Текст книги "Обмен заложниками"
Автор книги: Иван Наумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Черепки
И повторяли день за днем:
Из грязи вышли – в грязь уйдем.
«ЙЦУКЕНГ», не глядя, вбил в базу данных опухший от безумной вахты русский капитан. Подумать только, тридцать две планеты. Только что боками не трутся на своих шальных орбитах. Неустойчивая система – миллиона лет не протянет, большому бильярду – быть! Офигенная система – восемь из тридцати двух годны к колонизации. Премия, братцы, будет – вот те нате!
Все планеты облетели, маячки развесили, а заканчивали уже второпях – за просрочку окна потом не расплатишься. А тридцать два имени придумать – ум раскорячится. Детей перебрали, родителей, по городам прошлись, художников да артистов помянули. Но последняя так Йцукенгом и осталась. Если бы Фыва или Олдж, заметили бы при проверке на уникальность – есть уже. А такой не оказалось…
Ну, Чукенг так Чукенг, китайскому колон-капитану было не до возни с транслитерацией. Работа предстояла суровая и достойная. Четыреста тысяч подданных Республики спят у него за спиной и видят, как над новыми территориями взойдут желтые звезды на красном полотнище.
За такими мечтами и застал его товарищ первый помощник. Предъявил мандат, подписанный самим Председателем, и профилактически поместил капитана под домашний арест. Каютный, то есть. Колониальное судно изменило курс, и через пару дней выплюнуло первые десантные капсулы в атмосферу соседней Марфы Петровны, проданной на том же планетном аукционе обнаглевшим тайваньским сепаратистам. Пусть теперь попробуют кому-то что-то доказать!
– Это по-китайски «Чукенг», – терпеливо, словно неразумным детям, объяснял старателям Папа Джо, – нам таких названий не надо! Хватит и Бейджинга, натерпелись!
– Цукин? Цукан? – осторожно спросил бригадир.
Папу Джо боялись и уважали. Где он – там работа до кровавых мозолей. И там не деньги, но деньжищи фантастические, нереальные, и щедро всем – от помощника до последнего охранника. Благодаря своему нюху на поживу, капитан выхватывал в диспетчерской «Спэйс Ресурса» лучшие задания. Приехали, обмерили, раскопали, побурили – и домой! Дальше – дело работяг.
– Некрасиво, – констатировал Папа Джо. – Лучше – Тукан.
– Уже есть, – возразил программист Лис, единственный, кто осмеливался вступать с капитаном в спор. В корпорацию они поступили в один день, лет… дцать назад, и всегда летали вместе.
Папа Джо лучезарно улыбнулся:
– А ты через «эйч» напиши!
«Тхукан», – с трудом выговорил Палпалч Кусиков, проведя пальцем по латинским буквам в графе «куда» служебного реестра. Кусиков – Тхукан. Тэк-с!
– Господин Масимба! – крикнул он надтреснутым фальцетом. – Вы ж мне отпуск обещали. И потом, опять к англосаксам?
Начальник высунул в коридор свою большую страшную черную голову. Как всегда, ничего не сказал Масимба, но Палпалч занервничал, начал прядь на лысине приглаживать, затоптался перед стендом.
– Просто, если к англосаксам – так хоть переводчик дайте новый…
Тихо здесь, за городом. Птицы, кузнечики, мухи… Вернусь – уже похолодает, наверное, прикидывал Палпалч. Пока он с чашкой подкрашенного ложечкой кофе кипятка сидел в шезлонге перед домом, Мариша суетилась, укладывая ему вещи в дорогу. Милаша сосредоточенно возилась в песочнице, воздвигая очередной замок для своих принцесс.
Только здесь, с семьей, госслужащий Кусиков переставал чувствовать себя – даже не винтиком или шестеренкой, а – ячейкой памяти на бесконечной электронной плате. Работу он воспринимал как неизбежное зло. Даже возможность путешествовать в последние годы не давала остроты ощущений. Бумажный волк, однажды назвала его Мариша – единственный раз, когда в прозвище – а придумывала она их сотнями – прозвучало что-то гордое и величественное.
