Текст книги "Том 10. Повести и рассказы 1881-1883"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)
Стр. 103, строка 16:«похужел и в личике осунулся» вместо «похудел и в личике осунулся» (по наборной рукописи).
Стр. 110, строка 35: «стыдно»вместо «стыдно» (по наборной рукописи).
Стр. 111, строки 28–29:«у вас чудесные яблоки!» вместо «у вас чудные яблоки» (по наборной рукописи).
Замысел повести относится к началу декабря 1881 г. Об этом свидетельствуют следующие строки письма Тургенева к Ж. А. Полонской от 20 декабря 1881 г. (1 января 1882 г.): «Презамечательный психологический факт – сообщенная Вами посмертная влюбленность Аленицына! Из этого можно бы сделать полуфантастический рассказ вроде Эдгара По». Однако к созданию произведения (не рассказа, а повести) Тургенев приступил значительно позднее, о чем известно из его письма к М. М. Стасюлевичу от 14 (26) августа 1882 г. Писатель сообщал: «…несколько дней тому назад я принялся за повесть <…>, да с тех пор так ретиво пишу, что настрочил уже половину (а во всей повести будет листа три печатных) и если так продолжится, то к Вашему приезду сюда (в конце будущей недели?) вся штука будет готова – и, если окажется годной, можно будет пустить ее в январской книжке». Вскоре работа над черновым автографом повести была закончена: 23 августа (4 сентября) 1882 г. Тургенев уже писал М. Е. Салтыкову, что «со скуки намарал какую-то небольшую вещицу», которая будет напечатана в «Вестнике Европы».
О том, что «вчера» (т. е. 3 (15) сентября) он «окончил» переписывание повести «После смерти», которая «на днях отправится <…> на суд и рассмотрение» П. В. Анненкова, Тургенев писал последнему 4 (16) сентября 1882 г. (ср. с письмом к Ж. А. Полонской от 11 (23) сентября 1882 г., в котором он также сообщал, что «переписал» повесть и на днях пошлет ее Анненкову «на суд и просмотр»), Анненков не замедлил прочитать наборную рукопись и 19 сентября (1 октября) 1882 г. послал Тургеневу свой отзыв, в начале которого с восхищением восклицал: «Мастер чудный! Пишу Вам под впечатлением только что прочитанной превосходной Вашей повести». Критик советовал Тургеневу «смело» посылать это произведение в печать «без всяких поправок, ибо тут нет ни одной фальшивой черты, никакого пробела и никакого преувеличения или чересчур сильного размаха фантазии». В заключение Анненков проницательно отмечал, что «самая искренняя вера в реальность галлюцинаций Аратова не покидает читателей, между тем как под ними он чувствует всё время невидимую струю натурального объяснения дела. Это и составляет премудрость художника» ( Лит Насл,т. 73, кн. 1, с. 421).
Наборная рукопись состоит из 74 листов, которые пронумерованы до цифры 73 (цифра 16 – ошибочно на двух листах). Как это часто бывало у Тургенева, он и в этом случае, переписывая рукопись набело, вносил в нее довольно многочисленные исправления. Авторская правка сводилась к тому, что писатель зачеркивал отдельные слова и вписывал сверху другие, просто вычеркивал слова и даже фразы, наконец, вписывал поверх строк или на полях слова и фразы, добиваясь уточнения или большей выразительности.
Так, после слов: «погруженный в книги» (с. 68), Тургенев на полях вписал текст: «Он чуждался женщин – сдерживала прирожденная стыдливость», который как бы подготовлял читателя к тому, что уединенная жизнь Аратова будет прервана, что ему суждено испытать чувство любви. На л. 16 bis писатель заменил нейтральное слово «Так», зачеркнув его, фразой «С таким же увлеченьем» (с. 77). В другом месте – там, где рассказывается, как Аратов прочитал известие о смерти Клары («И вот однажды, пробегая „Московские ведомости“»), Тургенев после слова «пробегая» вставил над строкой: «уже не совсем свежие» (с. 86), чтобы подчеркнуть, что герой с некоторым опозданием узнал о данном событии. Это нужно было для всего дальнейшего хода повествования о разговоре Аратова с Купфером, от которого он слышит подробности смерти Клары, о поездке героя в Казань для свидания с матерью и сестрой Клары и пр. Еще ниже, где речь идет о том, как Аратов, уже охваченный чувством «посмертной влюбленности», внимал рассказу Купфера о Кларе и «требовал всё больших да больших подробностей», Тургенев перед приведенными словами вставил слова, усиливающие их смысл, а именно: «слушавший его с пожирающим вниманием» (с. 89). В рассказ о свидании Аратова с сестрой Клары в Казани, во фразу «горькое горе сказывалось в этой улыбке» Тургенев после слова «горькое» вставил слова «не переболевшее», усиливающие изображение скорби Анны, утратившей горячо любимую сестру (см. с. 97). Перед текстом «Голос перервался у Анны – в эту клевету» (с. 100) вписано несколько фраз, принадлежащих Анне, в которых подчеркивались положительные черты Клары («И кого бы она здесь полюбила – Ее отвергнуть… ее…»), в особенности ее чистота. Это было нужно особо отметить ввиду того, что и у Аратова одним из характерных качеств была именно его чистота.
