Текст книги "Каспий, 1920 год"

Автор книги: Иван Исаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Вражеская агитация запугала многих, и часть моряков совершенно напрасно тоже бежала в Решт. Что же касается офицеров, юнкеров, кадетов и даже гимназистов, которыми заполняли редеющие команды, особенно после Петровска и Баку, то эти совершенно сознательно бросились в глубь чужой страны во главе с капитаном 2-го ранга Бушеном, который после дезертирства контр-адмирала Сергеева считал себя «командующим Добровольческим флотом на Каспийском море».

Скатертью дорога! Очевидно, они не знали, что часть их друзей уже служит своей родине в рядах РККФ, честным трудом стараясь искупить свои ошибки.

Прежде всего я заставил выйти или вывести на буксире все трофейные суда на внешний рейд. Благо погода была сносная. Надо было их оторвать от города, куда по привычке, укоренившейся при белых, кое-кто «сплавлял» инструмент, белье и другой инвентарь. А с берега надо было пресечь поток спиртных напитков, что тоже было уже установившейся традицией.

Бегло, на глаз, определив состояние судна, выделив из оставшихся старшин, посадив своего коменданта (с «Деятельного») и добавив нехватку машинистов и кочегаров, выделенных с эскадры, мы начали отправлять суда в Баку с вечера 19 мая.

Кое– кто пошел на буксире у более надежного собрата.

А на остальные пришлось распределить моряков, специально присланных из Баку на третьи сутки.

Гаврилов настаивал, чтобы трофейные суда грузили трофейным имуществом для доставки в Баку, и он по-своему был прав. Поэтому кое-кого вводили в порт, грузили на палубы или в трюмы, после этого опять выводили на рейд для формирования своеобразных конвоев.

Конечно, никакого строя или «совместного плавания» не было. Но на каждые четыре или пять судов, растянувшихся на десять-двадцать миль, назначался один крейсер или миноносец, который и присматривал за порядком, учитывая нехватку штурманов и машинной команды.

К счастью для меня, «Деятельный» был отозван в Баку на третьи или четвертые сутки, и я с удовольствием передал свои обязанности командиру «Дельного» Бетковскому, пришедшему в Энзели 19 мая.

Церковные ценности

Что не все из оставшихся на борту были святыми, доказывает такой случай.

Обходя на катере свое хозяйство, стоявшее на якорях, мы заметили, что на одном из транспортов не спущен трап, нет вахтенного и никто даже не выглядывает за борт. После крепких слов сопровождающего меня Гридина очень неохотно был сброшен штормтрап.

Пять или шесть расхристанных морячков, оказавшихся на палубе, были полупьяными. Но хуже было то, что мы прервали дележку церковной утвари (иконы, кадила, кресты, книги в окладах и т.д.), вываливавшейся из вскрытого топором ящика и наспех прикрытого брезентом при нашем появлении.

После громкого заявления, что они «борются с религией, уничтожая предметы культа», и после наглого предложения войти в долю мне впервые в эту кампанию пришлось потянуться за наганом.

Спасибо Гридину, а также мотористу и рулевому катера, стоявшего под бортом с выключенным мотором. Борцы с религией забыли о катере при анализе соотношения сил.

На что они могли рассчитывать? Ни на что.

Это было затмение мозгов у людей, которые в полдень с непокрытой головой пили водку не закусывая, на верхней палубе, находясь на параллели 37 градусов 30 минут. Я южанин и знаю, что в таких условиях пить раньше захода солнца не рекомендуется, поэтому все преимущества были на моей стороне.

(Кстати, о судьбе этих ценностей, которые оказались в нескольких ящиках. По приходе в Баку доложил. Получил приказание передать все местной православной епископии, что и было выполнено.)

Комендор «Деятельного» Владимир Гридин не побоялся остаться один на борту с воинствующими атеистами, которые через полчаса уже были менее воинственными и заколачивали ящики с церковным серебром. После этого, получив всего только трех-четырех наших моряков, Гридин в качестве и коменданта и капитана довел транспорт благополучно до Баку.

