Текст книги "Что остается от небес"
Автор книги: К. Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
К. С. Харрис
Что остается от небес
Моим дочерям, Саманте и Даниэль
Одно убийство делает злодеем,
Сгуби мильоны – ты уже герой:
Владыки горделиво мнят, что вправе
Убить и оправдать числом злодейство.
Забыли короли, что тоже люди?
О братских узах? Почему алкают
Кровавых жертв? Рвут дружбу и любовь,
Связующие души от природы?
Без устали погибели творцы
Изобретают новые мученья
И смертные угрозы. А монархи
По-прежнему мечтают о вселенской
Империи, пусть даже на руинах
Воздвигнутой. О, Боже Всемогущий,
Разрушь их замыслы! Не дай твореньям
Твоим пасть жертвой на алтарь гордыни!
Из поэтического эссе «Смерть» доктора Бейлби Портеуса, епископа Лондонского (1789-1809 гг.), напечатанного в «Кембридж Интеллидженсер» 14 сентября 1793 г.
ГЛАВА 1
ТАНФИЛД-ХИЛЛ, ВТОРНИК, 7 ИЮЛЯ 1812 ГОДА
Его преподобие Малькольм Эрншоу, издавая неприличное пыхтение, свернул с главной деревенской улицы и поспешно пересек заросший высокой травой церковный двор. Это был толстенький коротышка, немолодой, с жиденькими седеющими волосами и негнущимися коленками. Подняв глаза на колокольню, темневшую на фоне еще светлого вечернего неба, священник еле сдержал стон.
– Что я наделал? Что я наделал? – повторял он, словно припев какого-то псалма. Не следовало так засиживаться возле дряхлой миссис Каммингс. Да, старушка умирала, но он сделал все, чтобы облегчить ее кончину, а заставлять епископа Лондонского ждать не годится, особенно, если ты – ничтожный деревенский пастор, который обязан получением прихода семье вышеозначенного епископа.
Разгоряченный и задыхающийся от спешки, преподобный добрался до посыпанной гравием площадки перед храмом. Шаги замедлились, мелкие камушки захрустели под кожаными подошвами ботинок.
– Боже правый, – прошептал, отвешивая челюсть, Эрншоу при виде кареты и дремавшего на козлах кучера. – Его преосвященство уже здесь.
С трудом сглотнув, пастор обвел ищущим взглядом церковный двор. Несмотря на сгущающиеся сумерки, кучи битого камня и трухлых балок, оставшиеся от покойницкой, некогда расположенной у северной стены церкви, были четко видны. А вот епископа Прескотта в поле зрения не наблюдалось.
Священник заколебался: порыв ринуться вперед боролся с малодушным желанием нырнуть в ризницу за фонарем. С болезненно колотящимся сердцем Эрншоу продвинулся к зияющему отверстию. Сегодня днем рабочие случайно проломили тонкую кирпичную стенку. За ней скрывалась заброшенная лестница с истертыми каменными ступенями, которые вели в древнюю крипту – даже более древнюю, чем освященный веками неф нормандских времен над нею.
До Малькольма Эрншоу, десять лет служившего в церкви Святой Маргариты, доходили смутные слухи о подземном склепе, замурованном десятилетия тому по соображениям общественного здоровья. Но ничто из ранее слышанного не могло подготовить его к столь ужасной находке.
Вытащив из кармана платок, священник прикрыл льняной тканью рот и ноздри, поскольку зловоние крипты уже достигло его обоняния. Он подошел достаточно близко, чтобы видеть свет фонаря, заливающий поднимавшиеся из склепа ступени. Его преосвященство и впрямь не медлил.
И снова Эрншоу заколебался, но на сей раз не по причине нерешительности, а из-за отвращения к скрытому под землей ужасу. Разумеется, Святое Писание учит: «…ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными». Да и в книге пророка Иезекииля обещано, что Господь вырастит на костях мертвых плоть и введет в них дух. Преподобный отец это хорошо помнил. Но все равно обнаружил, что дрожит от необходимости еще раз столкнуться со зрелищем, которое превосходило страшнейшие картины дантового ада.