29 сентября (11 октября) 1882 г. писатель сообщал Стасюлевичу: «На днях пошлю я Вам <…> рукопись моей повести „После смерти“». А 7 (19) октября Тургенев писал ему же, что наборная рукопись была вручена в Петербурге лично жене Стасюлевича, о чем известил писателя возвратившийся в Париж его посланный. Редактор «Вестника Европы» на л. 1 наборной рукописи зачеркнул заглавие «После смерти» и сверху синим карандашом написал: «Клара Милич», пометив тут же: «Заглавие изменено автором во время печатан<ия>». 4 (16) ноября 1882 г. Стасюлевич послал Тургеневу корректурные гранки «Вестника Европы», полный текст.
9 (21) ноября 1882 г. писатель сообщал Стасюлевичу, что посылает ему обратно «тщательно выправленную корректуру повести», что «опечаток оказалось очень мало…» Сохранились 25 гранок этой первой корректуры (весь набранный текст), которые Стасюлевич послал Тургеневу. В левом углу 1-й гранки рукою автора написано: «Исправив опечатки, печатать. – Ив. Тургенев». Ниже он же обозначил: «1883 г.»
Посылая Тургеневу корректуру (полосы 9 и 12), Стасюлевич сделал два замечания. Он отчеркнул на полях полосы 9 слова Клары, обращенные к Аратову при их свидании (см. с. 83 и с. 84), и написал: «Вот подлинные слова Клары!!» Против слов Аратова: « догадался– как вы выразились…» (с. 83) – Стасюлевич написал: «NB. Этого слова догадалсяона не выражала; всё сказанное ею подчеркнуто вы<ше>» [145]145
Часть листа отрезана.
[Закрыть]. Тургенев согласился с редактором и сделал вставку: «в вашем письме» (с. 83).
На полосе 12, в абзаце «Нет, не с актером, а с актрисой – Москвы никогда не покинет!» (с. 88–89), Стасюлевич подчеркнул в трех местах слово «что» и на полях написал: «NB. Чтоничем не управляется; тут пропущена фраза вроде следующей: „Далее Купфер сообщил Аратову, чтои т. д.“». Тургенев принял предложение Стасюлевича и буквально повторил его фразу, т. е. написал на полях: «Далее Купфер сообщил Аратову» (с. 89) (см. также письмо Тургенева к Стасюлевичу от 11 (23) ноября 1882 г., которое начинается словами: «…возвращаю Вам <…> присланные отрывки корректур»).
31 декабря 1882 г. (12 января 1883 г.) Тургенев записал в своем дневнике: «Повесть моя должна завтра появиться в „Ве<стнике> Е<вропы>“ – а 15-го в „Nouvelle Revue“ под заглавием: „Après la mort“…» ( Лит Насл,т. 73, кн. 1, с. 394). Действительно, во французском переводе повесть была напечатана под заглавием «После смерти», которое писатель дал ей первоначально в русском оригинале. О том, что заглавие «Клара Милич» было предложено Стасюлевичем, свидетельствуют как письма самого Тургенева, так и его современников. В частности, Анненков с возмущением писал Тургеневу 7 (19) декабря 1882 г., узнав, очевидно, из его же письма, неизвестного, о намерениях редактора «Вестника Европы»: «Негодую на Стасюлевича за перемену заглавия Вашей повести. Глупее этого ничего сделать нельзя. Не подумал, осел, что именныезаглавия выражают намерение автора представить тот или другой тип,а тут не в типе дело, а в редком и замечательном психическом явлении» ( ИРЛИ,ф. 7, № 13, л. 89 об.).
О том же вспоминает в своих мемуарах, написанных в форме дневника, А. Н. Луканина. В записи от 23 декабря 1882 г. она приводит слова Тургенева о том, что М. М. Стасюлевич «нашел это заглавие <„После смерти“> слишком „lugubre“ <„мрачным“> и изменил – назвал рассказ именем этой женщины (Клара Милич)» ( Сев Вестн,1887, № 3, с. 80).
Однако из более ранних писем Тургенева к М. М. Стасюлевичу (от 11 (23), 12 (24) и 14 (26) ноября 1882 г.) явствует, что он сам дал согласие на изменение заглавия, т. е. пошел навстречу предложению редактора «Вестника Европы», хотя первоначальное заглавие («После смерти») более соответствовало основному замыслу писателя – показать «посмертную влюбленность».
