Текст книги "Обмен заложниками"
Автор книги: Иван Наумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Анна хмыкнула. Стараясь построить фразу не оправдательно, а вызывающе, сказала:
– Схлопотал по физиономии – только распалился. Решил, что это элемент флирта. Ждет совместного ужина.
– Поужинайте, – пожала плечами Ольга Сергеевна. – И сделай так, чтобы его не было в каюте в новогоднюю ночь.
– Зачем? Почему в новогоднюю?
– Много вопросов, Анечка! В этот раз отвечу. Только из служебных кают – полный доступ во внутреннюю сеть. Тридцать первого вечером – потому что раньше нам не успеть.
Думай, сказала себе Ольга Сергеевна. Или сдайся сразу, потому что игра пойдет на поражение.
Она старалась вспомнить лица посольских крыс. Как они двигались, как хмурили брови, назидательно втолковывая свои канцелярские премудрости обычным людям. Нужно понимать , какони думают. Удача, если та схема, что я нарисовала, соответствует действительности. В ней задействовано четверо. Назовем их «клерк», «куратор», «сопровождающий» и «встречающий». Людей в отчаянии нельзя оставлять без присмотра – значит, нас ведут и передают с рук на руки.
Фигура клерка ясна. Куратор – возможно, рэйнджер в галстуке, вышагивавший на заднем плане. Хорошо, если так. Встречающий пока не интересует. А вот та тварь, что находится здесь, на «Фридоме» – очень даже.
Думай, безмозглая, думай!
Зайдем с другого бока. Куда они денут деньги? Часть заберет клерк за труды неправедные, остальное должны поделить марсиане. Вывезти такую сумму сотруднику посольства – нереально. Если не думать, что сюда замешан и посол, и марсианское правительство, и… Лучше так не думать, потому что тогда не стоит и рыпаться. Значит, исходим из того, что все происходящее – частная инициатива ограниченного круга лиц.
Деньги упали на счет фирмы Икс. Официально и легально. От человека, вылетающего на Марс. Или от нескольких, если с арабами провернули такой же трюк. Обвинение в терроризме – вообще безотказная вещь. Хорошо, что с Андрюшей не поступили так же – видимо, решили разнообразить методы.
Фирма Икс может отправить деньги на Марс только в виде товара. Скорее всего, груз – на этом же корабле. Организовать поставку за двое суток и при этом соблюсти предосторожности – нереально. Да об осторожностях никто, возможно, и не думал. Значит, груз идет скопом, по одной накладной. И Андрюшины деньги – здесь, у нас под ногами. В полной недосягаемости карго-отсеков…
Стоп! Карго-лейтенант Кастерс, «находящийся при исполнении»! Проверим-ка штатное расписание.
Ольга Сергеевна из-под пароля кельнера видела достаточно много нового даже в общекорабельной сети. Основная служебная информация по экипажу висела здесь – во внутреннюю сеть включали в основном устройства управления кораблем.
Так. День ареста Андрея. Дежурный офицер палуб с третьей по шестую – какой-то Донован. Где Кастерс? Ага, Кастерс выходной. Отсюда и два офицера, пришедших с Андреем в каюту. Донован – как дежурный и Кастерс – потому что на стреме.
Неразборчиво бормоча под нос какую-то детскую песенку, Ольга Сергеевна погрузилась в работу. Данные о погрузке и транспортные документы от имени кельнера запрашивать было нельзя, но сейчас это и не требовалось.
Она очень любила присказки про «жил бы в Сочи» и подстеленную соломку. И была рада, что не изменила этим принципам, отправляясь с детьми на Марс. Женщина в возрасте семидесяти четырех лет уже не может хорошенько ударить или точно выстрелить. Но вполне в состоянии обмануть, подслушать, взломать.
В волшебном чемоданчике бабушки Мороз водились самые разные вещи. Сейчас ей требовался хороший резидентный вирус. Ностальгически пролистав меню боевых программ, Ольга Сергеевна выбрала «Нежность».