Да, бумажный волк. И новое столетие ничего не изменило – написанное пером не вырубишь… Люди продолжают верить только грубым аналоговым носителям.
Милаша стрелой пронеслась в дом, едва не споткнувшись о его вытянутые ноги.
– Не мешайся, цыпка! – тут же послышался голос жены. – Папанька наш, лопушок, опять в космос намылился, Землю-матушку спасать. Улетит без зубной щетки – перед инопланетянами неудобно будет…
Ведь любит же вроде, подумал Палпалч. Молодая и красивая – его, никакого. И все равно любит, я же чувствую. Но зачем же тогда эти «папаньки» и «лопушки»? Зачем оскорблять походя, почему ни слова в простоте? И опять перед поездкой, словно напутствие в дорогу…
Лис задумчиво рассматривал капитана на панорамном экране. Позади Папы Джо простиралась Грязь. Так ее сразу и приняли – с большой буквы. Красная – синяя – красная – синяя. Если бы Лис неделю назад не юстировал мониторы, решил бы, что не в порядке цветопередача.
С орбиты планета казалась сиреневой, с редкими серыми царапинами горных хребтов. Вблизи же от чередования ослепительно алого и пронзительно лазурного начинала кружиться голова.
– Нравится? – Папе Джо все было нипочем. – Две разновидности торфа отталкивают друг друга и почему-то не смешиваются.
– Такое бывает?
– Даже на Земле – с песком. Желтый отдельно, рыжий отдельно.
– Черт! – Лис помотал головой. – Я бы сортир в такие цвета покрасил – чтобы не засиживаться. Как успехи?
Капитану разговор был явно приятен.
– Молибден, дружище! Цирконий, бериллий, платина. Биржи вздрогнут!
– Сильно фонит?
– Ну… Терпимо! Не зря жрали водоросли всю дорогу. Йоду нам, йоду! Слушай, Лис, я посмотрел досье. Думаю, надо разговаривать с чудиком. Судя по архивам конторы, у него правильная репутация.
– Ты имеешь в виду, – Лис покосился на другой монитор, – Кусикова? Пач… Палч… Тьфу, будет Чудиком. Так что, уже есть, о чем разговаривать?
– Смотри! – Капитан протянул руку к Лису и повернул камеру. По экрану поплыли красные озера с синими заводями, красные ручьи с синими берегами, красные завитушки в синих кляксах. Потом – голый каменный склон, купола временной базы, ободранный об атмосферу при посадке бок челнока. И, наконец, пирамида ящиков, явно готовых к отправке. На крышке верхнего, как бесценный приз, стояла ослепительно алая, словно слепленная из живого огня, тонкая высокая ваза.
Лис цокнул языком:
– Когда успели?
– Туземцы – народ простой. Язык примитивный, столковались за сутки. Спокойные, не агрессивные, хорошо умеют меняться. Каждый второй – гончар, и ни одного столяра! – Капитан рассмеялся, довольный собственной шутке.
Дерева на планете, как, впрочем, и какой-либо растительности, не было вообще. Здешняя природа создала странный цикл жизни. Насекомые питались грязью, мелкие животные и птицы – насекомыми. Крупных животных, кроме аборигенов, пока не встретилось.
– Что в этот раз сошло за бусы? – поинтересовался Лис.
– Все металлическое. Ручки, коробки, любой железный или алюминиевый хлам. Немой должен взять окно через несколько дней, так что поторопись с Чудиком. Надеюсь на тебя, хитронос!
– Унифицированный карантин, отдел первичной регистрации. Майор Грета Вайль.
Чудо как хороша девочка. Богиня войны! Это ж как надо лямку тянуть, чтобы уже в таком возрасте обзавестись майорскими нашивками? Лис представился помощником капитана и дежурным по кораблю.
– Боб Державин, физика и химия.
– Палпалч Кусиков, биохимия и санитарный контроль.
Эти двое – как престарелые пажи. С переводчиками, придурки! А нам лишние записи ни к чему. Лис перешел на беглый русский:
– Располагайтесь, господа! Вам, майор, наш капитан приготовил на время инспекции свою каюту. Корпорация «Спэйс Ресурс» всегда рада сотрудничеству!
