Текст книги "Распутывая прошлое (ЛП)"
Автор книги: Калия Рид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
КАЛИЯ РИД / C ALIA R EAD
« РАСПУТЫВАЯ ПРОШЛОЕ » / « U NRAVEL »
серия: Фэирфакс
номер книги в серии: 1
АННОТАЦИЯ:
Еще шесть месяцев назад я была счастлива. Я была просто Наоми Кэррадайн.
Месяц назад меня поместили в психиатрическую лечебницу.
Вчера Лаклан навестил меня. Поцеловал. И сказал мне, что я начинаю сходить с ума.
Несколько часов спустя в моих мыслях появился Макс, напоминая мне, что я не сумасшедшая и что он нуждается в моей помощи.
Несколько минут назад я еще дальше ушла от реальности, пытаясь распутать свое прошлое.
И теперь… все думают, что я сумасшедшая. Но я знаю, он настоящий и нуждается во мне.
А ты веришь мне?
Перевод: Daria Erlkonig, Galia_Br, [unreal],
Редактура: Galia_Br, [unreal],
Вычитка: [unreal],
Перевод подготовлен специально для группы http://vk.com/hushrussia
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1. ДЫХАНИЕ НА СТЕКЛЕ 3
ГЛАВА 2. ПОВЕРЬТЕ МНЕ 8
ГЛАВА 3 . БЕЛЫЕ ОГНИ 12
ГЛАВА 4. ПОГРУЖЕНИЕ 18
ГЛАВА 5. ЗНАК 23
ГЛАВА 6. В ТЕМНОТЕ 29
ГЛАВА 7. ЗАКРОЙ СВОИ ГЛАЗА 32
ГЛАВА 8. ЛИЧНОСТЬ 35
ГЛАВА 9. КОМНАТА № 62 39
ГЛАВА 10. НЕ СПИ 43
ГЛАВА 11. НЕТ ЛЕГКОГО ВЫХОДА 46
ГЛАВА 12. ВОЛНОВОЙ ЭФФЕКТ 51
ГЛАВА 13. ЛЕСТНИЦА 56
ГЛАВА 14. ВЫЙТИ ЗА РАМКИ 62
ГЛАВА 15. ДЕНЬ НАОМИ 65
ГЛАВА 16. ЧЕРНАЯ ДЫРА 67
ГЛАВА 17. ЛУЧ НАДЕЖДЫ 67
ГЛАВА 18. ГРАНЬ 72
ГЛАВА 19. ПЛАН 73
ГЛАВА 20. В ПОИСКАХ 75
ГЛАВА 21. ТИК,ТАК 77
ГЛАВА 22. РЕВОЛЮЦИЯ 79
ГЛАВА 23. КОМПОНЕНТ 82
ГЛАВА 24. ПРАВДА И СПОКОЙСТВИЕ 84
ГЛАВА 25. РАСШАТЫВАЯ ПРОШЛОЕ 85
ГЛАВА 26. БЕЛЫЙ КОТТЕДЖ 88
ГЛАВА 27. УПРАВЛЯЯ НАЧАЛОМ 93
ГЛАВА 28. СЧАСТЬЕ 93
ГЛАВА 29. ВРЕМЯ ВЫШЛО 99
ГЛАВА 30. ПЕРЕРЫВ 103
ГЛАВА 31. СПИЧКИ 104
ГЛАВА 32. ОГОНЬ 112
ГЛАВА 33. ПЕПЕЛ 119
ГЛАВА 34. ТУПИК 120
ГЛАВА 35. ПОТЕРЯННАЯ 121
ГЛАВА 36. ЗЕРКАЛО 123
ГЛАВА 37. ШРАМЫ 126
ГЛАВА 38. ПЕРЕМЕНЫ 129
ГЛАВА 39. ЖЕНЕВЬЕВА 130
ГЛАВА 40. ВСЕ СХОДИТСЯ 135
РАЗОБЛАЧЕНИЕ 142
Посвящается Лори …
у каждого рассказчика должен быть такой помощник , как ты .
ГЛАВА 1. ДЫХАНИЕ НА СТЕКЛЕ
Я смотрю в окно, наблюдая за тем, как тысячи снежинок, порхая, опускаются на землю. Прижимаю лицо к стеклу, желая оказаться на свободе. Но не тонкий слой стекла отделяет меня от внешнего мира, а правда.
Многие люди верят, что правда – это изящная маленькая птичка. Они считают её безобидной.
Но я знаю то, чего они не знают.
