Текст книги "Между нами и горизонтом (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Афганистан
2009
Салли
Итальянцы снова устроили бомбардировку. Они должны были отправить посланника на базу по крайней мере за три часа до любого запланированного штурма пригородных районов города, обычная вежливость, чтобы сообщить нам, как и когда мы должны были передислоцировать наши войска из горячих зон, однако в последние несколько раз никто не появлялся с разведданными, и напряженность между лагерями нарастала. Даже радиосвязь сделала бы свое дело, но европейцы устали от двойных стандартов (мы никогда не говорили им, когда планировали устроить заварушку), и поэтому ясно дали понять, что им надоело играть с нами в любезности. Чертовски нелепо, что мы все здесь по одной и той же причине и никак не можем поладить.
Однако, мне нравится, когда итальянцы рядом. Они единственные, кто мог провести крепкие напитки в страну, и они всегда рады обменять его на сигареты и любое порно, которое хранилось на нашем общем диске. И это было очень много порно.
Бегу через базу, вздрагивая каждый раз, когда над головой свистит пронзительный вой миномета, проклиная все на свете. Я пробегаю мимо одного из старших лейтенантов из роты «С», направлявшегося в противоположном направлении, какого-то мальчишки из Алабамы, который, вероятно, когда-нибудь будет руководить всем этим шоу. Он замедляет шаг, отдавая мне честь.
– Сегодня они жужжат буквально за забором, капитан. А еще хренова куча вон с тех холмов. Уитлок собирается надрать несколько задниц сегодня вечером!
Я смеюсь и поворачиваюсь, чтобы бежать спиной назад.
– Не видел моего брата, лейтенант? Не могу его нигде найти.
Лейтенант склоняет голову набок, изучая меня.
– Простите, что спрашиваю, сэр, но вы который? Будь я проклят, но никак не мог вас отличить.
– Салли, – отвечаю я, ухмыляясь, чтобы показать, что ничего страшного не случилось.
– А-а. У вас есть какие-нибудь советы, как отличить вас друг от друга, а, капитан? Возможно, это немного облегчило бы нам всем жизнь.
Я пожимаю плечами.
– Извини, парень. Есть только один способ отличить нас друг от друга, и не думаю, что это сильно поможет.
– Испытайте меня.
– Ну, мой член явно больше, чем у него, – говорю я, смеясь. – Во всяком случае, девчонки в старших классах всегда отличали нас друг от друга.
По правде говоря, Магда была единственной девушкой, которая вообще видела мой член. И у Ронана, вероятно, был точно такой же размер, как у меня, вплоть до миллиметра. Не то чтобы мы сравнивали, конечно. Это было бы немного странно. Наши руки, ноги, плечи, талия – все было идентично. Почему наши члены должны быть разными?
Старший лейтенант смеется.
– Ну, в любом случае, другой капитан Флетчер только что закончил инструктаж с полковником. Я слышал, как парень из разведки Уитлока жаловался на то, как долго длилась их встреча. Ваш брат, вероятно, где-то оправляется от выволочки, которую ему только что устроили.
Полковник Уитлок с гордостью носил своего орла (прим. перев.: имеется в виду Значок «Орел полковника ВС США»). Он был лаконичным, серьезным, эффективным лидером со слегка пофигистическим отношением, но он делал свою работу. Нелегко руководить такой операцией, как эта, в глуши, с ограниченными ресурсами и целым городом, полным местных жителей, которые все хотели твоей смерти. Часы у него в кабинете словно останавливались, когда он кого-нибудь отчитывал. Ты облажался и знал, что проведешь большую часть дня в офисе Уитлока со спущенными штанами вокруг лодыжек, получая удовольствие от своей жизни.
– Вот, дерьмо. Ладно. Спасибо, парень.
