Текст книги "«Милая моя, родная Россия!»: Федор Шаляпин и русская провинция"

Автор книги: Иван Бунин

Соавторы: Леонид Андреев,Константин Коровин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Игорь Лебедев
«Знаменитый певец разгуливал по бульвару…»

Северный край.

1997. 5 августа

Федор Шаляпин в Ярославле

Шаляпин родился и вырос на Волге, эта река притягивала и манила его к себе всю жизнь. Как только возвращался он на знакомые берега – в душе снова, по его словам, «воскресало счастливое и радостное настроение», как это всегда бывало с ним на Волге. Должно быть, подобное чувство посещало Федора Ивановича и когда приезжал он в губернский Ярославль. Судя по воспоминаниям Константина Коровина, город он хорошо знал и ощущал себя здесь уверенно и просто.

Насколько известно, Шаляпин бывал у нас лишь частным образом, и ярославские меломаны не имели возможности оценить его талант ни в оперных постановках, ни в концертных выступлениях на местной сцене. Бывая наездами, он менее всего хотел, чтобы его узнавали и тем более считали этакой спустившейся со столичных высот знаменитостью. Местная пресса, не имея иного повода, время от времени перепечатывала заметки из других газет, сообщая о его сценических успехах и «скандалах», а при случае уделяла артисту лишь «почтительное внимание».

Вот две характерные заметки из газеты «Голос». В одной из них в номере за 3 июля 1912 года под названием «Шаляпин в Ярославле» говорится: «В субботу 30 июня, проездом, Ярославль посетил Ф. И. Шаляпин. Знаменитый певец разгуливал по бульвару, заходил к Бутлеру и т. д. Гуляющие, конечно, были „заинтересованы“ великим русским басом и ходили в отдалении кучками. По слухам, Шаляпин направляется в свое имение в Ростовский уезд».

Шаляпин только что приехал из Мариенбада, где лечился, и, заглянув в Ярославль, действительно направлялся на полмесяца в любимое Ратухино. Следующее сообщение появилось 18 сентября и называлось столь же непритязательно: «Шаляпин – избиратель». Читаем: «Знаменитый бас Ф. И. Шаляпин прибыл в Ярославскую губернию, чтобы осуществить, как говорят, свое избирательное право по Ростовскому уезду, где у него имеется 100 десятин (двести и три четверти по реестру. – И.Л.) земли. Съезд землевладельцев того разряда, к которому отнесен и г-н Шаляпин, состоится сегодня».

Шла подготовка к выборам в IV Государственную думу. Федор Иванович, как сын податного крестьянина, избирательным правом не обладал до тех пор, пока не стал владельцем Ратухина. Наверное, автору заметки показалось неудобным именовать великого певца крестьянином, и он скромно обозначил его сословие «разрядом».

Бывал знаменитый бас в Ярославле и по житейским вопросам. Приобретя землю и став «барином», он сразу же решил наладить добрые отношения и с местными крестьянами. В книге «Летопись жизни и творчества Ф. И. Шаляпина» приводится копия определения Ярославского губернского присутствия к делу об обмене угодий между обществом крестьян д. Старово с крестьянином-собственником Федором Ивановым Шаляпиным.

По документам выходит, что он, в ущерб собственным интересам, отдал общине почти пять десятин удобной земли взамен трех десятин оврагов и буераков, предоставляя таким образом деревенским жителям возможность для свободного прогона скота через его землю. Прежний хозяин, помещик Полубояринов, брал с мужиков за это «благодеяние» по пятьсот рублей ежегодно.

Представим еще одно свидетельство посещения артистом нашего города – фотографию, оригинал которой хранится в Ярославском областном архиве. На ней мы видим его в момент некоего скромного застолья в кругу весьма респектабельных людей. Как следует из карандашной записи на обороте снимка, выполненного неизвестным автором, фото сделано в гостинице «Бристоль» в 1915 году. Указано, что рядом с Шаляпиным сидит «артистка Раисова», а прямо за ним запечатлен «актер Делазари».

