Текст книги "Разрушение (ЛП)"
Автор книги: К. Д. Рэйсс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Поставила чайник на конфорку. Клик, клик, клик. Плита не зажигалась.
И ее нахрен. Я ждала всю ночь, пялилась в потолок, задавала себе вопрос, поехать к нему или нет, а теперь стою здесь, неспособная зажечь долбаную плиту.
Свет в комнате сменился с холодного флуоресцентного синего на теплый и потух со щелчком. С характерным звуком загорелась конфорка.
Эллиот оперся о дверной косяк, его волосы теперь были приглажены, на нем была футболка, которой я лишь восторгалась.
– Спасибо, – сказала я, отрывая от него взгляд. Мне стоило просто схватить его за член. Ничего проще быть не может. Но я не знала, что может произойти между мной и этим мужчиной. Если вообще что-то может. Мне, скорее всего, придется преследовать его по всему ЛА и поднимать его стояк домкратом. – Мне тоже нравится теплый свет.
– У нас есть кое-что общее. Стоит записать.
Мне хотелось, чтобы вода закипела, чего никак не происходило. Чайник стоял на месте, а Эллиот просто ждал. Будь проклят он и его терпение.
– У меня появилась фантазия, – сказала я.
– Я бы хотел ее послушать.
– Как мой терапевт? Или друг?
– Как твой… я не знаю, кто мы. – Он улыбнулся словно это было смешно. Будто его здесь ничего не заботило. Я напоминала результат кораблекрушения, а его, казалось, устраивала неопределенность.
Мои маленькие мечты о мести так и не сорвались с моих губ, остались на кончике языка, каждая из них по-своему сбивала с толку, вызывала стыд, причиняла боль, чтобы, по всей видимости, заставить меня ненавидеть его.
– Я представляю, что у меня есть древко от метлы, – произнесла, наблюдая за дурацким чайником, неспособным сделать хоть что-то, – и я забиваю в него гвоздь. Загибаю головку к себе, чтобы она вошла в его задницу и разорвала его, когда я буду вытаскивать древко.
Эллиот не показал, что чувствует шок или питает отвращение. Поэтому я продолжила:
– Остальное касается его яиц. И одна сцена того, как я вызываю у него стояк и привязываю его член, чтобы он стал фиолетовым. Затем… ну, знаешь… оставляю его так на несколько дней.
– Чтобы воплотить твои фантазии в жизнь, понадобится целый набор серийного убийцы.
Я рассмеялась, а Эллиот улыбнулся, глядя на меня серо-зелеными глазами. Я была ниже ростом, более ранима и каким-то образом в большей безопасности от этой шутки, потому что она была озвучена без вспышки гнева или осуждения.
– Мне казалось, ты посчитаешь меня больной, – сказала я.
Чайник начал шипеть, но не закипел.
Эллиот сделал шаг в кухню и наклонился над столешницей.
– Существует один препарат под названием «Нортил» (прим. перев.: антидепрессант, назначаемый для лечения депрессии или ночного недержания мочи). Его прописывают биполярным пациентам для борьбы с маниакальными кризами, и лишь в строгой дозировке. Он возвращает их назад на землю. Помогает. На самом деле помогает. Но если дозировка будет выше необходимой, появится чувство абсолютного отчаяния. Душевная боль может быть невыносима. Пациент будет охвачен ужасом, а не простым страхом. Никакой объективности. Только чувство. Передозировка не несет летального исхода, но пациент совершит самоубийство, если его вовремя не снять с препарата. У меня была одна девушка, добравшаяся до горсти таблеток и попытавшаяся довести себя им до передозировки. Нам пришлось ее привязать. Она билась затылком о спинку стула, поэтому пришлось поступить также и с головой. Пациентка сравнивала это чувство с разодранной в клочья душой. Она использовала такие слова, как опустошение. Мучение. Горе настолько глубокое, словно она достигла ада. Только чувство, без причины. – Эллиот взял две чашки и два чайных пакетика из шкафчика, словно ему необходимо было не стоять на месте. – Когда ты рассказала мне, что он с тобой сделал, я очень серьезно задался вопросом… смог бы я достать шестьдесят миллиграмм? Хватило бы даже пятьдесят, а семьдесят вообще идеально. Боже, сто миллиграмм эмоционально разорвали бы человека. А он и так уже в психиатрической лечебнице, так что его привяжут. Это даже не принесет ему физической боли. – Он повернул обе чашки под таким углом, что ручки указывали на него, и уставился в пустые емкости, словно там на дне скрывались ответы. – В последние несколько дней сделать это казалось не только возможно, но еще и разумно.
