Текст книги "Альтер Эго. Московские Звезды (СИ)"
Автор книги: Иван Вересов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава 5
Виллиса
Волосы Кэтрин пахли лилиями, травами, что растут на берегу. Они были такими же шелковистыми и мягкими и так же быстро отрастали, но она снова и снова подкрашивала их, оставаясь брюнеткой.
Ее тело, руки сохраняли запах геля «Черная орхидея», она мылась только им, Сергей мог бы с закрытыми глазами найти ее по запаху. На репетициях они подолгу бывали так близко, что ощущали тепло, холод, боль синхронно, будто соединялись, срастались. Последние недели Сергей и Кэтрин расходились только на сон, да и то неохотно. Она поднималась в комнаты, а он отправлялся в свой домик для гостей. Но бывало, что и не уходил, они подолгу болтали после ужина в гостиной, устроившись на большом кожаном диване, или валялись на медвежьей шкуре перед камином, смотрели книги, фото. Случалось, так и засыпали, Виктуся приходила, накрывала их пледами. Все время они были вместе, если не репетировали, то говорили, слушали музыку, гуляли. Иногда уезжали в город и бродили по мостам и улицам без набережных. Посещали музеи, глазели на витрины и уличных музыкантов, сидели в кафе.
Со стороны можно было принять их за туристов, но Кэтрин и Сергея мало трогали красоты Лейдена. Вживание в образы Жизели и Альберта не прекращалось ни днем ни ночью, танцовщики были словно одержимы судьбой своих героев. Это и пугало, и затягивало – Кэтрин и Сергей переставали быть собой, они, как на сцене, играли жизнь от чужого лица. Такие игры неизменно сближали, ведь между Жизелью и Альбертом была любовь.
Любовь… Запах черной орхидеи и лилий… Жизель.
Сергей и сам себе не признавался, что в нем растет страх. Предпочитая ночевку на полу в гостиной, Сергей пытался избавиться от неприятного холодка, который наползал вместе с темнотой. В первый раз это произошло примерно через неделю после его приезда в Голландию. Он, как обычно, пожелал доброй ночи Вике, Кэтрин и домочадцам и пошел к себе. У самого домика для гостей ему показалось, кто-то тронул его сзади за плечо. Сергей думал, это Кэтрин догнала его, и сказал вслух:
– Катя?
Она не ответила. Он обернулся – никого. Позвал еще, дошел до их скамьи у пруда, осмотрел все – тишина. Только луна светит полная, большая – поднялась над деревьями. Клочья мха кажутся в ее свете седыми, покачиваются на ветру, а над водой туман клубится, тянется полосами, закручивается на середине озера.
Сергей остановился заворожено, ожидание натянулось, как струна, ноги словно приросли к земле. Может, он и хотел уйти, но не мог, стоял и смотрел. Полосы сплетались в зыбкий кокон, внутри он жил, как будто наполненный табачным дымом, становился то более ярким, то снова тускнел, тогда в нем угадывалась белая человеческая фигура. Порыв ветра, и стены кокона разлетелись в стороны рваными клочьями туманных полос, сползли вниз на воду, а над ними виллиса, точно такая, как в балете. В молочно-голубоватых клубах тумана под шопенкой не видно ножек, но Сергей был уверен, что она босая. И плывет над водой прямо к нему, руки тянет, смеется, а глаза мертвые, смотрят мимо. Сергей не помнил, чтобы когда-нибудь так пугался. Страх парализовал его тело, по спине пополз холодный пот, сердце забилось болезненно часто. И не вдохнуть, как будто виллиса дотянулась и цепкими длинными пальцами схватила его за горло.
Ветер налетел сильнее, раздул туман… Сергей потер глаза, посмотрел на пруд и ничего не увидел. Тени от ветвей и мха шевелились под ногами. Стало зябко, сырость полезла под одежду, захотелось поскорее оказаться дома. Усилием воли Сергей с трудом заставил себя не бежать, идти спокойно в гостевой флигель, а не обратно в замок.
В домике для гостей он зажег свет во всех комнатах, прошел на кухню, сварил кофе, там же на кухонном столе расположился с ноутбуком. За ужином они с Викторией говорили об участии Кэтрин и Сергея в каком-нибудь серьезном балетном конкурсе. Заявки можно было подать на три, Катя не хотела ехать ни на один. Она жила только Жизелью.
