Текст книги "Власть без славы"

Автор книги: Иван Лаптев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Председатель Верховного Совета СССР.

Замысел все больше выявляется. После вчерашней пресс-конференции Янаева нельзя выпускать на трибуну Верховного Совета, он не добьется поддержки даже самых управляемых депутатов, все его объяснения будут просто разбиты и осмеяны. Кроме того, на сессию обязательно придут депутаты – не члены Верховного Совета, по регламенту они хотя и не голосуют, но выступать имеют право. В Президиуме же, считает, видимо, Лукьянов, он царит полностью и проведет любое решение. Кроме того, этим решением Президиум будет «повязан» и на сессии объясняться будет не один председатель, а весь Президиум. Да может быть, и сессию в этом случае не надо собирать…

Звоню Н. Ф. Рубцову, добросовестнейшему работяге, буквально сутками сидевшему в своем кабинете, но полностью подмятому Лукьяновым, устраиваю скандал. Вскоре прибывает новый проект.

Президиум Верховного Совета постановляет:

1. Внести на рассмотрение Верховного Совета СССР предложение о включении в повестку дня внеочередной сессии следующего вопроса:

Об обстановке в стране и решениях, связанных с введением чрезвычайного положения в отдельных местностях СССР (доклад тов. Янаева Г. И.).

2. Открыть сессию 26 августа с. г. в 10 часов утра. Рассмотрение вопроса, включенного в повестку дня сессии, провести на совместных заседаниях палат.

Тем временем депутаты, два дня толкавшиеся в кабинетах и коридорах Верховного Совета, добились встречи с Лукьяновым.

Участник этой встречи, бывший корреспондент «Известий» в Якутии, народный депутат СССР от Якутского городского национально-территориального округа № 690 О. П. Бородин, рассказывал потом: «Мы ставили перед Лукьяновым два вопроса:

Во-первых, признать действия ГКЧП незаконными, во-вторых, немедленно созвать сессию Верховного Совета СССР. Лукьянов уходил от прямых ответов и даже пытался в какой-то мере обосновать действия ГКЧП, ссылаясь на сложную ситуацию в стране и письма трудящихся. Сказал, что якобы 13 августа разговаривал с Горбачевым и тот жаловался на давление и сердце. Лукьянов заявил, что читал медицинское заключение об ухудшении здоровья Горбачева и что такое заключение у него есть.

Депутаты стали говорить, что народ требует, чтобы это заключение было опубликовано, народ хочет знать, что с Президентом страны. Лукьянов отрезал, что он не позволит говорить от имени народа…»

Трясина лжи, созданная самими членами ГКЧП, засасывала их все глубже. Приходилось лавировать, увиливать от общения с депутатами и придумывать все новую ложь.

Во второй половине дня к Лукьянову приехала российская делегация – вице-президент России А. В. Руцкой, председатель российского парламента Р. И. Хасбулатов, председатель Совета Министров И. С. Силаев. Они потребовали, собственно, того же, что требовали все: немедленно собрать Президиум Верховного Совета СССР, принять решение о противоправности действий ГКЧП и срочно созывать сессию Верховного Совета. Лукьянов то убеждал их в том, что они неправильно оценивают ГКЧП, то упрекал в неправильном поведении, повторяя, что Горбачев заболел, тяжело заболел, возможно, безнадежно1

Да, лихая участь готовилась президенту СССР.

Я и сейчас не могу убедительно объяснить ни себе, ни другим, почему А. И. Лукьянов избрал такую линию поведения. Ну, во-первых, со мной. Мы же были близкими приятелями, дружили семьями, вместе отмечали праздники, дни рождения. Наши дачи располагались рядом, нередкими были совместные прогулки после работы или в выходные. Оба мы были заядлыми трудоголиками, любителями литературы и вроде бы оба уж не очень и стремились в политику-то. Не раз мы вместе выполняли какие-то совместные задания того или иного секретаря ЦК КПСС. Собственно, это нас и познакомило в 1974 году, когда мы в Серебряном бору, на даче № 16 писали секретарю ЦК по сельскому хозяйству, члену Политбюро Ф. Д. Кулакову доклад на торжественном заседании в честь очередной годовщины Октябрьской революции.

