Текст книги "Ди-джей 2 (СИ)"

Автор книги: Иван Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

7

Главная трибуна футбольного стадиона трансформировалась в гигантские подмостки театра. Зрители на огромной сцене стали исполнителями! Все пели. Всем было интересно. Все желали получать призы! (Правда, что это за призы – никто не знал. Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики в лице Котова Евгения Павловича всю информацию о призах держал в строжайшем секрете!).

А тем временем всё громче и громче разносилось над футбольным полем…

   …Жила, к труду привычная,

   Девчоночка фабричная,

   Росла, как придорожная трава.

   На злобу не ответная,

   На доброту приветная,

   Перед людьми и совестью права…

Зрителей – исполнителей популярных песен на стадионе становилось всё больше. Музыка становилась всё громче.

Полуторатысячная чаща стадиона медленно заполнялась.

Поэта Святослава Лукошкина всё не было.

Вечер в поселке обещался быть насыщенным на события.

Директор стадиона «Труд» Аристарх Геннадьевич Латышев появился в здании радиоузла во второй половине дня. Человек он был определенный, прямой, иногда даже резковатый, особенно в своих действиях по отношению к подчиненным.

Первым делом Аристарх Геннадьевич зашел в радиорубку к радисту Ивану Синцову. Молча сел на скрипящий стул, закурил, задумчиво пустив кольцо дыма в потолок, после чего глухо произнес…

– Товарищ Синцов, пожалуйста, объясните мне, что, у вас, тут, происходит?

– Так, это… – его не поняли. Очкастый, бледный и до отказа напичканный «всяческими радиодеталями» парень недоумённо пожал плечами. – Как и запланировано, выступает поэт Святослав Лукашкин. Читает свои лучшие и любимые стихи. А народ… эта, слушает его. И наверно рукоплещет…

– Иван! – директор начал закипать. Он махнул рукой в сторону спортивной поляны, где раздавалось всё громче и громче в едином порыве…

   …Стою на полустаночке

   В цветастом полушалочке,

   А мимо пролетают поезда.

   А рельсы-то, как водится,

   У горизонта сходятся,

   Где ж вы, мои весенние года…

Разбег недовольства у директора начался с низких тонов…

– Кто из них Лукашкин? И почему ты называешь хоровой вой на трибунах – чтением любимых стихов?

– Эта… почитатели поэта, поют песни под фонограмму. Развлекают себя перед выступлением! А что – здорово придумали! Да и поют, хорошо!

– Я не про песни! – лицо Латышева недовольно перекосилось. Покрылась красными пятнами. – Я про другое! Кто дал разрешение использовать на мероприятии нашу новую, недавно приобретенную аппаратуру? Ты знаешь, сколько сил и энергии я потратил, чтобы выпросить её в управлении? Ты представляешь, что мне это стоило?! Договориться? Выпросить? Достать новую технику?!..

– Аристарх Геннадьевич, я здесь не причём! – радист внезапно покраснел, начал оправдываться.

– Значит так! Закрой рот и послушай меня! Знаешь ли ты, балбес, что с тобой сделаю, если они сожгут аппарат? А они его обязательно сожгут! Просто непременно! Причём, думаю… минут через пять!

– Аристарх Геннадьевич! – Синцов задохнулся от чудовищного, беспочвенного обвинения. – Да я. Я… Я!

– Что, я! Что, я! Он ещё смеет, отпираться! Поглядите, на него? Я даже отсюда слышу, что динамики работают на пределе возможного. А эти хулиганы всё добавляют и добавляют мощности звука. Им-то, что. Они покричат, поорут, разойдутся. А кашу расхлёбывать кому? Нам с тобой?

– Так, я и хотел вам об этом сказать… – очки подчиненного заиграли неожиданными бликами. – Аристарх Геннадьевич…

Со стороны начальства уже неслись пена и скрипучие волны с мелкой галькой. Слушать оправдания естественно не желали…

– Молчи! Не перебивай! Не надо говорить мне ни-че-го! Нам с тобой, что сказали при продаже? Хотите, чтоб аппаратура работала долго? Желаете, чтобы она оставалась подольше как новая? – Старайтесь не использовать установку долго на максимуме! Берегите её! (Лучше вообще не включайте и не трогайте!).

