Текст книги "Руины стреляют в упор"

Автор книги: Иван Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Задерживаться здесь было очень опасно – улица кишела переодетыми шпиками. Не переставая ругать шофера, Жан снова сел на велосипед и поехал дальше.

В тот же день он нашел Ватика и подробно рассказал обо всем, что видел.

– Жаль людей, – задумчиво проговорил Ватик. – Так нелепо погибнуть... Хотя бы что-нибудь полезное успели сделать. Сегодня же обсудим и примем решение. Завтра утром приходи на явку. В десять часов. Получишь приказ.

Конечно, приказ мог быть только один – уничтожить врага. Выполнение его поручили особому отделу по борьбе с провокаторами, шпионами и предателями, во главе которого стоял Жан.

Получив приказ, Жан сразу наметил план действий. Прежде всего он решил встретиться с двумя хлопцами – Толиком и Леликом, с которыми познакомился еще зимою, когда приходил в город из партизанского отряда.

Обоим только что перевалило за двадцать. Жили они в одном доме, на Академической улице, ходили всегда вместе, не разлучались ни днем, ни ночью. Лелик – высокий, стройный, с красивыми чертами лица. Толик же – маленький, сутулый, казался даже горбатым. На белом круглом лице его светились голубые глаза, всегда полные душевной теплоты и доброжелательности.

Леонард Лихтарович, или Лелик, как все звали его тогда, жил на квартире у Катерины Сергеевны Романчук на первом этаже. Соседнюю комнату занимала немецкая охрана, а еще дальше по коридору была квартира сестер Лейзер – Ирмы и Эльзы.

Квартира Толика Левкова, или Толика Маленького, как окрестили его потом подпольщики, была на втором этаже. С ним жили старенькая бабушка и младшая сестра.

Лелик еще в детстве проявил способности художника. Во время оккупации, чтобы заработать на хлеб, он начал кое-что рисовать. Немцы-соседи заметили это и заказывали ему портреты своих фрау, отцов и матерей. Приносили фотокарточки и говорили:

– Сделаешь хороший портрет – заплатим.

И он делал.

А когда оставались вдвоем с Толиком, все мечтали:

– Вот бы с партизанами установить связь да в лес податься...

В то время и познакомился с ними Жан. Зачастил к хлопцам. Придет, поговорит, в карты поиграет и уйдет.

Однажды хлопцы признались ему:

– Знаешь, Жан, что мы надумали? В лес податься. К партизанам. Только не знаем, как это сделать.

– Смотри, чего захотели...

– А что? Разве нельзя?

– Только примут ли туда вот так, ни с того ни с сего? – умышленно поддразнивал их Жан.

– Не понимаю, – запротестовал Толик, – что же нужно для того, чтобы приняли?

– Не знаю. А если захочу, так узнаю.

– Хвастаешь! Докажи!..

– И докажу. Только не подгоняйте меня. Дело серьезное.

Однако хлопцам не терпелось. Если уж решили идти в партизаны, нечего медлить. Они начали сами искать людей, которые помогли бы им связаться с партизанами.

Жан тем временем исчез, а к Толику пришла знакомая молодая женщина Вера Шевелева с высоким старым человеком, грудь которого прикрывала большая седая борода, и сказала:

– Недавно Жан познакомил меня с Дедом и советовал вас познакомить с ним. У Деда есть дело к тебе, Лелик.

И ушла. А старик остался с хлопцами.

– Жан рассказывал мне о вас, – начал он глуховатым голосом. – Говорил, что вы хлопцы хорошие, надежные и что ты, Лелик, рисовать умеешь. Помоги мне в одном деле. Из лагеря нужно вывести несколько пленных. Им необходимы документы. Бланки у меня есть, осталось только хорошо оформить их.

– Это пустяки, – согласился Лелик. – Сделаю, давайте бланки. Но нужны образцы подписей и печатей.

– Принесу. У меня есть.

С того времени вместо Жана сюда начал приходить Дед. По его просьбе Лелик сделал клише немецкого паспорта и сам делал бланки, оформлял документы. Печать СД, которую он смастерил, ничем не отличалась от настоящей. Теперь можно было оформить любой пропуск. Всю зиму Лихтарович обеспечивал подпольщиков документами. И всякий раз спрашивал:

– Когда же вы нас с Толиком направите в партизанский отряд?