Лукьянова тогда только что взяли консультантом в отдел организационно-партийной работы ЦК КПСС, на политических текстах он еще руку не набил, но юридическая подготовка его была конечно же вне конкуренции среди консультантов. Он все время пытался вписать в доклад фразу: «Политическая система государства диктатуры пролетариата, выполнив свою историческую миссию, закономерно переросла в политическую систему общенародного государства». Я работал над всем текстом и безжалостно раз за разом вычеркивал эту фразу, так как наш докладчик, хорошо разбиравшийся в траво– и севооборотах, вряд ли понял бы и сумел нормально ее произнести. Лукьянов сердился, вписывал ее вновь, я снова вычеркивал, пока, наконец, Н. А. Петровичев, первый заместитель заведующего отделом оргпартработы и непосредственный начальник Лукьянова, не накричал на него.

Следующие наши посиделки были в 1977 году, когда на той же даче готовилась Конституция СССР, названная позже «брежневской». Здесь уже роли переменились, Лукьянов оказался настолько в своем амплуа, что даже А. Е. Бовин, редко кому выдававший комплименты, говорил, что, если бы «Лукьяныча» не было, его следовало бы придумать.

После триумфального принятия Конституции Лукьянов был назначен начальником Секретариата Верховного Совета СССР, а я ушел на журналистскую работу в редакцию «Правды». Но наши добрые отношения сохранились, а после того как я был утвержден главным редактором газеты «Известия», стали совсем дружескими.

Конечно, я не мог не замечать определенного лукьяновского эгоцентризма, некой маски государственной озабоченности, которую он любил надевать на себя при каждом визите к руководству, объявляя в приемной так, что слышно было на весь коридор:

– Я у Василь Васильича! Я у Тенгиза Николаевича![31]31
  См.: Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор. Версия следствия. М.: Огонек, 1992. Стр. 144–146.


[Закрыть]

После избрания меня Председателем Совета Союза Верховного Совета мы вообще работали рука об руку, стараясь поддерживать и страховать друг друга. И хотя здесь я обнаружил еще одну сторону таланта Анатолия Ивановича – его выдающееся владение аппаратной интригой, умение разобщить и столкнуть людей, взаимодействие которых ему не нравилось, мне все равно казалось, что уж в наших-то отношениях царит полная доверительность. Этого убеждения не поколебала даже «черная кошка» конфликта из-за кадровых перемен в редакции «Известий», курировать которую было поручено мне, но о переменах в которой, произведенных Лукьяновым, я узнал только от самих газетчиков. Но этот случай, конечно же, был сущей ерундой на фоне трагедии, затрагивающей судьбы всей страны. До сих пор считаю, что он никак не мог побудить Лукьянова к скрытности и ко лжи в глаза.

Во-вторых, с М. С. Горбачевым. Если меня Лукьянов знал лет десять, то с Горбачевым-то они знакомы были, кажется, всю жизнь. Опытнейший аппаратчик, Лукьянов никогда не афишировал этого знакомства – о том, что они учились в одно время и на одном факультете МГУ, мы узнали только после того, как Михаил Сергеевич стал секретарем ЦК КПСС. Только после этого мне стало ясно, почему при отборе кандидатур выступавших при обсуждении Конституции СССР на внеочередной сессии Верховного Совета СССР 7 октября 1977 года Лукьянов предложил Горбачева М. С., первого секретаря Ставропольского обкома КПСС: молодой, хорошо говорит. Тогда же, на 16-й даче, было написано выступление Горбачева, как и всех других, выходивших на трибуну сессии, и даже речь Л. И. Брежнева с подведением итогов работы редакционной комиссии, в которой он «соглашался» с внесенными предложениями. По выступлению Горбачева, помню, он «счел возможным» дополнить статью 125-ю Конституции положением об обязательном рассмотрении рекомендаций комиссий Верховного Совета в государственных и общественных структурах. О, времена! О, нравы!

