника, но был слишком напряжен, чтобы убедительно показать свое невежество.

Моя мать, с другой стороны, была почти в истерике.

– Что значит, ты не вернешься?

– То и значит, не вернусь. Во всяком случае, пока. Женщина из соцзащиты была ужасна. И они собирались разлучить детей. Как я могла оставить их, когда…

– Я знаю, что ты беспокоишься о них, Офелия, но послушай меня. Ты хорошая, добросердечная девушка, но слишком много сопереживаешь другим людям. Люди этим пользуются. Этот Ронан Флетчер понял, что у тебя чуткое сердце, как только увидел тебя, а потом поставил в такое положение, от которого, как он знал, ты не сможешь уйти. Разве это справедливо?

Я вздыхаю.

– Знаю, что это несправедливо. Но я не могу просто оставить их в каком-то грязном, опасном месте, где с ними может случиться все, что угодно, и весело идти своей дорогой. Я не смогу спокойно спать.

Следует долгая пауза, а потом мама говорит то, что заставляет меня повесить трубку. Это звучит примерно так:

– Офелия, это не потому, что.. ну, ты знаешь… Потому что ты не можешь иметь собственных детей? Эми и Коннор... они в беде, и им нужен кто-то, кто будет заботиться о них, но не заблуждайся, милая, они не твоя ответственность. Это всего лишь работа и ничего больше. Как только эти шесть месяцев закончатся, тебе придется попрощаться и уйти от них. Не хочу видеть, как ты страдаешь из-за чего-то, что легко можно…

Если бы я позволила ей, она бы еще долго болтала без умолку. Мама, вероятно, не заметила, что я повесила трубку еще целую минуту.

Стараюсь не думать о том, что она сказала. Я едва знаю детей и не живу в вымышленной стране, где я усыновила их как своих собственных, и мы все собираемся жить долго и счастливо. Просто они должны были быть в безопасности, и выглядело так, как будто я единственный способ, которым это должно было произойти. По крайней мере, на какое-то время, пока не будет сформулировано другое соглашение.

Коннор отказался выходить из своей комнаты. Он лежал на кровати и смотрел в потолок, низко надвинув на голову шляпу в разноцветную полоску, и даже не моргал. Я просидела с ним почти все утро, пока Эми спала в гнезде из одеял и подушек на полу у моих ног, всхлипывая во сне. Как бы часто я ни пыталась заговорить с ним, Коннор даже не замечал моего присутствия.

В полдень я вышла из комнаты Коннора, чтобы приготовить им что-нибудь поесть, хотя знала, что ни один из не притронется к еде, и прошла уже половину лестницы, когда фигура, стоявшая в коридоре у входной двери, остановила меня как вкопанную.

Опять он.

Ронан.

Прислонившись к стене, упершись плечом в свежевыкрашенную кремовую штукатурку, темные волосы спадают ему на глаза, клетчатая рубашка помята и не заправлена – это действительно был он. Это был Ронан.

Я кричу и пытаюсь взбежать обратно по лестнице.

– Не надо! Не подходи ближе!

Ронан даже не вздрогнул. Он изучает меня с холодным, отстраненным выражением на лице, которое делает его еще более красивым, чем когда-либо, жестоким, царственным способом, от которого дрожь пробежала по моему телу. Разве он не должен быть более прозрачным или что-то в этом роде? У меня почти нет опыта общения с недавно умершими, но я читала много ужастиков, когда была подростком, и призраки должны были быть более бледными и гораздо менее раскрасневшимися.

На щеках мужчины румянец, а глаза ярко блестят, такие же глубокие и темные, как всегда. Я не могу пошевелить ногами. Мне нужно шевелить ногами, чтобы убежать от него, но они ни в малейшей степени не слушают меня.

Я снова кричу, вцепившись руками в перила, едва удерживаясь на ногах.

– Господи, женщина. Замолчи. – Ронан отталкивается от стены, а затем направляется ко мне, в гневе сдвинув брови. – Ты вопишь так, что и мертвого разбудишь.

Он подходит к основанию лестницы, засунув руки в карманы, и я чуть не теряю сознание на месте.

– Не надо. Я серьезно. Не подходи ближе. Клянусь, я ... – Я не знаю, что буду делать, ведь невозможно защититься от паранормальных сил.

