Текст книги "«Милая моя, родная Россия!»: Федор Шаляпин и русская провинция"

Автор книги: Иван Бунин

Соавторы: Леонид Андреев,Константин Коровин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Генрих Окуневич
Царь Борис с дачи Ключевского

Золотое кольцо.

1977. 11 декабря

Известно, что за свою творческую жизнь Федор Иванович Шаляпин спел на разных сценах более пятидесяти оперных партий. Многие из них стали шедеврами мировой классики, являясь эталонами для последующих поколений исполнителей. Одно из немеркнущих шаляпинских творений – Борис Годунов в опере Мусоргского. Менее известны обстоятельства работы великого певца над образом Годунова. Между тем образ царя Бориса рождался в наших, ярославских краях.

«Летом 1898 года я был приглашен на дачу Т. С. Любатович в Ярославскую губернию, – вспоминает Шаляпин в книге „Страницы из моей жизни“. – Там, вместе с С. В. Рахманиновым, нашим дирижером, я занялся изучением „Бориса Годунова“. <…> „Борис Годунов“ до того понравился мне, что, не ограничиваясь изучением своей роли, я пел всю оперу, все партии: мужские и женские, с начала и до конца…»

Слух, что Шаляпин начал работу над «Борисом Годуновым», в музыкальной среде распространился быстро.

«Сама вещь хороша. А Шаляпин может спеть, и ярко, Бориса – и превосходно Варлаама», – писал Савве Мамонтову музыкальный деятель и педагог С. Кругликов. Об этом же сообщал фактическому хозяину Частной оперы и ее официальный антрепренер: «Один раз только разобрали, а впечатление громадное. Не вздумаете ли поставить, пока у нас служит Шаляпин?»

Мамонтов соглашается, и труппа Частной оперы включается в работу над оперой Мусоргского.

Детище Мамонтова, крупнейшего русского промышленника и мецената, славилось новаторским духом, стремлением к продвижению на сцену отечественных талантов. Не случайно поэтому на даче солистки мамонтовской оперы Татьяны Любатович два выдающихся музыканта раскрывают драгоценный ларец – клавир «Бориса Годунова», стряхивая с этой малоизвестной (!) тогда оперы тлен несправедливого забвения.

Мусоргский так и не смог увидеть на сцене свои гениальные оперные создания в их полном блеске и силе исполнения. Шаляпину было всего восемь лет, когда Модест Петрович скончался в марте 1881 года от белой горячки в возрасте 42 лет. Ранее, почти четверть века, попытки постановок в разных театрах оперы «Борис Годунов» постоянно отвергались Оперным комитетом. И это несмотря на поддержку русских прогрессивных деятелей культуры и музыкантов: В. Стасова, В. Никольского (подсказавшего идею «Бориса»), друзей из «Могучей кучки». Особенно активно помогал в становлении и продвижении оперы на сцену императорских театров великий русский композитор Н. А. Римский-Корсаков. Он делал новые обработки клавира, оркестровки, редакции и даже сам продирижировал оперой в Большом зале Петербургской консерватории, но тщетно. Трагедия о преступном царе – на сцене Императорского театра?! Нонсенс! Это было одним из решающих обстоятельств. А известный композитор и музыковед А. Н. Серов авторитетно заявил, что «Борис Годунов» создан Пушкиным совсем не для оперы, а поэтому оперой никогда быть не сможет. Серова поддерживал трагик Мамонт Дальский. Казалось, что заколдованный круг никто не сможет ни разомкнуть, ни прорвать.

«Чем дальше вникал я в оперу Мусоргского, – открывал Шаляпин, – тем яснее становилось для меня, что в опере можно играть и Шекспира». И здесь Шаляпин вплотную подходил к пушкинским мыслям о «шекспиризме», «шекспиризации» сценического произведения – драматического ли, оперного ли. Истинность страстей, правдоподобие чувствований… Вот почему, изучая Годунова с музыкальной стороны, Шаляпин захотел познакомиться с ним, с его временем и как историк. Он перечел Пушкина, обратился к Карамзину и его «Истории государства Российского». Недостаточно. Нужен был опыт живого общения с ученым, мастером, поэтом русской истории. И случай – Бог-законодатель. Оказалось, что на даче, «в пределах Ярославской губернии», жил выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский.

Ключевский был специалистом в области русской Смуты и отлично был вооружен материалами по «угличскому злодеянию» (убийству царевича Димитрия).

Шаляпин и Ключевский познакомились.

