Текст книги "Разрушение (ЛП)"

Автор книги: К. Д. Рэйсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Марджи остановилась прямо позади моей машины. Казалось, ей понадобилась вечность, чтобы выбраться из авто. А я? Просто выключила зажигание и вышла, когда приехала. Казалось, у нее был целый список заданий. Опустить окна. Выключить радио. Покопаться в каких-то настройках, которых я не видела. Включить визор. Спрятать папку под сидение. Положить ключи в сумку. Взять сумку. Выйти.

– Где тело? – она попыталась обнять меня, но я увернулась.

– Он не мертв, – сказала я. – Но все еще за теми стенами.

– Сестренка, – обратилась ко мне Марджи, – я думала, ты убила его или что-то в этом роде, когда попросила меня встретиться с тобой здесь. После того, что рассказала.

– Я не знаю, чего именно от тебя хочу. Хотела показать тебе место, потому что… не знаю почему. Ты бы поняла, что я говорю правду, если бы оказалась здесь, но это смешно. Это место – всего лишь пустой участок земли.

– Была уверена, что я тебе не поверю?

– Ты бы не поверила в то, что я сказала «нет».

Она прислонилась спиной к машине рядом со мной, скрестила руки на груди, сумка от «Гермес»просто повисла на них.

– Я верю тебе. Более того, чувствую злость и твою боль. У меня есть план, как выдвинуть обвинения…

– Нет!

– Что значит «нет»? Я могу выступить в твою защиту.

– Боже, ты такая же, как Эллиот. Подумай об этом. Чарли Чилтон – старший ребенок. У него больше денег, чем у правительства, то же относится и к его власти. Думаешь, его отправят в Соледад? (прим. перев.: имеется в виду исправительная колония в городе Соледад, штат Калифорния). Нет. Они признают вину с целью смягчить приговор и остаться в психлечебнице и выиграют.

– Это можно сделать лишь, если признание предложит обвинительная сторона. Если мы не сделаем этого, его будут судить.

– И?

– И мы прижмем его.

– Какая же ты оптимистка, – пробурчала я.

Марджи покачала головой и уставилась на огражденную забором площадь за учреждением.

– Ты рассказала доктору?

– Да, – я даже не колебалась с ответом.

– Он должен доложить об этом.

– Есть какая-нибудь привилегия?

– Не в случае нарушения закона. – Сестра оттолкнулась от машины и посмотрела на меня. – Я не могу пустить ситуацию на самотек. Она выгрызает меня. С тех пор, как ты мне рассказала, все, о чем я могу думать, это как тебе помочь. Один из клиентов достает меня письмами о том, что не может получить доступ к счету в Брунее из-за судебной повестки, а мне плевать. Все, что имеет значение для меня сейчас – это ты.

– Ладно, подожди…

– Может, у нас и разное понимание о правильном…

– Нет, нет, нет. Остановись, – я подняла руки, и она закрыла рот. – Только я могу сделать все правильно для себя.

– Ты не изолирована.

– Нет, изолирована. Мы все изолированы. Нам самим приходится разгребать собственное дерьмо. Нельзя перекладывать его на других.

– Тогда ладно. Ты изолированный остров в архипелаге. А я остров прямо рядом с тобой, и я здесь для тебя. Я буду настаивать, чтобы ты прошла через все доступное для тебя законное дерьмо.

Я покачала головой.

– Мне нужна была эта встреча с тобой для того, чтобы ты уговорила меня на это. Не вышло, знаешь? По-прежнему считаю, что это бессмысленно.

– Я – твоя связь с реальностью. Не держись за это вечно.

– Я подумаю об этом, ладно?

Сестра кивнула и прижала меня к себе, как это делала мама. Если бы она не уговорила меня в тот день, то сделала бы это вскоре после. Вот только на тот момент Эллиоту это уже удалось.

 

ГЛАВА 31

Фиона

– Нам нельзя возвращаться к этому, – сказал Эллиот, откинувшись в своем кресле.

Его офис в Алондре воплощал собой полную противоположность кабинету в Вестонвуде. Здесь у него имелся пластиковый офисный стул с серой, потертой на спинке обивкой, письменный стол с таким количеством папок, что хватило бы остановить цунами, и белые горизонтальные жалюзи с черным налетом пыли. Окно выходило на стоянку.

