Текст книги "Псы войны"

Автор книги: Иван Стрельцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Глава 16

В бункере Ахмед Улдузов, стоя перед настольной картой района поиска, анализировал последнюю информацию, полученную от поисковых групп. Рядом с бывшим генералом стоял его земляк Алдай Фаджиев. Комендант базы исподлобья поглядывал на Логинова и его помощников, тоже следивших за обозначениями на карте. Из-за присутствия главного босса комендант уже шесть часов был трезв и все никак не мог обнять флягу со своим любимым напитком, сахарной самогонкой местного приготовления, настоянной на кедровых орешках, при одной мысли о которой у Фаджиева рот наполнялся слюной, а в голове раздавался колокольный звон.

– Господин Улдузов! – в зал совещаний влетел молодой радист.

– Что случилось? – тихо спросил Ахмед.

– Срочное сообщение, – объявил радист. – Только что передал «Ми-2» «Пегас», что в квадрате 29–12 засек караван с вооруженными людьми и вступил с ними в бой.

– Что еще передал «Пегас»? – спросил едва не срывающимся голосом бывший генерал. Он почувствовал, что наступило время, когда он сможет проявить себя перед боссом.

– Через две минуты связь с вертолетом прервалась, – доложил радист, но уже без особого энтузиазма.

– Хорошо, возвращайтесь на место, – распорядился генерал и тут же обратился к коменданту: – Фаджиев, поднять в воздух «Ан-2». Пусть «кукурузник» корректирует действия поисковых групп, пока те не войдут в непосредственный контакт с противником. И еще передать заслонам отбой. Пусть «Ми-2» доставят их на «Дозор», возможно, понадобится помощь нашим следопытам.

– Слушаюсь, – Фаджиев бросился к выходу.

Взгляд Логинова был прикован к настольной карте, где появилась красная паутина. Условное обозначение противника.

Теперь его мозг занимала одна мысль: «Справится ли со своей задачей Вовчинский?»

* * *

После того как их караван был засечен, с души Кольцова упала тяжесть. Усевшись на землю возле трупа Татенкова, Глеб расстелил карту. Теперь он думал о том, как бы подороже продать свою жизнь.

– Михеич, иди сюда, – позвал Кольцов проводника. Тот оторвался от мулов и подошел к нему. Усевшись возле Глеба, проводник вгляделся в карту.

– Вот смотри, Михеич, мы находимся здесь. – Глеб указал точку на карте грязным пальцем. – Где твое потайное убежище?

Старовер некоторое время водил пальцем по карте, затем указал место, где темно-зеленое обозначение болот сливалось с коричневым цветом гор. Кольцов быстро прикинул расстояние до убежища. Километров сто, и все по горам.

– Что случилось? – послышался голос Болонидзе.

– Вот, – Улнис показал на труп Ветерана.

– Значит, засекли, – ни к кому не обращаясь, проговорил Болонидзе, затем посмотрел на Кольцова: – Что будем делать?

Глеб еще несколько секунд глядел на карту. У него уже созрел план, и сейчас он прикидывал, как лучше этот план изложить. Встав, Глеб отряхнулся, лишь после этого заговорил:

– Нас засекли. Но это еще ничего не значит, у нас преимущество во времени. Этим мы и должны воспользоваться. – Кольцов обвел тяжелым взглядом собравшихся вокруг наемников. – Сейчас мы находимся в горах, где взять нас можно только с юга, севера и востока. С запада нас прикрывают горы. Мы продолжим движение на северо-восток.

Если все будет так, как задумали, то через двое суток мы выберемся. Но чтобы нас вновь не обнаружили (этот «Ми-2», надо полагать, у них не последний вертолет), создадим ложный караван. – Глеб помолчал, выразительно взглянул на Янычара. – Этот караван поведешь ты, Вано.

– Хорошо, – буркнул грузин и в знак того, что подчиняется, наклонил голову.

– Если с воздуха будут искать, постарайся, чтобы тебя заметили.

На этот раз Вано ничего не ответил.

– Доведешь этот лжекараван до реки, там его бросишь. Переберешься через кряж у Змеиного болота, мы тебя будем ждать. Суток на это, я думаю, тебе хватит.