Ронан качает головой, выглядя очень разочарованным. Его глаза вспыхивают от нетерпения.

– Офелия. Это ведь твое имя, да? Слушай, я знаю, о чем ты думаешь, но я не Ронан. Если бы мы могли пропустить эту часть и перейти к менее нелепой части нашего разговора, было бы потрясающе.

– Ты не..? – В его словах нет никакого смысла. Это точно Ронан. Волосы, глаза, свирепый изгиб губ, от которого у меня почему-то подкашивались колени. Правда, его волосы более растрепанные по сравнению с зализанной назад хипстерской стрижкой, которую он обычно носил, но даже так не было никакой ошибки.

У меня отвисает челюсть и расширяются глаза. Знаю, что это так, но ничего не могу с этим поделать.

– Салли, – говорит Ронан. – Я Салли, брат Ронана.

– Какой?

– Очевидно, брат-близнец. У нас мимолетное сходство, по крайней мере так говорят. – Он ведет себя как придурок, голос буквально сочиться сарказмом, и могу понять почему. У них с Ронаном более чем мимолетное сходство. Он точная копия этого человека.

Я все еще не уверена, что верю словам, которые слетели с его губ. Однояйцевые близнецы, конечно, вполне реальны – в моем классе в школе Сент-Августина были две маленькие девочки, которым приходилось носить бейджи с именами, потому что их было трудно отличить друг от друга – но это безумие. Ничто не отличало человека, стоящего передо мной, от Ронана Флетчера. Они одного роста, одного телосложения. То, как они держались, прислонившись к стене, было совершенно одинаковым. Они точные копии друг друга, а не просто два человека, которые случайно делили один и тот же эмбриональный мешок.

– Линнеман позвонил и рассказал мне, что случилось, – говорит Ронан… нет, Салли. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить его имя. – Я заходил вчера вечером, но ты, кажется, испугалась. Я подумал, что ты будешь менее сумасшедшей, если я вернусь днем. Похоже, я ошибся.

Ошеломленная, делаю шаг вниз по лестнице, не сводя с него глаз, как будто он исчезнет, если я отвернусь.

– Уверена, ты понимаешь, почему…

– Я похож на своего брата. Слышу это всю свою жизнь. Когда смотрю в зеркало, то вспоминаю его. Ежедневно. Так что да. Я понимаю. А теперь мы можем двигаться дальше? У меня был этот разговор больше раз, чем я могу сосчитать, и он становится действительно чертовски раздражающим.

Медленно спускаюсь по оставшейся части лестницы, пытаясь вернуть себе немного достоинства. Вероятно, в глазах Салли этого не произойдет, но все же я должна попытаться.

– Линнеман не упоминал, что ты зайдешь, – бормочу я, вытирая потные ладони о джинсы.

– Потому, что я ему не сказал. Нет смысла. Он бы только попытался отговорить меня от этого, в своей обычной манере, и я бы закончил грубостью. —Кажется, что грубость – предопределенное состояние этих мальчиков Флетчер. Никогда бы не подумала, что такое возможно, но Салли еще более колючий и недружелюбный, чем его брат. – В любом случае, я не собираюсь оставаться здесь надолго, – говорит он, дерзко вздернув подбородок. – Я пришел сказать, чтобы ты не беспокоилась.

– Прошу прощения?

– Линнеман рассказал, что сделал мой брат. Что он хочет, чтобы ты оставалась здесь, на острове, пока я не сдамся и не решу позаботиться о его детях. Я пришел сюда, чтобы сказать, чтобы ты не беспокоилась. Я не возьму их себе. Он был сумасшедшим, если думал, что я когда-нибудь смогу присматривать за ними. Поэтому делай то, что должна. Я остаюсь в стороне от этого.

– Папа? – высокий, испуганный голос Эми эхом разнесся по коридору сверху.

Глаза Салли расширяются.

– Это... это его маленькая девочка? – Он похож на кролика, попавшего в свет фар.

Я молча киваю. Оглянувшись через плечо, думаю увидеть ее за моей спиной, но Эми все еще идет по коридору неуверенными и робкими шагами.