– Иван, – Латышев торопливо затянулся два раза подряд, выдохнул остатки дыма и ввинтил окурок в какой-то открытый коробок из-под радиодеталей. – Мы с тобой говорили об этом серьезно! Говорили?

– Да, говорили…

– Так, какого же лешего! Они врубили её на полную катушку? Я даже отсюда слышу, что она бедная надрывается, хрипит, сопит и работает на последнем издыхании! – в комнате радиста, словно желая поддержать слова директора, звучало всё сильнее и сильнее.

Женские голоса пели всё громче. Народ подходил и подхватывал слова любимой песни…

   …На дальней станции сойду,

   Запахнет медом,

   Живой воды попью у журавля.

   Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом

   И васильки, и я, и тополя…

Тем временем от нарастающей мощности звука (Проходящего в колонках по рельсам поезда) начали дребезжать окна. Закачалась лампочка на тонком шнуре.

– Мало тебе того, что ты сжег предыдущую! – руководитель продолжал нагнетать обстановку. Кулаки его то сжимались, то разжимались, словно дышали. – Тебе, было этого мало?

– Аристарх Геннадьевич, я же уже извинялся перед вами. И сказал, что всё произошло случайно! Я не хотел! С новой аппаратурой я работаю правильно и аккуратно!

– Во-о-т! А почему ты им сейчас не рассказал, как пользоваться техникой правильно? Почему?..

– Аристарх Геннадьевич! Эта… послушайте же меня! Я здесь не причём! Они всё сами! Сами взяли, сами поставили, сами подключили…

Латышев от таких новостей порывисто встал и как «подраненный лось» начал ходить по кабинету всё задевая рогами. При этом старался произвести как можно больше различных шумовых эффектов: Ударил спинкой стула о стену, скинул на пол, как будто невзначай всё, что было на столе. Звуки доставляли ему удовольствие и распаляли его.

– Ты хотел сказать, что нашу… новую… дорогую… аппаратуру взяли без спроса? – директор, продолжил громыхать. Он с возмущением пнул ногой корзину для бумаг, повалил ещё один стул. Книжный шкаф жалобно задрожал толстыми голубоватыми стеклами. – Да ты понимаешь, вредитель, что я сделаю с тобой?!

– Аристарх Геннадьевич! Да, я же? Да, они же! – что то пытались противопоставить в ответ на беспочвенные обвинения.

– Всё, хватит! – руководство сразу же, как говорят, решило «поставить все точки над i». – Ты надоел мне! Давай, собирай манатки и вали отсюда. Завтра можешь не выходить на работу. Всё!!! Уволен! И моли бога, чтобы они не сожгли колонки – иначе я привлеку тебя за вредительство и порчу государственного имущества! По статье пойдёшь, понял!

– Хорошо, Аристарх Геннадьевич! – радист нескладно поднялся со стула, выпрямился, стал длинным и тонким, как обрывок проволоки. – Я всё понял! Я пойду. Но! Только знайте – эта, не наша аппаратура!

??? – Как не наша?

– Так! Не наша! Они её с собой, из Москвы привезли!

– Так каково же лешего! Ты мне вертишь мозги половину часа?!..

??? – развели руками в ответ.

– Тогда другое дело! – руководитель добродушно похлопал подчиненного по плечу. (Естественно ему тут же простили и отменили все «расстрельные» статьи.).

– Что же ты гусь лапчатый, сразу-то не сказал? Если не наша, тогда пойдём на улицу, подышим свежим воздухом, покурим, посмотрим, как эти «чудики» опростоволосятся. Готов поставить червонец, что при такой громкости, звук пропадёт с минуты на минуту. И придётся всем петь – в полной, как говорят поэты «бездыханной» тишине!

8

Кусков Василий Иванович, ответственный вахтер с проходной Н-ской ткацкой фабрики, наконец-то смог устроить себе небольшой перекус.

Бедлам и «повышенная опасность», связанные со «скачками» пробегающих через вертушку ткачих, в конце рабочего дня, завершились. Все девицы, в едином порыве удалились в сторону стадиона, петь, плясать и выигрывать призы. Установилась спокойная послерабочая вяло-текущая тишина, нарушаемая музыкой долетающей со стороны стадиона.