Если они осмелятся разомкнуть свои ладони, то обнаружат, что маленькая птичка упорхнула. Это разорвет их кожу на куски, выроет дыры в их душах, прямо там, где это будет ощущаться больнее всего.
Вот почему я здесь, а они – нет.
Я прижимаюсь лбом к окну и дышу на стекло. Дыхание образует форму облачка, проявляя мои подсчеты. Я делаю еще одну отметку на стекле. Тридцать дней.
Тридцать дней прошло с тех пор, как меня принудительно поместили в «Институт психиатрического здоровья Фэирфакс».
В течение 720 часов я открываю по утрам глаза в незнакомой комнате. В течение 720 часов медсестры заходят ко мне в комнату с интервалом в один час. В течение 720 часов я нахожусь под круглосуточным контролем, словно я – ребенок, незаслуживающий доверия.
Я наблюдаю за мухой, которая бьется в окно, отчаянно пытаясь найти выход в мир.
– Я уже пыталась. Бесполезно, – я прикасаюсь пальцем к окну. – У них есть эти ужасные замки с плотно закрученными гайками.
Муха прекращает двигаться, словно смогла услышать мои слова. Рано или поздно выход найдется. Я чувствую, как сильная и мощная зависть растекается по всему моему телу. Мне хочется прихлопнуть это насекомое, убив все надежды на спасение.
До чего же я докатилась. Завидую чертовой мухе.
Кто-то громко стучит в дверь.
Стук, второй, третий ...
Три – магическое число для моей медсестры. Оно словно те две секунды, которые помогают ей подготовиться к тому, что она увидит по эту сторону двери.
Мэри стоит в дверном проеме. Я узнаю ее короткие каштановые волосы и яркую форму. – К тебе пришел посетитель, – говорит она.
Я отхожу от окна. Мое сердце бьется тем же монотонным ритмом, что и каждый день, но за считанные секунды ускоряется. Теперь оно звучит иначе. Теперь оно не скучает. Оно заинтересованное, обновленное и заинтригованное. Это прекрасно. И все это может означать только одно.
Лаклан Холстед.
Прежде чем выйти из комнаты, я оборачиваюсь через плечо. Муха исчезла.
– Счастливая, – бормочу я себе под нос, выходя из комнаты.
Если кто-то сомневается в существовании безумия, то им нужно побывать здесь. Оно просачивается из каждой комнаты. Оно скользит вниз по стерильным коридорам и прилипает к каждому пациенту, лишая его надежды и увеличивая отчаяние.
Некоторые не реагируют на это. Но те, которые все-таки это делают, начинают кричать. Медсестры сбегаются в коридор, и секунды спустя крики превращаются в стоны, а потом и вовсе умолкают. Когда я только появилась здесь, от этих криков у меня бегали мурашки по коже. Но сейчас я уже привыкла к ним.
Пока мы с Мэри шли по коридору, мимо нас прошла медсестра с брюнеткой. Мои шаги замедляются. Я смотрю на брюнетку. Её волосы пострижены очень коротко. Она очень бледная, и под флуоресцентным освещением тон её кожи приобретает желтоватый оттенок. Её тело измождено. Полоски, пересекающие её руки, рассказывают свою историю. Она встречается со мной взглядом. Её душа, просвечиваясь через глаза, спрашивает: «Какого черта я все еще здесь»?
У меня нет ответа.
Мэри останавливается возле двойных запертых дверей. Она вводит четырехзначный код, и двери медленно открываются. Выглядит так, словно мы отправляемся в ад. Комната отдыха – самое унылое место в «Институте психиатрического здоровья Фэирфакс». В этом месте толпятся все.
Мэри толкает меня вперед. Жалюзи открыты, впуская солнечный свет, который делает коричневый напольный линолеум абсолютно белым. Столы расставлены по всей комнате. Несколько людей сидят, играя в настольные игры или смотря телевизор, висящий на стене. Новости, сопровождаемые субтитрами, тихо проигрываются.
Но большинство людей ничего не делает. Они смотрят прямо перед собой остекленевшими глазами.
Меня окружает целая куча чахнущих умов. Но у меня есть человек, который пытается удержать меня выше безумия, и сейчас он находится всего лишь в нескольких шагах от меня.
Мое тело расслабляется, когда я вижу Лаклана. Он сидит за столом возле окна. Его густые брови нахмурены, пока он сканирует пространство по ту сторону окна. Его загорелая рука тянется вверх и ослабляет темно-голубой галстук. Его каштановые волосы по-прежнему пострижены коротко, и несколько прядей спадает ему на лоб.
