Текст книги "Альтер Эго. Московские Звезды (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
В своей вариации Катя порхала на пальцах, почти не касаясь пола. Вот где она ответила Эгле, она смеялась ей в лицо: «Попробуй, повтори так же. Не сможешь! Смотри, он выбрал меня!»
Они открутили фуэте в коде, эффектно закончили номер. Катя, не стесняясь присутствующих, обняла Сергея и с вызовом посмотрела на Эгле. Та только усмехнулась и покачала головой. Нет, побежденной Каменская себя не признала. Она была и осталась королевой, лишь сегодня ей пришлось отступить, это не значило, что навсегда.
Сейчас она даже похвалила дуэт.
– Хорошо, очень хорошо, вот это уже можно везти в Москву. А девочка далеко пойдет с таким партнером, – обронила Эгле то ли для всех, то ли для себя. – Теперь покажите поклон. Не будешь же ты вот так виснуть у него на шее, как сейчас. Большой поклон покажите, считайте, что зал аплодирует стоя, и вам надо овацию поддержать и продлить. Поклон – это особое искусство.
Сергей вывел Катю на «авансцену», они поклонились, отступили и вышли снова.
– Никуда не годится! – безнадежно махнула рукой Каменская. – Так поклонитесь – считайте, провалили номер. От тебя зависит! – ткнула она указательным пальцем в сторону Кати и поднялась. – Смотри, второй раз показывать не буду… Да отойди ты от него, не съем твоего принца, иди сядь на мое место и смотри. Вот закончили… Паузу держим, потом друг другу, красиво с руками. Руки живут все время, это главное. Приседаешь низко, как в гран плие, а спина прямая, форс не теряй, форс вагановский держи! Вот Сергей молодец, да, руку к груди, мужественный жест, шире и не кулаком, а раскрытой ладонью. Пальцы говорящие должны быть. – Она раскланивалась, сопровождая шаги и позы пояснениями. – Теперь ведешь партнершу вперед, и снова кланяемся публике, потом друг другу. Целуешь руку… Молодец. Разошлись и отступили, и снова выводишь, тут уже от тебя зависит. Как выведешь, так и примут. Пробуйте!
На пятый раз Эгле удовлетворенно кивнула.
– Вот, это хорошо, очень хорошо. Запомните, поклон должен быть как шлейф, как мантия, как хвост кометы – он тянется и сверкает. Это то, что остается у зрителя, что он с собой уносит. После Кармен я сорок минут кланялась! До сих пор вспоминают и будут вспоминать. – Она задумчиво посмотрела на себя в зеркало, помолчала, поправила и без того идеальную прическу, через зеркало следила за Катей и Сергеем. – Ну что же, «Пламя Парижа» мы зажгли, теперь до конкурса удержите это. В Москве к вам на урок не приду, нельзя, скажут, подсуживаю любимчикам.
Она снова резко повернулась в кресле, приопустив ресницы, посмотрела на Сергея, с головы до ног прошлась по нему оценивающим взглядом, улыбнулась – слегка, одними уголками губ – и отвернулась, как будто его и не было в зале.
– Идем теперь, Вика, пошепчемся за кофе, а ребята пусть репетируют сами.
– Нет, сегодня мы не будем. Отдохнуть надо, – решительно заявил Сергей. – Ты, Стасик, тоже иди кофе пить, спасибо, здорово играл!
– Но, Сережа, мы хотели… – начала Катя.
– Мы хотели поехать в Лейден, погулять. Нельзя бесконечно репетировать. Сейчас помоемся, вздохнем, и я тебя отвезу в итальянское кафе. Давно собирались. Поедем?
– Не знаю… Я устала от всего этого… Сил нет ни на что…
Виктория и Эгле ушли, Максим со Стасиком у рояля смотрели запись репетиции. Сергей подошел к Кате, взял за руку.
– Поедем, пожалуйста, я хочу с тобой побыть.
– Да ты и так все время со мной!
– Да, но там по-другому…
Она смотрела на него снизу вверх, смущенно, испуганно и радостно. Тихо повторила:
– Да… по-другому.
Что-то важное произошло между ними сегодня, и надо было остаться одним, уехать из замка, забыть про балет, прислушаться к сердцу, понять. Катя и Сергей стремились к этому, но боялись ответа на вопрос: что они значат друг для друга без танца – не как партнеры, а как люди.
*Rond de jambe par terre(ронд де жамб партер) – круговое движение ногой по полу, одно из обязательных упражнений у станка – балетная терминология.
