Текст книги "Насмешник"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

3. Путешествие по морю
Продолжение

Момбаса – Кенийское гостеприимство – Правительственные чиновники и колонисты – Форт Жезуш – Геди – Кибо – Танга – Занзибар

13 февраля:В Момбасе «Родезия» пробудет пять дней. В эту жару мало кто продолжает оставаться на борту. Планов у меня никаких нет, к тому же я никого не знаю в местной колонии европейцев. Почти все мои старые кенийские друзья умерли, кто покончив с собой, кто после возвращения к себе на родину. (Щедрое, приветливое, чуждое условностям население нагорья никоим образом не состояло исключительно из одних британцев. Там были американцы, датчане, шведы, французы, многие из которых использовали свои кенийские имения для отдыха в отпускное время.) В Найроби, как мне сказали, обстановка теперь враждебная, он разросся, кишит ворьем; беспечная жизнь клуба «Мутаига» осталась в воспоминаниях, довольно постыдных. Выросло новое поколение фермеров, у которых свои обычаи проводить время, провинциальное по жизни и взглядам, более трудолюбивое, чем их предшественники в Счастливой долине, но их общество не столь интересно. Об этом мне рассказали на «Родезии». Звучит вполне правдоподобно. В той Кении, которую я знал, не было и намека на то, что она обладает каким-то иммунитетом к переменам. С какой стати эта экваториальная Аркадия, столь поздно и слабо колонизированная, должна пойти по европейскому пути? Я не стремился убеждаться в справедливости того, о чем мне рассказали. За пять дней нечего было и надеяться много увидеть. Кроме того, королева-мать совершала поездку по стране, и я подозревал, что появление какого-то туриста сейчас нежелательно. Но, во всяком случае, я обнаружил, что в Момбасе старая традиция гостеприимства жива, как в прежние добрые времена.

У бывшего моего глостерширского соседа, служившего в армии сапером, был армейский друг, который теперь обосновался в Танганьике. Сосед написал ему и сообщил о моем скором прибытии в Момбасу. Этот второй сапер, как вскоре окажется, пригласит меня поселиться у него и станет мне спутником в поездке по Танганьике – он написал третьему саперу, высокопоставленному чиновнику в Момбасе, который поднялся на борт «Родезии» вместе с офицерами из паспортного контроля, представился и в дальнейшем заботился обо мне со всей широтой души, которую часто называют «восточной», но, судя по моему опыту, чисто африканской. Я был другом друга моего друга и никого не знал в Момбасе, и этого было для него достаточно, чтобы одолжить мне свою машину вместе с шофером, отвезти меня к портному и часовых дел мастеру, предложить завтракать у него дома, ввести в свой клуб, дать полезный совет относительно того, как обезопасить себя от малярии, познакомить со специальным уполномоченным по провинции и директором департамента памятников древности и оказать еще массу услуг, о чем я вскоре расскажу.

Во время своего последнего пребывания в Кении я редко встречался с официальными лицами. Между ними и поселенцами, смотревшими на них, почти как на вражеских агентов, осуществлялся строгий апартеид. То было время политических заявлений Хартингтона, объявившего, что там, где сталкиваются интересы иммигрантов и туземного населения, «предпочтительней» интересы туземцев. Если бы это сказал социалист, министр по делам заморских территорий, его слова просто пропустили бы мимо ушей; но поскольку высказывание принадлежало консерватору (и будущему герцогу), это заставило поселенцев впервые обратить внимание на политиков. Министерство по делам заморских территорий стало для них заклятым врагом, желающим лишить их земель, которые они расчистили, вспахали и оросили. Чиновникам, говорили они, не дорога эта страна, их тут ничего не держит, они думают лишь о повышениях да пенсиях, они уйдут в отставку и уедут умирать в Европу. Поселенцы же в борьбе с дикой природой осваивали нетронутые земли, на которых собирались жить поколениями. (Только представьте, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь по тем же причинам очень жестко критиковал богатых космополитов.) В те времена ходила история об одном районном чиновнике, который соблазнил фермерскую дочь, и та родила двойню. Он честно предложил жениться на ней, на что фермер ответил: «Да я скорей предпочту двоих внебрачных детей в семье, чем одного чиновника». Думается мне, это очень старая история, какую многим поколениям рассказывали о Монтекки и Капулетти, Кемпбеллах и Макдоналдсах. Но я впервые услышал ее в связи с волнениями из-за того, чьи интересы «предпочтительней».

