Текст книги "На далеких рубежах"
Автор книги: Иван Гребенюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
И вдруг осенила мысль: «Радио!» Телюков хватает шнур, соединяет колодку, кричит:
– Я – Дракон! Я – Дракон! Прекратите атаку! Запрещаю атаку! Я – Дракон. Я – Дракон.
Истребители – сперва один, затем другой, услышав голос «Дракона», отвернули в сторону.
– Эх вы, глухари! – крикнул им вслед Телюков, хотя истребители вовсе не оказались глухими.
– Почему не выбросились, Дракон? – спросил один из истребителей.
– Катапульта отказала.
«Катапульта отказала». Эти два слова, пущенные в эфир, ошеломили всех, кто их услышал. Ошеломили они и майора Поддубного. Вот снова неприятность. Снова жизнь летчика висит на волоске. Дело в том, что катапульта могла выстрелить каждое мгновение, и тогда гибель неминуема. Выбросит летчика без ног и без головы. Что ж посоветовать, чем помочь? Что предпринять?
Штурман Гришин сорвал с себя арматуру, бросил ее своему помощнику и бледный выбежал из землянки КП, чтобы не услышать по радио предсмертный голос Телюкова, не увидеть, как на экране радиолокатора исчезнет метка Ту-2.
«Авантюра завершилась катастрофой. Да, да, катастрофа закономерна и неминуема», – отчетливо работала мысль.
Телюков тоже осознал серьезность своего положения. Он сидел, как на бочке с порохом, под которой тлел фитиль. Взрыв – и жизни конец.
Направляемый автопилотом, Ту-2 летел над облаками.
Прошла минута – катапульта не стреляла. Минуло еще пять…
– Эх, будь что будет! – решил Телюков. Поставив ноги на педали, он выключил автопилот и взял управление в свои руки.
– Я – Дракон. Дайте пеленг, решил идти на свою точку.
Оператор радиопеленгатора дал летчику курс на точку. Что же случилось с катапультой? Об этом не так уж трудно было догадаться. Произошла осечка, пиропатрон не выстрелил. Но ведь он может выстрелить в любое мгновение… Особенно опасно при посадке. Толчок колесами о землю передастся стреляющему механизму. Если разобьется капсюль, выстрел неминуем.
«Да, твоя песенка спета», – думал Телюков. Порой его охватывало отчаяние. Руки, сжимавшие штурвал, покрылись холодным и липким потом – это было впервые в его жизни. Стучало в висках. Голова становилась временами непонятно легкой, какой-то невесомой и неощутимой.
Но присутствие духа не покидало его. Непостижимая разуму внутренняя сила, присущее ему мужество упорно преодолевало страх.
Телюков пробил облака вниз и, выйдя на приводную станцию, пролетел над стартом. Внизу как на ладони лежал авиационный городок. Вон здание клуба с высокой этернитовой крышей, вон утопает в зелени коттедж командира полка. А вон домик, в котором живет он, Телюков…
«Неужели я вижу все это в последний раз?» – невольно подумал летчик. Ослабели руки, дрогнули онемевшие колени. Сорвав с себя кислородную маску, Телюков подул в один, затем во второй шланг, надувая спасательный жилет, – все же не такой сильный будет удар о землю в случае катапультирования на посадке… Но ведь ноги на педалях…
«Э-э, да что ты, в самом деле, Филипп Кондратьевич, – обратился он к себе по привычке и перевел дух. – И не в таких переделках бывал… а ведь двум смертям не бывать… Была не была!..»
Он напряг силы, покрепче зажал в руках штурвал. Сделал первый разворот, второй. Выпустил шасси… И вот уже последний – четвертый разворот. Впереди маячит рябая будка СКП, видна у посадочного «Т» фигура стартера-финишера. Газ убран. Самолет планирует на бетонку… Выдерживание… Толчок колес о землю тихий, плавный… Самолет катится. Телюков нажимает на тормоза, удерживая педали в нейтральном положении… Замедляет бег бетонка… Еще один плавный нажим на тормоза… Самолет продолжает катиться, но уже совсем не быстро. Телюков выключает зажигание.
Все, самолет остановился. Телюков осторожно поднимается с сиденья, выбирается на плоскость.
– Черт возьми!..
До прибытия санитарной машины он успел прийти в себя. Увидев перепуганного врача, сделал попытку улыбнуться.