Ухватившись за ржавые перила, идущие по одну сторону ступеней, пастор заковылял вниз по сумрачной лестнице к мерцающему светильнику.
– Смиреннейше прошу вашего прощения, епископ Прескотт, – начал он, и подземелье эхом вторило робкому голосу. – Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?
Вокруг священника сомкнулось гнетущее безмолвие. Перед его взором призрачными фалангами смерти тянулись ниши подземелья, построенные из грубого камня, покрытого известковым раствором, с низким сводчатым потолком, который поддерживали древние колонны. Почти каждая ниша была забита гробами, поставленными один на другой по пять-шесть штук. Сквозь рассохшиеся перекошенные доски то тут, то там виднелись почерневшие остатки ветхих одеяний, глянцево поблескивали то череп, то берцовая кость.
Однако такие чистые свидетельства времени попадались нечасто. Результат влияния сухого воздуха и высокой концентрации извести на тела умерших – вот что на самом деле приводило викария в ужас и заставляло крепче цепляться за перила. Слишком часто из порушенной домовины высовывалась еще узнаваемо человеческая конечность или кошмарного вида лицо, темное и сморщенное, как у мумии, привезенной из Египта.
– Ваше преосвященство, – еще раз позвал Эрншоу дрожащим голосом. Обманувшись светом лампы, он, очевидно, ошибся, направившись вначале сюда. Должно быть, епископ просто оставил фонарь в крипте и вернулся дожидаться в ризницу.
Раздавленный допущенной промашкой, священник уже поворачивал обратно на лестницу, когда его взгляд упал в дальний конец склепа. Возле крайней спиральной колонны лицом вниз лежал человек. Только это не был давний, полуразложившийся труп, выпавший из рассыпавшегося гроба.
– Епископ Прескотт, – охнул Эрншоу, узнав высокую, худощавую фигуру, приметную фиолетовую сутану, седые, непривычно длинные волосы.
Спотыкаясь, его преподобие приблизился к епископу, который лежал, слегка повернув голову набок, широко и невидяще раскрыв светло-серые глаза. Из-под спутавшихся волос из пробитого черепа вытекала темная струйка крови, медленно расплываясь пятном на древнем каменном полу.
ГЛАВА 2
ЛОНДОН, РАННЕЕ УТРО СРЕДЫ, 8 ИЮЛЯ 1812 ГОДА
Круглый зал в Карлтон-хаусе являлся святая святых, предназначенной для наиболее приближенных друзей Его Королевского Высочества Георга, принца-регента. Здесь, среди сияния хрустальных люстр и великолепия драпировок из голубого шелка, имитировавших римскую палатку, обладатели привилегии на вход собирались поздней ночью, чтобы выпить вина, послушать музыку и насладиться всеми преимуществами пребывания в фаворе у правителя.
Однако сегодня принц находился в скверном расположении духа и раздраженно выпячивал по-женски полную нижнюю губу.
– Я слышал, епископ Лондонский собирается выступить в этот четверг перед Палатой лордов с речью, обращенной против рабства, – регент щелкнул пальцами, чтобы подали очередную бутылку.
Когда-то принц был привлекательным мужчиной. Но к настоящему моменту жизнь, проведенная в постоянных излишествах и всевозможнейших усладах плоти, безжалостно сказалась на внешности Георга, перевалившего за пятый десяток. Лицо приобрело красноватый оттенок, черты оплыли, и даже таланты искуснейших портных Лондона – а также туго затянутые корсеты – не могли скрыть тучности фигуры.
Опасно поскрипывая пластинами корсета, регент повернулся и недовольно глянул на своего кузена Чарльза, который являлся общепризнанной опорой шаткого правления царственного родственника.