– Возвращаться? – переспросила я со своего места напротив него. – Я не хочу этого. Я хочу двигаться вперед. У меня больше никого нет. И я тебе доверяю.

Эллиот перестал вращать ручку в пальцах в миллиметрах над поверхностью стола, а затем крутанул ее на девяносто градусов.

– Я не могу снова усесться по эту сторону стола ради кого-то другого. Мне придется слушать и быть объективным, а я больше не в состоянии сделать это. – Он снова принялся возиться с ручкой.

– Я очень стараюсь сдерживаться, – сказала я осипшим голосом.

– Как и я, – доктор качнулся назад в кресле, перевернул ручку, затем щелкнул ею и бросил в чашку. – Я хочу это услышать. Хочу, чтобы ты рассказала мне. Но со мной больше не безопасно. Хотел сказал тебе это откровенно и заранее. У меня не выйдет наблюдать за тобой со стороны.

– Я попросту снова переживу тот день и либо ничего не почувствую, либо захочу что-нибудь сломать. И, честно говоря, предпочту второе. Так что, безопасно или нет – разницы никакой.

На его лице появилось столько нежности, столько сострадания и настоящего чувства, что мне захотелось прильнуть к его теплу. Эллиот посмотрел на часы:

– Давай прогуляемся.

* * *

Цена моих туфель составляла примерно двенадцать тысяч долларов. Я могла выбросить их в мусорный бак и забыть, как они выглядели, когда приеду домой. Пара через две лавки от нас, кажется, не имела ничего против разбросанных вокруг оберток от фастфуда, или граффити, или клочков коричневой травы. Если запах мочи и беспокоил их, я бы не узнала. Я перестала ощущать его, когда Эллиот прикоснулся пальцами к моему затылку.

– Как только всё станет известно, все будут говорить о моем прошлом. И мне хочется, чтобы ты знал – я никогда не стану извиняться за это. Никогда. Я жила как хотела. Возможно, я изменю это, а может, и нет. Это мой выбор. – Эллиот улыбнулся и уставился себе под ноги, пытаясь спрятать улыбку. Я проигнорировала ее. У меня еще было что сказать. – Ты тоже услышишь об этом. Узнаешь. Упоминания о мужчинах и женщинах полезут изо всех щелей, и угадай что? Я не стану отрицать ни единой оргии.

Эллиот прыснул со смеху, словно не смог сдержаться.

– Что?

– Мне по душе то, какая ты, – он накрыл мою руку своей. – И это не сарказм. Мне нравится то, что ты не стыдишься своего выбора.

– Ну, да, мне есть за что испытывать стыд. За свою ложь, за боль, которую я причинила другим. Я не испытываю радости от этого. Но, короче, проехали.

– Проехали, – шепнул доктор возле моей щеки. – Что ты хочешь сделать?

Эллиот прижался губами к моей коже, я наклонилась к нему.

– Хочу, чтобы ты сделал то, что полагается, если бы твоя пациентка рассказала о том, что ее изнасиловали у ручья.

– Поставил бы в известность администрацию, затем правоохранительные органы.

– Моя сестра Марджи пойдет к копам. Она адвокат.

– Думаю, это правильно. А ты сама готова?

– Нет. Но давай это сделаем. То есть, это в любом случае напрасно. Но поскольку он выходит, думаю, мир должен узнать. Мне кажется, в Вестонвуде он осмелел, и если я не расскажу, он выйдет и использует Лос-Анжелес в качестве большей игровой площадки.

– Тюрьма – та еще игровая площадка.

– Он не сядет. Максимум, что случится – я стану наименее популярной девушкой на вечеринках, но, к счастью, удержу людей подальше от него.

– Думаю, все пройдет лучше, чем тебе кажется.

Мне тяжело было почувствовать надежду на это.

– Я бросила Дикона.

– Я понял.

– И как же это? – Возможно, я защищалась. У меня было на это право. С каких пор я стала такой предсказуемой?

Или Эллиот предполагал, что я бросила Дикона из-за него? Потому что это не так, и только я собралась высказаться в свою защиту, как он отклонился, раздвинул ноги и раскинул руки на лавке, окинув взглядом Комптонский парк, затем притопнул пару раз.

