Текст книги "Белая лошадь, черные ночи (ЛП)"
Автор книги: Иви Марсо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Чем заработал один из ее хмурых взглядов.
В течение дня мои мысли возвращаются к предупреждению трактирщицы об исчезновении людей, поцелованных богом. Нет ничего необычного в том, что они пропадают чаще, чем обычные люди. Мы притягиваем внимание из-за благословения богов. Мужчины хотят иметь жен, поцелованных богом, как знак статуса, и они не прочь их украсть.
Но ребенок? Солдат из Марбленца? Или девушка, которую якобы утащил медведь в северной приграничной деревне? С последней точно что-то не так.
У меня в голове складывается мысленная карта северной границы Астаньона. Я хорошо знаком с ее очертаниями, поскольку она проходит через Чернолесье, где я охочусь. Стена высотой в тридцать футов2 разделяет не только лес, но и два королевства. В стене никогда не было лестниц или проходов. Я видел ее своими глазами лишь однажды, да и то издалека. Чтобы добраться до границы, нужно пройти через почти непроходимый участок Чернолесья.
Внезапно мои ноги замирают.
Если моя мысленная карта верна, то место, где я выследил того странного медведя, находилось менее чем в миле от пограничной стены. Прошло пятьсот лет, черт возьми. Что, если защитные заклятья больше не действуют?
Мрачная уверенность наполняет меня, хотя я ничего не знаю наверняка. Если бы налетчики действительно пришли из Волкании, им пришлось бы разрушить часть якобы нерушимой стены. Медведь ― Золотой Коготь, которого не видели в наших землях почти тысячу лет, мог проснуться к северу от границы, и проникнуть к нам, если граница была нарушена.
Райан проигнорировал мое предыдущее предупреждение о медведе-золотом когте, но с этой новой информацией он будет вынужден отнестись к этой возможности более серьезно. Кажется, маловероятным, что Валверэи с их сетью шпионов не слышали о странной активности на границе.
Передо мной Сабина останавливает Мист и пытливо смотрит через плечо:
– Вульф? Почему ты остановился?
Мои мышцы сводит от желания вернуться в Чернолесье и обследовать каждый дюйм этой стены. Время имеет решающее значение, если вражеские захватчики вторглись в наши земли, чтобы похитить поцелованных богом. Могу только представить, что король Рашийон из Волкании ― безумный или нет ― намерен с ними сделать.
И все же, когда Сабина смотрит на меня большими, как у лани, глазами, я просто разрываюсь. Именно здесь я должен быть. Защищать ее. Ни за что на свете я не позволю никому другому сделать эту работу. Она слишком ценная. Если с ней что-то случится…
– Вульф? ― снова спрашивает она. ― При-вет?
– Двигайся, ― рявкаю я, выныривая из своих мыслей и шагая вперед. ― Я не говорил тебе, что ты можешь остановиться.
Она закатывает глаза на мою грубость, но послушно направляет Мист вперед.
Хорошая девочка, маленькая фиалка.
Когда мы входим в лес Маг На Тир, страхи о том, что на самом деле происходит в Астаньоне, разрывают мои внутренности на куски.
Глава 7
Сабина
― Это действительно необходимо?
Пока Вульф наматывает веревку на мои запястья, я смотрю на него сквозь ресницы, пытаясь донести до него всю глубину своего возмущения. Его рубашка, обычно плотно облегающая его плечи, висит на мне, как сорочка. Ворот настолько свободен, что на груди виднеется знак поцелованной богом, но я не могу подтянуть его выше, так как Вульф связывает мне запястья.
– Это зависит от тебя, ― говорит он. ― Готова ли ты сказать мне имя своего любовника?
Мое лицо становится хмурым.
Это заставляет его ухмыльнуться. Он сильно дергает веревку, чтобы проверить ее натяжение, а затем переходит к моим лодыжкам.
– Я же говорил тебе, маленькая фиалка. Расскажи мне о плане твоего любовника украсть тебя у лорда Райана, и я буду доверять тебе настолько, что не стану тебя связывать. Я даже не стану убивать парня, как насчет этого? Я просто напомню ему, что за чужую собственность нужно платить.