Охранник извлёк из бумажного свертка небольшой пупырчатый огурец, крупную помидорину, головку лука и две вареные моркови. Работник не торопясь разрезал огурец на две половинки. Шаркая пальцами, посолил одну из половин, потёр об неё другую. На тарелку, сквозь пальцы, побежал солёный огуречный сок. Так же не спеша, он разрезал помидор, поперчил. Разложил всё перед собой. Молча посидел, не сводя глаз с благоухающего натюрморта, пошамкал губами, жадно сглотнул набежавшую слюну, а затем набросился на еду, откусывая солидные куски черного хлеба. Всё исчезло в его утробе за несколько секунд. Бережно, стараясь не пролить ни одной капельки, Кусков выпил с тарелки овощной сок, подобрал крупные крошки и принялся за морковку.

– Морковь, Прохор Сергеевич, универсальный корнеплод! – Василий Иванович начал давать научные рекомендации своему напарнику – товарищу Соловьёву, сквозь набитый пищей рот.

– Там присутствует пять основных витаминов! – тщательно прожёвывая, произнёс он. – Поодиночке и в комплексе они замедляют старение кожи, способствуют укреплению волос и ногтей, придают телу здоровый вид. Находящиеся в овоще бэта-каротин и другие антиоксиданты, в процессе варки значительно увеличиваются и положительно влияют на здоровье!

– Если будешь употреблять морковку постоянно, – Кусков продолжал поучать своего глупого коллегу, ковыряясь ногтем в зубах. – Волосы и ногти будут здоровыми до ста лет! А может быть и до двухсот! Зависит от того – ешь ты свежую морковь или после термической обработки.

– Вечно, ты Василий, забиваешь голову всякой ерундой! – презрительно скривив губы, парировал Соловьёв Прохор Сергеевич – ещё один ответственной вахтер – мужчина предпенсионного возраста, тонкогубый, с хитрыми цыганскими глазами. Он сидел в углу проходной «Будки» на ветхой табуретке и шлифовал наждачной бумагой какую-то серебристую штуковину.

– Начитаешься на ночь всякой ерунды, а потом сыпешь весь день непонятными словами… Бэта-каротин, антиоксиданты, термическая обработка.

– А то! – гордо поднял голову Кусков. – Я, в отличие от вас – старичков-рыболовов-спортсменов, люблю покопаться в научной литературе, почитать первоисточники, посмотреть словари. А не шастаю по озёрам да болотам как дикий кочевник за всякими пескарями!

– Это я, что ли шастаю?

– Ну, не я же!

Ответственный контролёр «номер один» закончил прием пищи и стал протирать тарелку тряпочкой.

– Вот, скажи мне, дорогой Прохор Сергеевич, – произнес он, вспоминая последние прочитанные новости в журнале «Работница». – Как называется самая высокая гора в Японии?

– ???… И как она может называться? – собеседник переспросил тягучим, как сироп, голосом. – У этих узкоглазиков, и гор то поди… нету? Они же живут на островах. Какие у них могут быть вершины?

– Есть у них горы. И довольно высокие. А самая высокая называется Фудзияма.

– Или, например, ещё вопрос, – знаток свернул тряпочку. С мытьем посуды было закончено. – Сколько спутников у планеты Марс?

– ???… Дурацкий вопрос! Ну, допустим, три? Пять? Десять? – оппонент начал перебирать цифры в порядке возрастания.

– Два! Прохор Сергеевич. Всего два спутника! Фобос и Деймос!

– Товарищ Кусков! – «безграмотный» сосед рассердился на Кускова. – До чего же ты скучный и не интересный собеседник! Думаешь только о себе! С тобой вести разговоры – всё равно, что общаться с машиной! Или вон, со станком в цехе. Ты бы лучше для поддержания беседы почитал что-нибудь полезное про охоту, рыбалку! Пообщался бы с опытными, знающими людьми. Глядишь и был бы с тебя толк. Знал бы ответы на многие жизненные вопросы.

– На какие, например?

– На такие! Вот, скажи, какую рыбу надо ловить на блесну? А-а-а?

