Текст книги "Ди-джей 2 (СИ)"

Автор книги: Иван Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

8

Три дня спустя главный режиссёр народного театра Крутиков шёл по коридору ДК на репетицию в отличном настроении и весело бурчал, что-то из собственного «гениального» сочинения…

   А билетов на концерт…

   Нет. Нет. Нет!

   И не будет. И не будет. И не буде-е-т.

   Никогда-а. Ла-ла Ла-ла Ла-ла Ла…

– Ростислав Альбертович, – встревоженный ассистент, выкатив глаза, встретил его на входе в репетиционный зал. – Небывалый случай: Только, что звонили из редакции «Театральной жизни». Они обеспокоены. Не могут достать билеты на наш спектакль. Просят содействия.

– Глупцы и прихлебатели… – Крутиков остановился. Вскинул голову и возвышенно произнёс бессмертную фразу Уильяма Шекспира. – Если у вас есть слезы, приготовьтесь пролить их! Хотите посещать мои спектакли – желаете наслаждаться моим творчеством – позаботьтесь о билетах заранее – если вам конечно повезёт!

– …И вообще! Голубчик, зарубите себе на носу. Я!!! До последней капли крови сжигаю себя, служа Мельпомене, а не работаю распространителем билетов. Поймите же, наконец: Талант, рождённый в облаках – не может ползать по земле! Ясно?!

…..

В то же время в «Творческой мастерской» Максим завершал крепление компьютерного монитора в деревянную коробку из-под телевизора, вместо кинескопа вынутого оттуда ранее.

Рядом с ним пухлый розовощёкий мальчишка грыз большое яблоко и сквозь чавканье убедительно перечислял…

– А ещё, на букву «П», я люблю больше всего на Свете: Персики, помидоры, пирожные, пряники, печенье, пироги, пахлаву, пастилу, мороженое «Пломбир».

– Вовчик, постой, не части, – задняя крышка телевизора была прикручена последними винтиками. – Ты уже упоминал мороженое, когда перечислял еду на букву «М». Так, что второй раз не считается.

– Почему, не считается – всё считается. «Пломбир» – моё любимое мороженое. Знаешь, сколько я его могу съесть зараз, если бабушка не остановит? Знаешь? Порций, сто! А может и больше.

– Мороженое уже было, – «самоделкин» поставил коробку на стол, развернул её к себе задней стороной и начал втыкать в разъемы провода. – Давай перечисляй всё по-честному – один раз.

– Ладно, тогда, я люблю ещё: Пампушки, пельмени, пудинг, паштет, повидло, пышки, плюшки, плов, печисто, пиццу, пюре, пасху, простоквашу, потапцы…

– А это ещё, что такое? – переспросили, протягивая руку вниз и нажимая что-то под столом. Экран «телевизора» быстро моргнул, засветился синим цветом. Побежали строчки. Заморгали картинки. Пошла загрузка операционной системы.

– Максим? – мальчишка увидел свечение экрана и возникшее изображение. – А ты научишь меня так классно разбирать телевизоры?

– Разбирать, «классно», научу.

– А собирать?

– А собирать – научат в институте, лет через десять – если захочешь. Так, что такое потапцы?

– Это, те же гренки. Только называются по-другому.

– Владимир, ты опять мухлюешь. Гренки уже были на букву «Г».

– Я не говорил гренки.

– Говорил.

– Нет, не говорил.

– Говорил-говорил. Ты что думаешь, у тебя одного память хорошая? Я всё слышу и помню!

В очередной раз, не смотря на табличку «Не отвлекать – идёт творческий поиск!» в комнату без стука зашёл Валерий Смирнов. Обиженно прошаркав ногами, он смачно плюхнулся на стул.

– Валера, что случилось? – Макс не ожидал увидеть расстроенного друга. – Что за печаль – тоска в глазах? Почему грустный?

– А отчего веселиться?

– Хотя бы оттого, что ещё вчера твоё имя впервые появилась на театральных афишах, а уже завтра твой волшебный голос дебютирует в театральной постановке. Мы вот с Владимиром, считаем, что песню в твоём исполнении ждёт небывалый успех. Собираемся даже пойти на спектакль. Посидеть, поаплодировать твоему негранёному таланту.