Поиски артистов с такими фамилиями в шаляпинской «Летописи», где упомянуто более трех тысяч лиц, так или иначе имевших к нему отношение, результатов не дали. Не упоминаются они и в составах труппы городского театра того периода, а также среди артистов некоторых частных антреприз.

От себя добавлю следующее. Жил в Ярославле Иван Васильевич Озерский, долгое время служивший, как тогда говаривали, на областном культурном фронте. Большой любитель театра, музыки и других видов искусств, он, начиная с 1910 года, вел хронологическую запись основных культурных событий, происходивших в нашем городе. Однако в этих записях, по словам его родственницы Т. М. Озерской, сведений о посещении Шаляпиным Ярославля не обнаружено.

По-видимому, как и ранее, это был частный визит певца, не связанный с его сценической деятельностью. Скорее всего мимолетная остановка в городе произошла после седьмого июля 1915 года, когда Шаляпин ехал к В. А. Теляковскому в Отрадное испрашивать разрешения на концертную деятельность вне императорских театров.

Тогда в Европе полыхала мировая война, и артист, несмотря на значительные финансовые потери, считал неуместным и несвоевременным ездить с гастролями по союзническим странам, а потому просил министерского разрешения давать платные концерты на частных сценах Петрограда и Москвы. Заручившись согласием директора Теляковского, певец прямо из Отрадного отправился в пароходное путешествие до Царицына, а затем вновь лечиться – в Кисловодск.

Возвращаясь к снимку, заметим, что у родственников И. В. Озерского хранится копия еще одного фото, снятого тогда же, но в несколько ином ракурсе. На нем ясно виден еще один «участник» событий – шаляпинский любимец, французский бульдог по кличке Булька. С ним артист не расставался, даже выезжая за границу (на нашем фото он «представлен» лишь белым пятном над его левой кистью).

Версия пребывания Шаляпина на ярославских берегах была представлена великолепными мемуарами его друга Коровина. Приводя краткое изложение некоторых фрагментов его рассказа «На Волге», позволим себе лишь самые деликатные комментарии. По некоторым данным, события относятся к июню 1904 года, когда тридцатилетнего певца уже знала вся Россия.

Итак, оформив купчую на приобретение Шаляпиным Ратухинской пустоши, друзья отправились в любимое Отрадное (ныне с. Шашково), хозяином которого был уже упомянутый Теляковский. Приехали в Ярославль и, ожидая парохода компании «Самолет», зашли в городской сад, что со стороны Семеновской (Красной) площади примыкал к Казанскому (Первомайскому) бульвару. Присев на скамейку, с невольным любопытством наблюдали, как мимо них, направляясь к Семеновскому спуску, тянулись бесконечные возы, груженные хлебом, корзинами с белугой, осетриной, севрюгой…

Подивившись вслух богатству России, зашли в ресторан Бутлера, что находился здесь же. К обеду среди других яств им подали зернистую икру, от которой артист сердито отказался – еще бы, деликатес-де ярославский, а привезен аж из Москвы, негодное дело. К их столу несмело подошли два местных чиновника, узнавшие певца, приветливо поздоровавшись, заказали шампанского. Все шло хорошо, но вдруг один из чиновников весьма недобро отозвался о Горьком – близком друге Шаляпина. Федор Иванович, побледнев, встал и, коротко бросив Коровину: «Заплати», не пригубив вина, вышел из ресторана.