Тем не менее Сергей открыл информацию по конкурсу, Вика была права – победа сыграла бы на повышение интереса к спектаклю. Про них уже писали и говорили, Макс времени даром не терял, он развернул мощную кампанию по рекламе Новых Русских Сезонов. Главным событием должна была стать премьера, и оставалось до нее полтора месяца. Вполне достаточно для того, чтобы собрать рядовой спектакль, но реставрировать первую из сохранившихся редакций? Конечно, больше времени потребуют декорации, но и в хореографии за сто лет с того времени, как «Жизель» Фокина и Бенуа покорила Париж и Лондон, изменилось многое, поколения танцовщиков добавляли, убавляли, видоизменяли. Десятки вариантов пантомимы, вставные номера. Макс задумал очистить спектакль от всего этого, но как? Да, у них в руках есть уникальная партитура с подробными пометками, сделанными со слов Анны Павловой. Если это не подделка. Сергей больше склонялся к тому, что им придется воссоздавать легенду, основываясь на собственном вИдении. Раритетными будут декорации, костюмы, а Жизель и Альберт – живыми, сегодняшними. Хореография не связанная с жизнью – мертва, им же предстояло рассказать историю о Мертвой Невесте живым языком человеческой души.
В соседней комнате послышался характерный дробный стук пуантов по паркету, кто-то перебежал из угла в угол па-де-бурре. Одновременно застучали в окно – настойчиво, часто, в две, три руки, или сколько их там? Сергея звали по имени, но в дом войти не могли, от этого сердились. Он слышал беззвучные крики, визг, смех… внутри головы, казалось, она разорвется от этого! Надо встать и посмотреть в окно, прогнать их. Но страшно, страшно… Сергея передернуло от страха и он наконец проснулся.
Увидел перед собой открытый ноутбук, чашку с недопитым кофе, рядом бутылку с коньяком. Значит, все, что было на пруду, страшная виллиса – приснилось. Странно только, почему же он не помнит, как пришел домой от пруда?
Времени было четыре утра. Сергей встал, выплеснул холодный кофе в раковину и щедро налил в чашку коньяка. Погасить свет и лечь нормально в постель – вот что он должен сделать. При свете нормально выспаться невозможно. Что за страхи дурацкие? Жил он один в квартире, когда с Максом поссорился. Кошмарами не мучился, правда, тогда и с Кэтрин не танцевал.
На следующий день Сергей пришел на репетицию с тяжелой головой и слабостью во всем теле. Кэтрин заметила это, остановилась на середине адажио, стала щупать ему лоб.
– Сережа, ты в порядке? У тебя температура, кажется.
– Да нет у меня ничего, – отмахнулся он, – коньяку вчера перебрал. Руки-ноги не шевелятся.
– Ты пил? Зачем?
– Да не знаю! Устал… Давай отдохнем.
– Давай, – она махнула Стасику, – перерыв, – и села у стены на пол.
– Нет, пошли к Виктусе, там, наверно, уже Макс приехал, он сегодня в Питер улетает по делам.
– А я не знала. Зачем ему в Питер? – Она и не думала вставать, не спеша развязывала ленты балетных туфель.
– У него кроме «Жизели» дела есть, не может он все время в Голландии жить.
– А ты?
Сергей сдался, он сел рядом с Кэтрин, прислонился к стене.
– И мне надо бы. С квартиры съехать, другую присмотреть.
– Зачем тебе? От Алекс прячешься?
– Нет! – вдруг неожиданно громко и раздраженно отрезал он. – И перестань говорить со мной о ней!
– Так ты ее любишь?
– Кэт, прошу тебя! Я серьезно обижусь.
– Да ладно тебе, Серж, врать не надо, сам-то хочешь поговорить. Я вижу, как ты смотришь на меня и задумываешься, бывает, не слышишь, что я тебе говорю. – Она стянула с ног каски, пошевелила пальцами, на белых носках Сергей увидел кровь.
– Стерла! И молчишь…
– Мне не больно, я не очень к боли чувствительна. Это ты танцевать не можешь, а мне нормально, я привыкла уже.