– Что скажете, Джарвис? Ведь есть же способ утихомирить этого святошу?
Лорд Джарвис также был крупным и плотным мужчиною, ростом более шести футов. Одни его габариты уже производили внушительное впечатление. Но самым могущественным человеком Британии этого вельможу сделало сочетание вызывающего благоговейный трепет ума, неимоверного коварства и беззаветной преданности королю и отечеству. Барон неторопливо отпил глоток вина, прежде чем ответить:
– Не вижу ни единого, за исключением убийства.
Среди присутствующих, находившихся достаточно близко, чтобы услышать эти слова, прокатился нервный смешок. Всем было известно, что люди, полагаемые лордом Джарвисом врагами – или просто причиняющими неудобства – имели странное обыкновение превращаться в покойников.
Губа принца-регента выпятилась сильнее. Один из закадычных друзей правителя, лорд Квиллиан, худощавый щеголь с ястребиным профилем, приподняв бровь, вопросил:
– Вас не беспокоит, Джарвис, что этот чертов епископ словно выступил в крестовый поход?
– А, по-вашему, должно? – барон одним пальцем небрежно открыл золотую табакерку.
– Думаю, должно, учитывая, что именно Прескотта, по большей части, следует благодарить за принятие пять лет назад Акта о запрете работорговли [1]1
Акт о запрете работорговли– был принят британским парламентом 25 марта 1807 года. Центральной фигурой среди ратующих за отмену рабовладения и торговли рабами был Уильям Уилберфорс (1759-1833), депутат Палаты общин от графства Йоркшир. Первый билль о запрете работорговли был внесен Уилберфорсом в парламент в 1791 году, но не был поддержан большинством голосов. Закон, потребовавший от Уилберфорса почти 20 лет борьбы, был принят 283 голосами против 16. Отныне торговля людьми считалась незаконной. Капитан, пойманный с невольниками на борту, должен был подвергаться штрафу в размере 100 фунтов стерлингов за каждого раба. Формально работорговля была запрещена только на территории Британской Империи, на практике же запрет касался всех. Поскольку Британия в то время была "владычицей морей", принятый ею закон был обязателен для всех, кто имел несчастье оказаться под прицелами ее пушек. Уже с 1808 года (и до начала XX века) суда Королевского Флота патрулировали африканские берега и ловили подозрительные суда. К сожалению, Акт, хоть и запрещал работорговлю законодательно, не смог полностью искоренить это явление. Видя приближающееся судно Королевского Флота, капитаны кораблей, импортирующих рабов, просто выбрасывали людей за борт, чтобы избежать уплаты штрафа.
[Закрыть]. Растущая в Британии набожность в сочетании со слезливой сентиментальностью вызывает у меня опасения.
– Отмену рабства нетрудно поддерживать на словах, – поднес Джарвис к носу понюшку. – На деле же все оказывается значительно сложнее.
Внимание барона привлекла поднявшаяся у двери суета. Высокий мужчина, по виду военный, в плаще и сапогах для верховой езды, вполголоса переговорил с охраной, затем, пересекши комнату, направился к Джарвису и шепнул что-то тому на ухо.
– Прошу прощения, ваше высочество, – с поклоном извинился могущественный кузен перед принцем, – я на минутку. Ну, что там такое? – рявкнул он, увлекши гонца в уединенную нишу.
Рослый мужчина с армейской выправкой, бывший капитан Девятого пехотного полка, с усмешкой доложил:
– Епископ Лондонский мертв, сэр.
* * * * *
В неярком свете раннего утра отец и сын бок о бок рысью ехали по Гайд-парку. Кое-где между деревьями еще застряли клочья легкой дымки, хотя повисший над рекой туман уже рассеивался под лучами поднимавшегося солнца.