Естественно, что будущий президент СССР, переехав на работу в Москву, должен был опираться, прежде всего, на Лукьянова. Стоило Михаилу Сергеевичу более менее утвердиться в руководстве КПСС, он двинул однокашника на пост первого заместителя заведующего общим отделом ЦК КПСС – это был один из ключевых постов в партийном аппарате. Тем более, все понимали: карьера заведующего общим отделом К. М. Боголюбова, правой руки К. У. Черненко, закончится вместе с Черненко. Что, правда, не мешало Лукьянову по-прежнему громогласно объявлять своим секретарям: «Я у Клавдия Михайловича!»

Действительно, Лукьянов стал заведующим общим отделом сразу же, как только Горбачева избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС. Теперь он уже сам регулировал доступ к Горбачеву и людей, и информации, получив громадное влияние на политику ЦК КПСС, а значит, и на жизнь страны. Но его восхождение к партийной власти на этом не закончилось: в 1987 году его избирают секретарем ЦК, а затем и кандидатом в члены Политбюро.

Но если сказать только это, значит, ничего не сказать. Горбачев сделал Лукьянова руководителем отдела административных органов ЦК КПСС, что означало контроль над всеми, как теперь говорят, силовыми структурами СССР, над юстицией и судом. Пост этот был настолько важен, что ни один генсек не выпускал его из-под своего непосредственного кураторства, назначая на адмотдел обычного заведующего и никогда – секретаря. Данный факт показывает меру доверия Горбачева Лукьянову.

Дальше последовало то, что все могли наблюдать по телевидению: Горбачев совмещает пост генсека с постом председателя Президиума Верховного Совета СССР, рекомендует Лукьянова своим первым заместителем, то есть на практике полностью поручает ему всю систему Советов. Именно Лукьянов стоял у истоков рождения «президентского государства – СССР». И не зря. После избрания Горбачева президентом тот уверенно проводит Лукьянова на место председателя Верховного Совета. Заметьте: не президиума, а Верховного Совета. Карьера небывалая. Но, очевидно, есть сермяжная правда в словах о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

А день 20 августа шел своим чередом и не было ему дела до наших мелких и крупных катастроф. Где-то около 16 часов я поехал на Зубовскую площадь, 4, где была оборудована телестудия «ТВ-Новости», имевшая выход на зарубежное телевидение, – наше, как известно, в эти дни услаждало взоры и слух соотечественников «Лебединым озером». Интервью брал у меня Вячеслав Костиков, которого позже Россия узнала как пресс-секретаря Бориса Ельцина. Думаю, что это интервью хорошо показывает, сколь малой информацией мы располагали.

Вопрос. Что сейчас происходит в Кремле, вы только что оттуда, какое настроение и как лично вы оцениваете ситуацию, сложившуюся с введением чрезвычайного положения? Я так называю эти события, хотя хочется назвать их другими словами.

Ответ. Естественно, что нас, как законодательную власть, интересуют, прежде всего, правовая основа, правовая оценка событий. Если говорить начистоту, – я высказываю, конечно, свою личную точку зрения, – здесь мы имеем дело с незаконным, неконституционным действием, с полным нарушением именно тех статей Конституции СССР и закона о чрезвычайном положении, на которые ссылаются члены ГКЧП.

Дело в том, что Верховный Совет никуда не исчезал. Он мог собраться в любую минуту. Можно было собраться в течение одного-двух дней. И можно было совершенно законным путем поставить перед Верховным Советом вопрос о том, что президент по каким-то причинам не может исполнять свои функции.

Сейчас же у нас получилась ситуация, что мы даже не имеем перехода власти из рук в руки. Ведь в любой стране, если вице-президент сменяет президента, он должен принести присягу, и только после присяги его указы или акты приобретают нормативную силу.