Прислонившись спиной к дереву, я вздыхаю так, что у меня ноет в пупке. Полагаю, нет смысла больше отрицать то, что Вульф и так знает.
Я спокойно говорю:
– Он не прикасался ко мне, если тебя это так волнует.
Вульф обматывает веревку вокруг моих голых лодыжек, связывая меня теми же хорошо отработанными узлами, которые он, вероятно, использует на своей добыче.
– Я знаю, что он этого не делал.
Я фыркаю.
– Откуда ты можешь это знать? Я могла бы переспать с половиной мужчин в Бремкоуте, и ты бы ни о чем не догадался.
Его руки на мгновение замирают, а потом он заканчивает узел. Откинув волосы назад, он встает.
– Я просто знаю.
– Ты лжец, Вульф Боуборн3. Да ладно. Это даже не может быть твоим настоящим именем.
Он проводит рукой по подбородку, как будто знает, что лучше не позволять мне его подначивать, но затем окидывает меня мрачным взглядом, который говорит, что ему надоело терпеть мои издевки.
– Когда лорд Райан находит новую шлюху для борделей, он сначала приводит ее ко мне. Многие утверждают, что они девственницы, но на самом деле таковыми не являются. Я могу это… определить. Также и с тобой.
Он принюхивается к запаху, как животное.
Я вздрагиваю, испытывая легкое отвращение.
– Ты чувствуешь этот запах? Нет. Это невозможно.
Его глаза сверкают, как раскаленные угли.
– Если тебе это не нравится, обратись к Бессмертным.
Я прижимаю связанные руки к груди, чувствуя себя смущенной и униженной. Пока Вульф занимается обустройством лагеря, я погружаюсь в жалость к себе, из-за того, что мне приходится находиться рядом с этим зверем. Он был прав, когда предупреждал меня, что он животное, но не такое милое, как мои мыши и птицы.
В гостинице он выглядел взволнованным. Что-то случилось, когда он покупал припасы. Что бы ни сказала ему трактирщица, это было достаточно важно, чтобы не поехать по дороге в Миддлфорд и свернуть на лесную дорогу.
Это изменение маршрута сильно усложнило мой план побега. Адан смог предугадать, каким маршрутом мы поедем через крупные города, и наша встреча зависит от того, будем ли мы с Вульфом придерживаться этого пути. Теперь, когда мы свернули в лес, Адан не сможет меня найти.
Его ракушка все еще хранится у меня в ухе. Это единственное место, где я могла спрятать ее на своем теле. Как бы мне ни хотелось сейчас сжать ее в руке, чтобы почувствовать себя увереннее, я не смею рисковать тем, что Вульф это увидит. У него глаза ястреба.
Вульф Боуборн не может видеть мои мысли, чувствовать запах или вкус в моей голове. Мой разум ― мой собственный. И там я храню Адана, спрятанного среди моих немногих хороших воспоминаний. Мист. Сури. Адан. Единственные души в этом мире, которым было на меня не наплевать.
Ужин проходит, и мы обмениваемся лишь несколькими словами. Вульф уходит справить нужду. Мист выглядит испуганной, беспокойной, она нервно переступает копытами возле дерева, к которому привязана.
Что случилось? ― Спрашиваю я.
Хищник поблизости, ― отвечает она. ― Дикая кошка.
Я изучаю темный лес, но, если дикая кошка и близко, она не хочет общаться со мной. Интересно, знает ли о ней Вульф? Если Мист может уловить ее запах, то и он наверняка тоже.
Она не подойдет к огню, ― успокаиваю я ее. ― Кроме того, Вульф нас защитит.
Она фыркает, едва ли утешаясь тем, что наша безопасность находится в руках Вульфа Боуборна.
Когда он возвращается, то ничего не говорит о том, что чувствует дикую кошку. Он роется в своем мешке и достает три яблока ― настоящие, свежие, от вида которых у меня аж рот приоткрывается.
Он бросает одно мне.
– Держи. Отличный десерт для леди.
Я ловлю его своими связанными руками. В его тоне чувствовалась ирония, но для меня яблоко ― это роскошное лакомство. Я провожу большим пальцем по его блестящей кожуре, словно по драгоценному камню.