– Я тоже так думаю, – согласился Болонидзе.

– Дальше, – продолжал Кольцов, на этот раз обращаясь к Улнису и Лаптеву, – с востока на нас можно выйти только по этой горной тропе. Я посоветовался с Михеичем, и он говорит, что лучше всего устроить засаду здесь. – Глеб указал место на карте. – Это русло пересохшей реки. Весной, когда снега тают, его не перейти, а сейчас это единственная дорога в горы.

– Сколько до этого места? – поинтересовался Улнис.

– Километров сорок, если поторопитесь, до темноты успеете, – ответил Кольцов.

– Нам вдвоем идти? – спросил Лаптев, понимая, что от этого задания ему не отвертеться.

– Да. Возьмите все необходимое для засады. Вам нужно будет продержаться сутки. После этого отходите к Змеиному болоту, мы вас там будем ждать. Себя не обнаруживать. Если на вас выйдет поисковая группа, уничтожить.

– Отлично, – потирая руки, проговорил довольный Улнис.

Кольцов сложил карту, сунул ее за пояс. Вдруг за его спиной раздался тяжелый вздох. Глеб резко повернулся. Невдалеке от него лежали два трупа мулов, третье животное беззвучно издыхало. Мул еще бил задними ногами по горной породе, из окровавленного бока сочилась кровь. По морде животного текли слезы. От этих слез в Глебе что-то сжалось. Непроизвольно дернулась левая щека. Кольцов расстегнул кобуру, извлек «ТТ» и, не целясь, дважды выстрелил в голову животного, хотя хватило бы и одного выстрела. Пряча оружие обратно и ни на кого не глядя, Глеб распорядился:

– На двух мулов нагрузить все необходимое; что не смогут унести мулы, набейте в ранцы, понесем на себе. Из оставшихся пяти мулов создадим караван для Янычара. Все ясно?

Наемники молча разошлись и принялись выполнять приказ старшего. Лаптев и Улнис стали готовиться к «индивидуальной» экспедиции. Остальные, развьючив сначала мертвых мулов, затем живых, начали перебирать экипировку.

– Оставьте пару спальных мешков, – командовал Кольцов, разбирая станковый гранатомет. Нужно было отсоединить электронную систему наведения. После того, как Татенков оборвал провода, эта система была лишь мертвым грузом.

– Консервов оставить из расчета на трое суток, – добавил Кольцов, прежде чем сбросить с плато ящик с электроникой и аккумуляторы, которые ему при покупке обошлись не в одну тысячу долларов.

Наконец оружие, боеприпасы и часть провизии были нагружены на двух самых крепких мулов. То, что не вместилось, погрузили в камуфлированные армейские ранцы.

Тем временем между Улнисом и Лаптевым возник спор. Глеб направился к ним. У ног прибалта, кроме двух пулеметов, лежало полдюжины картонных цилиндров реактивных зарядов к огнемету, катушка кабеля, несколько портативных аккумуляторов, пульт управления взрывами. И замыкали эту выставку оружия пять осколочных мин направленного действия «МОН-50». Рядом стоял Владис Улнис и поспешно набивал карманы электродетонаторами и плоскими брусками пластита – взрывчатки, которая в несколько раз сильнее динамита.

– Чего шумите? – спросил Глеб.

– Да вот Викинг с ума сошел, хочет весь этот арсенал утащить и меня заставляет, – недовольно ответил Лаптев.

– Действительно, Владис, зачем тебе столько оружия?

– «Линия Мажино» была, теперь я хочу создать «линию Улниса», – последовал невозмутимый ответ.

Поняв, что серьезно говорить с прибалтом невозможно, Глеб уже было повернулся, чтобы отойти, как его снова окликнул Лаптев:

– Эй, Каскадер, нам что, это все на себе тащить? Дайте хоть одного мула.

– Бери хоть трех, – безразлично ответил Кольцов, указав на трупы трех мулов.

Больше не говоря ни слова, он направился к Болонидзе. Следопыт подтягивал подпруги на животных, которые уйдут с ним. Едва Глеб подошел к Вано, как рядом с ним встал Донцов.