Сейчас противостояние, похоже, потеряло всю свою остроту. А тогда были обыкновенные раздоры между двумя группами англичан, с одной стороны те, кто пытался управлять страной, как Монтессори своей школой [213]213
  Мария Монтессори(1870–1952) – итальянский педагог и врач, первая в Италии женщина-медик, получившая ученую степень. Известна своим методом обучения детей, в частности умственно отсталых, который распространился по всему миру. Открыла собственную школу, где использовала свой метод на практике.


[Закрыть], с другой – союз землевладельцев-феодалов, каждая группа искренне верила, что лучше понимает туземцев и знает, что им больше подходит. В то время существовал единственный, причинявший беспокойство и враждебный элемент – индийцы. Об африканском «национализме» еще никто не говорил. Теперь и чиновники, и поселенцы, и индийцы вместе не уверены в своем будущем, а с момента «чрезвычайной ситуации» с племенем мау-мау [214]214
  Восстание племени мау-мау в Кении против британского правления произошло в 1952 году.


[Закрыть]никто не прикидывается, что понимает туземцев. (Подавить это восстание, как уверял меня офицер, имевший к этому прямое отношение, удалось скорее благодаря лояльности и продажности вождей племени кикуйю, чем с помощью регулярной армии.)

Город Момбаса невероятно разросся с тех пор, как я видел его в последний раз, и сейчас занимает целый остров. Появился огромный, с иголочки «межрасовый» отель. На практике его «межрасовость» означает лишь то, что здесь селятся главным образом индийцы, поскольку африканцы не могут позволить себе такую роскошь, а европейцы собираются у себя в домах или в своем клубе. Есть впечатляющий Мусульманский институт, построенный покойным Ага Ханом и султаном Занзибара при поддержке других набожных благотворителей, чтобы восточноафриканские последователи Магомета могли получить техническое образование. (Правительство Кении взяло на себя заботу об обеспечении института преподавательским составом и оплате текущих расходов.) Им необычайно повезло с архитектором, которым стал капитан Г. Н. Бомонт, инженер, любительски увлекавшийся мусульманским искусством, на счастье, не испорченный влиянием Корбюзье, распространившимся на весь современный Восток. Институтский комплекс с его куполом, минаретом, аркадой, лепными, с бойницами парапетами, резными дверьми, изразцовыми стенами и бассейнами удачно расположен в саду, занимающем территорию в несколько акров, и отдаленно напоминает нежную красоту Альгамбры, Мена-хауса, англиканского собора в Гибралтаре, Брайтона, но ни в чем – угловатый облик здания ООН.

Эти два строения – главное архитектурное прибавление в городе. Есть свидетельство процесса, который представляется всеобщим: здания офисов становятся все крупнее, а частные дома – меньше. В первый раз я услышал в Африке жалобы на нехватку и дороговизну домашних слуг. Население острова как никогда расслоилось. Теперь в городе огромное количество белых бедняков – чего не было тридцать лет назад. На главной улице появился дансинг-бар, пользующийся дурной славой – смесь борделя с воровским притоном; все говорят о нем со страхом. Когда после многих уговоров я наконец нашел человека, готового пойти со мной туда, то увидел, что это отличное заведение, не совсем бандитское кафе для приманки туристов, но все же что-то, пробуждающее ностальгические воспоминания о марсельской «Старой гавани». Двери распахнуты для человека любого цвета кожи, для любого порока.