– Арабы, говоришь? – спросила она – и, аминь! – запустила экзешник.
Первой целью были: коды доступа, видеонаблюдение и управление связью.
Декабрь, восемнадцатое
Боба продемонстрировал бабушке мультфильм собственного производства. Из ровного поля кубиков выползал один, потихоньку взлетал и уносился вверх. Бабушке понравилось. Сказала, что нужно будет немножко доработать.
Четвертые сутки Ольга Сергеевна держала в руках связь корабля с внешним миром, но это не решало главной задачи – ей нужно было обязательно выйти на Магду.
Трафик между Марсом и Землей жестко лимитировался. Пассажирам «Фридома» после выхода из «слепой» зоны рядом с Солнцем разрешалось отправить по одной открыточке своим на Землю. Красочный файл с картинкой «По ту сторону Солнца» плюс несколько строчек текста. Эта услуга включалась в цену билета.
Немудрено, что на составление письма-инструкции для старой подруги ушло больше сотни открыток. Слово там, фраза тут. Где цифра, где буква. Ольга Сергеевна собрала по кораблю все «мертвые души». Статистика почтовой активности показала резкий скачок. Сто процентов пассажиров отправили весточку на Землю.
Дошло ли послание? Не утратила ли Магда склонности к дешифровке? Нет ответа и не будет – связь односторонняя.
Декабрь, двадцать второе
Полоумная старуха на парковочной площадке едва не влезла под стабилизаторы. Стейтон чертыхнулся, сдал назад, опустил машину на площадку и выскочил из кабины.
– Ви что? – закричал он с акцентом от волнения. – Куда же вы, уважаемая! Можете встать?
Женщина согнулась, одной рукой держась за ребра. Стейтон дал ей руку, поддержал, помог выпрямиться.
– Вы уверены, что не ранены? Нужно в госпиталь?
Та лишь отрицательно помахала ладонью.
– Нет-нет, спасибо! Уже нормально.
– Я могу что-нибудь для вас сделать? – добавил Стейтон из вежливости, уже успокоившись.
Седая как снег старушка обезоруживающе улыбнулась:
– Можете угостить чашечкой чая и составить мне компанию.
Чаепитие стало расплатой за оплошность. Через двадцать минут у Стейтона уже пухли уши от историй про подруг, родственников, политических деятелей, артистов и журналистов. Видимо, одинокой старушке не часто удавалось выговориться, и Стейтон стал ее случайной жертвой.
– …а что же ей, бедняжке, делать?! – восклицала мучительница. – От такой жизни – хоть на Марс улетай! Ведь нельзя же стерпеть такой несправедливости…
– Справедливости вообще не существует, – машинально отметил Стейтон.
Старушка, внезапно замолчав, посмотрела на него с прищуром. Холодно, как энтомолог на жука. И сказала:
– Вы считаете? А мне кажется, что нет только всеобщей справедливости, потому что это такая же химера, как коммунизм или демократия. А маленькой, локальной справедливости – отчего же не быть?
Стейтон почувствовал себя не в своей тарелке. Подозвал официантку, чтобы рассчитаться, поднялся и начал одевать пальто, давая понять, что рандеву закончено.
– Вы не ответили, мистер Стейтон, – настаивала старушка. – Или вы против того, чтобы хотя бы в малом иногда брала верх справедливость?
– Да ничего я не против… Простите, не расслышал ваше имя?
– Радецкая, – сказала она, – Магда Радецкая.
– Было очень приятно познакомиться, госпожа Радецкая!
– А раз вы, в принципе, не против, – продолжала неугомонная старуха, – то отнесетесь с пониманием к тому повороту судьбы, который вас ожидает.
Стейтон замер в дверях. Нужно было просто выйти из кофейни, но что-то держало. Обернулся.
– Вы колдунья? – шутливо спросил он.
Магда протянула ему визитную карточку.
– Нет. Но могу сказать и без колдовства, что ваше имущество на «Фридоме» тает на глазах. Захотите исправить ситуацию – обращайтесь.