– Что будем делать с Ветераном? – спросил Болонидзе.

– Старик, думаю, не обидится, если мы его тело используем для военных нужд. Привяжи его верхом на одного из своих скакунов, – распорядился Глеб. – Если тебя засекут, будет выглядеть вполне реально…

Он хотел еще что-то сказать, но его перебил Олег.

– Нет, – едва не вскрикнул Донцов.

– Почему? – спросил Глеб, и они вдвоем с Янычаром в недоумении уставились на Олега.

– Мы должны его похоронить, – заговорил тот. – Он наш боевой друг. Мы с ним вместе спали, ели. Он нам жизнь спас. В конце концов, он христианин и вообще человек.

– Слушай, Аристократ, – прорычал Кольцов ему в лицо, – свои сопли оставь для московских презентаций и тусовок. У нас нет времени на похороны, да и негде его здесь хоронить. – Глеб обвел рукой горное плато. – Душа старика Татенкова уже пылает в геенне огненной, и ему глубоко плевать, что будет с его бренными останками здесь, на земле. Ты это понял? А сейчас возьми из багажа Архимеда пару мин для разрыва тросов. Посмотрим, чему покойник тебя научил.

Не сказав больше ни слова, Олег поспешил к своему ранцу. И покуда он доставал оттуда взрывчатку, Глеб помог Вано погрузить на широкую спину мула труп Ветерана. Подперев под спину убитого пустой контейнер из-под боеприпасов, они привязали его к сбруе животного. Все выглядело достаточно правдоподобно, чтобы, увидев издалека, подумать, что наездник жив.

Повесив на шею свой «РПК», Вано взял под уздцы первого мула и двинулся на север. Кряхтя под тяжестью оружия, подошли Лопата и Викинг.

– Через тридцать шесть часов у Змеиного болота, – напомнил им Глеб. Наемники молча кивнули и удалились вслед за караваном.

Наконец Олег нашел то, что искал. Это были прямоугольные бруски взрывчатки, вбитые в материю, с одной липкой стороной. Такие мины легко крепились к тросам или якорным цепям и в основном применялись подводными диверсантами. Это и было наследство Архимеда – Алексея Гудымы.

Расчехлив оптический прицел на своем «СВД», Глеб сказал:

– Гена, мы пойдем прикроем тыл. А ты пока присмотри за этим красавцем. – Кольцов указал на перепуганного до смерти Тафулина. Ревизор мафии после всего пережитого жался к отвесным скалам.

Разбирая свою альпийскую экипировку, Шлосов молча кивнул, не удостоив старшего даже взглядом.

* * *

Скомкав полотнище парашюта, Любомир Вовчинский отнес его к вырытой яме, где и зарыл. Всего минута понадобилась диверсанту для того, чтобы привести себя в боевую готовность. Коротко остриженную голову он покрыл салатовой краской, которую тут же расчертил темно-зелеными и коричневыми полосами. Лоб повязал зеленой лентой со священными иероглифами. Это была эмблема мусульманских смертников. Досталась она Любомиру из рук самого Шамиля Басаева.

Воспоминания о бородатом командире с его допотопной деревенской шляпой погрузили Любомира в топкую трясину памяти.

Сколько он себя помнил, столько и ненавидел свое имя. Дал ему это имя отец, бухгалтер. Так как он был работником умственного труда, то считал себя интеллигентом, а будучи ярым националистом, был убежден в необходимости поддержания национальной культуры родного края и внес свой вклад – назвал сына Любомиром. С детского сада мальчика называли сокращенно от длинного имени и получалось Люба. Люба – женское имя. В школе это уже звучало презрительно. Чтобы доказать, что он не девчонка, Любомир кидался в драки, невзирая на возраст противников и их количество. Но сил не хватало, в пятом классе Любомир записался в секцию бокса, а уже через месяц, не бросая бокс, начал заниматься дзюдо.

К десятому классу он получил первый разряд по дзюдо и кандидата в мастера спорта по боксу. Учителя и одноклассники обращались к нему только по фамилии. Последние, правда, между собой называли его Волчинский, потому что боялись. Окончив школу, Любомир подал документы в Рязанское десантное училище, куда, будучи в хорошей спортивной форме и имея приличный багаж школьных знаний, без труда поступил.