Затем я срезаю путь через базу, огибая лазарет и транспортные контейнеры, которые установлены, как склад с запасами общего назначения, с полками, заполненными тюбиками зубной пасты, туалетной бумагой и сладостями, пока не достигаю другого конца базы, где разбиты палатки офицеров. Замечаю Ронана как раз в тот момент, когда он собирается войти внутрь. Увидев меня, он вздыхает с облегчением, хотя под глазами у него темные зловещие круги, и он выглядит так, словно плохо ел. Если так будет продолжаться и дальше, людям будет слишком легко отличить нас друг от друга. Он будет выглядеть так, будто вот-вот упадет лицом в могилу.
– Эй, мужик. Мы должны были встретиться после обеда. Они облажались и снова отдали мне твою почту. Уитлок задержал на долго, да? – Я морщусь, ожидая услышать, насколько все было плохо. Судя по выражению лица Ронана, это было действительно чертовски плохо.
Ронан сглатывает, оглядывается вокруг, а затем подталкивает меня внутрь палатки. Сначала проверяет одни ли мы, проходя по всей длине помещения, а затем возвращается обратно, сжимая и разжимая кулаки снова и снова каждые несколько секунд. Он ведет себя странно, как вел себя уже несколько недель, начиная с инцидента с женщиной и маленьким ребенком.
Казалось, он испытал облегчение, когда я сказал, что он ошибся, что не было ни женщины, ни ребенка, и все же по прошествии нескольких дней Ронан начал задавать вопросы. Как выглядел этот парень? Был ли он в каких-нибудь списках наблюдения? Во что он был одет? На сколько лет он выглядел? Вера Ронана в то, что он легко отделался, очевидно, ослабевала, и это не могло закончиться хорошо.
Он останавливается передо мной, ссутулившись, голова низко опущена.
– У Уитлока был полный пи*дец, чувак. Он вызвал меня, чтобы поговорить о каких-то пропавших шинах из снабжения, но это оказалось ерундой. В действительности он хотел поговорить о продлении командировки.
– Продлении? – Это слово было пулей, выпущенной из мощного ружья в трех милях отсюда. Вы слышали его, знали, что произойдет, но не чувствовали ни удара, ни боли в течение добрых пяти или шести секунд, пока тяжесть его не успевала погрузиться внутрь. – О каком продлении, черт возьми? Наши командировки заканчиваются через девять недель. Мы возвращаемся в Штаты.
Мускулы на челюсти Ронана напряглись. Он отводит взгляд, низко сдвинув брови. Я не видела своего брата плачущим с похорон наших родителей, и это такое старое воспоминание, что боль добралась до него и превратила в пыль.
– Не похоже, что в ближайшее время кто-то на базе попадет домой, – говорит он мне. – Уитлок говорит, что они оставляют на службе всех офицеров, а также рядовых. И меня, и тебя. Всех. Целый батальон. Разведка прогнозирует усиление активности талибов в этом районе с сегодняшнего дня и до конца года. Вот и все. Командировки продлеваются.
Несмотря на жару, мне холодно. Неужели это правда? Не может этого быть. Они не могли просто так обрушить на нас такое дерьмо без всякого предупреждения, особенно за два месяца до того, как мы должны были вернуться домой.
– Как долго? – спрашиваю я. – На сколько продлевают?
Дыхание Ронана становится прерывистым.
– Шесть месяцев. Он сказал, что есть все шансы на пересмотр сроков, если разведданные окажутся неверными, но он очень сомневается в этом. Уитлок сказал, что высоко ценит мою преданность армии США, и что моя жертва принесена ради общего блага нашей прекрасной нации и защиты ее народа. Бла-бла-бла. Конец.
– Что ты сказал?
Ронан пристально смотрит на меня.
– Я сказал: «Благодарю вас, сэр, за предоставленную возможность. Это большая честь для меня». Что еще я мог сказать? «Вообще-то, сэр, у меня были планы на апрель в Мэне, и я не очень хочу их отменять?» Или как насчет простой старой правды? «Сэр, я покончил с этим дерьмом и не думаю, что смогу выдержать еще один день. Я не могу уснуть, и с каждой секундой, проведенной здесь, становлюсь все ближе к безумию». Как, по-твоему, прошел бы этот разговор, Салли? Он бы тут же отправил меня под трибунал.
