Текст книги "Том 10. Повести и рассказы 1881-1883"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)
Христос *
Во всех авторских рукописях заглавие этого стихотворения в прозе имело подзаголовок «Сон» (за несколько лет перед тем в рассказе «Живые мощи» Тургенев изобразил сон Лукерьи о Христе). Ознакомившись со стихотворением «Христос» по тексту, предназначенному для публикации в «Вестнике Европы», Анненков писал Тургеневу 2 (14) октября 1882 г.: «В чудном рассказе „Христос“ меня кольнула прибавка „Сон“. Какой же это сон, когда это лучезарное видение? Тут нечего просыпаться, а только констатировать исчезновение видения» ( ИРЛИ,ф. 7, ед. хр. 13, л. 86). Тургенев согласился с Анненковым и, посылая обратно корректуру «Стихотворений», писал Стасюлевичу 4 (16) октября 1882 г.: «По совету Анненкова я у иных стихотворений отнял заглавие „Сон“; особенно „Христос“ сделался у меня видением». В корректуре Тургенев для этого не только вычеркнул подзаголовок, но и произвел в конце стихотворения некоторые исправления. Вместо слов в наборной рукописи: «и я проснулся» – он написал: «и я пришел в себя», слова «Только проснувшись» заменил словами: «Только тогда».
Стихотворение «Христос» возникло у Тургенева, вероятно, в связи с широко обсуждавшейся в те годы философами и историками проблемой реально-исторической личности Христа. Начатое трактатом немецкого богослова Д. Штрауса («Жизнь Иисуса»), настаивавшего на реально-историческом объяснении возникновения христианской мифологии, обсуждение этой проблемы получило новый толчок благодаря книге Э. Ренана («Жизнь Иисуса», 1864), стремившегося написать реалистическую биографию Христа, и противовес каноническим евангельским текстам. Хотя такая точка зрения вступала в явное противоречие с церковной ортодоксией, она широко отразилась в русском искусстве и литературе 1870-х годов.
Произведения, в которых делалась попытка создать художественный образ Христа, были Тургеневу хорошо известны. Еще в 1850-х годах он видел, например, знаменитую картину А. Иванова «Явление Христа народу», созданную не без воздействия указанной книги Штрауса, которую в юности читал и Тургенев, знал картину И. Н. Крамского «Христос в пустыне» и полемику этого художника с М. М. Антокольским, создавшим скульптуру «Христос перед судом народа» (1875). Эта скульптура, в которой Антокольский, по его собственным словам, пытался изобразить Христа «как можно проще, покойнее, народнее», была создана в 1878 г., т. е. как раз в год, когда была организована всемирная выставка скульптуры в Париже (см.: Антокольский,с. 75, 125, 175, 373; см. также: КузьминаЛ. И. Тургенев и М. М. Антокольский. – Т сб,вып. 5, с. 395–397). Тургенев в это время общался с Антокольским и принимал самое горячее участие в выставке его работ. Об этом свидетельствует его письмо Антокольскому от 7 (19) апреля 1878 г. с обещанием подобрать для горельефа его работы «Последний вздох» цитату из евангельского текста по латинской Библии. Восхищение этой скульптурой Тургенев не раз высказывал в своих письмах, называя ее вещью «бессмертной» (письмо к М. М. Стасюлевичу от 11 (23) февраля 1878 г.) и признаваясь в письме к П. В. Анненкову от 7 (19) февраля 1878 г.: «Давно ни одно произведение искусства так сильно на меня не действовало! Это вполне гениальная вещь». Тургеневу были хорошо известны также образы Христа, как они представлялись другим русским писателям-современникам, в частности Ф. Достоевскому («Мальчик у Христа на елке», 1876), Л. Н. Толстому и Н. С. Лескову («Христос в гостях у мужика», 1881).
Камень *
В примечании к французскому переводу этого стихотворения Ш. Саломон высказал предположение, что оно возникло в связи с мыслями Тургенева о М. Г. Савиной, которая исполнила в 1879 г. роль Верочки в «Месяце в деревне» и с которой Тургенев в том же году читал сцену из «Провинциалки» (см.: Tourguénev. Роèmes en prose. Première traduction intégrale publiée dans l’ordre du manuscrit original autographe avec des notes par Charles Salomon. Gap, 1931, p. 123). А. Е. Грузинский с большим правдоподобием догадывался, что в стихотворении «Камень» Тургенев «поэтически передает отрадные впечатления от своей поездки в Россию весной 1879 г. Тогда он несколько раз публично читал в Петербурге и в Москве свои произведения, и каждое его выступление неизменно встречалось дружными чествованиями многочисленных слушателей; в частности, стихотворение, по-видимому, говорит о женской учащейся молодежи, которая тогда горячо приветствовала любимого романиста от имени всех русских женщин» ( Грузинский,с. 230).