– Рефлексы будете проверять?.. Да, сейчас я, пожалуй, ценный экземпляр для авиационной медицины…
Солдаты-санитары помогли ему спуститься с плоскости крыла на землю. К этому времени примчалась «Победа». Из машины вышли полковник Слива, майор Поддубный и инженер, персонально несущий ответственность за подготовку Ту-2.
– Плохо готовили материальную часть, – обратился Телюков к инженеру. – Меняйте катапульту.
– Что? Что вы сказали?
– Катапульту меняйте!
Инженер изумился:
– Неужели вы и после этого отважитесь летать?
– Служба, товарищ инженер, – сказал Телюков, стараясь казаться спокойным. – Не будем же мы звать кого-нибудь из полка Удальцова, чтобы доводить начатое дело до конца. У самих пороху хватит…
Он явно храбрился.
– Хватит, хватит с вас этих полетов! – возразил обескураженный полковник.
– Пожалуй, действительно, хватит, – согласился не менее обескураженный майор Поддубный.
Телюкова увезли в поликлинику.
Спустя несколько дней он все же добился разрешения на повторный вылет. Решено было этот последний Ту-2 «выбросить» в воздух специально для молодых летчиков полка.
– Проверю, что вы за снайперы, – сказал им Телюков. – Погляжу, как вы будете защищать свою боевую честь.
– За нас не беспокойтесь, товарищ старший лейтенант! – лихо ответил Григорий Байрачный. – Вот только в случае чего – незамедлительно сообщите по радио.
– Да вы все равно не попадете, если я и останусь в самолете, – подзадорил Телюков молодого летчика.
В этот раз катапульта не отказала – исправно выбросила летчика из кабины. Но девятый бомбардировщик будто и впрямь не желал погибать. Произошло нечто небывалое в истории авиации. В момент, когда Байрачный, отстрелявшись, выходил из атаки, а лейтенант Калашников готовился к ней, Ту-2 неожиданно развернулся и пошел на истребителя в контратаку. Байрачный и Калашников растерялись и обратились в бегство. Бомбардировщик – за ними. Летчики решили, что Телюков опять не выпрыгнул и теперь, разъяренный, гонится за ними, и они дали, выражаясь языком пилотов, по газам. Позадирали хвосты и помчались по направлению Кизыл-Калы.
Пролетев несколько километров, Ту-2 спикировал чуть не до земли и на бреющем полете пошел курсом на Кара-Агач. Ох и натворил бы он бед, если бы в воздух своевременно не поднялся майор Дроздов. Он догнал Ту-2 и прикончил его в каких-нибудь двадцати километрах от города.
Очевидно, Байрачный, стреляя в Ту-2, повредил автопилот.
Только этим и можно было объяснить загадочное поведение бомбардировщика, на борту которого уже не было летчика.
А уж как потешались в полку над Байрачным и Калашниковым! У них прямо-таки уши горели от стыда. Но кто же знал, что так получится?
– Мы за вас, товарищ старший лейтенант, боялись, – оправдывались молодые летчики.
– Слабодушие проявили, – сердился Телюков. – Разве это летчик, который боится чего бы то ни было? Есть приказ – бей! Бей метко, крепко, а не так, как комар крылом. Но ничего, я вас научу! В копейку будете попадать!
«Эге ж, шуми!» – мысленно соглашался Байрачный и в который уже раз принимался рассказывать однополчанам о необычном происшествии в воздухе.
– Вы понимаете, как это получилось? Вы только представьте себе! Зашел я справа, атаковал и выхожу влево. Вдруг Ту-2 энергично разворачивается прямо на меня. Я – вправо, а он продолжает разворачиваться и – за мной! Я, конечно, подумал, что Телюков не выбросился, сидит в кабине и гонится за нами, – не видишь, дескать, что я на борту!.. Ей-богу, как у Майн Рида! Там всадник без головы, а тут самолет без летчика. Ну ясно, нам уже было не до атаки. Дали мы с Калашниковым по газам – и домой. А что оставалось делать в такой ситуации?
И все, кто слушал Байрачного, покатывались со смеху.
У Телюкова собралось девять часов, которые он снял с бомбардировщиков. Сложив их в чемодан, он отправился в техсклад.
– Получай и приходуй государственное имущество, – сказал он, выкладывая часы перед кладовщиком.