– Ты не можешь знать наверняка.
– Я знаю. Мы говорим об Уитлоке. С другой стороны, если бы меня арестовали, меня бы, по крайней мере, отправили обратно в военную тюрьму в Штатах. Что предпочтительнее, чем еще шесть месяцев в этой адской дыре. Боже. Какого хрена происходит, Салли? Последние несколько лет были похожи на один долгий, бесконечный кошмар, который, кажется, никогда не закончится. День за днем таскаешь рюкзаки и стреляешь в мирных жителей, подозревая всех и вся, безумие подкрадывается так постепенно, что никто, кажется, не замечает, пока однажды парень, стоящий рядом с тобой в очереди в столовой, не делает что-то настолько монументально безумное, что ты вдруг видишь это, оно внезапно щелкает, и понимаешь, что ты всего в секунде от того, чтобы самому сделать то же самое сумасшедшее дерьмо.
Ронан едва соображает, вцепившись руками в футболку цвета хаки, на висках выступили капельки пота. Я никогда не видел его таким, и никогда так не волновался за него. Люди всегда много говорили о связи, которую разделяют близнецы. Сверхъестественная связь между ними. Один из них получает травму, другой чувствует боль. Один несчастлив, другой тоже подавлен. Один в опасности, другой охвачен таким подавляющим дурным предчувствием, что должны позвонить и убедиться, что все в порядке.
Ронан и я никогда не испытывали ничего подобного, но мне не нужна была выдуманная телепатическая связь прямо сейчас, чтобы понять, что он чувствует. Напряжение, исходящее от него, сгущается в воздухе, и в глазах застыла паника. Я шагаю вперед и обхватываю его руками, обнимая крепче.
– Черт, чувак. Все будет хорошо. Шесть месяцев – это ничто. Мы можем сделать это без проблем. Просто подожди и увидишь. Мы даже не вспотеем.
Ронан утыкается лицом в мое плечо, тяжело дыша. Он на грани срыва и полной потери самообладания. Обнимая его так крепко, как только могу, повторяю ему снова и снова, что все будет хорошо, что еще шесть месяцев не сломят нас, но это ужасное чувство страха свернулось у меня в животе, как смертельно опасная змея, и угрожает ужалить в любой момент. Не знаю, сможет ли он прожить здесь еще полгода. Не знаю, все ли будет хорошо. Все, что я знаю, это то, что я всегда прикрывал его спину и собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему пройти через это как можно лучше.
Мы долго стоим молча, пока Ронан приходит в себя. Мы бы простояли еще дольше, если бы один из специалистов Ронана, Кроу, не ворвался в палатку, выкрикивая мое имя.
– Капитан Флетчер? А, вот вы где. Прости, Салли. Тебя ищет полковник Уитлок. Он попросил пройти прямо в его кабинет. У него там кое-какие бумаги, которые ты должен заполнить.
Так и есть. Ронан прав, они всем продлевали сроки. Похоже, я следующий. Мой брат отступает назад, глубоко дыша и поправляя футболку.
– Спасибо, Салли. Увидимся позже, чувак. Дай мне знать, как все пройдет, ладно?
Ронан поворачивается и уходит, прежде чем успеваю ему ответить. Он явно не хотел, чтобы его парень видел, что он напуган, и я тоже не хотел ставить его в такое положение.
– Ладно, Кроу. – Поворачиваюсь к специалисту и хлопаю его по спине. – Показывай дорогу. Я прямо за тобой.
Всю дорогу до офиса Уитлока итальянские мины продолжают сыпаться на город в четырех милях от нас, посылая в небо вспышки огня и смерти.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Солнечный омлет
– Ты готов? Уверен, что не хочешь подождать до Рождества, как мы планировали?