Доки Килиндини невероятно расширились, и в них кипит работа. Всюду видишь признаки процветания (думаю, сетования по поводу нехватки домашних слуг – один из таких признаков) и политической стабильности.

Тут я отложу дневник и поделюсь впечатлениями о нескольких днях, проведенных в городе. В тот день, который я как бы последовательно описываю в дневнике, я провел спокойный вечер на веранде клуба, намереваясь полистать газеты и узнать новости о том, что произошло после моего отъезда из Англии. С тех пор как я последний раз был тут, клуб ничуть не изменился, это все тот же обширный старомодный дом, построенный так, чтобы улавливать каждое дуновение ветра. Дул муссон, приносивший приятную прохладу, но было нелегко читать индийское издание «Таймс», сидя в глубокой тени и под порывами свежего ветра. Интересно, думал я, учитывают ли редакторы, сколько народу читают газету, сидя под вентилятором?

Напротив клуба стоит одна из самых замечательных построек Восточной Африки, форт Жезуш [215]215
  Иисус (порт.).Крепость построена португальскими колонистами в 1590-х годах для защиты своих торговых интересов в Кении. Ныне в ней расположен музей археологии и истории Кенийского побережья.


[Закрыть], возведенный португальцами в конце шестнадцатого века и до сих пор сохранивший на своих стенах королевский герб. Его фундамент высечен, в скале, верхняя часть покрыта долговечной, пошедшей пятнами от древности, штукатуркой кораллового цвета, который меняется по мере того, как солнце движется над ним, от серовато-коричневого до алого. Эта массивная небольшая твердыня поставлена здесь, чтобы отражать нападение с любого направления, с узкими прорезями бойниц по верху стены, внутрь которой можно было попасть только по единственной узкой крутой лестнице, простреливаемой со всех сторон. До недавнего времени она использовалась в качестве тюрьмы, и все, что мог видеть турист, это ее величественные стены снаружи. Находясь на веранде клуба, он мог ощутить ее запах, когда ветер дул со стороны крепости. Ныне на средства, полученные в виде фанта от фонда Гульбекяна, ее вычистили и отреставрировали. К тому времени, как выйдет эта книга, ее откроют для посетителей, разместив там коллекцию местных древностей, и, что более важно, там же будет жить мистер Керкмен, правительственный археолог, под чьим руководством происходило ее восстановление.

В тот день на пять часов вечера, когда форт горел густо-розовым, залитый лучами клонящегося к западу солнца, у меня благодаря любезному посредничеству моего нового друга-сапера была назначена встреча с мистером Керкменом. Мало кто из жителей Момбасы получал возможность взглянуть собственными глазами, как происходит работа по восстановлению форта; нашу маленькую группу из шести или семи человек, удостоенных такой чести, собравшуюся у ворот, провели наверх, на крепостной вал. В мистере Керкмене нет ничего от сухого и важного ученого, занимающего высокий официальный пост. Его одинаково приводит в восторг как комедийная, так и научная сторона его работы.

Департамент общественных работ пристроил к древним стенам массу низкопробных помещений для охраны, тюремных камер, отхожих мест, бараков, прачечных и прогулочных двориков для заключенных. Все это было снесено, чтобы восстановить первоначальный облик форта. От арабов осталось несколько изящно вырезанных надписей, но самое важное, что обнаружили в результате раскопок, это резиденция португальского губернатора, построенная в шестнадцатом веке. Мистер Керкмен радостно обрисовал нам историю португальского поселения в контексте истории восточноафриканского побережья от мыса Гардафуи до Софалы.