Чествования Тургенева начались в Москве, сразу же по его приезде туда, 15 февраля, о чем он сам писал 20 февраля (4 марта) А. В. Топорову: «… в четверг мне здешние молодые профессора давали обед с сочувственными „спичами“ – а третьего дня в заседании любителей русской словесности студенты мне такой устроили небывалый прием, что я чуть не одурел – рукоплескания в течение 5 минут, речь, обращенная ко мне с хоров, и пр. и пр. Общество меня произвело в почетные члены. Этот возврат ко мне молодого поколения очень меня порадовал, но и взволновал порядком». Затем 4 марта состоялся литературно-музыкальный вечер в пользу недостаточных студентов Московского университета, где появление Тургенева было встречено стоя и долгими громовыми рукоплесканиями, от имени студентов произнесена была приветственная речь и поднесен ему большой лавровый венок. Были и еще встречи Тургенева с учащейся молодежью и у него в гостинице, и на квартире сестер Калиновских и др. Встречи с молодежью продолжались в Петербурге в марте 1879 г. «Чтения, овации и т. д. продолжаются и здесь, как в Москве», – писал Тургенев Л. Я. Стечькиной 14 (26) марта 1879 г. из Петербурга. По свидетельству современников, «Молодежь шла к Тургеневу вереницами. У него в номере нередко появлялись депутации за депутациями» ( СтечькинН. Я. Из воспоминаний об И. С. Тургеневе. СПб., 1903, с. 20–21). Особенно горячо приветствовали Тургенева 15 марта на литературно-музыкальном вечере в пользу недостаточных слушательниц Женских педагогических курсов, где ему преподнесли два венка – от этих курсов и от Высших женских курсов (Бестужевских). На чтении в пользу Литературного фонда 16 марта Тургенев получил венок и адрес от слушательниц Медицинских курсов. Его также приглашали на литературно-музыкальный вечер с благотворительной целью студенты Петербургского университета и студенты Горного института; от этих выступлений Тургенев отказался, так как его встречи с молодежью вызвали неудовольствие правительственных кругов [185]185
См. об этом: АлексееваН. В. Воспоминания П. В. Викторова о Тургеневе. – Орл сб, 1960,с. 309–328, а также: АсатуровичАндрей. Автограф Тургенева. – Советский учитель, 1967, 12 апреля (Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена).
[Закрыть].
Голуби *
В перечне «Сюжеты» стихотворение названо «Тучи и белый голубь», с добавлением в скобках «в Спасском», и помещено в разделе «Пейзажи». В черновом автографе «Голуби» датированы маем 1878 г.; эту дату Тургенев поставил и в беловом автографе, но потом переправил ее на 1879 г. и поместил стихотворение при переписке в тетради среди других стихотворений, датирующихся маем 1879 г. Помета в перечне: «в Спасском» – говорит о том, что этот «пейзаж» навеян воспоминанием о Спасском-Лутовинове, а не указывает на место его написания: Тургенев в мае 1878 г., равно как и в мае 1879 г., находился за границей. В «Яснополянских записках» Д. П. Маковицкого (12 июня 1909 г.) говорится о чтении Л. Н. Толстому некоторых стихотворений в прозе Тургенева. О стихотворении «Два голубя» Толстой сказал: «Это хорошо». – «И Л<ев> Н<иколаевич> добавил, что у Тургенева описания природы художественны. В этом он мастер» ( Лит Насл,т. 90, кн. 3, с. 438).
Природа *
Мысль о «равнодушной природе», сияющей вечной красой «у гробового входа», могла быть внушена Тургеневу стихотворением Пушкина. Тот же круг представлений получил отражение и в письме Тургенева к П. Виардо от 16 (28) июля 1849 г., где, рассуждая на тему «что же такое эта жизнь», Тургенев, между прочим, писал: «Эта штука – равнодушная, повелительная, прожорливая, себялюбивая, подавляющая – это жизнь, природа или бог; называйте ее как хотите <…>, но не поклоняйтесь ей ни за ее величие, ни за ее славу!» Сходные мысли высказаны Тургеневым в «Поездке в Полесье» (1857): «Мне нет до тебя дела, – говорит природа человеку, – я царствую, а ты хлопочи о том, как бы не умереть» (наст. изд., т. 5, с. 130).