Когда командующий с начальником штаба обходил прибывающие из Энзели суда, которые они там не имели случая осмотреть, то на палубе «Эдисона» {136}произошла трогательная сцена.

А.В. Кукель, не дав коменданту закончить рапорт комфлоту, вдруг вскрикнул:

– Гридин!

– Так точно… Гридин!

Тогда начальник штаба, обняв и расцеловав его, стал объяснять комфлоту свое неуставное поведение:

– Понимаете… это Гридин с «Керчи». Ведь и вы, Федор Федорович, видели нашу печальную работу в Новороссийске? Так вот, Гридин был заместителем председателя судового комитета! Жили и работали душа в душу. Отчаянный человек! И кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь после Энзелийской операции?

Посмотрев на золотую надпись на бескозырке («Деятельный»), комфлот, обращаясь ко мне, спросил:

– Это, значит, он у вас служит? Ну как?… Не бузит?

Пришлось заверить, что комендор с «Керчи» хоть и крепкий орешек, но моряк и комендор первоклассный.

Улыбающийся комфлот закончил эту оценку брошенным в воздух:

– Представить к награде!

– Есть! – ответили начштаб и я одновременно.

Атаманский значок

Еще вечером 18 мая, бегло осматривая трофейные корабли и устанавливая на них свой караул, я с группой попал на палубу вражеского флагмана.

На «Президенте Крюгере», на котором месяцами жил первый оккупант Баку английский генерал Денстервиль со своим штабом, в «директорском салоне» мы с Гридиным нашли еще теплую брошенную койку с альковом, шикарным бельем и полковничьим кителем с серебряными аксельбантами генерального штаба в петлице.

Хозяин каюты так спешил, что не успел прихватить ничего, кроме пистолета и бумажника.

Китель он бросил сознательно, так как пижамная куртка, очевидно, должна была отныне маскировать его далеко не легкое прошлое.

Но самым примечательным в салоне оказался «атаманский значок», который в качестве священной реликвии был прикреплен наискось на переборке.

К бамбуковому древку с кожаной петлей для стремени и золотым копьевидным наконечником {137} было прибито небольшое квадратное полотнище из темно-красного (бордо) бархата, с вытканным золотом по краям орнаментом. Полотнище было толстое и твердое, как лист жести, с маленькими кисточками по углам.

Посредине стоял на задних лапах грозный медведь, тоже вытканный золотом, вместе с надписью, сделанной славянской вязью: «Никто не тронет меня безнаказанно».

Сопровождающий нас крюгеровский боцман почтительно доложил, что в каюте последнее время жил адъютант Бичерахова, а «значок – собственный его превосходительства, а оставлен был обратно на хранение».

Очевидно, отбывая в Париж, Бичерахов догадался, что там ему атаманский значок не пригодится.

Видя трепет боцмана, Гридин не выдержал и… как он выразился, «подергал за бороду медведя».

– Авось на этот раз… обойдется безнаказанно! – с задором сказал Владимир Гридин и с грустным раздумьем прибавил: – А сколько душ он… загубил безнаказанно!…

Оценка операции

Вряд ли было бы целесообразно излагать личные выводы и оценки автора – он является одним из участников операции, а следовательно, ему трудно будет избежать некоторой доли субъективности в своих суждениях. Надо полагать, что больше пользы даст опубликование некоторых документов и выписок из них, относящихся к оценке Энзелийской операции. При этом если использовать разнообразные советские источники и дополнить их английскими, то можно рассчитывать на достаточную объективность общего впечатления от результатов этой своеобразной операции, приведшей к окончанию интервенции и ликвидации добровольческих сил на Каспийском море.

Прежде всего надо напомнить похвалу такого высокого органа нашей государственной власти, каким был Совет Труда и Обороны Республики (сокращенно СТО), возглавляемый В.И. Лениным.