Четыре года учебы в училище пролетели быстро. Получив звание лейтенанта, он добавил к нему звание мастера спорта по боксу, дзюдо и рукопашному бою.

За две недели до выпуска курсант Любомир Вовчинский подал рапорт на имя начальника училища с просьбой направить его в Афганистан. Мысль о рутинной работе в каком-нибудь завшивевшем гарнизоне пугала больше, чем война в далекой стране.

При распределении это учли, лейтенант Во-вчинский был направлен для дальнейшего прохождения службы в Кандагар.

Десантно-штурмовая бригада, в которую он попал, вела тяжелые бои с прибывающими из Пакистана отрядами басмачей. Любомиру не дали времени на обкатку, сразу определили на должность командира разведвзвода. Его предшественник был пару дней назад убит, и взводом пока руководил добродушный сибиряк, курносый гигант с хитрым прищуром, прапорщик Мишагин. Именно этот человек и научил Любомира всем премудростям войны. Два года они провели бок о бок, перенося радости и невзгоды, получая ранения и награды. Потом эта война кончилась. Мишагин вернулся к себе в Сибирь, а старший лейтенант Вовчинский получил назначение в Болград на должность командира роты.

И вот произошло то, чего он так боялся. Офицер-орденоносец приехал в благословенный край степных помидоров, темного густого вина и смуглолицых девиц на выданье. Принял Любомир роту, и потянулись дни рутинной службы. Отбой – подъем, строевая подготовка, изредка – стрельбы. Мутота.

Катаклизмы, происходящие в стране, его мало волновали. Время ГКЧП он пересидел в казарме с бойцами, был бы приказ взять телеграф, телефон, почту, облисполком, он бы не задумываясь выполнил его. Но приказа не было.

Через несколько месяцев рухнуло государство, которому он присягал, и это нисколько Любомира не взволновало. И мало трогали восторженные письма отца. Бухгалтер-пенсионер развел кипучую деятельность по построению нового «самостийного» государства. Он вступил в какую-то партию и писал сыну, как он выступает на митингах, как ему рукоплещет «молодь» и как они дерутся с коммуняками и москалями.

Служба в Болградской дивизии шла ни шатко ни валко. Знамена дивизии вывозились в Россию, туда же уезжали офицеры, не желавшие присягать жовто-блакитному флагу Украины. У Любомира проблем не было. Ему было все равно, служить ли в советской дивизии ВДВ или в украинской аэромобильной бригаде.

Все изменилось летом девяносто второго, когда по радио передали о кровопролитии в Бендерах. В то же утро старший лейтенант Вовчинский подал рапорт на увольнение и выехал из Болграда. На следующий день Любомир записался добровольцем в местное ополчение в Тирасполе. Еще через три дня в плавнях Днестра группа приднестровцев столкнулась с румынским патрулем. Сошлись, что называется, нос к носу. Здесь уже не до стрельбы, в ход пошли приклады автоматов, ножи, руки. Из семерых румын четверых уничтожил Любомир, да еще пятому, с которым барахтались ополченцы, перерезал горло. С Афганистана он себя так классно не чувствовал. Во время штурма Бендер он снова отличился – стащил с крыши сгоревшей девятиэтажки снайпера. Хороший стрелок был, один держал перекресток, да так плотно, что едва кто-нибудь из приднестровцев высовывал голову, как снайпер ее дырявил.

Что отличает спортсмена от военного? Узкая специализация. Снайпер метко вел огонь со своей позиции, не соображая, что есть и другие пути. Чем и воспользовался Любомир.

На крыше девятиэтажки было оборудовано пять огневых позиций из мешков с песком и железобетонных блоков. Снайпер небольшого роста, в сером рабочем комбинезоне, вязаной шапке, с коротким промысловым карабином, к цевью которого был прикручен оптический прицел. Сделав выстрел, снайпер перебегал на новую позицию.

Любомир спрятался на крайней позиции и дождался своей очереди. Когда снайпер в очередной раз решил поменять позицию, короткий тычок в лицо сбил его с ног. Каково же было удивление Любомира, когда из вязаной шапочки вывалились две школьные косички соломенного цвета.

