Текст книги "Секрет тропиканки"
Автор книги: Ивани Ребейру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Глава 23
Несмотря на примирение с мужем, Вера не могла смириться с тем, что Брену подал в отставку. Она надеялась, что сумеет повлиять на него, вдохновить на борьбу, вдохнуть мужество. Какие только аргументы не пускала она в ход! И уговаривала, и стыдила, и грозила. Безрезультатно. Брену слушал, и ответ его был все время одним:
– Я возвращаюсь к преподавательской деятельности, Вера. Это единственное, что меня интересует.
– А тебя не интересует, что заболела Аталиба? – кричала Вера. – Не интересует, что вот-вот вспыхнет эпидемия? Тебе уже на всех наплевать?!
Красные круги плыли перед глазами Брену, голова готова была лопнуть. А потом из красных кругом возникала полуобнаженная фигура жены на афишке, приглашающей на стриптиз, и он стискивал зубы, сжимал кулаки и тихо, упорно повторял:
– Только преподавательская деятельность. И ничего больше. С осени начнутся занятия, а сейчас мы переедем в рыбацкий домик, который я снял, и немного отдохнем.
– Ты можешь переезжать, куда хочешь! Я с тобой не поеду! – в сердцах отрезала Вера.
Они стояли напротив друг друга – смуглая, пылающая гневом Вера, чьи черные глаза метали молнии, и коренастый, широкоплечий Брену, который будто оледенел, бледный как смерть, со сжатыми губами и полуприкрытыми глазами.
– Как хочешь, – наконец сказал он и вышел. Это был конец. Конец всему. Вера бросилась на диван и зарыдала, давая выход и своему гневу, и своему отчаянию.
Брену, ее Брену, оказался жалким трусом! Себялюбивым эгоистом! Ему наплевать на нее! Наплевать на всех! Он дорожит только своим покоем и отдыхом! Она выходила замуж за другого человека. Этот себялюбец ей не нужен!
Вере свойственно было решать все с ходу Нельзя сказать, что очередное решение принесло ей облегчение, но зато оно потребовало других решений, которые, занимая мысли Веры, отвлекали ее от сердечной боли. Да! Да! Ей предстояло обдумать, как она построит свою жизнь без Брену, где будет жить, чем заниматься…
Через несколько дней они разъехались.
Все, о чем говорила Вера, знал и сам Брену и не мог не принимать близко к сердцу. Он прекрасно знал, что жители поселка уже начали купаться в море, и вот первый предупредительный сигнал – кишечная инфекция у старой Аталибы. Брену не выдержал и отправился к Виржилиу, отправился после того, как услышал, что тот вдобавок уволил с работы Мунъоса, единственного врача в поселке.
Он не пошел к нему в мэрию, а навестил вечером дома. Брену высказал ему все: предупредил о грозящей опасности, упрекнул в преступном злоупотреблении властью.
– Я буду с тобой бороться! – пригрозил он. – Обращусь к прессе, открою твои истинные намерения! Вот увидишь, и на тебя найдут управу!
– На меня найдут, а на тебя уже есть, – усмехнулся Виржилиу и вытащил из ящика стола афишку. – Полчаса работы, и весь поселок будет восхищаться прошлым твоей очаровательной женушки.
Брену скрипнул зубами.
– Tы умрешь один, как паршивый пес! Жалкий, ненужный, как твое дурацкое пугало! – пообещал он и не без удовольствия увидел, что насмешливое выражение покинуло лицо Виржилиу – его исказил страх.
Виржилиу с ненавистью посмотрел вслед уходящему Брену. Тот попал в самое больное место. С некоторых пор Виржилиу стал бояться смерти, стал бояться одиночества. И ему нужна была Тониа. Непременно. Во что бы то ни стало! Муньоса он выгнал, чтобы отсрочить его свадьбу с Тонией. Безработные не женятся. Подкупал он всячески и Реджиньо, дарил ему дорогие подарки, надеясь, что мальчуган сумеет расположить к нему сестру. Но дело кончилось тем, что мальчишка стал просто избегать его. Очевидно, по наущению Тонии. Но Виржилиу придумал еще один трюк, и он должен был непременно привести к нему Тониу, которая делала все, лишь бы с ним не встретиться. Виржилиу послал к ней налогового инспектора, и тот наложил на магазин штраф за неуплату налога. Теперь она непременно придет к нему, к мэру, чтобы выяснить причину такой несправедливости… Виржилиу ждал.