– Вы имеете право взять их себе, – ответил тот. – Ведь они списаны вместе с самолетами.
– Бери, бери да квитанцию выписывай, чтобы все было по закону.
Глава тринадцатая
От поликлиники к коттеджам и дальше к центру авиационного городка вела серая, еле заметная тропинка. Сколько раз в день поглядывала Бибиджан на эту тропинку! Покажется вдалеке фигура офицера в коричневой кожаной куртке и синих бриджах – екнет девичье сердце. Он? Нет, не он. Досада и грусть охватывают девушку. Не возвращается к ней Гриша: как ножом отрезал.
Несколько раз дежурила Бибиджан на аэродроме в санитарной машине. Видела Григория, следила из кабины за каждым его шагом, не отрывала глаз от самолета, на котором он летал. Знала и бортовой номер самолета – «017»… А он, Гриша, перестал замечать ее. Не подойдет, не скажет, как некогда говорил ласково: «Биби, серденько мое!» Никто до него так не зазывал ее. Боже, какие теплые и нежные слова!
Она не расставалась с его фотографией. Достанет и глядит, глядит на улыбающееся лицо. Хочется и самой улыбнуться в ответ… Улыбнется, и тотчас слезы заволакивают глаза.
Как-то дежурный фельдшер, вернувшись вечером с аэродрома, сказал, что какой-то летчик, кажется из молодых, выбросился где-то над горами. Полдня искали – не нашли.
Бибиджан охватило страшное предчувствие.
– Какой же это летчик? Как его фамилия?
– Брачный или Барачный, что-то вроде этого.
– Байрачный? – Бибиджан вся похолодела.
– Во-во!
Фельдшер был новый, мало кого знал в полку.
Девушка закрыла рукавом халата глаза. Фельдшер что-то спрашивал – она ничего не соображала. Все тело как-то обмякло, в висках стучало, звенело в ушах… Выбросился… Полдня искали…
Бибиджан мучительно думала, как помочь своему любимому, и вдруг ее осенило: Гришу может найти и спасти старый Бояр со своими сыновьями и внуками. Он много лет провел в горах, знает там каждую тропинку, каждое ущелье.
Девушка накинула на голову платок и побежала к коттеджам. Там живет ее земляк Артыков. У него есть мотоцикл. Не так уж много времени нужно, чтобы добраться до аула, попросить Бояра…
Старший техник-лейтенант возился со своим мотоциклом, разложив на земле сумку с инструментом. Бибиджан, подбежав к земляку, тяжело перевела дыхание.
– Товарищ командир! Рустам! Слышишь, Рустам, у тебя мотоцикл. Поезжай в аул, скажи старому Бояру… Там в горах – Григорий… Рустам, – Бибиджан рыдала.
Артыков пытливо поглядел на землячку, прищурив и без того узкие глаза.
– Рустам, я тебя умоляю, ты ведь добрый, Рустам!
Артыков вытер руки, ласково коснулся локтя Бибиджан.
– Это твой любимый? Почему же сразу не сказала? Я сейчас же поеду в аул. Весь колхоз выйдет в горы. Будь спокойна, Бибиджан. Григория обязательно найдут.
– Как ты добр, Рустам! Я буду любить тебя всегда…
– О, Бибиджан, у тебя есть кого любить. Ты только успокойся.
Артыков вошел в дом, переоделся, снова вышел.
– Я мигом, Бибиджан. – Он нажал на педаль, мотоцикл затрещал, обволок дымом заднее колесо. Артыков вскочил на мотоцикл и помчался по улице. Свернув на дорогу, скрылся за коттеджами. Бибиджан села на скамейку, оперлась спиной о забор. Неужели не разыщут Гришу? Не может быть! Старый Бояр найдет. Он знает горы. Он привезет Гришу на верблюде, и она, Бибиджан, никогда больше не скажет своему ненаглядному ни одного резкого слова. Они поедут в аул в гости… а затем… Гриша возьмет отпуск и увезет ее, свою Бибиджан, на Украину, где течет Днепр, о котором так много чудесных песен знает Гриша. Там нет песков. Летом берега покрыты зеленым ковром, а зимою – белым…
В свежем вечернем воздухе глухо зафыркал двигатель гарнизонной электростанции. Вспыхнули окна коттеджей, отбрасывая на улицы бледные снопы света. А Бибиджан все сидела и мечтала о счастливом путешествии на далекую Украину…
В район аварии или катастрофы – это было пока неизвестно – полковник Слива отрядил на автомобилях две группы во главе с офицерами. Одна из них должна была осмотреть северные склоны хребта, вторая – южные. Каждая группа располагала портативной радиостанцией. По последним сведениям, южная группа, возглавляемая техник-лейтенантом Максимом Гречкой, форсировал перевал, а северная, разбившись на подгруппы, разбрелась по ущельям.
