Текст книги "История авиации 2005 01"

Автор книги: История авиации Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Специфика выполнения «козлов» на МиГ-23

Валерий ЗОЛОТАРЁВ

Известно, что Черниговское ВВАУЛ всегда отличалось тем, что его летно-педагогический состав смело экспериментировал и внедрял новейшие методики обучения профессии воздушного бойца. Без излишней помпезности и рекламы курсанты осваивали самую передовую авиационную технику. Именно ЧВВАУП первому было доверено обучение курсантов на реактивных самолетах: L-29 «Альбатрос», МиГ-15, МиГ-17, МиГ-21 и L-39 «Дельфин». Программа постоянно совершенствоваласъ и усложнялась.

Нашему набору (1975 г.) уже на первом курсе посчастливилось выполнять на L-39 сложный пилотаж, полеты ночью, отрабатывать элементы фотострельбы и фотобомбометания, ввод и вывод из нормального штопора, отработку посадки с задросселированным двигателем (для имитации полностью остановленного двигателя приходилось выпускать тормозные щитки).

Запомнились и полеты на потолок: с инструктором Григорием Васильевичем Лопатко мы набрали 11.570 м, а в самостоятельном полете я забрался аж на 12.150 м. Некоторые курсанты даже умудрялись выйти на 13.000 м, за что их нещадно «пороли», т. к. на 12.000 м начиналось ограничение по катапультному креслу ВС-1 БРИ.

На последующих курсах мы уже практиковались в перебазировании на другие аэродромы, вели «воздушные бои» и т. д. Военные летчики согласятся, что это хороший уровень подготовки, почти фантастический для сегодняшних выпускников. Стоит отметить и эксперимент по экспресс-подготовке летчиков-истребителей на случай войны, когда со 2-го курса осваивали МиГ-21. Причем, качество выполнения полетных заданий было хорошим.

Так что не случайно Черниговскому училищу поручили разработку и освоение программы летной подготовки курсантов 3-го и 4-го курсов на «перспективном фронтовом самолете-истребителе с крылом изменяемой стреловидности», а проще – на МиГ-23С. Именно с этой модификации автор начал летать на МиГ-23 – самолете, прославившемся в ратном труде, но незаслуженно и огульно преданном критике со стороны тех, кто не эксплуатировал его вообще или очень мало эксплуатировал только ранние модификации, и не знает, насколько надежна и неприхотлива эта машина в экстремальных и боевых условиях. Эдакие боксеры-заочники: «Летать – не летал, но рассказать могу!».

Но все по порядку…

В 1976 г. летчики управления училища и учебного авиаполка начали практическое переучивание на МиГ-23С, которые поступили из боевого ИАП, базировавшегося в г. Щучин. На следующий год к освоению этого самолета приступили 9 человек из экспериментальной группы 3-го курса, в т. ч. Валерий Ластовский, Владимир Алешин и Валерий Рудой. Они стали первыми в мире курсантами, вылетевшими самостоятельно на истребителе с изменяемой геометрией крыла. Инструктором этих ребят был летчик 1-го класса майор В.Веревкин. Курсанты выполнили около десяти самостоятельных полетов и подтвердили правильность выбранной методики обучения.

Следует отметить, что поначалу в строевых частях на «двадцать третий» переучивали летчиков, имеющих только 1-й и 2-й классы. Сам МиГ-23С имел много особенностей в управлении на взлете и особенно на посадке. После выпуска шасси и закрылков он становился очень строгим в пилотировании. Управлять им приходилось очень точно и плавно, почти ежесекундно триммируя самолет в трех плоскостях, не допуская при этом ухода «шарика» указателя скольжения более чем на четверть диаметра.

Поначалу было даже страшновато. Особенно неуютно становилось при выполнении, казалось бы, простейших элементов: выпуска шасси, закрылков, разворота со снижением при вертикальной скорости 2–3 м/с и крене не более 30"! А на выравнивании и перед касанием возникало чувство, словно балансируешь на острие иглы. Инструкторы шутили: «Будто дергаешь тигра за хвост – и страшно, и смешно!».