– Уже два месяца, как Персиваля застрелили, – пробурчал Алистер Джеймс Сен-Сир, пятый граф Гендон. Восседавший на крупном сером мерине вельможа был мужчиною шестидесяти шести лет, плотного телосложения, с бочкообразной грудью, густой гривой седых волос и ярко-голубыми глазами.
– Два месяца! – возмущенно повторил он, когда спутник воздержался от замечаний. – А Ливерпуль [2]2
Роберт Дженкинсон, 2-й граф Ливерпуль (1770 – 1828) – британский политический деятель, представитель тори. Занимал разные министерские посты в правительствах Портленда и Персиваля, а по смерти последнего в 1812 году сам сформировал кабинет. Премьер-министр Великобритании с 1812 по 1827 год.
[Закрыть]до сих пор действует скорее как некомпетентный заднескамеечник, нежели как премьер-министр. Это больше не может продолжаться. Мы и так воюем с половиной Европы. Не успеем оглянуться, как эти проклятые американцы нападут на Канаду.
Ехавший рядом на изящной вороной арабской кобылке, приобретенной в бытность свою офицером действующей армии, единственный оставшийся в живых графский сын и наследник, Себастьян, виконт Девлин, наклонил голову, пряча улыбку. Высокий, даже выше своего отца, он был стройным, темноволосым, а его глаза имели странный янтарный оттенок, как у дикого зверя.
– Вы же отказались от предложения принца-регента сформировать кабинет, – заметил он.
– Разумеется, отказался! – воскликнул граф, который вот уже три года занимал пост канцлера казначейства [3]3
Канцлер казначейства– современный министр финансов.
[Закрыть]. – Зачем мне дни напролет сражаться с Джарвисом за лояльность собственных министров? Может, раньше меня смогли бы уговорить. Но не теперь.
– Мне казалось, вы не упустите такую возможность, – бросил виконт, – хотя бы назло барону.
Грозный и сверхъестественно всемогущий королевский родственник наводил страх на многих, но не на Гендона. Эти двое сильных мира сего были на ножах, сколько Себастьян себя помнил. Однако, несмотря на все свое влияние, Джарвис ни за что не возглавил бы кабинет министров. Он предпочитал править, пребывая в тени, скрытно – и от этого еще более действенно.
– Должно быть, я старею, – длинно выдохнул граф. – Я бы с удовольствием потратил время на другие занятия.
Сын вопросительно поднял бровь.
– Ты слышал, что я сказал, – проворчал Гендон. – Мне бы хотелось провести остаток своих преклонных лет в окружении выводка здоровеньких резвых внуков. К сожалению, мой единственный уцелевший отпрыск никак не соизволит доставить мне такую радость.
– У вас уже есть внук. И внучка.
– Баярд? – небрежным жестом отмахнулся граф от детей своей законнорожденной дочери Аманды. – Баярд из Уилкоксов, к тому же полусумасшедший, как и его папаша. Я говорю о Сен-Сирах. Тех внуках, которых только ты можешь мне подарить. Себастьян, тебе почти тридцать. Давно уже пора остепениться и завести семью.
Виконт ничего не ответил, уставившись между ушей своей лошади. За последние недели отчуждение, возникшее между отцом и сыном прошлой осенью, уменьшилось, но сейчас граф ступил на опасную почву.
На миг повисло напряженное молчание, затем Гендон, взглянув на парк, прищурился и буркнул:
– Смотрю, ты до сих пор держишь в услужении этого наглого карманного воришку.
Проследив за взглядом отца, Девлин увидел одетого в ливрею остролицего подростка, который во весь опор мчался в их сторону на одной из лошадей виконта, придерживая шляпу неизящно задранной рукой.
– Что за черт?
Том, юный грум Себастьяна, резко натянул поводья, останавливаясь рядом. Это был щуплый тринадцатилетний мальчишка со щербатой улыбкой, выглядевший младше своих лет.