Далее шла неподражаемая сцена. Шаляпин привел Константина Алексеевича на берег Волги и около одной из бесчисленных торговых лавок вдруг сказал: «Зайдем сюда». Зашли. По его приказанию хозяин вытянул со льда живого осетра и, отверзнув ножом рыбье нутро, наполнил миску зернистой икрой. Федор Иванович круто ее посолил и сказал: «Ешь, вот это настоящая». «И мы ели зернистую икру с калачом», – заключил Коровин… На обратном пути из Отрадного, к вящему неудовольствию артиста, он был узнан пассажирами парохода, некоей супружеской парой. Что-то вдруг произошло, палубная каюта сразу превратилась в импровизированную сцену, и публика стала свидетелем великолепного актерского розыгрыша. Держа всей пятерней блюдце с чаем, Шаляпин мелко откусывал сахар и, дуя на кипяток, со знанием дела гундосил: «Швырок-то ноне в цене. Три сорок, не приступись. У Гаврюхина швырку досыта собака наестся…»

«Я подумал, – писал Коровин, – чего это Федор разделывает? Купца волжского – дровяника?»

Сцена длилась довольно долго, и трудно сказать, чего в ней было больше – точно ли хотел Шаляпин провести своих случайных зрителей, или наружу вышло невинное актерское озорство, может быть, и с оттенком добродушной насмешки. Кстати, этот факт подлинный – он описан в неизданных дневниках В. А. Теляковского.

А пароход тем временем неспешно уносил наших друзей все ближе к Ярославлю. Позади остались дивные виды Романово-Борисоглебска, зеленая гора Красного холма, и вот уже показались стены Толгского монастыря. На берегу шел молебен, были видны монахи в черных одеяниях. Пароход причалил, служба приостановилась, священник и диакон вышли на пристань. Толпа на берегу во все глаза смотрела на пароход, и вдруг послышалось: «Шаляпин, Шаляпин! Где он?..»

В Ярославле, желая скрыться от назойливой публики, певец сам сел за весла нанятой лодки, и они вместе с Коровиным переправились на Тверицкий берег. Там, оказавшись в знакомом для Федора Ивановича трактире, отведали и расстегаев с севрюгой, и водочки березовой и наслушались частушек непотребных, что распевали набежавшие с берега неробкие бурлаки. Хозяин-бородач, отца которого артист знавал (когда успел?), спросил: «А вы ярославские али как?» На что Федор Иванович, не выходя из образа, отвечал: «Был ярославский, а сейчас, мол, москвич, дровами торгую…»

На Волге, у лодки, друзей задержал береговой полицейский и потребовал предъявить документы – искали беглого карточного шулера. Узнав, кто перед ним, потрясенный стражник пригласил обоих к себе домой отведать судачка с каперсами. Взяв у него адрес, Федор Иванович пообещал: «Как-нибудь приедем…»

Воспоминания эти написаны Коровиным в Париже, когда ему было семьдесят восемь лет. Ностальгия по далекой и милой родине водила пером живописца. Душа его вновь возвращалась во времена молодой и, казалось, счастливой жизни – на тихую Нерль, раздольную Волгу. И разве не то же ощущал и Шаляпин, когда в порыве искренних чувств говорил о желании обрести свой вечный покой на волжских берегах…

Виктор Голов
В этом доме пел Шаляпин

Приволжская правда.

1992. 17 октября

Имя Федора Ивановича Шаляпина известно во всем мире. Редкому человеку оно незнакомо. А уж в России и подавно. Шаляпин – ее гордость.

И вот недавно довелось узнать, что гений оперного искусства, бас первой мировой величины однажды приезжал в наши Большие Соли. К сожалению, об этом приезде нет упоминания в печатных изданиях. Но есть устный рассказ женщины, переданный со слов ее матери.

Тамара Владимировна Вознесенская была еще девчонкой, когда Августа Рафаиловна поведала дочери и ее подружкам о том, что за год-два до Октябрьской революции в село приезжал Федор Иванович и останавливался в доме, расположенном на высоком берегу Солоницы.

Вознесенские жили по соседству.

Приезд Федора Ивановича в Большие Соли состоялся благодаря дружбе его со знаменитым нашим земляком, тоже оперным певцом и тоже басом, Владимиром Ивановичем Касторским. Он и пригласил Шаляпина погостить у него на родине в один из летних месяцев.