Уже через двое суток после окончания операции – 21 мая – СТО, ставя ближайшую и самую главную задачу Каспийской флотилии, так оценил итоги ее деятельности:

«После Того, как Вы блистательно справились с возложенной боевой задачей, Совет Труда и Обороны временно поручает Вам важную для социалистической республики задачу, именно вывоз нефти из Баку на Астрахань…»

Эта выписка из протокола пленарного заседания СТО говорит не только об исключительно высокой оценке завершающей операции, но одновременно она указывает, насколько важна была в то время для государства проблема снабжения нефтью советской промышленности и транспорта.

* * *

Следующим по значимости отзывом об изменении обстановки, которое произошло в результате Энзелийской операции, надо считать передовую статью «Правды», специально посвященную этому событию и опубликованную утром следующего дня (22 мая 1920 года) под характерным заголовком: «Каспийское море – советское море».

Яркая и боевая передовица центрального органа РКП(б) начиналась фразой: «Разбойник всегда остается разбойником… Так было и с русскими белогвардейцами…»

И после краткого описания грабежа, учиненного белыми на Кавказе, и бегства их в Иран «Правда», из дипломатических соображений, не упоминая о тех, кто помогал им и прикрывал своим оружием, продолжала:

«…Но белогвардейские разбойники просчитались. Наш Красный флот нашел их в Энзели… Теперь они не могут грабить и топить наши пароходы в Каспийском море. Разбой на этом море уничтожен. Каспийское море превращается в «честное советское море».

Своей передовой статьей «Правда» извещала советский народ о том, что захват «всего флота и всего награбленного» и установление безопасности мореплавания явились главным итогом Энзелийской операции. Вот почему так убедительно звучала концовка: «Наш Красный флот не отстает в своей доблести от нашей Красной Армии» {138}.

В этот день не только каспийцы, но и все моряки Балтики, Азовского моря и других речных и озерных флотилий с радостью и удовлетворением читали эту оценку их заслуг, так как сопоставление с Красной Армией было сделано в тот момент, когда ее полки и дивизии героически и самоотверженно сражались с полчищами, организованными Антантой для так называемого третьего похода на Советскую Россию.

* * *

Командующий морскими силами А.В. Немитц, который давал директивные указания на эту операцию, после получения первых донесений об ее окончании лаконично, но точно оценил действия флотилии:

«Поздравляю с победоносным окончанием военной кампании на Каспийском море. Доблестный Красный флот блестяще выполнил возложенную на него Советской Республикой боевую задачу первостепенной важности. 21 мая 1920 г. Коморси Немитц. Комиссар Гайлис».

Революционный Военный Совет Республики не спешил. Свои выводы он сделал не под впечатлением первых реляций или восторженных телеграмм из Баку, а после доставки фельдъегерями отчетных документов как флотилии, так и армейского командования и Азербайджанского ревкома. На основе изучения всех материалов только 7 июня в Москве был подписан итоговый приказ № 1016, когда плоды энзелийской победы в виде восемнадцати больших судов, не считая трофейных грузов на них, средних и малых шхун и шаланд, стояли на бакинском рейде.

Уже на следующий день в Баку, когда был получен текст приказа (по телеграфу), мы читали и перечитывали с волнением:

«…За проявленную боевую доблесть, энергию и преданность делу защиты интересов пролетариата Революционный Военный Совет Республики постановил:

а) передать всем командирам, комиссарам и всему личному составу флотилии товарищеский привет и благодарность…

…в) наградить Каспийскую флотилию Почетным Знаменем…» {139}

Это было замечательно! Товарищеский привет от высшего командования произвел на многих моряков большее впечатление, чем указание о представлениях к наградам. Но особенно ценным явилось упоминание о преданности интересам пролетариата, – мы сами, увлеченные профессиональными особенностями операции, как-то не задумывались о политической сущности происходящего. И то и другое из оценки Реввоенсовета помогло нам в спорах с теми скептически настроенными товарищами, которые привыкли значительность боевых действий измерять количеством убитых и раненых.