В основе повести Тургенева лежит жизненная история. Это обстоятельство неоднократно подчеркивалось в его письмах. Так, например, Ж. А. Полонской он сообщал 17 (29) октября 1882 г.: «Мысль этой повести явилась мне после того, как Вы мне рассказали об Аленицыне (кстати, что он – жив? и посещает Вас?) и Кадминой». С Владимиром Дмитриевичем Аленицыным (1846–1910), магистром зоологии, Тургенев встречался у Я. П. и Ж. А. Полонских. Что же касается Кадминой, то по поводу нее Тургенев писал той же Полонской еще 20 декабря 1881 г. (1 января 1882 г.): «Я, помнится, видел раз эту Кадмину на сцене (когда она была еще оперной певицей; у ней было очень выразительное лицо)». Но лично с Кадминой Тургенев знаком не был, на что он указывал в письме к Л. Б. Бертенсону от 19 (31) января 1883 г.
Евлалия Павловна Кадмина (1853–1881), молодая талантливая певица (контральто), окончив Московскую консерваторию, в которой она была стипендиаткой Н. Г. Рубинштейна, сначала (с 1873 г.) с большим успехом пела на сцене Большого театра. Ее выступления (в частности, в «Иване Сусанине» и «Руслане и Людмиле» Глинки, «Русалке» Даргомыжского, «Опричнике» Чайковского, «Рогнеде» Серова) были тогда положительно оценены П. И. Чайковским [146]146
См.: ЧайковскийП. И. Музыкально-критические статьи. М., 1953, с. 146, 150, 156, 172.
[Закрыть]. В течение сезона 1875 / 76 года Кадмина была солисткой Мариинскога театра в Петербурге, а затем уехала на два года в Италию [147]147
Пребывание там дало Кадминой материал для незаконченной исторической повести «Диана Эмбриако», три главы которой были напечатаны в книге: «Помощь братьям. Литературный сборник в пользу пострадавших от наводнения в Галиции и Привислянском крае». Киев, 1884. В примечании к публикации этих глав указывалось, что это неоконченное произведение может «дать некоторое понятие и о степени образованности автора, его начитанности, знакомстве с языком и литературою Италии <…>, его литературных дарованиях». См. также: КауфманА. Е. Портреты и силуэты. (Из записной книжки старого журналиста). – Наша старина, 1917, вып. 2, с. 93.
[Закрыть]для совершенствования вокального мастерства. По возвращении оттуда Кадмина выступала в Киеве, Харькове и Одессе сначала на сценах оперных театров, а затем перешла в драму. 4 ноября 1881 г. талантливая артистка покончила жизнь самоубийством, приняв яд при исполнении роли Василисы Мелентьевой в одноименной пьесе А. Н. Островского, во время спектакля на сцене драматического театра в Харькове [148]148
П. И. Чайковский писал Н. Ф. фон Мекк 26 ноября 1881 г.: «О смерти Кадминой я знал уже в Киеве из газет. Скажу Вам, что это известие меня страшно огорчило, ибо жаль талантливой, красивой, молодой женщины, но удивлен я не был. Я хорошо знал эту странную, беспокойную, болезненно самолюбивую натуру, и мне всегда казалось, что она не добром кончит» ( ЧайковскийП. И. Переписка с Н. Ф. фон Мекк. П. 1879–1881. М.: Academia, 1935, с. 579). О служебных осложнениях в жизни Е. П. Кадминой упоминает А. Н. Глумов (см. его книгу: Музыка в русском драматическом театре. М., 1955, с. 290, 394).
[Закрыть].
В. Д. Аленицын, увидев однажды Кадмину, влюбился в нее. После смерти артистки любовь его приняла форму психоза [149]149
См.: С. У. <С. Уманец> Мозаика (из старых записных книжек). – ИВ,1912, № 12, с. 1029–1030; КауфманА. Е. Портреты и силуэты. (Из записной книжки старого журналиста), – Наша старина, 1917, вып. 2, с. 92.
[Закрыть]. По свидетельству других мемуаристов, Аленицын влюбился в Кадмину только после ее смерти [150]150
Свидетельство Л. Ф. Нелидовой (Маклаковой). – См.: Поляк,с. 229–230.
[Закрыть]. Вся эта жизненная драма в то время имела шумный резонанс. Тургеневу рассказывали о самоубийстве Кадминой и посмертной влюбленности в нее Аленицына не только Полонская, но также М. Г. Савина и Л. Ф. Нелидова. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Тургенева к Савиной от 17 (29) сентября 1882 г., в котором писатель благодарил ее за предложение «достать фотографию Кадминой» и прибавлял далее: «Теперь она <фотография> мне не нужна», так как повесть уже «окончена и переписана» [151]151
См. также: ФилософовД. Запоздалый венок. – Т и Савина,с. 79.