– Извиняюсь за вторжение, ваше сиятельство, – кивнул он Гендону и повернулся к виконту: – Хозяин, вас там ждут на Брук-стрит: ваша тетушка, герцогиня Клейборн, и архиепископ Кентерберийский!
– Его высокопреосвященство? – удивился Девлин.
– Генриетта? В такое время?! – воскликнул граф с округлившимися от изумления глазами. Было общеизвестно, что герцогиня Клейборн никогда не поднимается раньше полудня. – Мальчишка, поди, пьян! – недоверчиво принюхался Гендон.
– И в рот не брал, – возмутился Том. – Там точно ее светлость сидит в вашей гостиной и с ней архиепископ самолично.
Подозрительный прищур графа помрачнел:
– Я недавно слышал, что архиепископ Мур стоит одной ногой в могиле. И Джарвис уже предпринимает определенные шаги, подбирая преемника.
– Ну да, вид у старичка не шибко бодрый, – согласился слуга. – Оно и не удивительно, учитывая, чего стряслось.
– Так что же случилось? – поинтересовался виконт.
– Да прошлым вечером в склепе какой-то церквушки кто-то взял и прикончил епископа Лондонского!
ГЛАВА 3
Помимо скромного поместья в Гемпшире, унаследованного от двоюродной бабки, виконт Девлин владел небольшим, но элегантным особняком на Брук-стрит. Многострадальный дворецкий Морей встретил хозяина на пороге хмурым поклоном.
– К вам с визитом архиепископ Кентерберийский и герцогиня Клейборн, милорд. В большой гостиной.
– Господи Боже, – Себастьян вручил дворецкому хлыст, шляпу и перчатки. – Так это все же правда.
– Да, милорд, – снова поклонился Морей. – Я осмелился предложить чай, но ее светлость отказалась.
Виконт, перешагивая через ступеньку, поднялся на второй этаж, где и обнаружил уютно устроившуюся в кресле у эркерного окна родственницу – величественную фигуру в фиолетовых шелках и возвышавшемся на голове тюрбане. Напротив тетки расположился седовласый, худой, как скелет, священнослужитель с мертвенно-бледным лицом человека, находящегося на последней стадии болезненного истощения. Его высокопреосвященство и герцогиня были старинными друзьями. Себастьян знал, что тетушка чрезвычайно огорчена продолжительной болезнью и близкой смертью архиепископа.
– Приношу свои извинения, что не переоделся, – обратился к визитерам Девлин, – но, насколько я понимаю, вы здесь по неотложному делу.
Архиепископ Джон Мур протянул виконту тонкую, просвечивающую синими венами и заметно дрожащую руку.
– Простите, если вынудили вас прервать утреннюю прогулку. С вашего позволения, я не буду вставать.
Себастьян низко склонился над немощной дланью священнослужителя, затем повернулся поцеловать в щеку тетушку.
– Мне позвонить, чтобы подали чай?
– Чая на сегодняшнее утро с меня уже довольно, – неэлегантно фыркнула гостья. – Что мне нужно, так это бренди.
Вдовствующая герцогиня Клейборн, которая была пятью годами старше Гендона, являлась одной из гранд-дам лондонского общества. Она отличалась таким же плотным телосложением, что и брат, тем же широким и мясистым лицом, на котором выделялись пронзительно-голубые глаза рода Сен-Сиров. Но в это утро тетка выглядела вконец уставшей, и Себастьяну пришло в голову, что она так рано на ногах, поскольку еще и не ложилась.
– Так у тебя найдется выпивка? – колко поинтересовалась герцогиня при виде колебаний племянника.
Виконт вопросительно покосился на архиепископа.
– Замечательная мысль, – слабо улыбнулся тот.
– Бренди так бренди, – хозяин дома направился к графину, стоявшему на столике у камина.
– Полагаю, ты уже слышал о смерти епископа? – спросила тетка.
– Буквально пару минут назад.