Можно сказать, что с каждым последующим днем значимость победы Каспийской флотилии все возрастала, потому что реальные последствия разгрома осиного гнезда в Энзели вполне ощутимо выражались в ежедневно возраставшем количестве вывозимой из Баку нефти, острую потребность в которой продолжали испытывать промышленность и транспорт РСФСР. Вот почему в отчете, представленном Морведом VIII Всероссийскому съезду Советов в декабре 1920 года, вновь были изложены подробности относительно Энзелийской операции и дана следующая оценка ее итогов:

«…Этим последним актом Каспийская флотилия блестяще закончила возложенную на нее задачу овладения господством на Каспийском море, дав возможность стране свободно вывозить нефть – этот могучий двигатель промышленности».

Если наши официальные органы печати и официаль-ные публикации деликатно обходили вопрос об участии англичан в Энзелийской операции, то Лариса Рейснер не пощадила интервентов:

«18 мая 1920 года регулярные войска Великобритании впервые на Востоке были побиты в открытом бою и отступили, едва выкупившись из позорного плена…» {140} Возможно, что она не знала о пленении турками английского генерала Таунсенда в апреле 1916 года в Кут-эль-Амаре и о скандальной попытке его выкупить из плена и потому немного ошиблась в статистике британских поражений. Но, очевидно, Лариса Рейснер не ошиблась в том, что в Багдадской операции не было энзелийской концовки: «…Уходя, они в хвосте обоза вытаскивали какие-то ванны (частное имущество майора), рояли и вообще культурные принадлежности…»

Были и такие своеобразные сообщения, опубликованные хотя и в морском журнале, но в явно кавалерийском стиле: «18 мая 1920 г. лихим ударом был взят порт Энзели, а вместе с ним и весь судовой состав белогвардейского и английского флота» {141}.

В положительном духе дают оценку позднейшие советские авторы, изучавшие итоги операции на основе анализа исторических документов и свидетельств современников. К ним могут быть отнесены А.К. Селяничев, Р.Н. Мордвинов, А.Б. Кадишев, А.А. Маковский и Б.М. Радченко и многие другие.

Мы сознательно опускаем оценки и выводы непосредственных участников операции, даже вполне правдивые, на наш взгляд (Н.Ю. Озаровский, К.И. Самойлов, В.А. Кукель и многие другие), чтобы исключить возможность упреков в субъективизме подобных суждений. Это тем более целесообразно, что некоторые из рассказчиков либо позабыли многие факты, либо немного погрешили перед истиной. К числу последних относится прежде всего сам комфлот Ф.Ф. Раскольников, свидетельства которого надо принимать очень осторожно и с большими коррективами.

Его заслуг нельзя отрицать как в руководстве по проведению всей кампании 1920 года, так и при проведении заключительной операции. Но если оставить в стороне восторженные и немного экзальтированные донесения в Москву, то надо сказать, что позже в ответах и особенно в воспоминаниях он был очень нескромен и полностью извратил «авторство» Энзелийской операции. Серьезнейшее государственное решение, в принятии которого, как видно из документов, принимали участие тт. Склянский, Каменев, Чичерин и Немитц (то есть быть или не быть операции, высаживать ли десант на персидскую территорию или нет и т.д.), Раскольников приписал персонально только себе, скрыв от всех директивную телеграмму коморси Немитца, полученную в Баку еще 1 мая.

Есть все основания утверждать, что никто из перечисленных товарищей, обсуждавших проект директивы на проведение Энзелийской операции, не рискнул взять на себя окончательное решение, и оно было санкционировано В.И. Лениным. Хотя пока еще не найдены экземпляры документов с его пометками, но Владимиру Ильичу дважды представлялись письменные доклады с просьбой утвердить основные положения намечаемого плана, вторые оттиски которых сохранились, так же как и директивные указания, данные комфлоту.