[Закрыть]. Л. Ф. Нелидова в своих мемуарах «Памяти И. С. Тургенева» пишет: «Помню длинный разговор о том, в какой мере и каким путем художник может пользоваться действительностью как материалом для своего литературного творчества. Тургенев разрешил этот вопрос наглядным примером, написав „Клару Милич“. Я долго не знала, с какой целью он подробно и настойчиво расспрашивал меня о моем знакомстве с А<леницыным>, с певицей К<админой>. Те же вопросы предлагал он также Ж. А. Полонской. А затем мы обе прочли прекрасную повесть – и узнавали и не узнавали свои рассказы в художественном их претворении» ( ВЕ,1909, № 9, с. 225–226).
Наконец, можно предположить, что Тургеневу было известно (в пересказе кого-либо из знакомых) первое из художественных произведений, посвященных Е. П. Кадминой, – драматическая сцена с двумя действующими лицами (Она и Он), которая под заглавием «Я жду. Еще есть время (Дорогой памяти незабвенной артистки)» и за подписью * ** была напечатана в киевской газете «Заря» (1881, № 286, 30 декабря) [152]152
Предполагают, что автором этой драматической сценки был П. П. Сокальский – украинский музыкальный деятель, композитор и критик (см.: ЯголимБ. «Комета дивной красоты». Жизнь и творчество Евлалии Кадминой. М., 1970, с. 145).
[Закрыть]. Заключительная реплика героини – «Не хотел любить меня живую, так мертвую полюбишь, может быть» – явно перекликается с изображенной Тургеневым «посмертной влюбленностью» Аратова в Клару.
Л. Поляк, подробно рассмотрев вопрос о прототипах в этом произведении, в заключение указывает, что Кадмина «послужила действительным прототипом Клары Милич – она была не только исходным пунктом для Тургенева при создании Клары, но в своих основных чертах, конечно творчески преображенных, перешла в художественный образ». Что же касается В. Д. Аленицына, то при создании образа Аратова он «являлся только исходным пунктом и контаминировался в творческой фантазии Тургенева с другими образами» ( Поляк,с. 237, 232).
Что касается истории взаимоотношений Клары Милич и Аратова, то она целиком вымышлена Тургеневым (Кадмина не знала даже о существовании Аленицына) [153]153
Трагической смертью Е. П. Кадминой в той или иной степени навеяны также: пьеса А. С. Суворина «Татьяна Репина», 1886 (первоначальные названия: «Охота на женщин», затем «Женщины и мужчины»), обязанная своим успехом на сцене Московского Малого театра замечательной игре М. Н. Ермоловой (см.:ДурылинС. Н. М. Н. Ермолова. М., 1953, с. 338–339); пьеса Н. Н. Со-ловцова-Федорова «Евлалия Рамина», 1884 (см. о ней: ДаниловС. С. Русский театр в художественной литературе. М.; Л., 1939, с. 151–152); рассказ Н. С. Лескова «Театральный характер» (1884), опубликованный в газете «Театральный мирок» (СПб., 1884, № 11–14; в собрание сочинений не включено); рассказ А. И. Куприна «Последний дебют» (1889), стихотворение С. А. Андреевского «Певица» (ВЕ,1883, № 1, с. 63–64), напечатанное рядом с повестью Тургенева; драма в одном действии А. П. Чехова «Татьяна Репина» (1889), и др.
[Закрыть].
Как известно, многие из последних произведений Тургенева («Старые портреты», «Отчаянный», «Стихотворения в прозе») до появления их в печати читались в Париже (обычно самим автором) на литературно-музыкальных вечерах, устраиваемых им и П. Виардо. На одном из таких вечеров, который состоялся, очевидно, в конце ноября 1882 г., были прочитаны «первые главы» повести «Клара Милич», что, по мнению автора, «должно было показаться публике так же скучным, как и „Стихотворения в прозе“» (см. письмо Тургенева к Ж. А. Полонской от 2 (14) декабря 1882 г.).
Неизвестно точно, кто именно присутствовал на этом чтении, но можно предположить, что там был, в частности, В. В. Верещагин, с которым Тургенев постоянно общался в Париже в последние годы жизни. В своей книге, вышедшей в свет после смерти Тургенева, художник писал: «Судя по последним работам, включая сюда и „Клару Милич“, надобно думать, что вряд ли талант автора „Отцов ц детей“ поднялся бы до прежней высоты» ( ВерещагинВ. В. Очерки, наброски, воспоминания. СПб., 1883, с. 132).
Однако мнения читателей, в том числе и представителей литературного мира, были иного рода.