– Я понимаю, что ты сейчас немного не в себе. Но... может быть, ты захочешь встретиться…

Поворачиваюсь к Салли, но его там уже нет. Входная дверь распахнута настежь, а мужчины нигде не видно. Вместо него на его месте стоит невысокая женщина около тридцати, с ярко-рыжими волосами и в черной шерстяной шапочке. Она, нахмурившись, смотрит через плечо.

– Вижу, вы с Салли уже познакомились, – говорит она. Войдя в дом, она протягивает руку, и ее хмурый взгляд превращается в легкую улыбку. – Привет, я Роуз. Ронан нанял меня, чтобы я помогала тебе заботиться о детях. Мистер Линнеман приходил ко мне вчера и рассказал, что случилось. Прости, что сразу не приехала. Честно говоря, была в шоке. Я знала Ронана всю свою жизнь. Я просто... не могла поверить в то, что он сделал.

– Мне ли не знать. – Я пожимаю ей руку, яростно моргая. Должно быть, выгляжу очень странно. – Извини, все еще не могу прийти в себя… – Указываю на дверь, в след Салли, стараясь не выглядеть такой ошеломленной.

– Да. Он так влияет на людей. Как насчет того, чтобы я приготовила тебе кофе, и мы могли бы обсудить расписание? А в процессе могу дать тебе немного больше информации о последнем оставшемся брате Флетчеров.

***

Роуз вся в веснушках, а также полна ошеломляющих фактов о Ронане и Салли. Они оба были трудными подростками, склонными к дракам и разжиганию хаоса. В две тысячи четвертом году, получив дипломы, они вместе пошли служить в армию, став офицерами, и это их немного успокоило.

Она сказала, что никто на самом деле не знал, что произошло, но все были шокированы, когда Салли вернулся на остров, а Ронан ни с того ни с сего женился на Магде. Салли замкнулся в себе и отказался общаться с кем-либо в Козуэй, если только они не заказывали у него мебель, а Ронана больше никто не видел. До тех пор, пока он не появился неделю назад без Магды и с двумя детьми на буксире.

–Я так завидовала Мэгс, – говорит Роуз, делая глоток кофе. – Она была моей лучшей подругой в школе. Она так отчаянно хотела выбраться отсюда, так отчаянно хотела уехать. Она переехала в Нью-Йорк, когда Салли и Ронан уехали туда учиться, и просто не вернулась. Я навещала ее раз или два до всей этой заварухи с Ронаном.

– Что за заваруха с Ронаном?

Роуз побледнела.

– Ну, в общем, Магда начинала не с Ронаном. Она встречалась с Салли, когда они переехали в Нью-Йорк.

О. Боже. Полагаю, это многое объясняет.

– Мэгс пыталась уговорить меня переехать к ней, – продолжает Роуз, не обращая внимания на то, что информация, которую она только что сообщила, поразила меня. – Но я не могла этого сделать. Всегда хотела преподавать здесь, на острове. Я изучала английскую литературу и язык в колледже в Бангоре, а потом вернулась сюда и получила работу в школе. Мне нравится моя жизнь, но я все еще думаю об этом. Какой была бы моя жизнь, если бы тогда уехала жить в город с ней.

– Однажды местная газета напечатала статью о Ронане, когда он был награжден армейской медалью. Наверное, это был последний раз, когда разговаривала с Мэгс по телефону. Я позвонила, потому что в статье говорилось, что Ронан даже не присутствовал на церемонии, чтобы забрать эту чертову вещь. Что им пришлось отправить медаль ему по почте. – Роуз пожимает плечами, допивая кофе. – Я хотела поздравить его, сказать, как мы гордимся им здесь, на острове, но он даже не ответил на мой звонок.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дневник

15 марта 2000 года

Эот дневник пахнет? как магазин, в котором мы купили уздечку Топпера. Мне это нравится. Папа сказал, что он выглядит слишком мужским, но мне все равно. Это мои деньги. Я могу купить на них все, что захочу. Салли говорит, что подождет, пока я заполню все до последней страницы, а потом украдет его и прочтет. Такой придурок. Лучше бы он этого не делал. Салли Джеймс Флетчер, если ты это читаешь, то попадешь прямиком в ад. Не вторгайся в мою личную жизнь, или я отпилю тебе яйца ржавым ножом для масла!