Когда на землю упали сумерки, в район аварии вылетели на двухместном учебно-боевом самолете старший лейтенант Телюков и лейтенант Скиба. Добрых полтора часа петляли они над горами, заглядывая буквально во все ущелья, присматриваясь, не мигнет ли где-нибудь лучик электрического фонарика. Но Байрачный не подавал сигнала. Гнетущая и мрачная тьма окутывала горы. Только в аулах, расположенных далеко за пределами зоны стрельб, теплились скудные огоньки.
Через несколько минут на розыски вылетел майор Дроздов и тоже вернулся ни с чем. Его сменил замполит Горбунов. После всех, уже почти на рассвете, в самолет сел майор Поддубный. В ущелья заползал зыбкий туман. Если бы даже и сигналил летчик, все равно с борта самолета ничего не увидишь.
Розыски не привели ни к чему.
В десять утра южная группа сообщила по радио: «Найдены обломки самолета».
Полковник Слива передал об этом по команде. Оттуда вылетела в Кизыл-Калу группа инженеров и летчиков-инспекторов для расследования причин катастрофы. Позвонил по ВЧ генерал-майор Щукин.
– Что там у вас такое?
– Лейтенант Байрачный либо потерпел аварию, либо это катастрофа, товарищ генерал. Найдены обломки самолета. Летчик пока не обнаружен.
– Какие упражнения выполнял Байрачный?
– Стрелял.
– Какие-нибудь сведения были?
– Абсолютно никаких. Отстрелялся, должен был возвращаться на аэродром и вдруг умолк.
– Усилить розыски.
– Есть, товарищ генерал!
Не успел Семен Петрович положить трубку, как радист принес очередное донесение группы розыска. Максим Гречка извещал: «На обломках самолета обнаружены следы крови».
Все ясно: Байрачный погиб.
Семен Петрович схватился за сердце…
Майор Гришин тоже схватился, но не за сердце – на этот раз оно не дрогнуло, – а за летную документацию. И не для того, чтобы подтасовать, подогнать ее в соответствии с «методическими указаниями» в отношении организации полетов и таким образом в какой-то мере оправдаться перед комиссией. Наоборот, он искал в этой документации что-нибудь такое, что усугубило бы виновность майора Поддубного.
И нашел.
Поддубный готовил молодых летчиков к стрельбе и проводил ее над горами на недопустимо малой высоте. Он нарушил методические указания, явно пренебрегая инструкцией по эксплуатации зоны стрельбы. Вполне допустимо, что Байрачный, очутившись в аварийной ситуации, не успел своевременно катапультироваться. Возможно, что его, уже мертвого, выбросило из кабины.
«Ну все, голубчик, лопнула твоя полководческая слава, лопнула как мыльный пузырь, – злорадствовал Гришин. – За катастрофу по головке тебя не погладят. Не видать тебе должности заместителя командира как своих ушей! Гляди – еще и звездочку майора снимут с погон. Ходить тебе в капитанах да звеном командовать! Тогда ты постоишь передо мной навытяжку! Я уж обо всем доложу комиссии: и о посадке эскадрильи Дроздова, и о предпосылке к катастрофе, которая произошла с Телюковым, и о Ту-2, который едва не врезался в город, и о романе с дочерью командира – обо всем!»
Тяжелым камнем легло на душе Поддубного сообщение о гибели молодого летчика. Он чувствовал себя виновным, ведь он на самом деле пустил буксировщик на малой высоте. Хотелось быть ближе к реальной боевой обстановке – не исключена ведь возможность, что противник попытается пройти над горами на малой высоте, – а тут вот что получилось. Погиб человек…
Значит, он, Поддубный, перегнул палку, и тут, кажется, Гришин прав…
Но что же произошло в полете?