В начале 1978 г парк самолетов ЧВВАУЛ пополнился переданными из Староконстантинова МиГ-23 «изделие 71 г.». Для летчиков с малым опытом эта модификация оставалась сложной машиной, к тому же поступившие самолеты были весьма «заезжены» в боевом полку. Тем не менее, эксперимент в Черниговском училище продолжался, и в том же году, 3 мая, приступили к вывозным полетам 30 курсантов 3-го курса. Среди них был и я.

К тому времени каждый из нас налетал на УТС около 90 часов. Тут надо отметить один нюанс: большинство летали на L-39, но некоторые на L-29, причем приборное оборудование «Дельфина» было близко к МиГ-23, но профиль посадки соответствовал МиГ-21, а у «Альбатроса» – все наоборот! Поэтому, чтобы дать курсантам, летавшим на L-39, представление о профиле посадки «двадцать третьего», была проведена специальная программа, в ходе которой они выполняли заход и посадку с закрылками, выпущенными во взлетное положение (25 град), а затем с убранными вообще. Только после этого начались вывозные полеты на МиГ-23УБ.

Интересный факт: летчики-инструкторы, недавно переучившиеся с МиГ-21, по привычке держали на МиГ-23 несколько повышенную посадочную скорость на всей глиссаде вплоть до касания ВПП и, естественно, этому же профилю обучали курсантов. Вероятно, боясь посадки до полосы, над ближним приводом была установлена контрольная скорость 310–320 км/ч вместо положенных 290–300 км/ч. А ранние версии МиГ-23, до «М» включительно, не любили большие скорости на предпосадочном планировании и на посадке. Это было в некоторой степени опасно и приводило, как минимум, к посадке с перелетом.

Для начинающих летчиков положение усугублялось хронической болезнью этих модификаций «двадцать третьего», имя которой

– «козел». Пилоты 1–2 классов, как правило, уверенно «лечили» эту хворь хорошей техникой пилотирования, а у молодых самолет то и дело взбрыкивал.

Потихоньку стали «скакать» и машины, пилотируемые курсантами ЧВВАУЛ. Но что такое настоящий «КОЗЕЛ» в исполнении МиГ-23, в училище узнали 27 июля 1978 г. Была пятница, на учебном аэродроме Певцы шли обычные полеты. Во второй половине дня место в кабине самолета с бортовым номером «75» занял сержант Золотарев, тобишь ваш покорный слуга.

Эго был мой 11-й по счёту самостоятельный вылет на МиГ-23. Практически сразу стало понятно, что на самолете плохо работает САУ, но должного впечатления этот факт на меня не произвел – ведь в тот день три курсанта на этом борту уже отлетали. И потом, на наших МиГах постоянно что-то отказывало, а РЛС на них вообще не работали, более того, многие блоки станций были демонтированы и заменены еще в боевом полку весовыми компенсаторами, если так можно назвать всевозможный металлолом, который техники загружали в отсеки радаров. На этой машине они использовали старые токарные резцы, причем, не очень усердствовали с подбором нужной массы, и в итоге балласт получился на 20 кг легче требуемого. Но это выяснилось потом, а пока, после успешного выполнения задания в пилотажной зоне, я стал выполнять посадку.

Перед самым касанием ВПП, при положении РУДа на ЗМГ, ручка управления резко пошла назад. Я воспринял это как отказ САУ, отключил автоматику и, парируя кабрирование, резко дал ручку вперед. После этого МиГ-23 начал «козлить» и управлялся почти как танк. Скачок – нос самолета вверх – ручка от себя до упора. Нос вниз – ручка на себя, снова до упора… Тангаж колебался в пределах от ±5 до -15‘. Крен парировался, в основном, энергичной работой педалей, т. е. рулем поворота. Интерцепторы были неэффективны. Во время очередного прыжка, когда самолет поднялся метров на 5, по команде руководителя полётов я выпустил тормозной парашют.