– Идем все-таки к Вике, мне надо Максу про квартиру сказать, а ты на таких пальцах если будешь репетировать – к премьере станешь инвалидом!
– Ну, хорошо, хорошо… А что ты мной командуешь? Я тебе не невеста.
– Ты мне партнерша. Стасик, на сегодня все, если хочешь, идем с нами в столовую. – Сергей поднялся, пошел к роялю.
Станислав сосредоточенно собирал ноты. За месяц он так и не привык к бесконечным пререканиям Сергея и Кэтрин на репетициях. Не спорили они только когда танцевали, зато в перерывах отводили душу. Потому он старался уходить или делать вид, что очень занят.
– Нет, я в столовую не пойду.
– Почему?
– Позанимаюсь еще.
– А ты вообще что-то еще делаешь по жизни, кроме этого? – Сергей хлопнул по роялю.
– Конечно, читаю, на велосипеде катаюсь.
– Ладно, не пойдешь – я тебе здесь скажу. Ты знаешь этот номер Нижинского, там еще на музыку Шопена?
– Вы про Роббинса?
– Да, там еще рояль на сцене.
– Знаю.
– Вот его попробовать надо, для гала-концерта и для конкурса.
– Я понял, ноты найду – принесу.
– Это хорошо может у нас получиться.
– Для какого конкурса? – Кэтрин уже надела мягкие балетки и подошла к ним.
– Есть несколько вариантов, это тоже надо с Максом обсудить, потому я и говорю – идем в столовую.
– Хорошо, идем, – обреченно вздохнула Кэтрин, – Стасик, пока-пока, – она помахала концертмейстеру рукой, – спасибо.
– До свидания, – глядя в сторону, ответил Станислав. Катю он по-прежнему стеснялся.
***
Пока Катя собрала шерстянки и тряпочки (1) Сергей пошел в душ, потом ждал ее. Репетицией оба остались недовольны. Устали, взмылились, а радости никакой.
Обедали сегодня в столовой у Виктории, на ее половине, замок не весь был похож на средневековый, только центральный большой зал, парадные апартаменты и прихожая, а те помещения, что в глубине, – светлые, просторные. Именно там находился малый балетный класс, гостиная, столовая, две спальни – Виктории и Кати. Оттуда и доносились звуки фортепиано, голоса Виктории, Макса, Адриана и чей-то женский, незнакомый.
Еще в переходе с зеркалами и прозрачным стеклянным потолком Сергей услышал Макса, который говорил на повышенных тонах, с воодушевлением.
– Нет, Роббинс (2)совсем не то, что нам надо! Для концерта, еще может быть, но на конкурс вяло. Там надо нечто такое, с трюками, чтобы потрясти публику.
– Нет, ты посмотри! Стас – болтун, находка для шпиона, – возмутился Сергей. – Кто его просил?
– Да ладно тебе, он же хочет как лучше, – засмеялась Катя. – Только я все равно ничего не понимаю, что вы затеяли. Нам со спектаклем бы успеть.
– «Жизель» мы за пять репетиций соберем, ты все знаешь, я тоже. Максим предлагает участие в конкурсе. Чтобы сделать тебя звездой первой величины. Тебя можно подавать в младшую группу участников, а это большая свобода выбора в программе.
Они дошли до конца коридора. В проеме распахнутой двустворчатой двери был виден тщательно сервированный обеденный стол и за ним вся компания.
– Так это Ингрид к нам выбралась наконец, – обрадовалась Катя, взмахнула руками и побежала вперед. – Ингрид! Ты сегодня прилетела?
Последовали приветственные объятия со светловолосой незнакомой Сергею женщиной. Когда он подошел, Виктория представила их друг другу.
– Сереженька, познакомься, это Ингрид Берг, педагог по гимнастике, мастер спорта. Сергей – наш премьер из Петербурга.
– Очень приятно, – отозвался Сергей.
Премьер… Он уже заподозрил неладное и вопросительно смотрел на Макса.
– Ингрид будет заниматься с вами вместе с Натаном Вершховеном, только он сможет расшифровать, что там запечатано в записях Павловой и других, – предвосхитил вопросы Макс.