И Тониа действительно пришла. В руках у нее были квитанции об уплате, которые она швырнула ему на стол. Она стояла молча и вся была воплощенное негодование.
– Рад тебя видеть, Тониа, – двинулся к ней навстречу Виржилиу.
Он собирался обнять ее, заглянуть в глаза, впиться в губа жадным поцелуем… Два шага разделяло их, и тут Виржилиу увидел в руках Тонии нож. Она смотрела на него не отрываясь, и губы ее кривила злобная усмешка. И вот тут он понял, но не умом, а инстинктом – подсознательно, всем своим существом, – что перед ним беспощадный враг, который не остановится ни перед чем.
– Кажется, вышло недоразумение, – сказал он с натянутой улыбкой. Постоял и двинулся обратно к столу. Взял в руки квитанции. – Да-да, явное недоразумение…
Тониа взглянула на него с таким уничтожающим презрением, что Виржилиу показалось, будто он уходит, уже ушел в землю. Потом она резко повернулась и, так и не сказав ни слова, вышла.
Да и какие тут могли быть слова?
У Виржилиу опять заболела голова, мысли путались, сознание затуманилось, он был близок к обмороку…
Малу лежала на ковре, рядом с ней валялся пустой пузырек от снотворного.
Алоар схватился за голову. Миллион мыслей молнией пронесся у него в голове. Зачем он мучил гною девочку? Как он смел?
На днях Малу встретила Каролу и попыталась выяснить с ней отношения. От Каролы она и узнала; что та по просьбе Алоара разыгрывала фарс. Карола думала ее утешить, а как выяснилось, нанесла жестокую рану: с ней обращались как с марионеткой – дергали за веревочку, и она дергалась, она страдала!..
– Паяц! Жалкий паяц! – кричала она Алоару. – Как ты посмел играть мной? Моими чувствами?! Между нами все кончено! Я продаю свою половину фермы!
– А я на своей буду вести хозяйство, – спокойно сказал Алоар, чем только подлил масла в огонь.
Мог ли он думать, что этот фарс закончится настоящей трагедией?
Пока все эти мысли проносились в голове Алоара, его рука судорожно набирала номер «скорой».
Первый гудок – и Малу вскочила на ноги.
У Алоара просто челюсть отвисла, и рука с трубкой машинально опустилась на рычаг.
– Фарс за фарс, – хохотала Малу. – Зато теперь я убедилась, что ты и впрямь ко мне неравнодушен! И вполне возможно, что я раздумаю продавать ферму.
– Да я сейчас задушу тебя собственными руками, – разъярился Алоар. – Такие дурацкие шутки выкидывать! Ну, знаешь! И ферму лучше продавай! На меня не рассчитывай. Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе в хозяйстве!
– Тогда я подышу себе другого помощника! – с такой же яростью закричала в ответ Малу.
На их крики прибежала Селина и принялась мирить разбушевавшихся супругов.
За время своего пребывания в доме брата она стала необходимым членом этого бурного, неуравновешенного семейства. Ей жаловались обе стороны, и она неизменно выступала адвокатом то брата, то невестки. Обследование показало, что у Селины вегетососудистая дистония, для лечения ей требовался свежий воздух и спокойная, размеренная жизнь. Жизнь на ферме была самой подходящей, и Селина не отказала брату, когда он пригласил ее пожить с ними. Хотя спокойствия эта жизнь не обещала…
Селине удалось кое-как образумить воюющие стороны – если искать вину, то не без вины был каждый.
Втайне и Алоару и Малу хотелось как можно скорее переселиться на ферму. Там они надеялись зажить новой жизнью. Оба они любили природу и не чувствовали себя хорошо в городе. Селина понимала это и делала все, чтобы ускорить отъезд.