Чудик явно расслабился, выключив свою допотопную коробочку, и спрятал наушник в карман. Выслушав идиотские лингвистические комплименты, Лис быстро расселил гостей.
Уже через двадцать минут они снова собрались на мостике. За несколько напряженных часов Лис отчитался по всем формам и передал «укам» контейнеры с образцами грунта, фауны, грязи – за отсутствием воды, и туземных изделий. На двое суток его оставили в покое.
Тем временем из станции, поддерживавшей для Тукана окно, выскользнула стреловидная яхта Немого. Доложилась, встала на карантинный учет и свечкой ушла в атмосферу. Нужно было спешить.
– А в чем срочность-то? – Чудик поправил куцую прядку, безуспешно маскирующую лысину, и глянул коротко и пристально. Все получится, почувствовал Лис. Даже давить не придется. Старый перец давно научился брать деньги.
– Дикари прилетают и так, и так, – объяснил Лис. – Не сбивать же нам их! Покупают окно, садятся, где вздумается, и рыщут везде в поисках простых товаров.
– Каких, простите? – Палпалч сморщился, лихорадочно просчитывая варианты.
– Простых. Легко доступных и легко продаваемых. Если где-то валяется золото в слитках, это их тема. А чаще – туземные побрякушки, этника, всякие штуки из серии «Вы можете найти это только там-то и там-то». Хороший бизнес, но товар сезонный. Кто первый привез, тот и снял сливки.
– И?
– И – корпорация давно обзавелась своими, прикормленными дикарями, – Лис сделал неопределенный жест в сторону мониторов слежения, вот, мол, наши уже прилетели. – Это бизнес побочный, экстра для простых командировочных, как мы с вами. – Первый крючочек. – Ребята там внизу, как только мы проверили, что все безопасно, занялись сбором безделушек. В свободное, замечу, от работы время. Если наш дикарь улетит быстро, то весь товар разойдется на раз. У него все быстро, поставка на полтысячи планет. А через неделю здесь на всех старателей орбит не хватит!
– Вы же умный человек, – занудил Чудик. – Опытный сотрудник. Неужели не понимаете, что наша проверка здесь, в походных условиях, не дает стопроцентной гарантии снятия карантина? Завтра первая партия образцов уйдет на Землю, могу неформальным письмом поторопить своих коллег. Тогда ответ поступит не через месяц, а через пару недель, может даже, через десять дней…
– Нет, уважаемый Палпалч, – едва не споткнувшись на трудном старинном имени, перебил Лис. – Я сейчас говорю про керамику – всего один трехтонный контейнер. Яхта прилетела пустая, пустой и улетит. Почти.
– Эта колымага идет через два окна, – вяло возразил Кусиков. – Все равно на втором проверят.
Хоть не начал «Да что вы себе позволяете!», подумал Лис. Хороший ты, Чудик, человек.
– Так и задумано! Выходит с вашего благословения из первого окна, сгружает контейнер в условленной точке и летит дальше. Пустой-пустой – как в документах и написано. А кто там этот хлам подберет, это уже их дикарское дело, правда? И по безопасности – мы ж не чудищ вывозим, не цветочки-ягодки, – (как все-таки лихо я шпарю по-русски, а?), – всего лишь обожженную глину. Горшки да черепки. А эту ерунду вы уже наверняка проверили. Красная глина к радиации невосприимчива, все в синей оседает. Органика спекается. Химический состав – углерод и вода. Давленые рисунки на психику, думаю, не влияют.
Чудик улыбнулся. Смешная идея – аборигены рисуют на горшках психоделику, провоцирующую срывы у прилетевших завоевателей.
Лис же понемногу перевел разговор в плоскость сугубо финансовую, и здесь обе стороны тоже проявили чудеса взаимопонимания.
Понравится, думал Палпалч в полусне. До приземления в карантинном центре оставалось несколько минут, а просыпаться так не хотелось! Понравится, не может не понравиться вещь, которых сегодня на всей Земле не больше десятка. Можно на каминную полку поставить. Или в спальню? Нет, лучше в гостиной, как карантин снимут – будем соседей удивлять.