И первой вышла на улицу мимо ошарашенного Стейтона.
Декабрь, двадцать девятое
Ольга Сергеевна изучала чертежи «Фридома». Как ни крути, получалось, что придется идти через шахту грави-колодца. Перед глазами то и дело расплывались темные пятна – она не спала уже четвертые сутки.
Для корабля свободного падения оптимальная форма – тор. Проще – бублик. Когда корабль минует разгоняющее его своим притяжением небесное тело, то гравы перекручивают поле, создавая в пустом центральном колодце аномалию до пятидесяти «же». Сам корабль остается в «разреженной» зоне – с нулевым весом – и, как выпущенный из рогатки камень, устремляется по заданному маршруту.
Для создания на пассажирских палубах вертикального «поля комфорта» в один «же» используют внутренние гравиколодцы. Гравитационное поле закольцовывают, в колодцах сила тяжести больше десяти «же» направлена строго вверх.
Ольгу Сергеевну расчеты и выкладки интересовали лишь постольку-поскольку. Сейчас она ощущала себя практиком. Состарилось тело, одрябли мышцы, стали хрупкими кости. Осталась только воля – по-прежнему железная, несгибаемая воля. И то хлеб.
Боба третий день дорисовывал заказанный бабушкой набор объемных картинок. К счастью, не задавал лишних вопросов – Ольга Сергеевна была на взводе, потому что до той даты, что она указала Магде, оставалось лишь два дня, а дать повторное сообщение уже было нельзя.
«Нежность» пока держала занятые позиции. Сквозь прорубленную вирусом брешь Ольга Сергеевна накачала сеть «Фридома» программами-перехватчиками, позволяющими внести коррективы в любой информационный поток. И только внутренняя сеть корабля, не соединенная с основной и отвечающая за системы навигации, жизнеобеспечения и распределения энергоресурсов, оставалась пока недоступной.
Такой корабль как «Фридом» – слишком большой и сложный объект, чтобы команда могла не доверять поступающим из сети данным. Любая ложь, подтвержденная уполномоченной программой, воспринималась как безусловная истина.
Системы защиты корабельной сети проявляли обычную активность – но лишь на экранах мониторов, а на самом деле спали мирным сном, убаюканные «Нежностью». Полет проходил тихо и спокойно, в штатном режиме… с точки зрения дежурных инженеров «Фридома».
А на Марс и оттуда на Землю летели панические сообщения о выходе из строя пневматики карго-отсеков. Тысячи грузовых контейнеров крепились снаружи к самой нижней палубе «Фридома» – такое размещение многократно облегчало погрузку и разгрузку в невесомости. После прохождения ближайшей к Солнцу точки по нескольку раз в сутки курс корабля корректировался поворотными дюзами. Будь какой-нибудь контейнер не закреплен, он при очередном рывке выскользнул бы из захватов и постепенно отстал от «Фридома» навсегда.
Диспетчерская на Фабиусе отправляла одно послание за другим, пытаясь вместе с инженерами «Фридома» разобраться в происходящем. И Ольге Сергеевне приходилось круглосуточно поддерживать от имени экипажа переписку.
Когда Боба выполнил бабушкино задание, специалисты на Фабиусе убедились воочию, что в панцире корабля, составленном из контейнеров, зияют невосполнимые бреши – с «Фридома» поступили данные телеметрии. Еще один кубик выскользнул из общего ряда и медленно уплыл прочь. Сообщение отправил дежурный карго-лейтенант Кастерс.
– И что же это за фонд? – Стейтон недовольно отодвинул кофе и крутил в руках злополучную визитку. – Никогда о таком не слышал!
– Фонд защиты демократического выбора, – терпеливо повторил помощник. – Какая-то формация при нынешнем правительстве. У них же никогда не поймешь, кто у руля, а кто – пшик. Раз с таким названием – легче принять, если хотят встретиться.
Я остался совсем один, подумал Стейтон. И никто со мной встречаться не собирается. С «Фридомом» творится непонятное. Неделю от Кастерса нет ни одного персонального письма, зато официальные сообщения поступают одно за другим. Утерян контейнер. Утерян контейнер. Утерян контейнер. Ересь, но факт.