Жизни редко какой из заметных личностей можно позавидовать. Арабы пришли на остров первыми. В шестнадцатом веке португальцы основали здесь маленькую торговую факторию при покровительстве султана Момбасы, однако, заботясь о своей безопасности, полагались главным образом на союз с султаном Малинди. В 1588 году турецкие пираты опустошили побережье. Султан Момбасы обратился с жалобой в Константинополь, султан же Малинди – к Гоа. Затем султан Момбасы бежал. Позже турки появились вновь и захватили остров, превратив его в плацдарм для нападения на Малинди. Гоа послало против них свой флот. Между тем свирепое племя каннибалов, которое называлось зимба, уже несколько лет как неспешно плыло вдоль побережья, убивая и пожирая его обитателей. Они высадились на материке как раз в тот момент, когда португальский флот бросил якоря у острова. Турки предложили зимба объединиться против португальцев. Зимба пришли, сожрали турок и, насытившись, потащились на север, оставив Момбасу португальцам. В Малинди они получили отпор и с тех пор исчезли из истории.

В 1591-м португальцы начали строительство крепости. Она была так привлекательна, что их старый союзник Малинди захотел пожить в ней. Хозяева нелюбезно выгнали его и заплатили за его голову крестьянам на материке, у которых тот нашел убежище. Когда в Лиссабоне и Гоа узнали об этом, королевские власти были в шоке. Чтобы загладить вину своих подданных, было решено, что сыну султана, Юсуфу, которому в то время было семь лет, дадут образование и обратят в христианскую веру. В 1630 году он снова появился в Момбасе, одетый в европейское платье, с белой женой и уже зовясь доном Жерониму. Его встретили не столь радушно, как он ожидал, что заставило его с сожалением вспомнить о бесхитростной вере отцов, так что на приеме, который он дал в форте Жезуш, ему удалось перерезать всех христиан. Это была его последняя удача. Он бежал сначала в Йемен, потом на Мадагаскар и наконец был убит пиратами в Красном море. Португальцы вновь заняли форт Жезуш и владели им, пока он не пал под натиском арабов из Омана. Осада длилась с 1696 по 1698 год и является одним из самых ярких примеров человеческой стойкости; в конце концов от гарнизона остались лишь одиннадцать мужчин и две женщины. Коменданта так мучила кожная болезнь, что он предпочел броситься на врага с саблей в руке. Помощь флота опоздала на день.

В следующем веке португальцы вернули себе форт и год владели им, когда его захватили арабы из оманского Маската. Представляющий их султан Занзибара до сих пор номинально правит фортом. Туристам, которые видят красный флаг, развевающийся над фортом, не стоит бояться антиамериканских выпадов. Это штандарт султана. Британский протекторат был установлен здесь после одного забавного происшествия, случившегося в 1824 году, когда капитан британского военного флота вторгся на побережье по просьбе султана Занзибара, чтобы усмирить его взбунтовавшихся подданных. Пока основные силы англичан были заняты на материке, фортом Жезуш командовал корабельный гардемарин. Под стенами форта разгорелась маленькая гражданская война. Гардемарин послал мальчишку, передать строгое предупреждение, мол, если стороны не прекратят воевать, он атакует их «всеми имеющимися в его распоряжении силами». Предупреждение возымело действие, и воцарился мир. «Силы», находившиеся в тот момент в форте, состояли из пяти военных моряков, двое из которых лежали в лихорадке. На родине правительство отреклось от протектората, объявленного столь легкомысленно. Генералу Гордону пришла в голову странная фантазия присоединить Момбасу к Египту. Так что британская администрация появилась здесь не раньше 1887 года. Не существует данных о том, что здесь когда– ^:либо правил какой-нибудь африканец.

Эту любопытную историю поведал нам на бастионах форта главный хранитель древностей, сопровождая свой живой рассказ заразительной, но неповторимой жестикуляцией.

В тот вечер я обедал с комиссаром этой заморской провинции. Как все, кого я встречал в тот день и позже, он пребывал в состоянии немого восторга от визита королевы-матери. При каждой возможности она делала больше того, о чем ее просили. Свежая, словно не ощущавшая немыслимой жары, она сорвала все попытки политиков бойкотировать ее активность. Она, в частности, устроила состязание арабских моряков, чьи суденышки, дау, в эту пору года переполняли старую гавань. Насеровское радио клеймило ее как символ западного империализма. Дау приплыли из Занзибара и всех крохотных портов на побережье. Королева-мать подошла к самой воде и долгое время весело болтала с ними – событие, о котором потом годами будут вспоминать в Хадрамауте и Персидском заливе.