– Мы порываем с кем-то и перестраиваем себя каждые семь-десять лет. Дикон построил последнюю Фиону. Но теперь ты перестраиваешь себя сама, а он лишь пытается тебя остановить. – Эллиот повернулся ко мне, его ухмылка пробудила во мне два желания одновременно – ударить его и поцеловать, и именно в таком порядке. – Тебе это не показалось.

– Почему ты сидишь здесь со мной, если я настолько предсказуема?

– Ты пришла ко мне в офис и потребовала встречи.

– Ладно. Мой косяк. – Я встала и пошла. Не знаю, куда, но скоро выясню.

Конечно, доктор последовал за мной.

И конечно, схватил меня за руку и притянул к себе.

Ему это тоже не показалось.

– Если бы ты не пришла, я бы нашел тебя.

– И что тогда? Я не твой проект. Я – девушка, которую ты хочешь трахнуть. Так что вместо того, чтобы признаться самому себе в этом, ты придумал всю ту чушь о спасении меня от Дикона, от меня самой, от всего. Что ты теряешь, оправдывая свой член? А? Ты уже лишился девушки. Вот-вот потеряешь работу. И все это ради траха? Да, я понимаю, почему ты наводишь такие серьезные причины для моего изменения. Правда, понимаю. Но давай сделаем это вместо того, чтобы болтать. – Я подступила к нему, пока моя грудь не оказалась практически вжатой в его, и мне пришлось откинуть голову назад, чтобы посмотреть на Эллиота. – Давай просто трахнемся. Тебе не нужно спасать меня. Не нужно притворяться, что ты меня любишь. Ты. Просто. Меня. Трахнешь.

– Фиона… – его голос звучал низко и нежно.

– Испугался?

– Идем.

– Боишься, что просчитался?

Эллиот улыбнулся.

– Я не просчитался.

– Тогда чего ты боишься?

– Ничего, только…

– Кво, кво, кво.

– Бросаешь мне вызов?

– Сомневаюсь в твоей способности позволить мне взорвать твой мозг. И ни больше, ни меньше. Сомневаюсь, что ты перестанешь спасать меня. Просто возьми то, что хочешь, и отбрось ненужный багаж.

– Какая тебе от этого выгода? – спросил Эллиот.

– Ты перестанешь ходить за мной по пятам.

– Серьезно?

– Серьезно.

Доктор сделал шаг назад и всмотрелся в затянутый туманом горизонт, слабая улыбка поигрывала на его лице. У меня были свои причины желать секса с ним, и тот факт, что он мне нравился – сильно нравился – значил многое. Мне импонировала манера его речи и его желания. Притягивала его искренность и ранимость. У Эллиота были красивые руки, и глубоко в нем жила сексуальность. Я хотела испытать ее.

Да, причины.

– Давай сделаем это, – сказала я. – Это будет весело.

– Весело?

– Да. Не многие могут сопротивляться ночи со мной.

– Я – не многие. Я – один. И когда ты будешь моей, Фиона, я пожертвую своей карьерой. Так что, когда я наконец-то уложу тебя в постель, мне не придется менять свою жизнь на тугую киску. Я поменяю ее на женщину.

– Если решишься ждать, доктор, меня может и не быть, когда ты будешь готов.

– Ты сама подождешь.

Он был прав. Я бы подождала. Вестонвуд меня изменил. Частично заслуга в этом принадлежала Эллиоту. Частично – Уоррену. А частично, ну, кто знает? Но я буду ждать, потому что у меня такое чувство, что ожидание будет того стоить.

 

ГЛАВА 32

Фиона

«Аспект» существовал именно для таких людей, как я, и был под запретом для зевак и тусовщиков. Резервирование не требовалось, но попасть сюда на ужин казалось самым сложным в Лос-Анжелесе, если вы не были мной.

В обеденный зал на втором этаже можно было попасть лишь через кухню ресторана по узкому пролету ступенек, где ожидал мужчина. Его звали Диего, и он был знаменит. Если он знал вас в лицо, вы могли войти. Если нет – можете поужинать внизу или отправляться домой. Это не его проблема.

Как только входите в дверь, пространство открывается перед вами, как раскинувшаяся шлюха. Два этажа и четыре с половиной тысячи квадратных метров. Окна находились на такой высоте, что не позволяли людям на улице понять, что внутри что-то происходит.

