Текст книги "Все, о чем вы мечтали"

Автор книги: Иван Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

  Из темноты донеся протяжный крик. Какое-то слово, я не понял? Жалобно так, просительно. По-моему, откуда-то со стороны нашего дома. Прибой мешает определить направление. Точно, что с берега кричали.

  Пепе, кажется, что-то понял.

  Выстрел! Точно выстрел, именно оттуда, от дома – резкий хлопок. Пепе, словно получив подтверждение, галопом сорвался, погнал коня к краю пляжа, к зарослям.

  Что-то случилось, не так пошло. Надо быстро уматывать, пока нас не заметили. Но Пепе... Пепе!

  Еще выстрел. Я переглянулся с Гонсало, пожал плечами, махнул рукой назад. Уходим.

  Еще выстрел. Спешившийся Пепе, бросив коня, вломился в заросли. Ну черт знает что! Нашумели. Сваливать надо, а этот...

  Опять крик. На этот раз, без сомнений – точно, от нашего дома. Жалобный, призывный. Раненый там, что ли?

  Ответом послужил почти залп из пяти-шести стволов, с треском разорвавший темноту. Похоже, наш Пепе добрался до живодеров. И, кажется, получил в ответ...

  Не сговариваясь, все спешились: испанцы побежали через пляж, а я полез в карету. Там у меня под сиденьем засунута перевязь с шестью нашитыми пистолетными кобурами, килограмм на десять общего веса, на себе просто так таскать не будешь. Кугеля упросил, помог соорудить. Два в руках и шесть на перевязи. Метров сто бежать – не сдохну, но запарюсь. Шпагу отстегнул, забросил внутрь: только мешает, лишние полтора кило. Кинжалом обойдусь. А пистолеты я теперь и перезарядить могу. Не факт, что потом все выстрелят, но штуки три – точно. Как пойдет, тем более в темноте: примерно минута на перезарядку каждого. Для сравнения, чтобы прочувствовать границы моей ущербности: за это время испанцы способны дать по пять выстрелов из ствола, а Гильермо – шесть. Кугель три, ну а я... За пять минут уверенно перезаряжу весь свой арсенал, даже в темноте. Хотя в темноте пока не пробовал.

  Кугель, вооружившись штуцером, это такой дробовик из трофейных, не знаю, как его правильно называть, прицепил свой тесак и привычно загрузил в карманы пистолеты. Кто как, а вот он их в карманах таскает. Может, еще и за пазухой, но сейчас не заметно. Темно.

  И мы заковыляли по рыхлому песку пляжа к зарослям, вслед нашим унесшимся выручать Пепе безбашенным боевикам, туда, где, судя по всему, разгоралось сражение. По стрельбе, в смысле. Беспорядочной, ни хрена на слух не понять. Наши мочат, наших мочат? Только, мне думается, надо пойти другим путем, чуть-чуть в обход, с тыла выйдем.

  Вломились как бизоны – метров на пятьдесят правее испанцев, стали продираться в расчетном направлении. Идиот! Темень абсолютная, через пять метров застрял в каком-то кусте. С треском выворачиваясь из плена, запутался ногами, потерял равновесие и рухнул. На труп, чуть не заорал, когда понял. Шедший позади Кугель, помогая мне выпутать ноги из навязших плетей травы, чиркнул кресалом, добывая хоть какой-то огонек. Лицо разрублено почти пополам, залито черной кровью... если бы не ершик седых волос... И шрамик над левой бровью. Дед, имени уже не помню. Прожил такую длинную жизнь, наверняка в ней было всякое, а встретил меня и – через день... Один только день, и – все.

  Выдравшись из ветвей и травы, обвившей чертов куст, побрели дальше, ориентируясь на выстрелы. Уже не так густо гремело, но периодически. То там, то сям. Старался поаккуратнее ставить ноги: получалось не очень, но главное удалось – с этой стороны нас не ждали. Метра за три до выхода из зарослей остановились, высматривая, разбирая цели. Каждый выстрел высвечивает нападающих, точно, что не наши. Наши, возможно, в доме, из окон которого изредка постреливают. Здорово, что пока все воюют стоя, залечь никто не додумался. В кусты тоже не лезут, бегают по открытому. Тоже верно: от пули куст не спасет, лучше после выстрела отскочить в темноту, не теряя в маневренности. Пальнут, пригнутся, ложиться даже не пытаются. У противника тоже пистолеты: перезаряжают и палят в окна, на штурм вроде не собираются. Может и не прав, не знаю, вижу происходящее только с моей стороны дома. Заметил шестерых, никто не командует, все делают молча, ружей нет.