Неоднократно высказывалось предположение, что, создавая свое произведение, Тургенев находился в известной зависимости от прозаического диалога итальянского поэта Джакомо Леопарди «Исландец и Природа», в котором в ответ на слова исландца-путешественника о разрушительной работе Природы против человека Природа, олицетворенная в образе гигантской женщины, лицо которой прекрасно и в то же время ужасно, отвечает ему с удивлением: «Может быть, ты думаешь, что мир был создан ради вас? Так знай же, что в своем творчестве, в своих порядках и в своей деятельности, за очень немногими исключениями, я всегда имею в виду нечто совсем другое, а вовсе не счастье и страдание людей. Когда я поражаю кого-нибудь каким бы то ни было способом и каким бы то ни было средством, я не замечаю этого <…> Также я не знаю обыкновенно и того, что я благодетельствую вам или даю вам радость. И я делаю все эти вещи и всегда работаю отнюдь не для того, чтобы помогать вам и давать вам счастье, как вы думаете…» [186]186
Куприевич,с. 12–16; Грузинский,с. 231–232; РозенкранцИ. С. О происхождении некоторых «Стихотворений в прозе», с. 489–490. См. также о работах А. Гранжара на эту тему на с. 472.
[Закрыть]
А. И. Белецкий указал также на два стихотворения из цикла «Философских поэм» французской поэтессы Луизы Аккерман: «Природа к Человеку» (1867) и «Человек к Природе» (1871), представляющие интересную аналогию как к диалогу Леопарди, который Л. Аккерман много раз читала, так и к «Природе» Тургенева. Белецкий нашел здесь «одни и те же мысли, выраженные в сходных словах; но у Тургенева – декоративное обрамление (сон, подземная храмина), которого нет у поэтессы, дающей два монолога вместо сжатого тургеневского диалога; у Тургенева человек отдает почтительный поклон Природе, не говорит, а лепечет свои слова, только собирается возражать; у поэтессы он бросает Природе в ответ на звуки ее железного голоса гневные проклятия, пророча ее конечную гибель» ( Творч путь Т,с. 151). Создавшийся у Тургенева образ Природы – «величавая женщина в волнистой одежде зеленого цвета» – не оставлял его и позже. В 1880 г., в Спасском, рассказывая детям Я. П. Полонского сказку «Самознайка», Тургенев описывал сумрачный грот в заброшенном саду и сидящую в нем «зеленую женщину» или фею ( БродскийН. Замыслы И. С. Тургенева. М., 1917, с. 49).
В черновом автографе стихотворение озаглавлено «Сон»; в беловом автографе, наборной рукописи и в корректуре ВЕ– «Природа (Сон)». В ВЕстихотворение напечатано без подзаголовка, однако в начале его осталось: «Мне снилось», а в конце: «И я проснулся». В черновом автографе были варианты. Вместо:как ему дойти – и счастья – было:как дойти ему до возможного счастья? до новой мудрости и власти? Вместо:темные грозные глаза – было: а.большие, тусклые и тупые глаза б.[длинные] темные, зоркие, грозные глаза. Вместо:Женщина – брови – было:Женщина опустила было [голову] свои глаза – но тут подняла их снова; вместо:человеческие слова – было:Пустые человеческие слова, и др.
«Повесить его!» *
В тексте стихотворения внимание М. М. Стасюлевича привлекло употребленное Тургеневым сравнение: «а сам бел, как глина!» В ответ на его сомнения Тургенев писал 3 (15) октября 1882 г.: «…„бел, как глина“ – у нас в Орле говорят – только про побледневшего (с испуга) человека, ибо такая белизна смахивает, точно, на глину. Впрочем, и это можно переменить». Однако на следующий день, посылая обратно правленую корректуру, Тургенев писал ему: «„бел, как глина“ – я оставил». См. также: наст. изд., т. 9, с. 80 («Часы»).
Аустерлиц– городок в Моравии, близ которого войска Наполеона выиграли сражение с союзными армиями Австрии и России 2 декабря 1805 г.