К моему удивлению, второе яблоко он протягивает Мист на своей открытой ладони.
Она фыркает.
Ядовитое яблоко?
О, перестань быть такой подозрительной, ― говорю я ей. ― Есть более простые способы убить тебя.
Она снова фыркает, сомневаясь.
Я демонстративно откусываю кусочек, чтобы показать ей, что яда нет. Все еще сомневаясь, она принимает от него яблоко, но при этом показывает зубы.
Он фыркает на нее в ответ.
Несколько минут мы втроем наслаждаемся яблоками. Сестры выращивали яблони в монастырском саду, но мне редко разрешали попробовать. Вместо этого они заставляли меня долгими часами перетирать плоды в забродивший сидр, который они пили галлонами, несмотря на обет воздержания. По ночам аромат сока на моей коже привлекал пчел, которые жили в соломенной крыше. Я позволяла им ползать по мне, когда лежала в постели, и шептала, что им повезло, что они могут улететь в любой момент. Они всегда были осторожны и не жалили меня, но однажды ночью я случайно перевернулась и придавила одну из них. Укол боли вскоре прошел, но мое лицо начало опухать. Шея и грудь чесались так сильно, что мне хотелось содрать с себя кожу. Я слышала, что от пчелиного яда некоторые люди плохо себя чувствуют, но никогда не знала, что восприимчива к нему. Мое горло опухло, я не могла дышать. Утром сестры нашли меня без сознания, а пчелы ползали по каждому дюйму моей кожи, чтобы согреть меня. Если бы не они, я могла бы умереть. Сестры облили меня ведром холодной воды, чтобы привести в чувство. Затем они заставили меня вернуться к работе.
От вкусного сока, стекающего по моему горлу, мое настроение тоже становится лучше.
Монастырь остался в прошлом.
– Итак. Твое имя, ― говорю я между укусами. ― Твои родители действительно назвали тебя Волком?
Он качает головой, не отрывая взгляда от огня.
– Я не знал своих родителей.
– Ну кто-то же назвал тебя.
Он перекладывает недоеденное яблоко из одной руки в другую, пока в его глазах мелькают воспоминания. Я не ожидаю, что он откроет мне чертоги своего разума, поэтому для меня становится шоком, когда он говорит, запинаясь:
– Был один вор. Джоки. Он присматривал за мной, когда я был мальчишкой. Он устраивал уличные бои. В Дюрене детям не разрешают драться за деньги, но это все равно происходит.
Я поднимаю брови. Ситуация кажется деликатной, словно любое резкое движение заставит Вульфа замереть, как пугливого кролика.
– Мне жаль это слышать.
Он смотрит на меня странно, как будто никогда раньше никто ему не сочувствовал. Затем он прочищает горло.
– Лорд Райан увидел меня в одном из боев, устроенных Джоки. Он решил, что поцелованный богом боец примерно его возраста будет хорошим спарринг-партнером, и его отец, лорд Берольт, разрешил мне тренироваться в академии Золотых Стражей. Это частная армия Валверэй. Они дали мне фамилию Блейдборн4, а позже, когда решили, что мои навыки больше подходят для охоты, сменили ее на Боуборн.
– А твое первое имя?
– Райан стал называть меня так за мою способность выслеживать волков.
Я откусываю последний кусочек яблочной мякоти от сердцевины и мягко спрашиваю:
– А как тебя зовут на самом деле?
Его голова дергается в сторону, он мгновенно качает головой. Он не хочет говорить.
– Расскажи мне? ― Я проглатываю последний кусочек яблока. ― Пожалуйста?
Его тело вздрагивает при этом слове так же сильно, как если бы я дала ему пощечину. Теперь я могу сказать, что добрые слова заставляют его чувствовать себя некомфортно. Они поднимают его стены так же быстро, как если бы я достала нож. Он швыряет яблочную сердцевину вглубь леса, и я уверена, что до конца ночи он не скажет ни единого слова, кроме необходимых указаний.
Но он тихо бормочет:
– Ба́стен.
Он выталкивает это слово будто с усилием, словно его язык не произносил его уже много лет. Затем вскакивает, как будто ему стыдно, и начинает копаться в мешке. Вокруг нас раздается стук падающих желудей, сбиваемых ветром.