Вероятно, следовало бы сделать такую же угрозу Ронану, но зачем утруждаться? Он слишком занят планированием своего «великого американского путешествия», чтобы дважды задуматься о том, что я здесь нацарапаю. И это тоже хорошо! По крайней мере, мне придется беспокоиться только об одном из мальчиков Флетчер. Так что... не знаю. Думаю, буду писать сюда только тогда, когда мне нужно будет сказать что-то действительно важное. Книга слишком хороша, чтобы тратить ее впустую, ведь я шестнадцатилетняя девушка. Кажется, стыдно покрывать страницы чушью о мальчиках и школьной драме. Я хочу иметь возможность прочесть этот дневник через сорок лет и гордиться теми моментами, которые здесь записала.

Надеюсь, к тому времени я смогу сказать, что прожила жизнь, о которой стоит написать. Надеюсь, к тому времени мы с Салли поженимся и у нас будут собственные дети. Надеюсь, мы объездили весь мир. Увидели все, что только можно увидеть. Надеюсь, что мы вернулись на остров и построили новую жизнь здесь, и я могу ездить верхом каждый день, а Салли может делать вещи в своей мастерской. Это сделало бы меня счастливой. Действительно очень счастливой.

М

М – Магда. Я ошиблась. Думала, что дневник, который Ронан оставил мне, принадлежал ему, но это не так. Он принадлежала его жене, и первая же запись на первой же странице слишком ясно подтверждала то, что сказала мне Роуз: Магда была влюблена в Салли. Я могла бы предположить, что проблема между Ронаном и его братом каким-то образом возникла из-за женщины, но понятия не имела, что это будет мертвая жена Ронана. Какой раздор это должно было бы вызвать. И как такое случилось? Магде было шестнадцать, когда она сделала запись на первой странице своего дневника.

Пролистав журнал до последней записи, смотрю на дату. Апрель прошлого года. Почерк изменился за эти годы с девчачьего, петляющего на более элегантный, растянутый текст, но буквы все еще безошибочно указывают на одну и ту же руку. Я избегаю слов, написанных на бумаге, не желая пока их читать. По какой-то причине мне хочется перепрыгнуть в конец и испортить себе всю историю, хотя в данном случае я уже знаю, что произойдет в конце. Магда мертва, а теперь еще и Ронан. Салли последний выживший.

После ухода Роуз я нырнула в кабинет и схватила книгу, прежде чем успела передумать. Мне нужна еще какая-то предыстория, и вот, похоже, я получу ее в избытке. В дневнике Магды больше сотни записей. Некоторые страницы жесткие и потрескивают, когда их переворачиваешь. Другие покрыты фотографиями. К некоторым прикреплены билеты на мероприятия, билеты на самолет... корешки в кино. Ближе к концу дневника замечаю снимок УЗИ, прикрепленный к странице, и мне приходиться остановить себя от более тщательного изучения, чтобы узнать, кого именно упоминала в своем дневнике Магда – Коннора или Эми.

Эми просидела со мной весь день, то погружаясь в сон, то просыпаясь, время от времени тихонько рыдая, от чего у меня сердце кровью обливалось. Коннор сидел в своей комнате, нахлобучив на голову шляпу, не двигаясь и не говоря ни слова. Он набросился на меня яростно рыча и попытался пнуть, когда хотела поднять его и взять на руки, и поэтому я оставила его одного в тишине его комнаты, надеясь, что поступаю правильно.

Около четырех часов начался дождь, яростно стуча в окна, дребезжа в их рамах, и ветер рвался в дом, завывая через кирпичную кладку в старой кладовке, единственной части дома, которая не выглядела так, как будто она была отремонтирована, заставляя кухонную дверь захлопываться за мной каждый раз, когда я входила туда, чтобы взять сок или печенье для Эми.

Я никак не могу перестать думать о дневнике Магды. Я не могу перестать думать о том, как выглядел Салли, или о том, как резко разговаривал со мной. Он был суров и неприветлив, но испугался, когда услышал, как Эми зовет своего отца, он выглядел таким потерянным, что трансформация поразила меня. Мне нужно знать, почему он нашел время прийти в дом не один, а два раза, чтобы сказать мне, что я зря потрачу время, если попытаюсь выполнить желания Ронана. Тайна всего этого меня просто убивает.