Если я закрою глаза, то он станет мальчиком с дерзкой улыбкой, которая исходит из детской наивности. Своеобразный образ из прошлого. Лучший друг, укравший мое сердце. Когда я открываю глаза, этот образ исчезает, и передо мной предстает мужчина. Его дерзость превратилась в опыт. Его тело окончательно сформировалось. И сейчас, он владел не только моим сердцем, но и моей душой.
Он всегда был продолжением меня. Вы не можете находиться рядом с человеком и надеяться, что ваша боль не распространится на него. Я знаю, что моя грусть – его грусть.
Я пересекаю комнату. Лаклан все еще смотрит в окно. Я прищуриваю глаза и прослеживаю его взгляд, устремленный на голое дерево, растущее ближе всего к окну. То самое дерево, на которое я всегда смотрю. На его ветках совсем не осталось листьев, и оно согнулось под сильным холодным ветром. Всю прошлую неделю, я наблюдала за застывшими каплями воды, свисающими с одной из самых низких веток. Они весели там, вот-вот готовые упасть.
Слабая ветка покачивается в воздухе, но капли воды не падают. Если ледяные капли смогли уцелеть, то, возможно, и я смогу удержаться за свою маленькую частицу здравомыслия.
Я села на стул напротив Лаклана.
Его глаза встречаются с моими. Это шокирует мою нервную систему. Моя кровь начинает приливать к голове.
– Как ты? – спрашивает он.
Мои ступни опираются на край сиденья. Я кладу свой подбородок на колени, отказываясь смотреть в его сторону. Он часто навещает меня. Но время между этими визитами с каждым разом, кажется, тянется все дольше и дольше.
– Точно так же, как и два дня назад, – отвечаю я.
Лаклан спокойно смотрит на меня. Его взгляд напоминает акулий, который ничего не упускает из виду. – Ты говорила с врачом?
Я смотрю в окно, избегая его взгляда.
Лаклан издает усталый вздох и запускает руки в свои волосы. – Я скучал по тебе, Наоми.
– Я тоже скучала по тебе, – мой голос дрожит.
– Ты ведь знаешь, что тебе здесь не место, верно?
Я киваю.
– Тогда ты должна приложить усилия и стать лучше, – Лаклан осматривает комнату так, словно наблюдает за цирком. Его челюсть напряжена. – Черт, мне не стоило оставлять тебя здесь.
Я потянулась через стол и положила свою ладонь поверх ладони Лаклана. Его глаза кажутся закрытыми, когда он смотрит на наши руки. Он переворачивает свою ладонь, и его пальцы начинают поглаживать мое запястье, заставляя кожу гореть. Затем быстрым движением он кладет свою руку поверх моей. – Ты любишь меня?
Я смотрю Лаклану прямо в глаза. – Ты же знаешь, что люблю. – Мои слова должны были вселить в него надежду, но сейчас он выглядит выжатым. – Если ты любишь меня, то тебе нужно стать лучше.
– Я стараюсь, – настаиваю я, пытаясь пошевелить рукой.
Лаклан еще сильнее сжимает мою руку. – Нет, не стараешься.
– Я не могу игнорировать то, что произошло, – говорю я, переходя на шепот.
Он наклоняется, его лицо находится в паре дюймов от моего. – Я говорил тебе, что не прекращу сражаться. Я говорил тебе, что не оставлю тебя одну….. и это разрушило тебя.
Я одергиваю руку. Он отпускает. Я могу выдержать все, что угодно, но только не подобные слова, слетающие с его уст. Ощущение такое, словно кто-то оторвал кусок от моего сердца.
Он смотрит на стол, туда, где еще совсем недавно лежали наши сплетенные вместе руки. – Происходящее уничтожает тебя, – шепчет он. – Наоми, которую я знаю, никогда бы не сдалась так быстро. Она боролась бы изо всех сил, чтобы остаться в настоящем.
– Я борюсь. Оглянись вокруг, Лак, – говорю я. – Как, ты думаешь, я смогла продержаться здесь так долго?
– Ты знаешь, почему ты здесь? – внезапно спрашивает он.
Я не говорю ни слова.
– Ты здесь, потому что потеряла часть себя.
Я вздрогнула, потому что, правда это или нет, но я не могу пойти против слов Лаклана. Он единственный нормальный человек в этой комнате. Его слова будут иметь смысл, прежде чем он появится у моих.