Чайник засвистел.
– Я не тот мужчина, которым себя считал. – Эллиот повернулся и выключил конфорку. – Вижу, как он разговаривает с твоим братом, и понимаю, что он в порядке. Парень даже не вспоминает о содеянном. Я начинаю подумывать о «Нортиле», – он налил воду в чашки.
– У меня было ощущение, что ты попросишь меня простить его, – сказала я.
Эллиот передал мне чай. Теплая чашка в моей ладони.
– Я не Иисус, а обычный человек.
– Вся ситуация вышла из-под моего контроля вчера.
– Теперь это касается системы, а не только тебя.
Я прижала чашку к подбородку и посмотрела на доктора поверх края.
– До вчерашнего дня я даже понятия не имела, когда рассказывала историю в сотый раз. Уоррен считает себя Богом, обменивая и меняя правила.
– Бог не обменивает. Он дает и отнимает. Точка.
Кивнула. Конечно. Я же ни черта не смыслила в теологии. Эллиот забрал у меня чашку и оставил рядом со своей на столешнице.
Затем он поцеловал меня.
Мы и прежде это делали. Но в этот раз прикосновение его губ ощущалось по-другому. Напоминало вторжение. Его рот, язык, вкус зубной пасты и чая. Я прижалась к нему бедрами, толкнувшись в его эрекцию, сжав его. Эллиот отстранился, и наши губы разомкнулись с характерным звуком.
– Да, – произнесла я, – да.
Доктор втянул воздух через стиснутые зубы.
– Я не стану обычным трахом.
– Как и я. Не с тобой.
Он опустил руку между моих ног, вжимая в меня четыре пальца и потирая сквозь одежду. Я ахнула.
– Ты влажная?
– Да.
Был момент, когда Эллиот выглядел, словно у него появились сомнения. Их можно было прочесть на его лице. Мораль и нравственность. Нарушение приличий. Риск для его души. Я видела, как все это появилось, и наблюдала, как рушилось.
– Покажи мне, – потребовал доктор.
Сунула руку в штаны и прикоснулась к себе. Клитор набух от возможности заполучить мужчину передо мной. Наконец-то. Я откинула голову назад от чувствительности.
– Сейчас, Фиона. Сейчас.
Вынула руку и прикоснулась пальцем к его губам. Эллиот взял его в рот и слизал мои соки.
– Да простит меня Бог, – сказал он, падая на колени, – твой вкус напоминает рай.
Эллиот спустил мои штаны и прикоснулся губами между моих ног. Раздвинул их и закинул одну себе на плечо, простонав, поцеловал мой клитор.
Вот оно. Спустя все эти недели разговоров, пока мы сидели по разные стороны столов, сейчас я смотрела, как двигаются его руки, сминаются губы, светятся глаза – серовато-зеленый океан полностью их поглотил, и не так, как я представляла. Его голос, ранее звучащий у меня за спиной в глубинах гипноза, сейчас вместе с языком ударял по влажной плоти между моих ног. Руки не просто двигались, они поднимались по моему телу и хватали соски, не боясь причинить боль и скрутить их.
– Да. Поверни их. Да.
Его щетина колола чувствительную кожу на внутренней стороне бедра, когда Эллиот открыл рот и проник языком в меня. Я потянула его за волосы, а он замедлил движения рта, затем остановился, оставив лишь болезненное ощущение в моих сосках.
– Ты хочешь кончить?
– Да.
– Умоляй об этом. – Эллиот провел самым кончиком языка по моему клитору. Он вот-вот сведет меня с ума.
– Пожалуйста, Эллиот.
Мужчина отстранился. Замер. Сжал челюсти.
– Повернись. Руки на столешницу. – Он вздернул бровь, слабая улыбка заиграла на его губах.
Настала моя очередь замереть. Эллиот не был Диконом. В его словах звучала серьезность, но намек игры никуда не делся. Я прижалась грудью к столешнице.