– Оказывается, ему размозжили голову в крипте церкви Святой Маргариты в Танфилд-Хилл, – прокашлялся его высокопреосвященство.
Себастьян разливал выпивку, недоумевая, какое отношение данное происшествие может иметь к нему.
– Склеп замуровали много лет назад, – продолжил архиепископ, принимая стакан. – Полагаю, причиной тому стало возраставшее зловоние, которое мешало проводить богослужения и вызывало опасения эпидемии. Поэтому было принято решение отгородить место погребения стеной.
Лично Девлину обычай складировать гробы в открытых криптах всегда казался до варварства диким, но он придержал это замечание при себе. Протянув тетке бренди, виконт полюбопытствовал:
– Если склеп стоял замурованный, что в нем делал епископ?
– Вчера рабочие случайно пробили заложенный кирпичами вход и обнаружили неприятную находку, – пояснил собеседник. – Учитывая возможность скандала, приходский священник решил, что будет лучше сразу привлечь епископа Прескотта.
Себастьян прислонился к каминной полке.
– Скандала? Но по какой причине?
– Из-за трупа.
Рука виконта, подносившая ко рту стакан, застыла на полпути:
– Трупа?
– Из-за мертвеца в склепе, – добавила герцогиня таким недовольным тоном, словно племянник умышленно проявлял бестолковость.
Отпив глоток бренди, виконт вздрогнул. Возможно, у него и сложилась репутация сильно пьющего прожигателя жизни, но потреблять крепкий алкоголь в полвосьмого утра даже для Себастьяна Сен-Сира было рановато.
– По моему представлению, в подземелье церкви Святой Маргариты скопилось немалое количество мертвецов. Ведь строение каким веком датируется? Двенадцатым?
– На самом деле, крипта даже древнее храма, – заметил архиепископ. – Она восходит еще к англосаксонским временам [4]4
Англосаксонский период– эпоха в истории Великобритании, начавшаяся в V веке с высадки на Британских островах отрядов англов, саксов и ютов и образования англосаксонских государств и завершившаяся в XI веке нормандским завоеванием страны.
[Закрыть].
– Получается, сотни покойников, – подытожил виконт. – Если не тысячи.
Тетушка Генриетта, изящно держа на весу стакан с бренди, подалась вперед:
– Тело, на которое наткнулись рабочие, не принадлежало к захоронениям. Тот человек, очевидно, был там убит. И, скорее всего, перед тем, как склеп замуровали, – понизила голос герцогиня. – Труп нашли на полу позади одной из колонн. С кинжалом в спине.
Девлин перевел взгляд с тетки на архиепископа:
– Простите, ваше высокопреосвященство, но… Зачем вы это мне рассказываете?
– Себастьян, ты прекрасно понимаешь, зачем, – рассердилась герцогиня. – Мы здесь, поскольку архиепископ желает, чтобы ты раскрыл это убийство.
– Почему?
– Почему? – негодующе переспросила Генриетта. – Что значит «почему»? Разумеется, потому, что у тебя это хорошо получается.
Себастьян оставался совершенно спокойным: он опасался такого поворота.
– Могу представить, что для местного магистрата сие происшествие – из ряда вон выходящее, но, полагаю, на Боу-стрит более чем способны распутать это дело.
– Я уже обсудил сложившуюся ситуацию с сэром Генри Лавджоем – снова прокашлялся Джон Мур, – и он поддержал мое решение привлечь вас к дознанию. Будь это убийство торговца или лавочника, сыщики с Боу-стрит, несомненно, справились бы самостоятельно. Однако они не умеют вести дела на столь высоком уровне и осознают это.
Оттолкнувшись от камина, виконт подошел к окну, выходящему на улицу. За последние полтора года он действительно несколько раз оказывался втянутым в расследование насильственных смертей. Но те случаи либо затрагивали его лично, либо касались жертв, которым больше неоткуда было ждать справедливости. И каждое новое дело обнажало очередной слой его души.