– Подожди, парень, подожди. У тебя и здесь важное дело есть. Успеешь в лес.

Весной неожиданно на квартиру к Лелику пришла знакомая девушка.

– Один человек хочет вас видеть, – сказала она. – Сам он советский подполковник. Говорит, что собирает людей в партизанский отряд.

– Откуда ты знаешь его?

– Он родственник одной моей знакомой. Я сказала ему, что знаю двух молодых хлопцев, которые могли бы пойти. А он прицепился ко мне: познакомь да познакомь меня с ними. Вот я и пришла.

Позвав Толика, Лелик стал советоваться с ним:

– А может, это гестаповец какой-нибудь?

– Да нет, – сказала девушка. – Моя знакомая говорила, что он действительно до войны служил в Красной Армии, был подполковником.

– Давай поговорим, – согласился Толик. – Пусть он завтра в двенадцать часов дня подойдет к костелу, что на Долгобродской улице. Мы будем стоять на крыльце.

Встреча была короткой. Человек, добивавшийся знакомства с ними, назвался Иваном Ивановичем. Он предложил хлопцам пойти в партизанский отряд.

– Вообще мы согласны и сами искали такой возможности, – сказал Толик. – Подготовим кое-какие вещи, чтобы взять с собой, и айда!

Вскоре после этой встречи к хлопцам пришел Дед. Ему снова понадобились паспорта. Лелик рассказал ему о знакомстве с Иваном Ивановичем. Старик внимательно слушал, усы его сурово топорщились, глаза стали круглые.

– Эге, мальцы, да вы напали на провокатора. Берегитесь! Ничего не делайте, не посоветовавшись со мной или с Жаном, не то загинете.

В тот же день пришел Жан. Он принес пистолет.

– Вот вам задание, хлопцы, – сказал он необычно суровым голосом, как еще ни разу не разговаривал с ними. – Иван Иванович загубил уже немало честных советских людей. Подговорит таких доверчивых, как вы, и прямой дорогой – в СД. Мы это проверили. Нужно уничтожить гадюку. Подпольная партийная организация поручает это дело вам. Если выполните задание, сразу отправим в отряд. Это и будет вашей проверкой.

Пистолет спрятали на квартире у Толика. А когда Жан ушел, стали советоваться, как лучше добраться до провокатора. Может, подсыпать ему отравы? Но как? Ведь для этого нужно незаметно пробраться на его кухню или к себе пригласить и угостить. Нет, такой мерзавец не станет есть в чужом доме, побоится. Да и небезопасно иметь дело с отравой, ненароком невинный человек может погибнуть...

Более надежно – стрелять. Где стрелять? Вот в этом и вся загвоздка...

– Застрелим днем, – предложил Лихтарович. – Заведем на военное кладбище. Оно густо заросло. Да и народу там бывает мало...

– А как заманить его туда?

– Сам прибежит. Да еще высунувши язык. Я придумал...

Пошептавшись еще, они на том и порешили. А все же Толика беспокоила мысль: а что, если стрелять нельзя будет и провокатор заметит, что ему угрожает опасность? Нужно еще что-то придумать. Не лучше ли пристукнуть негодяя тихо, без выстрела?

Встречу на кладбище назначили на час дня. Ночью над городом прокатилась большая гроза. Пахло хвоей и молодой сочной травой. Зелень густо переплела кресты, ограды и памятники, выгородила глухие, таинственные углы. В одном из таких укромных уголков и спрятались Толя и Лелик.

Раздвинув руками густые ветви сирени, стали ждать. От напряженного ожидания острый носик Толика, как казалось Лихтаровичу, еще более заострился, вытянулся, голубые глаза настороженно следили за всем, что происходило у входа на кладбище.

Неотвязная мысль сверлила мозг – хватит ли у них решительности убить негодяя? Только бы не растеряться в последнюю минуту... Ведь это не шуточки – убить человека, хотя этот злодей и недостоин того, чтобы его называли человеком... А может, он не один придет, а с гестаповцами?

Иван Иванович пришел точно в назначенное время. Шел уверенно, решительно, не оглядываясь и, казалось, ничего не боясь. А по улице ходили немцы – и военные и штатские.