Понятия не имела, чего ожидать, когда доктор провел рукой вниз по моей спине и заднице. Затем рука пропала, а потом внезапно обрушилась шлепком. Эффект неожиданности заставил меня ахнуть. Эллиота не было видно, но я слышала его вдох.
– Это за то, что дразнила меня. – Он шлепнул меня еще дважды. Достаточно сильно, чтобы начало жечь. С такой силой, чтобы моя кожа почувствовала себя живой. – Нет. Не за это. Потому что мне этого захотелось.
Он снова ударил, обрушивая удары на каждую мою ягодицу, затем скользнул пальцами между ними, ощущая мою влажность. Из меня вырывался какой-то резкий продолжительный звук, а вот у него со связной речью дела обстояли лучше.
– Вау.
Не могла не прыснуть со смеху, как и Эллиот.
– В первый раз? – спросила я через плечо.
– Не в последний.
Я втянула воздух через стиснутые зубы, дыша данным обещанием, а доктор наклонился и посмотрел мне в глаза, затем снова ударил.
Мой стон, затем шепот:
– Сильнее.
Эллиот схватил меня за волосы на затылке и сжал кулак, вжимая меня в поверхность столешницы, пока я не смогла двигаться. Град шлепков обрушился с покалыванием, я попыталась вывернуться, но он крепко удерживал меня, неожиданно придвинувшись к моим бедрам.
Два пальца тут же оказались во мне, вплоть до перепонки между ними.
Мне не нужно было молчать. Облегчение наступало лишь от одной мысли об этом.
– Трахни меня, – прорычала я. – Пожалуйста. Господи. Просто трахни меня.
– Еще нет.
Мужчина прикоснулся языком к болезненной части моей попки, закручивая боль в спираль, затем сжимая плоть и прикусывая ее.
– Сначала ты кончишь для меня.
Его укус пришелся на самое восприимчивое к ощущениям место, где задница переходила в бедро – новый вид боли, пробудивший меня. Эллиот раздвинул мои бедра, раскрыв мою плоть для своего языка. Его пальцы грубо двигались во мне, а язык воплощал собой нежность, пока доктор посасывал мой клитор.
– Эллиот, – пропищала я. – Пожалуйста. Позволь мне. Я дико хочу кончить для тебя.
Давление ослабло, превратившись лишь в прикосновение, но Эллиот не перестал двигаться, так что, когда я содрогнулась, сжав мышцы вокруг его пальцев и взорвалась в его рот, оргазм длился до тех пор, пока я не перестала чувствовать кости в своем теле. Мое освобождение стало открытым неповиновением и капитуляцией. Нахер его. Нахер мир, говорящий о невозможности остаться с ним. Он владел мной своей грубостью и нежностью. Нахрен этот секс. Я принадлежала Эллиоту.
Мужчина уложил меня на пол и навис сверху, размещаясь между моих ног. Я потянулась к его штанам, но он ударил меня по руке и сам достал свой член.
– За всю свою жизнь я не трахал никогда так жестко, как сейчас собираюсь трахнуть тебя.
– Мне нравится, когда ты…
Мне так и не удалось закончить предложение, потому что он вошел в меня, скользнув по моим же сокам и его слюне, превратив мои слова в стон.
Эллиот трахал меня так жестко, как и обещал, но медленнее, чем ожидала я, позволяя каждому толчку взрываться блаженством, таять, а затем снова возрастать. Я взяла в руки его лицо, потому что не могла поверить в его красоту, но он отнял их от себя и прижал над моей головой. Его движения набрали темп, став более глубокими, его тело прижималось ко мне с каждым ударом.
– Я… Боже… – ахала я. – Еще раз. Я снова кончу.
– Да. Кончишь. Со мной.
– Скажи, когда. Скажи…
– Сейчас, Фиона. Сейчас.
Я поймала первые секунды его оргазма. Его лицо покраснело, одновременно напрягшись и расслабившись. Это моя заслуга. Я привела его к этому. И с этой мыслью я произнесла его имя и взорвалась вокруг него.
Мы замедлили ритм, забирая поцелуями остатки нашего удовольствия.
ГЛАВА 37
Эллиот
Фрейд определял три уровня подсознания. Они находятся в постоянной борьбе. Животный инстинкт, который хочет причинять боль, совокупляться, есть и испражняться. Высшее естество, желающее любить, поддерживать умиротворение, поступать правильно и жить в обществе. И главный режиссер, присматривающий за двумя актерами и позволяющий животному искать еду, когда она нужна, а сознанию – взаимодействовать.