Стейтон решился и вызвал указанный в карточке номер.
– Здравствуйте, мистер Стейтон! Хотите подъехать?
Проклятая старуха.
В том же самом кафе, за тем же самым столиком Магда участливо смотрела на дипломата, решающего неприятную для него задачу.
– На мой взгляд, это очень выгодное предложение, – сказала старушка. – У вас не отбирают все подчистую. Продав остатки товара на Марсе, вы останетесь весьма зажиточным человеком. А во всех документах Фонда будете числиться почетным спонсором. Разумеется, без разглашения подробностей.
Стейтон разглядывал свои руки. О чем говорить? Весь заработок с пятнадцати последних операций вложен в товар. Десятки контейнеров. И сейчас там, в невообразимой дали, на подлете к Марсу, они один за другим улетают в никуда. Деньги в вакуум. Только хитрый Сегур забрал свою долю сразу.
Дипломат поднял голову.
– Вы говорили, спонсорство – это мудрый политический шаг?
Декабрь, тридцать первое
– Мам, а мы разве не вместе будем отмечать?
Анна – в парадном макияже, на высоких каблуках, одетая в переливающееся и струящееся, – замерла у двери, думая, как ответить.
– Борис, у тебя на Новый год совсем другие планы, – вмешалась бабушка, украдкой махнув Анне рукой: иди, мол. – Вы готовы, молодой человек?
– Что, сегодня? – Боба почувствовал, как в желудке скручивается тугой комок.
– Сейчас проверим, все ли ты запомнил, – сказала Ольга Сергеевна.
Под вспышками журналистов Стейтон впервые чувствовал себя неудобно. Передача щедрого дара от марсианской коммерческой структуры земной общественной организации стала новостью дня.
Наряженная в нелепые кружева Радецкая улыбалась в камеры, жала Стейтону руку «от имени и по поручению», несколько раз трогательно выступала.
И только когда пресс-конференция закончилась, отвела дипломата чуть в сторону и сообщила заговорщицким шепотом:
– Неприятно говорить об этом сейчас. Но у вашего Касперса?.. Кастерса?.. В общем, у вашего подельника, кажется, развязался язык. Надеюсь, вы продумаете, какие шаги стоит предпринять в этой ситуации?
Сначала в девять тысяч семьсот третью прошла бабушка. Боба аккуратно блокировал все камеры наблюдения на ее пути, потом так же она провела его. На служебной палубе никого не было – все, кроме несчастливчиков из дежурной смены, уже собрались в ресторане.
Около получаса ушло на вход во внутреннюю сеть и поиск нужных систем. «Нежность» перетекала с сервера на сервер, оглушая, но не раня системы безопасности, выстраивая заборчик между работающими службами жизнеобеспечения и пультами дежурных офицеров. По сути, корабль оказался в руках двенадцатилетнего мальчика.
Ольга Сергеевна вставила в ухо горошину передатчика, приклеила к губе мушку микрофона и чмокнула внука в затылок.
– Надеюсь на тебя! – сказала она. – Как только я скажу – запускай кино. Если вдруг пропадет связь – то ровно через восемнадцать минут.
Бобе еще никогда не было так одиноко.
Пришлось избегать лифта.
Круглый колодец метров трех шириной. Гнутые чугунные скобы. Нужно к ним прижиматься всем телом. В сантиметрах за спиной – обратная тяга. Стоит чуть отстраниться от лестницы, и десятикратное по отношению к земному ускорение рванет за шкирку, как котенка.
На середине пути Ольга Сергеевна окончательно выбилась из сил. Не слушаются пальцы. Ладоням жарко в перчатках. Не гнутся колени.
– Здравствуй, Дедушка Мороз, злостный алиментщик, – процедила она, перехватывая ступеньку, опуская ногу, стягивая вниз тело. – Ту фигню, что ты принес, не берет оценщик.