Коннор засовывает тетрадки и пачку карандашей в темно-синий рюкзак, который купила для него в магазине. Выбор канцелярских принадлежностей на острове довольно скудный, но я сделала все что смогла. В результате у Коннора было все, что нужно для его первого дня в школе, но он вряд ли будет крутым парнем в своем классе. Если бы мы вернулись в Нью-Йорк, я могла бы возить его по всему городу, покупая лучшую обувь, лучшую одежду, гору разных тетрадей, ручек, клеящих карандашей и всего остального. Но его, похоже, не волнует, что он не разодет в известные бренды. Кажется, он просто счастлив выбраться из дома.
– Да, все в порядке. Я хочу пойти. Правда.
Накануне после работы в доме появилась Роуз и сказала, что было бы здорово, если бы дети смогли завести друзей до праздников, чтобы у них были люди, которых можно было бы навестить. Она уже поговорила с директором начальной школы, который согласился досрочно принять Коннора. Я вообще не принимала особого участия в принятии этого решения, и меня это вполне устраивало, потому что Коннор на этот раз действительно казался взволнованным, и это само по себе было удивительно.
– Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя или Роуз? – спрашиваю его.
Коннор закусив губу, смотрит в пол. Секунду спустя, прищурившись, он поднимает взгляд и говорит:
– Ты, пожалуйста.
Так я и сделала. Когда прощаюсь с ним у ворот, где другие дети шумно входят в маленькое, похожее на коробку здание, Коннор повернулся и обнял меня, прижав голову к моему животу, руки едва сомкнулись вокруг талии, и меня пронзает чувство беспокойства. С ним все будет в порядке? Что, если он споткнется и упадет? А что, если он ударится головой? Что, если кто-то из других ребят начнет издеваться над ним без всякой причины? Было бесконечное количество вещей, которые могли пойти не так, как надо в первый день в новой школе, и мне кажется неправильным, что я стою за пределами школьной территории, наблюдая, как он бежит внутрь, с рюкзаком подпрыгивающим вверх и вниз на его спине, и не могу пойти с ним внутрь, чтобы защитить его. Наверное, то же самое чувствовали и родители, которые обычно высаживали своих детей у школы Сент-Августина, когда я тоже входила внутрь, готовая преподавать.
Снова пришло на ум предложение, сделанное Майклом на вечеринке у Роуз. В школе была открыта вакансия учителя на полный рабочий день. И к тому же хорошо оплачиваемая. Как только эти шесть месяцев с детьми закончатся, что бы ни случилось, я могла найти другую работу, здесь на острове. Будет ли это так уж плохо? Если дети тоже каким-то образом останутся здесь? Я не могу себе представить, что сейчас брошу их или просто отдам Шерил, чтобы их бросили в какой-нибудь ужасный приемный дом. И это после того, как месяцами просидели бы в приюте, надеясь, что кто-то согласится их принять. Эта мысль просто убивает меня.
Дома мы с Эми сделали сверкающих динозавров, чтобы прикрепить их на холодильник, а потом сидели и вместе читали книгу. В какой-то момент мой сотовый телефон зажужжал на подлокотнике дивана.
Салли: макароны с сыром? Стейк? 😉
В конце сообщения он добавил подмигивающий смайлик и я, улыбаясь, качаю головой.
– Почему ты улыбаешься, Фелия? – спрашивает Эми, глядя на меня снизу вверх.
Ее лицо такое прекрасное. Такое милое и невинное. Волосы торчат спереди, колышутся от статического электричества между ними.
– Ничему особенному, маленький монстр. Один мой знакомый только что пошутил в сообщении.
– Это была смешная шутка?
–Не совсем. Он просто вел себя нахально.
Она откидывается назад, положив голову на сгиб моей руки, хихикая, показывая зубы, и мне хочется обнять ее и крепко прижать к себе. Она самое очаровательное создание. У нее такой же подбородок, такой же высокий лоб и такие же ямочки на щеках, как у отца и дяди. Точно такой же цвет волос. Та же улыбка и тот же озорной блеск в глазах.
– Что он сказал? – спрашивает она, все еще смеясь.