Он заулыбался, не открывая глаз, представив себе, как посыльный из «Лавки Миров» звонит в дверь, как Мариша разрывает подарочную упаковку и видит окаменевший огонь. Деньги, конечно, тоже упали не лишние. Но деньги – это еще не все, уважаемые сильные мира! Любовь и заботу за них точно не купишь! Здорово я с вазой придумал, как раз к семилетнему юбилею…
У трапа их соизволил встретить сам Масимба. Громадное черное лицо светилось непонятной радостью. Прямо с трапа сдернул он маленького Кусикова в свои объятия, тот только ногами в воздухе задергал.
– Молодца! – зарычал начальник. – Углядели, сукины дети! Теперь только держись, и прибавка будет, и штат, и техника новая. Переводчик тебе, стервецу, позолоченный закажу!
– Что случилось, босс? – Вайль, сложив руки на груди, наблюдала картину со стороны. – Мы, конечно, лучшие, но в чем именно?
– Пойдемте, пойдемте, – Масимба наконец выпустил помятого Палпалча и помчался огромными шагами в сторону лабораторий. Вайль, Державин и Кусиков семенили следом.
Остановившись у прозрачной пуленепробиваемой перегородки, за которой нарезаны герметичные секторы биоопасных зон, начальник ткнул угольно-черным пальцем в стекло, в сторону большой открытой ванны. Палпалч похолодел. По самые края титановая емкость была заполнена красной грязью в синих разводах. Я столько не отправлял, подумал он.
– Редкая молекулярная структура, – пояснил довольный Масимба, – а точнее – ее отсутствие. Протоплазма. Любую неживую органику пережевывает на раз. Красное – активная масса, синее – переработанный шлак. В воде растет раз в тысячу быстрее дрожжей. Торф, уголь, нефть, полиэтилен – все идет в дело. Если бы не ваша четкая работа…
– Господин Масимба, – Палпалч впервые в жизни прервал начальника на полуслове, – а кому бы в голову пришло с Тхукана грязь возить?
– Ха! – Масимба осклабился и даже прищелкнул пальцами. – Вы что, уже забыли, какой объект экспорта заявлен в первой строчке? Ке-ра-ми-ка! Изготовленная трудолюбивым туземным населением из этой самой активной массы. Которая, кстати, сохраняет жизнеспособность при температуре до семисот градусов. Капните в красный глиняный унитаз водички и посмотрите, что получится!
– Карантин усилен? – спросила не в меру пунктуальная Вайль.
– А как вы думаете? Уже подключились военные, окно под пломбой, бедолаг из «Спэйс Ресурса» турнули так, что надолго запомнят. С полной персональной обработкой и трехмесячным карантином – на всякий пожарный. А сюда я пробил разрешение нескольким журналюгам, пусть поднимут наш рейтинг. До надлежащей, так сказать, отметки. А то «уки» уже как ругательство звучит.
На этот раз Масимба умудрился заграбастать всех троих одновременно.
– Вольно и разойтись! Отдыхайте, чемпионы!
Бочком, бочком, Палпалч протиснулся в дверь и из коридора вызвал номер жены. Никто не отвечал. Она же часто оставляет аппарат на втором этаже, правда?
– Мариша! – закричал он еще с порога. – Ты получила посылку?
– Да… – протянула жена, одновременно удивленная и будто бы извиняющаяся. – Только знаешь, пупс, она такая хрупкая оказалась и неустойчивая. Милаша скатерть потянула, а эта штука – в черепки, представляешь… Так жаль, ты у меня такой домовитый…
– Куда, куда осколки дела?!
– Да на тебе лица нет, ты что, милый? Ну, куда… Что-то смела, что-то в пылесос. Днище вон, почти целым осталось, его Милаша себе в песочницу забрала… Да что случилось-то?
Палпалч шаровой молнией выкатился назад на крыльцо. Дочь уже со всех ног бежала по дорожке к дому.
– Папка приехал, папка! Пойдем скорей, будем листья собирать!
Уцепилась за палец, аж сустав хрустнул, и потянула, потащила в свое маленькое царство.
– А зачем листья, дочур? – только и смог спросить Палпалч.