Вопрос. А может, это определяется тем, что просто удобна такая форма – чрезвычайное положение?

Ответ. Какая тут форма – все наоборот! Сначала издается указ – я-де вступаю в должность президента, затем объявляется чрезвычайное положение, формируется ГКЧП. Еще раз хочу повторить, что считаю это действо незаконным, неконституционным и надеюсь на то, что Верховный Совет выскажется об этом с полной определенностью.

Вопрос. Что же так торопило, что побуждало к таким экстраординарным решениям?

Ответ. У нас впереди было только одно событие, которого, впрочем, ждал весь мир и ждал советский народ, а именно – подписание Союзного договора. Ничего более чрезвычайного впереди не было. Этой акцией определенные силы сорвали подписание Союзного договора, к которому мы шли два года с таким трудом, с таким напряжением.

Вопрос. Нежелание подписывать Союзный договор, видимо, – главная побудительная причина. Но кто за этим? Вы сказали «определенные силы». Это странная формула, которая всегда нас очень будоражит.

Ответ. Вы сами можете ответить на этот вопрос, если посмотрите на состав ГКЧП. Вы увидите, что он чуть ли не на половину состоит из представителей военно-промышленного комплекса и людей, в той или иной мере причастных к этой сфере. Вы знаете также, что ВПК занимает в нашей экономике непомерно большое место – в некоторых республиках половину, а то и больше всей промышленности. Началась конверсия, началось разоружение, то есть определенные подвижки в военно-промышленном комплексе, который привык к безотказной даче всех и всяких материалов, к особым условиям работы и, естественно, расставаться с этим не хочет.

Есть и другая сила, я тоже назову ее с полной определенностью. Мне кажется, что здесь не последнюю роль сыграли страхи, которые испытывает КПСС, ранее правящая, а сейчас наиболее сильная политическая партия, в связи с подписанием Союзного договора.

Вопрос. Вы верите словам Янаева о возвращении М. С. Горбачева и продолжении совместной работы?

Ответ. Я должен сказать, что вчерашняя пресс-конференция, на которой выступали члены ГКЧП, произвела на меня угнетающее и отталкивающее впечатление. Я, как журналист, как политический деятель, конечно, встречал всякую ложь. Но редко бывает ложь такого масштаба и такой неприкрытости. Я-то знал, что накануне вечером, 18 числа, мои знакомые беседовали с Горбачевым, который находился в очень хорошем, нормальном состоянии. Обсуждал, как будет организовано подписание Союзного договора, был полон уверенности, что сегодня, 20-го, это подписание состоится.

А потом, кто поставил диагноз его здоровью? Павлов, Янаев? Я таких врачей не знаю. Вчера сказали, что организм у М. С. Горбачева подизносился. Ну, знаете, если на таком уровне будут даваться объяснения, если на таком уровне будут приниматься решения этим комитетом, то мы уж точно попадем в суперчрезвычайную ситуацию, в ситуацию гражданской войны, в ситуацию полного развала и деградации страны.

Вопрос. Вы обратили внимание, вчера я задал вопрос о том, когда мы сможем увидеть Михаила Сергеевича. И получил ответ: как только поправится. Если следовать такой логике, то процесс выздоровления может затянуться надолго, а может пройти и очень быстро. Как вы считаете, Михаил Сергеевич сейчас находится в Москве или на юге?

Ответ. Сегодня я получил несколько противоречивых сообщений на этот счет. Рано утром сообщили, что ночью в Москве приземлились три военно-транспортных самолета и на одном из них Горбачева привезли в Москву. Затем поступило опровержение. Вы понимаете, что и сообщение, и опровержение – это неофициальная информация, и я прошу вас и телезрителей принять ее именно как неофициальную. После пришло еще одно известие: он в Крыму, но не на даче, с дачи его вывезли на военный корабль. Потом опять опровержение. Прибежал один аналитик и заявил, что если судить по действиям его ближайшего окружения и некоторым сигналам, которые оттуда поступают, то он в Москве. Не могу судить. Мы же не знаем, в каком он сейчас состоянии, приехал ли сам, привезен ли насильно. Я думаю, каждый из нас может быть уверен в одном: если бы президент страны прибыл сам, он сейчас был бы на работе и мы бы все знали об этом.