К тому времени родителей Касторского уже не было в живых, так что гостил он не в отцовском доме, а у родственника, большесольского священника Ивана Бойкина. Дом Касторских, кстати, находился на месте, где сейчас стоит книжный магазин.

Приехали друзья из первопрестольной на пароходе и сошли с него на пристани «Бабайки», а оттуда добирались на извозчике. Конным извозом в Больших Солях занимались Мудровы.

Недавно в областной газете «Золотое кольцо» была опубликована статья о братьях Понизовкиных, владельцах терочного завода. В ней упоминается факт приезда к Понизовкиным Шаляпина. Не в то ли время и был Федор Иванович в Больших Солях?

Жили у Бойкина друзья около месяца. Почти каждый вечер в присутствии гостей в небольшой комнате пели два русских баса народные песни, романсы. Как обычно открывалось окно, и далеко за пределами речки Солоницы слышались голоса Шаляпина и Касторского. И каждый раз около дома собирались большесольцы послушать двух знаменитостей.

По-разному сложились судьбы этих оперных певцов. После революции Федор Иванович покинул Россию, так больше и не навестив ее. Владимир Иванович Касторский по-прежнему пел на сцене Мариинского оперного театра. Правительство присвоило ему звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. Умер он в 1948 году.

Генрих Окуневич
«Эй, ухнем!»

Золотое кольцо.

1993. 13 февраля

Нынешний год объявлен ЮНЕСКО годом Шаляпина. Об этом великом русском певце не нужно много рассказывать – все мы и без напоминаний знаем и помним о нем. Но стоит напомнить о том, что у Федора Ивановича была дача в наших местах, возле Итлари. Местные жители по сию пору показывают утес, с которого любил петь Шаляпин. А больше, правда, ничего в тех местах не сохранилось.

Сегодня мы предлагаем вниманию читателей рассказ-быль, одним из героев которого является человек, облюбовавший ярославские края для отдыха и пения…

Где-то далеко за Ярославлем, на той стороне Волги, догорала вечерняя заря. Над Тверицами ярким оранжевым блином встала полная луна. Выстелив по воде золотистую дорожку, ночная гулена словно зазывала по ней к себе в гости уходящую подругу дня.

Привязав лямки расшивы за стволы деревьев и крепко поужинав, бурлацкая артель устроилась вокруг костра на ночлег, чтобы намаявшийся за день усталый мускул, набравшись сил за короткую ночь, вновь до восхода солнца потащил баржу с хозяйским товаром до паточного завода, а после аж до Рыбны.

Глядя на небесный бархат, на котором ангелы начали зажигать звезды, загрустивший Дымарь тихим сипловатым баском запел: «Ах ты, ноченька…»

– Эй, Дымарь, – сердито окликнул его Косой. – Спал бы ты лучше да другим не мешал. Ишь какой Шаляпин выискался!

– Сравнил! – возразил ему Оська. – От шаляпинского голоса свечи в храме гасли, как начинал петь! Сравнил…

– А тебе откуда знать, как Шаляпин поет? – с обидой спросил Косой.

– А вот и знаю! Потому как с ним встречался! – заявил Оська.

– Во сне, что ли? – хохотнул язвительно Дымарь.

– Не во сне, здесь, на Волге! А отроками вместе с ним в церкви пели! – похвастал Оська.

– Загнул, паря! – грубо отрубил Косой.

– Хотите – расскажу?

– Сам выдумал али кто тебе насвистел? – поддел Оську Дымарь.

– Как хотите! – с обидой сказал Оська, отвернувшись.

О Шаляпине на Волге ходило тогда много разных легенд и рассказов о его невероятной силе голоса, твердом характере, фантастических гонорарах.

– Оська, расскажи, – стали просить бурлаки. – Плюнь ты на Дымаря и Косого! Не хотят – пусть не слушают!

– Ну ладно, просите – расскажу, – согласился Оська, приподнимая голову.

Бурлаки знают: Оська – хороший рассказчик. Словечки у него то катятся, то плывут, раскрашенные мириадами интонаций и оттенков.