Рассказывал Ключевский много и подробно, гораздо подробнее, чем в его «Курсе русской истории», говорил так ярко, так убедительно, что персонажи истории вставали перед Шаляпиным, как живые. Фигура царя Бориса рисовалась могучей, интересной.

«Слушал я, – писал Шаляпин, – и душевно жалел царя, который обладал огромной силою воли и умом, желал сделать русской земле добро – и создал крепостное право. Ключевский очень подчеркнул одиночество Годунова…»

Самодержец на российском троне со страдающей совестью! На первое место в трактовке Шаляпина выступала психологическая драма талантливой личности, царя, у которого «душа скорбит». Драма, перерастающая в сознании героя в подлинную трагедию. «И рад бежать, да некуда. Ужасно! Да, жалок тот, в ком совесть нечиста…»

Трагедия Смуты – это и трагедия народа, жаждущего утопической власти «с чистой совестью» на фоне извечной склоки царедворцев и постоянно бунтующей черни.

После огромной подготовительной работы в труппе начались репетиции оперы. «Я сразу же увидел, что мои товарищи понимают роли неправильно и что существующая оперная школа не отвечает запросам творений такого типа, какова опера Мусоргского». Многие партнеры Шаляпина не сразу поняли и приняли новый исполнительский стиль. Виной тому была старая вокальная школа – это была школа пения, и только. Она мешала выражению музыкальной драматургии Мусоргского.

Премьера оперы завершилась настоящим триумфом! Успех Шаляпина называли потрясающим, оглушительным, огромным!

В Париже, во время Дягилевских русских сезонов, рецензент сообщал: «После сцены с Шуйским весь оркестр в 120 человек поднялся и оглушительно зарукоплескал Шаляпину. Великий артист был тронут…»

И еще одно впечатление – критика Ю. Энгеля на страницах «Русских ведомостей»:

«В музыкальном отношении партия эта, несмотря на множество поразительных подробностей, не лучшая в опере, но что сделал из нее талантливый артист! Начиная с грима и кончая позой, каждой музыкальной интонацией – это было нечто поразительно живое, выпуклое, яркое. Перед нами был царь величавый, чадолюбивый, пекущийся о народе и все-таки роковым образом идущий по наклонной плоскости к гибели благодаря совершенному преступлению, – словом, тот Борис Годунов, который создан Пушкиным и музыкально воссоздан Мусоргским. Неотразимо сильное впечатление производит в исполнении г. Шаляпина сцена галлюцинаций Бориса, потрясенная публика без конца вызывала после нее артиста».

В союзе Пушкин―Мусоргский был необходим третий, равный по силе гений – Федор Шаляпин. С Шаляпиным «Борис Годунов» обрел свою звездную славу.

Игорь Лебедев
Сгорел тот особняк в Отрадном

Северный край.

1997. 15 марта

Той весной Шаляпин находился на гастролях в Монте-Карло, где в оперных спектаклях «Мефистофель» и «Фауст» пел главные партии. Артиста всё более признавали в европейских музыкальных столицах, и снова его успех был великолепным. Однако это не очень радовало певца – мысли Шаляпина оставались в России, которая переживала не лучшие свои времена.

Думая о позорных поражениях царской армии в Маньчжурии, январских событиях в Петербурге, он писал В. Теляковскому: «Душа моя наполнена скорбью за дорогую родину, которая сейчас находится поистине в трагическом положении. На театре войны нас, кажется, совсем разбили – всюду неурядицы и резня – ужасно…» И вновь о том же через месяц: «Хорошо за границей, великолепно в Париже, а все-таки меня, серяка, тянет в мою несчастную Россию – здесь очень над нами смеются, и это так обидно, что иногда чешутся кулаки». И добавляет отдельной строкой: «…жду не дождусь, когда сяду на пароход, чтобы ехать в Отрадное».

Куда же стремилась мятущаяся душа молодого Шаляпина, где находилась эта местность с таким простым и уютным названием – Отрадное?

После некоторых литературных и архивных разысканий удалось установить, что сельцо это на карте Романово-Борисоглебского уезда 1918 года называлось Рыково-Отрадное и тесно примыкало к Шашкову, что стоит на левом берегу Волги, прямо напротив Песочного. Принадлежало Отрадное потомственному ярославскому дворянину, боевому инженеру, генерал-лейтенанту А. З. Теляковскому, человеку европейской известности. Участник нескольких военных кампаний, военный ученый, он за свой научный труд по фортификации был удостоен Высочайшего благоволения Российского императора и орденов, жалованных ему королями, шведским и прусским. По смерти генерала в 1891 году имение его перешло к сыну, также ярославскому дворянину, Владимиру Аркадьевичу Теляковскому, человеку, который сыграл весьма заметную роль в судьбе Шаляпина.