В большинстве случаев режиссер – судья и заглушает распри между двумя первыми, чтобы субъективность имела право на жизнь.
Но битва продолжается там, где ее не видели, и когда эго слабело, победитель выступал из-за занавеса и тянул за рычаги и выключатели.
Я принес Фиону в спальню и брал ее снова и снова. Она стала чувствительной раньше, чем я, открывшись и впустив меня, пока мне оставалось лишь теряться и превращаться в животное.
Без своей брони девушка была еще красивей, чем я представлял. Во сне ее веки подрагивали, ресницы светились медным цветом в утреннем свете – я любил ее. Просто любил. Когда она поморщилась во сне и прошептала:
– Нет, перестань. Мне больно, нет, – и зажмурила глаза от вспомнившейся боли, необходимость сорваться с кровати и предпринять что-то вновь стала терзать меня.
Война бушевала за кулисами слишком долго. Война между физической потребностью в ней и пониманием необходимости оставить ее. После нашего секса занавес пал, разорванный в клочья и сожженный на виду у зрителей.
Главный режиссер был повешен.
Посреди бедлама стояло животное. Мне хотелось делать все, что угодно, лишь бы уберечь ее от былой боли. Он пометил Фиону ею, а мне хотелось забрать ее себе.
Когда она перекатилась на живот, я провел рукой по ее спине, вниз к попке, пока не почувствовал углубление между ягодицами.
Фиона вдохнула и открыла глаза:
– И снова доброе утро.
Я залез на нее сверху, снова ощутив эрекцию, целуя ее плечи и затылок.
– Доброе утро, – запустил руку ей под талию и приподнял бедра. – На колени, пожалуйста.
Девушка выставила попку вверх. Я надавил ей между лопаток, прижав Фиону к кровати. Ее способ передать мне весь контроль и позволить делать все, что мне вздумается, взывал к моему животному инстинкту. Я одновременно хотел поглотить ее и уберечь.
Я проник в нее пальцами.
– Как часто ты просыпаешься влажной?
– Как только ты говоришь мне встать на колени.
Раздвинул ее ноги, проведя пальцами по плоти. Фиона простонала, и я прижался к ней эрекцией.
– Откройся для меня.
Девушка потянулась назад и раздвинула ягодицы, вдавливая мизинцы в кожу.
Я прижался членом к ее входу и скользнул внутрь. Знал, насколько узкой она была. Насколько влажной. Какой идеальной была ее плоть. Но у меня имелись другие планы.
– Прикоснись к себе. Заставь себя кончить.
Фиона просунула руку между своих ног и провела пальцем по клитору. Я почувствовал, как она согрелась и напряглась. Никогда прежде не встречал столь податливую женщину. Я мог бы трахать ее вечно. Мог трахать и воплощать все развратные мечты, которые не мог озвучить никому другому. Она была свободной. Необузданной. Открытой дверью.
Фиона начала ахать, сжимаясь и отпуская меня, пока я ее трахал.
– Кончи. Покажи мне, как ты кончаешь.
Я раздвинул ее ягодицы и смотрел, как сжимаются мышцы ее попки, пока она кончала, как я ей и велел.
– Фиона, – произнес я, теряя контроль, – я забираю тебя. Я оставлю метку на тебе там, где тебе больно. Это – мое. – Мои яйца болели, а давления стало слишком много.
Я вышел из нее. Одна рука осталась на ягодице, раскрывая ее, а вторая покоилась на члене, пока я кончал на то ее место, которому причинили боль. Я не входил, девушка не была готова для этого, но кончил на ее попку, пока она не стала полностью покрыта мной.
Опустошив себя, я оставил поцелуй внизу ее спины и прижался большим пальцем к ее анусу, входя так медленно, как позволило мне мое же семя.
– О, Эллиот, – Фиона ахнула от наслаждения.
– Это принадлежит мне, – сказал я. – Больше никто не посмеет сделать тебе больно.
