Текст книги "Привязанность"

Автор книги: Изабель Фонсека

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Какие-то новые посетители остановились возле их софы, и Дэн вскочил, чтобы поговорить с ними. Джин не было никакого дела до того, что он ее им не представил; ей просто хотелось домой. И теперь она могла прекратить притворяться перед самой собой, как время от времени делала раньше, что все это было искусной мистификацией. Джиована отнюдь не была шуткой, более того, она явно никуда не исчезла. Когда Джин поднялась, чтобы идти, то увидела, что в зале не протолкнуться, а часы над стойкой показывают шесть.

«Черт. Вик будет дома с минуты на минуту».

Дэн коснулся ее руки, чувствуя, что Джин вот-вот улизнет.

– Подождите, – сказал он, обрывая другой свой разговор. – Позвольте поймать вам такси.

Дождь снаружи прекратился, оставив после себя желто-серое небо, настолько яркое снизу, что этот свет казался искусственным, чем-то вроде прожекторов, освещающих отдаленный стадион. Она изо всех сил втянула в себя чистый воздух и пошатнулась. Дэн поддержал ее, схватив за локоть.

– Что собираетесь делать в выходные? – спросил он, высматривая такси.

– Вик завтра вечером предстоит большое празднество в Кембридже. Целый шквал двадцатиоднолетних, град двадцатиоднолетних торжеств. Зна-а-ачит, я, вероятно, займусь тем, к чему призывал меня Марк, и посмотрю кучу болгарских документальных роликов объемом с четыре полнометражных фильма.

Они оба рассмеялись, зная, что в кино Марк предпочитает то, что сам прозвал «кровавой баней в миллиард долларов».

– Вообще-то, – сказал Дэн, поднимая воротник своей кожаной куртки и засовывая руки в карманы джинсов, – в Национальном кинотеатре проходит великолепный фестиваль китайских фильмов. Это вам подойдет?

– Возможно, если все это двухсерийные картины, без перерывов и, предпочтительно, без субтитров. И, пожалуйста, пусть они будут только черно-белыми.

– Я до смерти хочу посмотреть полную версию «Покрова росы» Хе Лу Хьи, но, должен признать, не могу найти в христианском мире такого грешника, который пошел бы на этот фильм вместе со мной. Завтра будет последний сеанс. У вас хватит безумия, чтобы пойти со мной? Умоляю, скажите «да».

– Хм, «Покров росы», да? – Потом она увидела, что он серьезен и смотрит на нее так, словно от ее решения что-то зависит. – Хорошо. Я пойду, – глядя на него исподлобья, сказала Джин, игриво и спокойно, как того требовал вопрос, чувствуя себя так, словно сама была героиней фильма, и ни на минуту не задумавшись, словно этот разговор не имел никакого отношения к тому, чем она сможет занять себя завтра вечером или же в любой другой вечер своей жизни.

– Вы не передумаете, правда? – спросил Дэн. Джин понравилось, как он произнес «придумайте» вместо «передумаете», – и то, что он всегда говорит «дачи» вместо «удачи».

– Нет, не передумаю, – пообещала она. – Теперь мне можно поехать домой?

Дэн сунул два пальца в рот и издал могучий свист, заставивший проезжавшее мимо такси остановиться прямо перед ними.

– Было очень хорошо, – сказала Джин, продолжая смотреть ему в глаза и усаживаясь в такси, меж тем как он придерживал дверцу открытой. Она опустила окно и сказала: «Спасибо», – имея в виду именно то, что сказала, и держа свои лапки на стекле, словно стоящий кролик.

Когда она приехала, Вик стояла у входа, опершись на ограду. Джин, вынимая третью за день двадцатифунтовую купюру, была потрясена.

– Дорогая, извини, ради Бога, – сказала она. Дэн со своим оранжевым зонтом и черной кожаной курткой, развеялся, как голливудская греза. – Где твой ключ, милая? – Целуя ее, она уловила запах табачного дыма. Значит, Вик курит. Спрашивать нет смысла.

– Ключ у Викрама. Я думала, ты будешь здесь. Да не беспокойся, мама.