Раскольников воспользовался тем обстоятельством, что, по предложению наркоминдела Чичерина, комфлоту было приказано заявить персидским властям, что он действует по своему личному усмотрению, помимо Москвы. Но Раскольников пошел дальше и приписал себе не только инициативу в замысле и проведении операции, но и все действия флагманов, штаба и даже управления огнем отдельных кораблей.

Поскольку все же в его документах и рассказах есть некоторые интересные детали, их нельзя исключать из обихода наших исследователей.

…В заключение надо хотя бы очень кратко показать реакцию врагов всех мастей на последствия, происшедшие после финала в Энзели.

Как реагировали белые на операцию?

Участники разбежались. Оценивать поражение было некому. Врангелю, которому формально подчинялись «все части Юга России», или его историкам и публицистам меньше всего было на руку писать об еще одном поражении, почему и ликвидация добровольческих сил на Каспийском море не попала в реляции.

Что касается английской оценки Энзелийской операции, то самым красноречивым является молчание о ней.

Нельзя сказать, что вообще отсутствует литература о событиях на Каспии, в Баку или в Персии. Помимо официальной истории, выпущенной в Лондоне, на английском языке издано значительное количество воспоминаний непосредственных участников или свидетелей политических и военных коллизий в период с 1918 по 1920-1921 год включительно (генералы Денствервиль, Раулинсон, Томсон и многие другие). Но поразительно то, что начиная с весны 1920 года память начинает изменять всем английским историкам и мемуаристам. Скороговоркой упоминается о том, что якобы… «в конце 1919 и начале 1920 года в связи с изменившейся обстановкой британские войска были отозваны из Баку, а затем из Персии…».

Это старая традиция английской военной историографии (и не только военной) – детально расписывать победы и умалчивать о поражениях.

Если можно было бы привести хоть пару мелких примеров героизма или военного искусства англичан, то их бы не забыли в Лондоне, а раздули бы в эффектные эпизоды. Но так как ничего подобного не было, а детальное изучение могло бы привлечь внимание не только к капитуляции, но и к истории с орудийными замками, роялем, ванной и т.д., то на моменте ухода из Баку британскими официальными историками была поставлена точка.

Однако буржуазная общественность Англии и особенно ее «деловые круги» не могли не обеспокоиться ходом дел на Ближнем Востоке. Главный рупор хозяев колониальной империи, солидный «Таймc» еще в июне 1920 года писал, вернее, кричал: «…Страна (Персия) открыта большевизму, весь английский престиж теперь поставлен на карту. Захват персидского порта Энзели является громадной угрозой, которая может заронить искру по всему Среднему Востоку…» И после обвинений правительства его величества в близорукости и нерешительности «Тайме» продолжает: «Помещение в порту Энзели одной или двух бригад, которые, конечно, бессильны сопротивляться большевистскому нашествию, не только не могло иметь никакого политического или военного значения, но и наоборот, могло лишь причинить ущерб английскому престижу, ибо быстрое отступление энзелийских войск в глазах Среднего Востока явится лишь свидетельством английского бессилия…»

Нельзя отказать редакторам «Таймc» в способности правильно оценивать обстановку.

На приведенных коротких выписках оценка деятельности Каспийской флотилии не кончается. Что родина и партия помнят заслуги моряков и что высокая оценка их дел имеет замечательную историческую преемственность, показывает следующее.

За двенадцать дней до оформления акта безоговорочной капитуляции фашистской Германии, подписанного в поверженном Берлине, Президиум Верховного Совета СССР издал специальный указ, подписанный Калининым (27 апреля 1945 года), которым Каспийская военная флотилия награждалась орденом Красного Знамени «за боевые заслуги перед Родиной в период гражданской войны и в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны…».