– Он сейчас болеет, поэтому я приготовила ему обед и отнесла к нему домой на другой стороне острова. А теперь он хочет стейк с макаронами и сыром на ужин, что очень неприлично, потому что его не так легко приготовить.
Ее глаза расширились.
– Я люблю стейк с макаронами и сыром.
– Ммм, знаю. Я тоже.
– А можно и нам тоже на ужин?
– О боже.
И вот так мы с Эми быстро сходили в магазин, а затем были на кухне с необходимыми ингредиентами, готовя ужин, который заказал Салли: стейк с макаронами и сыром а-ля Эми.
Позже, когда я привезла его еду, Салли поднял крышку со своего ужина и выгнул бровь, так напоминая Ронана, что у меня перехватило дыхание.
– А почему, позволь спросить, макароны с сыром зеленые? И почему стейк… в форме кролика?
– Это не кролик. Это велоцираптор. Ты не угадал, потому что он еще не приготовлен. Я не хотела, чтобы он остыл по дороге сюда.
Салли снова хмурится, уставившись на еду.
– Я чувствую, что тебе помогли приготовить эту еду.
– Конечно. У меня превосходный су-шеф. Пять лет. Любит зеленый цвет и динозавров. Ей очень жаль, что ты заболел, и она надеется, что ты скоро поправишься.
Салли прислоняется к стойке и тяжело вздыхает, скрестив руки на груди.
– Это какая-то дешевая уловка, чтобы заставить меня полюбить племянницу и племянника через еду? Потому что этого не произойдет. Я на это не куплюсь.
– Я в этом даже не сомневаюсь, приятель.
В течение следующей недели это не помешало мне заручиться помощью Эми в приготовлении остальных блюд для Салли. Мозги чудовища (похлебка из моллюсков с печеньем), мерзкий пирог (индейка и сладкая кукуруза – Эми не любит кукурузу). Морская болезнь, которое, по словам Эми, должно было выглядеть как рвота, но к счастью, это больше походило на очередную куриную запеканку, но Салли все равно рассмеялся.
Мои двух-трехчасовые визиты к нему по вечерам с каждым днем становились все менее напряженными и все более приятными. Чудо за чудом, но острые углы Салли постепенно стирались. На это было интересно смотреть. Он флиртовал, как дьявол, и все еще был резок, как хлыст, в своих ответных выпадах, но враждебность исчезла. Он писал мне один или два раза в день, и удивительно, что я редко хотела убить его из-за содержания. Но иногда были еще времена, когда он посылал что-то настолько варварское и чрезмерное, что я хотела сказать ему, чтобы он шел к черту, но по большей части он вел себя хорошо.
В пятницу, через семь дней после того, как он вернулся домой из медицинского центра, я вошла на маяк, и Салли протянула мне кружку кофе.
– Большой и черный, как ты любишь, – сказал он, ухмыляясь.
– Глазам своим не верю, – говорю я ему улыбаясь, беря кофе и делая большой глоток.
Салли ухмыляется, засовывая руки в карманы джинсов.
– Уж поверь. И какое же ужасное творение ты принесла сегодня? – спрашивает он, удивленно глядя на контейнер, который я поставила на кофейный столик.
– Почему бы тебе не пойти посмотреть? – Я снова беру контейнер и иду на кухню, ища тарелки.
Салли ковыляет за мной, все еще напрягаясь, изо всех сил стараясь уменьшить боль в ребрах, которая все еще мучала его.
– Черт возьми, женщина. У меня уже была дневная тренировка. Знаешь, мне не нужно гоняться за тобой по всему дому.
– Ты называешь душ и одевание тренировкой?
– Конечно. И вытирание собственной задницы. Ты хоть представляешь, как это больно-скручиваться и вытирать? – Он демонстрирует движение, крутя туловищем, а затем взвизгивает, когда его сломанные ребра дают о себе знать.
– Так тебе и надо.
– Просто открой эту чертову еду, Лэнг, – ворчит он, прижимая руку к груди, как будто это могло остановить боль.
