Текст книги "Между нами и горизонтом (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Снежный ангел

Прошло три дня. Потом неделя. Потом еще две.

Наступил декабрь, а вместе с ним выпал снег. Мокрый, слякотный снег, который задержался ненадолго и превратил дороги в кошмар для езды. Все казалось серым и мрачным, особенно мое настроение. Роуз несколько раз прокомментировала мое подавленное настроение, а затем оставила попытки понять, что со мной не так. Когда Эми спросила, почему я все время такая грустная и собираюсь ли я уйти, как ее папа и мама, поняла, что с меня хватит. Я больше не была одна. Мне нужно было думать о двух маленьких людях и хандрить, жалеть себя, потому что была достаточно глупа, чтобы развить серьезное влечение к человеку, который был по существу ядовитым, только сделает их тревожными и несчастными.

Так что я старалась взбодриться.

Коннор получил роль в школьном рождественском спектакле. У него было две реплики, так что не имело значения, что он присоединился к актерскому составу совсем недавно. Он играл роль пастуха номер два, и мы с Роуз обе немного поплакали, когда он поклонился в конце представления, ухмыляясь от уха до уха. Я никогда не видела, чтобы мальчик улыбался. Только не так. Не то чтобы он был нормальным, беззаботным семилетним ребенком, играющим со своими друзьями, с нетерпением ожидающим Рождества.

Прошла еще неделя.

Джерри, лодочник, решил отплыть на материк пораньше и никому не сказал, что вернется только на следующий день после Рождества, поэтому жители Козуэя рыскали по немногочисленным маленьким продуктовым магазинчикам, которые оставались открытыми на острове, пытаясь найти последние подарки друг для друга вместе с ингредиентами для праздничных обедов.

А затем наступило Рождественское утро. Я проснулась от крика и визга Эми, бегающей взад и вперед по коридору возле моей комнаты, вместе с братом, который кричал и смеялся. Они ворвались в мою комнату, хихикая, как маньяки, полуодетые, с растрепанными волосами, с зубастыми ухмылками и ямочками на щеках.

Бросившись на мою кровать, они запрыгнули на меня сверху и принялись метаться и подпрыгивать, вопя во всю мощь своих легких.

– Снег! Снег! Снег! – Эми падает на колени, приземлившись прямо на меня. – Вставай, Фелия. На улице так много снега. Можно поиграть?

Конечно же, когда я позволила им оттащить меня, сонную и отчаянно нуждающуюся в кофеине, к окну, весь вид из окна был чисто белым, насколько хватало обзора. Должно быть, ночью была сильная буря, и мы все ее проспали.

– Можно? – с надеждой спрашивает Коннор. – Мы даже не голодны. Нам не нужен завтрак.

– Не знаю, как насчет того, чтобы пропустить завтрак, – говорю я, зевая. – Но мы определенно можем сначала выйти на улицу и слепить снеговика. Согласны?

Дети заверещали в ответ.

Снаружи мир казался свежим и новым. Такое ощущение, что он затаил дыхание. Как будто это был секрет. Огромная лужайка перед домом вся покрыта чистым белым одеялом. Коннор и Эми, в розовых и зеленых резиновых сапогах, набросились на него, как дикие звери, гоняясь друг за другом, бегая кругами, толкая друг друга, создавая снежных ангелов, лежа на снегу. Они потащили и меня за собой, и я сделала самого кривого, бесформенного снежного ангела, что заставило их обоих хохотать.

Мы втроем лежим на спине в снегу, тяжело дыша, пытаясь отдышаться, глядя в небо, и Коннор потянулся и взял меня за руку. Никогда этого не забуду. Маленький, обычно ничем не примечательный жест, от которого чуть не расплакалась. Я сжимаю его руку, и он улыбается, отстраняясь и бежит прочь, крича так громко, что его голос эхом отдается где-то вдалеке.

Когда стало холодно, и великолепие беготни по снегу уже не могло отвлечь детей от соблазна подарков, ожидающих их под рождественской елкой, мы возвращаемся в дом. На пороге, сложенные друг на друга, лежат три подарка, завернутые в коричневую бумагу в тон.

– Смотри! – Эми бежит по ступенькам и хватает первый подарок, встряхивая его в своей руке в варежке. – Санта принес нам еще подарки! – Она поднимает его, чтобы показать мне.