– Какой голос? Какой успех? О чём вы говорите? Я только, что с комсомольского собрания. Всё плохо – вообще всё – хуже некуда: Первый секретарь в отпуске. Вместо него собрание вела Соломахина. Настроила всех против меня. Не может простить, что не пригласил на дискотеку. Заладила: У тебя нет комсомольской сознательности – ты думаешь только о себе – тебе наплевать на товарищей. Смирнов – ты эгоист и себялюб! Короче, в качестве перевоспитания, выдали нам поручение – принять участие в городском конкурсе посвященной годовщине борьбы наших летчиков с диктатором Франко. Через неделю надо подготовить и исполнить на испанском языке две песни. На испанском!!!

– Не понял? – Макс заворчал недовольно. – А почему не на французском, немецком или китайском?

– Потому, что гражданская война, в тот год, слава богу, была в Испании. Понимаешь, в Испании, а не в Китае. Хоть в этом повезло!

Путешественник во времени поморщился. В голове сложились строки…

   «Да, не было печали – вступили в комсомол…

   Петь надо на испанском – хорошенький прикол.».

– Слушай, Вовчик? – в кудрявой голове Смирнова сквозь трясину безумных идей пробилась внезапная догадка. – А ты случайно не слышал испанских песен? Ну, там, какую-нибудь «Качучу» или «Пасодобль», али ещё чего…

– Не-а, – произнес мальчуган. – Из таких непонятных названий, я слышал только «Марсельезу». Но она на французском.

– И звучала примерно так, – парнишка тут же затарахтел гимн Франции под музыкальное сопровождение смутно похожее на вторую производную от песни «Во саду ли в огороде».

   Алон зан фан дё ля патрийё

   Лё жур дё глуар-этариве-е

   Контр ну дё ля тиранийё

   Летандар сан глян тэлёве-е…

– Слушайте, мужики! – Валерка попытался сформировать оригинальное предложение. – А может быть… мы эту Марсельезу переведём и споём на испанском?

– Как это? – Вовчик престал жевать яблоко, широко открыв рот от удивления.

– Точняк – идея-то шикарная: У бабы Лены дочка пять лет учила испанский язык в институте. Она про неё постоянно хвастает: Вот, Аришка, умница – разумница, отличница, красавица – раскрасавица не то, что ты! Она может поехать в Испанию, и жить там сколько хочешь, без переводчика!

– …А? Парни? Как предложение? Попросим – переведёт. А мы – споём. Думаю, за неделю управимся.

– Хотя нет, – Валерка возразил сам себе. – По условиям конкурса тематика песен должна быть «О любви». А «Марсельеза» на любовь не тянет… никак.

9

Невысокий полный человек захлопал в ладоши. Решительно подошёл к самому барьеру сцены. На «художнике» театральных подмостков был костюм тёмно-шоколадного цвета. Левая рука в брючном кармане перебирала звякающие монетки. Один конец пестрого шарфа переброшен на спину, другой кистями на грудь.

– Товарищи, соберёмся. Прогоним финальную часть ещё раз.

– …Напомню: Влюбленная девушка бросается в объятия зачарованного принца. Он нежно берёт её на руки и в ритме танца, под музыку, кружит по сцене. Спасенная в знак благодарности страстно обнимает и целует возлюбленного. Все рады. Все выселятся, танцуют и поют. Всё просто, понятно. И-и-и, начали…

У длинного, похожего на черенок лопаты, принца лицо было красное, потное. Это была уже двенадцатая попытка. Героиня попалась ему дородная, крутоплечая, с живым весом около восьмидесяти килограмм. Руки счастливого «влюблённого» дрожали от возбуждения. Липкий пот предательски струился по спине.

– Так! Стоп, – «Станиславский» решительно остановил мизансцену. – Жаворонки мои! Что это за иллюзорная миниатюра? Где эмоции? Чувства? Где особая атмосфера ожидания и тревог? Где игра? НЕ ВЕРЮ!

– Э-э-э, как вас там, Кроликов? – театрал сильно, как по доске, застучал пальцем по лбу. Он вовремя вспомнил фамилию главного актёра и подозрительно пригляделся к нему. – Голубчик, что же вы фальшивите? Что же вы хватаете её за талию, простите, как корову?

– ??? – «худышка-принцесса» недовольно полыхнула глазами и запрокинула голову.

– Она же по сценарию нежная, пятнадцатилетняя девственница, которая порхает подобно мотыльку, перелетая от любви с одного цветка на другой. И вот, вы, в конце действия, подхватываете её на руки. Нежно! С волнением прижимаетесь к юному, непорочному тельцу. Горячо целуете, томимый желанием скорой ночи и безумно-страстной любви! Все вокруг радуются. Танцуют. Поют. Понятно?