Именно он, будучи в начале века директором императорских театров, пригласил его на службу в Большой. Заведовать же художественной частью театра он предложил К. А. Коровину.

Владимир Теляковский был разносторонне образованным человеком, обладал высоким художественным вкусом и незаурядными организаторскими способностями. В юности он закончил Петербургскую музыкальную школу, затем Пажеский корпус и по военной линии дослужился до чина полковника, имея за плечами Военную академию генерального штаба. В музее А. А. Бахрушина хранятся пятьдесят его дневниковых тетрадей с описанием событий, относящихся к двадцати годам его управления Большим и Мариинским театрами. Служебные отношения Шаляпина, Коровина и Теляковского отнюдь не мешали их тесной личной дружбе, которая не омрачалась на протяжении всей их совместной театральной жизни.

Вспоминая о былом, Теляковский писал, что нередко артист и художник приезжали к нему в гости, и их встречи в Отрадном были интересными и содержательными. Они все тогда, как люди искусства, особенно интересовались литературной жизнью России и многими вечерами, иногда до восхода солнца, читали вслух и обсуждали считавшиеся модными произведения Андреева и Горького. Читал обычно Шаляпин – впечатление было очень сильным.

В 1905 году, вернувшись из Монте-Карло, Шаляпин написал Теляковскому: «Сейчас из Ратухино втроем, я, Костя [Коровин] и Серов, едем в Переславль-Залесский – собираемся… приехать в первых числах июня к Вам…Грустим о событиях…<…> Имение наше замечательное – хозяйствую вовсю, крашу крыши, копаю земляные лестницы на сходе к реке (существовали до середины 80-х годов. – И.Л.) и вообще по хозяйству дошел до того, что самолично хочу выводить гусей и кур».

Наверное, это общерусская черта – во дни сомнений и тревог искать успокоение души в сельских трудах…

Запись в книге музея «Ботик» гласит: «Вечная память величайшему монарху-работнику Петру Первому. Ф. Шаляпин, В. Серов, Конст. Коровин. Май. 28.1905 г.» (хранится в Переславль-Залесском историко-художественном музее).

Предположительно лишь в конце июня Шаляпин и Коровин приехали в Отрадное. Константин Алексеевич вспоминал: «Теляковский обрадовался Шаляпину. За обедом был священник соседнего села и две гувернантки – англичанка и француженка. Видно было, что Шаляпин им понравился. С англичанкой он заговорил на английском языке. Та рассмеялась. Шаляпин не знал по-английски и нес чепуху, подражая произношению англичан». Да уж, шутку Шаляпин любил.

Для Коровина поездка оказалась весьма плодотворной творчески, ведь именно в Отрадном он написал портрет читающего Ф. И. Шаляпина. Широким и смелым мазком, колоритно и точно на этюде переданы не только внешняя импозантность фигуры артиста, но и миг его какой-то отрешенной сосредоточенности, внутренней духовной работы. Картина хранится в Третьяковской галерее и подписана автором так: «Конст. Коровин, 1905. Июль 1, Отрадное».

По неподтвержденной документальной версии автора, тогда же был сделан и фотоснимок, где изображены два наших героя – В. Теляковский и Ф. Шаляпин. На это указывает и сходство деталей костюма Шаляпина и, пожалуй, общая тема его погруженности в чтение некоего манускрипта. Видимо, и перед фотокамерой он как бы продолжал слегка позировать, находясь в образе, предложенном художником.

Погостив в Отрадном, Федор Иванович и Константин Алексеевич отправились в Ярославль. «Возвращались опять на пароходе „Самолет“, – писал Коровин. – Стоял ясный летний день. Далеко расстилалась Волга, заворачивая залесные берега, по которым были разбросаны деревни, села и блестели купола церквей».

А уже шестого июля певец выехал в Лондон, куда был приглашен, по его собственным словам, «некоей дико богатой американкой», вызвавшейся оплатить частные концерты русской знаменитости. Отдых закончился, нужно было много трудиться.

В книге краеведа К. Конюшева «Тугаев» (1999) рассказывается о любопытном и малоизвестном эпизоде, связанном с посещением Шаляпиным и Теляковским этого древнего русского города, носившего тогда название – Романово-Борисоглебск.