Прямоугольные столы выставлены «елочкой» в обе стороны на огромном пространстве, и все подсвечено белым в кромешной темноте. Буквально. Свет выключался на десять минут каждый час и столы, тарелки и дизайн на стенах, который становился видимым, начинали светиться зеленоватым.

Перед каждым клиентом стояла лишь одна тарелка. Изюминка «Аспекта» заключалась не в еде.

Я помахала Малышке и Минди в дальней части помещения и пересекла этаж. Карен опиралась на меня. Эрроу тоже помахал нам. С этого конца комнаты я могла сказать, что он под кайфом.

– Эй! – выкрикнула Малышка, целуя меня в щеку. Я ощутила запах ее средств для макияжа. – Мы как раз говорили о твоем брате.

– Джонатане?

Перед нами с Карен появились тарелки с едой, но от своей она отмахнулась.

– Единственном и неповторимом, – подтвердила Малышка, двигая кусочек говядины по тарелке. – Он сводит с ума моего брата. Не хочет брать таблетки. Хочет выпивку – то единственное, чего Уоррен достать не может.

– Ребята! – рассмеялась Минди. – Вы все такие сумасшедшие! – Ее зрачки напоминали виниловые пластинки с голубой каемочкой.

– Джонатан ебет ему мозг, – сказала я. – Он не употребляет.

– О, да неужели, – ответила Малышка. – Но берет его член. Он популярен.

– И руки, – добавила Минди. – У меня синяки неделями сходили, – она прикусила нижнюю губу.

Глядя на лицо девушки, мне пришлось избавляться от мыслей, о которых я не хотела вспоминать. Ей было двадцать шесть, а мой брат даже не входил в возрастную группу людей, с которыми она трахалась. Но это не имело значения. Ни капли. Возможно, в другой вселенной комментарий Минди пробудил бы во мне хоть какую-то эмоцию, но в этой мне стоило засмеяться и отмахнуться. Разговор перетекал в не имеющие значения темы, и во мне все закипало. Я была трезвой. В этом заключалась проблема. Бокал вина, из которого я отпивала, не сделал ничего, чтобы приблизить меня к уровню сверхверной тупости, которую эти люди воспринимали с такой серьезностью. Я превратилась в аутсайдера.

– Это мой брат, сучка, – сказала я слишком поздно и не в меру громко. – Ему, блядь, шестнадцать.

Над столом повисло гробовое молчание.

– Забей дорожку, Фиона, – сказала Малышка. – Ты тормозишь.

Она трахалась с моим братом? И почему мне есть дело? Джонатан – взрослый мальчик. Я знала, что их с Рейчел сексуально притягивало друг к другу. Он сам мог решить, что делать со своим членом, хоть мне и не хотелось представлять это. Никогда. И точка. Но по какой-то причине мысль о том, что Малышка трахалась с ним, вот-вот толкнет меня к грани, даже если я не стану представлять сам процесс. Дело было в том, что это Малышка Чилтон.

Свет погас, и комната взорвалась свечением зеленых форм. Приглушенное эхо разговора продолжало доноситься до меня, и я прикусила губу, чтобы не возразить.

Почему ты не допускаешь мысль об очевидном?

Из-за любви к брату?

Почему тебе от этого некомфортно?

Голос Эллиота предупреждал меня. Успокаивал. Пока свет был выключен, я представляла себя в его кабинете под гипнозом.

Используй другие слова, чтобы описать себя.

Верная.

Защищающая.

Способная любить.

Мне было неловко. Настроение испортилось. Дорожка кокаина прекрасно это исправила бы, но мне хотелось посидеть среди дискомфорта и попытаться понять его. Очередное доказательство моего сумасшествия. Но десять минут темноты как раз хватило для того, чтобы заглянуть внутрь себя и рассмотреть конфликт. Смеющиеся голоса моих друзей превратились в идеальный фон. Я стала одним из мазков на большом холсте, и даже мой дискомфорт из-за посвящения моего брата в мою извращенную жизнь казался правильным оттенком краски.

Но это не означало, что я позволю Джонатану повторить мои ошибки. Как только он выйдет…

Свет включили, и для всех остальных все осталось по-прежнему, а я поняла два существенных факта.