Политиков в Момбасе, похоже, не слишком уважают. Большинство наших разговоров в тот вечер так или иначе касалось перспектив развития Кенийского побережья как курорта. Здесь есть пляжи, хороший прибой для серфинга, коралловые рифы, марлин, тунец и акулы для морской рыбалки, почти неизведанное Дно для глазастых ныряльщиков, по сути – все, что привлекает туристов в Вест-Индию. В настоящее время Момбаса используется главным образом в качестве порта и конечного пункта железной дороги; богатый охотник или рыболов едет прямо в Найроби и оттуда отправляется на сафари в заповедники. Комиссар надеется увидеть, как его провинция превратится в морской курорт и место отдыха и развлечений не только для туристов из Европы и Америки, но и для семей с нагорий Кении и Родезии. Сейчас родезийцы стремятся провести отпуск на уровне моря, что рекомендуют им врачи, – в Дурбане, городе со здоровым климатом, но не романтичном и дорогом. В прохладный сезон Кения – куда более заманчивое место с нетронутой природой.

14 февраля.Сегодня я имел возможность собственными глазами увидеть, насколько она заманчива. Но сначала пришлось позаботиться о ночлеге. Ночи на пароходе, пришвартованном к причалу, невыносимы из-за жары, стоящей в это время года, и криков портовых грузчиков. Спасение пришло в лице вызывающе элегантной француженки; она поднялась на борт, когда мы бросили якорь в порту, одетая в форму собственного покроя, как представитель бюро путешествий, принадлежащего ее мужу, – полная противоположность агенту на Лионском вокзале. Весь предыдущий день она отправляла внутрь страны группы туристов, желающих понаблюдать жизнь диких животных в естественных условиях. Этим утром она уже снова работала, нарядная и свежая. Я нашептал в ее симпатичное ушко о своей бессоннице, и она тут же, правда, за довольно приличные деньги, устроила мне ночлег на две следующие ночи в Кибо, местечке на склоне Килиманджаро.

Но сперва – поездка по побережью; в десять утра мой друг сапер и его жена приехали в порт, чтобы забрать меня. Мы заехали за миссис Керкмен в ее отель, переправились на материк и двинулись на север. По пути встретили стайку девушек из соседнего племени, называющегося, кажется, гуяма. Эти язычницы выделяются среди жителей Момбасы, одетых по-европейски и неряшливо, тем, что сохраняют свою африканскую грацию, будучи обнажены до пояса, украшены прелестной татуировкой и бусами. Дорога на север идет то среди африканского буша, то среди кокосовых и кукурузных плантаций. Несколько европейцев с не-зависимым характером живут здесь, поблизости от переправы, расчистив себе небольшие участки земли. В одном из домов жил мистер Керкмен. Он присоединился к нашей компании, и мы поехали дальше мимо Фритауна, поселения рабов, освобожденных в прошлом веке, к руинам города Геди.

Современные путеводители по-прежнему пишут, что древний город зарос травой и кустарником, а туземцы обходят его стороной, боясь обитающих там призраков. Это было правдой десять лет назад, но сегодня большая часть его территории расчищена и ведутся раскопки. Для тех, кто не наделен живым воображением археолога и кого не волнует созерцание напластований древних обломков, Геди уступает лишь Зимбабве по своему очарованию и таинственности. Он не был разрушен, жители просто ушли из него; потом силы природы, грозы и наступавшая растительность, в продолжение нескольких столетий делали свое дело, а суеверия охраняли его от людей.