Я открываю контейнер и показал ему, что мы с Эми приготовили перед самым моим уходом из дома.
– Это ее любимое блюдо, – поясняю я ему. – Эми сказала, что хочет сделать это для тебя, чтобы ты наконец поправился. Я объяснила, что сломанные ребра заживают чуть дольше, чем за неделю, но она, похоже, была совершенно уверена, что это поможет.
Салли, задумавшись уставился на еду: блины, утопающие в кленовом сиропе; куриные колбаски; яичница-болтунья, еще горячая со сковороды. Он вздохнул, прислонившись спиной к кухонному столу.
– Наша мама делала это для меня и Ронана почти каждый день, когда мы были на каникулах, – тихо говорит он. – Она назвала его «солнечный омлет».
Я прикусываю губу, не зная, стоит ли что-то говорить. Впрочем, какого черта. Не повредит сказать ему правду.
– Эми тоже так это называет. Ронан обычно делал его для нее.
Салли снова уставился на еду, ерзая и подергиваясь, как будто ему очень неуютно.
– Вот, черт. – Он проводит рукой по волосам и оставляет ее там, у основания шеи, сжав губы в тонкую линию.
– Давай просто поедим, Салли. Это не должно быть чем-то особенным.
– Да, ты права. – Однако он все еще выглядит так, словно из него вышибли дух.
Мы уселись за стол и ели молча. А когда закончили, Салли сделал то, что чертовски меня удивило. Он встал, а потом потянулся и взял меня за руку, заставляя тоже встать. Я подумала, что он собирается вывести меня из дома или что-то в этом роде, ведь он был задумчив и молчалив с тех пор, как я показала ему еду, но вместо этого он поднял правую руку и убрал мои волосы за ухо, одарив меня хитрой улыбкой.
– Я никогда не целовал девушку в первый раз, не будучи пьяным, – говорит он.
– Что? И сейчас не нужно. – Я пытаюсь отступить назад, смущенная, слишком потрясенная, чтобы даже на секунду поверить, что он говорит серьезно. Салли обнимает меня за талию и останавливает.
– Боже, Лэнг. Не так уж много в моей жизни легких вещей. Просто встать с постели в данный момент – это чертовски тяжелая борьба. Дыхание гораздо более утомительно, чем должно быть в большинстве дней. Не делай это слишком сложным. – Он улыбается своей дерзкой улыбкой, и у меня в груди что-то сжимается от вида его ямочек на щеках. Салли сейчас совершенно серьезен, и я понятия не имею, как реагировать. Просто застыла, встревоженная и безоружная, застигнутая врасплох.
– Я…
– Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
Я медленно киваю головой.
– Хочу. По крайней мере, я так думаю…
– Хватит думать.
Наклонившись, Салли набрасывается на мой рот, крадя то немногое дыхание, что у меня было. Если бы я хотела как-то отреагировать, оттолкнуть его или возразить, у меня не было бы времени. Он притягивает меня к себе, осторожно прижимая к своему телу, его грудь прижимается к моей, пряжка его ремня на одном уровне с моим животом. Его руки твердые и уверенные, он словно хочет дотронуться до меня везде, почувствовать текстуру моей кожи под кончиками пальцев, насладиться ощущением наших тел, так идеально расположенных друг против друга. Поцелуй из тех, что заставляют людей на улице свистеть от восхищения. Поцелуй, от которого у тебя кружится голова и подкашиваются колени. И что мне делать? У меня два варианта: я могла бы оттолкнуть его и влепить пощечину достаточно сильную, чтобы сбить его с ног, или могла бы поцеловать его в ответ.
Хочется сделать и то, и другое, он не имел права ни с того ни с сего целовать меня, швыряя мое здравомыслие в открытый космос, но с другой стороны, это действительно невероятный поцелуй.
И я целую его в ответ.