Первый: произошло маленькое изменение в восприятии самой себя и способности изменить жизни людей, которых я любила.

Вторая: Дикон стоял напротив меня.

Малышка смотрела на него, словно хотела съесть живьем.

– Фиона, – констатировал он.

Мне удалось скрестить руки на груди. Я не сделала ничего, из-за чего мне должно было быть стыдно, и не потому что он не давал мне разрешения нюхать что-либо или тому подобное, а потому что я не хотела. Потому что пришла в «Аспект» ради еды и компании.

– Дикон, – я встала.

– О, привет, – промурлыкала Минди. – Я помню тебя! А…

– Я отвезу тебя назад в Лорел Каньон. – Его взгляд ни на секунду не покидал мой.

На мгновение я подумала о том, чего хотела. Потеряться в остром спокойствии его мира, где все можно предсказать, а у незапланированного действия должно быть последствие.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что не делаю ничего плохого. Я была чиста. Пришла сюда только поужинать и выпить вина. В мои планы не входило садиться за руль. Но я молчала.

Ты – взросла женщина.

А он просто очередной наркотик.

 

ГЛАВА 33

Фиона

Зачем тебе знать?

Я была с Диконом долгое время, а ты ничего не сказала об этом. Это потому, что между нами была связь? Между тобой и мной?

Я не вижу своих связей.

И что?

И то.

Дебби, ты ответишь на мой вопрос?

Нам пришлось пересечь узкую дорожку из искусственного камня, чтобы добраться до парковки. Я приехала на такси. А Дикон – на своей машине. Поэтому нам пришлось выйти и переходить, а я даже не знала, хотела ли идти с ним.

Толпа папарацци ждала снаружи. Обо мне с Диконом, удерживающем руку на моей талии, расскажут в новостях. Им не удастся расстроить его, что бы они ни сказали. Однажды, когда наши отношения только начинались, один из папарацци попытался продвинуться по службе, назвав меня Известной Игрушкой для Траха Дикона.

Мне казалось, он слетит с катушек, но этого не случилось. Мастер уставился на него, и парня больше никто не видел. После обо мне не говорили много, когда он был рядом, разве что новички. Еще один взгляд – и все, конец.

Мы вышли на стоянку.

Камердинер приблизился, но Дикон отмахнулся от него.

– Я сам возьму.

Мы спустились по ступенькам, как и всегда. Никакого лифта. Никто не прикасается к машине, кроме него.

Так много мелких деталей.

Например, его манера идти немного позади меня. Медленно открывать дверь и не сразу входить в нее, или проверять, все ли в порядке прежде, чем позволить войти мне. Постоянное место стоянки его машины. Манера разблокировать ее издалека, затем снова заблокировать, так что, в случае ее возможного взрыва, мы будет на расстоянии в полгаража от нее.

Я остановилась и прижала пальцы к векам.

– Я не могу этого сделать, – мой голос эхом прозвучал в пустом бетонном пространстве.

– Тогда что? – прокричал он.

Дикон никогда не кричал.

– Я просто использую тебя. Разве ты этого не видишь?

– Чего ты хочешь? – его челюсти напряглись. Он указал ключом на меня, словно собирался разблокировать меня сигналом с мигающей лампочкой.

– Быть нормальной.

– Господи Боже. С таким же успехом ты можешь пожелать стать выше ростом. Нормальность – не то, с чем ты можешь справиться. Ты и я, мы не нормальны. Это не то, что мы можем выбирать.

– Знаю. Но…

Я замолчала. Хотелось ли мне делать это? Здесь, на стоянке, под скрип шин откуда-то из глубины? Я не расставила все точки на «i» в своем пентхаузе.

– Ты должен был быть далеко, – сказала я. – На другом континенте. Почему остался?

– В Африке один сраный кризис за другим. А вот ты? Ты – разрушена, а меня нет здесь, чтобы исправить это, а я несу ответственность за происходящее.

– Ладно, послушай меня. Ты не отвечаешь за мое дерьмо. Знаешь, кто ответственен? Я. И только. Я сама ставила себя в глупые ситуации. Была чертовой психопаткой. И это моя вина. Не твоя. Все происходит по моей вине. – Я сделала глубокий вдох. – Неправда. Не во всем я виновата, но вот мой выбор? Это – мое. Да, я окунула себя в тонну дерьма на этой неделе и да, выбралась из него. Думаю, это испытание для меня самой. Но также… – я сглотнула, отчего слюна напомнила вкус метала.