Это был большой, окруженный двойной стеной арабский город, основанный, вероятно, в двенадцатом веке. Никто, даже мистер Керкмен, не знает, для чего его построили в этом месте, так далеко от моря. Арабские географы видят причину в «железорудных копях Мелинды» (ныне Маланди). Какая-то связь тут могла быть. А возможно, река Сабаки когда-то бежала к морю под его стенами и город служил перевалочным пунктом в торговле с внутренними областями страны. Никто не знает, почему он вдруг опустел в начале шестнадцатого века. Может, каннибальское племя зимба остановилось здесь на своем пути неведомо куда, чтобы подкрепиться. Во всяком случае, здесь есть много такого, на что интересно посмотреть туристу, не являющемуся специалистом: арки, улицы, шесть мечетей, дворец, три гробницы с колоннами, шесть особняков с хорошо сохранившимися ванными и туалетами, системой водоснабжения и дренажа, кладовыми и внутренними дворами – все пятнадцатого века, когда, похоже, было полностью перестроено. Есть рынок и кофейня. При раскопках были найдены китайский фарфор и керамика, персидские стекло и бисер. Тут еще многое может быть найдено, но уже сейчас легко предположить, что это был многолюдный, богатый город с набожным населением, который переживал период расцвета. Сегодня туземцы не демонстрируют нежелания принимать участие в работе по его эксгумации.

В городе постоянно живут две суахильские семьи, выполняя роль его хранителей. Женщины готовят еду – какое-то жуткое месиво. За последние двадцать лет в том, что составляет основное питание в Восточной Африке, не произошло никаких изменений к лучшему. Как нам все время напоминали, большинство африканцев недоедают. Истинная причина их отвратительной еды, конечно, бедность, но не всегда. Многие, как мне рассказывали, когда бывают при деньгах – например, по возвращении с шахт, где они отработали какой-то срок, – предпочитают тратить их на яркую одежду или крепкие напитки. Бывает, они объедаются мясом, когда повезет на охоте, но у них нет склонности к сбалансированному и разнообразному питанию, которую пытаются им привить санитарные врачи.

От когда-то могущественного султаната Малинди, куда мы хотели попасть к завтраку, ныне мало что осталось. Теперь это симпатичный небольшой приморский курорт с отличным отелем на берегу, который оформлен в стиле Рекса Уистлера [216]216
  Рекс (Реджиналд Джон) Уистлер(1905–1944) – британский художник, известный своими книжными иллюстрациями, декорациями к постановкам шекспировских пьес, а также настенными росписями, как, например, в ресторане лондонской картинной галерее Тейта.


[Закрыть].

Тем вечером мы с капитаном «Родезии» отправились на обед к агенту «Юнион касл». Круг гостей состоял главным образом из момбасских бизнесменов и их жен. Чувствовалось, что местная верхушка переполнена энтузиазма, вызванного визитом королевы-матери. Все говорили о пресловутом баре «Звезда», но никто в нем не был, и я не смог никого уговорить пойти со мной туда.

15 февраля.Раннее утро застало нас на дороге в Кибо. Впереди маячила машина, битком набитая пассажирами с «Родезии», которыми руководил англичанин, муж элегантной француженки из бюро путешествий. Я с удобством расположился в предоставленном мне автомобиле с шофером из племени чагга, которое обитает у подножия Килиманджаро. Как позже выяснится, это удивительное племя, куда более цивилизованное, нежели их соседи.