Мое сердце бьется в ушах, и взгляд затуманивается. Я вижу женщину с грустными глазами, смотрящую на себя в зеркало. И я вижу Макса, лежащего рядом со мной в кровати. Одним быстрым движением я оказываюсь над ним, и он улыбается мне, руками обхватив меня за талию.
И затем картинка исчезает. Я стону и растираю кулаком глаза.
– Наоми, посмотри на меня.
Я опускаю руки. Лаклан сидит напротив меня, пристально наблюдая за мной.
Его рука придерживает меня за шею. Большим пальцем он гладит мою кожу, заставляя мое тело дрожать.
– Ты сейчас со мной? – спрашивает он.
Да...нет... возможно. Каждый день – нечто неизвестное для меня. Каждый день я просыпаюсь с ощущением, словно я окружена густым туманом, и я знаю, что теряю часть себя, но не знаю где.
Я честно отвечаю Лаклану. – Сейчас я здесь.
Двухсекундная пауза, в течение которой он смотрит мне в глаза. Эта пауза заставляет мой желудок сжаться, а кровь еще сильнее бежать по венам. Его рот приоткрывается, но он не издает ни звука. Он выглядит так, словно борется со своими чувствами, и я вижу, как он проигрывает. Его глаза встречаются с моими, а затем он целует меня прямо в губы.
Я моментально оживаю. Именно это должен делать хороший поцелуй. Вы говорите на протяжении минуты, пока соединены ваши губы.
Вы не думаете.
Вы реагируете.
Вы чувствуете.
У нас с Лакланом всегда было так. Все, что я могу услышать из его поцелуя, это: «Вспомни меня. Я настоящий».
Я отвечаю единственным возможным способом, который когда-то в прошлом показал мне Лаклан. Его руки удерживают мое лицо. Давление его губ уменьшается, когда я отвечаю на поцелуй. Шумя, он сдавливает мое лицо еще сильнее. Это возрождает воспоминания о том, кем я была раньше. Перед моими глазами воспоминания начинают перелистываться, словно в проекторе. И в каждом из них присутствует Лаклан. Вот мы вместе в поле запускаем фейерверк. Смотрим на звезды и разговариваем до тех пор, пока не восходит солнце. Я вижу себя улыбающейся, беззаботной и очень счастливой.
На короткий миг я ощущаю умиротворенность. Язык Лаклана скользит между моими губами. Дрожь пронизывает мое тело, и я приоткрываю рот еще шире. Мои пальцы перемещаются вверх, к его шее. И в том самый момент, когда во мне начинает мерцать надежда, Мэри прокашливается.
Первым отстраняется Лаклан. Его зрачки расширены, а губы распухли из-за поцелуя. Я облизываю губы, пытаясь забрать кусочек того поцелуя назад. Мэри прокашливается снова, на это раз еще громче.
– Мистер Холстед, – говорит она, – думаю, Вам пора уходить.
Он убирает руку с задней поверхности моей шеи. Моя кожа моментально чувствует холод. Мои руки тяжело опускаются на стол, пока я смотрю, как Лаклан встает.
Он смотрит на Мэри. – Дайте нам еще минутку, – просит он.
Глаза Мэри перемещаются между нами. – Всего одна минута, – предупреждает она и уходит.
Лаклан наклоняется ближе ко мне. Я не спускаю глаз со стола, но ровная поверхность начинает размываться, когда слезы подступают к моим глазам. Что-то ужасное грядет. Я чувствую это.
– Я не могу так продолжать, – говорит он.
Я смотрю на него и вижу боль в его глазах. – Я нуждаюсь в твоих посещениях, – мой голос дрожит. – Это единственная вещь, которая заставляет меня двигаться дальше.
Лаклан смотрит в окно. Я протягиваю руку и хватаю его за воротник рубашки, фокусируя его внимание на себе.
– Ты не можешь бросить меня здесь одну.
Напряженная тишина окутывает нас. Он смотрит на меня из-под своих длинных ресниц. Выражение его лица мрачнеет. Один за другим его пальцы смыкаются вокруг моего запястья. И с жесткостью он убирает мои пальцы со своей рубашки.
– Я не бросаю тебя. Это последнее, чего мне хотелось бы. Но я не думаю, что помогаю тебе. Мне кажется, я делаю все еще хуже, – медленно говорит он.
– Ты помогаешь мне, – настаиваю я. – Каждый раз, когда ты приходишь ко мне, становится лучше.
Лаклан ничего не говорит в ответ.
– У тебя просто был плохой день. Как и у меня. Завтра многое станет лучше и ...
Он отворачивает. Я вижу это в его взгляде. Не важно, что я скажу. Он уже не изменит своего мнения.