«Как хороши, как свежи были розы…» *
Как свидетельствует черновой автограф, Тургенев первоначально хотел дать другую концовку стихотворению. Оборвав наполовину заключительную цитату «Как хороши, как свежи…», Тургенев стал писать дальше: «Нет, не стану думать о розах», но, не закончив фразу, зачеркнул ее и дописал цитату: «были розы», очевидно, не желая нарушать общий меланхолический тон стихотворения.
Стихотворение, первая строка которого дала заглавие данному произведению и повторяется затем несколько раз в его тексте в качестве лейтмотива, принадлежит И. П. Мятлеву и было впервые напечатано в 1835 г. под заглавием «Розы». Начальная строфа его читается так:
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!..
Первый раз на это стихотворение, начальная строка которого долгие годы звучала в памяти Тургенева, указал А. Ф. Кони в заметке «Певица Полина Виардо Гарсия» ( Рус Ст,1884, май, с. 403). Впоследствии Н. А. Янчук в «Литературных заметках» (Известия ОРЯС, 1907, кн. 4, с. 251–255), процитировав полностью это стихотворение по рукописному альбому 1840-х годов, напомнил о том, что строка, популяризированная Тургеневым, стала крылатой фразой и заглавием для вдохновленных им произведений скульптуры и музыки. Так озаглавлена, например, скульптура В. А. Беклемишева (Третьяковская галерея в Москве), изображающая молодую женщину с розой на коленях. На ту же тургеневскую тему с варьирующимся лейтмотивом («Как хороши тогда, Как свежи были розы», «Как хороши теперь, Как свежи эти розы» и т. п.) в 1886 г. написал стихотворение К. Р. («Новые стихотворения К. Р.». 2-е изд. СПб., 1900, с. 11–12). Популярность этой фразы-цитаты в словесном обиходе подтверждает В. В. Маяковский («Писатели мы») (см.: АшукинН. С., АшукинаМ. Г. Крылатые слова. М., 1955, с. 250–251).
Ланнеровский вальс. – Вальсы И. Ф. К. Ланнера (1780–1843), дирижера, скрипача и композитора, были по манере близки к вальсам Штрауса-старшего и завоевали популярность благодаря мелодичной выразительности и изяществу. В повести «Ася» Тургенев упоминает звуки старинного ланнеровского вальса: «…я почувствовал, что все струны сердца моего задрожали в ответ на те заискивающие напевы» (наст изд., т. 5, с. 156). Вальс Ланнера упомянут также в поэме А. Григорьева «Видения» (1846):
Ланнера живой
Мотив несется издали, то тих,
Как шепот страсти, то безумья полн
И ропота, как шумный говор волн…
Морское плавание *
В черновой рукописи заглавия не было. В перечне названий «Стихотворений в прозе» («Сюжеты») это стихотворение упомянуто дважды: в одном месте под заглавием «Уистити», в другом, где оно отнесено в раздел «пейзажей», «Морское плавание», с добавлением в скобках: «переезд в Англию из Гамбурга», что соответствует начальным словам произведения. В черновом тексте стихотворение заканчивалось описанием вида застывшего моря; конец (строки 37–50) – о капитане и обезьянке – был приписан позднее, ниже даты: «пейзаж» превратился в стихотворение лирико-философского содержания.
Из признания Тургенева его французским друзьям, записанного в дневнике Э. Гонкура под 1 февраля 1880 г., явствует, что в основу «Морского плавания» Тургенев положил воспоминание юности. На обеде, устроенном перед поездкой в Россию, на котором присутствовали, кроме Гонкура, Доде и Золя, Тургенев говорил, что «его тянет вернуться на родину труднообъяснимое чувство потерянности – чувство, испытанное им, когда в дни ранней юности он плыл по Балтийскому морю на пароходе, со всех сторон окутанном пеленой тумана, и единственной его спутницей была обезьянка, прикованная цепью к палубе» ( GoncourtEdmond et Jules de. Journal-Mémoires de la vie littéraire. Paris, 1959. T. 3, p. 59; ГонкурЭ. и Ж. де. Дневник. М., 1964. Т. 2, с. 275).
Стихотворение «Морское плавание» очень нравилось Л. Н. Толстому; он напечатал его в своем «Круге чтения» и неоднократно вспоминал (см.: «Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого. – Лит Насл,т. 90, кн. 1, с. 114; кн. 2, с. 79; кн. 3, с. 438).