Бастен, ― повторяю я про себя. Что-то в этом моменте меняет мое отношение к нему. Теперь я вижу поцелованного богом мальчика, никому не нужного и живущего на улице, благословленного и проклятого одновременно. Черт, это не так уж сильно отличается от того, как росла я, только вместо боевой арены я была заключена в монастырские стены.
– Тебе идет, ― говорю я ободряюще.
Он фыркает.
– Бастен Бастард ― ты права.
– Я не это имела в виду.
Между нами воцаряется молчание, солнце опускается за горизонт. Звезды начинают по одной появляться над головой, словно не желая затмевать друг друга. Мы заканчиваем есть, и я отношу сердцевину яблока Мист, чтобы она могла насладиться последним кусочком.
Он назвал мне свое настоящее имя, ― говорю я ей.
Неважно. Я все равно ему не доверяю. ― Она насмешливо фыркает в сторону Вульфа, а затем доедает яблоко. ― Но яблоко помогает.
Вульф достает из мешка сложенное одеяло. Я вижу, что он напряжен, когда подходит ко мне, а затем бесцеремонно швыряет его на мои колени, будто это какая-то грязная тряпка. Но на самом деле это роскошная, мягкая шерсть, которой, похоже, никогда не пользовались, такая же тонкая, как покрывала в поместье моего отца.
Ночь за ночью я спала на твердой земле. А теперь он дарит мне одеяло?
Я озадаченно смотрю на него.
– Зачем это?
– Надоело слушать, как ты дрожишь всю ночь. Это мешает мне спать. ― Когда я все еще смотрю на него в недоумении, он ворчит: ― Возьми. Это приказ.
Развернуть одеяло со связанными запястьями ― не самая простая задача, и после моих нескольких неудачных попыток натянуть его на ноги, он нетерпеливо вздыхает и приседает.
– Позволь мне.
Его руки быстро расправляют одеяло на моем теле. Он оборачивает его вокруг моей спины и подворачивает спереди, чтобы подоткнуть под мои связанные руки. Словно укутывая ребенка, он поглаживает мои плечи.
– Вот так, маленькая фиалка. Может быть теперь я смогу поспать, черт возьми.
Несмотря на все свое ворчание, он не отстраняется. Он остается достаточно близко, чтобы я могла разглядеть щетину на его челюсти, маленький шрам над левым глазом, который я раньше не замечала. Он действительно великолепен, как сами боги, так изысканно изображенные в Книге бессмертных. Все, чего ему не хватает, ― это заостренных ушей и светящихся узоров. Сколько раз я перелистывала эту книгу, вздыхая над портретами Вэйла, Вудикса и Артайна в откровенных нарядах?
Сердце заходится в груди, и я проклинаю свое предательское тело, зная, что Вульф слышит каждый удар моего сердца. Что еще он может почувствовать во мне благодаря своему дару? Пахнет ли мой пот по-другому, когда я думаю о нем? Чувствует ли он мое учащенное дыхание на своей коже?
Его шершавая ладонь обхватывает мою челюсть, мягко поворачивая мою голову к себе. Это движение настолько смелое, что я теряю дар речи. Он никогда раньше не прикасался ко мне, разве что для того, чтобы принудить меня что-то сделать. Его глаза опускаются к моим губам. Я никогда раньше не видела такой взгляд ― темный, сверкающий, голодный.
Мои глаза опускаются к его обнаженной груди, словно их притягивают невидимые нити. Когда он дал мне свою рубашку, чтобы я надела ее в ту первую ночь, я не подумала о том, что он останется обнаженным. Я не виновата, что его покрытое шрамами тело завораживает меня. В этом виноват проклятый монастырь. Виноват мой проклятый отец. Ничего удивительного, что я испытываю возбуждение к первому встречному мужчине, после того как меня, взрослеющую девочку-подростка держали взаперти больше десяти лет в окружении морщинистых старух и нескольких выцветших иллюстраций.
Чертовы бессмертные.
Его большой палец проводит по моей щеке к яремной ямке, и мои глаза закрываются. Мои губы раздвигаются. Он должен слышать, как колотится мое сердце. Он должен знать, что это значит.