Пролистываю дневник, позволяя ему раскрыться на середине – страница, полная фотографий. Знаю, что это фотографии Салли, потому что Магда написала под каждой из них название, время и дату.

Салли, Форт-Беннинг, Апрель 2003 года.

Салли, Таймс-Сквер, Декабрь 2003 года. Четыре дня до развертывания.

Салли, Кабул, Май 2004 года.

Салли, с Дэниелсом и Роджерсом, Кабул, январь 2005 года.

Под этой записью к бумаге приклеена выцветшая маленькая фотография: Салли в полной военной форме, палящее солнце, на заднем плане раскаленный добела волдырь, два высоких черных парня также в форме, закинув руки ему на плечи. Все трое мужчин улыбаются, показывая зубы, на лбу выступил пот, но что-то в этой фотографии не так. Улыбки кажутся резкими, как будто их нарисовали. Мужчины стоят, выпрямившись во весь рост, словно готовые при первых же признаках опасности отбросить притворное счастье, чтобы схватить винтовки и вступить в бой.

Никто из них не выглядит так, как будто они вообще хотели находиться там.

***

Я не видела Салли больше месяца. Прошло четыре недели, и ни звука. Возможно, это не было бы так странно, если бы остров не был таким маленьким, и если бы все не говорили: «Ох, как забавно. Ты только что разминулась с Салли». Как будто он каким-то образом пометил меня GPS-маячком, всегда знал мое точное местоположение и был полон решимости избегать меня любой ценой.

Представитель службы защиты детей связался со мной и отправил Шерил обратно на остров, чтобы убедиться, что не пренебрегаю детьми (чего я не делала), и подписали документы на то, чтобы они оставались со мной до следующей весны. Присутствие Роуз было неоценимым подспорьем. Я использовала часть карманных денег, которые Ронан отложил для меня, чтобы заплатить доктору Филдингу за сеансы с Коннором и Эми по скайпу. Время, проведенное с Эми, казалось, очень помогло ей, но с Коннором все было гораздо сложнее. Он часто сидел перед экраном компьютера и вообще отказывался говорить, когда Филдинг задавал ему вопросы. А если говорил, то кричал, вопил и ругался до тех пор, пока Филдинг не объявлял сеанс контрпродуктивным и не прекращал работу. И все же я надеялась на прорыв. И очень скоро. Мои нервы измотаны до предела, но что еще важнее, я чувствую, что подвожу Коннора и Ронана одновременно, и это меня совсем не устраивает.

Ноябрь выдался ужасно холодным. Небо было цвета войны – серое, черное и мрачное – и дождь был не редкостью. Роза осталась дома с детьми, когда я наконец снова увидела Салли Флетчера.

– Ну вот и все, милая. Уф, какая тяжелая штука. Должно быть, там что-то хорошее. – Сэм, женщина, которая управляла почтовым отделением, с улыбкой подвинула мне через прилавок пакет, за которым я пришла. Посылка была от мамы – наверное, еще зимняя одежда. Она боится, что я замерзну насмерть. Сэм смотрит мне через плечо и приветственно поднимает руку. – Привет, Салли. Можешь оставить его там, если хочешь. Я заскочу к тебе по дороге домой, чтобы заплатить.

Я разворачиваюсь так быстро, что чуть не теряю равновесие. И действительно, в открытых дверях почтового отделения стоит Салли, держа в руках огромное красивое кресло-качалку. Когда он видит меня, выражение его лица сменяется от полного безразличия к открытому ужасу.

– Конечно, Сэм.

Он ставит кресло-качалку рядом с дверью, согнувшись в талии, и я не могу не заметить, как коротко он подстриг свои волосы или завитки древесных стружек, которые прилипли к толстому клетчатому материалу его рубашки. На шее у него черное пятно, как будто он потер еt грязными пальцами, и никто не сказал ему о пятне на коже. Он больше не оборачивается и, не сказав Сэм ни слова, просто выходит за дверь.

– На твоем месте я бы не делала этого с собой.