  Выстрелил поочередно с двух рук в спины тех, что стояли слева, рывком стал выдираться наружу. Расстояние – метров пять, оба упали. Вылетел как раз на направленный в лоб пистолет. А мой в перевязи запутался. Или так показалось, очень все медленно. Мне дуло уставлено в лоб, не стреляет, лица в темноте не вижу. А я выстрелил. Только что дулом в дуло не упираясь, брал чуть-чуть повыше. Пуля весит грамм двадцать пять, пламя от выстрела высветило лицо: вместо носа здоровенная дыра, кровью мне руку залило. Получается, я с полуметра палил.

  Шею дергнуло, обожгло, словно кто-то раскаленным прутом шваркнул. Кто, откуда стреляли, я не заметил. Пятерых мы уложили, один куда-то делся. Потерялся. Темно. Хотел спросить у Кугеля, что он видит, но не успел. Двое выскочили из-за угла дома, сразу открыв огонь (два снопа искр, пуль над головой не слышно) и, вроде бы, отпрыгнули назад. Выстрелил по направлению в ответ, пошел туда, доставая из кобур на перевязи, стреляя, и тут же бросая использованные стволы. На углу наткнулся на тело. Труп? Мой, не мой? Осталась пара заряженных, эти не брошу. Сняв перевязь, провоцируя, швырнул ее за угол, больно ударившись о камень рукой, шоркнув по стене жесткой ременной кожей. Глухо треснуло, плеснул сноп огня из темноты метрах в десяти. В ответ взял чуть повыше, явно попал – громкий вскрик. Сразу несколько выстрелов из дома, из каких окон – не видно. Вообще ни черта не видно и непонятно, что мне теперь делать. Прижался к стене, шаря взглядом по сторонам, стараясь хоть что-то высмотреть, отловить движение.

  За спиной послышалось тяжелое сопение Кугеля.

  – Кугель, ты как?

  – Уберег господь. Что дальше?

  – Посматривай, чтобы сзади...

  Грохнул кугелев дробовик. Вот теперь – действительно завизжали. Не меньше трех плачущих голосов, именно оттуда, где мы только что воевали. Наверно, из-за другого угла вылезли. На автомате завершил фразу, невольно повысив голос, перекрикивая.

  – ...Не зашли. Попал? Сколько их?

  Дурацкий вопрос.

  Что дальше? Непонятно. Сейчас совсем зажмут, стоим, как дураки, у стены: стреляй в нас – не хочу. Может, залечь как-нибудь? Расстреляют, ей бо. Сколько их тут? Залечь?

  У меня один выстрел и кинжал. У Кугеля? Перезарядиться бы...

  Над головой раздался громкий шепот.

  – Граф! Граф!

  Вот черт, напугал! Как можно так орать громким шепотом?!!

  – Граф!

  Хуан. Голос доносится не сверху, а справа, дальше по ходу вдоль стены. Там что, окно?

  – Граф!

  – Хуан, где ты?

  – У окна. Бегите на голос.

  Вот где абсолютная чернота! В доме, когда заглянул в окно. Во дворе посветлее, луна выглянула из-за туч. Не было же туч, про луну забыл, и вдруг – вот она! Даже забор видно, несколько низеньких деревьев, тела – серебристо – черными холмиками, дорожка ко входу. Движений нет, тихо. Эти, за углом, перестали орать, наконец-то заткнулись.

  Что-то прекратили стрелять. Готовятся? Ну, была не была, надо быстрее в дом, пока здесь не изрешетили. Кугеля прекрасно видно на фоне стены, и... меня. Силуэт, наверно, потоньше, попасть труднее...

  – Хуан, руку!

  – Бросайте в окно пистолеты, хватайтесь, я прикрою. Быстрей!

  Мать твою! Твою ж мать! Сука! Хоть бы руку!..

  Переваливаясь через подоконник, на секунду застрял, обретя равновесие. Жопа к небу. Выстрелы! Рванулся вперед. Хуан, схватив за сюртук на спине, изо всех сил дернул на себя. Свалился вниз на пол, ударившись лбом, выставленные руки не удержали.

  – Кугель, давай...

  Кугель повыше, но и потяжелее. С трудом, упираясь рукой в стену, вытянул его внутрь, придержал, помог не упасть. Все время удерживал взглядом двор, но, слава богу, никаких шевелений, никто не стрелял.