– На этом буква «О». – Коннор взял у нее подарок – длинный и узкий – и внимательно смотрит на маленькую подарочную карточку, приклеенную сверху. – Больше ничего не написано. Думаю, это для тебя. – Он протягивает мне подарок, а затем поднимает тот, что лежал под ним. – На этом буква «Э». А на этом «К». – Подняв с пола самый большой и объемистый подарок, Коннор передает его сестре, которой приходится держать его двумя руками.

– Ого! Он тяжелый! Откуда они взялись?

– Не знаю, милая. Думаю, что Санта, возможно, просто забыл оставить их ночью под елкой, поэтому оставил их здесь, где, как он знал, мы их найдем.

Подарков здесь не было, когда мы вышли на улицу раньше, я уверена в этом. Разворачиваюсь, осматривая раскинувшуюся лужайку и широкую подъездную дорожку, которая тянулась и тянулась, по крайней мере, на милю к главной дороге, и там, вдалеке, я вижу его – высокую фигуру, одетую в черное, так далеко, что он едва ли выше полусантиметра, идущую прочь от дома. Черные брюки. Черная куртка. Черная шапка или, может быть, просто очень-очень темные волосы. Клубы пара поднимаются от дыхания фигуры, кружась над головой, по мере того как он становился все меньше и меньше, пока я не потеряла его из вида.

– Кто это был? – спрашивает Коннор.

– Не знаю, приятель. Не имею ни малейшего понятия. Пошли. Как насчет того, чтобы зайти внутрь и съесть немного овсянки? Кажется, я начинаю замерзать.

Конечно же, знаю, кто эта загадочная фигура. Это было слишком очевидно. Салли, должно быть, прошел мимо нас, играющих на лужайке, чтобы оставить подарки. Он, должно быть, проскользнул мимо, меньше чем в пятидесяти футах, и никто из нас его не заметил. Сую маленький подарок в карман куртки, впуская детей внутрь, и не могу не спросить себя почему. Зачем ему понадобилось тайком пробираться к дому, чтобы принести детям подарки? Чтобы принести подарок мне. После всего, что он сказал, не было никакого смысла в том, чтобы идти так далеко по холоду, так рано утром. Почему он просто не поехал на своем грузовике?

Мне не приходится слишком долго анализировать поведение этого человека. Нужно было приготовить завтрак, а потом дети провели два часа, разрывая свои подарки и играя со своими игрушками. К счастью, я предусмотрительно заказала все для них через интернет несколько недель назад, так что исчезновение Джерри никак на меня не повлияло.

Коннор и Эми, сами того не желая, открыли подарки Салли последними.

Для Коннора – красивый маленький телескоп, сделанный из латуни и клена. Как только он открыл коробку и достал сложного вида предмет внутри, я понял, что это сделал Салли. Такое мастерство больше не купишь. Сейчас все было сделано на станках, но телескоп Коннора уникален: дерево обработано вручную и отшлифовано песком, работа гладкая и захватывающая дух. Коннор благоговейно держит его, округлив глаза от изумления.

– Это потрясающе, – шепчет он, затаив дыхание. – Гораздо лучше, чем мой бинокль. С его помощью я смогу увидеть звезды.

– Конечно, сможешь, приятель.

– Лучший подарок на свете. Не могу дождаться, когда стемнеет, чтобы попробовать его.

Подарок Эми столь же впечатляющий. Сначала он выглядел как коробка, полная случайных, отшлифованных и покрытых лаком кусков дерева. Мы все трое стояли над открытой упаковкой, разглядывая содержимое с хмурым недоумением на лицах, пока Эми не взвизгнула.

– Я знаю, что это такое! Я знаю! Я знаю! – Она опустилась на пол и начала вытаскивать части и раскладывать их перед собой, и тут до меня тоже дошло: это были кости. Кости динозавра. Салли собственноручно вырезал для нее упрощенный, масштабный скелет того, что оказалось (после многих часов игры в «куда-черт-возьми-сувать-эту-часть?) велоцираптором.

Эми была неудержима.

Роуз появилась днем, и мы вместе приготовили рождественский ужин. Обменялись подарками – я купила ей новую сумочку в интернете. Она купила мне красивый кашемировый шарф, привезенный из Шотландии, и как только мы покончили с едой и подарками, а дети рухнули ничком на диван, она повернулась ко мне и сказала:

– Езжай.

– Что?

– Не прикидывайся скромницей, девочка. Возможно, я притворялась, что не знаю, что происходит, но видела немало женщин, увлеченных Флетчером, чтобы узнать одну из них, когда смотрю на нее сейчас. Так что иди. И передай ему от меня поздравления с Рождеством, ладно? Сегодня утром я прибила к его входной двери носок, набитый углем. (прим. перев.: считается, что Санта Клаус приносит подарки только послушным детям, а непослушным – в подвешенные над камином носки кладет уголь.) Уверена, что это его позабавило.