Когда я возвращался на работу, в машину позвонил Э. Сагалаев, спросил, можно ли это интервью запустить по внутреннему радио «Белого дома». Я ответил, что, конечно, можно. В конце дня оно там звучало несколько раз. Потом пришло сообщение, что «телевизионная служба АПН направила за рубеж десятки репортажей о событиях в Москве 19–21 августа, интервью с тт. Лаптевым, Яковлевым, Шеварднадзе, Хасбулатовым, Поповым, Ростроповичем» – все эти материалы вошли в документальную программу «Преображение».

Уже поздно вечером пришел депутат Валерий Николаевич Очиров, летчик, Герой Советского Союза, замечательный парень. Позже он сойдется в борьбе за кресло президента Калмыкии с Кирсаном Илюмжиновым и проиграет, потому что финансовых ресурсов у него было, безусловно, поменьше, а совести, думаю, побольше – предвыборные обещания он давал сдержанно. Пока же он работал помощником у маршала авиации, в скором будущем министра обороны СССР Е. И. Шапошникова и заходил ко мне часто, хотя был членом Совета Национальностей.

Он был очень взволнован, рассказал, что в Кубинке «сидят» две вертолетных группы. Мы посоветовались о том, как бы оставить их и дальше там «сидеть», не допустить вылета к «Белому дому». Грустно заметил, что и армия, и командование совершенно дезориентированы, никто не понимает, что происходит, люди, привыкшие к приказам, близки к психологическому срыву. Помолчал и, понизив голов, выдал:

– Иван Дмитриевич, сегодня ночью будет кровь.

Как я ни пытался выяснить, что он имеет в виду – штурм, провокацию, какое-то самодеятельное выступление вооруженных людей, – больше Валерий Николаевич не сказал ничего. Попрощался и ушел.

Здание Верховного Совета СССР было уже практически пустым. Нишанов уехал, потом мне сказали, что и Лукьянов отправился на дачу. Многочисленный отряд наших чиновников как-то рассеялся в никуда, только дежурные секретари и помощники уныло дожидались, когда я тоже уеду. В этот момент мне вдруг показалось, что все происходящее происходит как бы не по-настоящему, притворством веяло и от путча, и от документов ГКЧП, и в шуме вокруг этого начинали звучать фальшивые ноты. Но ведь вот же они, танки, бронетранспортеры, их-то призрачными никак не сочтешь. По Ивановской площади ударил мерный солдатский шаг. До этого я ни разу не видел наших охранников в камуфляже. Да и они ли это идут? Спросить было уже некого. Телефоны молчали. Я поочередно проверил их – связь работала.

Дома обстановка была не лучше. Дочь уже сутки дежурила на баррикадах у «Белого дома». Жена оставила записку, что уезжает на электричке на дачу. Я позвонил туда, доехала благополучно, Лукьяновы тоже там, гуляют, к нам не заходили…

Глава 12. Факир был пьян, и фокус не удался

Не помню, где и когда слышал я эту поговорку о пьяном факире, вознамерившемся манипулировать коброй. Фокус не удался, оскорбленная кобра укусила факира.

Попытку путча тоже можно представить как неудачную демонстрацию некоего фокуса, а уж пьянства-то у «факиров» хватало. Но утром 21 августа, думаю, протрезвели все.

Ночь опять выдалась почти бессонной, и в 6 часов я включил всегда путешествующий со мной маленький, но очень мощный, радиоприемник – подарок фирмы «Сони», тогда почти постоянно настроенный на волну радио «Свобода». В начале каждого часа традиционно передавались (и передаются) новости, первой среди них шло сообщение о гибели трех человек в туннеле, на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта. Кровь пролилась, путч вступил в новую фазу. Впервые стало действительно страшно, ибо логика любого кровопролития беспощадна, она неминуемо ведет к новой крови.