Н.Н. *
Кого Тургенев имел в виду, выставляя инициалы вместо заглавия, остается не раскрытым. Возможно, впрочем, что автор в данном случае не обращался к конкретному лицу. В черновом автографе заглавия не было; после слов:равнодушным вниманием – было:Ты ничего не ищешь и ни от чего не уклоняешься. В авторском перечне («Сюжеты» в беловой рукописи) это стихотворение, очевидно, отмечено под номером 30 под заглавием: «Елисейские поля (беспечальна)». Слово «беспечальна», выделенное Тургеневым для памяти, как опорное в целой характеристике, может быть, ведет нас к тому описанию Елисейских полей (в греческой мифологии – часть загробного мира, где находятся праведники), которое дается в «Одиссее» (перевод В. «Жуковского, песнь 4, стихи 565–568):
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает,
Где сладкошумно летающий веет Зефир Океаном,
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным.
Говоря о «важных звуках глюковских мелодий» (в черновой рукописи варианты: «задумчивые звуки», «сладостные звуки»), Тургенев имеет в виду оперу X. В. Глюка «Орфей» (1774), одно из действий которого происходит в «Елисейских полях». Эта опера была возобновлена в Париже в конце 1850-х годов и имела большой, длительный успех (в 1859–1861 гг. ставилась 150 раз) прежде всего благодаря П. Виардо, исполнявшей главную партию. О «благородных звуках „Орфея“» Тургенев вспоминал в письме к П. Виардо от 15 (27) марта 1868 г.; позднее (14 (26) июня 1872 г.) Тургенев писал В. В. Стасову: «Я восторгаюсь от глуковских речитативов и арий не потому, что авторитеты их хвалят – а потому, что у меня от первых их звуков навертываются слезы…»
Стой! *
Заглавие представляет собою реминисценцию известных слов в последнем монологе Фауста Гёте («Фауст», ч. II, д. 5): «Мгновению мог бы я сказать: остановись же, ты так прекрасно!» Эти слова Тургенев вспоминал неоднократно: в поэме «Андрей» (ч. II, строфа X) он с горечью утверждал, что человек, хотя и «владыко мира», но
…ничему живому
Сказать не может: стой здесь навек!
В «Довольно» Тургенев, напротив, утверждал: «Красоте не нужно бесконечно жить, чтобы быть вечной, – ей довольно одного мгновения». Давняя традиция связывает возникновение стихотворения «Стой!» с П. Виардо. Об атом свидетельствовала, например, Л. Нелидова, упоминая, как в том же 1879 г. Тургенев «превосходно и с увлечением» рассказывал об исполнения П. Виардо знаменитых оперных ролей ( НелидоваЛ. Памяти И. С. Тургенева. – ВЕ,1909, № 9, с. 224). А. Луканина вспоминает о музыкальном собрании, состоявшемся у Виардо 15 (27) мая 1879 г. Когда г-жа Виардо спела «И сладко, и больно» Чайковского, Тургенев «совершенно воодушевился: „Замечательная старуха какая!“ <…> И действительно, когда m-me Виардо поет, она – сама жизнь, сама страсть, само искусство. Она не чужое передает, она сама как будто свое переживает» ( Сев Вестн,1883, № 3, с. 65). И. Павловский также вспоминает об одном из утренников у Виардо в 1879 г.: «Г-жа Виардо сначала спела один из русских романсов. Ее голос, не слишком сильный и несколько жесткий, обеспечил ей лишь посредственный успех. Тургенев, бывший некогда свидетелем триумфов великой артистки, казалось, всё еще находился под чарами своих воспоминаний. Он испытывал самый искренний восторг. Его глаза сверкали; пряди седых волос падали на его лоб. Он аплодировал сильнее и дольше всех остальных. Он обращался лицом к публике и непрестанно повторял: „О! что за старуха! О! что за старуха!“» [187]187
PavlovskyI. Souvenirs sur Tourguéneff. Paris, 1887, p. 150–151; то же в статье Н. К-ко «Полина Виардо». – Рус Сл,1910, № 107, 12 мая; ЧешихинВсев. Виардо и любовь к ней Тургенева. – Русская музыкальная газета, 1916, № 12, столб. 277–280. Ср.: РоммС. Из далекого прошлого. Воспоминания о Тургеневе. – ВЕ,1916, № 12, с. 113–114.
[Закрыть].