Хлопцы не торопились выходить из своего укрытия. Нужно было понаблюдать за поведением Ивана Ивановича. Да и на улице, как назло, было многолюдно. Стрелять опасно.

Правда, Толик на всякий случай положил в карман молоток. Теперь он показал товарищу на свой карман и шепотом сказал:

– Молотком пристукнем.

– Одним молотком не убьешь, – также шепотом возразил Лелик, – оживет, гадина. Нужно заманить на польское кладбище, в склеп, что за костелом... Я там недавно был, никого и ничего, пусто... Под землей выстрел не слышен...

– И то правда. Кажется, он один пришел. Идем?..

Иван Иванович уже нервничал. Он, видно, решил, что хлопцы обманули или испугались. Стоял и нетерпеливо озирался. Увидев их, он приветливо, как давним хорошим друзьям, заулыбался, заторопился навстречу.

– Ну, что у вас, орлы? Важное что-нибудь?

– Очень важное, Иван Иванович, – ответил Лихтарович. – У нас есть клише для паспортов и печати СД. Они вам могут пригодиться.

– Конечно, конечно... Давайте их сюда, вам они в отряде не понадобятся.

– Только не здесь они у нас. Мы их спрятали в склепе возле костела.

– Ну так пойдем, заберем.

– Идем. Нужно только осторожно, чтобы не нарваться на гестаповцев.

– Что, боитесь?

– А зачем самим врагу в руки лезть?

– Это правда. Умно рассуждаете. Идемте!

Впереди шел грузный, краснолицый Иван Иванович, рядом – высокий, ловкий Лелик и немного сзади – маленький, сутулый Толя. Около костела остановились, постояли. На улице было много людей. Хотя склеп и за костелом, но выстрел могут услышать фашисты. Тогда не успеешь спрятаться.

Сели на пригорочек, неподалеку от склепа.

– Что-то вы медлите, хлопцы... – забеспокоился Иван Иванович. – Никто не обращает на нас внимания. Пойдем!

– Хорошо, идемте, я вам покажу, – сказал Лихтарович.

Он первый спустился во мрак подземелья. Ударило в нос гнилью, смрадом.

– Подождите, я ничего не вижу, – сказал Лелик, вытянув руки перед собой. – Нужно освоиться.

С минуту постояли.

– Так где же? – нетерпеливо спросил Иван Иванович. – Что-то вы мне крутите мозги...

– Что вы, что вы!.. Вон там, в нише, направо.

Лихтарович сделал еще несколько шагов. Иван Иванович шел вслед за ним, а Левков – сзади. Вдруг Иван Иванович круто обернулся, как раз в тот момент, когда Толик вытаскивал молоток, который неожиданно зацепился за карман. Инстинктивно Иван Иванович поднял руки, загородился и дико заорал. Толик ударил его по голове. Молоток скользнул по виску, не оглушив провокатора. Иван Иванович с воплем бросился к противоположному выходу, белевшему во мраке. Он был уже почти возле двери, когда зацепился ногой за камень и хлопнулся на землю. Тогда Лихтарович навалился на него, заткнул ему рот.

– Давай пистолет! – крикнул он своему другу, и тот выстрелил провокатору в висок.

Уже механически Лелик обыскал убитого, вытащил из кармана какую-то тетрадь. Теперь быстрей наверх. И только выбрались на свет, как заметили, что по улице, совсем близко, проходят гитлеровцы. Хлопцы спустились снова в склеп и через другую дверь вышли на кладбище. Спрятавшись за могильными холмиками, осмотрелись. Лица у обоих побледнели, руки дрожали. Щеки у Лелика нервно подергивались. В горле словно застрял какой-то комок. Лелик все глотал его, заглушая тошноту.

– Ты весь в крови, – прошептал Толя. – Снимай рубашку.

Хорошо, что припекало солнце и можно было смело идти в майке. С кладбища выбрались на Молявщинскую улицу, а по ней – в Низкий переулок.

– Подожди, Толя, – сказал Лелик, – здесь знакомые есть, помнишь?

– А как же. Я имею их в виду, к ним и зайдем.

– Выходит, мы одинаково думаем.