В десять часов нас с Нишановым вызвал Лукьянов, на 15 часов было назначено заседание Президиума Верховного Совета СССР, ему надо было договориться о том, как вести Президиум. Но вместо этого он стал говорить, что вот теперь «их» авантюра окончательно провалилась, что сейчас он будет требовать, чтобы ему дали самолет, он полетит за Горбачевым, забыв, что еще день назад убеждал всех в болезнях президента. В этот момент ему кто-то позвонил через спецкоммутатор, мы с Нишановым вышли – существовало неписаное, а может быть, и писаное, правило, что при разговорах по первой «вертушке» и тем более по «СК» в кабинете хозяин должен оставаться один. Потоптались в приемной, разговор, видимо, затягивался, отправились в свои кабинеты. Минут через сорок Лукьянов вызвал нас снова и уже вполне определенно сказал, что сейчас уезжает в Министерство обороны, что там он потребует самолет, добьется этого и привезет Горбачева. А заседание Президиума должны провести мы с Рафиком Нишановичем. Он с таким нажимом и с такой решительностью говорил об этом самолете, что я в очередной раз ему поверил. Вернувшись к себе, я снял трубку прямой связи и сказал Лукьянову:

– Анатолий, если ты привезешь Горбачева, страна тебе поклонится за это. Иначе ситуация выходит из-под контроля и ГКЧП, и Ельцина.

– Ну, ты же меня знаешь, – ответил он. – Конечно, я все сделаю.

Его-то я знал, во всяком случае, думал, что знал. Не знал я другого. Что в это время члены ГКЧП уже собрались в Министерстве обороны, что ночью Язов уже остановил движение войск, что всякие спецгруппы отказались штурмовать «Белый дом», что Крючков уже позвонил Лукьянову, и никому не надо ни просить, ни требовать самолет, он уже готов, и заговорщики отталкивают друг друга локтями в борьбе за то, кому лететь в Крым.

В 14 часов 15 минут самолет президента СССР, на борту которого находились Язов, Бакланов, Тизяков, Лукьянов и Ивашко,[32]32
  В. А. Ивашко занимал тогда пост заместителя Генерального секретаря ЦК КПСС.


[Закрыть] поднялся в воздух..

Лукьянов «обаял» не только нас. В 13 часов он позвонил Егору Яковлеву, которому сообщил, что Горбачева незаконно удерживают в Крыму, что он полетит к нему во что бы то ни стало, даже если его «там прикончат», ибо «не может не поехать к человеку, с которым его связывали 40 лет».[33]33
  Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор… С.188.


[Закрыть]

В 15 часов мы с Нишановым открыли заседание Президиума Верховного Совета СССР, договорившись предварительно, что попредседательствую я. Впрочем, об этом просил меня и Лукьянов.

Зал Президиума был набит до отказа, пришли депутаты, ранее вообще не проявлявшие интереса к такого рода заседаниям, тем более, что телесъемок на них не велось. Я предложил почтить память безвинно погибших минувшей ночью трех молодых парней. Постояли положенную минуту. Затем мы, два председателя палат, внесли предложение: больших прений не открывать, все равно скоро сессия, тем более что возникли некоторые новые обстоятельства. Лукьянов улетел в Крым, вернется ночью или завтра утром, надеемся, что не один. Далее я сказал (цитирую по своим записям):

– Этой встрече предшествовали наши с Рафиком Нишановичем переговоры с республиками, с краями и областями, с общественными организациями. Позиция практически у всех одна: Верховный Совет должен проявить себя как гарант законности, должен встать на защиту законного президента, досконально разобраться с возникшей ситуацией. Только с учетом этих мнений, можно сказать, всей страны должны мы рассматривать вопросы и о полномочиях и. о. президента, и о правовых и неправовых основах создания ГКЧП. Без Горбачева мы никаких решений, надеюсь, принимать не будем.