  Нашаривая на полу брошенные пистолеты, поблагодарил Хуана.

  – Спасибо, что вниз сдернул, а то моя графская задница чуть не стала мишенью в окне.

  – Не за что, я вас не сдергивал. Двое стреляли, надеюсь, и я не промахнулся. Кажется, еще одни готов.

  – А кто меня за спину?..

  – Повернитесь. Надо же, вся вата наружу. Пулей. Счастлив ваш бог, граф.

  Автоматически сунул руку, нащупывая. Мамочки! У меня пальто на ватине: толстое, зимнее, Корнишон постарался. Английское сукно вспорото, оттуда торчат клочья. Пуля по касательной всю спину пропахала. Чуть ниже – и в самую дырочку! О, боже!..

  – Что с остальными?

  – Все в доме. Пепе ранен.

  – Гонсало?

  – В той комнате, держит три окна. Гильермо у входа.

  – Кугель – к Гильермо! Черт, темно. Где здесь дверь?

  – Чиркните кресалом, а то о трупы споткнетесь. Только быстро.

  На пару секунд тлеющий отблеск осветил стену, двери, кровать в углу, перевернутую табуретку, о которую неминуемо бы споткнулся. Несколько тел у стены, что-то лежит на кровати.

  – Кто это?

  – Жена и дочка хозяев. А эти трое были здесь, когда мы ворвались.

  Запах. Наверно, это и есть запах разлитой крови в помещении. Еще пахнет чем-то застоялым, смесь – от гниющей и жареной картошки, какими-то жжеными тряпками...

  – Как прошло?

  – Во дворе положили четверых: они не ожидали, держали окна. В доме еще шестеро: один у входа, троих вы только что видели, двое потрошили Пепе в той комнате. Хозяева убиты. Мужчины в комнате у Гонсало: трое мертвы, один тяжело ранен, без памяти. Здесь видимо жена и дочь хозяина, девочка лет десяти. Сволочи!

  – Сколько снаружи?

  – Не знаю. Двоих подстрелил точно, может – троих. Нас плотно зажали.

  – Будем прорываться.

  Сунул разряженный Кугелю.

  – Мой тоже заряди. Я к Гонсало.

  В несколько шагов достигнув стены, прислонился и, вытянув руку, осторожно постучал по двери.

  – Гонсало, это я, граф. Захожу.

  – Заходите...

  В свете луны увидел, как тот, прижавшись у края окна, оглядывает двор. Ужасная позиция: два других совершенно не прикрыты.

  – Как Пепе?

  – Спасибо, граф, я в порядке. Ногу немного разрубили, плечо поцарапали. Скажите Гильермо, пусть прислонит меня вон к тому окну, никак не могу его уговорить. Сердится на меня за что-то...

  – Где хозяева?

  – Там, у стены, справа. Крайний живой. Помните Ибаи? Он.

  – Который молодой?

  – Да. В живот и пуля в плече...

  – Остальные?

  – Нападение было внезапным. Изрублены. Вчетвером успели только одного. Старый Андер ушел.

  – Не ушел, я видел его труп в зарослях у пляжа.

  – Хотел предупредить... Как жаль... Плохо все, граф.

  – Ничего, разберемся. Идти сможешь, тебя перевязали?

  – Не перевязали. Когда, кто? Идти смогу...

  Найденными на соседних трупах шейными платками туго перетянул Пепе ногу и руку прямо поверх одежды, подробно копаться некогда.

  – Ибаи надо взять с собой. Без него не пойду.

  Черт упрямый! Баскский черт! У нас и так на прорыв людей не хватает, еще и Ибаи тащить. Черт!

  – Гонсало, что там?

  – Тихо. Пока тихо, граф.

  На четвереньках переполз к баскам. Где тут Ибаи? Глаза попривыкли к темноте, крайний, по-моему, рыбак-начальник. Следующего не знаю. У умноглазого горло вскрыто, похоже – сзади подкрались. Когда перевернул Ибаи на спину, послышался стон.

  – Слышишь меня?

  – Прише... чее-к. Остави... письмо графу. Через полчаса напали. Граф!

  Плохо различимый шепот обрел четкость, как будто человек просыпался.

  – Письмо у Хосеба. Граф, это не мы! Предали! Это не мы, граф. Андер должен был предупредить. Он успел...

  – Успел. Помолчи. Потерпи, сейчас перевяжу и будем уходить отсюда. На, зажми в зубах.