Обвив руками его шею, приподнимаюсь на цыпочки, чтобы завладеть его ртом так же лихорадочно, как он владеет моим. Салли скользит языком по моему, а затем обхватывает в ладони мое лицо, потирая подушечкой большого пальца распухшую плоть моих губ. Он отстраняется, улыбаясь самым невообразимо гнусным образом, как будто он замышляет мою гибель в своей порочной голове.
– Твой рот... – шепчет он, тихо смеясь себе под нос. – Ты даже не представляешь, сколько времени я провел, фантазируя об этих губах, Лэнг.
– Почему? – Это невероятно наивный вопрос. Я слишком хорошо знаю, почему он мечтал о моем рте. Но Салли, похоже, рад, что я спросила.
– Ну, – говорит он, делая шаг вперед. Мы стоим вплотную друг к другу, так что у меня нет выбора, кроме как сделать маленький шаг назад. – У тебя невероятные губы. Они такие пухлые и розовые. Я много раз представлял себе, как сжимаю их между зубами. Из-за этого злиться на тебя было чертовски сложно. И просто чтобы ты знала, Лэнг, каждый раз, когда ты облизываешь губы, каждый раз, когда твой язык вырывается из твоего идеального рта, мне нравится представлять, каково это, когда твой язык облизывает головку моего члена. Это сводит меня с ума.
Не могу поверить, что Салли так просто взял и вывалил все это. Мы с Уиллом никогда не говорили о сексе. Пару раз пытались говорить друг другу непристойности, но он сказал, что это заставляет его чувствовать себя паршиво. Даже отвратительно. Он чувствовал, будто использует меня.
Уилл был самым ванильным парнем, как в спальне, так и вне ее, и в глубине души я уже знала, что Салли был полной его противоположностью. Он был мятным и клубничным, шоколадным и фисташковым в одном флаконе. Там, где Уилл был холоден как лед, Салли пылал огнем. В то время как Уилл был сдержан, всегда слишком обеспокоен тем, что подумают соседи, Салли был полон решимости заявить права на все, что он хотел, и к черту всех остальных, что бы они ни думали.
Салли запускает пальцы в мои волосы, скрутив их в беспорядочный узел на затылке, затем осторожно тянет за них, откидывая мою голову назад.
– А это? – шепчет он, медленно проводя указательным пальцем свободной руки по линии моего горла. – Твоя шея, Лэнг. Черт. У тебя самая сексуальная шея.
– Шеи не сексуальны, – возражаю я, стараясь не обращать внимания на беспорядочные колебания моего сердца, которое спотыкается в моей груди.
Во мне закипает страх. То, как Салли обращается со мной, более, чем сексуально. Это жизнеутверждающе. Мое тело гудит от его прикосновений, наполненное электричеством, и каждый раз, когда он касается меня губами, я чувствую, что взлетаю все выше и выше над реальностью.
Я хочу его. Он тоже хочет меня – это совершенно очевидно, учитывая твердую как камень эрекцию, упирающуюся мне в живот. Но это плохая идея. Просто ужасная идея.
Салли – дядя Коннора и Эми. Насколько я могу судить, он не стабилен и не хочет иметь ничего общего с детьми своего брата. Я не должна хотеть его. Но ничего не могу с собой поделать. Отстранившись, глубоко вздыхаю, уже ненавидя себя. Я балансирую на острие ножа. Правильный взгляд Салли, правильное слово – и я снова упаду в его объятия. И, как и следовало ожидать, когда я поднимаю взгляд, в его глазах пылает огонь. Делаю три гигантских шага от него, пока не упираюсь спиной в стену позади меня.
– Уф. Это было довольно глупо, – выдыхаю я, нервно смеясь. – Находиться взаперти на этом маяке, должно быть, действительно убивает тебя, Салли. Если ты захотел целоваться со мной, чтобы развеять скуку, тогда нам, вероятно, следует подумать о том, чтобы вытащить тебя из дома как можно скорее.
Салли подходит ближе ко мне, опустив подбородок, глядя на меня из-под своих темных бровей. Так чертовски сексуально. И я ничего не могу поделать. Адреналин пронзает меня, как пуля, вылетевшая из пистолета, разрывая все на своем пути.