– Что также?

Дикон коснулся моего предплечья, его пальцы спустились к изгибу моей ладони. Было так легко податься к нему и просто подчиниться. Но я отняла руку.

– Не надо. Я не могу больше использовать тебя. И не вправе относиться к тебе как к барометру. Неважно. Понятия не имею, для чего он нужен. Но если это то, на что взрослая женщина смотрит, чтобы решить, что она делает правильно, а что – нет, значит, я не смею использовать тебя для этого.

– Вот оно что. А если это сработает? В чем проблема?

– Это не работает. Я не сказала тебе, кто надругался надо мной в Вестонвуде, потому что ты сорвешься и убьешь кого-нибудь.

Он указал на меня пальцем.

– Я знал это…

– Ты ничего не знаешь.

– Я видел, что он сделал.

– Только я могу разобраться в этом правильно. Только я могу не позволить другим столкнуться с подобным. Я просто… – Решение проблемы осенило меня так, словно по стоянке пошла трещина, впустив солнечный свет. – Я испугалась. Думала, что если расскажу об этом, то попрошу вселенную о том, чтобы это снова случилось.

Дикон опустил руки на мою челюсть и приблизился лицом к моему. Я не чувствовала себя в безопасности или заключенной, но и угрозы также не было. Я чувствовала ответственность за него, как за мужчину, за любовника, за друга, которому я была не безразлична

– Что случилось? – спросил он низким голосом, не тоном доминанта, но примерно с такой же серьезностью.

– Перед самым отъездом из Вестонвуда я пошла к ручью с ним, чтобы поговорить о снотворном, которое он мне доставал. Он изнасиловал меня. Мне было больно. Я говорила ему остановиться. Но мне нужно было выйти из лечебницы, поэтому я никому не рассказала.

– Ты сидела рядом со мной в машине сразу после этого?

Я кивнула, потупив взгляд.

– Я не пыталась закрыться от тебя.

– Кто это был?

– Не важно. – Я взглянула Дикону в глаза. – Я позабочусь об этом.

– Не могу передать тебе, что со мной делает твоя боль, причиненная другими. Ты – моя. Я выбрал тебя. Не пойти туда и не убить его… Там, откуда я родом, я бы привязал его к заднему бамперу моего джипа и волок по улицам, пока в его теле не сталось бы ни одной целой кости.

– Чтобы передать послание.

– Чтобы уберечь тебя. Здесь у меня связаны руки. Любой может взять мое, а я ничего не могу сделать.

– У меня есть выход, но я не могу волочить его по улице. Это не Африка.

– Тогда позволь мне помочь тебе.

Я сжала губы.

– Это будет донесено до общественности. Ты можешь помочь мне тем, что не станешь сходить с ума. Тебе лучше вернуться в Йоханнесбург, потому что твоя личная жизнь, скорее всего, станет достоянием всех.

Дикон опирался на одну ногу – картина мужской безупречности. Его присутствие на мерзкой стоянке делало ее еще прекрасней, но вместе с тем казалось сильным изъяном.

– Я не знаю, что меня еще волнует, кроме тебя.

Пришлось сделать глубокий вдох, потому что нужно было расширить грудную клетку, дабы в ней поместилась любовь, которую я испытывала к нему. Я никогда не понимала, зачем была ему нужна, но после этих слов почувствовала все. Покровительствуя тому, что нельзя защитить, контролируя неконтролируемое, он ставил перед собой задание настолько невыполнимое, что у него всегда хватало дерьма, которое могло удержать Дикона от собственных проблем.

Я любила его больше, чем когда-либо.

Ладонями прикоснулась к его щекам.

– Я возвращаюсь домой, Мастер.

 

ГЛАВА 34

Фиона

Мне снилась узкая стена высотой до неба. Я шла по самому ее верху, шаг за шагом ставя пятку сразу перед большим пальцем. Затем шаги увеличились, становясь шире и шире, пока я не пустилась в бег, бесстрашно, необдуманно, оставляя Лос-Анжелес под собой на головокружительном расстоянии. Стена закончилась, и я ступила по небу. Затем испугалась, упала и проснулась.