Раздумываю, стоит ли мне остаться и спорить с ней, отрицая свое увлечение Флетчером, о котором она говорит, или же просто смириться с поражением и признаться во всем. В конце концов, выбираю второе.

– Мне очень жаль, – стону я, закрывая лицо руками. – Этого не должно было случиться. Он просто... он так бесит. Добирается до тебя, а затем еще немного. Прежде чем ты это понимаешь, он все, о чем можешь думать, и ты понимаешь, что жалеешь, что вообще его увидела, но уже слишком поздно, и…

– И он тот самый.

– Самый неподходящий, необычный, ненадежный из всех, что когда-либо существовали.

Роуз смотрит на меня с жалостью.

– Мы все это знаем. Забавно, что знание ничего не меняет, да?

Я опускаю голову, чувствуя себя довольно жалко.

– Это самое худшее.

***

Я не открывала подарок Салли. Сижу в машине возле маяка, слишком боясь выйти из машины и войти внутрь, зная, что он, должно быть, услышал, как я подъехала. Держу в руках маленький подарок, который он оставил для меня, переворачивая его снова и снова, теребя углы бумаги дрожащими руками. Мне страшно. Что, если там не было нечто особенного? Пара носков? Подарочный сертификат в книжный магазин? Коробка была не того размера и формы, чтобы быть любой из этих вещей, но эти мысли все еще крутились в голове. Что, если это был подарок, который ничего не значил? Было ли это хуже, чем то, если там слишком ценное? Драгоценности? Что-то личное и сделанное вручную, как он подарил детям? В любом случае, я влипла.

Пассажирская дверь машины внезапно открывается, напугав меня до чертиков. Так пристально смотрела на подарок, что не заметила, как Салли вышел из маяка и направился к машине. Его щеки раскраснелись от холода, а волнистые волосы зачесаны назад. Все еще самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

Салли забрался в машину и устроился поудобнее на пассажирском сиденье. Не глядя на меня, он захлопывает дверцу и уставился прямо перед собой через лобовое стекло. Сначала никто из нас ничего не говорит.

– Так ты собираешься его открывать?

– Думаю об этом, – признаюсь я. – Детям очень понравились их подарки. Спасибо.

Салли пожимает плечами и дышит на руки. Он пытается притвориться, что это не так, но и он, и я знаем, сколько усилий он вложил в эти подарки. Сколько времени у него ушло на это – много часов. Оба подарка – плоды любви. Это действительно большое дело.

– Здесь пахнет так, будто Рождество вырвало, – замечает Салли.

Это действительно так. Я отложила для него порцию еды, когда мы готовили ужин, даже не задумываясь об этом. Из фляжки с подогретым вином в машину просочились запахи корицы и специй, которые смешались с запахом индейки, фарша и подливки, бесспорно создавая атаку праздничных запахов.

– Если тебе не нужна еда, я всегда могу забрать ее с собой домой.

– Я жду тебя уже несколько часов и умираю с голоду.

– Как ты узнал, что я приеду?

Салли искоса смотрит на меня, приоткрыв рот в улыбке.

– В «Звуках музыки» есть часть, где Мария пытается отрицать свои истинные чувства к этому надутому старому ублюдку фон Траппу. Он упал с какой-то лестницы или типа того, и все думают, что она не пойдет к нему, что она позволит ему самому разобраться со своими проблемами, потому что он был полным мудаком, но затем в конце фильма, как раз когда нацисты собираются увезти старого фон Траппа в Освенцим, появляется Мария с автоматом и спасает его задницу. Ну, она пытается спасти его и попадает в плен в процессе, так что он должен спасти ее в конце концов, но все получается.

Я просто тупо уставилась на него.

– Ты когда-нибудь видел «Звуки музыки», Салли?

– Конечно же, видел. Все видели «Звуки музыки».

– Мне кажется, ты путаешь его с другими фильмами.

– Может быть, – соглашается он, кивая. – Есть очень большая вероятность, что ты права.

Я прижимаю руку к сердцу, изображая шок.

– О, Боже мой. Неужели Салли Флетчер только что признал, что я в чем-то права?

Он смеется, язвительно и весело одновременно.

– Не испытывай судьбу, Лэнг. Отвези меня куда-нибудь, ладно? Мне чертовски надоело смотреть на этот маяк.

– Так темно же.

– Знаю. Это самая лучшая часть.