Французский перевод этого стихотворения в прозе под заглавием «Arrête» самим Тургеневым помещен в «Revue politique et littéraire», 1882, № 26, p. 812; первоначальная (более дословная) редакция этого перевода сохранилась в парижском архиве Тургенева в рукописи, писанной не его рукой, вместе с копией русского текста (также, не почерком Тургенева) [188]188
Bibl Nat,Slave 78, Mazon,p. 84, M. 31; фотокопия: ИРЛИ,Р. I, оп. 29, № 264.
[Закрыть].
Монах *
В черновом автографе нет ни заглавия, ни даты. В беловом автографе, готовя стихотворение к печати, Тургенев значительно его расширил. Так, в начале стихотворения добавил фразу: «Он их не чувствовал, стоял – и молился». В конце приписал два предпоследних абзаца. От слов: «Мое ямне»… до слов – «не так постоянно».
Молитва *
«Молитва» была впервые записана Тургеневым в беловой рукописи под № 75, последней в ряду других шести коротких стихотворений (см. ниже) июня 1881 года философского характера – записей отдельных мыслей «для себя». Из них лишь стихотворение «Молитва», выправив его стилистически, Тургенев послал Стасюлевичу для печати в группе пятидесяти стихотворений 1878-79 годов. После слов «Что есть истина?» в беловой рукописи было (потом зачеркнуто): «да кстати вспомнит изречение, что всякий человек есть ложь».
В письме к Е. Е. Ламберт от 26 августа (8 сентября) 1864 г. Тургенев признавался: «… я не христианин, в Вашем смысле, да, пожалуй, и ни в каком…» «Молитва» подтверждала полное равнодушие писателя к христианской религии и ко всем формам обрядности, и, несмотря на пропуск стихотворения цензурой, оно получило соответствующую оценку в России в официальных кругах. Вскоре после появления всего цикла «Стихотворений в прозе» в «Вестнике Европы» заметка о «Молитве» была доставлена К. П. Победоносцеву. В письме от 13 (25) декабря 1882 г. С. А. Рачинский спрашивал Победоносцева, читал ли он «Стихотворения в прозе» Тургенева, и прибавлял: «Какая виртуозная стилистика – и какое мальчишеское содержание! Читаешь – и краснеешь за автора. Прилагаю заметку по поводу одного отрывка („Молитва“), особенно меня возмутившего» ( Лит Насл,т. 73, кн. 1, с. 411).
Тут Шекспир придет ему на помощь. – Тургенев приводит цитату из трагедии «Гамлет» (д. 1, сц. 5) в переводе Н. А. Полевого (1837); как ходовая крылатая фраза эта цитата неоднократно употреблялась Тургеневым (см., например, «Дым», гл. II).
«Что есть истина?»– Цитата из евангельского текста (Евангелие от Иоанна, 18, 37), рассказывающего о допросе Иисуса Пилатом. Этот вопрос Пилата Иисусу остался без ответа.
Русский язык *
М. М. Стасюлевич, делясь впечатлениями от чтения «Стихотворений в прозе» по рукописи, писал А. Н. Пыпину (13 (25) августа 1882 г.), что они невелики по объему и что, например, «Русский язык» имеет величину «ровно в пять строк, но, – прибавлял он, – это золотые строки, в которых сказано более, чем в ином трактате; с такой любовью мог бы Паганини отозваться о своей скрипке» ( Лит Насл,т. 73, кн. 1, с. 410–411). Так как «Русский язык» заключал всю серию «стихотворений в прозе», опубликованных в «Вестнике Европы» 1882 г., и долгое время считался последним звеном составляющего их цикла, то современники считали эти «слова о нашем родном языке лебединой песнью Тургенева» ( Звенья,т. 1, с. 506).
Связь судеб русского народа с его языком не раз отмечалась Тургеневым. Так, в письме к Е. Е. Ламберт от 12 (24) декабря 1859 г. он писал о русском языке: «… для выражения многих и лучших мыслей – он удивительно хорош по своей честной простоте и свободной силе. Странное дело! Этих четырех качеств – честности, простоты, свободы и силы нет в народе – а в языке они есть… Значит, будут и в народе». Тем современникам, которые скептически относились к будущему России, Тургенев – по воспоминаниям Н. В. Щербаня – говорил: «И я бы, может быть, сомневался в них <…> – но язык? Куда денут скептики наш гибкий, чарующий, волшебный язык? Поверьте, господа, народ, у которого такой язык, – народ великий» ( Рус Вестн,1890, № 7, с. 12–13). По свидетельству С. И. Лаврентьевой (Пережитое. Из воспоминаний. СПб., 1914, с. 142), Тургенев говорил с нею о «нашем прекрасном богатом языке», «который до времен Петра был так тяжел и который с Пушкина развился так богато, сложился так поэтично». «По тому самому, – прибавлял Тургенев, – я верю, что у народа, выработавшего такой язык, должно быть прекрасное будущее». Н. А. Юшкова в письме к В. Микулич (Л. И. Веселитской), вспоминая о встрече с Тургеневым в Петербурге в 1880 г., также рассказывала: «Любовь к родине ярко выразилась у него в его любви к самому художественному произведению русского народа, к русскому языку» ( Звенья,т. 1, с. 506).