Что произошло? Этого лейтенант Байрачный и сам не мог понять. Он стрелял в мишень, которую буксировал реактивный бомбардировщик. Метко попал с первой же атаки – поврежденная мишень перевернулась вверх колесами, завертелась на росе, как узелок на туго натянутой нитке.
Поскольку мишень оказалась сильно поврежденной, экипаж бомбардировщика запретил дальнейшие атаки, и Байрачный, развернувшись над горами, взял курс на аэродром. Вдруг «миг» резко содрогнулся, будто по нему ударили молотом, на левой плоскости вздыбилась обшивка.
«Авария», – молниеносно промелькнуло в голове летчика. В то же мгновение, не теряя ни секунды, он сбросил аварийно фонарь кабины и катапультировался уже в тот момент, когда самолет заваливался на крыло.
Молниеносная быстрота, с которой выбросился из кабины молодой летчик, была результатом длительных тренировок, проводившихся под руководством командиров.
Летчик спускался на парашюте. Навстречу ему угрожающе поднимались черные шпили скал. Справа одиноко торчала колонноподобная гора, подножие которой было усеяно свежими обломками глыб. Это были последствия землетрясения.
Байрачный угодил в тесное ущелье, над которым с обеих сторон террасами свисали каменные глыбы. За одну из них зацепился купол парашюта. Летчика рвануло в сторону, ударило о камни. Он рассек себе правое колено, ушиб плечо и завис над бездной, покачиваясь на стропах.
Байрачный знал: командир полка немедленно вышлет летчиков на розыски. Но вряд ли они обнаружат его здесь, под скалистым козырьком, куда не достигают даже солнечные лучи. Надо ка-то подыматься вверх. И он, превозмогая боль в колене и в плечевом суставе, стал подниматься по стропам. Срывался, зависал и снова, собравшись с силами, карабкался, хватаясь руками за шелковые скользкие стропы. Наконец выкарабкался все же на глыбу, сел, достал индивидуальный пакет, перевязал рану.
Отдохнув немного, летчик начал соображать, как подняться на вершину горы, где его могли бы заметить летчики или откуда можно было бы спуститься вниз и добраться до аэродрома пешком.
Подходящего места, однако, не оказалось. Оставалось одно: резать стропы и связывать веревку с тем, чтобы закинуть петлю за каменный выступ, висевший над головой.
Так Байрачный и сделал. Но нелегко оказалось забросить петлю. Попытка за попыткой заканчивались неудачей. Один раз летчик чуть не слетел со скалы в пропасть: каменный выступ, за который зацепилась петля, сорвался и с грохотом покатился вниз.
Байрачный еще раз осмотрел скалу, на которой сидел, и нашел небольшой карниз. Если по этому карнизу пройти немного влево, то можно обойти висящий над головой выступ и путь к вершине горы будет открыт.
«А если сорвусь?» – спрашивал себя Байрачный, с ужасом поглядывая на глубокое дно ущелья.
И все же решил рискнуть. На всякий случай один конец веревки привязал к куполу парашюта, а другой – к ремню. Шаг за шагом, ощущая неуемную дрожь в коленях, он передвигался по карнизу, пока наконец не очутился на естественной площадке, откуда начинался пологий, с множеством таких же площадок и каменных выступов подъем к вершине горы. Здесь летчик обрезал веревку, навсегда таким образом распрощавшись со своим верным другом – парашютом.
Гора, на которую взобрался Байрачный, имела со всех сторон почти отвесные стены. Спуститься с нее было совершенно невозможно, и летчику ничего не оставалось, как сидеть и ждать помощи.
Полчаса спустя над горами показался первый самолет. Байрачный замахал руками, дескать, сюда, сюда давай! Летчик не заметил его. «Миг» походил, покружился в стороне и улетел. То же самое повторилось и со вторым самолетом, и с третьим. Последний пронесся почти над самым ущельем, громом прогремел в горах, вызвал стоголосое это за далекими утопающими в солнечном мареве хребтами.
– Да вот я, сюда! – надсадно кричал Байрачный, как будто его могли услышать.
В небе появился легкомоторный Як-12. Подобно пчеле, порхающей с цветка на цветок, опускался он в ущелья и снова взвивался над горами. Издалека и вправду Як-12 напоминал пчелу – распростерты крылья, свисающие ноги…
– Ну сюда! Ко мне! – манил «пчелу» Байрачный.