Вскоре после появления произведения в печати Тургенев получил ряд откликов на него со стороны друзей. Так, Ж. А. Полонская в недатированном письме (по-видимому, от февраля 1883 г.) сообщала автору: «Ваш рассказ „Клара Милич“ я прочла в ночь после первого дня нового года. Он мне очень понравился и произвел на меня сильное впечатление; долго я уснуть не могла <…> Аленицын пробежал Ваш рассказ, узнал Кадмину и остался недоволен – нашел, что Вы ее не поняли и не могли понять и что, кроме его, никто не только не поймет, но и не вправе ее понять, сам же он пишет драму „Актриса“, где он ее выставил будто так, как следует <…> досадует на меня, – зачем я Вам писала о Кадминой, так как Кадмина его собственность» ( Звенья,т. 8, с. 247).
Анненков 6 февраля н. ст. 1883 г. снова писал Тургеневу с восхищением: «Перечел „Клару Милич“, еще раз облизался и остаюсь при прежнем мнении. Дело совсем не в разительном сходстве портрета с несчастной Кадминой, чем, кажется, всего более занята публика, а в психическом процессе, вызванном ее страстью у человека, не распознавшего ее при жизни» ( ИРЛИ,ф. 7, № 13, л. 95–96). О том, что многие из современников склонны были видеть в повести Тургенева лишь изображение трагической судьбы этой артистки, свидетельствует категорический ответ писателя одному из них (Л. Б. Бертенсону) от 19 (31) января 1883 г.: «История Кадминой (лично с которой, т. е. с Кадминой, я знаком не был) послужила мне только толчком к написанию моей повести. Биография Клары (Милич) мною вымышлена, а также и отношения ее к Аратову – типу, сохранившемуся в моей памяти еще со времен молодости».
Повесть произвела вполне благоприятное впечатление на некоторых из современных Тургеневу писателей. Так, Стасюлевич в письме к жене от 12 (24) сентября 1883 г. сообщал, что Гончаров «говорил о Тургеневе без горечи и очень хвалил его „Клару Милич“» ( Стасюлевич,т. 3, с. 235). О восторженном отношении к этому произведению Н. С. Лескова рассказывает его сын, А. Н. Лесков:
«Я помню появление „Клары Милич“. В течение 2–3 месяцев отец никому не давал проходу и со всеми говорил только о новой тургеневской повести.
– Вы не читали „Клары Милич“?
Отрицательный ответ вызывал в нем чувство, смешанное из сострадания к вашему невежеству и глубокого недоумения» ( ЛесковА. Н. Н. С. Лесков по воспоминаниям сына. – Вестник литературы, 1920, № 7 / 19, с. 6).
Другой младший современник Тургенева, И. А. Бунин, вспоминая о том, как символисты в конце восьмидесятых годов «утверждали, что в те годы русская литература „зашла в тупик“, стала чахнуть, сереть, ничего не знала кроме реализма, протокольного описывания действительности», восклицал: «Но давно ли перед тем появились, например, „Братья Карамазовы“, „Клара Милич“, „Песнь торжествующей любви“?» ( БунинИ. А. Воспоминания. Париж, 1950, с. 21).
Первые печатные отклики на повесть Тургенева были также положительными. И писатель имел все основания записать 15 (27) января 1883 г. в своем дневнике: «Повесть моя появилась и в Петербурге и в Москве – и, кажется, и там и тут понравилась. Чего! даже Суворин в „Новом времени“ расхвалил» ( Лит Насл,т. 73, кн. 1, с. 398). Действительно, Незнакомец (А. С. Суворин), назвав это произведение «перлом», отмечал далее, что образ Клары Милич навеян Кадминой, которая подверглась идеализации под пером писателя, и что понять ее «глубокий талант <…> заставить жалеть об этом таланте, которого ждала лучезарная слава, об этой женщине, которая соединила в себе лучшие дары артистки, мог только большой талант и такой искренний гуманист, как Тургенев» (Новое время, 1883, № 2460, 3 января).
Арс. И. Введенский также причислил повесть к «поэтическим перлам, свидетельствующим о полной еще силе поэтического таланта автора» (Голос, 1883, № 6, 6 января).
В. В. Чуйко в «Литературной хронике», подобно Суворину, упомянул о Кадминой. Он также находил, что ее портрет у Тургенева «несколько идеализирован и почти наверное в нем существуют черты, не существовавшие в оригинале». Одно из замечаний критика показывает, что он совершенно не понял замысла писателя. По мнению Чуйко, повесть можно было бы кончить самоубийством Клары Милич, и тогда в ней было бы «больше художественного единства и даже, может быть, больше правды» (сцены «галлюцинаций и таинственных видений» он считал «вводными»). В заключение Чуйко все же писал, что повесть эта является «высоко поэтическим созданием» и принадлежит «к лучшим произведениям Тургенева». Особо отмечал он, что в «Кларе Милич» «форма изумительна и язык изящен в высшей степени» (Новости и Биржевая газета, 1883, № 6, 8 (20) января).