Когда вышла из душа, меня ожидало голосовое сообщение от Эллиота.

Хочу, чтобы ты знала. Я рассказал администрации. Они начнут расследование. С тобой все будет хорошо, что бы ни случилось. И я буду рядом, несмотря ни на что.

Я делала крохотные вдохи, чуть не подавившись собственной слюной. Люди узнают. Будут судачить о том, как я сказала «нет». Придут спрашивать меня об этом. Я уселась на полу в ванной, мокрая и голая, и уставилась на сообщение.

Телефон зазвонил.

– Фиона? – начал Эллиот. – Ты в порядке?

– Да.

– Твоя сестра уже довела информацию до правоохранительных органов. Они тут же выехали. Хотят провести осмотр.

Ответа не последовало.

– Фиона?

– Я не жертва.

– Тебе не обязательно использовать это слово.

– Они сами это сделают.

– Ты не одна. Я рядом. Если не можешь положиться на меня, я поговорил с твоей сестрой – она будет рядом на каждом этапе…

Я повесила трубку. Спустя полсекунды экран засветился именем Марджи.

Это был конец.

 

ГЛАВА 35

Фиона

Набор для обследования жертвы изнасилования оказался столь неприятен, как я и полагала, и, скорее всего, это была пустая трата времени, потому что после надругательства прошло несколько дней. Но женщина из департамента полиции ЛА настояла на том, что это может помочь. Спустя два часа, гинекологическое зеркало, несколько мазков, снимки моей задницы, мы еще даже не начали.

– В этом нет смысла, – сказала Марджи у меня за спиной. Я лежала в кресле для гинекологического обследования, а молодой помощник подошел ко мне с клейкой лентой для забора волосков с одежды. – Эту процедуру можно пропустить. Она принимала душ.

– Можем пропустить все, что захотите.

– Нет, – сказала я. – Если уж делать, то по максимуму.

Марджи сжимала мою ладонь на протяжении всего осмотра.

После мы уселись за письменный стол, и я рассказала обо всем, не упустив ни одной брутальной болезненной детали женщине-детективу в рубашке, застегнутой на все пуговицы. Казалось, ее охватила большая ярость, чем меня, и я оценила это. Марджи ситуация раздражала сильнее всех. Я чувствовала ее злость во время процесса. Она просачивалась через ее коричневый костюм размеренным убивающим жаром.

– Все хорошо, – сказала я в кафетерии, когда детектива отозвали в сторону. Марджи нужно было успокаивать больше, чем меня.

Мой телефон зазвонил. Опять Эллиот. Я выключила его. Ему хотелось быть там, а я не желала, чтобы он находился рядом. Не так.

– Папочка узнает, – сказала сестра.

– Он мне не поверит.

Над нами нависла тень, и я подняла взгляд, чтобы увидеть, кто заслонил свет.

– Вспомни дурака, – сказала Марджи.

– Он и явится, Маргарет.

Наш отец был одет в безупречный костюм, держал руки перед собой, словно не хотел выглядеть слишком угрожающим. Не сработало. Голова с густыми песочно-рыжими волосами находилась прямо передо мной, напоминая о том, что, возможно, он не будет появляться, если я не буду о нем думать.

– Где мама? – спросила я.

– На Ибице. Сказал ей остаться. Здесь я сам разберусь. – Он обратил свой острый взгляд на Марджи. – Ты нас не оставишь?

– Она мне все равно все расскажет, так что нет.

Из всех нас Марджи меньше всего боялась Деклана Дрейзена.

Он резко подтянул стул и сел с нами. Уставился на меня, словно на моей щеке отпечаталась страница из книги.

– Что? – спросила я в свою очередь.

– Ты говоришь мне правду?

– Папа, – возразила Марджи.

Ее проигнорировали.

– Конечно, правду.

– Могу я побыть откровенным и менее политкорректным? – спросил он.

– Нет, – ответила Марджи, но он снова не заметил.

– Валяй, мать твою. Мне плевать.

– Твоя репутация тебя опережает. Мерзко говорить о подобном, но твое поведение влияет на отношение людей к тебе. Такое не должно нравиться. Так устроен мир.