– В том году, помню, дом у нас сгорел. Сестренка с матерью по миру пошли, а я повязал ленту на голову, заткнул за нее ложку да и в Рыбну подался – в бурлаки наниматься…

– Ты про Шаляпина давай! Про себя неча нам рассказывать, – останавливает его Дымарь.

– Погоди, не торопи кашу в рот, а то подавишься, – спокойно отвечает Оська и продолжает дальше. – Так вот, пошли мы тогда от Рыбны аж до Костромы. Весело шли! А берег – то в топи вязнешь, то кустами продираешься, а то и водой прешь. Расшиву хозяин нагрузил тогда, не постеснялся. По ведру водки на каждую перемену пообещал. И только мы перевалили Савинскую косу, как из-за поворота рванула суводь! После дождя водоворот такой – лямку рвет, с ног валит! «Давай не засаривай! Наддай!» – орет косной. Какое там «наддай»! Что, сами не понимаем – занесет расшиву на мель, будет хлопотушки! Тянем, надрываемся. Ноги в песок по голень уходят, а она, проклятая, тянет на мель. Искры из глаз, лямка в грудь врезается! И «Дубинушку», и «Шаговитого пуделя» поем – не помогает, суводь проклятая так и рвет. Не одолели мы ее тогда, занесла расшиву на мель, проклятая!

Оська вытирает пот со лба, словно в лямку впряженный. Потом продолжает:

– Вот в такой-то веселенький момент и подходят к нам двое. Чистенькие с виду, оба в шляпах. Один, помню, с усами. «Здорово, оравушка!» – приветствует нас тот, что без усов. «Проваливай дальше!» – отвечает ему наш шишка. Да такое отмочил, что и Волге самой не очень приятно было услыхать такое!

А тот не обиделся, ответствует: «Да ты не лайся, браток, я тебе помочь хочу, дьявол ты этакий!»

Какое тут не лайся, с ангелом поругаешься, такая злость на душе. Хозяин орет, водолив кричит, у самих кишки рвутся, течение у расшивы поддон заметает, а он тут со своими нежностями пристает. Ну, тут ему наш масляный староста и выдал под седьмицу! Лучше нашего старосты тогда по всей Волге никто не умел материться. Сами понимаете, в такой момент лучше и не подходи к нам!

«Хорош дьявол! Здорово лаешься!» – засмеялся он и снова в помощники к нам набивается. «Пойдем, Федор, не мешай людям», – одергивает его усатый. А разговор у него волжский, на «о». А тот его не слушает! Подходит ко мне да и за лямку. Как глянули мы друг другу в глаза, так и обомлели оба! Мать честная! Да ведь это Шаляпин, думаю! А он меня облапил, как медведь, кричит: «Ты что, такой-сякой, меня не признаешь? Вместе в церкви пели, по огородам лазали!»

Я растерялся, не знаю, как его теперь и величать. То ли Федькой, как бывало, то ли Федором Иванычем. Знаменит он на весь мир стал!

«Кто это?» – спрашивает у меня шишка. «Шаляпин», – отвечаю.

Ну тут на него все, как на диво, уставились! Глазеют и про расшиву забыли, пока на нас водолив не заорал.

А Шаляпин рад, что бурлаки его за своего принимают: «Давайте, робя, я с вами в лямку впрягусь!» А наш шишка отвел его руку и говорит: «Эй, брат ты наш Федор Иванович, лучше спой нам такое, чтобы силушка взошла. А лямку-то мы и сами потянем. Я давным-давно мечтаю тебя послушать. В столицу собирался, а ты вон сам сюда явился!»

Стали мы его просить. Знает он: бурлаку песня – не забава. Подмога она ему в долюшке его тяжкой. Видит Шаляпин: и впрямь его песня нам нужна. Встал он вот так, – Оська поднимается перед костром, глаза его огнем отсвечивают, – да и запел: «Эй, ухнем! Эй, ухнем!» Нашу запел, бурлацкую! Слышим мы его, и каждая жилка в нас силой наливается. Такая силища из его горла полилась, что и передать невозможно. И почуяли мы вдруг: нам сейчас расшиву-то хоть на руках нести!