– Тьфу, пацанка.

Он хотел дать ей еще одну затрещину и погнать к чертовой матери, но взглянул в сторону перекрестка, где в лужах крови лежали несколько человек. Такого не прощают.

У девицы за голенищем ботинка был засунут самодельный кинжал, а на поясе в кобуре висел крупнокалиберный японский револьвер «хико». Вещь допотопная, но мощная, а главное, надежная.

Подхватив девушку-убийцу за шиворот, Любомир потащил ее вниз. Девица все время тараторила на плохом русском, что у нее большая семья и ее надо кормить, на что Любомир ответил:

– У убитых тобой тоже были семьи.

Через минуту он выставил девушку перед ополченцами и казаками, спросив их:

– Что будем делать?

Самый молодой из казаков, с лихо закрученными усами, взмахнул автоматом:

– На кодляк ее! Чур я первый.

Кто-то из толпы ополченцев крикнул:

– Повесить! В центре Бендер повесить, чтобы все суки видели, что их ждет.

Толпа галдела. Кто-то кричал, что надо сдать ее в штаб, чтобы судили по закону и суд показали по телевидению, вот тогда всем сукам будет неповадно.

Слушая крики и ругань, Любомир подумал, что, если ее отдадут в штаб и будут ждать суда, девица может отделаться легким испугом, а этого допустить нельзя.

Не дождавшись конца споров, Вовчинский вытащил из-за пояса трофейный «хико», взвел курок и, приложив ствол к виску девушки, нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, взорвав череп несчастной и разбросав его внутренности по сторонам. Труп рухнул к ногам Любомира, толпа бойцов притихла. А бывший десантник, сплюнув сквозь зубы, негромко произнес:

– Нет человека, нет проблемы.

Вскоре война в Приднестровье закончилась, и Любомир Вовчинский вернулся во Львов. Но едва потребовались добровольцы в Югославию, как он собрал свои пожитки, спрятал в укромном месте трофейный «хико» и поехал на запах пороха.

В развалившейся на куски Югославии гражданская война бушевала вовсю. Попав в сербскую армию, Любомир прошел путь от рядового до командира отдельной диверсионной группы, воевал и с хорватами, и с мусульманами.

Вскоре враждующие стороны поняли, что война выматывает всех и никому не дает преимущества. Когда вопрос о мире стал реальным, наемники стали покидать враждующие государства. Любомир тоже вернулся домой.

Отец, взглянув на него из-под толстых стекол своих очков, спросил:

– Не надоело воевать за всяких уродов?

Любомир вопросительно посмотрел на отца:

– Что ты предлагаешь?

И уже на следующий день он стал бойцом УНА. Через месяц Любомир Вовчинский, к радости отца, получил звание десятника. Еще через несколько дней группа бойцов УНА вылетела в Тбилиси, чтобы оттуда перебраться в Грозный.

Потом была чеченская эпопея: война с федералами и заключительный аккорд – рейд в Буденновск в отряде Басаева. Вернувшись оттуда, он трое суток прожил в учебном лагере, терзаясь воспоминаниями о заложниках в больнице, об убитых пулеметной очередью старухах на рынке, о мальчишке-милиционере с прошитой из автомата грудью и размышляя, как жить дальше. Но твердо знал одно – больше он ни за чьи политические амбиции воевать не будет.

Видно, Бог его помнил, иначе как объяснить предложение полковника Коваленко и встречу с Логиновым.

Сейчас, повязав на голову ленту, Любомир надел пояс с подсумками и кобурой с «хико». Взял свой «ПП-93», навинтил на куцый ствол мощный глушитель и примкнул оптический прицел. К кожаной портупее на груди прикрепил портативную рацию, при помощи которой должен был прослушивать переговоры поисковых групп с центром, а при необходимости мог связаться с центром и сам. Последним в его экипировке был рюкзак, в нем лежали немного продовольствия и боеприпасы.