– Ты о чем? Каких других? – Сергей подвинул стул для Кати, сам сел рядом с ней.
– А мы еще архивы раскопали, там номера концертные, полно всего, но невнятно, нужен хороший педагог по современному балету, они в этом лучше нас классиков понимают, – Виктория наливала в тарелки суп, ароматный пар поднимался над белой фарфоровой супницей.
На половине Виктуси в интерьере преобладал белый цвет. Это касалось стен, мебели, штор и жалюзи, даже посуды. В гостиной красовался белый рояль. Оттуда-то и доносилась спокойная нежная мелодия, не трудно было догадаться, кто играет Шумана.
– А зачем нам педагог по современному танцу и гимнастике? – Катя взяла тарелку и поставила перед Сергеем. – Ешь, чтобы руки-ноги ворочались.
– А затем, чтобы потрясти жюри международного конкурса необычными номерами, – хлопнул ладонью по столу Макс. – Заявку надо подавать срочно, сегодня последний день, вечером я полечу, не в Петербург – в Москву. Так что ешьте суп и будем думать, какие номера ставить.
– Ну, знаешь ли, Макс. На современный балет я не подписывался. Может, ты еще Фиму Манфея в репетиторы пригласишь? – Сергей отложил ложку, есть расхотелось.
Макс сделал вид, что не услышал раздражения в тоне Сергея. И это был привычный ход, который Сергей ненавидел. Из-за единоличных решений Макса они и ссорились, больше не из-за чего было.
– Современный только один номер можно. А остальное из предложенной программы или наше, хорошо брать с Сезонов Дягилева, но они же сундучные – восстанавливая, надо украсить, усложнить. От нас ждут сенсации.
– Кто? – в один голос спросили Катя и Сергей.
– Публика, высшее общество, родственники Адриана, жюри конкурса. Весь театральный мир. Ты, Серж, не понимаешь, мы сейчас зажигаем новую звезду балета.
– Кэтрин… Нет, лучше по-русски – Екатерина Звягинцева, – пробуя слово на вкус, оценивая звучание, отчетливо произнесла Вика. – Эффектно, для афиш хорошо. И вместе прекрасно – Екатерина Звягинцева и Сергей Залесский
При этих ее словах Адриан кивнул. Он сидел молча, слушал, было видно, что одобряет. А она окончательно приняла эстафету у Макса и продолжила убеждать Сергея.
– Максим с Адрианом многое обсудили, еще в первый день, как приехали сюда. Результат уже есть.
– И впечатляющий, – подтвердил Максим, – а охвачен пока Интернет и некоторые издания, никакой визуальной рекламы. Для нее рано.
– А планируется? – Сергей разозлился на Макса, он почувствовал себя пешкой в чужой игре. И не в первый раз такое. Почему Виктория терпит? Зачем позволила мужу сближаться с Максимом?
Вика, которая сидела по другую сторону рядом с Сергеем, тронула его за руку.
– Ты, Сережа, не горячись, мы все еще раньше обдумали, как нам Катю выводить на уровень примы. Про конкурс только упустили. А Адриан и Макс правы, надо помелькать, засветиться на хорошем международном уровне. И лучше в Москве, вы же с Катей русские. Нам Гран-при надо, а не просто участие. Для этого программа убойная и вот то, что Максим сказал – удивить, потрясти…
– Я понял, нечто шедевральное, спино-ного-ломательное. Это у меня все уже было! Вот что, дорогие мои, я соглашался на «Жизель», с тем и ехал сюда, а вы устроили… Что это? – Сергей прислушался. – Что он играет?
Спокойная музыка, которая фоном сопровождала их спор, сменилась другой, взволнованной, быстрой, чувственной.
– Это «Весенние воды» Рахманинова! – узнала Катя. – Он такой… такой! Сережа, пожалуйста, если современное – я хочу этот номер! Вика, я хочу!
– Да ты представляешь, какие там поддержки верхние? – Вика встала, хотела идти в гостиную к Стасику. – Я же сказала ему, этот и пробовать не надо.
– Надо, пожалуйста! Я видела записи. Я мечтала! Сережа, мы это сделаем с тобой.