Приехали они туда из Отрадного. «Когда пароход миновал Красный Бор, – читаем у Конюшева, – на изгибе Волги открылся изумительный вид на Романово-Борисоглебск. Очарованный красотой старинного города, Федор Иванович сошел на берег и провел в Романове несколько часов. Вместе с Теляковским он ходил по набережной, восхищался видом на город, на Волгу. Шаляпин пел в саду городского училища (теперь средняя школа № 2), а затем в ближайшем поле. Пел свои любимые русские песни…»

Предполагаем, что не только артистическая импульсивность заставила Шаляпина сойти на романовский берег. Ведь как оперный певец он обладал не только великолепными голосовыми данными, но и чрезвычайно развитой профессиональной любознательностью, богатым интеллектом. Вспомним хотя бы, с какой тщательностью готовился он к постановке «Бориса Годунова» в 1898 году, когда, перечитав Пушкина и Карамзина, отправился за советом к знаменитому русскому историку В. О. Ключевскому. Более того, спустя полтора десятилетия, в зените славы, Шаляпин пишет своей дочери Ирине: «Нынче летом, наверное, мне придется готовиться к постановке на сцене в Петербурге „Бориса Годунова“ и для этого придется съездить в кое-какие исторические в этом смысле города, например Углич, – так уж ничего не поделаешь, придется-таки поехать». В этом контексте патриархальный Романов представлял для Шаляпина не только познавательный, но и профессиональный, творческий интерес.

А в Угличе Федор Иванович тоже побывал, но это произошло лишь в сентябре 1915 года, когда там, на подлинной исторической сцене города, шли первые киносъемки фильма «Иван Васильевич Грозный», где Шаляпин играл заглавную роль.

Ныне Отрадного уже не существует. Будто бы от неосторожного обращения с огнем не так давно сгорел двухэтажный деревянный особняк, в котором жил В. А. Теляковский. Остался ряд домов, несколько старых лип да огороды в обрамлении ольховых зарослей. Со стороны волжской кручи подступают могучие сосны. Когда я был там, молодой человек в форме лесничего и подъехавший на оседланной лошади мальчик объяснили мне, что вот здесь, на согретом солнцем выступе берега, среди сосен, давным-давно пел Шаляпин.

Генрих Окуневич
Волшебное детство и дачное соседство
(Любочка Орлова и Федор Иванович Шаляпин)

Золотое кольцо.

2001. 8 февраля

Удивительно щедра земля Ярославская памятью на великие имена истории российской. И рождала, и корни питала, и к себе притягивала славных деятелей и патриотов России в сферах державных, духовных, космических. И в разных искусствах тоже – зодчие, писатели, поэты, художники, артисты, музыканты, всех и не перечислишь. И тянется эта светлая звонкая поступь от древней старины и до наших дней. Новые имена и подробности всё открываются. По количеству памятников и мемориальных мест Ярославия давно уже имеет статус мирового уровня.

Не так давно выяснилось, что всенародная любимица, звезда советского кинематографа Любовь Орлова нашу ярославскую сторонку с детства вместе со своими родителями обживала. Родилась Любовь Петровна 11 февраля 1902 года под Звенигородом, в Подмосковье, в усадьбе матери, в девичестве Сухотиной; от фамилии Сухотиных тянется родственная нить к роду Льва Николаевича Толстого. По этой причине у семилетней Любы, наверное, и появилась дома ценная реликвия – подарок от великого старца – повесть «Кавказский пленник» с автографом писателя: «Любочке. Л. Толстой».

А вот ее актерское крещение произошло впервые под Ярославлем, в Ратухине, на даче Шаляпиных, где рядышком – на своей даче – много лет отдыхала семья Орловых, там они и сдружились. Равно как и с семьей Собиновых – в Ярославле.

А началось это в 1910 году, когда отец Любы Петр Федорович Орлов, акцизный чиновник по линии путейного ведомства, поселился в Ярославле на Плац-парадной площади (ныне Челюскинцев), в доме городского головы Матвеевского. И главной миссией его было – контроль за государственными субсидиями, поступающими на строительство железнодорожного моста через Волгу. Миссия нелегкая: на крупных строительствах – большие авантюры, так всегда было.