Несомненные литературные достоинства и руку мастера, «не утратившего своей творческой силы под бременем пройденного жизненного пути», усматривал в повести Тургенева и анонимный рецензент «Одесского листка». Вспомнив о Кадминой, которая летом 1881 г. выступала в Одессе на драматической сцене, он справедливо писал: «Конечно, Клара – далеко не точный портрет Кадминой, изображенный реалистом, старающимся сделать верную копию действительности; это создание художника, проникающего в сердце, умеющего читать в душе» (Одесский листок, 1883, № 6, 9 (21) января).
Вполне сочувственным оказался и отзыв, автором которого был А. М – в (А. П. Милюков) [154]154
Псевдоним раскрыт И. Т. Трофимовым в его статье: «„Клара Милич“. „Песнь торжествующей любви“. Статьи А. М-ва». – Т сб,вып. 3, с. 165–166.
[Закрыть], отмечавший, что, «несмотря на некоторую эксцентричность в характере лиц и фантастическую исключительность в развязке рассказа, он приковывает к себе читателей своими подробностями и самостоятельностью взгляда, свойственного истинному дарованию» ( СПб Вед,1883, № 18, 18 января).
В отличие от газетных откликов оказались суровыми мнения о повести Тургенева критиков радикальных журналов. Так, в «Журнальных заметках» «Дела» выступил М. П. (М. А. Протопопов), обвинявший Тургенева в увлечении спиритизмом (1883, № 2, Современное обозрение, с. 33).
Критик «Русского богатства». Созерцатель (Л. Е. Оболенский), в статье, озаглавленной «Обо всем. (Критические этюды)», в шутовском тоне излагал содержание «Клары Милич»; повесть сравнивалась им с «Фаустом» Тургенева и предпочтение отдавалось последнему, где налицо «живая, светлая правда» и «поэзия деталей» ( Рус бог-во,1883, № 2, с. 464).
В защиту Тургенева от нападок критика «Русского богатства» выступил в «Неделе» П. М. (П. О. Морозов). Вполне сочувственно отнесясь к повести Тургенева, он усматривал в ней дальнейшее развитие темы, затронутой в «Песни торжествующей любви». По его мнению, «любовь Аратова к Кларе, вполне осознанная им только после утраты этой женщины, до тех пор любимой бессознательно, – то же торжествующее чувство, всецело захватывающее человека, с каким мы встретились в первой новелле» (Неделя, 1883, № 10, 6 марта, столб. 316).
Как уже указывалось выше, Тургенев, собираясь взяться за разработку темы «посмертной влюбленности», предполагал сначала написать рассказ «вроде Эдгара По» (см. с. 424). Однако тургеневские методы ввода в повествование «таинственного» иные, нежели у американского писателя. По мнению Л. В. Пумпянского, «Тургенев тщательно стушевывает таинственный характер явления, растворяет его в рассказе, обставляет рядом чужеродных элементов (например, комически-бытовых), вообще пользуется целым аппаратом средств для сплава таинственной части рассказа с нейтральным материалом» ( Т, Сочинения,т. 8, с. XIII). Пумпянский отмечает, что у Тургенева почти всегда налицо введение элементов второго, естественного толкования таинственного явления. В качестве примера исследователь приводит конец XVIII главы повести «Клара Милич», где даются два толкования («таинственное» и естественное) причины нахождения в руке Аратова (после его кончины) пряди волос Клары.
Основная сюжетная линия повести взята Тургеневым из жизни. Но мотив любви после смерти, любви, которая сильнее смерти, занимал писателя и ранее, отчасти в «Несчастной» (1868), «Фаусте» (1855) и в заключительных строках романа «Отцы и дети» (1861) (см.: Поляк,с. 240).
Замысел повести «Клара Милич» возник у Тургенева независимо от Э. По, хотя у этого писателя подобные мотивы также имеются в ряде произведений («Элеонора», «Морэлла», «Леди Лигейя» и др.). Л. Поляк, сопоставив повесть Тургенева с рассказами Э. По, приходит к справедливому выводу, именно: наличие общих мотивов у обоих писателей (посмертная любовь, галлюцинация) не позволяет, однако, говорить о литературном влиянии Э. По на Тургенева, ибо этому препятствует «противоположность их стиля, отсутствие композиционного сходства» ( Поляк,с. 244) [155]155
Ср.: ТурьянМ. Тургенев и Эдгар По. (К постановке проблемы). – Studia Slavica, Budapest, 1973, t. 19, fasc. 4, p. 411–415.
[Закрыть].
Нет также оснований сближать «Клару Милич» с драмой Кальдерона «Любовь после смерти» (1651). Кроме заглавия и имени героини (у Кальдерона она названа доньей Кларой Малек), повесть Тургенева, первоначально названная им «После смерти», не имеет ничего общего с произведением испанского драматурга [156]156
О знакомстве Тургенева с его творчеством см.: ЛиповскийА. Увлечение И. С. Тургенева Кальдероном. – Литературный вестник, 1903, т. VI, кн. 5, с. 33–37; АлексеевМ. П. Тургенев и испанские писатели. – Литературный критик, 1938, № 11, с. 139.