** Стоять у воды – балетный фразеологизм, то есть в последней линии кордебалета, пошло от Лебединого озера.
Глава 7
Зеленое платье
Сергей сидел в раздевалке, прислонившись спиной к деревянной панели скамьи. Он уже отдышался, в ушах не шумело и в груди не кололо. Лет пять назад он бы и три раза повторил вариации и не заметил. Сейчас не то, время в балете пролетает стремительно, и с каждым годом дышать труднее.
В самом начале, в старших классах училища, когда дело дошло до вариаций, он понял, что такое задыхаться, научился справляться с паникой. Бывало, что так накрывало – казалось, не вдохнешь и сердце выскочит или разорвется. Тогда Сергей вспоминал отца, его презрительные слова, что балет профессия не мужская. Если бы отец знал, хоть раз бы попробовал, то понял бы и не презирал. Хотя он же не за это, не за танцы, за образ жизни, связи с мужиками.
И что об этом думать? Тем более сейчас. Надо помыться да идти к Кате, как она там? Эгле – стерва, обидела ее. Так бы и стукнул башкой об стену эту великую Каменскую. Руками машет, глазами стреляет, а сама как мешок с картошкой.
Сергей злился, что поддался ей, вздернутость чувств, смятение и неудовлетворенность остались. Он скорее хотел увидеть Катю, рядом с ней Сергей успокаивался, ощущал совершенное равновесие.
С Катей ему было очень хорошо. С первого дня, но сегодня, после этой репетиции… Он хотел понять, почувствует ли он с ней то же, что с Эгле. Если да, то их помолвка и решение пожениться не просто необходимый и правильный шаг для того, чтобы быть вместе, а… любовь? Он любит Катю?
Стоя под душем, он представил ее, близко, не так, как на репетиции в зале. Без купальника. Он никогда не видел Катю обнаженной, даже если они спали вместе, то она всегда оставалась в трусиках и топе или майке. Он никогда не трогал ее больше, чем это требовалось для танца. В поддержках прикосновения были тесными, но направленными на ее безопасность. Он не выпускал ее из рук… Но не так, как Эгле. Черт бы побрал эту Каменскую!
«Не хочу думать о ней. Не хочу, не хочу, не хочу…»
Сергей отчаянно тер грудь и руки губкой, смывая не только ее прикосновения, но самый ее взгляд. Наглый и похотливый.
«Не хочу думать о ней…»
Он включил только холодную воду. Колкие струи ударили по плечам, остудили лоб. От неожиданной смены температур перехватило дыхание, по телу прошла дрожь. Сергей все продолжал стоять под ледяным душем.
Позже, в холле замка на половине Виктории, когда переоделся для прогулки и ждал Катю, он все не мог согреться. Сидел, утопая в мягком диване, и сожалел, что оставил наверху свитер.
А Катя все не шла и не шла, Сергей начал уже беспокоиться, хотел позвонить ей, взялся за телефон, но не набрал номер. Лучше пойти самому, что там она? А вдруг плачет? А он сидит тут, как дурак, давно надо было…
– Сережа?
Он не заметил, как она спустилась по лестнице, увидел на последних ступеньках и… молчал восхищенно. Она была в зеленом платье, из той же ткани, что ее костюм в «Весенних водах», только не сценическом, а для жизни. Легком, элегантном. Темно-зеленый клатч, такие же балетки. Волосы распущены, схвачены шелковой лентой. В ушах сережки – зеленые и искрящиеся белые камушки, наверно, изумруды с бриллиантами. На шее на витой золотой цепочке подвеска. И тоже рассыпается искрами света. Цена не имела значения, сияние завораживало.
Катя вся словно светилась, исполненная радости жизни, встречи, еще чего-то пугливого и трепетного, до чего и коснуться страшно, чтобы не исчезло.
– Катя! Что так долго? Я беспокоился.
Он встал ей навстречу, она побежала к нему, чтобы привычно обнять, но остановилась, смотрела в глаза. Сергей протянул руки, коснулся ее пальцев и вздрогнул, его как током ударило. Он отпустил ее и только смотрел.
– Я наряжалась! Смотри, какое платье Жан Клод сшил! Узнаешь?
– «Весенние воды»?
– Да-да! Красивое, мне в нем так…
– Да ты принцесса, куда же я с тобой в таком виде, – он развел руками и оглядел свой джинсовый костюм. За шуткой он пытался скрыть волнение. – Чтобы тебя в город отвезти, «Роллс Ройс» нужно и вечерний костюм от Версачи. Куда уж мне…
– Ты чудесный домашний ковбой, как раз то, что надо! И сейчас день. Что? Почему ты так смотришь? – Она поправила волосы. – Надо было подобрать?