– Сабина.
Его голос хриплый. Его рука опускается к одолженной рубашке на моем плече, пальцы впиваются в ткань. От его прикосновения моя кожа горит, и все, о чем я могу думать, это:
Я не должна хотеть большего. Я хочу большего…
Его губы на расстоянии вдоха от моих, и я жду, жду, но ничего не происходит. Я открываю глаза, ошеломленная и растерянная, не зная, стоит ли мне поцеловать его, дать пощечину или оттолкнуть. Его карие радужки наполнены таким сильным желанием, что кажутся бархатисто-темными, как у Мист.
Наши глаза встречаются, и вспышка возбуждения проносится по моему телу.
Мускулы на его челюсти подрагивают.
Затем из леса доносится крик совы. Это прерывает момент, и он отводит взгляд. Затем опускает руку.
Долгое время никто из нас ничего не говорит.
В конце концов, он заканчивает подтыкать края одеяла и встает.
– Спокойной ночи, леди Сабина.
Его голос жесткий, как железо.
Я теряю дар речи. Мои губы все еще приоткрыты. Шок от того, что я только что почувствовала, начинает овладевать мной, и я дрожу, несмотря на тепло одеяла.
О чем я только думала?
Как только Вульф отворачивается, я вынимаю раковину Адана из своего уха. Я сжимаю ее, пытаясь вернуть себе здравый смысл. Я позволила бы Вульфу поцеловать меня? Неужели я сошла с ума? Я бы предала Адана, ради чего? Ради ворчливого, поцелованного богом охотника, который меня ненавидит?
Мое возбуждение не проходит, пока я пытаюсь осмыслить произошедшее. Сколько бы я ни говорила себе, что это было просто мимолетное влечение, вызванное любопытством, я не уверена, что верю в это. То, что Вульф взял для Мист дополнительное яблоко, и то, что он назвал мне свое настоящее имя, не говоря уже о том, что у него были все возможности причинить мне боль, но он этого не сделал, внесло небольшие, но необратимые изменения в мое отношение к нему.
Я не могу уснуть, и, кажется, проходит целая вечность, прежде чем я слышу храп Вульфа с другой стороны поляны. Убедившись, что он крепко спит, я зову крошечного лесного мышонка, который путешествовал в заплечном мешке Вульфа с первой ночи, когда я поделилась с ним своим кроличьим мясом.
Маленький друг, ты поможешь?
Конечно! ― Отвечает он, высовывая голову.
Я протягиваю мышонку запястья, и он с непреклонной решимостью начинает грызть веревку. Через десять минут мои руки свободны.
На плечо, ― говорю я ему. Быстрее.
Мышь забирается в мой рукав и устраивается у ворота рубашки. Я как можно тише двигаюсь к Мист, прекрасно понимая, что даже шорох листьев может его разбудить.
Но это должно произойти сегодня. Я не собиралась бежать, пока мы не проедем Миддлфорд, но, когда Вульф изменил наш маршрут, он вынудил меня действовать. Я не могу двигаться в противоположную сторону от того места, где ждет меня Адан.
Я забираюсь на поваленное бревно и сажусь на спину Мист. Напоследок я бросаю взгляд на Вульфа, спящего у костра. Он выглядит беспокойным, дергается, словно дерется во сне.
Незаметно я провожу рукой по рукаву его рубашки, обнимающему мое плечо, и дальше пальцами по ключице, по впадинке, где покоится мое поцелованное богом родимое пятно.
Сегодня я увидела его с другой стороны ― но это еще одна причина, почему я должна бежать. Последнее, что мне нужно, ― это начать заботиться о звере.
Вперед, Мист.
От поцелованного богом охотника будет нелегко ускользнуть, но я уверена, что, как бы ни был искусен Вульф, я умнее. У меня было время изучить его силу и продумать, как сбить его со следа.
Осторожными, бесшумными шагами Мист покидает поляну. Только когда мы удаляемся на полмили, я наконец упираюсь пятками в ее бока.
Мышь крепко держится на моем плече.
Теперь скачи как можно быстрее, ― говорю я Мист.