Пока молодые занимались ссорами и выяснением отношений, Селина паковала вещи, потом съездила на ферму и распорядилась приготовить дом к приезду новых хозяев. И вот случилось так, что совсем как бы неожиданно Малу и Алоар оказались в один прекрасный день перед завязанными тюками и неизбежностью через два часа отправляться в путь.
Неизбежность эта их обрадовала. Они нуждались в твердой руке, которая иногда направляла бы их жизнь по столь же твердому и правильному руслу.
В Понтал-де-Арейа все уже знали, что Ракел скоро будут судить. Услышав эту весть, Тоньу потерял и сон и покой. Как же так? Это же не Ракел, а Рут, и она не может иметь ничего общего со всей этой грязью! Для начала он отправился к Флориану.
– Я думаю пойти к сеньору судье и сказать, что произошла ошибка, – стал излагать Тоньу свой план защиты Рут. – Пусть он знает, что Ракел утонула, тогда дело кончится само собой.
Тоньу с тревогой ждал ответа. Флориану тяжело вздохнул.
– Я и сам ночей не сплю, все думаю, – жалобно сказал он. – Но боюсь, что так мы сделаем бедняжке еще хуже. Боюсь, что так ее будут судить не за одно, а за два преступления. И если в убийстве она уж точно не виновата, и это, наверное, можно как-то доказать, то во втором виновата точно. Ты понимаешь меня?
Тоньу кивнул.
После этого разговора Тоньу целый день бродил по берегу, пытаясь найти хоть какое-то решение, Какой-то выход. Добрел он до высокой скалы, где внизу бурно пенились волны, разбиваясь об острые камни. Сюда зазвал его ночью призрак ненавистной Ракел, которая теперь собиралась погубить и свою сестру как бы подменив добрую Рут собой. Здесь когда-то погиб его отец. И Тоньу стал просить отца помочь бедняжке Рут, защитить ее от злого призрака.
За спиной Тоньу раздались шаги. Он резко обернулся. Позади стоял Маруджу.
У Маруджу было еще сквернее на душе, чем у Тоньу. Рыбаки сторонились его, чуждались. Но ведь он и сам ненавидел Донату и не хотел иметь с ним никакого дела. Влачил он нищенское, голодное существование изгоя и мечтал отомстить Донату, которого винил во всех своих бедах.
Заполучив пленку, Маруджу почувствовал себя обладателем сокровища, вершителем судеб. Несколько дней он наслаждался ощущением своего тайного всевластия и с превосходством посматривал на Донату, который, как ему казалось, был целиком и полностью в его руках. Но это только казалось. Когда он наконец решился и отправился с пленкой к комиссару Родригу, тот далее не взглянул на нее. Это дело совершенно его не интересовало. Он не хотел ворошить прошлое. Родригу просто-напросто отослал Маруджу, чем крайне обидел калеку.
Теперь Маруджу решил показать пленку Тоньу. Для Тоньу, который кадр за кадром увидел гибель своего отца, это стало еще более тяжким потрясением, чем известие о суде над Рут. Теперь он своими глазами увидел, как погиб его отец. Видел Донату, который толкнул отца, видел, как тот сорвался со скалы – той самой скалы, где он, Тоньу, сейчас стоял, – как падал вниз, а потом видел уже только буруны и белое кипение волн вокруг черных острых камней…
– Я думаю, что Донату убил и Вандерлея, – высказал свое давнее предположение Тоньу. – Ему не впервой.
– Давай съездим к адвокату, который приезжал к нам сюда и всех расспрашивал. Ему, наверное, это тоже будет интересно, – предложил Маруджу.
Тоньу кивнул:
– Давай!
Это и было то спасительное для Рут решение, о котором он молился, прося помощи у своего отца. Огсц послал ему помощь, напомнив и о своей неотмщенной гибели.
Жалвао был известным адвокатом, и наши путешественники без труда нашли офис, где он консультировал.