Еще раз сверившись с компасом, Любомир подумал: «Выполню задание, получу свои полтораста тысяч – и гуляй душа. Хотя это не такие большие деньги, может, поговорить с Логиновым, пусть пристроит где-то в своих владениях. Я ему всегда смогу услужить». Он двинулся на север. Сейчас он находился между двумя поисковыми группами – Николая Ванина и Михаила Жалина. Операция была рассчитана элементарно, как охота. Погонщики с криком и грохотом гнали дичь, а он должен не упустить момент. Он, Любомир Вовчинский, охотник, в этой пьесе главное действующее лицо…

Время шло, Вовчинский уже не один час двигался на север, уже из-за верхушек деревьев показались пики сопок, следов противника он еще не обнаружил. Впервые опытный боец испытал какую-то неуверенность. Но вот в динамике наушника что-то затрещало, и сразу зазвучал незнакомый голос:

– Всем, всем поисковым группам: квадрат 29–12. Повторяю: 29–12.

После этого снова наступила тишина. Вовчинский извлек из нагрудного кармана сложенный лист карты. Быстро сверился с ней и убедился, что к каравану он ближе всех. Сняв пулемет с предохранителя, Вовчинский быстро двинулся по направлению к горам. Через четверть часа он уже обнаружил первые следы, свидетельствующие о том, что террористы были с мулами, это был караван.

Достигнув гор, «охотник» с еще большей осторожностью стал пробираться вверх по горной дороге. И не зря. Через некоторое время Любомир едва не наткнулся на Олега Донцова, который минировал подвесной мост, обматывая стальные тросы взрывчаткой в матерчатых чехлах.

Спрятавшись в кустах, Любомир Вовчинский без особого труда поймал в перекрестье оптического прицела широкую грудь белокурого гиганта. Он уже готов был надавить на спусковой крючок, как вдруг из-за противоположного края пропасти прозвучал голос:

– Давай быстрее, Олег, времени в обрез.

– Я уже, – крикнул блондин, вставляя взрыватель в мину. После этого он бросился прочь с моста. Вовчинский не стрелял, ему не хотелось ввязываться в дуэль с тем вторым, наверняка снайпером.

«Ерунда, – успокаивал себя Любомир, – все равно от меня они никуда не денутся. Их скальпы принадлежат мне». Едва Донцов успел скрыться за ближайшим валуном, как на мосту вспыхнули четыре языка пламени. Со страшным грохотом подвесной мост взвился вверх, на мгновение замер и, извиваясь, подобно гигантской змее, нырнул в чрево пропасти.

Несколько секунд Любомир с сожалением смотрел на сизый, дым только что прогремевшего взрыва. Подвесного моста не было и пришлось решать, в какую сторону направиться, чтобы обойти эту проклятую пропасть. Снова разложив карту, Любомир понял, что на восток ему дорога закрыта, если он, конечно, не хочет встретиться с командой капитана Жалина. Значит, на запад, на карте была отмечена красным карандашом звериная тропа.

«Это то, что нужно», – решил Любомир, прикинув заодно, сколько он сэкономит времени в сравнении с восточным направлением. Выходило около трех часов. Свернув карту, он тихо ретировался.

Через два часа Любомир достиг того места, где на карте была обозначена звериная тропа. Лишь по плохо утоптанному мху да гладко отполированным камням можно было догадаться, что здесь проходит козья тропа. Забросив на спину оружие, Любомир Вовчинский начал подниматься в горы, но уже через полчаса он об этом пожалел. Тропа, проходившая по краю скалы, во время одного из камнепадов была снесена на добрую сотню метров, и продолжать путешествие без необходимой экипировки было настоящим безумием. Любомир вспомнил все ругательства, которые он только знал. Закончив ругаться, Вовчинский решил вернуться назад и обходить пропасть с востока, теперь ему наверняка придется плестись в хвосте головорезов Жалина, эта мысль была для него страшнее любой опасности.

«Пять часов разница не в мою пользу», – с раздражением думал охотник. Теперь ему оставалось надеяться на удачу или, вернее, на профессионализм противника. Что так запросто Жалин их не возьмет, и вот тогда Вовчинский покажет, на что он способен.