Все вокруг меня находилось в хаотичном беспорядке, и только он один твердо стоял на земле. И теперь он разрушает мой мир.
Вот как, должно быть, выглядит ад. Он должен быть именно таким. Мои легкие сжимаются. Я не могу дышать. Тру глаза ладонями, в отрицании мотая головой взад и вперед. Если Лаклан перестанет приходить, то мне уже стоит начинать бояться того, что произойдет. Мое здравомыслие сейчас весит на волоске. Я сломаюсь прежде, чем отломится сосулька.
Ощущение его руки на своем плече заставляет меня дрожать. Он сжимает ладонь. Я заставляю свои руки продолжать лежать на столе.
Затем Лаклан убирает свою руку и начинает уходить из моей жизни.
Я поворачиваюсь на стуле. – Подожди.
Лаклан оборачивается.
Сейчас я в отчаянии. Я знаю, что теряю его. – Ты помнишь, что сказал мне год назад? – спрашиваю я.
Его челюсть напрягается. Он отводит взгляд, и я понимаю, что он пытается избежать ответа на мой вопрос, но ничего не может с этим поделать. Даже когда ты сердишься, любовь дергает за ниточки твоей души наиболее болезненным способом. Заставляет тебя волноваться, заставляет чувствовать, даже когда это последнее, чего бы ты хотел.
Он мрачно кивает.
– Тогда, пожалуйста, не делай этого, – говорю я.
Он продолжает идти.
– Лаклан, – зовет его Мэри, стоящая позади него.
Он останавливается.
Я умоляюще смотрю на него. Проходят секунды, и мне кажется, что сейчас он пошлет Мэри куда подальше. Думаю, он собирается сказать, что не имел в виду то, что произнес в итоге. Но он просто медленно уходит.
Мир исчезает из-под моих ног. Я нахожусь в свободном падении и судорожно пытаюсь ухватиться за что-нибудь, что сможет спасти меня.
Силуэт Лаклана начинает становиться размытым. Мой череп вот-вот расколется пополам. Схватившись за стол, я резко подаюсь вперед. Столы и стулья исчезают в воздухе. Стены разрушаются, обваливаясь на пол. Новые стены, богатые на все оттенки коричневого, вырастают из-под земли. Коричневый линолеум исчезает, превращаясь в шикарный белый ковер.
Окна вокруг меня разрушаются. Холодный воздух проникает в комнату. Я обвиваю пальцами свою голову и начинаю стонать. Осколки стекла вращаются в воздухе. Они проходят в нескольких дюймах от моего тела, прежде чем надают на пол. Огромные окна с невероятным треском прорисовываются в стенах. Солнечный свет исчезает, сменяясь мягким лунным светом.
Затем все останавливается.
Мои глаза открыты. Я моргаю и медленно поднимаюсь.
Комната отдыха исчезла.
Я стою перед зеркалом, уставившись на свое отражение. Я совсем не похожа на себя. Выгляжу обновленной, счастливой и даже красивой. Мои светлые волосы вьются крупными локонами и с одной стороны заколоты золотой заколкой. Мои щеки румяные, а в глазах виднеется жизнь.
Я вернулась к прежней Наоми.
На мне платье, плотно облегающее мое тело. Повернувшись в сторону, я замечаю, что вся моя спина обнажена. Быстро мое внимание переключается от платья к мужчине, стоящему в углу комнаты.
Макс.
Мои губы искривляются в улыбке, и сердце начинается биться быстрее, когда я смотрю на него. Он кладет лодыжку одной ноги на колено другой. Макс выглядит расслабленным, а ямочка на его правой щеке превращает его в мальчишку. Но его полные губы искривляются в мужской улыбке, которая придает ему возраста и солидности.
Он встает в полный рост, и я вижу, как черный пиджак скользит на его плечи, прикрывая белую рубашку и черные подтяжки. Его галстук-бабочка висит на шее черной лентой.
У него непослушные волосы. Но ему все равно. В этом весь Макс. Он нарушает все правила, выбирая свой собственный путь.
Он поправляет воротник пиджака, подходя ко мне сзади. Его тело поглощает меня. У меня на макушке покоится его подбородок.
Я дорожу подобным моментом, который похож на спасательный круг, и я буду держаться за него так долго, как только смогу. Обычно это не длится долго. Но каждый раз, когда я вижу его, я сильнее убеждаюсь, что он будет другим и не бросит меня.