– Сговорились, – Сергей закрыл лицо рукой…
А музыка так и лезла в душу! И как этот черт Стасик играет, наизнанку чувства выворачивает. Хуже, чем стриптиз.
– Клянусь, что нет, не сговаривались мы. – Видно было, что Максим не врет и не меньше Виктории смущен Катиным порывом. – Вика права, опасно это, зачем так рисковать? Мы обойдемся малой кровью.
– Подожди, Макс, – Сергей слушал фортепиано, против этой музыки Рахманинова невозможно было устоять. Она неслась, рвалась вперед, летела, сверкала. – Да, пожалуй, можно «Весенние воды» попробовать…
– Я сейчас, сейчас хочу начать! – вскочила из-за стола Катя. – Сережа, пожалуйста, пойдем в зал.
– Ну что ты, надо репетитора, – остановила ее Вика. – Я подумаю, с кем связаться.
– Нет, сейчас, вот же записи есть. Максим, найди, их много, доставай свой ноут. Посмотрим и сделаем сами. Стасик сыграет, он так играет!
– Да, он большой музыкант, ему бы тоже на конкурс, – сказал Адриан. – Но сначала вы с Сергеем.
***
Катя и Сергей опять шли по парку. Ее тянуло к пруду, солнечным днем там было даже приятно.
– Идем Ваську покормим, я булку взяла, немножко ему можно. – Возбуждение Кати сменилось задумчивостью, это отвлекло Сергея от воспоминаний о ночных видениях. Да и было ли что, скорее, приснилось, слишком резко они взяли с репетициями, так нельзя, сломаться можно.
– Хочешь, завтра устроим день отдыха, в город поедем? – спросил он.
– Хочу, – неожиданно легко согласилась Катя. – Мне нравится с тобой ездить.
– Почему?
– А ты не обхаживаешь.
Сергей усмехнулся – другая бы обиделась, а эта рада. Вне сцены он общался с ней по-дружески, вернее, вне репетиционного зала, потому что до сцены дело еще не дошло.
Катя покормила лебедя, присела у самой кромки, протянула руку, Васька неловко выбирал булку с раскрытой ладони. Сергей стоял, смотрел. Под солнцем вода в пруду не казалась темной, она отражала ясное небо, ветра не было, кусты, деревья составляли на водной глади перевернутую картину мира. И в ней Васька собирал куски булки с ладони Кати, а Сергей так же стоял рядом. И двойники казались более живыми, ярче, отчетливей.
– Скажи, а в домике для гостей кто-то жил раньше? – без всякой связи спросил Сергей.
– Нет, он всегда пустой стоял, гости в замке живут, там полно комнат. А почему ты спрашиваешь?
– Просто…
– Смотри, как осторожно берет, не то что белые руку щиплют, – она бросила остатки булки в воду, – это потому, что он пуганый, большие его долбают. Бедный Васька, – она погладила лебедя, – а он не злой и красивый. А те гуси жирные. Идем на нашу скамейку, – предложила она, – сядем, как Альберт с Жизелью сидели. Любит, не любит – она гадала и все у нее правильно вышло. А он обманул. Я хочу это так показать, чтобы ее жалко стало, уже тогда, в первом акте. Альберт с самого начала обманул, и никакая любовь тут не оправдание. В любви врать нельзя!
Они дошли до скамейки, сели рядом, Катя прислонилась к Сергею спиной, откинула голову на его плечо.
– Альберт не врал, – вздохнул он, – он любил. Может, в первый раз увидел Жизель и влюбился, про невесту забыл, про свой графский титул. И потом он все не мог простить себе, что обманул ее с цветком, и так ведь любил. А потом она умерла, и он не успел ничего объяснить. Это часто бывает: человек уходит и все, а ты думал, успеешь ему все сказать. Не обязательно умирает, иногда просто уезжает.
– Или погибает в автокатастрофе.
– Ну вот! Я опять… Прости.
– Нет, это я опять, все думаю, думаю. Только когда танцую – не думаю, там все хорошо. А у меня тут, – она стукнула себя кулаком в грудь, – плохо, плохо, плохо.
– Перестань, нельзя так.