– Нет, так хорошо. Тебе очень идет.
Он не отводил глаз от ее лица, губ.
– Тебе нравится?
– Да. Такое платье…
Катя засмеялась и сама схватила его за руку.
– Ткань осталась и вот, представляешь, он мне даже не сказал! И вдруг приносят сегодня утром. Я еще думала, куда бы надеть, а ты гулять пригласил.
Сергей понял, что она и не думает про Каменскую, что все решилось там, в репетиционном зале, раз и навсегда.
Но Катя встревожилась.
– А ты чего такой задумчивый? Устал? Может, не надо ехать? Пойдем дома фильм посмотрим, поваляемся…
– Это как же такое платье не выгулять? Мне же весь Лейден завидовать станет, что я с принцессой, – снова отшутился Сергей.
– Смешной ты, милый… Да что с тобой, что ты на меня смотришь, как будто я растрепанная или тушь поплыла?
– Ты красивая, очень красивая.
Сергей наклонился, перевернул руку Кати и поцеловал ладонь. Долго не отрывался, прижимаясь губами. Она бросила клатч на диван, запустила пальцы в волосы Сергея, притянула его голову к груди. Сказала тихо, но с глубоким убеждением:
– Я тебя никому не отдам, Сережа, никому-никому.
Он выпрямился, нашел ее губы, стал целовать горячо, нетерпеливо. Катя обвила его шею руками, прильнула к нему тесно, всей собой. Он понимал, что она через одежду ощущает его желание, не смог сдержаться, со стоном прижался бедрами еще крепче. И вдруг она напряглась, как окаменела, Сергей тут же отпустил ее.
– Прости! Что это я, совсем… Прости!
– Нет, это ты прости. Я… Знаешь, со мной, наверно, что-то не так, я не чувствую ничего этого. Но мне с тобой хорошо. И если ты захочешь… потом… я не буду против. Но не сегодня, можно не сегодня?
– Катя, ты о чем?
– Давай не сегодня. Я тебе все расскажу потом. Поедем погуляем. Я сегодня такая счастливая! У меня Жанна получилась. А ты… такой был! Такой! Ах! Невероятный. – Она потянула его за руку к двери, на ходу подхватила с дивана клатч. – Вези меня куда-нибудь… Хочу ехать, ехать быстро и далеко…
Они добрались до Лейдена, посидели в кафе, держась за руки, погуляли по набережной. Бродили без всякой цели, почти не разговаривали, или перебрасывались фразами по поводу того, что видели вокруг.
Потом снова завернули в какую-то уютную пекарню с белыми столиками и мягкими кожаными диванчиками. Это оказался «Cinnabon» с его потрясающими воздушными булочками с корицей, шоколадом, ананасами.
– От одного запаха с ума сойти можно! – призналась Катя. – Ты любишь булочки с корицей?
– Не знаю, я не пробовал.
– Ни разу в жизни? Совсем ни разу?
– Совсем, – Сергей не шутил, он действительно не ел белый хлеб ни в каком виде, еще с Академии привык к этому. Его педагог был убежден, что хлеб плохо сказывается на ногах. – А ты?
– Я люблю. Мама пекла… А если мы попробуем здесь один раз? Как думаешь, что с нами будет?
– Превратимся в кого-нибудь…
– В кого?!
– Ну, не знаю, в кого-нибудь. Кто питается булочками с корицей.
Катя засмеялась и прижалась к его плечу.
– Ну Сережа, Сереженька, пожалуйста! Одну на двоих, и ты попробуешь. Говорят, они тут изумительные!
– Хорошо, давай, – сдался он и поманил официантку, – булочку с корицей и два кофе.
– Латте, эспрессо, капучино? Одну булочку? – уточнила девушка в темном козырьке и коричневом переднике, выжидательно глядя на странную пару.
– Ты какой кофе хочешь?
– Наверно, эспрессо, – она продолжала прижиматься к нему и головой склонялась на плечо Сергея.
– Тогда одну булочку и два эспрессо, – заказал он.
Официантка недоверчиво улыбнулась, записала заказ и ушла. В зале никого кроме Сергея и Кати не было.
– И она на нас так странно смотрела. Сегодня все как сговорились… На набережной оборачивались…
– Это на тебя. Платье и вообще…
– Что вообще?