– Ты не возражаешь, если мы останемся дома? – Она слепо рылась в хламе на дне своей промокшей сумки. – Мы можем заказать обед с доставкой. Я так устала после всей сегодняшней беготни. Да и разница в часовых поясах начинает меня донимать. – А еще – это второе шэнди, подумала она, когда распахнулась дверь, ударившись о стену. Завывала Элизабет, и ее кошачьи вопли звучали почти по-человечески. Она определенно не пойдет на «Облако дымки» в НКТ, подумала она, вспомнив о своем смехотворном обещании. Она представила себе, как изумился бы Марк тому, что она отправилась на юг от реки, причем ради китайского фильма, и подумала, не звонил ли он. В тот же миг она увидела его мобильник, забытый на столе в прихожей.

– Ничуть не возражаю. Может, рамен[49]49
  Японская лапша из пшеничной муки, обычно подается в бульоне с мелко нарезанными овощами.


[Закрыть], или лапшовый обед приводит тебя в уныние? Мяса я больше не ем.

– Правда? Здорово. Наверное, впечатляет. Выбирай сама, дорогая, – сказала Джин, сбрасывая сапожки и встряхивая головой, как собака. – Я просто хочу нырнуть в ванну. Боже, как я рада оказаться дома. Чур, я первая, ладно? Как у тебя прошел день?

– Все хорошо, – сказала Вик, уже у поворота лестницы, спускающейся в кухню. – Покормлю Элизабет. Мне надо тебе кое о чем рассказать, когда ты спустишься.

О чем это – кое о чем? Курение в сочетании с вегетарианством – новостей для одного дня вполне достаточно. Раздевшись, она ждала, когда наполнится ванна, и вдруг заметила свое отражение в зеркале. На правой груди был кровоподтек, краснота по кругу распространялась от той точки, где была взята биопсия; она на мгновение подумала о Дэне и о его кампании против домашнего насилия.

Беломраморное окружение ванны было уставлено незнакомыми продуктами – розово-глянцевыми флаконами с гелями для ванны, купленными со скидкой шампунями и переливчатыми кремами для полоскания в упаковках объемом в два галлона. Даже Вик не стала бы покупать всю эту всячину, подумала Джин. Это следы Майи Стаянович, сердце которой разбито. И этими следами, которые она видит, озираясь вокруг, ей придется воспользоваться.

Погоди, здесь есть тюбик с чем-то, может быть, немного лучшим. Джин открутила крышку – тот самый гель со слабым медицинским запахом, что был у Марка на волосах этим утром. Она как можно дальше вытянула руку и сквозь пар, поднимавшийся над ванной, прочла надпись на этикетке: гель «Орто-гинол». Она улыбнулась. Марк приобрел влажный вид с помощью противозачаточного крема Майи. Вик будет в восторге, подумала она, радуясь тому, что наконец оказалась дома, и ни на миг не предполагая, что этот тюбик мог принадлежать ее дочери. Вступив в ванну, она вся в ней распростерлась, твердо намереваясь смыть Надежду и Якорь Спасения и погрузиться ниже ватерлинии.

Джин понятия не имела, сколько времени уже пробыла в ванне, когда услышала, как завопила Вик. Обычно то, что ее домашние всегда предпочитали кричать, а не пройти в соседнюю комнату, одолев десять футов, приводило ее в бешенство. Сейчас этот крик наполнил ее счастьем.

– Мама!

– Да?! – Она не смогла быть выше и выйти, а не крикнуть в ответ, – не готова была покинуть свое водное прибежище.

– Папа звонит!

– Я в ванне! Запиши номер! – Молчание. Из-за звонка Марка вода словно бы стала остывать. Она вытерлась хипповым пляжным полотенцем с изображением Барби – то был еще один след, оставленный Майей. Ей очень понравилось, как выглядит шкафчик с косметикой, хотя – дюжина розовых и лиловых теней, расставленных в ящиках хромированного бюро, годилась только для куклы. Джин быстро оделась. Глянув в зеркало, она подняла брови, чтобы вернуть нахмуренность, ставшую ее нейтральной передачей, и пошла вниз по лестнице.

– У папы, судя по голосу, все в порядке, – сказала Вик, сидевшая на разделочном столе, поигрывая пустым винным бокалом. Кажется, не очень-то давно она и ее подруги стояли прямо здесь на ящиках, раскатывая тесто для печенья.

– И? – сказала Джин. – Ты записала номер? – Джин была уверена, что ответ будет отрицательным; насколько она понимала, звонил он из отеля в Мэйфэре[50]50
  Мэйфэр – один из районов Лондона, с 18 века считается символом аристократизма и благосостояния.