– Простите? – Обернувшись, вижу, что Сэм смотрит на меня понимающе и настороженно.

– Салли Флетчер. Красивый, как сам дьявол. В какой-то момент все женщины на этом острове поддавались искушению, но он никогда не смотрел ни на одну из них. Поверь мне. От этого больше хлопот, чем пользы. Если тебе нужно сделать шкаф или починить стул, тогда Салли именно тот, кто тебе нужен. Но если ищешь кого-то с нежным и добрым сердцем, чтобы прижаться к нему на диване, когда идет дождь, тогда тебе лучше завести собаку.

– Я этого не ищу. А если бы и искала, то Салли меня бы точно не заинтересовал.

Судя по выражению ее лица, Сэм мне ни капельки не поверила.

– Тогда ладно. Но чтобы ты знала, этот человек вернулся из пустыни другим человеком, если понимаешь, что я имею в виду. Просто будь с ним поосторожнее. И не позволяй этим малышам слишком часто находиться рядом с ним.

Этого можно было не опасаться. Салли совершенно ясно дал понять, что он не передумает, когда сбежал из дома четыре недели назад. Я не слышала от него о заинтересованности в племяннице и племяннике. Вообще от него ничего не слышал, и точка.

Выйдя на улицу, замечаю, как он забирается в битый грузовик, настолько покрытый грязью, что я даже не могу разобрать, какого он цвета. Понимаю, что он хочет исчезнуть как можно скорее, но не собираюсь ему этого позволять. Встаю перед машиной и кладу ладони на капот.

– Какого хрена ты делаешь? – рявкает Салли, высунувшись из окна.

Он так похож на Ронана, что даже жутко. Я никогда не слышала, чтобы Ронан матерился, но слишком хорошо могла себе это представить.

– Ты меня избегаешь. И детей тоже. Почему?

– Ты сошла с ума. – Салли оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то, кто согласился бы с ним. – Я занятой человек, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. У меня много работы. Зачем мне играть в глупые игры и избегать тебя?

– Вот это мне и хотелось бы знать. Ты даже не пришел на похороны Ронана.

Этот день был одним из немногих погожих дней, которые пережила в Козуэй. Солнце светило в течение всех сорока минут, что я стояла у могилы Ронана с детьми, температура была прохладной, но было не холодно. И тот факт, что так мало людей пришли попрощаться с Ронаном, был душераздирающим. Там, в Нью-Йорке, наверняка были бы коллеги по работе, друзья, соседи.… Здесь, на острове, единственным человеком, которого я знала в крошечной католической церкви, была Роуз, и все.

– Конечно, не пришел. – Салли поворачивает ключ в замке зажигания, двигатель автомобиля оживает, заставив меня вздрогнуть. – Знаешь, я не прочь переехать девушку. Я уже делал это раньше.

– Когда? В Афганистане?

Салли откидывается на спинку сиденья, словно получил пощечину.

– А что ты знаешь об Афганистане?

Очевидно, я задела очень, очень больной нерв.

– Ничего.

– Вот именно. Ты ничего не знаешь.

– Может быть, мне стоит это изменить. Может, стоит просто прочитать дневник Магды, и…

– Что ты сказала? – Салли перестает пытаться переехать меня и смотрит на меня в окно. Его гнев словно рассеялся в клубах дыма.

– Дневник Магды. Ронан велел мне прочитать его. Чтобы лучше понять, что произошло между вами.

– Неужели? – Салли наклоняется вперед, упершись локтями в руль, склонив голову набок. Брови так высоко подняты, что почти касаются линии волос. Он так зол, что я чувствую, как в воздухе повисло напряжение. Судя по выражению его глаз, не удивлюсь, если он меня переедет. – И что же тебе удалось узнать, Лэнг? – резко спрашивает он. Он выглядит подозрительно. Почти взволновано.

– Ничего. Я его не читала, – огрызаюсь я. Это было правдой. Я не прочла ни одной записи с тех пор, как впервые взяла дневник после смерти Ронана. О, я точно этого хотела. Он все еще лежит на моем ночном столике, и ночь за ночью я борюсь, пытаясь убедить себя в том, что чтение дневника не является вторжением в частную жизнь Салли. Но так оно и было. Я точно знаю.