* * *

К месту засады Улнис и Лаптев добрались, когда на лес опустилась ночь. Установив в кустах пулемет, Владис завалился спать, Родион Лаптев остался дежурить, в полночь они поменялись.

Не успел Лаптев заснуть, как Улнис толкнул в плечо.

– Ты что? – подскочил Родион.

– Светает, – латыш указал рукой на светлеющий восток.

– А сколько времени прошло? – спросил Лаптев, пытаясь разглядеть циферблат наручных часов.

– Три часа, – последовал короткий ответ.

– Вот черт, – выругался Лаптев, поднимаясь на ноги. Приведя себя в порядок, пулеметчики быстро перекусили галетами и мясными консервами и стали готовить засаду.

Осмотревшись, они убедились, что для засады Кольцов выбрал самое удачное место. Неширокая тропа тянулась из глубины тайги в горы. У края русла пересохшей реки она, казалось, обрывалась, но протоптанный коридор в зарослях сухого тростника говорил об обратном.

– Что скажешь? – спросил Владис. С самого начала этой операции он взялся командовать, Родион не возражал. Показав на коридор в зарослях тростника, Лаптев проговорил:

– Думаю, самыми эффективными для здешнего рельефа будут «ножницы».

Прибалт продолжал рассматривать русло пересохшей реки. Глина на дне русла потрескалась, и легкий ветерок, налетая порывами, поднимал облака пыли. Тростник высох, и лишь у некоторых стеблей зеленели верхушки.

– Да, пожалуй, «ножницы» – это то, что нужно, – наконец согласился Улнис. Взвалив на плечо тяжелый «ПК», Лаптев двинулся на другой берег русла. Вскорости он расположился за густым кустом терновника, который едва не нависал над руслом.

Пока Лаптев готовил засаду, Улнис разложил возле себя мины, огнеметные заряды, упаковки пластита и катушку. Мины Владис установил по крутым берегам – три спереди и две сзади. Насыпал на них достаточное количество сухой глины, чтобы они не бросались в глаза. Ловко орудуя кинжалом, он распорол картонные футляры и аккуратно извлек оттуда реактивные заряды с воспламеняющейся смесью. Затем примотал изоляционной лентой к каждому заряду несколько шашек с электровзрывателями. Эти мины он спрятал в зарослях по разные стороны тростникового коридора. Паутина зелено-коричневого кабеля сходилась в кустах. Улнис устроил свою пулеметную точку. Клеммы от мин через аккумуляторы Владис подсоединил к спусковому крючку и курковой дуге. Теперь, чтобы замкнуть цепь, необходимо было нажать на курок.

– Ловко это у тебя получается, Викинг, – сказал Лаптев, который вот уже полчаса наблюдал за действиями напарника. – Где научился?

– В нашем спецбате «Шурави» в отличие от ваших пулеметных курсов ГРУ каждый боец должен уметь делать все, – с гордостью проговорил Улнис.

Лаптев пропустил колкость латыша мимо ушей. Потом вдруг спросил:

– Что, так и будем сидеть или пойдем погуляем в тайге?

– А как же засада? – удивился Владис, в минуты растерянности неожиданно проявлялся его прибалтийский акцент.

– Сюда из леса ведет одна дорога, по ней и прогуляемся, – безразлично-спокойным тоном проговорил Лаптев. Улниса поразила перемена, происшедшая с его товарищем. С самого начала экспедиции Лопата как будто спал, всячески пытаясь избежать какой бы то ни было инициативы. И вот сейчас, когда дела их команды идут не лучшим образом, Лаптев проснулся и жаждет действий.

– Ну, пойдем прогуляемся, – согласился Улнис, вешая на плечо свой «узи». Правда, далеко в лес им зайти не пришлось. Едва они вошли в прохладу хвойного леса, как впереди услышали странный протяжный свист, еще через несколько минут где-то вдалеке мелькнули два силуэта с оружием на изготовку. Едва увидев эти силуэты, наемники бросились в кусты.

«Это разведчики, – догадался Улнис, – они идут впереди основного отряда. Свистом подают знак, что все в порядке. Черт возьми, они нашу засаду распознают, надо убрать их». Выглянув из-за куста, Улнис увидел Лаптева, который спрятался за пушистой елью с другой стороны тропы. Владис провел указательным пальцем по горлу. Родион вытащил кинжал из ножен, спрятал сверкающий клинок в рукав куртки и снова исчез в мохнатых лапах ели.