[Закрыть]. Значительно ближе «Клара Милич» (отчасти по сюжету, а также по общей тональности и сходству некоторых деталей) к рассказу французского писателя Вилье де Лиль Адана (Villiers de L’Isle-Adam A., 1840–1889) [157]157
См. о нем: Pontavice de HeusseyR. Villiers de L’Isle-Adam. Paris, 1893; рецензия – ВЕ,1894, № 1, с. 442–445.
[Закрыть]под названием «Véra» (по имени героини) [158]158
Русский перевод («Вера») А. Мирэ см. в четвертом томе «Чтеца-декламатора» (Киев, 1909, с. 99–109).
[Закрыть]. Это был оригинальный прозаик, произведения которого наполнены странными видениями и снами. С. И. Родзевич в статье «Тургенев и символизм» первым указал на элементы сходства между «Кларой Милич» и «Верой» Вилье де Лиль Адана. В то же время он отметил, что, хотя «иррациональная» стихия нашла в последней повести Тургенева «достаточно яркое выражение», с нею «соединяется доля врожденного скептицизма», чего не наблюдается в «Вере» Вилье де Лиль Адана [159]159
РодзевичС. И. Тургенев. К 100-летию со дня рождения… Статьи. 1. Киев, 1918, с. 134. Этот исследователь ошибочно предполагал, что в «Вере» отразилось знакомство с «Кларой Милич». Между тем скорее можно допустить обратное, так как до включения в сборник «Contes cruels» «Вера» неоднократно печаталась в других изданиях, например, в «La République des Lettres» (6 августа 1876 г.), «Beaumarchais» (9 октября 1880 г.) и др. (сообщил Ж.-В. Арменжон. См. также примечание к с. 105). Таким образом, Тургенев мог ознакомиться с этим произведением французского писателя до создания «Клары Милич».
[Закрыть].
«Клара Милич» связана с рядом более ранних произведений Тургенева. В последней повести писателя нашла отражение старая его мысль о воздействии на человека таинственных сил, лежащих вне его, в природе (ср. с «Поездкой в Полесье», «Фаустом», «Призраками»). Это не мистицизм в обычном его понимании, но некое «двоемирие», ведущее свое начало от романтизма.
По мнению Г. А. Бялого, «таинственное» у Тургенева (в частности, и в «Кларе Милич») связано с интересом писателя к «положительному», эмпирическому естествознанию (см.: БялыйГ. Тургенев и русский реализм. М.; Л., 1962, с. 209–213, 220–221).
Еще при жизни Тургенева его повесть была переведена на ряд западноевропейских языков.
Так, 15 января 1883 г. повесть появилась во французском переводе под заглавием «Après la mort» в «Nouvelle Revue». В этом французском переводе имеется пассаж, которого нет в русском тексте. После абзаца на с. 312, который оканчивается фразой: «Oh! ce baiser» (в оригинале: «О, этот поцелуй» – с. 115), следует текст: «Il y a des gens, pensait-il encore, qui, s’ils apprenaient tout ceci, me prendraient pour un fou. Si ces gens savaient quelle sérénité règne à présent dans mon esprit! Et il souriait de nouveau» («Существуют люди, – думал он еще, – которые сочли бы меня безумным, если бы узнали всё это. Если бы эти люди представляли себе, какое спокойствие царит сейчас в моем уме! И он снова улыбался»). Чем объясняется это отличие французского перевода от текста, напечатанного в «Вестнике Европы» и печатавшегося с тех пор во всех изданиях Сочинений Тургенева, сказать трудно. В конце повести во французском переводе (с. 314) опущена фраза, имеющаяся в русском тексте: «Смерть! Смерть, где жало твое?»
26 ноября (8 декабря) 1882 г. Тургенев, посылая Л. Пичу корректурные листы французского перевода, с которого тот должен был сделать перевод на немецкий язык, писал: «1.) Немецкий перевод не должен появляться до15 января; 2.) о своем переводе Вы не должны ничего сообщать – ни заглавия, ни содержания и т. д. Во всем прочем сам перевод в полном Вашем распоряжении. „Berliner Tageblatt“ запрашивал меня об этом. Я отослал этого господина к Вам».