– А вот скажи, если бы ты не парней любил, а девушек, то меня смог бы? Как… Нет! Не как кого-то, а именно меня? Или я совсем неправильная? А жениться на мне мог бы? Вика хочет, чтобы мы поженились.
– Что?! – Сергей взял ее за плечи, отодвинул от себя, встал. – Как это – поженились?
– Да! И стали самой красивой балетной парой в мире, – она расхохоталась. – Ты, Сережа, наивный такой, Максим ее в этом поддерживает. Это же пиар.
– Да они с ума посходили! Глупость какая… Ну ладно, Макс идиот, но Вика? Придумать такую чушь… Нет, я не в том смысле, что ты не подходишь. Ты очень красивая и ты мне нравишься но… Да, – он стоял перед ней, – идиот, скорее, я…
Катя хохотала, закрыв лицо ладонями, не могла остановиться.
– Ах, Боже мой, бедный Серж… А-ха-ха… Ты тоже мне нравишься. Так давай поженимся, жалко, что ли? – перестала смеяться. – Значит, не согласился бы? Я так и думала.
– Катя, ну что ты? Разве это так должно быть?
– А у меня все так, не я решаю. Сядь, я тебе расскажу, хочешь?
– О чем?
– О моей жизни. Как Золушка стала Принцессой. Садись, я долго буду рассказывать, а надоест – уйдешь.
– Не уйду.
Сергей опять сел, но на расстоянии от Кэтрин, видел, как она сосредоточилась, ушла в себя. «Как перед вариациями», – невольно сравнил он. Все танцем меряется, есть ли у них другая жизнь? Вне его. Сейчас Катя не хочет, чтобы к ней прикасались, больно ей.
Словно отвечая на его вопрос, Катя медленно начала.
– Я уже и не помню, когда сама за себя решала. Ничего не помню, никакой свободной жизни без указки. Сначала воспитатели и старшие, это недолго было. А потом Вика, она меня любит и маму любила. Вот ради мамы старается. Да нет, ради себя…
Она замолчала, смотрела на пруд. Солнце село за деревья, сразу потемнело, Васька потоптался на берегу и пошел в воду, поплыл к островку прятаться в домик. Катя уходить не собиралась.
– Да, ради себя, я это поняла не сразу. Мне бы бежать, да некуда! А она не знает, думает, что все хорошо делала.
– Что делала?
– То же, что и теперь, приму-балерину. С шести лет. А что я тогда понимала? Мне если и не нравилось, Вика умела уговорить. Меня и растягивали, и подъем ломали (3) специальной штукой деревянной, это лучше, чем под диван ноги засовывать, но больнее. И бесконечный коврик (4), а потом палка, палка, палка – середина. Прыжки, пальцы, прыжки, пальцы. Ты и сам знаешь, как это, только у меня раньше было, чем у всех.
Конечно, я стала первой, гордилась. А Вика радовалась. Мне такие костюмы шили! Я была как Фея кукол, мальчикам нравилась. Только не так… Все же знали, кто я, в класс их приглашали, со мной лучших ставили. Они мечтали со мной танцевать, а Вика выбирала. Когда я Машу в «Щелкунчике» танцевала, Принца пригласили из Королевского балета, а спектакль на меня ставили. Вся школа участвовала, и все знали, что это ради меня. Мы и во дворце выступали, перед королем и королевой. И с тобой будем, куда денемся. – Она вздохнула, нахмурилась. – Вилли, это Принц Щелкунчик, он говорил, что любит, но обманывал. Дурачок, решил, что Вика позволит или смирится, когда узнает. – Катя опустила глаза, даже не сказала, а прошептала: – Он приставал… Думал, я не расскажу. А я рассказала, его выгнали из театра, теперь он меня ненавидит, наверно. А говорил, что любит. Многие говорят, но я-то знаю, что из-за денег. Не надоело еще слушать мои жалобы?
Сергей покачал головой, что говорить, он не знал. Представил себе пятилетнюю девочку, из которой методично лепили вундеркинда, девочку-подростка, девушку… У Кати было все, о чем многие только мечтают, но самого простого, человеческого не было. Виктуся поработила ее любовью, танцем, заставила проживать чужую судьбу. А он, выходит, пособник.