  Перевязка... Две сложенных тряпки, примотанные спереди и сзади к телу, сразу начали набухать, мокреть. Не знаю: проткнули насквозь, по-моему, даже до пляжа не дотянет. На плече придется нести. Хуану.

  Гонсало, Гильермо – вперед, смотреть. Кугель потащит Пепе, я – в прикрытие, арьергард. К пляжу, к карете.

  Письмо начальник засунул за пазуху. Сложенная пополам четвертинка листа.

  – Счастливого пути. Ж.Ф.

  Сначала выкинул в окно свое пальто. Тишина. Затем выпрыгнул Гильермо и, быстро перебежав открытое пространство, нырнул в кусты. Такое ощущение, что противник ушел. Испортил мне пальто, удостоверился в произведенном впечатлении и – спатеньки, по домам. Шучу. Мало их осталось. Послали за подкреплением, оставив наблюдателей, а на весь периметр народу не хватило. Здесь, по крайней мере, никого нет, а то бы хоть в воздух пальнули, созывая. А может и не прав. Вылезем все, тогда и пальнут.

  В кустах старались не шуметь, но где там... По-моему, слышно на километр, да еще в ночной тишине. Рокот прибоя метрах в ста – может быть, он заглушает наш медвежий треск и топот? У края пляжа выпустил на поиск Гильермо с Гонсало: совсем направление потерял, черт те где вылезаем, где та карета? Где-то направо, по краю бухты. Лошадей еще ловить в темноте, все дуриком побросали.

  Минут через десять защелкали выстрелы. Далековато. Один, два, три, четыре. Пять! Шесть, семь... Глупость какая – там Гонсало с Гильермо, а я фигней занимаюсь, считаю. Ну сколько же можно, хоть бы карету спокойно нашли! Господи, опять! Один, второй...

  – Пепе, остаешься с Ибаи. Кугель, за мной. Мы скоро.

  Согнувшись, побежали вдоль края зарослей. Ничерта не видно, хоть и луна. Ну, где там карета?! Впереди блеснуло, тут же донесся хлопок очередного выстрела. Метров двести еще. Поднажмем.

  Не добежав, нырнули в кусты. У стоящей почти у кромки зарослей кареты виднеются несколько тел, черточками застывших на пляжном песке. Запряженная четверка коней даже не дергаются, стоят, понуро опустив головы. Жисть такая. Такая жисть. Метров пятьдесят, надо бы поближе, но – осторожнее, осторожнее...

  Бух! Из кустов вырвалось пламя выстрела, и тут же последовал ответ из кареты. Бух!

  Рекбус. Кроксворд. А где наши?

  Махнул, приглашая Кугеля пригнуться.

  – Подберемся по кустам, посмотрим, кто там.

  – Плохая идея. Лучше крикнуть отсюда.

  – А... А чего? Давай.

  Кугель рванул во всю мощь голоса.

  – Гильермо!!!

  И тут же захрустел в сторону, упал. Далековато для прицельного выстрела, но чем черт не шутит. Лучше перебдеть. Я тоже неуклюже завалился.

  Из кустов откликнулись.

  – Здесь!

  По-моему, голос Гонсало. Что с Гильермо?

  Лежа кричать неудобно, но постарался.

  – Кто в карете?

  – Один засел!

  – Еще есть?

  – Нет!

  – Эй ты, выходи, обещаю отпустить. Оружие брось. Слышишь?

  – Поклянитесь!

  – Клянусь!

  – Не стреляйте, сдаюсь!

  От темного силуэта кареты отделилась фигура, сделала два шага вперед, встала на колени.

  – Оружие где?

  – Нет оружия, бросил!

  – Гонсало, посмотри за ним! Я подойду!

  Кугель вцепился в рукав.

  – Не надо, Алекс. Лучше я.

  – Времени нет. Не мешай. Что-то случилось с Гильермо.

  Вылез на песок и, держа пистолет направленным на стоящего на коленях, быстро пошел, почти побежал. Когда был уже метрах в двух, он поднял голову, пытаясь рассмотреть мое лицо. Стрелял я почти в упор.

  – Граф!!!

  – Что с Гильермо? Потом извинюсь, времени нет. Что с Гильермо?

  – Ничего, здесь я, граф. Зачем вы это сделали?

  – Лошадей ловите. Думаю, здесь те, что должны были нас сторожить в доме. Скорее, скорее! Кугель, залезай, подгоним карету к Пепе.