– Мне не скучно, – медленно произносит он, понизив голос. – Мне ни на секунду не было скучно в твоем обществе, Лэнг. Ты заинтриговала меня с самого первого дня.
– Я же бесила тебя. Изводила. Ты сам это сказал.
Заглядываю ему через плечо, пытаясь сообразить, как проскользнуть мимо него, пересечь комнату и выскочить через парадную дверь, но Салли словно читает мои мысли. Он отступает в сторону, качая головой и цокая языком.
– Как долго ты пробудешь на острове, Лэнг? – спрашивает он.
– Три с половиной месяца. – Мне следовало бы запнуться. Моя речь всегда подводила меня, когда я нервничала, а сейчас я ошарашена. Я должна была бы спотыкаться о собственный язык на каждом шагу, и все же каким-то образом мне удалось произнесла эти слова на одном дыхании.
– Три с половиной месяца. Правильно. Итак, как ты думаешь, нам действительно стоит тратить впустую время, которое мы могли бы провести вместе?
Шок.
Я в шоке.
Салли выглядит серьезным. Интенсивность, исходящая от него, заставляет меня потянуться к стене позади меня, пытаясь убедиться, что я не соскользну вниз и не растекусь лужицей на полу.
– Ты же знаешь, что проводить время вместе таким образом – не самый умный ход. С моей стороны или с твоей. Да, ты прав. Три с половиной месяца – это такой короткий срок…
– Этого времени достаточно, чтобы узнать друг друга получше.
– Этого времени достаточно, чтобы влюбиться в кого-то. Сильно. И что потом? Я вернусь в Калифорнию, без детей, без работы и с разбитым сердцем? – Отрицательно качаю головой. – Нет, Салли. Это плохо кончается.
– Ты не знаешь, чем это кончится, – возражает он. – И я могу гарантировать тебе, что ты не влюбишься в меня к тому времени, как покинешь остров. Я не позволю этому случиться. Я смогу защитить тебя от этого.
– Как?
Салли снова сокращает расстояние между нами, двигаясь медленно.
– Позволив тебе узнать меня получше. Показав тебе мое истинное лицо. – Он нежно заправляет прядь волос мне за ухо, уставившись на мочку моего уха, как будто хотел полакомится ею. – И я применю свои мудацкие сверхспособности. Это должно сработать.
Я с вызовом смотрю на него, изучая его лицо. Неужели он действительно верит, что его язвительных ответов и острого языка будет достаточно, чтобы сдержать приливы чего-то, что уже кажется неудержимым, как волна цунами, несущаяся к берегу? Я долго изучаю его лицо, стараясь не наклоняться к его руке и не закрывать глаза. Салли ничем не выдает себя. Выражение его лица пустое, глаза, как зеркало, отражают меня в своих темных глубинах, не выдавая его чувств вообще. Его губы плотно сжаты – это единственное, что выдает его. Он затаил дыхание.
Оттолкнувшись от стены, я наклоняюсь и хватаю свою сумочку с пола, затем спешу мимо него, прежде чем он сможет остановить меня.
– Прости, Салли. Я должна идти.
– Лэнг?
Останавливаюсь, но не оборачиваюсь.
– Мы с Ронаном все время ссорились, – выпаливает он. – Мы злились, дрались, вышибали друг из друга все дерьмо, но несмотря на это, мы всегда любили друг друга. Но после того, что он сделал с Магдой... к этому уже не было возврата. Это изменило меня. Признаюсь, я уже не тот человек, каким был раньше. Но ты… Ты заставляешь меня чувствовать... черт. – Он останавливается, рыча себе под нос. – Ты заставляешь меня чувствовать, что я могу снова стать тем человеком, которым был до Магды и до Афганистана, и это пугает меня до чертиков. Я даже не знаю, хочу ли снова быть им. Так что... не уходи навсегда. Я понимаю, если тебе нужно сейчас уйти. Но возвращайся, ладно? Мы не закончили, и ты это знаешь.