ГЛАВА 38
Фиона
Его комнату я увидела лишь поздним утром. Заметила вещи, которые он не выбрал бы сам: картину с цветами в раме, занавески с современным узором, слишком много тюбиков с пометкой «Q» в ванной (прим. перев.: имеется в виду средства по уходу за кожей лица) и тампоны за стопкой полотенец. У него была девушка. Наверное, уехала или отправилась в отпуск. Кто она? Любил ли он ее? Была ли я простой интрижкой?
Поверить не могла, что мне было до этого дело. Ревность буквально кипела во мне.
Это чувство было в новинку. Липкой, вонючей охрой бурлило внутри меня, но казалось обоснованным и важным. Оно выпячивало свою грудь цвета желтых экскрементов и било в нее, требуя, чтобы его услышали, потому что у него было свое мнение.
Он принадлежит мне.
Он оставил на мне метку.
Больше не может никого быть.
Эллиот находился в маленьком дворике, говорил по телефону. Две чашки стояли перед ним. Он заварил мне чай. Делал ли он чай ей?
Возможно, если бы у меня было больше опыта в ревности, я бы не воспринимала ту девушку с такой серьезностью. У меня не было ни мозолей, ни шрамов, ни образца. Просто спросить у него, что случилось с женщиной, жившей здесь, даже не было вариантом.
Я собиралась отправиться на улицу и вытряхнуть эти мысли на него, когда зазвонил мой телефон, пробудив меня от эмоционального удушья.
Звонили с неизвестного номера. Ранее это оказывался репортер или какой-то фанат, откопавший мою личную информацию. Обычно я отправляла их на голосовую почту, но мне нужно было остановить себя от того, чтобы пойти к Эллиоту.
– Алло? – мой голос прозвучал нетерпеливо, и я знала это.
Эллиот сидел снаружи, все еще говорил, откинувшись на спинку стула. Теперь, когда мои руки познакомились с его телом под одеждой, оно меня дико возбуждало.
– Фи!
– Джонатан?
– Я скучаю здесь по тебе. – Гласные в его словах казались низкими и произносимыми с затруднением.
– Откуда у тебя телефон?
– Ты можешь получишь все, что хочешь, пока Чилтон говорит продолжать платить ему так же, как заплатила ты, а я не знаю сколько это...
В предложении не было ни пауз, ни интонации.
– Ты пьян.
Это само по себе странно. Джонатан мог притвориться трезвым, не моргнув и глазом. Если на то пошло, виски делало его резче и благоразумнее. Мне пришлось два раза выбросить его ключи в бассейн, прежде чем он убедил меня, что трезв достаточно, чтобы садиться за руль.
– Выпил немного. Думаю, у меня простуда, поэтому мне хуже.
– Ты позволил Уоррену достать для тебя виски? Какого черта с тобой не так? Все, что тебе нужно было, это продержаться месяц.
– Дурь в выпивке с чем-то… чем-то… ты можешь привезти мне денег, чтобы заплатить ему?
– Нет. Джонатан. Держись от него подальше. Не оставайся с ним наедине. Ты понимаешь? И выплюнь это дерьмо. Не пей больше. Ни капли.
– Пошла ты нахер. Не твое дело…
На том конце трубки послышалась возня. Шелест одежды и какой-то смех.
Послышался ещё один голос.
– Кто это?
– Уоррен, ты дебил…
– Фиона! Приятно…
– Оставь его в покое, ты слышишь меня? – Я отвернулась от Эллиота и уперлась взглядом в угол. Мне нельзя отвлекаться. Еще хоть одна капля информации, и моя паника и ярость что-нибудь воспламенят.
– Ааа, ну почему все должно быть именно так? – сказал мелкий ублюдок.
– Сколько? Сколько ты хочешь за свое бухло или что там? Наличкой, сколько?
– Деньги – для бедных, Фиона. Приезжай. Это не так сложно. Ты же здорова, так ведь? Ходят слухи, ты там с каждым по несколько раз за день.
Подтекст в его голосе вызвал у меня тошноту.
– Держись. От. Него. Подальше.
– Он ничего не вспомнит.
– Ты уебок! Я убью тебя.
– Лучше бы ты сосала член, солнышко, а не трепалась. Видишь ли, меня теперь заперли и держат подальше от девочек.
– Уоррен!
Но его уже не было. Осталась только я и мои дрожащие руки. Дыхание выходило рваными рывками, хрипя и шипя.
– Твой чай остыл, – сказал Эллиот у двери.