Я беру его сильную челюсть чуть ниже острых скул. Его кожа гладко выбрита и подзагорела на солнце. Он делает шаг ближе, и кончики его пальцев касаются моей голой спины. Я поежилась.
– Восхитительная, – шепчет он.
Я смотрю на наше отражение в зеркале. Он приподнимает брови. Его губы изгибаются в ленивой улыбке.
Потянув меня за волосы в сторону, он обеими руками берет меня за руки, привлекая к себе. Я охотно повинуюсь, и когда мои лопатки прислоняются к его спине, я издаю глубокий вздох. Он наблюдает за мной в зеркало, а затем медленно наклоняется, чтобы поцеловать меня в плечо. Зубами он прикусывает мою кожу. Я наклоняю голову в сторону, еще сильнее приоткрывая шею.
Он задает мне тот же вопрос, который несколько минут назад мне задал Лаклан:
– Ты любишь меня, Наоми?
Мое тело все еще реагирует на то, как он произносит мое имя. Мне с трудом удается сглотнуть, поэтому я просто киваю, а он приближается ко мне все ближе и начинает дышать мне в спину.
Я, правда, люблю его. Запутанной и невозможной любовью.
Макс наклоняется вперед и ухмыляется, словно знает, о чем я думаю. Его рука перемещается от моей шеи и движется вниз. Я смотрю, как его большая и загорелая рука останавливается там, где бьется мое сердце. Его ладонь с растопыренными пальцами ложится против моей кожи.
Его глаза преисполнены мечтой, когда он видит мою реакцию в зеркале. Кончик его носа трется о мою щеку. Мои руки сжаты в кулаки, и я зачарованно смотрю, как он целует изгиб моей скулы.
– Если ты меня любишь, то не сдавайся, – говорит он шепотом.
– Обещаю, что не сдамся.
Я знаю, что будет дальше. И я в отчаянии, ведь скоро все изменится. Я еще сильнее прижимаюсь к нему и вдыхаю его запах. Для меня, застрявшей в месте со стерильными стенами и ужасными запахами, это как глоток свежего воздуха. Этот аромат окутывает меня, прежде чем все это окончательно исчезнет.
Но он уже начинает растворяться. Мой голос застрял в горле, и я протянула руку в его сторону, но она лишь рассекла воздух.
Он ушел, и я начала падать.
Моя спина ударяется о спинку стула. Я подскакиваю от боли и шока. Мое сердце готово вырваться из грудной клетки. Я делаю поочередно глубокие и неглубокие вдохи, пытаясь его успокоить.
– Наоми, ты в порядке?
Я вздрогнула и взглянула вверх, пытаясь найти глазами Мэри, смотревшую на меня.
На её лице проглядывается тревога, пока она ожидает моего ответа. Я громко сглатываю, покачивая головой. Впиваюсь ногтями в свои бедра, пока мое тело сотрясается от сдерживаемого разочарования.
– Я в порядке.
– Пора принимать лекарства, – говорит она.
Я встаю и киваю, после чего начинаю следовать за ней обратно в свою комнату.
Я бегу на адреналине, и пот начинает проступать на лбу.
Несмотря на то, что Макс исчез, я все еще слышу его голос. Я все еще чувствую его запах. Все еще ощущаю прикосновения его рук к своей коже.
Я знаю, что не выдумала Макса. Знаю, что не придумала себе все это. И самое ужасное во всем этом то, что эти факты ничего не меняют.
Единственное, что сейчас имеет значение, так это то, что все думают, будто я сумасшедшая. И сейчас, единственный человек, который всегда был рядом со мной, теряет надежду.
Сегодняшний вечер мне лучше провести под лекарствами, чем в размышлениях о том, как все вокруг обернулось против меня.
Завтра я признаюсь, что для того, чтобы собрать воедино свою историю, мне для начала придется уничтожить себя. Точно также, как и сосульки, я сломаюсь. Это неизбежно.
Отключайся же , ну, давай, отключайся ....
Н аконец-то .
ГЛАВА 2. ПОВЕРЬТЕ МНЕ
– Тебе нравится то, что ты чувствуешь?
Я перекатываюсь на бок и кладу голову на свою руку. Макс лежит на животе. Прямо напротив нас распахнуто окно, благодаря чему в комнату проникает летняя жара. Яркий солнечный свет льется прямиком в комнату, пересекая пол, поднимаясь на кровать и упираясь в спину Макса. Я провожу пальцем по его загорелой коже, прежде чем решаюсь наклониться ближе.