Глава 8
Вульф
Когда я просыпаюсь, угли холодные. Серп луны разрезает черную ночь острой полосой. Судя по запаху, Сабина отсутствует около двух часов.
Я приседаю рядом с ее одеялом и рассматриваю неровные концы веревки, которую, судя по всему, перегрыз какой-нибудь мелкий грызун.
Охота началась, думаю я.
Я знал, что это произойдет, с самого первого дня поездки. Это был лишь вопрос времени, когда Сабина и Мист сбегут, чтобы встретиться с этим ее придурковатым любовником. И я не могу отрицать, что какая-то темная часть меня с нетерпением ждала этого момента. Предвкушение побега Сабины словно зудело под моей кожей, возбуждая азарт и обостряя чувства.
Черт, как же я люблю погоню.
В моих венах уже бурлит адреналин, который непрерывно пульсирует, требуя, чтобы я погнался за ней прямо сейчас. Но я сдерживаю это желание. Я не могу позволить, чтобы жажда погони заглушила мой разум. Это не простая охота на лис, и моя добыча гораздо ценнее любого оленя или тетерева. Все усложняет то, что Сабина тоже поцелована богом. Насколько я знаю, она может послать стаю саранчи, чтобы та сожрала плоть с моих костей.
Эта мысль, хоть и мрачная, ничуть не ослабляет моего возбуждения. Охота на человека, обладающего силой, сравнимой с моей собственной, не может не опьянять. Но пока я быстро подбираю стрелы для своего лука ― не для того, чтобы причинить ей вред, а лишь для того, чтобы угрожать ей, ― просочившаяся тьма мгновенно гасит мое возбуждение.
Она бросила тебя, Вульф, ― шипит голос. Так же, как все бросают тебя.
Мои собственные родители не удосужились позаботиться обо мне. Джоки был рядом только из-за моих талантов на ринге. Другие уличные мальчишки избегали заводить друзей, зная, что в конце концов нам придется драться друг с другом.
Могу ли я винить Сабину за то, что она сбежала? Я бы тоже сбежал, если бы остался со мной.
Где-то неподалеку раздается хруст ветки, и я прекращаю жалеть себя. Судя по запаху, это лань в сотне шагов. Не обращая на нее внимания, я осматриваю грязь вокруг дерева, к которому привязал Мист.
Если учесть гниющие листья, оставшиеся с прошлой осени, и новые папоротники, прорастающие сквозь них, то заметить следы для большинства охотников было бы невозможно. Но с моим зрением Мист и Сабина могли бы с тем же успехом нарисовать красные полосы на каждом дереве, которое они миновали.
Адреналин бурлит в моих венах, пока я иду по их следу. Сладкий цветочный запах Сабины струится в воздухе, как духи. Меня не беспокоит их двухчасовое преимущество. Мист в хорошей форме, но она не может скакать галопом всю ночь. Сабина тоже не сможет долго ехать верхом без сна, без седла и даже без юбки. Она натрет свои голые бедра еще сильнее, чем раньше. Рано или поздно им придется остановиться для отдыха. Дело не в скорости, а в выносливости.
Отпечатки копыт Мист приводят меня к главной дороге, где ее шаг переходит в галоп. Я следую за ней несколько сотен шагов, чувствуя по немного неестественным отпечаткам, что это обман. И точно, вскоре следы сворачивают с дороги обратно в лес.
Хитрые дьяволы.
Они хотели, чтобы я подумал, будто они вышли на дорогу и двигаются в сторону Миддлфорда.
Скрипы и вздохи леса отдаются в ушах, пробуждая мои и без того обостренные чувства, пока шум не становится почти болезненным. Я рад, что Сабина использует уловки. Это сослужит ей хорошую службу в Сорша-Холле, где хитрость необходима для выживания.
В конце концов я выхожу к ручью, где отпечатки копыт Мист исчезают. Визуально проследить за ее следами в воде невозможно, но запах Сабины все еще витает в воздухе. Мои сапоги шлепают по речным камням, когда я следую за едва уловимым ароматом фиалок.