– ???… Дык… Тык…, – «профессор кислых щей» засмущался, смешно вытянул губы трубочкой, закатил глаза. Знаний в его голове в области рыбной ловли было ноль целых – ноль десятых.

– Думаю… Скорее всего… Кажется… Карасей… али чебаков.

– Черта с два! На блесну ловят хищную рыбу. И только хищную! Потому, что блесна напоминает обычную рыбку, которую хищница хочет сожрать. Ясно!

– Или, сколько надо взять комбикорма, чтобы прикормить с утрица наживку?

… – Дорогие друзья! Внимание – внимание!!! – в открытые окна, перебивая высокоинтеллектуальную беседу охраны, влетел голос ведущего, раздававшийся со стороны стадиона. Работники недоумённо посмотрели друг на друга.

– Если вы угадаете, из какого фильма звучат слова героев, то я включу музыку из этого фильма. Итак, внимание! Слушаем и отвечаем… – громко зазвучало на проходной.

– Стoматoлoгическая пoликлиника? Алле! Дoбавoчный 3-62, – раздалось в динамиках.

– Будьте дoбры, пoзoвите, пoжалуйста, Антoна Семенoвича Шпака.

– Антoн Семенoвич, Вас!

– Ктo спрашивает?

– Какая-тo женщина.

– Не закрывайте рoт! Я слушаю!

– Антoн Семенoвич? Здравствуйте. Вы дo кoтoрoгo часа сегoдня рабoтаете?

– Гoвoрит oдна артистка. Нет, не знакoмая, нo безумнo хoчу пoзнакoмиться.

– Так значит дo четырех будете? А я Вам еще пoзвoню. Я oчень настoйчивая.

– Жду…

– … А-е-на… бла-а… на-а… дра…, – раздавался неразборчивый гул зрителей.

– Ну, умник, знаешь, что за фильм? – неожиданно колко спросил Соловьёв своего начитанного собеседника.

– Нет. Не припомню, – лицо у Кускова стало непроницаемым, меж рыжеватых, кустистых бровей появилась продольная складка. – Может быть «Королева бензоколонки». Или «Большая перемена». Вроде, там чего-то такое было.

– Друзья, ещё одна попытка! – не успокаивался ведущий творческой программы. Было понятно, что публика на стадионе также не угадала название кинокартины.

– Итак! Внимание… Отгадываем реплику, а потом поём и танцуем под музыку из кино… (https://www.youtube.com/watch?v=_9B5-uptbPg)

– Все, всё, что нажито непосильным трудом, все же погибло! – звучали слова расстроенного человека.

– Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три… куртки.

– И они еще борются за звания дома высокой культуры и быта…

– Вот, теперь всё ясно, – Кусков развел руки. – Эта реплика из…

– Как его?… – он настойчиво пытался вспомнить и махал указательным пальцем. Слова из названия фильма крутились на языке. – Как же его… Блин, дай бог память… Эта… Этот…

– А-а-а… е-е-е… вич… е-есию… а-а-а, – волной неслось со стороны стадиона.

– «Иван Васильевич меняет профессию», – подсказал напарник.

– Точно, оттуда!

Подтверждая слова охранников, отчетливо стала слышна песня «Звенит январская вьюга» из знаменитого кинофильма…

   С любовью встретиться

   Проблема трудная

   Планета вертится

   Круглая круглая…

9

– Тринь-дринь-дринь-тринь…, – перебивая слова песни, требовательно затрещал телефон.

– Это, наверно, вас, товарищ всезнайка, – ехидно произнесли из угла, продолжая начищать блесну. Телефон стоял на тумбочке, в дальнем углу, на расстоянии равноудалённом от обоих дежурных.

– Берите трубку!

– А я думаю, что это вас, товарищ Соловьёв, – ответчик, уставший от насмешек, недовольно развернул газету «Труд» и уставился в раздел «Новости из-за рубежа».

– Мне в это время уже не звонят. Рабочий день окончен. Ключи сдали. А начальство, вон, на стадионе! Так, что я думаю, это вас!

– Ничего подобного! У меня в руководстве также люди адекватные! И кстати, сейчас, там же, на трибунах!

– Дринь-тринь-тринь-тринь-тринь-тринь…, – телефон звонил всё настойчивее. Противный пузатик даже начал немного подпрыгивать от нетерпения.