Когда я посмотрела на него, мое лицо, скорее всего, выдало весь спектр эмоций. Он вошел и взял мои запястья в ладони, притянув их к себе, чтобы увидеть мои руки. Когда увидел телефон, отпустил.
– Кто звонил?
– Мой брат. Ты должен убрать Уоррена.
– Убрать? Не после вчерашнего.
– Сейчас, – сказал я.
– Почему?
– Уоррен подсыпал какое-то дерьмо Джону, и если не сегодня, то завтра брат заплатит за него так же, как и я.
– За ним наблюдают санитары.
– Он приплачивает половине санитаров! – прокричала я. – То место ебанутое!
Мужчина глубоко дышал и вглядывался в мое лицо, выискивая правду за эмоциями.
– Джонатан пьян?
– Настолько, что ему и море по колено.
Эллиот поднял палец вверх.
– Хорошо. Не переживай. Я с тобой.
– Как?
– Ты мне доверяешь?
– Я верю, что ты сделаешь все правильно, но, возможно, нам нужно не это.
– Именно это.
– Что ты собираешься сделать?
Эллиот схватил ключи со столешницы.
– Превысить полномочия.
ГЛАВА 39
Фиона
Я гнала на север, концентрируясь исключительно на возвращении в Малибу пока не зазвонил телефон, и вся моя броня не рухнула. Пришлось остановиться на выезде с заправки и ответить. Мне перезванивала Марджи.
– Джонатан, – сказала я, – ты должна убрать Уоррена подальше от Джонатана.
Последовал мой рассказ о телефонном звонке брата. Закончив, я услышала лишь ее дыхание.
– Что? – спросила я. – Просто скажи.
– Он все отрицает, – ответила Марджи. – Говорит, что это было…
– По согласию. Мы знали, что он это скажет. Поэтому согласились на процедуру с набором для подтверждения изнасилования.
Снова молчание.
– Что?
– Слушание только что закончилось. Вестонвуд проиграл. У них куча адвокатов. Эти ребята зарабатывают полторы тысячи баксов в час.
Сердце ушло в пятки. В центре ее мертвого молчания крылись мои самые большие страхи.
– Мы можем обратиться к папиным адвокатам?
На другом конце трубки я услышала шмыганье. Господи Боже, она плачет? Из-за этого?
– Прекрати реветь, Марджи. Это еще не конец.
– Нет. Конец. Система – конченная. В этом мире не победить, если играть честно. Нет. Не существует правильного и неправильного. Есть то, от чего ты можешь уйти, и от чего – нет.
– Ладно, знаешь, что? Спасибо за напутствие. Удостоверюсь, что после ужина мои запястья будут вскрыты, но прямо сейчас Джонатан Дрейзен и Уоррен Чилтон заперты в маленькой коробчонке вместе, и один из них – хищник.
Еще одно шмыганье. Я подождала. Утренний туман застелил горизонт, и я принялась считать машины, проезжающие по шоссе.
– Я разберусь, – сказала сестра.
– И я. Не забывай звонить.
– Я люблю тебя, – услышала я. – И прости меня.
Мой телефон завибрировал от еще одного звонка. Я посмотрела на экран. Эллиот.
– И я тебя люблю. – Переключила линию.– Эллиот?
– Я перевел Джонатана в дисциплинарный изолятор, – тихо сказал он.
– Он в безопасности?
– Я рядом, дабы убедиться. Чилтон в комнате отдыха. Не похоже, что собирается создавать проблемы.
– Он сумасшедший.
– У нас есть определённое название для его состояния. Но «сумасшедший» тоже подойдет. Твой брат не выйдет отсюда в ближайшее время. Так что единственный способ разделить их – это одобрить выход Уоррена на следующей неделе. Ты этого хочешь?
Напротив меня находилась парковка магазина аппаратного оборудования, на которой в ожидании работы сидели мужчины, магазин полуфабрикатов быстрого приготовления, тротуар, забросанный мусором. Ничего из этого не имело ко мне никакого отношения. Ничего из этого не имело ответа. Чего я хотела? Хотела бросить Уоррена этим мужчинам и рассказать им, что он сделал.
Но я не могла.
Уоррен мог выйти на свободу и пойти к Карен поразвлечься. Затем, когда Джонатана выпустят, Уоррен примкнет к нему и вотрется в доверие, пока мой брат не поймет, что с ним.