  Некогда объяснять. Будут тут мне еще дискуссии разводить. Пристрелил потому, что пристрелил. Надо было.

  C моим – пятеро. У одного все башка тряпками замотана, наверняка Кугель из своей мортиры постарался. А туда же, в карету полез, жадный.

  – Пепе, есть место, где можно отлежаться? Вам с Ибаи.

  – Есть.

  – Господа. Тем, кто нас преследует, нужна карета, они не отстанут. Мы с Кугелем и Гонсало уведем погоню, будем прорываться – на Ирун, обычной дорогой. Гильермо, Хуан – на вас Пепе и Ибаи. Через две недели жду всех троих в Ируне, надеюсь, к тому времени Пепе сможет выдержать дорогу, здесь недалеко. Если не появитесь – припрячем карету и вернемся. Где вас искать?

  – Спросите в том же трактире в Байонне...

  – Уверен? А это...

  Я обвел рукой пляж и заросли, кивнув подбородком в сторону дома. Понятно, что ничерта не понятно...

  – Уверен.

  Гильермо с сомнением протянул.

  – Граф, хватит одного Хуана...

  – Господа, мы справимся. Спасите раненых. Деньги есть? Неважно, знаю что... Здесь три тысячи, по тысяче франков каждому. Жду вас через две недели. Привязывайте их, скорее, скорее! Ибаи животом на седло, руки и ноги стяните под брюхом коня. Можно.

  А что говорить? Можно. Кажется, все равно уже.

  – Быстрее! Уходим старой дорогой, следы приведут погоню куда надо. Может случиться, поскачут нам наперерез, сразу к границе. Постарайтесь прошмыгнуть, очень прошу. На выезде с пляжа уходите в сторону, пусть видят каретный след, не затопчите.

  Шесть лошадей досталось группе Гильермо, две – нам с Гонсало. Больше ловить некогда. Слава богу, осел потерялся, а то бы вообще... Погнали!

  Выстрел! Я оглянулся. Часа два ночи, еле дорогу различаю, куда они палят? В кого? Преследователей не видно, не слышно, грохот копыт моего коня забивает все прочие звуки, даже карета впереди несется почти бесшумно в тихой благости южной ночи. Поскрипывает иногда. Зато я – как танк: дробный стук копыт о камни дороги, хрип и надсадное сопение почти загнанного коня! Отстреливаться? Один пистолет в кобуре, но руки боюсь разжать – как клещ вцепился в гриву лошади. Даже, если при очередном скачке вылечу из седла, еще какое-то время сбоку проволокусь. Не отцеплюсь! Ни за что!

  Выстрел. Да пошли вы нах...

  Тоже мне, заявил, – погнали! Ночью?! Еле выпутались из всех боковых тропинок, хитрых перекрестков, развилок, хрен знает куда ведущих дорожек и дорог, пока выбрались на тракт. Без Пепе ночью полная жопа. Но – выбрались. Потрюхали в нужном направлении. Одну деревеньку проехали – тихо, спят. Вторую. Тихо. И мы тоже – тихо, шагом, помалкивая, чтобы не будить. Хотя очень хотелось разбудить и поинтересоваться: – На Ирун? Правильно едем? Точно, что правильно? – Выпучив честные детские глазенки, а то спят, заразы. Отдыхают, понимаешь.

  Едем себе и едем. Шагом. Может, уже по Испании, давно? Может, сейчас в Ирун заедем! Где, какая тут пограничная стража? Спят люди! Зря я с собой наших раненых не взял. Ехали бы себе в карете. Перебдел. От Сен-Жан-де-Люз до Ируна километров десять. Ну, пятнадцать. Ну – двадцать! Часов за пять, по любому, должны, даже пешком. А мы-то – верхом, верные шесть километров в час, а то и все восемь. Часов нет, а то бы я точно сказал.

   А потом вдруг – бах, бах, бах! Сзади, недалеко. Ну, мы и погнали, инстинкт сработал. Чего ожидали, поеживаясь спиной, то и получили: скачем, как в жопу ужаленные, уже минут пять. Дороги почти не видно, где граница?! Где цивилизация?! Как тут люди живут, это же смешно! Ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

   Бах!

  Достали! Сейчас коня остановлю и подожду, посмотрю, кто это здесь по ночам бахает?! И в кого?! В сторонку отъеду и – из-за дерева. И будет кому-то настоящий бах, а не игрушечный. Загнали совсем! Не дай бог лошадь оступится, я же о камни разобьюсь. Полюбэ. Считаю до ста, еще пять минут скачки не выдержу. Раз... Два...