– Я постараюсь.

– Да уж постарайтесь! – почти рыдая, взмолился режиссёр. – Так, друзья мои, с того же места, ещё раз…

– Стоп!!! – новый хлопок в ладоши.

– Тимофеева? – театрал застонал, будто ему переламывали дробилкой кости. – Где вас учили так вульгарно целоваться? Кто этот пошлый и бездарный интриган из подворотни? Поверьте мне на слово, ни у кого: Ни у Станиславского, ни у Мейерхольда, ни даже у Немировича-Данченко главная героиня никогда не позволяла себе такого кощунства и бездарности в отношении своих чувств.

«Влюблённый юноша» едва не уронил неподъёмную ношу на пол. Он тяжело засопел. Наклонился вперед. Подогнул ноги в коленях. Вцепился руками в «ненаглядную», начал приводить в порядок дыхание.

– Поймите, Тимофеева! Вы, целуете наследного принца. Принца!!! Человека королевских кровей! Будущего руководителя государства – а не пьяного сантехника дядю Колю с шестого участка, который случайно зашел к вам за водкой. Где ваша потаённая страсть, я вас спрашиваю? Где безвозмездный порыв души? В конце концов, где хотя бы простая благодарность бедному юноше за спасение?

– …Голубушка, соберитесь, – главный режиссёр артистически положил руку на сердце. – Вживитесь в роль. Растворитесь в ней. Поймите! Придёт зритель, и ему нужно показать чувства, игру, страдания, переживания… СПЭК-ТАК-ЛЬ, а не затрапезную халтуру из дешевого варьете. Вам, ясно?!

– Хорошо, я попробую, – недовольно процедили сквозь зубы.

– И-и-и, начали…

– Снова, стоп! Что за люди бродят по залу во время репетиции? Что у нас здесь за дикое пастбище бешеных гиппопотамов? Почему нам мешают работать?

– Ростислав Альбертович, – встревоженный администратор вышел на свет рампы и подошел к «мэтру» народного театра. – В продолжении вопроса по поводу лишних билетов?!

– Милостивый государь, я вам в последний раз сообщаю: Я! не занимаюсь билетами. Неужели не понятно, с первого раза?

– Здесь, несколько, другое, – продолжал настаивать работник. – Ростислав Альбертович, администрация ДК интересуется, не будите ли вы возражать против того, что после репетиции в зале установят ещё два ряда дополнительных мест?

– Нет, не буду!

10

В «Творческой мастерской» полным ходом продолжалась настройка и юстировка «доставшейся по наследству» звукозаписывающей аппаратуры.

Работали с голосом, звуками.

– «Комсомольская правда!», – крепкий розовощёкий мальчишка начал громко, с выражением читать в микрофон заголовок печатного издания.

Спустя несколько секунд произношение «талантливого чтица-самородка», пройдя сквозь программную обработку завибрировало в колонках, замедлилось, будто его растянули во времени, стало хрипеть и дрожать…

– О-о-о-снована-на-на-на… в мае-е-е-е одна тысяча девятьсот двадцать пя-пя-пя-у-у-у-э-у-о-то-о-о-го гррро-о-у-о ддда-дда-да-да-да-да.

– Газета выпущена четвертого июня семьдесят седьмова-я, – неизвестно откуда вместо озорника-мальчишки появилась, и звонко завопила нудная противная девчонка.

(Больше всего её голос походил на недовольные причитания Машки Булкиной из пятого «А». Не любил её Вовчик – вот не сколечко – не любил. У него с ней был личный – «вооруженный до зубов» не затухающий конфликт).

–

Нифигасе-а? – он представил конопатую, в очках ябеду-корябиду, возникшую рядом, и отвлёкся от чтения.

– Фигасе-а? Гасе-а? Се-а? Се-а? – многочисленное эхо подхватило праведное возмущение и потащило его куда-то далеко – далеко, примерно в сторону Чертаново.

– Это я говорю? Я-йя-йя-йя-я-я-я? Мой голос? Да? – речь чтица вновь изменилась – стала более взрослой и теперь уже больше напоминала строгий голос Нины Степановны – преподавателя математики.

– Вовчик! – рассуждения мальца, вместо голоса Максима, перебило хрипловатое высказывание Щебетова Егора Кузьмича. – Не спим. Читаем далее.

– Это че и его можно парадировать? – требовательно спросила математичка.

– Можно, если не болтать, а продолжить читать газету, – хором напомнили мальцу сразу несколько директоров на фоне непрекращающихся звуков стрельбы, взрывов и завывания полицейских сирен.