– А что же тут удивительного? Одно делаем, одно и думаем.

Дом знакомых оказался на замке – какая неудача! Что делать, куда податься? Они немного растерялись.

В любой момент убитого могут найти.

Высокий штакетник отгораживал деревянный домик от здания поликлиники. Толя схватил друга за локоть:

– Как это мы забыли?! Здесь же, в поликлинике, Леля работает сестрой-хозяйкой. Она нам поможет...

– И правда! Прыгаем!

Они перемахнули через штакетник и очутились во дворе поликлиники. Как раз в ту минуту старая санитарка выносила корзину с мусором. От неожиданности она вздрогнула и чуть не выпустила корзину из рук.

– Тьфу, чтоб на вас пропасть, полоумные! Что вам, дороги нет, или что?

– Не ругайтесь, тетка, мы не собирались вас пугать. Далеко до ворот идти, вот мы и прыгнули. Позовите, пожалуйста, Лелю.

– У Лели, может, забот полон рот, а вам бы только зубы скалить, гайдуки скаженные! Ладно уж, сейчас позову...

Леля – их давняя знакомая, девушка хорошая, скромная, молчаливая. Она не выдаст, в этом хлопцы были уверены.

Появление парней в такое время удивило ее.

– Что хотите от меня, мальчики?

– Крайняя необходимость, Леля, – тихо сказал Толик. – Мы надеемся на тебя. Нам нужно вот эти вещи сейчас же выбросить и хорошо вымыть руки.

Взяв у Лихтаровича скомканную окровавленную рубашку и тетрадь провокатора, Левков передал их Леле.

– Нужно это уничтожить или спрятать так, чтобы никто никогда не нашел.

– Да это нетрудно... Подождите, я сейчас вернусь.

Она ушла куда-то и через несколько минут вернулась с флаконом, наполненным какой-то светлой жидкостью.

– Мойте руки...

В нос ударил острый запах эфира. Зато на руках и одежде юношей не осталось ни одного пятна. Некоторое время от них неприятно пахло, но легкий майский ветерок развеял этот запах, и можно было смело идти по улице.

– Теперь еще одна просьба, Леля, – сказал Толик. – Вот эту вещь тоже надо спрятать, но не так, как тот сверток...

На ладонь девушки опустился небольшой пистолет. Рука Лели вздрогнула, но Толик схватил и согнул ее пальцы так, чтобы они зажали рукоятку пистолета.

– Не бойся. Он сам не выстрелит. Смотри, я ставлю на предохранитель, – и повернул рычажок. – Спрячь ненадолго. Скоро мы заберем...

Девушка колебалась.

– Не бойся, кто подумает, что ты такая вооруженная! – И Толик впервые в тот день улыбнулся.

– Ну хорошо, хлопцы, – наконец решилась она. – А теперь, надеюсь, все?

– Все. Спасибо. Скоро мы придем к тебе.

– Вы уж лучше домой приходите, здесь опасно. Я туда принесу.

– Хорошо. Пока!

Весть об убийстве провокатора быстро облетела весь город. О нем говорили в СД и Абвере, в подпольных организациях, на квартирах минчан. Гестаповцы сбились с ног, разыскивая того, кто покарал их верного холуя.

К хлопцам тем временем пришел Жан. Он приказал побыстрее собираться в отряд. Когда они были готовы, повел их на Грушевку, где была явочная квартира Рудзянки. Толю и Лелика передали ему, а он, дождавшись связной Нины Гариной, сказал:

– Этих ребят посылает в отряд горком. Отведешь их. Сейчас я приведу еще двух парней, которых направляет горком.

Похожая на подростка маленькая девушка и четверо хлопцев шли глухими полевыми стежками друг за другом, «на расстоянии зрительной связи» в далекий Негорельский лес. Для тех, кого вела Нина, началась новая полоса жизни, партизанская.

Правда, спустя некоторое время Толик Маленький снова появился в Минске.

Подпольщиков объединял единый центр – Минский комитет КП(б)Б, потом появились и райкомы партии. Многие знали друг друга еще до войны, другие познакомились в подполье, а некоторые плечом к плечу прошли тяжелый путь борьбы, вынесли все пытки в застенках СД, легли рядом в могилу или сгорели в одной печи в лагере смерти, так и не зная друг друга. Но на то оно и подполье: каждый должен меньше знать о других и больше делать сам.