  Карета резко замедлилась.

  Кугель? Колесо? Ранен?

  Обогнав, увидел метрах в тридцати установленную поперек дороги рогатку, рядом – будку типа "сортир". Лошади на рогатку не пойдут...

  – В объезд, в объезд давай, по полю! Я отвлеку! Задержу! В объезд! Гонсало! К рогатке! Я задержу! В объезд!

  Не слушая криков Кугеля и Гонсало, развернул коня, выискивая, где бы притулиться, перекрывая дорогу. Притулиться-то есть где, но погоню так не задержу. Одного грохну, остальные пронесутся, проскачут мимо. Придется в лоб.

  Теперь прекрасно слышал грохот копыт лошадей приближающейся погони. Метров семьдесят-пятьдесят. В лоб. Что делать? В лоб. Растерялся. Коня развернуть боком, поперек дороги, загораживая? Нет, лучше посередине, чтобы видели, затормозили, пока прицелюсь. В лоб. Спешиться? Меня не спросили. В лоб – так в лоб, в ту же секунду первый из преследователей серым сгустком вылетел из темноты. Второй, третий. Пятеро. Захлопали выстрелы, я сжался, спрятался за лошадиной шеей, шкурой ощущая, что вот сейчас... Ударит, сорвет. Опять выстрелы. Уже почти рядом, метров с двадцати. За левое плечо дернуло.

  Высунулся из-за гривы, увидел, как первый всадник, натягивая удила, пытается затормозить, почти налетев на меня, метрах в трех, раздирая губы коню, во вскинутой руке – шпага. В него и грохнул в упор. Так получилось. Закрыл глаза, сжался в седле, припал к гриве.

  Сейчас.

  Все.

  Сзади ударил недружный залп. Не два ствола, больше. Четыре-пять. Вокруг меня ржание, хрип, визг коней, грохот копыт, падения тел, крики. Грохот, ржание, крики. И удаляющийся стук копыт одиночки.

  А чо? Может быть, так и пошел наметом на своих четырех, если коня убили. Бывает, наверно. На четыре кости и – аллюр три креста, задрав вверх кончик шпаги. Глаза уже можно открывать?

  Упавшая лошадь бешено лягает копытом хозяина, зацепившегося за стремя. Тело молча вздрагивает, дергается под ударами. Готов. Еще двое лежат без движения. Третий полувстал с четверенек, трясет головой. Набежавший Гонсало выстрелом в упор его опрокидывает. А почему он не на коне? Мутно оглядываюсь. Три лошади отбежали в поле, ржут, вскидывают задами. Их что, зацепило? А в моего – что, никто не попал?

  – Граф! Граф! Цел?

  – Что?

  – Граф, скачите за рогатку и – за каретой, по дороге в Ирун. Уходим.

  – Что?

  – Уходим! Скачите, граф!

  Повинуясь приказу, на автомате, развернул коня, шагом объехал рогатку. Молча, вглядываясь.

  Три солдата. Офицер. Они что – не спали? Я думал – ночью закроют проезд на висячий замок, цепью замотают и – домой, на боковую, куда-то в ближайшую деревню. А утром опять на пост. А что здесь за пост? Кто они?..

  Солдаты ошалело наблюдали за моими заторможенными манипуляциями с конем, а когда я нагло пристроился за вдруг рванувшей по дороге каретой – кинулись; ближайший попытался повиснуть, вцепившись в удила. Вяло отпихнулся ногой. Что-то кричат?.. Забыл французский, не понимаю. А как же Гонсало?

  Через десяток секунд вслед грянул недружный залп. Левое плечо опять дернуло. Громкий шлепок пули по крупу коня, так рванувшего, что почти догнали карету.

  Гонсало! Все, воля у меня закончилась.

  Я скакал за каретой, боясь оглянуться назад. Гонсало...

  Он догнал нас почти на въезде в Ирун. Молча обогнул карету и пристроился впереди. Моя лошадь все больше хромала, мы плелись, отстав на полусотню метров. Почти шагом. Спросить, что произошло там, на посту? Стыдно. Стыдно! Стыдно!!!

  Гонсало проехал молча. Мимо. Стыдно! Стыдно! Стыдно!

  Что говорить, все понятно. Трус, бросил товарища.

  Какая же я сволочь...

  Есть армии, не знающие поражений: они о них (как бы) не догадываются.

  Я – знаю.