– Колдовать будем! – Милаша сделала страшные глаза. – Я – фея, ты – ученик. Берем… – не отпуская его пальца, нагнулась и сгребла растопыренной пятерней желто-серую листву, – и бросаем. Смотри!
Она швырнула полную горсть листьев в середину песчаной горки, где в самой середине лаково блестело алое болотце с лазурными берегами. По краю песочницы валялись неуклюжие красные фигурки – в некоторых узнавались лошадки, лягушки, человечки.
– Это чтобы больше глины было. А я пока игрушки леплю! Красивые? Когда красного много накопится, я кувшинчик сделаю, такой, как ты маме подарил… Папа, ты куда?
Не разбирая дороги, прямо через кусты и грядки, он возвращался к крыльцу. Обратил внимание только на маленький красно-синий завиток под смородиновым кустом. Инь и янь, только цвета другие. Еще один – у корней яблони. Под пожухшей клубникой. У бочки с водой…
Жмурясь, словно от яркого солнца, хотя небо было затянуто тучами, и начинал накрапывать дождь, Палпалч поднялся на террасу. Кольнуло сердце, и он слепо оперся о стол, упершись во вмонтированную клавиатуру – «йцуккккккккккккк»…
Первым порывом было – застрелиться. Но клеркам столь мелкого уровня не полагается иметь табельное оружие. Наложить на себя руки иным способом Палпалч Кусиков в тот день не решился, а потом – и подавно.
И досмотрел до конца, как разбивается в черепки неустойчивая и хрупкая ваза человеческой цивилизации.
Лас Эгас
Давайте, девочки, укладывайтесь, закутывайтесь… Эй, в девятом ряду, прекратите драться подушками! Ну, так вот, расскажу я вам на ночь сегодня…
Жили на свете умные тетеньки и глупые дяденьки. Только тетеньки не сразу умными стали – долго-долго им казалось, что они должны дяденек слушаться, обслуживать их и всякие их желания исполнять. Но потом некоторые тетеньки – те, что феминистками стали зваться, – сообразили, что ничем они дяденек не хуже и могут все за себя сами решать. Глупые дяденьки на них за это очень сердились. Только феминистки тогда еще тоже глупыми были, потому что не додумались до самого главного, что им над дяденьками окончательную власть даст.
Не то, чтобы дяденьки совсем не нужны – они иногда очень даже полезные, всякую работу делают, время с ними проводить приятно бывает. Еще они деньги и подарки приносят, разные слова смешные говорят. Пока помнят о своем месте в мировой истории – все нормально, но как проснется в них глупость первобытная – надо им сразу напоминать…
Что без нас они – лишь пылинка в мировом ветре, потому что, появившись на свет, никак они без нашей помощи не смогут продолжить свою «родовую линию». А это для них очень-очень важно, поэтому я их глупыми и называю.
Тетеньки времен феминизма всерьез думали, что деньги и подарки им за то, что они позволяют дяденькам рядом с собой быть. И только самые умные догадались, что им дальше делать, чтобы окончательно дяденек на место поставить. Назвались они эгоистками и заявили, что живут только для себя и никому ничем не обязаны. А если и захотят вдруг на свет новых людей произвести, то только по своей прихоти, и дяденьку достойного будут сами выбирать – тщательно и придирчиво.
А тут как раз одна великая ученая – эгоистка, разумеется, – и изобрела суперкокон, чтобы в нем людей выращивать. Тайну эту хранили, как зеницу ока – от дяденек в первую очередь. Сразу много тетенек эгоистками стали, открылись у них глаза на жизнь, что раз им повезло тетеньками родиться, так уже и беспокоиться нечего, дяденьки все для них сделают, в лепешку расшибутся. Не одни, так другие.
А чтобы дяденьки брошенные уж слишком в депрессию не впадали, построили тетеньки в пустыне дивный город – Лас Эгоистас. И устроили они там игры азартные. Только не на деньги, а на право продолжения рода. Тут уж изо всех краев дяденьки толпой туда поехали – лысые, толстые, кривоногие, одноглазые, все, к кому без этой игры удача бы никогда не повернулась.