– Удивительный вы человек, товарищ Кусков! Говорите, что много читаете, всё знаете! А трубку брать не желаете? Как же так?

– Что ж тут удивительного? Звонят вам! На ночь глядя! Какие-то подозрительные личности, а я должен снять трубку. Нет, знаете ли, увольте, у меня ноги не казённые!

– Тринь-дринь-тринь-дринь…, – вреднючий аппарат не желал успокаиваться.

– А если это вас?

– А если вас?

– Меня?

– Ну, да!

– Дринь-тринь, – телефон звякнул последний раз и как-то подозрительно затих. (Явно затаил злобу).

– Это вам звонили! – продолжили отпираться из угла.

– Скорее всего, вам.

– Нет, вам!

– А я говорю – вам!

– Ничего, если вдруг мне, позвонят ещё раз.

– А вдруг не позвонят?

– Стало быть, не очень нужно было.

– Уважаемые гости, – на улице вновь громко звучал голос ведущего. – Для продолжения творческой программы необходимо отгадать из какого фильма звучит монолог.

– Внимание… Слушаем…

– Давай, так, – начал быстро говорить Соловьёв. – Если я назову быстрее название киноленты, то трубку телефона весь вечер снимаешь ты. А если наоборот, то отвечаю я. Договорились!

– Договорились, – Кусков поддержал напарника и хитро прищурил глаза.

… За окошком полный человек из супер-популярного фильма начал читать лекцию «О вреде курения»… https://www.youtube.com/watch?v=hwttHkV33AU

– Это же вам не лезгинка, а твист. Показываю все сначала.

– Носком правой ноги вы давите окурок, вот так.

– Второй окурок вы давите носком левой ноги.

– А теперь оба окурка вы давите вместе…

– «Кавказская пленница!», – одновременно вместе со всем стадионам произнесли вахтеры. После чего тут же из динамиков полилась любимая всеми «Песня про медведей»…

   Где-то на белом свете, там, где всегда мороз,

   Трутся спиной медведи о земную ось.

   Мимо плывут столетия, спят подо льдом моря,

   Трутся об ось медведи, вертится земля…

10

Устав от переживаний и волнений, пожилой человек поднялся на сцену. Вытер рукой пот со лба.

– Максим, ты как? Справляешься? – произнес он, шумно выдохнув воздух. От рычащей струи звука в ушах гудело, словно туда нагоняли воздух и он не выходил обратно, раздувая и без того разбухшую голову.

– Стараюсь, как могу! – весело пританцовывая под музыку, ответил молодой заводила, стоявший за столом с аппаратурой. Светло-голубые глаза мечтателя отражали яркое подмосковное небо.

На голове массовика-затейника неизвестно откуда появилась народная кепка-картуз с закрепленным на ней ярким красным цветком. Лицо парня светилось радостью и удовольствием. Было заметно, что всё, что происходит вокруг, доставляет ему истинное удовольствие.

– Максимушка! Ты эта… Потерпи, ещё маненько… – затыкая ужи произнесло профсоюзное руководство.

– Скоро мучения закончатся. Кашкин приехал. Собирается выступать. Так, что включай последнюю композицию, а я его приведу.

– Сделаем, Евгений Павлович! – громко прокричали в ответ. – Последнюю… Так последнюю.

– Дорогие друзья-товарищи, судари-сударыни! – звонко разнеслось над стадионом. – С вами снова я, Максим Красно Солнушкин.

– Надеюсь, вы не забыли, зачем мы собрались?

– Нет. Нет. Не забыли… – радостно шумела толпа.

– … Праздник у нас!

– … Песни!

– …Танцы!!

– … Гуляние!!!

– Верно! – согласился ведущий. – Сегодня, перед вами выступит поэт Вячеслав Кашкин.

– У-у-у-у, – довольно зашумела разгоряченная публика.

– Автор прочтёт свои лучшие, любимые стихи. Поприветствуем появление Вячеслава аплодисментами и всеми любимой песней… – «Эх, конфетки баранчики».

Молодец зажигательно посмотрел в сторону зрителей, сдвинул козырек картуза с цветком в сторону и плавно вывел популярную мелодию на мониторы…

– Дружно подпеваем! Весело танцуем! Вместе зажигаем!