Так возникли и сохранились две взаимосвязанные исторические линии, которые непреложно живут до наших дней.

С первых дней Великой Октябрьской социалистической революции партия создала и непрерывно пестовала военную флотилию на Каспийском море, возложив на нее задачу защиты интересов Советского Союза на этом театре как в военное, так и в мирное время.

Военные моряки-каспийцы, сознавая всю важность и ответственность тех задач, ради которых была создана флотилия, не жалея сил, старались оправдать это доверие, учась, работая и воюя так, как этому учит партия.

Эти две линии последовательно сливаются: доверия, внимания, помощи и оценки заслуг – сверху – и преданности, полной отдачи в работе, готовности к величайшему напряжению и самопожертвованию – снизу.

1960

Примечания

{1}

8 сентября 1919 года взорвался и погиб вооруженный белогвардейский пароход «Арага», а 7 октября за ним последовал пароход «Надежда» с 100-мм пушками.

{2}

Мы все это поняли весной, когда, заняв Петровск-порт, набрасывались на самую соблазнительную еду, но… не могли съесть больше одной котлеты или одного пирожного.

{3}

Рабочая одежда из синей материи (нанки, чертовой кожи и пр.), которую носила и носит «нижняя» команда (машинисты, кочегары, трюмные, электрики и т.д.).

{4}

Линкор «Свободная Россия», бывший «Екатерина II».

{5}

Перечитывая позже, вспомнил, что это ощущение наиболее бедственного разрушения города Астрахани оставалось во мне вплоть до 1942 года, когда пришлось побывать в Керчи. Страшные разрушения Керчи заслонили некогда поразившее в Астрахани. В свою очередь почти раскрошенный Севастополь еще позже заслонил Керчь.

{6}

Много позже узнал, как и почему был «блокирован «Трансбалт». Кое-кто пострадал зря. Но в числе медицинского персонала и служащих Красного Креста оказалось несколько именитых фигур, намечавших побег в первом германском порту.

{7}

100-мм пушки.

{8}

Sister-ship – суда-близнецы, построенные по одним чертежам.

{9}

Озаровский Н.Ю. – ветеран Волги и Каспия. Особо отличился во время Великой Отечественной войны в должности командира дивизиона канонерских лодок Ладожской военной флотилии. Умер после войны от болезни сердца.

{10}

Махачкала.

{11}

Столярский С.Э. – ветеран нашей гидроавиации и гражданской войны. Умер в Ленинграде в звании генерал-лейтенанта авиации.

{12}

Кукель 2-й В.А. – рождения 1885 года, во флоте с 1902 года; к революции – старший лейтенант.

{13}

Генмор – сокращенное наименование Морского генерального штаба.

{14}

Традиционное название крахмальных воротничков с отогнутыми углами. Носились с сюртуками.

{15}

Флажок – сокращенное флаг-офицер (адъютант).

{16}

Давно его след простыл, где-то в Швеции, а верфь и док продолжают носить его имя. Даже вывеска на проходной: «Нобель и К°». А нет ни Нобеля, ни К°. То есть есть, конечно, но в Баку и дальше.

{17}

Одним из таких виртуозов до революции был командир транспорта «Рига» А.П. Максимов 4-й. Самое замечательное то, что он перешел во флот из поручиков армии перед русско-японской войной, выдержав экзамен экстерном.

{18}

Снежинский В.А. – ветеран Волжско-Каспийской флотилии, дважды командовал «Деятельным». Впоследствии профессор, инженер-контр-адмирал, начальник кафедры Военно-морской академии имени Крылова, член КПСС.

{19}

Известные своим опытом командиры кораблей старого флота. Максимов А.П. честно служил после революции. Севастьянов В.В. – знаменитый командир «Гавриила», погибший с кораблем осенью 1919 года в Копорском заливе.

{20}

Май-июнь 1918 года

{21}

Часть в городе, а часть у причалов верфи «Кавказ и Меркурий».