До сих пор я еще ни разу не вспомнил о Павле Романовиче Ляховском, выполнявшем отдельные задания подпольного комитета.

Однажды он зашел к своей знакомой Марии Лисецкой. Знал, что никого из посторонних у нее не бывает, поэтому, как всегда, явился, не соблюдая каких-либо особых мер предосторожности. Едва открыл дверь – увидел высокого, стройного, атлетического сложения человека. Лисецкая, заметив, что оба они смутились, поспешила познакомить их:

– Это мой двоюродный брат Сергей. А это тот самый человек, о котором я тебе говорила.

Ляховский сначала чувствовал себя неловко. Он не знал, что у Лисецкой есть где-то двоюродный брат, не слыхал, что она говорила о нем этому брату. Как держаться с ним?

Но Сергей взял инициативу в свои руки.

– Проходите, садитесь, – пригласил он. – Ну, как идут ваши дела?

– Обыкновенно, как и у всех людей, – неопределенно проговорил Ляховский, приглядываясь к Сергею. – Живем, пока что ходим...

– А как ваши новые хозяева? С любовью принимаете их?

Вопрос был острый, рискованный для обоих. И тот и другой понимали – от того, что ответит Ляховский, зависит многое. А Ляховский рассудил так: Лисецкая человек надежный, она не стала бы знакомить с провокатором... Если бы ее брат был ненадежный, она как-нибудь предупредила бы.

– С великой любовью... – ответил он в том же ироническом тоне. – Только гранат не хватает, а то отношения были бы еще более горячие...

– Ого, это уже другой разговор. Только вслух об этом не стоит говорить.

– Да, так, сорвалось... Это я на ваш вопрос ответил.

Павел Ляховский не собирался задерживаться у Лисецкой. Нужно было торопиться домой. Сергей заметил, что он хочет уходить, и спросил:

– Что бы вы сказали, если бы я поручил вам сделать что-нибудь на пользу Родины?

– Я уже делаю кое-что для своей Родины. И не откажусь делать больше.

– А что именно вы делаете?

– У нас есть подпольная парторганизация. Я выполняю ее распоряжения.

Сказал и смутился: а может, лишнее болтнул? Увидел человека впервые и доверился.

– Тем лучше, – поддержал Сергей. – Значит, у вас есть надежные люди. Их помощь нам нужна. Я из-за линии фронта. Мне и моим друзьям нужна ваша помощь. Но с одним условием: те, кто будет работать с нами, должны порвать все связи с другими подпольными группами. Это необходимо для конспирации. Чем меньше людей будут знать о нашей работе, тем надежнее мы будем работать.

– Хорошо. Я согласен. Посоветуюсь с руководителями.

– Предупреждаю, обо мне – никому ни слова. Разговор вести, не называя имен. А пока что раздобудьте нам аусвайсы.

– Это проще. Есть у меня свои хлопцы...

Поговорив еще несколько минут, они распростились.

Сергей Вишневский с группой разведчиков за несколько дней до этого был выброшен на парашюте неподалеку от Минска. Не случайно его во главе группы направили в Минск. До войны его имя было хорошо известно минчанам, любителям спорта. Многие еще и теперь помнят, как горячо они аплодировали победителю в велосипедных гонках Сергею Вишневскому. Помнят его и как отличного лыжника. Настойчивый, волевой, он, казалось, никогда не знал усталости и не отступал перед трудностями. Чем больше их встречалось на его пути, тем упорней добивался он своей цели...

Близкие товарищи знали и другие его качества – чуткость, отзывчивость, внимательность к людям. Все это, безусловно, учитывалось, когда Вишневскому поручили руководить группой разведчиков в оккупированном фашистами городе.

Сразу же после того, как он попал в Минск, Вишневский встретил знакомого спортсмена. Тот сказал, что хороший друг Вишневского, велосипедист Данила Максимов, тоже в Минске, и дал его новый адрес: Полесская улица, 13, на Серебрянке. Запомнив адрес, Сергей пошел к Марии Лисецкой, у которой когда-то до войны лет пять жил на квартире. Знал ее как честного советского человека и надеялся, что она не изменилась за время оккупации.