В отличие от комиссара Родригу, Жалвао внимательно выслушал своих необычных посетителей. Он не посмеялся над предполагаемой ими версией убийства и охотно принял предложенное вещественное доказательство – пленку.
– Не сомневайтесь в моей добросовестности, – подбодрил он их, – я постараюсь разобраться во всем как можно тщательнее и непременно сообщу вам результат.
Маруджу и Тоньу, выйдя на улицу, переглянулись. Похоже, что на этот раз им повезло, и слабая улыбка осветила их измученные небритые лица. Первая улыбка за много дней.
Накануне суда Жалвао навестил Рут и Маркуса. хотелось подготовить свою клиентку к предстоящему испытанию. Он не мог скрыть от них, что бой предстоит весьма серьезный.
– Не давайте себя запугать, госпожа Ракел, – говорил адвокат. – Обвинение настроено очень агрессивно. Но вы не сомневайтесь в успехе. Я уверен в вашей невиновности, несмотря на подписанное вами признание.
Рут кивнула, но на душе у нее не было покоя.
И вот наступил день суда. Зал был набит битком. Еще бы! Убийство на почве ревности! Приехали многие и из Понтал-де-Арейа. Ракел там не любили и хотели посмотреть, как будет вести себя на суде эта «бесстыжая».
Рут сидела на скамье подсудимых, стараясь сохранять внешнее спокойствие, но внутри у нее все было напряжено. Нет, она не подозревала, на какое тяжкое испытание обрекает себя, когда взяла вину за убийство. Если бы это было нужно для спасения Маркуса, она поступила бы и сейчас точно так же, и у нее достало бы сил все вынести. Но сейчас, когда все это стало бессмысленной глупостью, ей было трудно…
Рут взглянула на судью, потом на обвинителя, потом на его помощника, и сердце у нее бешено заколотилось. Ей стало нечем дышать, во рту пересохло. Помощником обвинителя был Сесар! Сесар, встречи с которым она долгое время избегала, которого после причиненного ей горя не видела вот уже несколько лет, но который совсем недавно вдруг ворвался к ней в дом и чуть было не задушил, обвиняя в исчезновении брата, которого она и в глаза-то никогда не видела! Словом, этот безумец, по непонятной ей причине, был теперь ее обвинителем. Какая несправедливость! Какая вопиющая несправедливость!
Волнуясь, тревожась, переживая, Рут совершенно забыла, что она сейчас Ракел и что прошлое бедняжки Рут не имеет к ней никакого отношения… Зато непосредственное отношение к ней имеет прошлое ее сестры.
– Вы были в любовной связи с убитым? – услышала она вопрос, и ничего не ответила.
Да и что она могла ответить? Она была в шоке. Впрочем, вопрос относился вовсе не к ней. Сейчас шел допрос свидетелей, судья допрашивал Вилму, красотку рыбачку, которая работала теперь в баре у Алемона и совсем недавно вышла замуж за Сервилио.
Вилма отрицала, но Жалвао так искусно строил допрос, что в конце концов она призналась:
– Да, любовь у нас с ним была.
– И вы его ревновали? – продолжал опрашивать Жалвао.
– А кто же его не ревновал? – усмехнулась Вилма. – Вон и она ревновала, – мотнула она головой в сторону Рут – Ракел. – Недаром всадила и него чуть ли не всю обойму.
– Ну а вы?
– Я? Я только бутылкой по башке огрела, чтоб не больно-то задавался, а то спать он со мной спал, а потом всякие гадости говорил.
Вилма была даже горда своим признанием: пусть все знают, что она за себя умеет постоять.
А что любовь была, так с таким мужчиной большой ли это грех?
– Спасибо, – судья поблагодарил свидетельницу и отпустил ее.
Затем допрашивали служащих отеля, и все они показывали, что к Вандерлею в номер ходили и Вилма, и Ракел и что в день убийства Ракел была в гостинице не один раз.