«Хомутайсь!» – заорал шишка, почуяв важный момент. Натянули мы лямки да вместе с ним: «Эй! Эй! Тяни канат сильней!» Чувствуем, зашевелилась в песке расшива! «Мы по бережку идем! Песню солнышку поем!»

Пошла наша сердешная! Против суводи идет! А усатый – это сам Горький был, смахнул слезу да и говорит: «Уродит же такое чудо земля русская! Видишь, Федор, песня-то твоя сильней стихии оказалась!»

Оська замолк и посмотрел на друзей. Бурлаки молчаливо сидели вокруг костра, задумчиво глядя на огонь.

– А потом? – прервал молчание Дымарь.

– Что потом? Потом они в одну сторону, а мы в другую, – ответил Оська.

Вдали за Ярославлем догорала узенькая полоска зари. Над Волгой серебристо-оранжевый диск луны светил еще ярче. Вокруг костра на берегу крепко почивала бурлацкая оравушка.

Генрих Окуневич
Съемки кинофильма
«Царь Иван Васильевич Грозный»
в Угличе

Золотое кольцо.

1996. 12 сентября

Волшебный фонарь братьев Люмьер, захватывая чувства и эмоции общества, победоносно шагал по экранам синематографов и электротеатров России, растущих как грибы после дождя. В московском театре «Эрмитаж» под звуки матчиша и цыганщины, исполняемых таперами, шли новинки «кино из Парижа» с пикантными названиями: «Смерч любовный», «Курортная плутовка». Залы были переполнены, приходилось регулировать публику и дозволять смотреть фильмы… по половому признаку: «в четные дни для женщин, в нечетные для мужчин, дети и учащиеся не допускаются».

В крупных городах России стали создаваться кинофирмы и кинокомпании с намерением выпускать на экраны отечественную кинопродукцию. Эпидемия – кинобум! Но надо было противостоять иностранной экспансии.

В 1913 году Мария Федоровна Андреева, актриса и общественный деятель, при поддержке Максима Горького задумала организовать кинофабрику для производства отечественных «прогрессивных реалистических фильмов». Прежде всего «в дело» пригласили Федора Ивановича Шаляпина. Он с восторгом отнесся к идее и согласился на сотрудничество.

Были приглашены известные актеры и режиссеры, в основном мхатовского направления – Москвин, Качалов, Леонидов, Санина, Румянцева, Маржакова. Владелец здания МХАТа промышленник С. Лианозов согласился построить во дворе художественного театра павильон для кинофабрики. Максим Горький намеревался привлечь к созданию киносценариев известных русских писателей.

Пресса широко освещала предстоящее киномероприятие. В интервью «Театральной газете» Шаляпин заявил, что у него есть намерение сняться в кинофильмах «Борис Годунов» и «Степан Разин». Шаляпин видел в новом искусстве возможность дойти до зрителя каждого города и деревни российской глубинки.

Но, к сожалению, задуманная с размахом благородная затея не осуществилась из-за недостатка средств, а главное – начала войны 1914 года.

Известный кинодеятель того времени В. Дранков предложил Шаляпину снять на киноленту «Псковитянку» с его участием по сюжету драмы Льва Мея, ставшей основой для оперы Римского-Корсакова. Импресарио Шаляпина В. Резников организовал акционерное общество «Шал-Рез и К°» (Шаляпин – Резников и компания). Ставить фильм согласился режиссер Иванов-Гай, гармонист и балагур, расположив к себе Шаляпина тем, что может выполнять при съемках фильма все пожелания великого артиста. Рабочее название для фильма выбрали «Царь Иван Васильевич Грозный» (было еще и другое «Дочь Пскова»).