Л. Пич, ознакомившись с текстом французского перевода, указал на допущенную писателем ошибку, а именно: обыкновенную фотографию (глава XIV) технически невозможно превратить в стереоскопическую. 13 (25) декабря 1882 г. Тургенев, отвечая Л. Пичу, писал ему: «Вы правы, я сделал изрядную ошибку со стереоскопом. В оригинале этого теперь, к сожалению, исправить нельзя. В переводе Вы легко можете это сделать. Например, вместо того, чтоб самому изготовлять стереоскопический снимок, Аратов может приобрести его у фотографа (Клара, будучи актрисой, снялась так в Москве – в той же позе, что и на фотографии), или же сестра вместо фотографии дает Аратову стереоскопический снимок. Предоставляю Вам, как говорят, carte blanche на этот счет». Появился ли в «Berliner Tageblatt» перевод повести Тургенева, осуществленный Л. Пичем, установить не удалось из-за отсутствия номеров этой газеты за 1883 г. в библиотеках Москвы, Ленинграда и Риги. Но в марте того же года был напечатан другой немецкий перевод повести. Он вышел в Мюнхене отдельным изданием: TurgenjewJ. Klara Militsch. Novelle. Deutsch von Wilhelm Henkel.
На английском языке под заглавием «Clara Militch» повесть впервые была опубликована в «The independent» (1884, XXXVI, oct. 9, 16, 23, p. 1306–1308, 1338–1340, 1370–1372). См. об этом: YachninR. and StamDavid H. Turgenev in English. A Checklist of Works by and about him. New York, 1962, p. 26.
Под заглавием «Klára Miličova» был опубликован в 1883 г. и чешский перевод повести, выполненный И. Пенижеком (см.: PižlF. Список чешских переводов сочинений И. С. Тургенева и статей о нем, изданных на чешском языке. – Каталог выставки в память И. С. Тургенева. Составили Ф. А. Витберг и Б. Л. Модзалевский. 2-е изд. СПб., 1909, с. 306).
Перевод «Клары Милич» на болгарский язык был напечатан в пловдивской газете «Марица» (1883, №№ 461 и 464). В сербском переводе Милана Данина повесть появилась в 1884 г. под названием «Клара Милиhева» (см.: ЧуичГ. Т. Русская литература на сербском языке. – Труды Воронежского гос. ун-та. Воронеж, 1926. Т. 3, с. 124). В 1880-х годах она была издана и на румынском языке (см. об этом в статье: ВалериуЧобану. Творчество Тургенева в Румынии. – Румынско-русские литературные связи второй половины XIX – начала XX века. М., 1964, с. 122).
Повесть Тургенева вдохновила композитора А. Д. Кастальского на создание в 1909 году оперы в четырех действиях под заглавием «Клара Милич» [160]160
См.: СтупельА. М. Опера «Клара Милич» А. Д. Кастальского. – Т сб.вып. 4, с. 223–231.
[Закрыть]. При этом отрывок (строфа XLV) из поэмы Тургенева «Андрей» (1846) положен был композитором в основу романса Клары Милич, а стихотворение «Весенний вечер» (1843) послужило текстом дуэта. Исполняемая в первом действии охотничья песня также была написана на слова стихотворения Тургенева – восьмого отрывка («Перед охотой») из цикла «Деревня» (1846) (см.: наст. изд., т. 1, с. 63). Наконец, в качестве мелодекламационного номера в оперу был введен текст одного из стихотворений в прозе – «Сфинкс» (1878). Впервые опера «Клара Милич» была поставлена в Москве 11 ноября 1916 г. В одной из рецензий на этот спектакль к достоинствам оперы критик (Вл. Держановский) относил ее инструментовку. «Сильным драматическим напряжением, – писал он, – отмечена смерть Клары», есть «интересные подробности» «в свидании Клары с Аратовым на бульваре. Но всё это меркнет перед <…> романсами, в законченной, выразительной и лаконичной музыке которых воплотился образ несчастной, безумной Клары» (Утро России, 1916, № 316, 12 ноября).
…прозвище получил «инсектонаблюдателя». – «Наблюдателя за насекомыми».
…по методе Парацельсия. – Речь идет о знаменитом швейцарском враче и естествоиспытателе Парацельсе (Paracelsus) Теофрасте Бомбасте (1493–1541), который упоминается также в романе «Отцы и дети» (глава XX).
Имя «чернокнижника» он – знаменитого Брюса… – Имеется ввиду Брюс Яков Вилимович (1670–1735) – один из самых просвещенных сподвижников Петра I, который вскоре после смерти последнего «удалился от службы» и «со страстью» предался науке. И. Е. Забелин в статье «Библиотека и кабинет графа Я. В. Брюса» указывает, что «едва ли не в это время он <Брюс> утвердил за собою в народе имя величайшего чернокнижника, предсказателя и вообще колдуна, делавшего чудеса. До сих пор еще ходят эти предания и в самой Москве, а особенно в околотке его подмосковной» (Летописи русской литературы и древности, издаваемые Николаем Тихонравовым. М., 1859. Т. I, отд. III, с. 29; см. также: ПекарскийП. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1862. Т. I, с. 289–290).
…английский кипсэк – Гюльнар и Медор… – Кипсэк (англ. Keepsake) – альбом с гравюрами, подарочное издание для дам. Гюльнара и Медора – героини поэмы Байрона «Корсар» (1814).