Стихотворение в прозе «Русский язык» приобрело широкую популярность. «Русский язык, как справедливо заметил Тургенев, – писал П. И. Чайковский 26 августа ст. ст. 1888 г., имея в виду это стихотворение в прозе, – есть нечто бесконечно богатое, сильное и великое» (Дни и годы П. И. Чайковского. Летопись жизни и творчества. М.; Л., 1940, с. 452). По словам К. Д. Бальмонта (1918), Тургенев «спел такой гимн русскому языку, что он будет жить до тех пор, пока будет жить русский язык, значит всегда» ( Т и его время,с. 23). Ср. статью Бальмонта «Русский язык», в которой стихотворение Тургенева он называет «благоговейной молитвой» (Русские записки, 1924, т. 19, с. 231). Об этом «подлинном гимне». Г. О. Винокур заметил, что он «известен каждому русскому школьнику и вошел в ежеминутное сознание русского грамотного человека» (Русский язык. М., 1945, с. 187–188).
Под воздействием Тургенева создано стихотворение словенского поэта второй половины XIX века, А. Ашкерца ( РыжоваМ. И. Стихотворение Антона Ашкерца «Русский язык». – Международные связи русской литературы. М.; Л., 1963, с. 396–397).
Встреча (сон) *
В червовом автографе это стихотворение под заглавием «Сон 1-й» без даты, но записанное до январских стихотворений 1878 года, со вставками и большой правкой было набросано на том же листе, что и конец рассказа «Сон» (1876 г.): Включенное впоследствии в беловой автограф под № 3, оно получило название «Женщина», потом переправленное на «Встреча (Сон)». Стихотворение это должно было открывать задуманный Тургеневым цикл из стихотворений под названием «Сны», куда оно и было внесено дважды первым по счету, судя по спискам на полях черновиков, а также в перечне «Сюжеты» беловой рукописи.
Рядом с заглавием стихотворения в беловом автографе Тургенев пометил: «Употр<ебить> в повесть». Действительно, в повести «Клара Милич (После смерти)» оно пересказано, с сокращениями и изменениями стилистического характера, как сон, привидевшийся Аратову (см. в этом томе с. 93).
Проклятие *
Первоначальное заглавие «Проклятие» в черновом автографе Тургенев в беловой рукописи изменил на «Манфред», но потом зачеркнул его и восстановил прежнее. Слова: «Да будут без сна – собственным адом» – должны восприниматься как вольный перевод четырех стихов из того «заклинания» (incantation), которое в драматической поэме Байрона таинственный Голоспроизносит над Манфредом, лишившимся чувств (акт I, сц. 4). В оригинале «Заклинание» имеет 7 строф (по 10 стихов каждая); Тургенев пересказывает лишь начальные стихи второй строфы:
Though the slumber may be deep,
Yet the spirit shall not sleep,
и заключительные стихи строфы шестой:
I call upon thee! and compel
Thyself to be the proper Hell!
Перевод приведенных стихов не сразу дался Тургеневу; в черновике он ближе к подлиннику: «Да будут ночи твои без сна, да вечно чувствует твоя душа мое незримое присутствие, [да] будь [она] [твоим] собственным своим адом». В беловом автографе к слову «чувствует» были варианты: а«знает», б«осознает». А последняя строка звучала так: «да будет она собственным своим адом».