В такой позиции нас поддерживают, прежде всего, республики. Вчера Руцкой, Силаев и Хасбулатов по поручению Верховного Совета РСФСР, выполняющего в эти дни исключительную роль, потребовали признать ГКЧП незаконным и освободить Горбачева. В защиту президента СССР категорически выступил Нурсултан Назарбаев, об этом же со всей определенностью сказал нам председатель Верховного Совета Белоруссии товарищ Дементей. Не признал ГКЧП и вчера же сильно ужесточил свою позицию по отношению к нему Леонид Макарович Кравчук. Все звонки и разговоры я перечислить не смогу, но все наши собеседники требовали, прежде всего, одного: народ должен знать, где президент СССР и что с ним.

Сегодня, как нам стало известно, состоялись коллегии Минобороны, МВД. Про КГБ, к сожалению, никаких сведений нет. Анатолий Иванович Лукьянов поехал на коллегию к военным, чтобы, как он нам сказал, потребовать вывода войск за пределы Москвы и самолет для полета в Форос. Несколько депутатов сообщили, что войска действительно уже выводятся.

Мы с Нишановым не можем вам сказать, как будут развиваться события дальше, мы этого просто не знаем. Но ясно одно, и мы просим здесь вашей поддержки, – в создавшихся условиях Верховный Совет СССР, его Президиум обязаны проявить себя действительно как защитники закона и законности, защитники перед кем бы то ни было.

К сожалению, нас до сих пор не воспринимали в таком качестве. Иначе мы не оказались бы заложниками кем-то принятых решений. Иначе наша страна не уподобилась бы банановой республике, в которой каждый сержант может совершить свой переворот. А наши сыновья не были бы вынуждены вместо исполнения своего долга защиты Родины вступать в ненужные, бессмысленные и, к сожалению, смертельные стычки с гражданскими людьми.

Но и теперь еще Верховный Совет СССР может и обязан проявить себя. И каждый народный депутат вновь может стать такой же надеждой демократии и правопорядка, какой нас видела страна на первом нашем съезде. Для этого надо лишь одно: не идти на поводу у лжи, недоговорок, всякого рода рассуждений о целесообразности незаконных действий, не заглядывать в глаза начальству, а почаще спрашивать свою совесть, проявлять свою личную ответственность. Только при таком условии мы сможем проявить себя решительной и влиятельной законодательной властью. В ней нуждается страна. Может быть, так, как никогда раньше.

Как и ожидалось, мы попали под огонь жесточайшей критики. Нас упрекали в том, что Президиум собрали поздно, что Президиума, как такового, вообще нет, кто посмел его отстранить от исполнения своей роли, почему мы не созываем срочно сессию Верховного Совета. Были и голоса о том, что мы все в ответе за путч, что мы вместе шли к этому, что мы вообще «не мужики», как заявил известный писатель депутат Алесь Адамович…

Но главным все-таки было принять два документа: утвердить срок созыва сессии, так полагалось по закону, и как-то выразить официальным образом свое отношение к происходящему. Сошлись на том, что надо принять Заявление, я его тут же набросал, стал зачитывать, депутаты с голоса вносили свои поправки. Думаю, что это Заявление хоть в какой-то мере помогло Верховному Совету СССР сохранить лицо.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Президиума Верховного Совета СССР

Президиум Верховного Совета СССР считает несостоятельными и явно фальсифицированными объявленные ГКЧП СССР причины отстранения Президента СССР Горбачева М. С. от исполнения своих конституционных обязанностей и квалифицирует действия ГКЧП как антиконституционный, антидемократический, антинародный переворот.

Президиум Верховного Совета СССР, являющийся в периоды между съездами народных депутатов СССР и сессиями Верховного Совета СССР высшим гарантом законности в стране, категорически требует безусловного прекращения насильственных действий в отношении Президента СССР, незамедлительного возвращения Горбачева М. С. в Москву и его прямого выступления перед Верховным Советом СССР и народом.