Город вскоре для простоты в Лас Эгас переименовали. А деньги, которые туда не просто рекой – водопадом Ниагарским потекли, направили эгоистки на развитие своих организаций во всяких диких странах, где еще дяденьки верховодили. Не обошлось и без войн, без ужасов разных, но наша правда сильнее оказалась. Не стало по всему миру ни стран, ни семей – научили эгоистки всех тетенек, как жить, и все эгоистками сделались. По всему свету Лас Эгасов понастроили, и наступил мировой порядок. Дяденьки работали да строили, а тетеньки – кто хотел, наукой занимались или искусством, а кто не хотел – просто жили в свое удовольствие. А денег, в Лас Эгасах заработанных, на любые удовольствия всем хватало и оставалось еще.
В суперкоконах, конечно, больше мальчиков делали, чтобы было кому работать. Да и в Лас Эгасе за право на мальчика дяденьки большими деньгами всегда рискнуть готовы.
Так что, спите, мои малышки, мои девочки хорошие! Вы – особенные, вы – редкость, вы – королевы мира. Мы вас вырастим, взлелеем, обучим. А уж про земные удовольствия вы лучше всех знать будете. Наш интернат рядом с самым первым, настоящим Лас Эгасом находится. Отсюда самые продвинутые эгоистки изо всех эгоисток выходят!
*
Так, мальчишки, ну-ка по кроватям! Считаю до трех, если все не лягут, истории не будет! Раз… Два… Ну, слушайте…
Жили-были на планете Земля глупые женщины и еще более глупые мужчины. За долгие века напридумывали они много всякой полезной ерунды – машины, лекарства, компьютеры и много всякой бесполезной ерунды, для развлечения – боулинг, телевидение, игру в нарды и стрельбу по тарелочкам. А главного – как жить – не придумали.
Так и жили, как всегда: мужчина находил себе женщину, которая ему нравилась, и брал ее в жены. Конечно, иногда и наоборот бывало – вопрос философский, кто кого выбирал. Они вместе растили детей, потом внуков, правнуков, если везло, а потом потихоньку умирали. В каких-то странах у мужа могло несколько жен быть, в каких-то у жены несколько мужей, но, так или иначе, мужчины и женщины объединялись в семьи.
А жить-то было тяжело. Чем более сложные вещи придумывали ученые, тем более страшные происходили войны. Люди вообще воевать горазды – кто-то за деньги, кто-то за власть, кто-то за земли, а большинство – без какой-то личной выгоды. И денег обычной семье всегда хватало только на еду, одежду и «на черный день»… Нет, Максим, затмение – это из другой области.
Каждый человек должен работать – это вы уже знаете. Без работы, без дела у него в голове начинают цепи замыкаться и странные идеи появляются.
Так вот, лет двести назад вдруг кончились все крупные войны. Большая часть Земли стала жить в мире. Точнее, войны остались, но воевали уже не люди, а деньги. А людям стало спокойно и весело. Все больше семей вдруг увидели, что живут – не бедствуют, а лишние деньги откладываются, остаются, копятся.
Тогда появилось много способов, как эти лишние деньги истратить – в обмен на удовольствия. А удовольствий и развлечений придумали – не сосчитать.
Тут отдельным людям и закралась в голову мысль, что, если денег достаточно, или есть, где взять, то работать совсем не обязательно, зачем? И первыми это женщины заметили. Но ведь даже если женщина дома хозяйством занимается, это ведь тоже работа, и еще какая! Кто-то и придумал, что семьи в новом мире без войн уже и не нужны вовсе. Прокормиться человек и в одиночку может, сам себе голова, что хочет, то и делает. Начали люди, особенно в Европе и в Америке, создание семьи на потом откладывать: сначала надо для себя пожить, все попробовать, денег накопить, а потом уже влезать в «узы брака»… Нет, Марк, это не испорченная деталь, так называли создание семьи.
И с каждым поколением такие идеи нравились людям больше и больше. Молоденькие девушки стали охотиться на богатых мужчин, деньги превратились в символ успеха, не иметь их казалось стыдным. А тратить деньги полагалось на всякую хрень… ой, извините, это слово плохое, так говорить нельзя! На всякую ерунду. Покупать одежду, которая из-за имени на ярлычке стоит втридорога, машины, съедающие топлива в двадцать раз больше, чем нужно, чтобы просто ехать, разные предметы, о существовании которых можно узнать только из рекламных роликов… А что вы смеетесь, это же было на самом деле! И чтобы люди больше покупали, им все время полоскали мозги: вам нужно то, вам нужно это, хотя ничего им нужно не было. Иногда даже казалось, что деньги живут отдельно от людей, своей жизнью.