– Ты необычная, не просто красивая – ты балетная.
Да, в этом все дело. Сергей и сам только понял, что Катя удивительным образом отличается от других женщин. Их он и вообще не воспринимал. Вероятно, у всех танцовщиков изменен эталон красоты и не балетные женщины перестают для них существовать.
И об этом когда-то, уже в старших классах, обучая парней премудростям жизни, его педагог говорил: «Они не породистые, как дворняжки, стать не та. Ноги, руки, грудь – все неправильное, не наше…»
Тогда Сергей не понимал, о чем он, да и потом не задумывался, женщины его никак не интересовали. Ни обычные, ни балетные. Но сейчас, глядя на Катю, он замечал, насколько она отличается от других, даже «балетных». Она была настоящей Принцессой самых голубых кровей. Пропорции, рост, мягкость линий рук и ног, шея, плечи, подъем – таких балерин видели в мечтах Бурнонвиль и Петипа.
И вот она, земная живая девушка, не Сильфида, не Бабочка, не Жизель – сидит рядом и собирается есть булочку с корицей. При этом она идеальна, прекрасна и принадлежит ему. И что за глупости она говорила дома? Как понять это: «Со мной что-то не так…»
Он смотрел на нее и смотрел, она не смущалась, не опускала глаза.
Подошла официантка, принесла заказ, еще раз окинула подозрительным взглядом странных посетителей. Наверно, и в самом деле трудно было ей соотнести Катино коллекционное платье и серьги с бриллиантами, про которые в России бы сказали: «В каждом ухе по Bentley», с потертыми джинсами Сергея и тем, что булочку заказали одну на двоих.
– Пахнет чудесно. Будем пробовать?
– Да, поделим сейчас, смотри, она и прибор принесла один.
– Я попрошу еще вилку и нож.
– Не надо, мы по очереди. Сейчас разрежем. – Катя облизала губы и старательно принялась делить хрустящую ароматную булочку. – Это тебе, открывай рот. Как можно жить и не знать, какие на вкус бывают булочки с корицей? – Она двумя пальцами взяла кусочек с тарелки и поднесла к губам Сергея. – Не бойся. А-а-а-ам… Ну? Что скажешь?
– Прожевать дай! М-м-м… Божественно! Что ты наделала? Теперь я буду есть их каждый день, и прощай вариации Филиппа. Теперь твоя очередь, – Сергей так же взял с тарелки кусочек булочки.
Они шалили как дети, было легко и весело. И хотелось касаться друг друга. Ничего подобного у Сергея в жизни не было. Он подозревал, что и у Кати тоже. Они познавали это впервые, как вкус и аромат синнабона, удивлялись, радовались, желали еще и еще. Между ними будто искры проскакивали, велико было волнение, как струна натягивалось ожидание того времени, когда дома, наедине, они смогут…
Дальше мысли их наталкивались на непреодолимую преграду. Страхи были у каждого свои, но они были. Сергей и Катя отодвигали это, замалчивали и все тянули время.
Солнце опустилось низко, позолотило воду в канале и упало за дома. Стемнело быстро, поднялся ветер, на набережной сразу стало сыро и неуютно.
– Пора нам, Катя, пошли к машине, еще пока доедем, – Сергей сказал это с сожалением. Не хотелось отпускать этот день, но он закончился, и надо было встать наутро к станку, потом репетировать до изнеможения. И снова, и снова. Но по-прежнему не будет, потому что есть еще вечер и ночь, которую они проведут вместе. Не так, как раньше.
– Да, – согласилась Катя, – поехали. Я домой хочу. Спасибо тебе за чудесную прогулку, за этот день.
– Он еще не закончился. – Сергей обнял ее и притянул к себе. Он понимал, что не время, что она не готова, есть еще нечто, разделяющее их. Но справиться с собой не мог. Слишком горячо и ново было то, что он испытывал. Неодолимо влекло его к ней. Он снова попытался поцеловать ее, но Катя отвернулась, опустила глаза, уперлась ему в грудь ладонями, высвободилась из рук Сергея.
– Я не хотела сегодня, но лучше скажу.
Он не сразу понял, желание туманило разум.
– Что скажешь?
– Про себя. – Она быстро пошла вперед, Сергей не сразу догнал.
– Катя! Ну куда ты, постой!
Она шла вдоль канала и не слышала его, она перестала воспринимать окружающее, ушла в свои мысли, воспоминания.