– Серьезно? – Марджи выглядела готовой сорваться с места. – Ты пудришь ей мозги?

Указав на него пальцем, я твердо произнесла:

– Я сказала «нет». «Нет» – значит нет, независимо от того, сколько парней трахнуло меня за этот год или неделю, – выплюнула я, надеясь зацепить его. Бесполезно.

– Знаю. И за это я уничтожу его и семью, что его создала. Этот парень всегда приносил только неприятности, а они потакали этому. Я не стану терпеть кого-либо, кто взял не принадлежащее ему. Они взяли наше. Вот для этого мне нужно убедиться, что ты говоришь правду и это не какая-нибудь игра.

– Ты болен, если считаешь, что я стану играть в подобные игры.

– Возможно. Я много в чем виноват. Как и твоя мать. Наша первая ошибка – это то, что мы вырастили тебя такой, каким вырастили Уоррена его родители, и мы все сделаем правильно.

– Собираешься перевоспитать ее, пап? – руки Марджи были скрещены так плотно, что казалось, будто она сунула их в один рукав.

– Пора тебе узнать, что такое ответственность, – он уселся прямо. – Я предупреждал тебя, что подобное может случиться, если ты снова оступишься, и ты оступилась. В Холмби Хиллз. Мы наслышаны об этом. Ты можешь оставить себе имущество, но доверие легко утратить. Мы приводим в исполнение наше право отправить тебя на принудительное лечение до дальнейшего расследования. Мне жаль, Фиона, но так будет лучше.

– Мисс Дрейзен? – детектив вернулась и наклонилась над столом. – Вы хотите закончить?

Я встала.

– Да. Хочу, – я повернулась к отцу. – Можешь забрать деньги. Я понимаю ход твоих мыслей. Они глупые и запоздалые, но я понимаю. А теперь отъебись. И передай маме «спасибо» за то, что приехала.

Я показала ему средний палец и последовала за детективом в заднюю комнату, не оглянувшись, чтобы увидеть реакцию отца.

 

ГЛАВА 36

Фиона

– Как все прошло? – спросил Эллиот из дверного проема. В пижамных штанах. Без рубашки. Красивый. Его загар был лучше, чем я представляла – для психолога, который собирался принять сан. Со спутанными волосами после постели и щетиной на подбородке. Я поймала себя на том, что меня тянет к нему, как никогда прежде. Меня и раньше тянуло, но не как к человеку. Я хотела трахнуть его, потому что он просто был, но, стоя сейчас в дверном проеме, я хотела его, потому что Эллиот был физически привлекательным в своем замешательстве.

– Ужасно. Вчера был наихудший день в моей жизни. Мне просто стоило нанять кого-то, чтобы убить его.

Эллиот не был жестоким в своих фантазиях мести. Он мечтал о правосудии и добре. Мне хотелось бы быть похожей на него. Я восхищалась его до скрипа чистой душей. Его пониманием правильного. И явилась к нему в пять утра, словно дьявол.

– Но, кажется, стало легче. Словно бремя спало.

– Входи, – сказал Эллиот, сделав шаг назад. – Можешь подробно рассказать мне о том, как хочешь его убить.

В доме царил сумрак. Эллиот подошел к двери, даже не включив свет, а я хотела увидеть помещение. Все. Будет ли дом таким же теплым, как и его офис? Покажутся ли коврик и кресло приглашающими? Задаст ли свет нежные вопросы?

– Тебе сделать чаю или еще что-то? – спросили меня.

– У тебя есть кофе?

– Нет.

– Тогда чай подойдет. – Мне было видно кухню с того места, где я стояла. – Могу сама сделать.

– Присядь. Я разберусь. Дай мне минутку убрать бардак.

Эллиот прошлепал босыми ногами по коридору в ванную, откуда полился мягкий свет. Мне хотелось увидеть ее изнутри.

Какого черта со мной было не так?

Я нервничала? Мне неизвестно, что такое нервы. Не рядом с мужчинами. Ни с кем из тех, с кем я хотела бы трахнуться. Контроль был у меня.

Я щелкнула выключателем над тостером. Холодный свет открыл взору все поверхности: гранитные столешницы, кафель, крошки в деревянных шкафчиках. Взяла чайник с плиты и наполнила его водой. Мне даже не нравился чай. Нахрен его.