Так оно и было. Лисецкая согласилась дать ему приют. Узнав, с какой целью Сергей вернулся в Минск, пообещала познакомить с человеком, который, по ее мнению, имеет связь с подпольем и может быть полезен разведчикам. Она имела в виду Ляховского. Он как раз и пришел к ней сразу же после их разговора.

Потом Вишневский пошел искать Максимова. Старый друг был так взволнован, что даже позабыл познакомить с худощавым рыжеватым человеком, тихонько сидевшим в углу. А тот, почувствовав себя лишним, встал и направился к двери:

– Будь здоров, Данила, я зайду потом...

– Прости, Костя, посиди еще минуточку...

– Нет, я в другой раз зайду...

– Что это за человек? – настороженно спросил Сергей, когда за Костей закрылась дверь.

– Это мой старый знакомый... До войны соседями были. Хороший человек.

– В каком смысле хороший?

– Совесть не потерял. Какой был, такой и остался.

– Надеюсь, что и ты остался такой же самый.

– А разве ты сомневался?

– Если бы сомневался, не сидел бы здесь. Ведь я не просто так пришел, а по делу...

Дети, игравшие в углу столовой, притихли и с любопытством стали разглядывать нового гостя. Сергей глянул на них и улыбнулся. Данила уловил его взгляд.

– Пойдем в спальню, – предложил он. – Там никого нет.

– Дело у меня ответственное и опасное, – начал Сергей. – Говорю я с тобой не от своего имени, а от имени тех, кто направил меня сюда. Согласен ли ты помогать мне? Прежде чем отвечать, подумай, взвесь всю опасность. Семья твоя большая, дети маленькие. С другой стороны, я хорошо знаю тебя и надеюсь, что ты согласишься. У тебя очень удобно поставить рацию.

Действительно, домик, в котором жил Максимов, как нельзя лучше подходил для подпольной радиостанции. Он был обнесен высоким зеленым штакетником, калитка закрывалась на крепкий засов. Сразу же во дворе начинались огороды, а за ними – Свислочь с густо заросшими берегами. Во дворе, на отшибе, стоял хлев. Все это взял на заметку Сергей, входя в дом.

Да и само помещение распланировано очень удобно. Через коридор можно зайти в столовую и оттуда в спальню. Еще одна спальня представляла собой совершенно изолированную комнату. Три окна – из столовой и смежной с нею спальни – выходили на улицу и три – из столовой и другой спальни – во двор. Таким образом, подходы к дому хорошо просматривались. А это очень важно для работы разведчиков.

– Что ж, если ты мне открылся, то и я тебе откроюсь, – сказал Данила. – Вот этот человек, который только что вышел, – Костя Хмелевский, наш бывший сосед, один из руководителей минской подпольной парторганизации. Он и меня привлек к делу.

У меня часто прячут оружие, документы, листовки. Без согласия подпольного горкома я не имею права ничего делать. Посоветуюсь с Костей и скажу тебе.

– Когда?

– Скоро. Костя часто бывает у меня. Может, даже завтра скажу.

– Предупреди товарищей, что конспирация требует, чтобы ты порвал все другие связи. Мы должны быть изолированы. Ну, пока всего доброго, приду завтра. А жене всего не рассказывай. Только предупредить надо, чтобы остерегалась, не говорила и не делала ничего лишнего.

– Не беспокойся, она у меня опытная.

С Максимовым был знаком не только Костя Хмелевский. Его знал еще Исай Казинец, ему давал поручения Ватик Никифоров.

И вот теперь надо порвать старые связи. Что скажет подполье? Лучше посоветоваться с товарищами, чтобы не бросать на себя тень. С этой целью он и встретился с Хмелевским. Костя молча слушал, что рассказывал ему Данила о госте из Москвы.

– Надо человеку помочь, – подумав немного, сказал Хмелевский, – кто же ему поможет, если не мы. Дело у нас общее. Конечно, жаль терять такую базу, как твой дом, но если нужно, так нужно. Работай. Я скажу хлопцам, что к тебе теперь ходить нельзя. И сам не буду больше заходить.

Сергей энергично взялся за дело. Радист Ефрем Мельников, которого все почему-то звали Макаром, помогал ему.