– Кэтрин! – крикнул он. Немногочисленные прохожие посмотрели в его сторону и на всякий случай остановились на углу. – Катя, пойдем к машине, ты мне дома все расскажешь. И обещаю, я пальцем тебя не трону, раз тебе это неприятно.
– Ничего ты не понимаешь, – ответила она со слезами в голосе. – И при чем тут ты? Ладно, идем к машине…
Всю обратную дорогу они молчали. И пока шли от парковки к домику для гостей – тоже.
Была глубокая ночь, а Сергей и Катя все сидели на диване обнявшись. Она говорила, говорила, размазывая по лицу слезы, всхлипывая, а он умирал от сострадания, ее покорной близости и готов был голыми руками придушить того идиота из Королевского балета, что так напугал Кэтрин.
Она начинала в который раз и никак не могла рассказать до конца.
– Помнишь… про спектакль «Щелкунчик», про партнера, он сначала в любви признавался? А после генеральной репетиции вошел в раздевалку, запер дверь, схватил меня и стал топик рвать. Я ничего не могла, даже кричать. Должна была драться, сопротивляться, а не смогла. В последний момент только стала просить его: «Не надо, не надо», а он все равно. Это отвратительно было, он… он… трогал мою грудь и… там… Я должна была сопротивляться! – Катя задыхалась от рыданий, но Сергей не перебивал, ничего не говорил, он знал, что сейчас надо молча выслушать. Успокаивать и жалеть – потом. И любить, горячо и нежно, чтобы стереть из ее памяти мерзкие страшные воспоминания. Но все это потом! Перебивать нельзя, одно слово – и она замкнется, снова утащит это в себя. Он только обнимал, держал Катю за плечи и слушал, изнемогая от бессилия, от невозможности повернуть время вспять и защитить ее в прошлом.
– Адриан проходил по коридору и услышал, выбил дверь, оттащил его, – продолжала она. – Если бы не Адриан, он бы сделал, он почти… и это все равно как будто было. Так гадко! Страшно. Никому рассказать нельзя, что я не такая уже. И Вике нельзя, мы так договорились с Адрианом, чтобы ничего никому. А то и у школы неприятности были бы, скандал, и спектакль могли отменить, пронюхали бы газетчики… Я Вике сказала, что приставал немного, пытался и я с ним танцевать не хочу. Про Адриана не сказала, и про раздевалку… Но я же знаю, что было, я про это даже думать не могу, Сережа. И если не в танце меня трогают, то сразу плохо становится, как будто это он. И мне стыдно и тошнит.
Она обхватила Сергея, он перетянул ее к себе на руки, Катя уткнулась ему носом в шею и снова заплакала. Теперь уже тихо, без рыданий.
Он гладил ее по плечам, спине, путал волосы и шептал:
– Ничего не было, Катюша, ничего не было, не думай ты про это. Вот же, я трогаю тебя и не в танце… Разве тебе неприятно?
– Не знаю, нет, с тобой хорошо… Мне страшно!
– Нет никакого смысла бояться прошлого, в нем ничего не изменишь, но и повториться оно не может.
– Почему это все со мной? Почему? Сначала мама, потом это, еще и балет!
– Балет тоже плохо? И от него тошнит?
– Ну тебя! Я серьезно. Как ты можешь шутить? Я плачу, а он шутит.
– А ты не плачь, не надо. А то завтра глаза будут красные и лицо опухнет. Что я Виктории скажу? Что мы всю ночь пьянствовали в Лейдене?
Катя приподнялась, взглянула на Сергея и тут же закрыла лицо ладонями.
– Нет, не смотри! Я правда зареванная.
Он отвел ее руки вниз и не выпускал из своих, смотрел молча. В доме было тихо, от этого особенно слышно тиканье настольных часов и порывы ветра, которые заставляли трепетать деревья под окнами.
– Ты красивая, самая красивая, и я люблю тебя! – он сказал это легко, не раздумывая, не собираясь с духом, не взвешивая «за» и «против». Это месяц назад решение пожениться пришло от сознания того, что им с Катей НАДО быть вместе. Сейчас он слышал только сердце.
– И я люблю тебя, Сережа. Потому и боюсь.
– А давай спать ляжем? Сегодня день такой длинный вышел и… хороший. Это правильно, что ты мне рассказала. Я никому не позволю тебя обидеть, никогда.
– Я знаю. Да, давай ляжем. Я только умоюсь, устала я, Сережа.
Она недолго была в ванной, душ, наверно, не принимала, но когда вернулась, Сергей почувствовал знакомый аромат орхидей. У Кати губы и нос припухли от слез, глаза были красные.