– Круть у-уть у-уть у-уть!!! – зарыдала всхлипывая училка.

«Женщина» застыла на несколько секунд, прислушиваясь к внутренним ощущениям. – «Мало ли что? Я ли это? Почему это со мной?».

– ВЛАДИМИР, ЧИТАЙ ДАЛЬШЕ, – торжественно, словно на параде, напомнил диктор Левитан. – НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!

– Печатное издание выходит ежедневно, кроме понедельника, – продолжил Вовчик сладким произношением «Тёти Вали» (Валентины Леонтьевой) знаменитой ведущей из детской передачи «Спокойной ночи, малыши».

– Стоимость газеты две копейки?! – неизвестно у кого спросил волк из мультфильма «Ну погоди».

– Две две две… копейки копейки копейки, – весело затараторил в ответ заяц из того же мультика.

Как всегда, по уже устоявшейся традиции, без всякого стука и каких либо знаков внимания. Абсолютно наплевав на табличку «Не отвлекать – идёт творческий поиск!». (Для кого её повесили – было абсолютно не понятно?)

Подобно ветру ворвался в комнату Валерий Смирнов. Не обращая внимания на происходящие потусторонние звуки и разговоры доносящиеся из динамиков, он подошёл к столу и высоко поднял несколько конвертов с пластинками.

– У меня супер идея! – его кудрявая голова «шевелилась» от удовольствия. Казалось, что с секунды на секунду над ней появится нимб.

– …Я как только придумал – с тех пор даже стоять не могу на месте. Она – просто чудо. Просто пальчики оближите! Конфеты «Ням-ням» и «Кис-кис» в одном пакете! Короче, пацаны. Я знаю, где взять клёвые испанские песни.

– И где? – к Вовчику вернулся собственный голос.

– Здесь! – торжественно затрясли конвертами. – Вот, пластинки с песнями на испанском языке. Прикиньте, там есть всякие рондо, кантаты, оратории.

– …Одним словом – классика. Дело верняк: Берём их. Ставим на проигрыватель. Включаем. Владимир их перепевает. Максим наигрывает на гитаре новую музыку. Потом её записывает. И всё – шик, блеск, модерн, а у нас две новые классные песни!

– Валера, нет! – Максим попытался остановить комсомольского «чудо-гения-изобретателя».

– …Пойми, это классическое исполнение, а не эстрадное. Там могут растягивать одну ноту «до получаса». Или исполнять партию поочередно, в несколько голосов. А иногда вообще поют прозой, прерывая или соединяя вместе слова. Так, что ничего не получится. Мы просто потом ничего не сможем расшифровать.

– Ерунда всё! – произнесли тоном, исключающим возражения. – Была песня классическая – переделаем на танцевальную. Была медленная, тягучая – мы её разгоним до быстрой – делов то! Короче, парни, всё расшифруем… Всё переведём… Всё будет в ажуре!

– А я, не хочу слушать всякую белиберду, – малолетний талант провёл кулаком под носом и решительно отказывался участвовать в исполнении «чудодейственного» плана.

– Блин, мужики, что вы за люди такие? Ведь даже не попробовали? А вдруг??? Это единственное и верное решение, которое заработает и даст нам стопроцентный результат? Потом будете благодарить меня. Говорить, Валера, какой ты умница и молодец, что придумал такую замечательную идею! Короче, Вовчик, не вредничай. Бери пластинку. Ставь. Будешь петь – как Карузо!..

11

Утреннее солнце сверкало на небе ярко, подобно хрупкому бриллианту. Поднявшееся раньше всех оно уже умылась, причесалось, и вовсю играла цветными переливами от полукруглых холмиков чердачных окон, блестело на крышах желто-серебристыми оттенками, медью отсвечивало от многочисленных телевизионных антенн.

Каждая из «ежей-колючек» затаившихся на крыше была особенной и неповторимой. Некоторые напоминали причудливые предметы: изогнутую тюремную решетку, ощипанную ёлку или даже руль от деревянного самоката. А были и такие, которые походили на рыбные кости или зазубренные иноземные копья шаманов. И каждая из них принимала сигнал, идущий от общей АНТЕННЫ.

«Серьезный» двенадцатилетний мальчуган воодушевлённо пересказывал своим двоим закадычным друзьям, лет семи, вчерашнее «умопомрачительное» зрелище, показанное по телевизору.