С виду они были на диво разные люди. В высоком, широкоплечем, могучем Сергее легко было узнать опытного и уверенного в своих силах спортсмена. Макар – небольшой, живой, подвижный. На скуластом смуглом лице светились слегка раскосые и черные, как бусинки, глаза, из которых одно, как говорится, толчет, а другое – мелет. Надвинет Макар кепку на лоб, засунет руки в карманы, насмешливо прищурит глаза, и посмотришь – самый настоящий босяк.

Но во всем, что касалось работы, они были одинаково усердными и ловкими.

Вскоре отец Валентина Павловича – еще одного разведчика, прилетевшего с ними, – привез на квартиру Максимова рацию. Данила нашел на пожарище несгораемый ящик. Положили в него рацию и спрятали в сарае, в яме. Сверху старательно присыпали мусором и навалили бревна. Чудесный тайник! Никакой фашистский пес не пронюхает.

За рацией приходил всегда сам Сергей. Никому не доверял он такого ответственного дела. Да и никто, пожалуй, не смог бы так ловко замаскировать тайник.

Местом для работы выбрали изолированную спальню, выходившую окнами во двор. Возле печки-голландки пристраивали табуретку, на которую ставили рацию. Жена Максимова – Вера Васильевна – лезла на чердак. Сергей просовывал антенну в щель возле трубы. Вера Васильевна подхватывала ее сверху, цепляла на металлический штырь и выторкивала ее возле самой трубы над крышей. Чтобы кончик штыря, который возвышался над трубой, никто не заметил с улицы, Вера Васильевна затапливала печь, и клубы дыма застилали штырь.

Передачи велись утром, с восьми до девяти часов. В это время хозяйки готовят завтрак, и никого не удивляло, что из трубы Даниловой хаты поднимались густые клубы дыма.

Хозяин и хозяйка тем временем из окон, выходивших на улицу, следили за всем, что на ней происходило. Калитка была старательно закрыта на засов, по двору бегала спущенная с цепи собака Букет.

Точки и тире летели в эфир. Они миновали непокоренный Минск, бесконечные леса и болота, реки и голубые озера родной Белоруссии, летели над просторами братской Смоленщины, над фронтовой московской землей. Где-то там, в далекой, но родной Москве, может быть, совсем молоденький радист или радистка прислушивались к этим точкам и тире, записывали донесение и даже не представляли себе, из какого пекла летят эти звуки и какую опасность таят они в себе не только для врага, но и для тех, кто их передавал.

Точка, тире, точка, точка. Снова тире, три точки... Они сливаются почти в один звук, и только опытное ухо может что-нибудь понять в этом непрерывном писке. И совсем ограниченный круг людей может расшифровать то, что передали разведчики из Минска.

Враг тоже, наверно, прислушивается. Он может настроиться на их волну. Тогда фашисты попытаются расшифровать радиограмму и, конечно, начнут искать радиостанцию.

Как только заканчивали передачу, быстренько складывали рацию, и Сергей нес ее в тайник.

Для конспирации, на случай фашистского налета, ночью начали копать лаз из хлева к речке. В хлеву его закрыли так, что сверху и не заметишь. Работали упорно, каждый день по очереди. Ночью выкопанную землю Данила высыпал в речку.

Ночевал здесь Сергей очень редко. Он был прописан у Марии Лисецкой и там жил на правах двоюродного брата.

Рация работала исправно. Москва откликалась на каждый ее сигнал и требовала все новых и новых сообщений. Особенно интересовалась она движением на Минском железнодорожном узле. Нужно было установить круглосуточное наблюдение за поездами, которые шли во всех направлениях – и на запад, и на восток, и на юг. Сергею требовались люди – скромные, неутомимые, молчаливые, надежные.

Из квартиры Максимовых было видно, как идут поезда в сторону Москвы. Вишневский попросил Веру Васильевну:

– Ты все время дома. Как только услышишь, что идет поезд, – посмотри, куда идет, что везет, сколько вагонов и платформ, и хорошо запомни все. Примечай и время – когда прошел поезд. Потом обо всем этом скажешь мне.

Она согласилась, и с той минуты каждый стук колес на железной дороге звал ее к окнам или во двор.