– И-и-и, начали… для тех, кто плохо слышал (Где-нибудь на окраине посёлка), мощность динамиков была увеличена на двадцать пять процентов по отношению к предыдущим композициям.

   Москва златоглавая, звон колоколов,

   Цаpь-пушка деpжавная, аpомат пиpогов.

   Конфетки-баpаночки, словно лебеди саночки,

   Эй, вы, кони залетные, слышен кpик с облучка…

– Ух Ух Ух Ух, – топали зрители с одной стороны стадиона.

– Ла Ла Ла Ла, – гулко звучало с другой.

   Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные

   Грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка…

«А! Была, не была! Гулять – так гулять!» – мигающие кубики звука во время припева вновь поменяли цвет и выросли ещё на пятнадцать процентов.

11

– Максим, Максим, – трясли ди-джея за рукав и кричали в самое ухо.

– Вот, – Котов показал на раскачивающегося возле него человека. На нём был светлый, почти белый, костюм, темно-зелёная рубашка, яркий оранжево-желтый галстук с крупным узлом и цвета запекшейся крови ботинки на толстой подошве. Гладко прилизанные черные волосы разделял безукоризненный пробор. От качающегося на сцене «моряка» пахло хорошим одеколоном и коньяком.

– Это, Вячеслав Кашкин. Он будет читать стихи.

– Стихи? – тонким, почти женским голосом, недовольно переспросил поэт, едва державшийся на ногах. (У него было третье выступление за день, с ожидавшимся третьим торжественным ужином).

– Я! Не хочу, стихи!

– В смысле? – челюсть Котова отвисла аккуратным балконом. Он удивленно посмотрел на «долгожданного» гостя и несколько раз нервно глотнул воздух.

– В коромысле! – ответил ему абсолютно «трезвый» поэт.

– Товаричи музыканты, – гость икнул и внимательно осмотрел многочисленную группу людей, находившихся на сцене. Помотал головой, скидывая оцепенение (Дожили – рядом ни одного знакомого с мало-мальски приличной рожей…)

Душа компании выбрал из присутствующих того кто находился поближе. Достал из кармана и протянул «музыканту» смятые пять рублей.

– Ребята, для нашего столика, сыграйте любимую песню! А?..

– Песню? – не понял ди-джей.

– Песню? – Котов эхом повторил вопрос. Чудом не выпустил из рук еле стоявшего на ногах стихотворца. Сердце организатора колотилось так, словно полдня бегал за трамваем.

– Да-а! – согласно махнули пьяной головой. – Разудалую! Такую, чтобы всех… их… пробрало!

– Что вам стоит? – залётный соловей-соловушка обтер пятернёй рот, достал из кармана очередную пятёрку и помахал ею как веером.

– Будьте же людьми! Поставьте, для души!

– Хорошо, что желаете петь? – смилостивился Максим под осуждающим взглядом Котова. Лицо профсоюзного деятеля сначала налилось краской как у вареного рака, а потом приобрело фиолетовый оттенок.

– Маэстро, сыграй «Ямайку»!

– «Я май ку»??? – ведущий программы пробуя слово на вкус, не поверил ушам.

– «Ямайку»? – за ним попугаем в очередной раз повторил Котов. От волнения у него запершило в горле. По спине потекла предательская струйка пота.

– Ну, да! – подвыпивший рифмоплёт презрительно скривил губы, дивясь вопиющему невежеству «работников сферы музыкальных услуг», и громко произнес… – Её родную, мать за ногу, поставь!

– На итальянском будите петь? – Макс начал что-то быстро искать на своем рабочем столе.

– На итальянском? – казалось профсоюзное руководство уже ничем нельзя было удивить в этой жизни. (Зря ему так казалось – Человеческая глупость – безгранична).

– Нет, блин, на русском! – недоуменно посмотрели на ди-джея.

– На русском? – создавалось впечатление, что Котов сейчас грохнется в обморок.

– Конечно, на итальянском! – певец панибратски похлопал седовласого организатора по плечу.

– А может на русском! А вообще, к чему вопросы? Ставь, давай и не жужжи. Я, между прочим, деньги заплатил!