– Вот и тебя Виктория выбрала, может, она тебя любила, а? Когда рассказывала мне, какой ты – прямо окрылялась. А когда мы «Жизель» с ней делали, то через каждое слово «Сережа то, Сережа се, мы с Сережей вот так», фото мне ваши показывала и твои, когда ты у Манфея работал. Я про тебя много знаю. Но про Макса она не говорила.
– И до Макса всякое бывало, а до Манфея я из балета уходил. В гимнастику. Обычно наоборот ходят, взять хотя бы Мессерера, он в шестнадцать лет пришел в балет с гимнастики. Знаешь, ты не обращай внимания на дурацкие планы Макса и Вики, если бы я знал, то не согласился бы ни за что.
– Я думаю, они и сами не знали, сначала только про спектакль. А теперь и это придумали. Ты уедешь теперь?
– Нет! Виктуся не все тебе рассказала, не так все было безоблачно. Подставил я ее крепко, перед самой премьерой. Просто ушел и все.
– Почему?
– Думал, любовь…
– Ну и не надо нам ее, проживем. Вот у Альберта с Жизелью была, а что вышло? Ты куда смотришь, Сережа? На лебедей?
– Нет, они спать ушли. А хочешь, ко мне пойдем, еще записи посмотрим?
Сергей не мог признаться Кате, что не хочет оставаться в домике один. В душе он молился, чтобы она согласилась.
– Ты меня в гости зовешь?
– Ну да. И обещаю, что обхаживать не буду. – А сам обнял ее за плечи. – Хорошо, что ты мне все рассказала.
– Да.
– Идем, а то ветер задул, спину протянет. В гостевом у меня тоже камин можно разжечь, я дрова там видел.
Они поднялись и пошли в обнимку, обоим стало легче, что прислонили друг к другу свои одиночества. Про странные сны и вилис Сергей рассказывать Кате не стал.
Впереди маячил Международный конкурс, а до него еще столько надо успеть. И, конечно, «Жизель».
Так началась у Кати и Сергея их странная совместная жизнь. Мало того, что все окружающие подталкивали их к сближению, что подготовка к Конкурсу и работа над спектаклем длились двадцать четыре часа в сутки и время это они проводили вместе, преимущественно в тесном контакте, они и сами хотели близости. Больше – духовной.
В репетиционном зале, в поисках содержания и смысла образов, в оттачивании до идеального дуэтов они настолько привыкли касаться друг друга, доверять, угадывать, что это стало чем-то гораздо большим обычного влечения, какое бывает между мужчиной и женщиной. К этому их и не тянуло. Любовь Альберта и Жизели, неосуществленная, разбросанная смертью по разные стороны границы мира живых и теней и все же настоящая, реальная всего на несколько часов, от полуночи до рассвета, провозглашала свои законы близости. И они становились единственно правильными, непреложными. Доверие, желание оберегать и, более всего, стремление закрыться от недружелюбного окружающего мира. А для этих двоих мир оказался именно таким. Противопоставить ему они могли лишь одно – желание быть вместе. Не только во время репетиций или прогулок. Всегда.
Катя перебралась в домик для гостей. Виктория не спорила, не запрещала, она с беспокойством смотрела на племянницу, угадывая неладное, не то, чего хотела бы. Сергею только один раз сказала:
– Ты, Сережа, ее не обижай, и так ей досталось. Я хочу, чтобы у вас все хорошо было.
А Сергей не стал ни разуверять ее, ни упрекать в дурацких замыслах. Планы Максима, странные при тех отношениях, что были между ними, но вполне объяснимые в мире рекламы, бизнеса и театра – Сергей еще не принял, но уже и не отвергал. Виктории он ответил уклончиво:
– Я постараюсь так сделать, чтобы Кэтрин было хорошо. И не обижу так, как тебя когда-то…
Больше они с Викой это не обсуждали.
Максиму дали карт-бланш на общение с прессой, и он развернул целую кампанию по созданию и продвижению романтической истории Альберта и Жизели, которые в реальной жизни оказались более счастливы, чем на сцене, и близки к тому, чтобы приобрести обручальные кольца и объявить о помолвке.