– Когда я в последний раз занимался следствием, все закончилось гибелью доброй дюжины людей, – попытался увильнуть Девлин.
– Мне понятно ваше нежелание быть вовлеченным в тягостный инцидент, – отозвался увещевательным тоном отца-исповедника его высокопреосвященство.
«Неужели?» – с горечью подумал Себастьян. Разве священнослужителю ведомы страсти, бурлящие вокруг убийства? Обман, ложь, гнев и отчаяние?
Водянистые глаза архиепископа сузились. Да, сейчас он больной старик, но невозможно стать самым влиятельным церковным иерархом во всей Англии, не будучи одновременно умным и очень, очень проницательным человеком.
– Позвольте поинтересоваться, отдаете ли вы себе отчет в том, насколько важно для блага страны, чтобы это убийство было раскрыто, и притом быстро? – виконт промолчал, и собеседник продолжил: – Не секрет, что мои дни сочтены. Уже дан ход процессу избрания моего преемника, чего, впрочем, следовало ожидать. В сложившейся ситуации лучше избегать длительных перерывов в передаче власти. Так вышло, что епископ Прескотт был одним из главных претендентов. По правде говоря, он был моим протеже.
– Вы думаете, это имеет отношение к его смерти? – нахмурился Себастьян.
– Возможно. Сейчас мы не можем этого утверждать, – отставив бренди, архиепископ наклонился вперед, сложив ладони, словно для молитвы. – Но примите во внимание: всего два месяца назад был застрелен премьер-министр. Теперь убит епископ. Если завтра умру я… – он умолк и развел руками, словно приглашая вообразить государство, лишенное как политического, так и духовного руководства.
Девлин хранил молчание.
– Это опасное время в истории нашей нации, – серьезным тоном продолжал его преосвященство, вновь сблизив ладони.– Наша страна воюет почти без перерыва уже двадцать лет. Бедствия народа множатся, недовольство растет. А теперь еще и американцы угрожают напасть.
– Понятно, – раздраженно хмыкнул виконт. – Выходит, раскрыть данное убийство – мой духовный и патриотический долг?
Герцогиня неодобрительно нахмурилась на племянника.
Не обращая на нее внимания, Себастьян спросил:
– А тот, другой человек, с кинжалом в спине – кто он?
Неожиданный вопрос по сути дела, похоже, застал архиепископа врасплох:
– Этого мы не знаем.
– Но вы утверждаете, что его убили давно?
– По крайней мере, такое сложилось впечатление. Мне говорили, что, судя по одежде, тот мужчина умер еще в прошлом веке.
Несомненно, загадка была чрезвычайно интригующей: двух людей почти на одном и том же месте постигла насильственная смерть с промежутком в десятилетия. Себастьян выглянул в окно на разносчика из пекарни, расхаживавшего с подвешенным на шею лотком и выкрикивавшего: «Свежие булочки! Кому свежие горячие булочки!»
Генриетта просто не в силах была дольше молчать.
– Ну? – нетерпеливо вопросила она. – Так ты возьмешься за расследование?
Повернувшись, Себастьян встретил обеспокоенный тетушкин взгляд. Если бы его преосвященство прибыл в одиночку просить содействия виконта, тот отказал бы без колебаний. Возвышенные воззвания к патриотическим чувствам совершенно не действовали на Девлина, а истинная сущность его духовных верований, несомненно, повергла бы дряхлого служителя церкви в смятение. Однако лукавый старик был достаточно проницателен, чтобы предугадать такой исход, посему и захватил с собою герцогиню Клейборн, свою старинную подругу.
Тетушка бывала нелюбезной и беспощадно несентиментальной, но она единственная из всех членов семьи никогда не предавала Себастьяна. Любовь Генриетты к племяннику была искренней и безусловной. Ей он не мог отказать.
Поднеся бренди к губам, виконт осушил стакан:
– Возьмусь.