В запасе было много стишков и частушек. Но очень мало времени.
На уровне последней пассажирской палубы вектор притяжения изменился, и Ольге Сергеевне стало казаться, что абсолютно прямая лестница из отвесной превращается в крутую – вестибулярный аппарат поворачивал мир согласно собственным представлениям о верхе и низе.
Техническая палуба не предназначалась для людей. Ольга Сергеевна миновала межпалубную переборку, скрывающую в себе гигантское панно гравитационных линз, и, как в холодную воду, погрузилась в невесомость.
Днище корабля было покрыто ровными рядами грузовых захватов. Поле одинаковых пирамидок разбегалось во все стороны, скрывая края в темноте. В тусклом свете аварийного освещения это напоминало военное кладбище. Глянцево-черные трехметровые выпуклые круги гравитационных линз нависали с другой стороны, в невесомости не кажущейся верхом. Столбы света из колодцев мерцали безжизненным белым светом.
Между пирамидками чуть искрили гравитационные призмы, поворачивающие невидимые потоки притяжения от каждой из линз в сторону ближайшего колодца.
Ольга Сергеевна, осторожно оттолкнувшись, поплыла над грузовыми захватами, от одного к другому, сверяясь с маркировкой. Когда нужная пирамидка оказалась перед ней, Ольга Сергеевна почувствовала, будто вошла домой после долгого дня.
– Я на месте, Борис, – негромко сказала она.
– Отлично, ба! – воскликнул Боба. – Гашу свет в колодце.
За спиной стало еще темнее.
– А теперь… – сквозь шорох помех Ольга Сергеевна не могла услышать, как дрожит голос внука, – кинокомпания «Боба-фильм»… при содействии «Мороз-Продакшн»… представляет…
Дежурный офицер Кастерс, не веря собственным глазам, смотрел на монитор. Из сплошной мозаики подцепленных к днищу «Фридома» контейнеров один тридцатитонник сначала показал белые бока, потом выплыл целиком и, чуть заваливаясь на один бок, начал удаляться от корабля.
Почему в Новый год? Почему в его смену?
Десятки «почему» роились в голове Кастерса, пока он брал инструмент, шел к лифту, ехал вниз, пережидал на нижней площадке, пока пройдет тошнота от перепада притяжения, плыл над холмиками грузовых креплений, фиксирующих контейнеры по ту сторону корпуса.
Почему бесчувственная жена этого Мороза до сих пор не добилась, чтобы взяли в рассмотрение подтверждение денежного перевода, а вместо этого упивается виски и гудит с экипажем? Почему, когда Мороз ударил его по лицу, рядом оказался Донован? Ведь из-за этого пришлось отстаивать «честь мундира». Почему капитан в этот раз так уперся и не захотел выпустить арестованного до прибытия на Фабиус, хотя Кастерс уже подал объяснительную?
Последним в этом длинном ряду оказался вопрос, почему на пульте крепления оторвавшегося контейнера лежит большой и блестящий разводной ключ. Кастерс спикировал к нему и, взяв в руки, почувствовал, что рядом кто-то есть.
Ольга Сергеевна не отличалась особой сентиментальностью и поэтому без предварительного уведомления обрушила на голову Кастерса тяжелый газовый баллон.
Несколькими палубами выше хлопало шампанское, сыпалось конфетти, и по всему кораблю гасли часы с упертыми вверх стрелками. На их месте появлялись такие же, но с другим временем другого мира.
Безнедельник, десятое
– Кто ты? – спросил Кастерс, когда очнулся. Мир плыл вокруг, черные камни гравилинз на потолке ходили волнами, а демоническая старуха, вдруг возникшая совсем рядом, сначала что-то отлепила от губы, а потом шепнула ему в ухо страшное.
Кастерс дернулся, и вернулось ощущение рук и ног. Связанных рук и ног.
– Нам предстоит длинный разговор, – сказала старуха. – Стейтон рассказал только половину, вторая нам нужна от тебя.