***
Мсье Поль – все называли его так – Поль Шарден, балетмейстер с мировым именем, в жизни производил впечатление весьма странного человека. Самым первым, что бросалось в глаза, была его всклоченная шевелюра. Он поминутно запускал пальцы в темные с проседью мелко вьющиеся волосы, особенно когда с воодушевлением что-то объяснял. Он их дергал, крутил, откидывал со лба, при этом глаза излучали добрый свет, а видел мсье Поль человека насквозь. В душу заглядывал. Он не был строг, не вызывал благоговения, и с трудом верилось, что этот земной, доступный человек поставил спектакли, которые уже вошли в историю мирового балета.
Каким образом Максу удалось заполучить Шардена, при том, что рабочий график у того был расписан на два года вперед, никто не знал, но удалось. Максим слетал в Париж и вернулся вместе с мсье Полем и подписанным им контрактом на возобновление «Жизели» и концертных номеров. Предполагалось, что и к конкурсу готовить Кэтрин и Сергея будет он же. Конечно, Шарден не мог бросить все и жить в Лейдене, но он периодически прилетал для уроков, оставался на неделю, на две, и тогда работа кипела во всех направлениях.
Что касается «Жизели» – над ней мсье Поль думал неотступно, возил с собой сканы дневников и все те архивные записи, что откопал Макс.
Шарден свел Максима с кутюрье, и бренд модного дома Жана Клода Бертье осенил заведомой славой костюмы, которые шили по старым эскизам, добавляя что-то новое. Театральные художники охотно взялись сотрудничать с кутюрье, и результат превзошел все ожидания. Костюмы получили особый шик подиума высокой моды. Материалы, отделка, концепция. Два мира – живых и вилис – вдохновили Бертье на новую рождественскую коллекцию, он назвал ее «Сны». Это было неожиданно, нравилось прессе и подогревало интерес к премьере «Жизели».
Бертье лично разработал костюмы и для конкурсных номеров. Особенно хороши оказались «Весенние воды».
– Водопад в половодье и прилет лебедей, – так говорил о содержании этого образа Жан Клод, главным считая движение. – Ни секунды статики. Ткань живет, живет, летит… Немного блеска, зеленое на белом. Это как таяние снега и ледоход, подснежники и вода, вода, всюду вода.
Невероятно легкий струящийся материал для туники Кэтрин Бертье выбирал сам. Он воодушевлялся, заражая идеей всех окружающих.
– Белый, только белый, как птица в небе. Она должна быть не лебедем, а полетом лебедя, распахнутыми крыльями, устремлением. И немного зеленого, вот здесь, гирлянду от плеча вниз, как у вакханки. – Бертье быстро чиркал карандашом по эскизу. – А для мужчины больше, больше зелени на хитоне. А материала меньше, – одобрительно охватывал он взглядом фигуру Сергея, – зачем нам скрывать торс атлета? У меня будет к вам предложение, Серж, вы же еще не пробовали себя на подиуме? Но это потом, потом, после конкурса…
***
Сергей стоял перед зеркалом и чувствовал себя неловко. Публичная примерка – не новость, ему ли смущаться, казалось бы, сцена и жизнь приучили ко всему. Но сейчас, когда Виктория и Катя смотрели на него влюбленными глазами, поправляли, разглаживали, щупали то, что Бертье называл «хитон», а на деле было его отсутствием, Сергей отводил глаза в сторону и натянуто улыбался.
Между тем вторым корпусом за Виктусей и Катей маячили Шарден, Бертье и Макс и одобрительно кивали.
Сергей всегда поражался, как Максу удается оказываться именно там, где надо, чтобы найти подходящих людей, потом сводить их и получать блестящий результат? Вот «Жизель». Сначала он прошелся по архивам, потом выкупил списанный хлам, теперь разыскал спонсоров, убедил балетмейстера, кутюрье и Адриана. Хотя Адриана еще раньше убедила Вика. И как это все счастливо сложилось.
Легок на помине, в комнату вошел Адриан. Сначала он расплылся в лучезарной улыбке и обнял Виктусю, потом поздоровался со всеми. И сообщил:
– Мы приглашены на прием во дворец, праздник в честь наследника престола. Будет пикник, обед и представление для гостей, все на открытом воздухе, на террасах дворца и в саду. На пруду уже строят сцену.