– …И главное, он весь заросший, с длинными волосами, без предупреждения, ни с того ни с сего, достаёт из футляра от гитары… огромную-преогромную бандуру. А затем добавляет ещё большой двуствольный пистолет. А потом ка-а-а-к давай палить с обеих рук по головорезам: Трах-бах-бах-тарарах. Кругом дым, гарь, кровь, взрывы… куски разбитого стекла.

Там бар какой-то был или винный магазин. Короче, тыдыщь-дзынь-бзянь – всё бутылки в дребезги, напрочь. Убитые так: хрясь-трясь-бац – падают, а-а-а-а, отлетают от столиков, валятся кучами прямо в грязь. Дергаются, как ненормальные, задыхаются. На-на-на, новые падают. Кровища кругом. А он, гордо вскидывает волосы и снова стреляет.

– Подожди, Вовчик, – один из друзей недоверчиво остановил искромётный рассказ очевидца невиданных событий. С опаской оглянулся по сторонам, будто кто-то мог внезапно появиться и подслушать их секретный разговор. – Неужели такое показывали по телевизору, да ещё вчера, вечером? Заливаешь, небось?

– Да точно говорю, – рассказчик поднял указательный палец, как бы заставляя всех прислушаться к его великой истории. – Вооще угарный фильмец. Главное, в футляре, как потом оказалась, был автомат или даже пулемёт. Он его направляет в сторону бандитов. И ка-а-к давай по ним фигачить… Дан-дан-дан-дан. Аж осколки во все стороны щепками полетели.

– А по какой программе показывали? – пуская слюни от пропущенного зрелища, снова остановили рассказчика.

– По «Первой», в девять тридцать, сразу после программы «Время».

– Не. Вовчик. Ты ошибся, по «Первой» в программе, был указан репортаж с конкурса Чайковского. Моя бабушка села смотреть. А меня спать положили. Может быть, всё-таки по «Второй»? Или по «Третьей»? Хотя, по расписанию, вообще ничего такого не было.

– Пацаны, да чтоб мне не сойти с этого места! Честное пионерское! По «Первой» было! Вчера, после программы «Время» телеведущая извинилась за причиненное неудобство, а потом говорит…

…По техническим причинам вместо конкурса Чайковского будет показана премьера испанского остросюжетного фильма «Отчаянный». Дорогие товарищи телезрители, желаем приятного просмотра!

– ….После этого всё и началось: Коламбия Пикчерз представляет… Производство компании Лосхулиганс… фильм Роберта Родригеса… В главной роли Антонии Бандерас… А потом этот волосатик зашёл внутрь и ка-а-к давай всех подряд мочить и колошматить – налево, направо, сверху, снизу – только успевай мёртвяков складывать.

К троице ребят незаметно подкралась рыжая девочка, с веснушками на щеках, с уже облупившимся, удивлённо вздёрнутым носиком. Длинноногая и нескладная с виду она казалась куклой выросшей из своего платья.

– О, Ромка, Васятка, приветики, – «шпионка» первым делом поздоровалась с малышами.

– Привет Беляшкин, – голос задиры тут же изменился. Из радушно-простодушного превратился в ехидно-задиристый.

– О чём треплешься с народом? Заливаешь, поди, как всегда. С тебя станется… Ты же Беляшкин!

– Я, не Беляшкин, – возразил пухлый рассказчик. – Моя фамилия, Кирилов.

– Кирилов, Беляшкин, Какашкин – какая разница. Один фиг, обманываешь. Знаем мы тебя, выдумщика – врунишку. Позавчера ты женским голосом разговаривал по микрофону. Вчера смотрел испанское кино. Сегодня придумаешь чего?

– Сама ты вруша, – Вовчик сердито взглянул на длинноногую занозу. Сжал губы. – Я говорю правду, про испанский фильм, который шёл вчера по «Первой», после «Время».

– Не было вчера никакого фильма после «Времени».

– Как это не было? – малиновая краска залила лицо мальчишки.

– Так, не было. Мы с мамой смотрели конкурс Чайковского в это время. И ещё у нас была в гостях тётя Валя, вместе с дочкой Ирочкой – все видели – никаких испанских фильмов не показывали.

– …Так, что ты – врун… врун, врун, врун. Не могли же, это кино, показывать только у тебя? Или для тебя? Все знают – так не бывает!

– Ах, так! Значит, не бывает? Выходит – я, врун?

– Да, врун – хвастун – болтун – трепач, – девочка запрыгала на одной ноге. – Бе-бе-бе-бе. Бляшкин – Какашкин – врун!!!