Дорога идет вдоль железнодорожного пути, который, в свою очередь, повторяет древний караванный маршрут к озерам. Везде, где в Восточной Африке остались старые манговые деревья, проходили дороги, по которым арабы вывозили рабов. Это была раскаленная на солнце, невеселая дорога, и я был рад, что нахожусь один в машине. В полдень мы подъехали к Вои – воротам в заповедник, куда так тянуло моих приятелей пассажиров. Дневное время мало подходит для наблюдения за животными. Буш оживает на рассвете и закате. Мы медленно ехали одним из многих маршрутов. В слепящем свете солнца земля казалась пустынной, мертвой; высокая, сухая, серовато-коричневая трава; бесцветные заросли кустарника; там и тут маленькие деревца, вывернутые с корнем слонами, пепельно-белые, словно в них ударила молния. Каждые несколько минут машина останавливалась, и мой шофер показывал на бесцветный объект, быстро движущийся в отдалении, – антилопу импала или дик-дика. Глаз у него был острый, наметанный, поскольку он регулярно возил туристов в этот парк, показывать им диких животных. Я совершенно не разбирался в фауне тропиков да и был blasé [217]217
  Здесь:равнодушный (фр.).


[Закрыть]к ней. В свое время я близко познакомился с большинством типов заповедников. Бабуины казались мне куда менее интересными, чем, скажем, женщины племени гуяма, повстречавшиеся нам вчера на переправе. Я разочаровал своего шофера тем, что проявлял такой вялый интерес к окружающему и настойчиво просил вернуться в отель раньше большой группы туристов, которые, когда мы проезжали мимо, пялились, разинув рот, на жирафов. Они всю ночь оставались в Вои, чтобы посмотреть, как на закате слоны идут на водопой.

Они прибыли в отель, когда я кончал завтракать, и сразу поднялись в свои номера отсыпаться; я же поехал в Кибо.

Безжизненная раскаленная дорога, то и дело пересекающая железнодорожную ветку. Ничего интересного по сторонам. Где-то по пути мы пересекли границу между Кенией и Танганьикой. Полицейского поста не было. Некому было интересоваться, проходил ли я в последнее время вакцинацию. Несколько индийских лавок вокруг железнодорожной станции; потом мы повернули направо и поехали в гору. Через милю мы оказались в другой стране. Вершина Килиманджаро скрывалась в облаках. Мы видели только зеленый склон, покрытый садами, переходящими в лес. По сторонам дороги за цветущими изгородями росли кофейные деревья и банановые пальмы. Пот высох; подул слабый прохладный ветерок. В конце путешествия нас поджидал небольшой, массивный, старомодный немецкий отель с балконами, террасой, лужайкой перед ним, цветником и вольерой с обезьянами. Постояльцами отеля были довольно молодые европейские пары, некоторые с детьми, некоторые, видимо, совершали свое свадебное путешествие, но вечером публика на террасе стала более космополитичной. Индийцам селиться в этих местах не разрешают, но была компания из Моши, приехавшая на машине и пившая фруктовый сок. Три компании приличных и хорошо одетых молодых людей из местного племени чагга приехали попить пива.

Я уснул, завернувшись в одеяло, и проснулся на бодрящей горной заре.

16 февраля.Утром вершина Килиманджаро открылась – присыпанный снегом верблюжий горб. Путешественники последнего столетия оставили лирические описания этого огромного необычного потухшего вулкана, который вздымается к небу посреди равнины. Он выглядит менее высоким, чем он есть на самом деле, возможно, потому что растительность высоко поднимается по его склонам. Время от времени из отеля в Кибо отправлялись компании, чтобы подняться на Килиманджаро. На маршруте подготовлены места для ночлега, и все восхождение занимает три дня. Ни веревки, ни ледорубы не нужны. Путь туда тяжел, и, хотя не требуется совершать какой-то альпинистский подвиг, многие сильные мужчины не выдерживают на последнем участке под воздействием горной болезни. Последовательно сменяющиеся зоны растительности вызывают восторг у ботаника.