День постепенно угасал. Сгущались темные, как серебро с чернью, тени в ущельях. Поблекла последняя киноварь заката. На светлом небе затеплились волшебные огоньки звезд.
Все сильнее мозжила раненая нога. Каждый шаг отдавался в плечо.
Снова над горами загрохотали самолеты, мигая разноцветными бортовыми огнями. Будь сейчас у Байрачного ракетница – быстро разыскали бы его. К сожалению, у него не было при себе даже электрического фонарика. А сколько раз и командир полка, и командир эскадрильи, и командир звена твердили летчикам: «Берите с собой в полет фонарики». Считая, что фонарик при полетах днем совершенно не нужен, Байрачный не взял его в этот полет. Вот и выходит теперь боком его непослушание. Стой и хлопай глазами. Найти-то найдут, но уж и всыплет командир за разгильдяйство.
Байрачный, будучи уверен, что командир выслал на розыски пешие команды, изредка стрелял из пистолета, обозначая свое местонахождение.
И только наутро увидел ракету, пущенную в ответ теми, кто производил розыски.
Бибиджан осталась ночевать в поликлинике. Расчет был прост: если Гришу найдут – обязательно привезут сюда, а она встретит его.
Она легла на диване у раскрытого окна, прислушиваясь к гулу самолетов. Только на рассвете задремала. Разбудил ее чей-то зычный голос:
– А ну-ка, поживее, а то сейчас должен прибыть вертолет. Да не забудьте прихватить с собой все, что необходимо для первой помощи.
Медсестра узнала по голосу старшего лейтенанта Телюкова.
– Я человек штатский. Никогда не летал, – возражал дежурный врач-стоматолог. – Вызывайте военных.
– Так какого же лешего вы здесь сидите! – возмущался Телюков.
Бибиджан поднялась. На дорожке, постеленной вдоль коридора, играли солнечные зайчики. Летчик курил, синий дымок тянулся к распахнутому окну.
– Не полечу, – твердил врач. – Вызывайте военных.
– Я полечу! – вызвалась Бибиджан, сразу догадавшись, за кем собираются лететь.
Телюков покосился на медсестру.
– Нужен врач, а вы…
– Я все умею…
Медсестре повезло – послышался гул вертолета. Времени оставалось в обрез. Телюков вынужден был согласиться:
– Ладно, полетели!
Бибиджан накинула через плечо санитарную сумку, вышла вслед за Телюковым, села в «Победу».
– Нашли Гришу? Он ранен? Тяжело? – засыпала она вопросами летчика.
Телюков ехидно прищурил левый глаз и присвистнул:
– Эге, сестричка! Плюньте мне в глаза, если вы по уши не влюблены в Байрачного.
– А он жив?
– Теперь мне понятно, – продолжал Телюков, – почему вы так испугались своих земляков, приезжавших на «Москвиче». – Телюков ближе пододвинулся к медсестре. – Биби, а ведь вы прехорошенькая, ей-богу! Я не раз приглядывался к вам… Но если вы любите другого…. Эх, Биби, а мне вот не везет! – И уже серьезно начал перед ней изливать душу. – Грубый я какой-то, шелопутный…
Бибиджан успокоилась. Если бы с Гришей случилось что-нибудь серьезное, летчику было бы не до шуток.
На аэродроме они пересели в вертолет, в котором находились уже лейтенанты Скиба и Калашников и двое солдат. Одного из них Бибиджан уже знала. То был Баклуша, тот самый Баклуша, которого она по ошибке угостила спиртом. Увидя медсестру, Баклуша что-то прошептал на ухо товарищу, и оба весело ухмыльнулись.
Бибиджан никогда не приходилось летать на самолете, да и в вертолет она попала впервые. И когда над головой зашумели мощные крылья и вертолет поднялся, как лифт, девушка почувствовала страх. Бледная и встревоженная, поглядывала она то на офицеров, то на солдат. Но из спокойствие благотворно повлияло на нее. Вскоре и она успокоилась, повернулась к окну, загляделась на землю. Широкий и необозримый аэродром лежал теперь среди песков маленькой полоской, по сторонам которой выстроились игрушечные самолетики. Вдали виднелась Кизыл-Кала. Коттеджи напоминали оброненные кем-то спичечные коробки…
Вскоре и аэродром, и городок затерялись среди песков, тронутых позолотой утреннего солнца. Внизу показались горы. Сперва низкие, приплюснутые, с отлогими склонами, затем высокие и скалистые, между которыми зияли глубокие провалы. Вдали горы сливались в сплошную темно-синюю массу, из которой смутно проступали многочисленные конусы и пирамиды. Порой между ними проплывали нежные, как дымок, облака.