Как-то в мае 1942 года Вишневский шел по улице с куском алюминиевого листа в руке. Понадобился небольшой ремонт рации. Неожиданно он увидел перед собой удивительно знакомое лицо. Маленькие светло-карие глаза сузились в радостной улыбке, длинный, лопаточкой нос забавно сморщился. Сергей смотрел и не верил своим глазам.

– Привет! – решительно протянул руку давнишний приятель, велосипедист-спортсмен Владислав Садовский. – Что это ты с алюминием ходишь?

– Да вот собираюсь в соревнованиях участвовать, так бачок под воду мастерю... – пошутил Сергей. – Самое время для велокросса. Скорости теперь нужны большие...

Садовский понял.

– Не доверяешь? Могу паспорт показать.

– Паспорт ты покажи кому-нибудь другому, мне не нужно. Я и без паспорта хорошо знаю тебя. Где ты живешь?

Домик Садовского стоял возле самого железнодорожного переезда неподалеку от Червенского рынка. Владислав назвал адрес.

– Вот хорошо, я скоро зайду к тебе. Может, даже сегодня. Согласен?

– Буду ждать.

Для Вишневского встреча с Садовским – большая удача. Этого парня он очень хорошо знал еще до войны. Вместе участвовали в велосипедных гонках. Обычно молчаливый, тихий, даже неприметный, Садовский обладал отличными качествами спортсмена: огромной физической силой, волей к победе. С ним нелегко было соревноваться. За это и уважал его Сергей. Именно такие люди нужны ему теперь.

Найти дом Садовского было нетрудно. Вишневский прежде всего предложил:

– А ну, хозяин, покажи свои владения...

Окно из кухни выходило во двор. Из окна виден был небольшой сад. Сразу за садом, на возвышении, как на ладони – полотно железной дороги. Лучшей позиции для наблюдения за движением поездов и не придумаешь.

– Поместье у тебя просто княжеское...

– Какое поместье?

– Да вот этот дом твой. Скажи, не согласишься ли ты помочь мне в одном хорошем деле?

– Если оно хорошее, почему не помочь?

– Нам нужны сведения о движении поездов. Тебе в окно хорошо видно, что делается на железной дороге. Следи и отмечай.

Он достал из кармана крохотный блокнотик и подал Владиславу.

– Не пиши открытым текстом. Сначала обозначай время, когда шел поезд, потом – что вез. Если танки – пиши «т», бензин – «б» и так далее. Не знаешь что – не пиши. И, наконец, сколько вагонов или платформ. На запад идут – пиши на одной стороне листочка и наверху поставь букву «з», на восток – на другой, с буквой «в». Постарайся следить на протяжении суток. Правда, ночью они редко пускают поезда, боятся. Но если удастся и ночью проследить – отмечай.

– И что делать с этими сведениями?

– Я познакомлю тебя с одной девушкой. Она будет все забирать. А если она не придет, будешь опускать в почтовый ящик.

Садовский с удивлением посмотрел на Вишневского: шутит тот или серьезно говорит?

– Чего ты смотришь? У нас есть свой почтовый ящик. Идем, покажу.

Около Червенского рынка стоял металлический фонарный столб. В нем было нечто вроде дупла.

– Будешь класть сюда.

Когда прощались, Вишневский спросил:

– Максимова ты не забыл?

– Ну что ты. Неужели у меня такая короткая память?

– Приходи как-нибудь к нему, я бываю иногда там. Запомни его новый адрес.

И вот они собрались снова, три товарища, три спортсмена-велосипедиста, а теперь – три советских разведчика. Собрались и с наслаждением вспоминали прошлые спортивные соревнования, радость побед и горечь поражений. Всякое бывало когда-то. Теперь все это – словно сказочное видение. Будто не они, а кто-то другой, более счастливый, прожил ту чудесную, довоенную жизнь, а они сейчас только вспоминали о ней с завистью и восхищением. Как не хватало им теперь самого главного – мира, спокойствия. За этот мир, за тишину нужно было бороться, каждую минуту рискуя не только своей жизнью, но и жизнью вон тех маленьких девочек, которые тихо играли в углу столовой. Если фашисты нападут на их след, то и детям не миновать смерти. А бороться нужно.