Он очень странный человек. Я ехала с включенными фарами, петляя по узким дорогам, изгибающимся вдоль береговой линии, пока не достигла широкой развилки на краю утеса, выходящего на океан.

– Вылезай, пойдем со мной, – командует Салли.

Он тянется к заднему сиденью, морщится – его ребра, очевидно, все еще немного болят, несмотря на четырехнедельный период восстановления – и поднимает сумку с едой и подогретым вином. Салли выходит из машины, не сказав больше ни слова, и уходит в темноту.

Я жду секунду. Снаружи очень холодно, а он только что оправился от сильного приступа переохлаждения. Этот человек действительно сумасшедший. Бесспорно. И все же нет смысла сидеть в машине. Он казался довольно решительным, когда вышел и пошел прочь. У меня нет другого выбора, кроме как идти за ним.

Океан ревет, разбиваясь о скалы, выплевывая на берег ледяные брызги соленой воды. Салли стоит, прислонившись к плоскому выступу скалы, и голыми руками счищает с него снег.

– Садись. – Он указывает на голую скалу, твердо глядя на меня, словно провоцируя отказать ему.

Сажусь, он присоединяется ко мне, прижав ногу к моей, и начинает выдавать мне вещи из сумки, которую я упаковала дома: индейку, картошку в фольге, батат, маленький контейнер с соусом, с плотно закрученной крышкой.

– Я не брала ни бумажных тарелок, ни вилок. Предполагалось, что мы будем ужинать у тебя. Мы не можем есть прямо так, Салли.

– А почему бы и нет, черт возьми? – Он берет кусочек засахаренного батата и обмакнув его в миску с соусом, сует в рот, сверкнув мне улыбкой.

Я закатываю глаза.

– Ты же знаешь, что через четыре дня они найдут здесь наши тела, примерзшие к этой скале, верно? – Моя задница уже онемела.

– Не будь таким ребенком. – Однако Салли придвигается ближе ко мне, положив руку вокруг моих плеч, притягивая меня ближе к себе.

Мы оба едим одной рукой, молча, слушая, как океан бьется о фундамент острова. Далеко в море мигают и вспыхивают красным и зеленым огни грузовых судов и танкеров, словно отмечая праздник.

Как только заканчиваем, Салли убирает остатки еды и достает глинтвейн, налив порцию в верхнюю часть фляжки.

– Мы поделимся, – предлагает он, протягивая ее мне. Я держу в руках крышку с обжигающе горячей жидкостью, пока снова не чувствую пальцы, а потом отпиваю и передаю ему.

– Этот месяц был дерьмовым, – тихо говорит он себе под нос. – Я и не представлял, что может быть так дерьмово. И не говори мне, что ты прекрасно проводила время, потому что знаю, что это не так.

– Не скажу.

– Я ходил на спектакль Коннора, – выпаливает он. – Сидел сзади и убедился, что он меня не увидит.

– Ты это сделал? – Не могу в это поверить. Подарки этим утром ошарашили меня, но это было что-то совсем другое.

Салли кивает и отпивает немного вина. Он слово погружен в свои мысли, его глаза тускло блестят, хотя вокруг нас непроглядная тьма.

– Я просто хотел его увидеть. Посмотреть на них обоих. Все на острове постоянно спорят о том, на кого они больше похожи – на Ронана или Магду. Наверное, я хотел сам решить.

– О. – Я беру у него чашку с вином. – И что же ты решил?

– Они больше похожи на Ронана. А это значит, что они так же похожи на меня. – Эта мысль, кажется, не делала его счастливым. Он сжимает левую руку в кулак на коленях. – Я этого не ожидал. Должен был, но не ожидал. Черт возьми, Лэнг, может ты уже откроешь свой чертов подарок? Это сводит с ума то, что мы сидим здесь с ним в кармане.

Мне хотелось узнать побольше о том, что он видел в тот вечер, когда Коннор играл в пьесе, о чем он думал, наблюдая, как сын его брата декламирует свои реплики, возможно, мельком замечая Эми и меня в темной толпе, но его признание явно смутило его, и он явно не хочет больше говорить об этом. Я достаю подарок из кармана и смотрю на Салли, прищурившись.

– Можно мне его встряхнуть? – спрашиваю я.

– Конечно.

Значит, внутри нет ничего хрупкого. Я встряхиваю его, и внутри коробки что-то дребезжит, подпрыгивает множество маленьких кусочков.