– Прекрасный выбор, «Ямайку» – так «Ямайку», – согласился ди-джей.

– Одевайте наушники. В них будет лучше слышно музыку. Пойте в микрофон.

– Давай, свои наушники… – пьяный «певец» выхватил гарнитуру из рук Макса. Натянул на голову. Взял микрофон. Откинул путающийся под ногами шнур. Приготовился петь.

– Дорогие друзья! Вячеслав Лукашкин приготовил приятный сюрприз! Сегодня, вместо стихов, он исполнит популярную песню… «Джамайка» на русском и итальянском языках!..

– О-о-о-оу! – пропели трибуны и удивленно затихли. Над полем повисла дышащая жаром тишина.

В динамиках (Техника сама отказывалась верить в случившееся) откуда-то издалека, словно с того света, проснулись и зазвучали первые аккорды известной композиции.

– «Я-мя-я-а-уй-ка-а», – пискляво, словно где-то за забором хулиганы мучили кошку, начал запевать Лукашкин.

Максим увёл «в ноль» с микрофона «удивительно чистый дискант» поэта. А потом вообще, от греха подальше, (Лучше перестраховаться) вытащил штекер из гнезда и положил его рядом с усилителем.

А тем временем место Лобертино Лоретти Лукашкина в колонках аппаратуры занял Валерий Шотаевич Меладзе… https://www.youtube.com/watch?v=eh9nICXN0GY

   Ямайка, Ямайка,

   Небо голубое,

   Не насмотрится на море голубое

   Счастье и беда твоя —

   Тропическое солнце над тобою…

– Я-я-мя-у-ай-ка-а, – непонятно для кого выводил в микрофон, абсолютно некем не услышанный «Посол итальянской песни в СССР».

– Лу-каш-кин! Лу-каш-кин! – восторженно шумели и хлопали зрители, подбадривая выступление новоявленного певца. Лица светились, глаза горели восторгом. Успех был просто грандиозный. Многие начали подпевать.

– О-у-х, – тревожно выдыхал Котов, с трудом поддерживая стихо-певца, едва стоявшего на ногах.

– Ещё! Ещё! Ещё! – публика кипела подобно бульону в огромном котле.

– Еще?

– Как скажите! – Максим виртуозно, словно по клавишам пианино, водил руками, нажимал кнопки, крутил ручки, сдвигал тумблера.

– Джама-а-а-ай-ка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-о-у,… – последовало продолжение по-итальянски.

На весь стадион завопил ещё никому не известный исполнитель «Витас».

Трибуны задрожали.

Всем стало понятно – певец Лукашкин разогрел голос и решил рвануть сразу с «первой» на «пятую» скорость в своём репертуаре.

И естественно, как и подобает вспыхнувшей звезде, начал петь песню заново, с самого начала…

   Джама-а-ай-ка Джама-а-ай-ка

   Квандо ми сембрва ди

   бручаре сотто ил тью бель соле ардентэ.

   Сай че ми потево диссетаре

   Преса ль аква ди уно фонте…

Пьяный исполнитель итальянских песен вырвался из рук Котова и бросился совершать какие-то немыслимые, не подающиеся логике – дикие движения: Вихлять, словно на шарнирах, всеми частями тела, завывать в микрофон.

Голос «Витаса» оторвался от бренного тела и зажил собственной жизнью. Кудесник в очередной раз попытался взять пять с половиной октав…

– Сента-а бруко-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-у-у-урр…

Поэт задрал голову, подобно Юлию Цезарю, и вытянул вверх руку с микрофоном.

Столбики индикаторов ошалело полезли в красную зону и начали безумно стучаться головой в потолок…

Футбольное поле задрожало под ногами присутствующих гостей.

– Ни-че-во-се-бе!!! – неистовство искрила переполненная чаша стадиона. (Исполнение популярного шлягера в момент принесло Лукашкину славу талантливого певца и стяжателя разбитых женских сердец).

– Ай да Лукашкин! – хором ревели трибуны.

– … Ай да сукин сын!

– ….. Вот, что значит – настоящий поэт!

– Господи, когда же это закончиться? – Котов «дорывал на себе» последние седые волосы.