В юности, по свидетельству самого Тургенева (письмо к А. В. Никитенко от 26 марта (7 апреля) 1837 г.), он перевел «Манфреда» полностью, но перевод этот не сохранился. Собственный ранний опыт Тургенева – драматическая поэма «Сте́но» (1834) имеет эпиграф из «Манфреда», и в ней многое навеяно этим произведением Байрона. Автобиографическое значение имеют слова, вложенные Тургеневым в уста Лежневу («Рудин», гл. VI): «Вы, может, думаете, я стихов не писал? Писал-с, и даже целую драму сочинил в подражание „Манфреду“. В числе действующих лиц был призрак с кровью на груди, и не с своей кровью, заметьте, а с кровью человечества вообще». Еще более критически Тургенев отзывался о байроновском Манфреде в старости, когда он писал, например, Л. Фридлендеру (письмо от 14 (26) декабря 1878 г.) об этом герое: «…мне лично мало симпатичный чудак…» В этом письме Тургенев приводит цитату из «Манфреда» в английском подлиннике, поэтому можно предположить, что он перечитывал его в том же году, когда было написано «Проклятие». «Манфреда» Тургенев вспоминает также в стихотворении «У-а… У-а!» (с. 187–189).
Близнецы *
В беловой рукописи, где это стихотворение значится под № 13, рядом с заглавием Тургенев сделал отметку: «NB. Подальше от 12-го», т. е. от стихотворения «Проклятие», вероятно потому, что в каждом из них говорится о споре между близкими людьми, хотя и содержание и сущность обоих рассказов имеют мало общего.
Дрозд I *
В черновом автографе сначала написано другое заглавие (здесь же и зачеркнутое): Черный дрозд. Стихотворение подверглось очень тщательной стилистической правке со множеством больших вставок в тексте. Под стихотворением – инициалы: «И. Т.» и дата (8 июля 1877 г.), которая является наиболее ранней из всех стоящих под отдельными стихотворениями цикла. Недаром перечень стихотворений («Сюжеты») в беловом автографе начинается именно с этого названия: «Дрозд. 1.2». К тому же это единственная полная дата, в которой отмечены не только год, месяц и число, но даже час (6¼ утре) и место его создания (Les Frênes, Буживаль), что приближает данный отрывок к дневниковой записи. Вероятно, эта запись связана с каким-то особенно памятным для Тургенева днем. Трудно сказать определенно, о каком сердечном увлечении идет здесь речь (в словах «я, бедный, смешной, влюбленный, личный человек…»); скорее всего он вспоминал о Ю. П. Вревской, с которой виделся в конце мая того же года (см. выше, с. 491). В черновом автографе над заглавием был эпиграф:
Этот эпиграф был потом отброшен Тургеневым. Метафора о «холодных волнах», уносящих в безбрежный океан человеческую жизнь, встречается и в других произведениях Тургенева (см. выше «Конец света»).
Дрозд II *
В черновом автографе вместо заглавия стояла цифра II. Оба стихотворения («Дрозд» I и II), судя по цвету чернил и почерку, были записаны одновременно, хотя поправки и вставки были сделаны не сразу. Там же дата стихотворения была исправлена – «Август, 1878» на «Август 1877 года». В беловике восстановлен 1878 год. Между тем стихотворение едва ли могло быть написано после фактического завершения русско-турецкой войны, заключения Сан-Стефанского мирного договора (19 февраля (3 марта) 1878 г.) и соглашения с Англией (18 (30) мая 1878 г.). Напротив, именно в августе 1877 г. Тургенев с чрезвычайной остротой воспринимал ряд поражений, нанесенных русским войскам турками, и огромные жертвы, которые война потребовала от русского народа. Слова стихотворения: «Тысячи моих братий, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братий, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми < в черновике: безмозглыми> вождями» – имеют близкие параллели в письмах Тургенева, писанных им в августе 1877 г. Так, П. Л. Лаврову он писал 22 июля (3 августа): «Не могу скрыть, что до безумия огорчен нашим поражением в Турции: вот что значит поручать великим князьям армии – точно игрушки детям! Но чем провинились наши бедные солдаты, которых башибузуки прирезывали, как баранов?» То же горькое чувство отражено в письмах Тургенева к П. В. Анненкову от 1 (13) августа 1877 г. и к Я. П. Полонскому от 14 (26) августа 1877 г.: « …мне ужасно скверно на душе – по милости наших неслыханных глупостей на Востоке – и мне хотелось бы забиться в какую-либо нору, чтобы не видеть никого и ничего не слышать!» Приведенные цитаты позволяют считать, что исправление даты, сделанное Тургеневым в черновом автографе, имело полное основание. В черновом автографе вместо слов: «Что это? Слезы… или кровь?» написано – «Что это? Мои слезы или та родная кровь?»