Я провел день у моего шофера, который был счастлив заглянуть домой и горд тем, что служит мне гидом в своем поселке. На каждом углу нам встречались его друзья и родственники. Позже я подробней расскажу о чагга, самом преуспевающем и интеллектуальном среди туземных племен Восточной Африки. Немцы обеспечили им защиту от их воинственных соседей, католические и лютеранские миссионеры и уважаемый комиссар по имени Чарлз Дуглас научили мирным ремеслам, но еще задолго до появления белых они показали себя изобретательными людьми, роя глубокие пещеры, в которых, прятались от работорговцев, и построив выложенный камнем канал, который повторяет профиль долины и снабжает водой деревню в десяти милях отсюда. С ледника на вершине. Килиманджаро бежит множество потоков, обрамленных зелеными берегами, образующих небольшие водопады и пересыхающих на выжженной равнине внизу. Очаровательная картина, как на открытке. Если бы не рослые чернокожие жители поселка, можно было бы подумать, что ты в Полинезии. Потом в этой аркадии нам повстречались два элегантных старика надменного вида, чья одежда состояла из куска хлопчатобумажной ткани, обернутого вокруг тела, очень высокие, худощавые, с прямой спиной. «Масаи», – сказал мой шофер голосом, каким указывал на животных в заповеднике, но теперь с явной ноткой страха, как бы предупреждая меня о появлении чего-то скорей опасного, нежели красивого, поскольку еще не прошло и пятидесяти лет с тех пор, как масаи совершали набеги на эти места и буквально загнали чагга под землю, и память об этом была еще жива. Эти люди пришли в поселок из мест по ту сторону Килиманджаро, где обитает их племя, с мирными намерениями, чтобы обратиться за помощью к врачу, и держали в руках не копья, а зеленые веточки, но от их коротких теней веяло угрозой.

Ко времени ланча в Кибо прибыла еще группа туристов с «Родезии». Они побывали на рассвете и закате на местах водопоя в заповеднике, видели множество зверей, сделали множество фотографий и остались очень довольны своей экскурсией.

17 февраля.Возвращение в Момбасу. Тем вечером я нашел веселого бородатого врача, который изъявил желание пойти со мной в «Звезду». Это был его первый поход в сие злачное местечко, и, побыв там всего несколько минут, он решил, что оно не для нас, после того, как девушка из Занзибара, накурившаяся, как он определил, гашиша, неоправданно и демонстративно выразила презрение к его кроткому виду. Должен признаться, меня это ужасно развеселило.

18 февраля.На заре отплыли и зашли на день в Тангу. Я остался на пароходе, поскольку собирался поехать туда позже, из Дар-эс-Салама, но сейчас могу дать совет тем, кому, как нам, придется провести день в этой оживленной провинциальной столице.

Не соглашайтесь на предложение посетить плантацию сизаля, если только у вас нет какого-то особого интереса к этому растению, которому природа явно назначила быть живописным сорняком; вид бесконечных полей с ровными рядами сизаля действует угнетающе.

Не давайте везти себя в серную пещеру, которой они гордятся.

Единственное место, куда стоит поехать из Танги, это Пангани, арабский город милях в тридцати дальше по берегу. Туда ведет хорошая дорога (после Пангани она большую часть года непроходима), и по пути есть на что посмотреть: это, во-первых, развалины мечети в Тонголи, для неспециалиста мало чем отличающиеся от развалин других мечетей, и, во-вторых, принадлежащая швейцарцу плантация сизаля. Само поместье совершенно не похоже на другие – у одного рабочего-суахильца обнаружился талант к настенным росписям, и хозяева держат его в качестве, так сказать, своего официального художника. Деревня состоит из одинаковых прямоугольных побеленных бетонных домиков, стоящих рядами, столь же практичными, сколь и унылыми, как окружающие их ряды сизаля. Стены этих построек почти полностью покрыты живописными сценами местной жизни, изображенными в натуральную величину. – танцоры, животные, белые, индийцы, туземцы разных племен, воины, полицейские, преступники. Эти изображения не переживут века, но сейчас они радуют глаз.

В деревне было полно праздношатающегося народа, многие порядком навеселе, поскольку хороший работник мог справиться со своей нормой рубки сизаля за четыре часа и, если хотел, в десять утра уже был свободен, и получал свой дневной заработок. А если он выполнял две нормы, то мог позволить себе куда большее количество спиртного.