{22}

Происшедшее на миноносце утром 18 марта записано в конце месяца, на ледоколе «Каспий», на 12-футовом рейде, в каюте т. Озаровского, после минной постановки.

{23}

В составе флотилии были палубные трехмоторные катера (переброшенные на Волгу из Новороссийска на платформах), которые строились как истребители подводных лодок в первую мировую войну и за которыми сохранилось официальное наименование «истребители».

{24}

Традиционное сокращение слова «гауптвахта».

{25}

Малый флотский парусиновый чемодан.

{26}

Плес в Моонзунде, между островами Эзель и Даго. Место ожесточенных боев с немецкими миноносцами в начале октября 1917 года.

{27}

Малая осадка: носом – 0, а кормой от 3/4 до 1 фута.

{28}

В 1920 году у нас еще не было в обиходе понятия «оперативное развертывание».

{29}

Кроме слабого берегового припая в Кизлярском заливе, и то в течение одного-двух месяцев.

{30}

Только некоторые наши калибры (100-мм) были дальнобойное английских.

{31}

Ввиду мелководности главного фарватера миноносцы могли идти только разгруженными и на ровном киле.

{32}

Расчет был такой, что при нагонном ветре (с южной части картушки) мины окажутся на углублении семь-восемь футов, а при угонных ветрах – на один-два фута, то есть только чтобы не оголялись. Особенно значительные изменения уровня, которые иногда достигают шести футов в обе стороны, нами в расчет не принимались, учитывая, что в таких случаях маловероятны операции в этом районе.

{33}

Здесь с началом навигации обычно устанавливался так называемый «входной» буй.

{34}

Немного погодя на наших минах кроме белогвардейского крейсера взорвалось посыльное судно «Прилив». В какой мере это было следствием «триангуляции Корсака», сказать трудно.

{35}

Малые гальваноударные мины против тральщиков и малых судов, только колпаки у них не свинцовые, а стеклянные, с металлическим пальцем. Ввиду малой живучести и слабости заряда после гражданской войны сняты с вооружения.

{36}

Мины «Р» впервые делались до революции в Одессе на частном предприятии.

{37}

Я не солгал. До этого дня видел только чертежи, когда готовился на краткосрочных курсах у товарищей Киткина, Ралля и Киреева на специалиста по тралению и заграждению. Это было в Адмиралтействе, в зиму 1918 на 1919 год.

{38}

Теплоход «Президент Крюгер», флагман англо-белого флота, имел III – 120 мм, I – 75 мм и 14 узлов.

{39}

На якорь с отвесно смотрящим канатом.

{40}

На эсминцах типа «Деятельного» были короткие, толстые бушприты, обделанные на конце кранцем. Назначение их состояло в защите при швартовках форштевня, выдававшегося под водой тараном.

{41}

Однотипный с «Москвитянином». Построен в Гельсингфорсе, вступил в 1905 году, 650 тонн, две машины – 6500 НР, ход на испытаниях 25,3 узла, два орудия 100-мм, три торпедных аппарата.

{42}

Открыто, не кодировано.

{43}

Старая сигнальная книга, оставшаяся от старого флота. Интересно то, что ею пользовались одновременно и мы и белые. Переиздание такой книги – дело очень сложное и длительное.

{44}

Б.А. Денисов. Использование мин в гражданскую войну 1918-1920 гг. М., Военмориздат, НКВМФ СССР, 1939.

{45}

Подчеркнуто мною.

{46}

Подчеркнуто мною.

{47}

В подобных случаях огромное значение имеет тот факт, что планируют одни (и, отдав приказ, удирают), а исполнять приходится другим, которым удрать хочется не меньше.

{48}

Вынос взвешенных частиц из устья Терека и Сулака при прибрежном течении, направленном на зюйд.