Я поражен тем, что Сабина знает, как повернуть назад и двигаться по ручью, чтобы скрыть следы. Но это неважно. Ее уловки остановили бы охотничью собаку, но не меня. По правде говоря, для настоящих охотников такая тактика кажется наивной, даже смешной, но я не смеюсь. Сабину никогда не учили этому. Большую часть своей жизни она провела в каменных стенах монастыря. Так как же, черт возьми, она додумалась до этого?
Она даже умнее, чем я предполагал, и чертовски решительна. Но это не значит, что я проявлю жалость, когда она снова окажется в моих руках.
Я доставлю ее в Сорша-Холл.
Хотя, следуя за ней и Мист в течение следующих нескольких часов, я начинаю беспокоиться о том, что произойдет позже, после того, как мы доберемся до замка лорда Райана. В Сорша-Холле царит беззаконие. Ни один здравомыслящий человек не осмелится прикоснуться к невесте лорда Райана, но непрекращающийся разгул делает мудрых людей глупцами. Пьяные, разнузданные и глупые, некоторые безрассудные мужчины могут положить глаз на Сабину.
Райану понадобится телохранитель для нее, и очень важно, чтобы это был человек, которому он доверяет. Он решил, что я ― единственный, кто достаточно предан, чтобы доставить ее в Дюрен в целости и сохранности, так почему бы не продолжить службу? Он может найти другого ведущего охотника, чтобы заменить меня. Охотники встречаются так же часто, как шлюхи ― может быть, не такие искусные, как я, но вполне способные добыть ужин для Валверэев. Мне придется потратить некоторое время на исследование пограничной стены, но это не отвлечет меня надолго от Сабины.
Сабина никогда не согласится. Она ненавидит тебя. И будет ненавидеть еще больше, когда ты ее поймаешь.
Эта мысль отрезвляет меня, когда я снова нахожу след Мист там, где она вышла из ручья, и иду по еще влажным отпечаткам ее копыт на восток. Что ж, Сабина не будет иметь права голоса в вопросе о своем телохранителе. Пусть она меня ненавидит, но ей придется смириться и привыкнуть ко мне.
Ее презрительный голос звенит у меня в ушах: Я не удивлена, что у тебя никогда не было домашнего животного. И вообще никого, чтобы любить.
Но она ошибается. Я любил. Я заботился о другом существе. И это меня чертовски сломало.
Джоки не испытывал привязанности ни к одному из мальчиков, которые находились под его контролем. Он вел себя как приемный отец, когда рядом были агенты Валверэев, но стоило нам остаться наедине в полуразрушенной старой конюшне, которую он превратил в казарму, как он упивался тем, что наказывал нас. Заставлял голодать, издевался над нами, натравливал нас друг на друга. Он не хотел, чтобы мы объединились против него, поэтому делал все, чтобы мы не дружили. Он хотел, чтобы мы ненавидели друг друга, чтобы агрессия выплескивалась на бойцовском ринге и была более реалистичной.
Кроме того, мы не были идиотами. Мы понимали, что нет смысла пытаться сблизиться с мальчиком, которого на следующей неделе ты можешь изуродовать в драке, а то и убить.
Но Джоки держал в старой конюшне и бойцовых собак. Большинство из них были злобными дворнягами с улицы, как и мы. Онно был другим. Он был настолько огромен, что ему не нужно было рычать, чтобы заслужить уважение других собак. Он дрался на собачьих боях так же, как и мы, но для него это было не развлечением, а способом выживания.
Мне нравился Онно, а ему нравился я. Я делился с ним остатками ужина, а ночью мы прижимались друг к другу через решетку, чтобы согреть друг друга.
Я должен был знать, что это большая гребаная ошибка.
Джоки считал, что наличие питомца делает его мальчиков слабыми. Поэтому его долбаный мозг придумал новый вид борьбы. Мальчик против собаки. Когда мы вместе вышли на ринг, Онно даже не пытался бороться со мной. Он просто смотрел на меня своими большими карими глазами, зная, что только одному из нас удастся выбраться живым. И пусть этим одним буду я.
Я выныриваю из темного прошлого, когда следы Мист достигают развилки. Лесная тропинка сворачивает налево, а главная дорога в Миддлфорд идет прямо. Сабина едет в нескольких футах от дороги, чтобы скрыть следы, но видно, что они поехали прямо.