Нравится ли мне то, что я чувствую? В ответ я крепко целую его прямо в губы. Прекрасно. Макс отвечает, обвивая своими руками мое лицо, стараясь удерживать меня на месте, пока садится.
Он приподнимается надо мной, при этом его губы ни на секунду не выпускают мои. Его тело слегка расслабляется, и вот мы уже прижимаемся кожа к коже. Он дышит носом. Я крепко обнимаю его.
Руки, которые я так люблю, прослеживают контуры моего тела. Его дыхание теплом ощущается на моей коже. Поцеловав мою скулу, он движется все ниже и ниже.
И затем он вырывается из моих объятий и отходит назад. Прежде чем он исчезает, я вижу страх в его глазах. Это не его страх, а мой.
– Убирайся из моей головы, – простонала я. – Убирайся, убирайся, убирайся!
Я решительно прижимаю ладони к глазам до тех пор, пока не появляются темные пятна. Я продолжаю давить, надеясь, что образ Макса раствориться.
Как долго память может по второму кругу воспроизводить воспоминания, прежде чем твой разум постигнет короткое замыкание? Я осознаю, что мой мозг старается справиться со всеми моими воспоминаниями, связанными с Максом. С каждым разом это происходит все быстрее и быстрее. Начинает перегреваться. А потом «Бум!». Взрывается.
И прямо сейчас, это кажется не таким уж и плохим вариантом. Мне хочется оказаться в том блаженном моменте, где я смогу просто ... быть.
Никаких воспоминаний.
Никаких слов.
Никакой боли.
Тишина.
Я быстро встаю с кровати. Разочарованный стон пронзает мое тело. Я устала от этого места. Этой маленькой комнаты. Я устала от этих четырех, окрашенных в бежевый цвет стен, которые окружают меня. Они пустые. Никаких семейных фотографий, никаких постеров. Ничего. Кроме телевизора – единственной вещи, которая была хоть каким-то источником развлечений – в комнате было большое квадратное окно.
Я устала от всего этого.
Это словно оказаться запертой в коробке. И с каждым днем, что я провожу взаперти, стены сближаются все быстрее, уменьшая пространство комнаты.
Большую часть проведенных здесь дней, мне удавалось справляться с этим. Но теперь, когда Лаклан ушел, мне стало страшно. Он был единственным моим источником поддержки.
Мэри стучит в дверь. Девять часов утра. Открыв дверь, я ожидаю увидеть её по-обычному мрачное выражение лица, но она встречает меня с некоторой легкостью в глазах. – Хорошо, что ты уже проснулась. – Она протягивает мне утренние лекарства. – Сегодня ты встретишься со своим новым лечащим врачом, – сказала она.
Я хмурюсь, проглотив таблетки. – Почему с новым?
На мой взгляд, доктор Вудс полон дерьма. Он думает, что я психопатка. У нас с ним молчаливое взаимопонимание: он прописывает мне лекарства, а я делаю вид, словно прислушиваюсь к его советам.
– Почему? Я не знаю, почему к тебе прикрепили нового врача. – Она кивает головой в сторону холла, и я не могу сказать точно, говорит она мне правду или же лжет. – Ты готова?
Нет, я не готова. Я ненавижу перемены и не хочу проходить все заново с новым доктором.
– Неужели Вудс разочаровался во мне?
– Наоми ... – она вздыхает и смотрит в сторону. – Я уже говорила, что не знаю, почему тебе поменяли лечащего врача.
– Мэри, если ты собираешься лгать мне, то делай это правдиво. Заставь меня поверить в это.
Она бросает на меня пустой взгляд, но один уголок её рта приподнимается. Всего лишь слегка.
– Просто пойдем, ладно? Иначе ты опоздаешь, – говорит она.
– Итак... значит, новый доктор. У него есть имя? – спрашиваю я, пока мы идем вниз по холлу.
– У НЕЁ, а не у НЕГО. И зовут её доктор Ратледж. Она новенькая здесь и очень хочет встретиться с тобой.
Я теребу завязки от своей серой толстовки, стараясь переварить новую информацию. – Получается, я буду первой, кто сможет высосать из неё всю надежду?
– Нет, не будешь. – Мэри смотрит на меня. Предупреждение читается в её глазах. – Она очень милая.
Здесь быть милой, значит, быть никем. Я дам ей девять месяцев, прежде чем она передаст меня другому врачу или упакует свои красивые дипломы и свалит отсюда.
Мы останавливаемся у закрытой двери. Я уставилась на бронзовую табличку с фамилией. Черными буквами написано «Женевьева Ратледж, доктор медицинских наук».