– Да, – говорю я. – Это то, чего я хочу.
– Есть шанс, что его попросят остаться, если присяжные, решающие опрос о предании дела суду, вовремя доберутся до дела.
– Не доберутся. Ты сможешь продержать Джонатана в изоляции всю неделю?
– Нет. От сорока восьми до семидесяти двух часов максимум.
Я сползла ниже по сидению, выдохнув.
– Где ты будешь позже? – спросил он.
Я хотела Эллиота. Почувствовать его руки вокруг себя, услышать голос над ухом. С учетом всего того, что происходит, его внимание успокоило бы воспоминание о полицейском участке. Он мог заставить забыть обо всем на несколько часов.
Как наркотик.
– Не против, если я немного побуду одна? – спросила я. – Мне нужно время, чтобы все осознать. Чувствую, как меня накрывает с головой.
Эллиот не сразу ответил.
– Конечно, не против.
Я нажала отбой. Он помедлил с ответом. Не долго, но достаточно, чтобы заставить меня задуматься о причине. Может, его мучал вопрос, можно ли мне доверять? Или он хотел упомянуть, что ожидал от меня верности, даже когда меня не было рядом? Или мне это только показалось?
Весь день был в моем распоряжении. Я решила поехать домой. Мне нужно было устроить Снежка в конюшне, продать машину, позаботиться о жизненно важных делах. Эллиот мог мне доверять. И мне нужно было доказать это.
ГЛАВА 40
Фиона
Я не сразу распаковала вещи в Лорел Каньон. Самой большой проблемой было найти, куда Дикон все разложил.
– Что ищешь? – спросила Дебби.
– Не знаю. Такое ощущение, что у меня было больше, чем здесь, – я указала на две маленькие сумки на кровати.
– Не было.
– Как такое возможно?
Дебби пожала плечами.
– На Манди ты носила то, что тебе говорилось, а если надевала что-либо другое, то брала это из твоего дома.
Дома. Места настолько большого, что в гардеробной не помешали бы окна. Места, в котором имелась отдельная комната для обуви. Точно.
– По поводу той ночи, – обратилась я, и девушка выпрямилась. – Спасибо. Я знаю, что ты пыталась сделать. Отдать мне контроль, о котором я уже давно забыла.
Дебби взяла в ладони мое лицо и прижалась своим носом к моему. Она пахла чаем и цитрусом, мне пришлось бороться с порывом поцеловать ее.
– Это сработало? – спросила Дебби.
– Ага. По большей части. Так ведь? – пожала плечами я и поискала более правдивый ответ. – Не могу сказать точно. Оказаться в одну ночь на тебе было потрясающе, но это все еще не в силах изменить жизнь.
Она быстро поцеловала меня и отпустила. Я испытала благодарность. Тяжело было мыслить, когда она находилась так близко.
– Ты слишком долго была ребенком, – сказала Дебби.
– Я не знаю, кем хочу быть, когда вырасту.
– Тогда просто повзрослей.
Ага. Это не так-то и легко, но почему должно быть по другому?
Я схватила одну сумку и потянулась за второй, когда Дебби тоже взяла ее.
– Ты так и не ответила, – сказала я. – На вопрос о связи между Диконом и мной. Видела ты ее или нет.
Она передала мне сумку.
– С вами двумя я не смогла разобраться. Есть некая связь, но не полная. Не на сто процентов. Ты всегда будешь связана с ним. Может, не так, как бы хотела или понимала бы, но есть маленькая часть, которую вы восполняете друг в друге.
– Я и тебя чувствую такой частью.
– Между мной и тобой лишь человеческие чувства. Ты дала мне кое-что, в чем я нуждалась. Спасибо тебе.
Я поставила сумки и обняла ее. Она ответила на мое объятье.
– Мы еще увидимся? – спросила я.
– Да. Обещаю. Да.
Я прошла к двери. Не думала, что уйду отсюда с легкой душой. Ничего не должно было даваться легко, особенно трудные решения. Дикон стоял возле моей машины с таким видом, словно собирался сесть в нее и уехать вместе со мной. Для него это был идеальный расклад. Мужчина с пропорциональными широкими плечами и искривленным носом. Он открыл багажник.
– Ты отпускаешь меня? – спросила я.
– Ты вернешься.