В доме ярославского головы Петр Федорович снимал пять комнат, да еще и кухню с передней: было у него намерение переехать из первопрестольной всей семьей в Ярославль на срок, пока не закончится строительство моста. Но его намерение не осуществилось, и семья осталась жить в Москве на Спиридоновской у Патриарших прудов. А причины на то были: мать девочек, Любы и Нонны, Евгения Николаевна, воспитанница Смольного института благородных девиц, состояла на службе Екатерининского института в должности классной дамы и бросать престижную работу не хотела. К тому же дочери учились в гимназии и готовились к поступлению в консерваторию. Дома у Орловых царил культ музыки. Родители часто играли на рояле в четыре руки, всей семьей пели романсы, арии и ансамбли из любимых опер. Поэтому семья лишь летом на каникулы могла приезжать к отцу в Ярославль и на отдых в Ратухино, где у них была дача, по соседству с шаляпинской.

Дачное соседство в Ратухине сблизило и сдружило семьи Орловых и Шаляпиных. При первом же знакомстве выяснилось, что старшие дочери Орловых и Шаляпиных, Нонна и Ирина, учатся в одной московской гимназии.

Великому певцу-артисту очень полюбилась звонкоголосая, подвижная, талантливая Любочка Орлова. И внешность у Любочки словно у сказочной куклы-голубоглазки из дорогого магазина: платьице с кружевными оборками, кудряшки и большой бант на голове, за что ее прозвали Куконя.

В домашних спектаклях «Сказка о мертвой царевне» и «Грибной переполох» Любочка впервые вышла на сцену в настоящей роли, в настоящем спектакле, которые затевались в шаляпинском доме Иолой Игнатьевной, женой Федора Ивановича, бывшей балериной Частной оперы Саввы Мамонтова. Задники расписывал Борис Кустодиев, декорации и детали реквизита готовили в мастерских оперы Зимина. Спектакли детского домашнего театра имели в Москве такой большой успех, что артистов наперебой приглашали в знатные дома. В зале на представлениях бывали С. Мамонтов, Ф. Шаляпин, К. Коровин, А. Южин и другие именитые зрители.

Следует отметить: из состава детского театра вышли на большую профессиональную сцену Ирина Шаляпина, Максим Штраух и, естественно, Любовь Орлова.

У Любы Орловой от знакомства с великим Шаляпиным остались два драгоценных дара: фотография с его шутливой надписью: «Дети, в школу собирайтесь! Петушок пропел давно. Ратухино. 1909 год» – да еще штриховой автопортрет с нежным, трогательным автографом: «Миленькому дружку моему с поцелуями дарю сие на память. Ф. Шаляпин».

Однажды в шаляпинском доме в Ратухине «миленький дружок» Любочка так разыгралась-расшалилась, что зацепила дорогую китайскую вазу, которая упала и разбилась. Расстроенная Любочка разрыдалась так сильно, что ее долго не могли успокоить. Тогда Шаляпин взял другую такую же вазу, стоявшую в углу напротив, и так трахнул ее о пол, что ваза разлетелась вдребезги. А потом сел рядом с виновницей и тоже «заплакал». Люба была настолько удивлена такой солидарностью хозяина дома, что, глянув на «друга по несчастью», сразу перестала плакать.

Позднее, через несколько лет, Федор Иванович в письме из Монте-Карло писал дочери Ирине: «Рад я, что ты повидалась с твоими подружками Орловыми, и приятно знать, что вам было весело».

Дом на площади Челюскинцев, 16, в Ярославле Любовь Петровна Орлова, уже знаменитая, заслуженная, орденоносная, посетила через много лет. Было это 26 октября 1939 года. Приехала она с группой московских артистов на концерт, который состоялся в театре имени Федора Волкова.

С ребяческим восторгом ходила она по комнатам своего волшебного детства и обнаруживала следы и приметы далеких ушедших лет. И всё умилялась: «Здесь стоял рояль, на котором отец аккомпанировал Собинову и Шаляпину. И мне тоже»; «Этому зайцу на картине подрисовала усы я!»; «А в этой комнате стояла кровать, на которой я спала»; «За эту дверную ручку я зацепилась ночью и повредила себе щеку»…

Надо сказать, что из всех домов ее детства только этот сохранился в целости до сих пор.

В феврале 2002 года мы отметим столетний юбилей Любови Орловой. И придем на бывшую Плац-парадную площадь, вспомним, что в комнатах этого дома семья Орловых встречалась с Собиновым и Шаляпиным, что на Ярославской земле впервые проявилось и было отмечено дарование будущей актрисы, о чем свидетельствуют симпатии и дружеское одобрение ее великим Шаляпиным…