Президиум Верховного Совета СССР считает указы вице-президента СССР Янаева Г. И., а значит, и образование ГКЧП СССР, его постановления и действия, не соответствующими Конституции СССР, незаконными, требует их немедленной отмены и вносит на рассмотрение сессии Верховного Совета СССР вопрос об ответственности инициаторов антиконституционного переворота и разработке мер, исключающих повторение подобных действий.

Президиум Верховного Совета СССР.

Президиум поручил нам с Нишановым срочно выступить по Центральному телевидению, зачитать и прокомментировать это Заявление. Мы немедленно помчались в телецентр, руководитель «Останкино» Л. П.Кравченко сам встретил нас на входе, мгновенно организовал прямой эфир – мы были на экране уже в 17 часов – и оставался в студии все время нашего выступления.

Президиум принял также постановление об отстранении А. И. Лукьянова от ведения заседаний Президиума и сессии Верховного Совета СССР, поручив это председателям палат. Сессия пошла дальше и на первом же заседании 26 августа приостановила исполнение Лукьяновым обязанностей Председателя Верховного Совета СССР. Блистательная карьера остановилась.

Я не был на даче в Форосе, когда туда прилетели сначала гэкачеписты с Лукьяновым и Ивашко, а затем российский самолет А. Руцкого и И. Силаева, на котором прибыла чуть ли не сотня человек, среди них Е. Примаков и В. Бакатин. Этот самолет с трудом приземлился на крымском аэродроме Бельбек, который удалось разблокировать только после восстановления связи для Горбачева – он приказал начальнику Генерального штаба М. Моисееву убрать с посадочной полосы выставленные там грузовики. Спецназ КГБ, который неизвестно кого ждал на аэродроме, тихо исчез. Но до этого российскому самолету пришлось изрядно поболтаться в воздухе, а приехавшие ранее Язов, Крючков, Бакланов, Тизяков, Лукьянов и Ивашко так и не пробились к президенту СССР. Только переговорив с Руцким, Силаевым, Примаковым и Бакатиным, Горбачев решил переговорить с Лукьяновым и Ивашко. По словам Примакова, Горбачев сказал Лукьянову, что он предатель, в резкой форме спросив его, почему тот не собрал Верховный Совет, не встал рядом с Ельциным? Лукьянов стал представлять дело так, что он чуть ли не организовал сопротивление ГКЧП. Горбачев, указав на дверь, оборвал его: «Иди посиди там. Тебе скажут, в каком самолете ты полетишь!»[34]34
  Цит. по: Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор… С. 209.


[Закрыть] Мне кажется, именно эта сцена объясняет, почему Михаил Сергеевич, прилетев в Москву, ни слова не скажет о Верховном Совете СССР, многократно обращаясь в адрес российского парламента.

Но это еще только будет. А пока мы весь вечер 21 августа неотрывно сидели у телеэкранов, ожидая сообщений о посадке самолета с президентом СССР. Это произошло уже поздним вечером, Горбачев спустился по трапу, одетый в какую-то светло-серую куртку, плотно окруженный охраной, помахал собравшимся рукой, вымученно улыбнулся. На следующий день, 22 августа, было опубликовано его Заявление для радио и телевидения страны. Он подчеркнул, что «полностью владеет ситуацией, восстановлена связь со страной, прерванная в результате авантюрных действий группы государственных лиц». Сказал, что имел «телефонные беседы с товарищами Ельциным, Назарбаевым, Кравчуком, Дементеем, Каримовым. Все они единодушно осудили попытку государственного переворота, сорванную в результате решительных действий демократических сил страны… Авантюристы понесут полную ответственность за свои противозаконные действия», что «в СССР будут продолжены качественно новые процессы, зародившиеся в ходе демократических преобразований». Президент все еще не понимал, что вернулся совсем не в ту страну, из которой уезжал в отпуск.