Что в Миддлфорде? Ее любовник?
На горизонте проступают первые признаки рассвета. Черт. Почему я их до сих пор не догнал? Я не могу рисковать тем, что кто-то увидит ее в светлое время суток, и до Райана дойдет весть о том, что его невеста прогуливается одна по сельской местности. Или, что еще хуже, кто-нибудь найдет ее раньше меня и решит, что она ― соблазнительное лакомство.
Теперь я двигаюсь быстрее, отдаюсь охоте. Больше не нужно медлить. Она уже достаточно повеселилась. Какая-то часть меня всегда получала удовольствие от погони. Когда Райан согласился сделать меня охотником, я обрадовался. Мне доставляет удовольствие задействовать свои обостренные чувства, чтобы испытать, на что я способен.
Пульс бьется в венах, побуждая меня к действию. Я уже близко. Я игнорирую все остальные раздражители и сосредотачиваюсь на том, чтобы выследить девушку и лошадь.
Аромат фиалок теперь такой насыщенный, что я практически задыхаюсь от него. Запах Мист тоже присутствует: мокрый конский волос.
Я останавливаюсь и закрываю глаза, чтобы прислушаться.
Проходит некоторое время, но я улавливаю тяжелое дыхание животного. Они остановились отдохнуть, но Мист все еще тяжело дышит от усталости. Сосредоточив внимание, я в конце концов улавливаю дыхание и Сабины.
Медленное и ровное. Она спит.
Я молча натягиваю лук и двигаюсь через лес. Мист почует мое приближение, но к тому времени будет уже слишком поздно. Сабина услышит предостерегающее фырканье, проснется и обнаружит стрелу, нацеленную в грудь ее дорогой кобылы.
Чтобы спасти свою лошадь, она пойдет на все. Она будет молить меня о пощаде своими идеальными розовыми губами.
Я замечаю впереди Мист, частично укрытую выступом скалы, она ест траву, отвернув от меня голову. Она вымазана темной грязью, чтобы скрыть свой белый цвет, который резко выделял бы ее в темном лесу. Я в очередной раз поражаюсь находчивости Сабины.
Но потом я вижу Сабину, и мои мысли улетучиваются.
Она спит, свернувшись калачиком в углублении скалы, которая частично скрывает ее. На ее руках и босых ногах грязь, и она выглядит совершенно изможденной, как кролик, который бежал и бежал, пока его мышцы не отказали. Рубашка задралась на бедрах, открывая мне непристойный вид на ее голую задницу, покрасневшую от ночной езды.
Мое дыхание перехватывает.
Клянусь гребаными Бессмертными, я сгораю от желания. Мое тело и так было переполнено адреналином после охоты, а теперь оно требует свой приз. И да будут прокляты боги, если я не хочу получить в награду Сабину. Вот уже несколько дней я засыпал под биение ее сердца. Я тонул в ее фиалковом аромате. Я гладил свою руку, после того, как прикоснулся к ее шелковистой коже. А теперь, больше всего на свете, я хочу попробовать ее.
И я знаю, что не должен. Она принадлежит лорду Райану, а не мне. Я ни за что не прикоснусь к ней, и меня мучает чувство вины за то, что я даже подумал об этом. Но ведь Райан простит мое желание, не так ли? Он тренировался с солдатами. Он понимает, что в бою мужчины возбуждаются чисто физически. Охота ничем не отличается от этого.
Это не имеет никакого отношения ― никакого отношения ― к тому факту, что она самая красивая женщина, на которую я когда-либо смотрел.
Отойдя в сторону, чтобы Мист не могла уловить мой запах, я пытаюсь взять себя в руки. Мое тело все еще сотрясается от стремительной погони за Сабиной, адреналин никак не покидает мое тело. Я провожу рукой по лицу, чтобы кровь вернулась туда, где она должна быть, ― подальше от паха.
Я втягиваю в легкие как можно больше воздуха. Солнце поднимается. Сабина увела нас далеко в сторону. Нужно покончить с этим фарсом и вернуться на дорогу в Дюрен.
Подняв лук, я обхожу скалистый выступ и выхожу на поляну.