Кастерс сопротивлялся недолго. Рассказывать оказалось даже интереснее, чем молчать. Ведь уникальная схема заслуживала того, чтобы о ней знали люди. Двадцать рейсов! Двадцать рейсов, почти семьдесят миниопераций, чисто, всегда чисто! Имена? Конечно, он знает имена. Конечно, не все, но можно попробовать вспомнить. С кого бы начать? Наверное, с русской художницы. Пикантно, но он даже танцевал с ней на смене времени… А на Фобосе… Мадам, это же некорректно! На Фабиусевстречают. Конечно. А как же. Да, запишите имя по буквам.
А может быть, дело в той дряни, которую старуха ему вколола? Мысль походила на холодный душ. Кастерс почувствовал, что ремни подослабли, и осторожно высвободил руки. Старуха устроилась метрах в пяти, у соседнего захвата, и записывала в блокнот его истории. Даже не глядя на него! Бубнила себе под нос, что у настоящего офицера в такой ситуации есть два выхода – вернуться на пост и дождаться суда либо честно умереть…
Любой карго-офицер чувствует себя в невесомости как рыба в воде. Старой кляче пора было свернуть шею. Даже не пытаясь развязать ноги, Кастерс резко развернулся и оттолкнулся от пирамидки захвата в сторону старухи.
За мгновение до того, как разделявший их гравитационный поток вздернул его к верхним палубам, Кастерс увидел в глазах старухи спокойное удовлетворение. А путь до небес занял менее двух секунд.
Безнедельник, одиннадцатое
В пассажирской администрации Анне подтвердили, что Андрея освободят из-под стражи по прибытии на Фабиус.
В беспроигрышной лотерее, проводившейся на празднике смены времени, Ольга Сергеевна выиграла механические марсианские часы с дополнительным тридцатисемиминутным циферблатом, датой, месяцем и фазами спутников. Одиннадцатое – прочерк.
Портрет погибшего при проведении ремонтных работ карго-лейтенанта Кастерса выставили в черной рамке на входе в ресторанную зону и вывесили на титульной странице корабельных новостей.
На имя Андрея Николаевича Мороза, нового управляющего делами Фонда защиты демократического выбора, из Нью-Франклина поступила приветственная телеграмма.
Кельнер из девять тысяч семисот третьей каюты до последнего дня полета присылал Анне букетики цветов из корабельной оранжереи.
Служебное расследование по факту намеренной дезинформации руководства, подделки технической документации и нелегитимного использования средств связи было прекращено в связи с гибелью единственного фигуранта.
Месяцем позже, во время профилактики, марсианские программисты обнаружат во всех системах корабля обломки незнакомого кода, впрочем, видимо, безвредного, поскольку никакого влияния на работу корабельной техники выявлено не было.
Чип к чипу, схемку к схемке. Ольга Сергеевна собрала и аккуратно закрыла массажер-контейнер. Выудила откуда-то голограммку Саратовского завода и заклеила замок. Внук следил за ее действиями, не моргая. Аня перед зеркалом медитировала с тушью в руках.
– Бабушка, а кем ты работала? – спросил Боба.
– Ох, мой хороший, кем я только не работала! – задумчиво усмехнулась Ольга Сергеевна. Особенно за те двенадцать «потерявшихся» лет, начавшихся разведшколой, а закончившихся пулей в спину на мексиканской границе.
И добавила, видя, что внука краткий ответ явно не удовлетворил:
– С моим-то позвоночником – только надомно. Базы данных, телефонные обзвоны, диспетчером… Разная случайная работа, только чтобы на жизнь хватало.
– М-м, – задумчиво протянул внук. Не верит, обрадовалась Ольга Сергеевна. Приятно, раз уж правду сказать все равно нельзя.
Аня захлопотала вокруг, пытаясь начать собирать вещи. Боба долго составлял фразу и наконец выдал:
– Наверное, у тебя хорошо получалось.
Собрались сходить на обзорную палубу. Как нормальные, обычные пассажиры.