Обвинитель Мурильо представил суду стройную версию: Ракел, которая находилась в давней связи с Вандерлеем, узнала о его новой любовнице, взяла пистолет своего мужа и приехала выяснять отношения. Застав любовника с Вилмой, она захлопнула дверь и убежала. Вилма устроила Вандерлею скандал, стукнула его бутылкой и тоже выскочила из номера. Но Ракел вернулась и, не в силах снести обиды, несколько раз выстрелила в своего любовника, потом в ужасе выронила пистолет и уехала. Однако, не выдержав чувства вины, приехала в полицию и призналась в совершенном преступлении.
Рут, услышав речь обвинителя, разрыдалась. Она не сомневалась, что дело ее проиграно и теперь до конца своих дней она будет сидеть в тюрьме. Потрясение ее было столь велико, что, рыдая, она повторяла:
– Я – Рут! Рут! Никаких отношений с Вандерлеем у меня не было.
Услышав ее признание, Жалвао все понял. Нити соединились, картина была ясна. В отношении Рут, разумеется, которая и в самом деле была натурой импульсивной, откровенной и честной и не была причастна к убийству. Ввиду такого неожиданного поворота событий суд объявил перерыв.
Жалвао подошел к рыдающей Рут и подосадовал, что она сразу ему во всем не призналась.
– Я же предупреждал вас: доверие прежде всего. Однако расскажите мне теперь всю правду.
И Рут, вытирая слезы, все подробно ему рассказала.
– Не печальтесь, я уверен, что сумею помочь мам, – стал утешать Рут Жалвао, выслушав ее рассказ. – Наберитесь терпения и успокойтесь.
Между тем Сесар убеждал Мурильо:
– Эта женщина сломала жизнь моему брату. Она сеет вокруг себя смерть и разрушение. Ты должен сделать все возможное, чтобы до конца своих дней она оставалась за решеткой.
Суд продолжил свою работу, и обвинитель вновь взял слово.
– Признание обвиняемой не меняет сути дела, – заявил он. – Рут, выдав себя за сестру, стремилась заполучить и мужа. Вандерлей был ей в этом помехой, поскольку мог распознать ее и пылать ее тайну. Поэтому обвиняемая, которая теперь назвала свое настоящее имя, убила любовника своей сестры. А потом, не выдержав тяжести преступления, призналась. Господа присяжные заседатели! Я прошу вас вынести обвинительный вердикт ради того, чтобы свершилось правосудие!
Из сгустившихся над головой Рут туч грянул гром. Буря началась с такой быстротой, что недалека была и молния, которая убьет ее…
Рут не могла уже даже плакать. Ей все было безразлично. Она сказала все, что могла, в свою защиту, и если правда не спасла ее, то, значит, это ей Божье наказание за обман. А Божьей каре не противятся…
Слово взял защитник Рут – адвокат Жалвао. Он попросил разрешения еще раз допросить свидетельницу Вилму.
Вилма держалась раскованно, она уже ничего не боялась. Всем было понятно, кто и почему убил Вандерлея.
– Я хотела остаться у него, – теперь уже совсем откровенно призналась она на вопрос, в котором часу произошла их встреча, – а пришла где-то около полуночи. Но он все выставлял меня. Уперся, и хоть ты что! Ну, мы и повздорили немного. И я дала ему бутылкой по голове. Я ж поняла, что он другую кралю ждет. И не хотела, чтобы он с ней любовь крутил. Пусть уж лучше с больной головкой поваляется…
Жалвао, поблагодарив, отпустил свидетельницу, а потом зачитал заключение судебного врача, сделанное на основании вскрытия:
«Смерть наступила в результате удара тяжелым предметом по голове, спровоцировавшего вскоре кровоизлияние. Спустя несколько часов уже в мертвое тело было выпущено три пули».
Зал безмолвствовал – настолько неожиданной была развязка, – потом разразился рукоплесканиями. Знакомые кинулись к Рут, обнимали ее, целовали. Судья призвал всех к порядку, объявил перерыв, суд удалился на совещание.
Но все было ясно и так. Никто уже не сомневался в оправдательном приговоре для Рут. Теперь все ахали, изумляясь тому, что в живых осталась Рут, а не Ракел, и хотели перемолвиться с ней словом.