– Хм. – Я осторожно разворачиваю упаковку, а затем поднимаю крышку простой синей коробки, где обнаруживаю USB-накопители. Шесть, семь, восемь штук, каждый из них серебристый с небольшим шнуром.

– Что это за чертовщина? – спрашиваю я, смеясь.

Салли вытаскивает одну из флешек и поднимает ее, дерзко ухмыляясь.

– Это загруженные файлы с общего диска моего подразделения, когда я был в командировке в Афганистане, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. Каждая из них – это двадцать гигов отборного порно без цензуры, любезно предоставленные специалистом Кроу. Серьезно, я надеюсь, что ты понимаешь, какая это честь. Эти флешки – мои самые ценные вещи.

Я в ужасе уставилась на коробку.

– Ты что, издеваешься? Сколько... сколько это часов порно?

– Бог его знает. По меньшей мере сотня. – Салли бросает флешку обратно в коробку. – Или две.

– И я должна поблагодарить тебя прямо сейчас?

– Только если ты действительно имеешь это в виду, – выпаливает он, подмигнув.

– Ну, нет. Боже, что мне делать с двумя сотнями часов порно, Салли?

– Смотреть его. Устроить себе вывих запястья. Повеселись, девочка.

– Я не... ух! – Подумываю о том, чтобы вылить обжигающе горячее вино, которое держу в руке, на его куртку. А еще подумываю, не ударить ли его по яйцам, но у меня такое чувство, что он ожидает от меня такой реакции и уже готов блокировать мою атаку. – Ну почему ты такой придурок, Салли Флетчер? – рычу я.

Он тяжело вздыхает и снова обнимает меня за плечи, притягивая к себе.

– Я же говорил тебе. Обещал, что буду супер-мудаком. Чтобы защитить тебя.

– Ха! Чтобы защитить меня. – Я извиваюсь, пытаясь встать, но он крепко держит меня.

–Да, – говорит он. – Чтобы защитить тебя. – А затем, гораздо тише добавляет: – И чтобы защитить себя тоже.

Я долго жду, прижимаясь к нему, вдыхая его запах, пока не чувствую, что пришло время заговорить.

– Знаешь, Салли, у меня тоже есть кое-что для тебя.

– Рождественский подарок?

– Не совсем. Просто... кое-что, что думаю, должно быть у тебя.

Не уверена, что отдавать ему дневник Магды хорошая идея, он сказал на вечеринке у Роуз, что больше никогда не хочет его видеть. Просто я не могу отделаться от мысли, что мне совершенно незачем держать его у себя. Вытаскиваю из внутреннего кармана куртки блокнот в кожаном переплете и, держа его обеими руками, смотрю на дневник сверху вниз. Съежившись, протягиваю его Салли.

– Господи, – шепчет он. – Наверное, я заслужил это после порнухи.

– Это еще не все, – говорю ему.

– Будет еще хуже?

Выуживаю из кармана ленту и полированный металл и бросаю его в раскрытую ладонь Салли. Сжимаю его пальцы вокруг медали, вздыхая.

– Ронан, возможно, и подвел тебя, Салли, но медаль – это большое дело. Он ее заслужил. Она должна быть у тебя. Ты должен оставить ее себе. Когда-нибудь ты сможешь посмотреть на нее и гордиться им.

Салли по очереди разжимает пальцы, глядя на «Пурпурное сердце» на своей ладони. Его плечи округлились, осанка осунулась. Он тяжело вздыхает.

– Спасибо, Лэнг.

– Ты не сердишься?

– Нет. Не сержусь. Честное слово. – Он медленно поднимается на ноги, крепко держа журнал и медаль, словно это боевые гранаты, готовые взорваться в любую секунду. Я должна была знать, что будет дальше. Должна была это предвидеть. Но не сделала того. Салли делает два длинных, целеустремленных шага к краю обрыва и выбрасывает дневник Магды в пропасть в ревущий темный океан. Страницы разметались повсюду, как белые птицы, ныряя в бурлящую внизу воду.

– Салли! О боже мой!

Он поворачивается и смотрит на меня.

– Прошлое есть прошлое, Лэнг. Какой смысл прятать его в ящике стола, чтобы оно гноилось? – Он поднимает медаль, мельком взглянув на нее и отводит руку назад.

– Салли, подожди!

Он замирает.

– Ты уверен? Ты действительно уверен, что хочешь этого?

Он лишь печально улыбается мне.

– Больше всего на свете.

Медаль взмывает в ночь и тут же исчезает из виду. Я не вижу, как она упала в воду. Не слышу всплеска. Только что она был здесь, в руке Салли, а в следующую минуту исчезла.