Вертолет поднимался все выше и выше, но горы не отступали. Казалось, и они подымались вслед за машиной, стремясь зацепить ее своими остроконечными вершинами. При одной мысли об этом у Бибиджан замирало сердце.
Телюков поглядывал то в окно, то на карту, разложенную на коленях. Бибиджан недоумевала, как он ориентируется в этом беспорядочном нагромождении гор? Должно быть, много надо знать и уметь летчикам! И каким нужно быть мужественным, чтобы не бояться летать здесь…
– Слева ракета! – сообщил Телюков летчикам вертолета, сидящим впереди в остекленной кабине.
– Где? – Бибиджан поспешно припала к окошку.
Вертолет обогнул высокую, как колонна, скалу и начал спускаться.
– Вот он, вот он, голубчик! – Телюков показывал куда-то вниз.
– Да где же? – засуетилась Бибиджан и вдруг увидела на вершине горы фигуру человека.
«Гриша… Машет руками… О, любимый мой! Но как же нам добраться до тебя?»
Из-под ног уходил пол – вертолет снижается. Вот он совсем низко повис над горою. Бибиджан видит на Гришином лице улыбку.
Счастлив и рад, что нашли! А рад ли будет неожиданной встрече?
Распахнули дверь. Солдаты крутят лебедку, разматывают лестницу-трап. По ней спускается Телюков. Байрачный что-то кричит ему. Вот они уже обнялись. А вертолет подпрыгивает как ретивый конь.
Телюков подводит Байрачного к трапу, привязывает ремнем.
– Давай! – показывает жестом.
Солдаты и офицеры крутят лебедку. Туго наматывается трап на барабан.
– Держите, – говорит Скиба товарищам и протягивает за борт руку.
Показалась голова в шлемофоне. Григорий, как всегда, улыбается…
Солдаты снова спускают трап – для Телюкова. Байрачный садится на скамейку и только теперь замечает Бибиджан.
Он молча глядят друг на друга. Он видит ее измученное лицо, и острая жалость заливает сердце.
– Биби!
– Гриша! Живой…
Она переводит взгляд на его ногу, на разорванную штанину и марлю с пятнами крови.
– Сейчас я сделаю перевязку.
Байрачный пододвинулся к ней и нежно сжал ее маленькую руку.
Телюкова не поднимали лебедкой – он взобрался сам.
– Крепости не сдаются! – бодро крикнул он, забираясь в вертолет. – А знаешь, Григорий, кто тебя сбил? Орел. Орел врезался в самолет. Перья и когти нашли в обломках самолета.
– Да ну? – удивился Байрачный.
– Честное слово! А тебя все считали погибшим. Ведь на обшивке самолета обнаружили кровь. А Бибиджан, знаешь… – Телюков подсел к Байрачному, – сама изъявила желание лететь за тобой. Врач побоялся, а она полетела. Чертовски счастливый ты, Григорий!
– Это правда, Биби? – спросил летчик.
– Правда, – ответила смущенная девушка. – Я и колхозникам передала, чтобы ехали искать тебя.
И в то время, как вертолет, оставив позади горы, спускался на равнину, рядовой Баклуша заметил караван верблюдов, двигавшийся к Копет-Дагу.
– Это, вероятно, и есть земляки Бибиджан? – заметил лейтенант Скиба.
– Они! Конечно они! – ответила Бибиджан и не ошиблась. Но каково же было удивление старого Бояра и его сподвижников, когда из вертолета, который приземлился возле каравана, вышла Бибиджан.
Она сказала, что летчика уже нашли, поблагодарила Бояра и попросила его повернуть обратно.
Байрачного тотчас по возвращении на аэродром отправили в поликлинику.
А когда в конце дня лейтенанты Скиба и Калашников пришли навестить друга, Абрам Львович сказал сердито:
– Нет его здесь. В авиационный госпиталь уехал и медсестру самовольно увез.