[Закрыть].

– Он сказал, что они собираются на обед, но потом он перезвонит, а еще – что он пока никого не подстрелил. И, да, что все, включая его, выпивают целые озера рислинга.

Когда она доставала тарелки и ложки-вилки, щеголяя в свободных штанах для занятий йогой и в огромных, с изображением Гарфилда[51]51
  Гарфилд – кот, герой многочисленных комиксов и фильмов.


[Закрыть], шлепанцах Майи, то чувствовала, что дочь не сводит с нее взгляда.

– Слышь, мам, а они тебе очень идут.

– Эти милые панталоны? – Джин вытянула их до наибольшей, клоунской ширины. – Они идеально подходят для пантисократии[52]52
  Пантисократия (от гр. pant-, формы pan «все» + isocratia «равная власть») – утопическое общественное устройство, при котором все имеют равные права, изобретенное в 1794 г. поэтами С. Кольриджем (1772–1834) и Р. Саути (1774–1843).


[Закрыть], как ты думаешь? Все получают по паре.

– Нет уж, спасибо, – сказала Вик, – ни за какие коврижки. Но, с другой стороны, вот эти, здесь я молчу. – Вик улыбалась, глядя на ступни Джин.

– Ах да, понимаю, – сказала Джин, нахмурившись. – Великолепны, не правда ли? Мне надо обзавестись своей собственной парой, черной. И – с пантерами, понимаешь, чтобы надевать их по вечерам. – Она выставила выпуклый оранжевый носок одного из шлепанцев. – Как ты думаешь, Элизабет не ревнует? – Джин подняла кошку и погладила ее по шелковистой серой шубке. Потом рассказала Вик об еще одном вкладе Майи в их семейный стиль, о неортодоксальной прическе в стиле «помпадур».

– Поверить не могу, чтобы папа нанес себе на волосы эту дрянь, – сказала Вик, снова наполняя свой бокал.

Джин, надеясь, что эта история не будет прокручиваться слишком уж часто, сомневалась, что могла бы вот так же позабавиться с сыном. В такие моменты она положительно завидовала матерям-одиночкам. Вот она, основная родственная связь: даже биологически они на одной и той же стороне.

– Не бери в голову, – сказала она. – Ты ничего не ела. – А потом, не желая продолжать в том же духе, добавила: – Бедный папочка. Мы ему ничего не расскажем. Ему бы стало не по себе.

– Нет, конечно же, расскажем! Я вообще думаю, что надо позвонить туда прямо сейчас и сделать объявление по системе общественного оповещения в Biergarten[53]53
  Пивной (нем.).


[Закрыть].

Biergarten. Джин улыбнулась. Она сама рисовала себе длинный и темный обеденный зал, увешанный связками колбас и украшенный прикрепленными к стенам кабаньими головами, где прислуживали фрейлейн с желтыми косами и вздымающимися грудями, запакованными в крестьянские блузы с глубокими вырезами. А где в этой праздничной сцене находится фрейлейн Джиована? Наверху, предположила она, стоит на коленях возле кровати и молится. После двадцатилетнего молчания дверной звонок прозвучал так громко, что Джин подпрыгнула.

Две женщины сидели одна напротив другой за выскобленным сосновым столом в кругу желтого света, отбрасываемого низко опущенной эмалированной лампой, и молча ели суп с лапшой. Джин подумала, что Виктория выглядит чересчур уж худой. Полной Вик никогда и не была, но теперь, когда она фарфоровой ложкой хлебала бульон, у нее был тот самый характерный для Хаббардов изможденный, встревоженный вид, позволяющий с легкостью различить очертания черепа. Но это и все, что можно было различить.

Ее поколение такое скрытное, подумала Джин.

– Со многими видишься из прежней шайки?

– Кое с кем, – сказала Вик, усмехаясь архаичному сленгу матери. – С Майей, само собой. И с Фай. Завтра будет вечеринка Шарлотты, хотя с тех пор, как она поступила в Кембридж, я ее почти не видела.

Многие из ее подруг были немного старше, но ведь Вик росла одна со своими родителями. Или – со своими родителями, одна.

– Значит, шайка плюс Викрам? Это должно немного отличаться.

– Ну конечно, так оно и есть.

Джин вздохнула, сдаваясь.