{49}

Комфлот, соблюдая конспирацию, не огласил нам содержание перехваченной радиограммы белого командования в адрес Толстова, несмотря на то что она была дана открытым текстом. Содержание ее мы узнали после ухода «Либкнехта» от штабных конспираторов: Толстову предлагалось «распустить» казаков и, подготовив золото и ценности для эвакуации, ждать прихода кораблей.

{50}

Очевидно, пока миноносец был на плаву, его перебросило через гряду камней на прибрежные рифы, из-за чего к нему не мог подойти ни один буксир. На шлюпках можно было – только в тихую погоду. В то же время от берега он лежал в расстоянии около кабельтова, но оттуда добраться было невозможно из-за бурунов.

{51}

С т. Атарбековым пришлось познакомиться только в Тифлисе, в 1922 году, когда он был наркомом почт и телеграфа Закфедерации, а мне приходилось приезжать к нему из Батуми, где я был старшим морским начальником (от Черноморского флота). Несмотря на внешнюю суровость, Г.А. Атарбеков произвел на меня очень хорошее впечатление, особенно своей прямотой и деловитостью.

{52}

На линкоре «Петропавловск» в Гельсингфорсе при конвоировании были убиты четыре лейтенанта, в то время когда все эксцессы давно прекратились, поэтому этот случай произвел тягостное впечатление на офицеров.

{53}

Позже выяснилось, что из-за плохой видимости и наличия на мостике четырех начальников, имевших артиллерийскую специальность, бой не был особенно блестящим – оба противника ушли.

{54}

Через месяц, в Баку, это недомогание нас оставило, и некоторые товарищи ставили рекорды по пирожкам или пирожным.

Интересно, что в Баку условия в этом смысле почти повторились. Из-за внезапности революционного переворота и быстроты, с которой ворвались бронепоезда XI армии, многие владельцы ресторанов не успели удрать и, как в Петровске, в первые дни торговали, как прежде.

{55}

Позже оказалось, что это был вооруженный пароход «Австралия», который, узнав по радио о взятии Александровска и убедившись, что Петровск тоже занят, пересек море и сдался в Красноводске.

{56}

На этом можно было бы закончить эпизод с Гофманом. И дел и войны хватало настолько, что я крепко о нем забыл. Но вот 18 мая того же года, после капитуляции англичан, кораблям было разрешено войти в гавань Энзели, расположенную в заливе Пир-Базар.

Персы приветствовали нас радостными криками и аплодисментами. В толпе изредка видны лица и костюмы немногих русских, немцев, армян и др. Занятый швартовкой, не разглядывал, но как только кончил, отошел на крыло мостика и стал отвечать на приветствия. На душе было легко и радостно, как бывает легко и радостно после победы. Неожиданно прямо против себя увидел знакомую улыбающуюся физиономию, подмигивающую мне одним глазом. Белая рубашка, закатанные рукава, без шапки. Но не успел я вспомнить фамилию, как он нарочито громко, через головы других, крикнул: «Не узнаете? Фельдман!… Мы с вами еще с Балтики знакомы!… Поздравляю с победой!»

Вот черт! Гофман, оказывается, нас давно опередил. Ну и жук!

{57}

Речь шла в первом случае о Георгии Бичерахове (старшем), а во втором – о полковнике Лазаре Бичерахове.

{58}

Уже знаем, что казачий полковник русской службы Л. Бичерахов, набивший руку на колонизаторских приемах в Персии, настолько «успешно» проводил карательные экспедиции в Дагестане, что для поощрения зачислен на английскую службу в звании бригадного генерала.

{59}

По традиции старого флота, в котором торпеда называлась «самодвижущейся миной», очень долго торпедисты и минеры числились в одной специальности. Позже, при реорганизации РККФ, была выделена особая специальность «торпедисты», что стало абсолютно необходимым ввиду дифференциации и усложнения оружия флота.

{60}

Так и хочется забежать вперед для самооправдания. Действительно, стволы двух 75-мм пушек разогрелись от стрельбы, но это случилось только в последнем бою – за Энзели.