Я почти сказала «нет». Никогда. Вернуться к нему будет означать шаг назад, но какой смысл озвучивать это? Причинять ему боль? Он выглядел как всегда. Словно ничего его не коснулось, но это была игра. Его внешняя бравада была твердой и крепкой, как камень, но я хорошо его знала.
Бросила сумки в багажник и поцеловала его в щеку, позволив его аромату земли и кожи наполнить мои легкие в последний раз. Дикон дал мне обнять его, но был начеку.
Когда я проехала ворота и посмотрела на него в зеркало заднего вида, то знала, что вижу его в последний раз. Эллиот звонил, но я не брала трубку. Это стало бы неуважением к тому, что сейчас произошло. Что я только что сделала.
Я проехала по 405-ой к 101-ой, затем к 110-ой и 105-ой, а потом назад к 405-ой – Петля Медитации в Лос-Анжелесе.
Съехала с шоссе, когда зазвонил телефон. Снова Эллиот.
– Джонатана почти выпустили из изоляции, – сказал он.
– Как? Какого черта нужно сделать в том месте, чтобы застрять там?
– Напасть на терапевта.
Я опустила голову на руль и закрыла глаза.
– А что, если я только что подписала себе приговор?
– Я не стану тебя винить. Тебе не нужно делать то, что должен делать я.
– У нас нет времени на ожидание, пока ты что-то сделаешь.
– Я проверял его комнату и комнату Уоррена на наличие алкоголя, ничего не нашел.
– Чушь собачья. Ты проверил его на «Рогипнол»?
– Мы бы нашли его.
Я посмотрела в окно, но не смогла ничего увидеть через стекло. Были различимы цвета и формы, движение и неподвижность, но ничего не имело значения.
– Он знает, – произнесла я. – И, если ты сконцентрируешь на нем слишком много внимания, ты себя раскроешь. Тебя дискредитируют как врача.
Я использовала слова Дикона, потому что в них была правда. Эллиот потеряет работу и вынесет больше позора, чем должен, а все из-за меня и манипуляции системой Вестонвуда. И вина за это будет лежать на мне. Я втянула его в это, и он готов сделать немало, уже рассказал мне слишком много, нарушил хрен знает сколько кодексов и правил этики.
– Тебе нравится твоя работа? – спросила я.
– Да. Но ты мне нравишься больше.
– Ты веришь в ответственность? Типа в высшую справедливость. Не в закон или правила. А в того Бога, или кто там на месте твоей совести, который говорит тебе, что ты делаешь правильно, а что нет? Даже если что-то случилось бы не лично из-за тебя, но ты стал бы причиной глупых решений и позволил плохому случиться, когда мог остановить это? Типа такой ответственности.
– Думаю, ты говоришь о хомяке в клетке.
– Я хочу начать все сначала. Хочу чистый лист. И это невыносимо. Все, что делает счастливой меня, причиняет боль кому-то.
Последовало длинное молчание. Мимо так быстро проехал грузовик, что мою машину слегка качнуло, словно она хотела убраться отсюда, но оказалась слишком тяжелой.
– Это не твоя вина, Фиона.
– Пока нет.
Я услышала звуковой сигнал у Эллиота.
– Мне нужно идти. Когда я увижу тебя сегодня?
– Я позвоню, – ответила я.
ГЛАВА 41
Фиона
Сумасшедшая Фиона. Я всегда такой была. Просто делала то, что хотела и когда хотела. Любила свою жизнь, даже те эпизоды, которые ненавидела. Я видела себя глазами других людей и знала только их потребность в развлечении.
У меня была работа и я ее выполняла.
Я до сих пор хотела кокаина. Хотела секса. Все еще хотела жить в объективе.
Но не хотела хотеть.
Мне не терпелось ощутить высокий кайф и почувствовать свободу от зависимости от нового члена, но голос в голове говорил мне обойтись еще один день без них. Я проделала хорошую работу. Не нужно выбрасывать все на ветер.
А другой голос вторил: «Это к лучшему. Ты еще раз можешь сделать то, что хочешь. Всего один разок… чтобы спасти Джонатана».
Долбаный голос.
* * *
Я не знала, как пройти по этому лезвию ножа, и как только кокаин потек по моим венам, мне никоим образом не удалось удержать равновесие. Будет так, как должно быть.