– Что это такое розовое у тебя на глазах? – спросила она, меняя галс. Тени, разумеется, но равномерно наложенные на оба века и углубляющие в оттенке у надбровий, как сценический грим, накладываемый не чтобы прикрыть, но чтобы изобразить синяк. Обеспокоенная своим тоном, так напоминающим Филлис, она добавила: – Мне нравится.

– Правда? – сказала Вик, постукивая пальцами по векам, словно проверяя, спала ли опухоль. – Мне подарила их моя подруга Софи. – Она вскинула взгляд. – Я хочу сказать, твоя подруга Софи.

– Моя подруга Софи? Разве у меня есть подруга по имени Софи? – спросила Джин, вставая, чтобы пойти в туалет.

– Я же рассказывала о ней в своем письме. Я хотела тебя спросить… в общем, мне кажется, что на самом деле она подруга папы. По-моему. Или ее мать была его подругой, или что-то там еще.

– Ты имеешь в виду Софи де Вильморен?

– Ты ее знаешь!

Почему Вик так этому рада, Джин даже представить себе не могла. Она вспомнила открытку в Собрании Уоллеса: бледную герцогиню.

– Забавно, что ты о ней упомянула, потому что как раз сегодня я видела портрет одной женщины, похожей на нее. Я не могла понять, кого он мне напоминает, а оказывается, вот кого. Случайное открытие. Салат будешь? – Ей не нравилось, что у Вик разгорелись глаза, как это было бы, по крайней мере, несколько лет назад, если бы Джин призналась в случайном знакомстве с Кайли Миноуг[54]54
  Миноуг, Кайли Энн (р. 1968) – австралийская поп-певица и актриса.


[Закрыть]. – Так или иначе, что она здесь делала? Ты писала, что она заходила.

– Я ее пригласила. Но потом она сказала, что ты тоже ее приглашала, когда ты встретилась с ней в химчистке, было такое? Я все время видела ее поблизости – думала, может, это какая-то поехавшая лесбиянка из Кэмдена. Она всегда мне улыбалась – а потом, когда как-то раз мы с Викрамом и Майей завтракали в кафе, она вдруг подходит ко мне и говорит: «Вы Виктория Хаббард?» – Вик произнесла свое имя с сильным французским акцентом и широко раскрыла глаза, изображая тревогу. – Так что мы разговорились, и она сказала, что когда-то здесь жила. Здесь, на Альберт-стрит, – в этом доме.

– Tu exagères, ma fille[55]55
  Ты преувеличиваешь, дочь моя (фр.).


[Закрыть]. Она останавливалась здесь только раз – может, недели на три. На месяц, максимум. Когда тебе было года полтора или меньше. – Господи, подумала Джин, может, Софи де Вильморен – хищная лесбиянка? В тот день в химчистке в ней определенно было что-то раболепное. Если она увлеклась Вик, то это все объясняет.

– В общем, она спросила, нельзя ли ей снова увидеть наш дом, сказала, что была здесь счастливее всего в жизни, что нянчила меня и была там, в той комнате, когда я сказала свое первое слово – «минибар». Так что я поняла, что это правда.

– Нянчила? Значит, она хочет сказать, что была чем-то вроде нашей прислуги? Которой она не была – и никто не был. У тебя не было никаких нянечек, чем я очень горжусь. Хотя ты можешь считать по-другому. А твоим первым словом, прости, если огорчу тебя, было «бака» – вместо «собака». Правда, и до «минибара» оставалось недолго – это когда мы остановились в «Карлайле» во время той чудесной поездки в Нью-Йорк, чтобы показать тебя бабушке и деду. Софи там не было.

Джин было непросто противостоять непреодолимому представлению о ловкой пройдохе, сумевшей познакомиться с ее дочерью. Но, как сказала она себе на рассвете, лежа без сна в пустой кровати, это чувство угрозы, это непристойное подозрение было просто производным от ее собственного морального разложения, которому она никак не могла позволить заразить каждое свое суждение, каждое свое чувство.

– Значит, ты привела ее в дом?

– Ну да. Замечательный был вечер. Мы несколько часов просматривали все старые альбомы, и это было поразительно. Она помнит все – и светящиеся в темноте звезды на моем потолке, и треснувшее голубое стекло на двери в туалет на лестничной клетке. Сломанную туалетную цепочку.

– Повезло же ей с памятью.

– Мы собирались позвонить вам, но потом, я не знаю, что случилось.

– Случилось то, что ты мне не позвонила.