Владис поставил «узи» на предохранитель, чтобы в потасовке не произошел случайный выстрел. После этого сжал в ладони пластмассовую рукоятку кинжала и замер в ожидании.

Прошла еще минута, прежде чем они услышали пронзительный свист и топот армейских ботинок. Через несколько секунд показались спины в камуфлированной одежде. Набрав в легкие побольше воздуха, Владис бросился на ближайшую к нему спину. Но в самый последний момент его подвело собственное оружие. Ремень «узи» зацепился за толстую ветку куста, это и затормозило движение Владиса. При этом раздался треск ломающегося дерева. Длиннорукий крепыш кавказец обернулся и вскинул свой автомат. Выстрела не последовало, оружие стояло на предохранителе, и, прежде чем боец успел снять его, Владис выбил автомат ударом ноги. Но верткий кабардинец, не растерявшись, бросился под ноги прибалту и боевым приемом карате сбил его. Они схватились, лежа на земле. Улнис был на голову выше противника, но смуглолицый парень был, пожалуй, проворней. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы выбить нож из руки наемника. Не пытаясь им завладеть, он схватил противника за горло двумя руками и стал душить изо всех сил. Владис старался дотянуться до ножа. Очутившись в этих нечеловеческой силы тисках, он боролся за каждый глоток воздуха. Силы начинали его покидать. Лаптев, когда началась потасовка, выскользнул из-за кустов и, приблизившись ко второму кавказцу, левой рукой зажал ему рот, а правой вонзил кинжал в левую часть груди. Выронив оружие, разведчик сразу обмяк. Подхватив его тело, Родион затащил труп за ель, в кусты. Там он вытащил свой нож и опрометью бросился к борющимся. Улнис уже стал неестественно дергать ногами. В три прыжка Лаптев достиг места, где в клубах пыли кувыркались двое мужчин, и, нагнувшись, вонзил кабардинцу кинжал за ухо. Стальной клинок пронзил мозг противника и вышел через левую глазницу. Хватка убитого сразу ослабела, но Владис едва мог набрать воздуха в легкие. Взвалив на себя труп, Лаптев потащил его в кусты. Вернулся он, держа в одной руке свисток, сорванный с шеи трупа, а в другой пушистую еловую ветку, кинжал болтался в ножнах на поясе. Бросив свисток Владису, разгладил веткой следы от недавней борьбы на земле.

Пока Улнис, взяв с земли свой нож, медленно поднимался на ноги, Лаптев забросил автоматы убитых в кусты, не забыв посоветовать приятелю:

– Не умеешь пользоваться ножом, носи с собой пистолет с глушителем.

– Иди к черту, – огрызнулся Улнис, затем припустил вслед за Родионом.

Достигнув места засады, Лаптев напомнил ему:

– Не забудь свистнуть, это сигнал.

Владис спустился вниз, перебежав на противоположный берег, поднялся к своему пулемету. Прежде чем спуститься, приложил свисток к губам. Свисток оказался влажным от слюны недавно убитого, но Улнис не был брезгливым. Свист получился не хуже, чем у кабардинца. Поудобнее расположившись за пулеметом, Улнис замер в ожидании. Прошло несколько долгих минут, наконец вдалеке раздались голоса. Звуки нарастали, и до слуха уже доносился топот множества армейских башмаков.

Уперев приклад пулемета в плечо, Владис прикрыл левый глаз, а указательный палец лег на спусковой крючок. Через минуту в прицел попал смуглолицый парень с автоматом на изготовку. Владис нажал на курок. Выстрелы пулемета слились со взрывами. Осколочные мины с грохотом взрывались, и сотни осколков направленного взрыва кромсали плоть попавших в огненную ловушку. Огнеметные заряды огненными стрелами пронзали заросли. Крики заживо горящих людей глушил треск пылающего леса и грохот пулеметных очередей. Трассирующие пули с двух сторон рассекали все на своем пути. Это и были смертоносные «ножницы».