На свой дебют в кино Шаляпин возлагал большие надежды. Он писал дочери Ирине: «Эта пьеса будет у нас пробным камнем для будущих, и если пойдет хорошо, то предпримем ряд многих пьес…»

Съемки фильма проходили под Москвой, в Кунцеве, на Ходынском поле, в Пскове и, что интересно для ярославцев, в Угличе. В батальных сценах было занято до двух тысяч статистов, декорации и костюмы были отменными, настоящими.

Одного из опричников царя играл впоследствии известный артист Михаил Жаров. Он рассказывал: «Солнце пекло невыносимо. Грозный – Шаляпин вышел из шатра, приставил руки к глазам… Грозно оглядел разбросанные по склону крутого берега отряды актеров и статистов, изображавших псковскую вольницу… Грим органично дополнял лепку суровой фигуры Грозного, который был монументален в блестящей кольчуге, в кованом шлеме и широкой епанче…»

Другой очевидец съемок, кинорежиссер А. В. Ивановский, вспоминал:

«Вот вдалеке показалась свита – и мимо меня промчался грозный царь со своими опричниками. Шаляпин гневно сверкнул глазами. В театре такая сцена была бы недостижима. В перерыве я спросил у Шаляпина, где он учился так хорошо ездить верхом.

– Я же артист – надо ехать, ну я и еду».

Кинематографическая техника, качество кинопленки да и сама организация съемок массовых натурных сцен были в те времена еще несовершенны. Картина создавалась без четкого сценария, репетиционных проработок ансамблей. Съемки шли трудно, напряженно, были курьезы. Дело дошло чуть ли не до срыва.

Снималась сцена: Иван Грозный сидит у шатра в глубоком раздумье, на ладони он держит птенца. Смысл сцены такой: вот ты, птичка, взмахнешь крыльями и улетишь в поднебесье, а я прикован цепями к царскому престолу. Шаляпин с большим лиризмом вел эту сцену, у него даже слезы на глазах заблестели.

Иванов-Гай сказал:

– Федор Иванович, сцена должна длиться двадцать семь минут, а у вас вышло сорок семь – в кино это скучно.

Шаляпин был ошеломлен: вот как? Шаляпин стал уже скучен!

С негодованием сорвал он парик, бороду и с руганью набросился на режиссера, в гневе ушел со съемок. Назревал большой скандал. Фирма «Шал-Рез» разваливалась. Уже были затрачены большие деньги на массовки, подготовительные работы, костюмы. С большим трудом удалось Резникову уговорить Шаляпина продолжить съемку.

Первый просмотр фильма состоялся в электротеатре «Форум» 16 октября 1915 года.

Газета «Рампа и жизнь» высоко оценила в своей статье значение кинодебюта великого артиста, назвав день выхода на экран фильма «Царь Иван Васильевич Грозный» венчанием на киноцарство Шаляпина! Но в адрес фильма были и резко отрицательные отзывы (в том числе и Горького).

Хотя сам Шаляпин был разочарован своим кинодебютом, но в интервью газете «Театр» он сказал: «Мое выступление в кинематографе не случайное; я смотрю на будущее кинематографа уповающе и считаю, что в области кинематографии есть такие возможности, которых, пожалуй, не достигнуть и театру… Я рад и счастлив от сознания, что лента „Псковитянки“ может попасть в самые отдаленные уголки глухой провинции, что я, таким образом, буду иметь возможность, быть может, „выступить“ в деревнях и селах…» Так великий артист пророчески оценил свое участие в кинематографе.

Фильм «Псковитянка» был приобретен Народным комиссариатом просвещения для публичного показа во всех городах и деревнях Советской России.

В дальнейшем Федор Иванович с большой осторожностью относился к многочисленным предложениям сняться в художественных фильмах, памятуя о неудачном, по его мнению, киноопыте. Вероятно, по этой причине он отказался сниматься в кинофильме «Степан Разин». Из художественных кинолент с его участием мы знаем фильм «Дон-Кихот», но это разговор для другой публикации. <…>