– Ой, мам, надеюсь, ты не против, что она пробыла здесь несколько дней. Я об этом хотела тебе сказать. Я думала, что в этом ничего такого нет. Потому что она жила здесь раньше и все такое. Майя только что съехала, и я, ну, предоставила ей твою комнату.

Джин содрогнулась, скрывая это чрезмерным вниманием к зеленому салату.

– Послушай, милая, ты очень хорошо рассуждаешь, но на самом деле ты просто не должна пускать к себе кого-то на постой. Не то чтобы мы не доверяли тебе… Просто ответственность огромна, для каждого, – и подобные вещи способны вырываться из-под контроля… – Здесь она смогла подпустить в голос строгость. – Ладно, когда это было? Чего она хотела?

– Несколько недель назад. В том-то дело. Ничего не понимаю. По-моему, она живет в Париже, но не оставила мне ни телефона, ничего. Она долгое время провела в Кэмдене, потому что я сто раз видела ее на улицах. А потом исчезла. Может, это странно, но я вроде как по ней скучаю. Она была очень милой и хотела разузнать все и о тебе, и о папе, и о Сен-Жаке, и всем таком – я дала ей ваш электронный адрес, но, думаю, она ничего вам не написала.

Джин внезапно вспомнила об электронном письме из Франции, адресованном Марку, которое она видела в их почтовом ящике перед тем, как они улетели с Сен-Жака; она совершенно забыла сказать ему об этом. Возможно, это было просто деловое письмо. А возможно, Софи таки написала, только не ей.

– Я, милая, была бы поосторожнее, если она объявится снова. У нее вроде бы не очень устойчивая психика. Что вполне объяснимо.

– Мама, как это понимать – «объяснимо»?

Вик выглядела настолько встревоженной, что Джин поняла: надо дать ей какое-то объяснение.

– Ей с самого рождения пришлось очень нелегко, мягко говоря. Видишь ли, Софи – дочь давнишней подружки твоего отца. Сандрин, француженки, по которой он сходил с ума лет этак сто назад. По-моему, в шестьдесят седьмом, потому что ему тогда было семнадцать. Он провел то лето с ее семьей, в Бретани. На Сен-Мало.

Вик явно ожидала продолжения.

– Вообще-то тебе надо спросить об этом у папы, но дело в том, что Сандрин сбежала с кем-то другим. И забеременела. Очень грустная история, – с нажимом сказала Джин, вытирая со стола пролитый уксус. – Может, Софи тебе рассказывала. Ее отец погиб в тот день, когда она родилась. Попал в ужасную аварию, как раз когда ехал в больницу, чтобы впервые ее увидеть. Кошмар. Такая бедняжка.

– Вот так-так. Она мне об этом не говорила.

Вик выглядела озадаченной и, возможно, слегка уязвленной мыслью о том, что ее новая близкая подруга не доверила ей этого существенного обстоятельства.

– Да, той весной по всей Европе были наводнения – ты, наверное, слышала, как папа об этом рассказывал, – по-моему, на Пасху. Ну вот, и мы встречались с ней пару раз, когда ты была маленькой, но потом потеряли связь. Уверена, что Марк какое-то время поддерживал контакт с ее матерью, Сандрин. Хотя, кажется, вспоминаю, что она куда-то уехала… в Канаду? Не знаю. Да, это было очень печально. Хочешь мороженого, милая? Шербет с манго от Минци. Или есть еще с мятой – по вкусу так напоминает зубную пасту, что можно даже не чистить зубы.

– Нет, мама, спасибо. Мы с Викрамом не едим сладкого.

На этом, к облегчению Джин, разговор и окончился. Они собирались пойти в кино – на романтическую комедию, конечно, раз уж без Марка на хвосте – но вместо этого после обеда устроились в гостиной, вновь наполнив бокалы вином. Пока Джин закрывала ставни, Виктория просматривала телепрограмму.

– Класс, – сказала она, потянувшись за пультом. – «Когда мужчина любит женщину». Это где Мэг Райан изображает пьяницу. Только что начался.

– О, здорово. Я его ни разу не видела. А мужчина кто, Деннис Куэйд? – Джин, подсунув под себя ноги и взяв на колени Элизабет, умостилась на большой и мягкой голубой софе. Которая, заметила она, стала на целых полтона грязнее. – Знаешь, он и в самом деле ее муж. Или был им.