– Тогда! – Вовчик ехидно посмотрел на девочку и ничего не понимающих малышей. – Если вы не верите мне, пойду и расскажу кому-нибудь другому про суперски – офигенный фильм с кровавыми убийствами и кучей мертвецов.

– Тьфу, – возмутитель спокойствия сплюнул, гордо встал и пошёл в неизвестном направлении. – А вы сидите, тут, и разговариваете с девчонками, про всяких слюнявых Чайковских!

12

– Бра-во! Бис! – тяжелая бархатная занавеса в очередной раз с легким шумом опустилась, скрывая от глаз публики магическое пространство сцены, где отгорели высокие страсти театрального действия. И потом открылась, выпуская актеров на очередной поклон.

– Мо-ло-дцы! – хлопали в ладоши зрители, критики, приглашенные гости (Включая маму Валеры, тётю Дусю из соседней квартиры и даже бабу Лену вместе с её дочерью Ариной).

Зал был переполнен до отказа, забит до предела. Многочисленные любители театра расположились на приставных местах, на ступеньках, в проходах. Те, у кого были билеты, сидели. Те, у кого билетов не было, мостились кто как мог.

От пережитых чувств захватывало дух: Сцена была рядом и далеко. Сцена была прямо перед глазами и на расстоянии. Но где бы не находились зрители – она казалась всем огромным, живым, невиданным клочком потустороннего мира, в цветных лучах софитов, в реальности волшебных декораций и сказочных героев, в окружении которых, будто над костром, подрагивал воздух.

А поверх костра звучала, разносилась, завораживала прекрасная композиция… (Она была «немного» похожа на знаменитый трек «Only You» группы «Savage». Но только немного, совсем чуть-чуть).

   Оун-ли ю

   Уэн ай рили гет насин ту ду…

   Кэнт би тру

   Оунли ю…

– Браво! Мо-ло-дцы! Бис! – звуки аплодисментов и громкие слова песни в исполнении почти всего зала сталкивались где-то посередине зала и накладывались на шумовую ленту, как две огромные звуковые дороги на гигантском магнитофоне.

– Оун-ли ю-ю-ю, – доселе неизвестный исполнитель В. Титов подобно искрящему пороху всё громче и громче продолжал разжигать овации. Снова и снова приглашая актёров, показаться публике.

– Да-а, – красные пятна расползались по щекам сидящего в зале Валеры. По щеке катилась скупая слеза.

– Ес! Ес! Ес! – вопил Вовчик, отбивая ладони. – Вот, где я буду работать, когда вырасту! Вот, кем я стану, когда выучусь в школе. Я буду самым главным начальником актёров!

– Бе-рёз-ки! Бе-рёз-ки! – Максим подхватил зародившийся вопль волосатых парней сидевших на последних рядах.

– Классная получилась песня! – сияющий Валерка обратился к путешественнику во времени. – Просто бомба! Вооще полный улёт! Ай да, мы! Ай да, я! Молодец! Так спел – очуметь! Чёрт возьми – оказывается я талант! Да-а! Оун-ли ю!

– Слушай, Макс! – художник глубоко вздохнул. Заломил пальцы на руках. – А давай… переведём, её… на испанский! А потом ка-а-к… забацаем на конкурсе? Поставим красивый танец «Берёзок» – и вот мы победители! Ни у кого нет такого.

Ништяк же: Первое выступление на городском конкурсе – и сразу все призы наши. Соломахина узнает – гарантировано попадёт в больницу от заворота вредности. Что скажешь? Максим? Давай, решай уже что-нибудь!

– Бис! Браво! Бе-рёз-ки! Мо-ло-дцы! – гулом выходило из зала и волнами неслось по коридорам.

– Алло, алло, Иннокентий Григорьевич? – корреспондент вечерней газеты что-то быстро наговаривал в трубку телефона-автомата. – Я не понимаю, что происходит. Это какое-то сумасшествие. Безумие! Фарс! Вроде всё как всегда, у этого псевдо режиссера Крутикова. Он по-прежнему полная посредственность и бездарность. Ничего особенного – тусклый спектакль в духе старинной сентиментальной драмы, дурацкое название – «Любовь во всём виновата». Но зал сошёл с ума! Это нечто – они рвут и мечут! Им нравится! Они буквально носят его на руках! Занавес давали уже более десяти раз. А ещё это песня «Только ты»… Я не знаю, как и что писать…

– …Алло, алло, вы слышите меня?