Она будет еще одним человеком, который осудит меня, а я к этому просто не готова.
– Ты собираешься входить? – спрашивает Мэри.
Я не хочу отвечать на все эти глупые вопросы. Не хочу иметь дело с её пристальным взглядом, спокойно оценивающим меня.
– Наоми?
– Да иду я, иду, – говорю я, но мои ноги отказываются двигаться. Мои руки повисли по обе стороны от тела, словно к ним привязали тяжелые гири.
Мэри теряет свое терпение. Она громко стучит в дверь, после чего уходит. Я смотрю ей в след, и впервые, мне хочется последовать за ней.
– Войдите, – требует голос. Он звучит довольно весело. Ратледж, наверное, получает удовольствие от всего этого. Но если я не разрушу все её надежды, кто-нибудь другой из этого места сделает это за меня.
Пытаясь быть как можно более тихой, я медленно открываю дверь. Её кабинет сбивает меня с толку. Кабинет доктора Вудса был призван устрашать. Каждый раз, когда я входила в него, мне приходилось преодолевать довольно большое расстояние, чтобы добраться до его стола. Это напоминало тропу позора.
Но этот кабинет был теплым. Коричневые стены были украшены её дипломами. Ничего пугающего. Присутствовали даже нотки женственности: растения, стоящие возле окна, ковер, лежащий на полу. Даже свеча горит на столе. На секунду, я забываю, где нахожусь. Когда невысокая брюнетка встает из-за стола, я вспоминаю.
Первое впечатление о докторе Ратледж? Ей тридцать с небольшим. У неё хорошенькое личико. Она улыбается, показывая свои белоснежные, ровные зубы. Она слишком счастлива для того, чтобы быть здесь.
– Здравствуй, Наоми. Я – доктор Ратледж. – Она берет мою руку в свою.
Я смотрю на ее ладонь так, словно она ядовитая. Осторожно, я вытягиваю свою руку, которая немого задерживается в её ладони, прежде чем я убираю руку окончательно.
Она не моргает. – Пожалуйста, присаживайся.
Сажусь. Мои колени подпрыгивают вверх-вниз, пока я смотрю куда угодно, лишь бы не на неё. Ощущаю на себе её взгляд. Её полное имя – Женевьева Мари Ратледж – напечатано посреди каждого её сертификата.
Я представляю её самым маленьким членом очень большой семьи. У неё четверо, а может быть и пятеро братьев или сестер. Её родители – трудоголики. Они очень гордились ей, когда она окончила медицинский университет. Они с остекленевшими глазами смотрели, как она получает диплом, и думали: «Она изменит мир!»
Её стул слегка скрипит, когда она присаживается и перекладывает папки в поисках нужной, после чего берет ручку со стола. Документы упорядочены. Все находится на своих местах.
Она переплетает пальцы рук и улыбается своей «улыбкой на миллион». – Как ты, Наоми?
Было бы очень легко осудить её, если бы она сделала что-нибудь подозрительное. Доктор Вудс всегда носил белый халат. Всегда отпаренный и застегнутый на все пуговицы. Он был настолько формален и чопорен, что сразу же выстроил стену между нами. Он был врачом, я же была гребаным пациентом. Но доктор Ратледж не носит белый халат. Она одета в темно-синие брюки и легкий джемпер кремового цвета. Я чувствую запах её духов. Пахнет прекрасно. Я с удовольствием брызгала бы ими на свои запястья, если б не была в психушке.
– Я в порядке.
Она снова улыбается. Это начинает действовать мне на нервы. Доктор Вудс никогда так много не улыбался.
– Как спалось? – спрашивает она.
– Хорошо.
Её веселое настроение не покидает её даже тогда, когда она задает мне вопрос, который никто никогда раньше мне не задавал.
– Как ты думаешь, почему ты здесь?
– Что?
– Как ты думаешь, почему ты здесь? – повторяет она.
Мой взгляд устремляется в пол. Молчание становится неловким. – Я не знаю, – наконец, говорю я.
Она кивает и что-то записывает на лист бумаги, лежащей перед ней.
– Ты разговаривала с кем-нибудь здесь об этом?
– Нет.
– Почему нет?
Когда я только появилась в «Фэирфакс», доктор Вудс пытался заставить меня открыться, но я не доверяла ему. Его подход к ситуации был очень формальным, а голос лишен эмоций.
Я говорю доктору Ратледж правду. – Я не доверяла ему.
Она приподнимает брови. – Почему?
Я пожимаю плечами. – Потому что его не волновало, что происходит со мной.