Вероятно, завел интрижку с другой актрисой, помоложе и пофигуристей, подумала Джин. А потом Мэг исправила себе форму губ, как будто это могло помочь.

– Неудивительно, что она стала пьяницей, – предположила Вик.

– На самом деле она вовсе не алкоголичка. А вот Деннис Куэйд, по-моему, дрянцо. Эта его улыбочка. Конечно, в нем ведь всего три фута роста. Все они карлики. Непонятно, почему они разбежались. Она такая волнующая – привлекательная, как нераспустившийся бутон.

– Не в этом фильме. А в так называемой «смелой роли», когда их выдвинули на Оскара.

– Нет, смелым был тот оргазм в «Когда Гарри встретил Салли».

– Может, смелым, а может, и отчаянным. Надо же, Оскар! Кстати, мама, я знаю, что на самом деле она не алкоголичка. Энди Гарсиа, говорится здесь.

– У! Даже лучше, – сказала Джин, счастливая, но почти уже готовая отправиться спать. – Викрам немного похож на Энди Гарсиа, никто еще такого не говорил? Эй, папа никогда не перезвонит.

– Слишком занят, осушая все сладкое вино? – предположила Вик, делая очередной глоток.

Джин, по всей видимости, заснула, потому что фильм почти закончился, когда она услышала голос Вик:

– Вот бы Мэг выпала из этого фургона! Ей гораздо больше идет, когда она пьяная.

Из кухни донесся звонок.

– Где телефон? – спросила Джин, раздраженная тем, что его больше не было на угловом столике, а Вик даже как бы и не слышала звонка.

– Разбился.

Как это в духе гораздо более юной Вик, думала Джин, спеша к кухонному телефону: «Он разбился», «Он упал» – и никогда «Я его уронила».

– Алло! – сказала Джин, напрягая слух. Это был Марк. – Похоже, ты звонишь из ночного клуба – где ты?

На протяжении всего разговора она пыталась отмахнуться от образов Джиованы, лицом вниз лежащей у него на коленях в затененной глубине какого-нибудь клуба, Марка, поглаживающего ее по волосам, звоня домой, и ее головы, похожей на шелковистого маленького спаниеля. Повесив трубку, Джин потрепала Элизабет, которая с мурлыканьем терлась о ее лодыжки. Потом вытянула из холодильника бутылку воды и направилась к лестнице.

– Спокойной ночи, милая, – крикнула она, достигнув уровня гостиной и продолжая подниматься. – Иду ложиться – уже с ног валюсь. – И тут же зевнула.

– Спокойной ночи, мама. Разбуди меня, ладно? Нам надо успеть к поезду в час сорок пять.

– Хорошо. – Она приостановилась, улыбаясь мысли о том, что Вик надо расталкивать ради послеполуденного отъезда, а потом вдруг заметила в голубом свете, пляшущем по лицу дочери в причудливых геометрических фигурах, что та плачет. – Господи, – сказала она, – да что там с тобой?

– Такая грусть, – сказала Вик, теперь смеющаяся и такая красивая со своими большими карими глазами, сияющими от слез. – Она не вываливается из фургона. Я так этого хочу, а она – никак. Это трагедия, мама. Крепкого тебе сна.

Из электрической кофеварки, пофыркивая, капал кофе, а Джин вновь и вновь прокручивала запись своего разговора с Марком – прислушиваясь, как сама вынуждена была себе признаться, к фоновым шумам, которые не были бы германскими, – как вдруг зазвонил телефон. Нажав на автоответчике кнопку «стоп», она вынула стеклянный сосуд из его камеры, чтобы налить себе чашку кофе, а черный ручеек тем временем продолжал литься. Теперь Джин оказалась между звонящим телефоном и горячим кофе, растекающимся по столу. Она набросила на эту лужицу наскоро выжатую губку как раз в тот момент, когда снова включился автоответчик.

– Алло, миссис Хаббард. Это ваш эскорт на вечер. Последний показ «Покрова росы» – и, обратите внимание, он идет как раз три часа – начинается в семь. Надеюсь, вы не сочтете меня полным дерьмом, если мы встретимся прямо там, потому что мне сейчас надо ехать в Суссекс, на целый день. Доброго ленча!

Она слушала, обхватив себя обеими руками за горло, как будто ощупывала распухшие гланды, и сморщилась от его «линча» и «Суссикса». Дэн продолжал.