Анна придерживала Ольгу Сергеевну под локоть, а Боба скакал впереди, то исчезая в плотном потоке людей, то возвращаясь назад и поторапливая взрослых.
– Ольга Сергеевна, – спросила Анна. – Вы кто?
На трехэтажном экране во всей красе светился оранжевым их новый дом. До прибытия на Фобос оставались считанные часы. Жалко, Андрюша такой красоты не видит! Ольга Сергеевна устало оперлась на трость и ответила, выискивая взглядом Бобу в толпе:
– Я? Я – бабушка Мороз. Когда-то вырастила тебе мужа. Не самого плохого, кстати. А теперь – храню счастливое детство вон того молодого человека. От всяких там…
Нельзя самолетом. А через границу – лучше не поездом. Сегур электричками выбрался из Москвы, серенький, неприметный служащий в старом пальтишке, вязаной шапке, с ободранной сумкой искусственной кожи.
Деньги уже ждали его там, в далеком далеке, координаты которого он не выдал бы и собственной тени. Все десять лет службы в консульстве Сегур знал, что она закончится так. Что придется мышью выскальзывать из комнаты, где хозяева включили свет. Он сам придумал схему, сам рискнул предложить ее марсианину, – на что же сетовать, когда выстроенный песчаный замок начал рушиться?
Сегур был готов провести несколько суток, трясясь на жестких лавках, засыпая урывками на особенно длинных перегонах, чувствуя исходящий от себя самого запах липкого, стыдного страха. Питер, Выборг, автобусом через границу до Хельсинки и оттуда «Финн-Эйром» в… Туда, где новый паспорт, новое лицо, новая жизнь. Сытая, спокойная, независимая от скотских инопланетников – жизнь.
Над псковским вокзалом полыхал знакомый рекламный слоган. «Рай – не на Земле». Заглотив купленный в ночном ларьке мятый волглый пирожок, Сегур запрыгнул на подножку плацкартного вагона, сунул открывшей было рот проводнице несуразно крупную купюру и прошел в полупустой вагон. Спать не хотелось, хотя и стоило бы, чтобы к утру не чувствовать себя сонной мухой. Рядом ворочались, храпели, тихо разговаривали. Присутствие людей в последние дни давало Сегуру зыбкое ощущение надежности. Он воображал себя песчинкой в пустыне, клочком бумаги в мусорной корзине… Прижавшись виском к холодному даже через шерстяную шапку стеклу, Сегур все-таки задремал.
А когда открыл глаза, то Стейтон, безукоризненно расхлябанный, смотрящийся в плацкарте не хуже, чем на посольском приеме, щурящийся на светлеющее небо, мирно сидел напротив. Сегур, не удержавшись, выглянул в коридор. Поезд, покачиваясь, плыл по окраинам Питера. У туалета, спиной к проходу, стоял один из младших сотрудников консульства. С другой стороны, видимо, тоже кто-то ждал.
– Как спалось? – Стейтон подождал ответа с полминуты, чему-то кивнул, будто убедился в ожидаемом результате, и достал из кармана почти пустую упаковку жевательной карамели. – Сто лет в поездах не ездил! Сейчас попьем чайку, еще же вода есть?
По коридору мимо них с хохотом пробежал мальчишка лет пяти, за ним с криками: «Боба! Стой же, Боба!» – торопливо семенила бабушка.
– А пока съешьте конфетку! – сказал Стейтон, ногтем продвигая на противоположную сторону столика надорванный пакетик с двумя одинаковыми леденцами.
Сегур, еще не сломленный, еще пытающийся найти точку опоры, дрожащим пальцем дотронулся до веселой разноцветной упаковки.
– И чем же они разнятся?
– Простите?
О, сладкий миг! Жаль, что в таких обстоятельствах.
– Я говорю, чем они отличаются одна от другой?
В глазах марсианина мелькнуло… нет, не сочувствие – скорее, соболезнование.
– Ничем. – Стейтон вежливо улыбнулся и посмотрел Сегуру прямо в глаза. – Но ведь важно, чтобы всегда был выбор, правда?