И снова жалость и желание переплелись, соединились, стянулись в горячий узел. Сергей хотел близости с Катей, знал, что рано, не был уверен, что получится, ведь он никогда не делал этого с женщиной. Но чувственность побеждала страх. И еще он знал – нельзя позволить ей уйти в себя сейчас. Она открылась ему вся, и он должен был бережно принять этот дар и сохранить.
– Можно я попрошу? – тихо спросил он.
– О чем?
– Обещай, что не рассердишься и не откажешь, а я обещаю, что ничего не сделаю без твоего желания.
– Хорошо, не рассержусь и не откажу…
Она все еще была в своем новом зеленом платье. И Сергей попросил.
– Можно я помогу тебе раздеться?
Катя сначала удивилась, потом смутилась.
– Ты странное просишь.
– Разреши. Идем в спальню.
Она послушалась. Так же, как привыкла доверять в танце, доверилась и теперь.
В спальне горел только ночник, Сергей не стал зажигать свет. Катя стояла перед ним, опустив руки, не закрывалась. Он медленно и осторожно начал расстегивать ряд мелких пуговиц на платье. Вот оно шелковым всплеском скользнуло на ковер. Сергей провел кончиками пальцев по шее и плечам Кати, спустил бретельки бюстика, нашел на спине застежку.
Катя не помогала ему, но и не противилась. Она вздрагивала от прикосновений его рук. И вот осталась перед ним обнаженная, а Сергей был еще одет.
– Хочешь, совсем свет погасим? – спросил он у самых ее губ.
– Нет, он не мешает…
Сергей поцеловал ее, легко касаясь лица, не в губы, а щеки, глаза. Ладони его нежно следовали по знакомым изгибам ее тела вверх и вниз. Он уже знал ее, но прежние прикосновения были целомудренны, а сейчас каждое порождало трепет и огонь. Катя не отталкивала, она как будто прислушивалась к себе, расслаблялась под его ласками.
– Ты дрожишь. Замерзла? Давай ляжем и я тебя погрею. – Он скинул рубашку, брюки.
– Сережа… я хочу… Ты тоже разденься совсем…
Он сделал, как она просила. В постели они тесно прижались друг к другу обнаженные и замерли так. Сначала Катя снова сжалась, но он стал шептать и целовать.
– Не бойся, ничего не будет, я только согрею тебя. – Сергей целовал ее лицо, шею, плечи, грудь, такую маленькую и беззащитную, с напряженными сосками, брал их в губы, грел дыханием, пока она не выгнулась, не застонала, тогда он осторожно развел ее бедра рукой, продолжая целовать грудь.
Сергей не думал о себе, только о ней. Он стремился снять все ее страхи нежностью прикосновений, будил ее чувственность постепенно, находя в этом томительном жарком ожидании гораздо больше, чем в соитии. Она расслабилась совсем, широко развела бедра, призывая, но он не тронул ее цветок, только прильнул губами и ласкал до тех пор, пока она не застонала, содрогаясь от первого освобождения. Сергей остался напряженным, они легли рядом, обнялись, он постепенно успокоился.
– Сережа, Сереженька, – шептала она, – я не знала, что это так бывает.
– Ты такая чудесная. Нам будет хорошо, вот увидишь.
– А ты? Тебе разве хорошо так?
– Мне с тобой по-любому хорошо. Сейчас нельзя нам по-настоящему, до Конкурса – нет. Я очень хочу быть с тобой…
– Я чувствую, – она тихо рассмеялась. – Мы можем с этим что-то сделать? Скажи, как.
– Не сегодня… Я скажу потом.
– Тоже после Конкурса?
– Нет, столько я вряд ли продержусь, – он тоже засмеялся, – но на сегодня тебе достаточно эмоций. Давай уснем. Я буду целовать тебя, целовать, целовать, а ты спи…
– Сережа…
– М-м-м-м?
– А ты правда меня любишь?
– Люблю. Я тоже не знал, что это так бывает.
– А вот, помнишь, то чудесное адажио из «Бабочки»? Мне так нравится музыка! И в спектакле они же засыпают, как мы.
– Да, спи…
– Мы попробуем завтра его? Пожалуйста.
– А «Шопениана»?
– Она и так получается, я хочу «Бабочку», – прошептала она уже сквозь сон.
– Хорошо, если ты хочешь…
Сергей посмотрел на нее, а Катя уже спала, примостившись у него на груди.