– Что это вы говорили о том, что о человеке можно судить по ленчам, которыми он пренебрег? Что ж, по этой причине мы не будем пренебрегать ни фильмом, ни ужином, который за мной, если мы останемся в живых, чтобы его съесть. Значит, встречаемся там, у кассы, в шесть сорок пять. Я заказал билеты на ваше имя. Пока.

Аппарат клацнул.

Она стояла в своем халате и шлепанцах Майи Гарфилд, глядя на телефон и по-прежнему держась за шею, как будто только руки могли удержать ее голову от падения, – ужас Джин был слишком велик, чтобы взять чашку и сделать глоток кофе, остатки которого изгадили весь стол. И этот ужас стал еще сильнее, когда она осознала, что Дэн не сообщил ей номер своего сотового. Она быстро набрала 1471, где ей сообщили, что номер засекречен. Она позвонит ему домой – подумать только, что подумает Вик, если в конце концов так и не поедет на свою вечеринку. Его номер должен быть среди тех, которыми два десятка лет разными почерками и разными ручками испещрялась стена возле кухонного телефона. «Вот он», – выдохнула она, когда нашла его, Дэн Мэннинг – Д, то есть домашний. Она так сильно тыкала пальцем в кнопки, как будто все вокруг было задымлено и она вызывала пожарную команду.

– Это Дэн.

– Дэн! Это Джин! – пронзительно крикнула она.

Но он продолжал говорить.

– В настоящее время меня здесь нет…

Изжеванным стержнем, единственной пишущей принадлежностью, попавшейся ей на глаза, Джин нацарапала номер на боковой стороне коробки с хлопьями. Только когда она закончила, а он умолк, до нее дошло, что это был номер офиса. А как же Д? Двойник?

– Черт, – сказала она. – Черт, черт, черт.

– И тебе доброго утра, – сказала, позевывая, Виктория, входя и останавливаясь перед холодильником. Она воздела обе руки, подрагивая ими так, словно держала невидимые гири. Она перекатилась на внешние стороны стоп. В кои-то веки Джин было совсем не до того, чтобы обеспокоиться неправильным подъемом дочери. Из-за глубокого зевка просторная футболка Вик задралась и облегала ее узкие покатые бедра, в полной мере демонстрируя ее трусики. Боже, какая же она высокая, подумала Джин. И, Господи меня прости, она носит тонг[56]56
  Тонг – подобие стрингов, с несколько более широкими ремешками, надевается под плотно прилегающие трусики.


[Закрыть].

– Да это Дэн Мэннинг оставлял сообщение, и я не могла его перехватить, потому что кто-то, не будем говорить, кто именно, не почистил кофеварку.

Возмущение Джин смягчило тот шок, который она испытала при виде нижнего белья Вик – надо же, как много деталей для столь маленького клочка одежды.

– Чего же такого он хотел, что так вывело тебя из себя?

– Дэн, что, тебе не нравится?

– Да сам-то он ничего, – коротко сказала Вик. – Только примерно через тридцать секунд после разрыва с Гэвин он стал спать с Майей.

– Неужто?

– Он – хищник до мозга костей.

– Что ж, у нее ведь был разрыв… Он хотя бы вывел ее из уныния?

Вик метнула на мать взгляд, исполненный преувеличенного отвращения и жалости, такое выражение лица могло быть позаимствовано из какой-нибудь мыльной оперы, но потом оно смягчилось, обратившись в несомненную ухмылку.

– Вообще-то она сказала, что в постели он великолепен. «Гений», вот ее точное слово. Она ради него на все готова, но он и знать того не хочет. А что ему было надо, кстати?

Видя столь явное презрение Вик по отношению к Дэну, Джин стеснялась сказать ей о фильме – к тому же и сама она собиралась избавиться от этого похода.

– Да вот, забыла я передать ему переделанные рисунки для папиной кампании по холодильникам, а они нужны ему прямо сегодня. Придется мне занести их ему попозже.

– А может, я их ему заброшу, если уж ему так… обременительно зайти за ними сюда, – предложила Виктория с нехарактерной для нее готовностью помочь. – Мы отправляемся с Кингз-Кросса.

– Да нет, не беспокойся, милая, позже сама смогу этим заняться. Заодно прогуляюсь, подышу свежим воздухом.

Джин не рассказала Вик о биопсии, и, хотя ей чуть ли хотелось этого, она по-прежнему не могла вообразить, как к такому подступиться.