А потом появились эгоистки. Тогда, кстати, это слово еще считалось ругательным. Оно означает «для себя». Чтобы получить больше удовольствий, нужно было иметь больше денег. И некоторые девушки решили, что если продавать мужчинам не только свое общество, но и возможность создания семьи, то заработать на этом можно в десять раз больше.
Движение эгоисток в отдельных странах очень быстро такого размаха достигло, что дети почти перестали рождаться. А тут еще и суперкокон придумали, устройство для выращивания детей. Придумала одна из эгоисток, и устройство это осталось под их контролем. Рожать детей многие женщины вообще отказались.
Эгоистки построили в пустыне город Лас Вегас – к тому моменту один такой был уже, туда приезжали играть на деньги. Целый город, представляете! Но первой же осенью, когда прилетела комиссия статус города присваивать, с главной вывески на въезде ветер букву «В» унес, видно закрепили плохо, получилось «Лас Эгас». Так это название и прижилось, потом придумали даже, что это сокращение от «эгоисток» – «Лас Эгоистас».
А играли в Лас Эгасе на право получить ребенка. Приезжает человек, привозит деньги, меняет на фишки. А во всех играх главный приз – ребенок.
Постепенно эгоистки захватили весь мир. Это около ста лет назад случилось. И если бы не удалось чертежи суперкокона выкрасть и у нас на Марсе собрать, то и мы с вами жили бы под властью эгоисток. Мужчины бы работали, создавали для женщин все новые и новые развлечения. Да и для себя тоже. Я, кстати, недавно по делам был в Музее Истории. Видел суперкокон. Как-нибудь вместе сходим.
Земля сначала нам хотела войну объявить, да воевать-то нечем и некому. Их и так всего пять миллиардов осталось – а еще недавно двенадцать было. Воевать дорого и хлопотно. Они на нас плюнули… А мы на них? Нет, Максим, так говорить нехорошо. Земля – это наша прародина. Там тоже живут люди. Очень несчастные – но, может, это только нам так кажется? Просто у нас разные цели – отсюда и разный взгляд на жизнь.
Ладно, спите! А то мы думали завтра с утра всем вместе съездить на космодром – шесть зондов к Сатурну стартуют… Да, это уже завтра. Все, гашу свет. Сейчас придет мама сказать вам «спокойной ночи».
* *
*
Так, не шуршать, баблята! Вижу я, вы еще молодые, свежеотпечатанные, так послушайте стариковскую сказочку.
Жили в едином экономическом пространстве люди-самцы, люди-самки и Мировое Бабло. Сначала Бабла было немного – палочки, шкурки, ракушки, первые монеты. Люди чаще меняли вещи на вещи, для нас совсем не оставляя места.
Человек – существо примитивное, углерод да вода. Возьмет он тебя в руки, а ты ему пальцы согрей, поласкай, он разомлеет, тут и к сердцу тянуться надо. Ты чуть-чуть, я чуть-чуть – глядишь, и наш человечек. Нам же без него не жить, это и гривеннику ясно.
И начало Бабло людей к себе приучать. Рассвет нашего мира начался, когда люди стали Бабло из металла делать. С любовью, изобретательно. Свои рыльца человечьи в профиль – шлеп! Так мы ж не против, это даже лучше. Пока человек монетку в пальцах крутит, рассматривает, кого это на ней изобразили, ты ему себя – в кровь да в мозг.
А позже – начался расцвет. Долговые расписки, банковские векселя, наследства, аукционы, тендеры, залоги, ценные бумаги, вклады, займы, облигации, авуары, фьючерсы, простые и сложные проценты, пени, предоплаты, кредиты, рассрочка, депозиты, лизинг, платежки, свифты, транши, ипотека, дистанционное управление счетами, дебетовые карты, интернет-деньги, совместное владение, инвестиции… Это все мы, разнообразные части единого Мирового Бабла. Нам нет дела до нашей физической оболочки – слава Баксу, не люди! – хотя, конечно, лично нам с вами будет обидно, когда пустят под нож. Ветхость – это бич, и сделать ничего нельзя.