Рут сидела молча и тихо молилась: Господь не хотел ее наказывать.
Маркус был счастлив. Разом разрешились все его проблемы: он был вдовцом и спустя положенное время мог жениться на Рут.
По-прежнему оставалось загадкой, кто воспользовался его пистолетом, кто выпустил из него в Вандерлея пули… Но вряд ли Маркус станет разрешать ее. Она его уже нисколько не интересовала.
Зато эта загадка очень интересовала Виржилиу. Услышав, что суд вынес Рут оправдательный приговор, он просто рвал и метал.
Сесар тоже сидел мрачный и злобный.
– Но ты же видишь, что я ничего не мог поделать, – угрюмо твердил он. – Вандерлей умер от удара, а не от пуль. Но и Вилму не арестовали. И для нее нашли смягчающие обстоятельства.
– Так кто же живет у меня в доме? – задавал мучивший его вопрос Виржилиу. – Ты же сам принес мне экспертизу, которая показала: отпечатки пальцев принадлежат Ракел!
– Да, принес, и она лежит у тебя в сейфе, – подтвердил Сесар.
Виржилиу задумался: ему еще во многом предстояло разобраться.
Не в силах скрыть своего счастливого облегчения, Изаура говорила Ракел:
Нашу Рут все-таки оправдали! Убила-то Вилма. Она теперь в шоке, бедняжка. Сидит и твердит: «Да не может быть! Не может быть! Я же легонько!» А вышло-то так, что она сама во всем и призналась. Сервилио теперь пьет напропалую в баре. Жалко их: только что поженились. Зато Руг, она счастлива. Правда, теперь непонятно, кто все-таки в него стрелял.
– Чего тут непонятного? – усмехнулась Ракел. – Я и стреляла.
Изаура замолчала, прикрыв рот руками и в ужасе глядя на дочь. Она первая заподозрила Ракел, но та так твердо отвела ее подозрения, что Изаура поверила ей всей душой и совершенно успокоилась. Но с Ракел нельзя быть спокойной.
А Ракел сидела, курила и мысленно представляла то самое утро, когда она вошла в номер Вандерлея. В этот день у них должен был состояться очень серьезный разговор. Она пришла с утра, Но он лежал поперек кровати и уже лыка не вязал. Видно было, что он провел веселую ночку, и не один: постель была мята-перемята. И тут Ракел поняла, что Вандерлей решил послать ее к черту, что прокутил все ее денежки, продав драгоценности, что завел себе другую пассию… И такое взяло ее зло, что она врубила на полную мощность телевизор и стреляла, стреляла в эту пьяную, бесчувственную свинью! Пистолет она тогда унесла с собой. Выронила она его, наверное, после заупокойной мессы, которую отслужили по Рут. Она побывала на ней, надев парик и темные очки, а потом зашла в номер Вандерлея. Ее будто магнитом туда тянуло, а служащие за небольшую мзду пускали в него любопытных. Но, конечно, в этом-то никто из них на суде не признался. И вот когда она стояла в этом уже убранном, пустом и безликом номере, стояла, припоминая былое, она вспомнила, что Вандерлей однажды не пустил ее в помер, что продался Виржилиу и Андреа. И не пожалела о нем, хоть и была в безвыходном положении… И тогда, наверное, выронила пистолет.
Теперь ей предстояло хорошенько подумать, как поступить и что предпринять…
Ракел взглянула на мать, которая сидела словно неживая.
– Да будет тебе! – окликнула она ее. – Ты же видишь, я все-таки не убийца. Умер Вандерлей от удара, Рут освобождена. Да и Вилма вроде бы тоже.
– Да, и Вилма, а Рут с Маркусом собираются в путешествие, – сказала приободрившаяся Изаура.
– Ну вот видишь. Когда они уедут, ты мне скажешь. Я тогда покажусь папе, а потом исчезну… И наверное, навсегда.
Но точного плана у Ракел еще не было, его только предстояло выработать…