– Мама, да ведь пешком ты доберешься до Клеркенуэлла только ко вторнику. К тому же, похоже, опять польет дождь, – сказала Вик, уставившись через окно на улицу и, в свою очередь, тоже чертыхнувшись.

– А мы вот как сделаем, – в приливе вдохновения сказала Джин, сдвигая шипящую кофеварку, чтобы добраться до залившегося под нее кофе. – Я подброшу вас до Кингз-Кросса и пойду в офис. Тогда тебе не придется волочить свою сумку в метро. Доедем на такси. В этот уик-энд мне так и так придется истратить остаток своих двадцатифунтовых банкнот.

Она лгала, но, по крайней мере, избавляла Викторию от поездки в метро.

Субботний вечер. Джин быстро доехала до станции Ватерлоо. Выйдя из метро, увидела, что дождь перестал. Или приостановился. Когда, отдав свои журналы молодой женщине у входа, сидевшей по-турецки со щенком на коленях и просившей милостыню, она в розовом свете раннего вечера подошла к кинотеатру, времени до начала сеанса оставалось достаточно. Неспешно идя вокруг протекающего бетонного комплекса, она испытывала стыд за десятилетие своего детства – пришедшегося на уродливые шестидесятые – и никакого желания встречаться с «хищником до мозга костей». Без пяти семь подошла к Национальному кинотеатру. Дэна не было.

Стоя со скрещенными руками и сомкнутыми коленями, она жалела, что не оделась потеплее. На ней были коричневые замшевые сапожки, черные колготки, украшенными узором из отверстий, как у плетеных стульев, тонкое коричневое платье и плащ, все еще сморщенный после вчерашнего ливня.

В кинотеатр уже входили последние киноманы, когда появился Дэн, – он бежал, его оливково-желтая футболка была изнизана мелкими пятнышками пота, а кожаная куртка хлопала позади него.

– Простите, ради Бога, – задыхающимся голосом выдавил он, пятерней расчесывая разметавшиеся от ветра волосы, и увлек ее в полумрак, подхватив ладонью за спину. – Движение – просто ужас.

А разве оно бывает чем-то другим, думала она, разъяренная тем, что позволила вовлечь себя в нечто подобное, но сохраняя исполненное достоинства молчание – по крайней мере, пока не увидела полупустой зал.

– Хорошо, что мы заказали билеты заранее, – сказала она. Грудь у Дэна вздымалась, меж тем как свет медленно угасал. Пока ее глаза еще не приспособились к темноте, она подалась к нему и спросила:

– Вы что, бежали всю дорогу от Суссекса?

Все еще слишком запыхавшийся для ответа, он вместо этого стиснул ее предплечье. Очевидно, он весь день играл в регби.

– Каждые две недели играю в «Старперах», – объяснил он, когда отдышался. – А потом был на чаепитие с крестницей.

– На какой позиции вы играете? И сколько же вам лет?

– Нападающий. Тридцать один. Желаете узнать что-нибудь еще, миссис Х.?

Да, подумала она, что именно Майя Стаянович имела в виду под «гением»? Вместо этого она с безмятежностью, подобающей жене босса, улыбнулась, молчаливо усомнившись в проницательности восторженной, вечно во всем путающейся Майи Стаянович. Наконец фильм вот-вот должен был начаться – ни просьб выключить сотовые телефоны, ни звонков, ни анонсов, лишь скрипучий обратный отсчет. Джин посмотрела по сторонам. Фильм для взрослых, мрачно подумала она, меж тем как в животе у нее заурчало.

Она подалась к Дэну и шепнула:

– Напитки здесь продают только снаружи, да?

– Боюсь, что так. Вам что-нибудь взять?

– Конечно, джин-тоник, если у них он есть.

А потом, когда Дэн быстро двинулся обратно по проходу, она едва слышным шепотом попробовала на язык «регбист-долбист». Разумеется, она сама во всем виновата. Остается рассчитывать на какую-то легковесную занимательность, которая позволит ей выдержать до конца. Но и голод, и раздражение вскоре были вытеснены недоумением. Фильм был черно-белым. Длился он, по его словам, три часа, а первые четыре минуты показались пятнадцатью: долгое панорамирование китайских деревьев в лишенном красок цвету… Расстегнув «молнии» на сапожках, она приготовилась вздремнуть.