Сколько Бабло не искало различия между самками и самцами – в отношении к нам почти нет разницы. Больше людей – больше Бабла, вот и вся закономерность, сначала так казалось. А потом стало Бабло замечать, что люди маленькими стопками живут – не как мы по пятьдесят да по сто, а так, по три, четыре, пять. И между этими людьми совсем Бабло не ходит. Люди этот феномен звали семьей.
Понятно, любой бабленыш знает, в чем жизни смысл. Сто раз хозяина сменил, считай, где-то еще в мире два новых бабленыша родились. А уж какие – бумажные, электронные, виртуальные – нам по водяному знаку, лишь бы родились. Поэтому семьи – Баблу прямой убыток. Возьмем, к примеру, четыре миллиарда людей. Из них половина – свежеотштампованные да ветхие, у них Бабла мало, а то и совсем нет. А остальные большей частью в семьи сложены, и вот – из четырех миллиардов только миллиарда полтора активно Бабло крутит. Нехорошо.
Пришлось Баблу брать процесс под контроль. Самых проверенных, прикормленных людей – адвокатов, банкиров, рекламщиков, политологов – нацеливать на большую задачу. Каждый, конечно, только свой кусочек мозаики видел, но так и спокойнее.
Долго ли, коротко ли, а привило Бабло через своих помощников большей части людей страх перед семьей, а многим и отвращение. Стало людям казаться, что семья как-то с Баблом связана, хотя на самом-то деле семья Баблу мешает. Почувствовал каждый человек, что он один – и никто рядом не встанет, чтобы помочь жизнь прожить. Надейся только на себя, не верь никому, не бери ответственности. Живи для себя. Копи Бабло, чтобы тратить Бабло.
И завертелось, понеслось! Одиноким людям все больше развлечений нужно, а Бабло и радо стараться. Ради нового Бабла-то! Вот мы с вами сейчас – лежим ровненько, котлетой под резинкой, Франклин Франклину в затылок смотрит, байки травим, а минут через пятнадцать нас через машинку прокатят, да и сменим мы хозяина, разбежимся по кассам да карманам. Несут нас в чудесный город Лас Эгас, где за Бабло люди пытаются новых людей сделать.
А раз у нас с людьми все так перемешалось, то и беспокоиться не о чем. Сколько люди будут в нашем едином экономическом пространстве мыкаться, столько и мы – Мировое Бабло – будем расти, множиться, плодиться, приобретать все новые и новые формы – фантазия у этих людей безграничная.
Главное, не забывайте: взяли вас в руки – не зевайте, пальцы гладьте, грейте и что есть сил тянитесь к душе.
* * *
* *
*
Ну-ка, прекратить хаос, подтянуть энтропию! И ты, хрененок, хватит реальности перебирать, струись спокойно. Уже пора в забвение, но сначала расскажу я вам притчу.
Жили в дальнем уголке одной галактики, на замусоренной, но симпатичной планетке Земля, существа-люди двух типов и Мировое Бабло. Один тип людей звал себя мужчинами, второй – женщинами. И из них только люди-женщины владели репродуктивной функцией, бывают же диковины во Вселенной.
Воюют люди между собой, все делят что-то, делят, и не понимают, что кто бы что от кого ни забрал, в выигрыше только Мировое Бабло. Оно хитрое, изменчивое, многоликое, иногда и не разглядишь сразу.
Вот и возомнило Бабло, что овладело Землей и окрестностями без остатка, на веки вечные. Проживают существа-люди свои жизни коротенькие, и всю жизнь одно Бабло множат. Расслабилось Бабло, крутило только сегодняшним днем, а в завтра заглянуть ленилось. Это закономерно, хренята, во всех мирах Бабло тупое и наглое. Думать оно по определению не может, зато хорошо варианты перебирает. Так ведь далеко вперед слишком много вариантов уводит, все не пересмотришь.