Минимальная скорость, какую отметил, составляла 230 км/ч. Самолет вяло, но управлялся. Энергично работая педалями, выбрав ручку на себя до упора, попытался без кренов и скольжения досадить машину. Казалось, «МиГ» сейчас ударится о бетон, и от него в лучшем случае отвалятся все стойки шасси. Но за мгновение до касания полосы я сунул РУД вперед до «максимала». И, дай Бог здоровья конструкторам Р-27Ф2-300 – двигатель, внушительно рявкнув всей своей мощью, в значительной мере погасил громадную вертикальную скорость! Самолет не очень сильно приложился сложенным подфюзеляжным гребнем к бетонке.

Наблюдавшие со стороны говорили потом, что это напоминало касание громадного точильного круга, высекшего сноп искр. Затем машина плюхнулась на все три колеса (с незначительным опережением на основные) и с небольшим скольжением сошла на грунт. Как говорится: «Самолет цел, летчик жив – посадка удалась!»

Расследование установило, что произошел прогрессирующий «козел», чему способствовали: повышенная посадочная скорость, попутный ветер до 7 м/с, высокая температура наружного воздуха, отказ САУ, преступная халатность инженерно-технического состава и, конечно же, недоученность летчика. Когда на совете училища один из членов комиссии по расследованию ОНЛП летчик-испытатель (он курировал программу обучения курсантов на МиГ-23) спросил меня, «как сообразил, что на малой скорости самолет хорошо управляется по крену педалями, и тем более догадался вывести обороты на «максимал»? Почему в конце концов не катапультировался?», я честно ответил, что сработали приобретенные до училища навыки. Летая в ДОСААФ на Як-18, приходилось выполнять т. н. «штопорный переворот», и машина при этом, в основном, управлялась педалями, а если требовалось погасить на выравнивании большую вертикальную скорость – самолет следовало «поддуть», добавив газу. Что касается третьего вопроса, то мой ответ был трагически прост, как, впрочем, и честен: «Забыл…».

Воистину, более чем справедлива расхожая среди летчиков-инструкторов шутка: «Курсанта, знающего, что он не умеет летать и летит самостоятельно, надо представлять к званию Героя Советского Союза. Инструктор, ведающий о способностях своего ученика и выпускающий его самостоятельно, достоин быть Дважды Героем…».

Через неделю, когда после серии контрольных полетов на «спарке» «козлист» № 1 уже успешно летал самостоятельно, при фатально схожих обстоятельствах (тоже пятница, «попутняк» 5–7 м/с, жара, повышенная посадочная скорость…) в училище произошло второе аналогичное происшествие. Правда на этот раз его спровоцировал серьезный отказ техники – в конечной фазе выравнивания на самолёте самопроизвольно убрались закрылки! «Козел» получился полускоростной и мог закончиться трагически: истребитель скакал куда как повыше, да и вертикальная скорость оказалась поболее, нежели у меня неделей ранее…

На третьем прыжке, когда «МиГ» с выпущенным тормозным парашютом скользнул на крыло, курсант Н.Николенко принял первое «единственно грамотное» в той обстановке решение – катапультироваться!.. Бросив ручку управления, он «мужественно» закрыл глаза и потянул держки кресла. Раздался выстрел пиропатронов, сбросивших фонарь, и курсант инстинктивно прекратил тянуть держки (не потому ли иногда в катастрофических ситуациях летчикам не хватает 1–2 секунд).

Затем он открыл глаза и, в изменившейся в течение буквально нескольких секунд обстановке, принял второе «единственно грамотное» решение – не катапультироваться!!..

За это время самолет снесло на грунт и притерло. Продвинувшись еще метров 50, он остановился уже, правда, без передней стойки, с подломленными основными, весь истекающий гидрашкой, будто в агонии, жадно глотающий воздухозаборниками работающего на малом газу двигателя траву, кустики полыни и всю прочую растительность…

Николенко, видя необязательность своего присутствия в кабине «МиГаря», бодро отстегнул привязную систему и по всем правилам аварийного покидания самолета на земле перемахнул через лобовое стекло. Бросившись бежать от машины, он некоторое расстояние преодолел на корточках, а потом понесся со скоростью, напоминавшей перемещения героев немого кино. Дальше – больше!

Подбежавшие к лежащему самолету курсанты, техники, инструкторы (причем, техники и курсанты с огнетушителями), увидев взведенное кресло, работающий двигатель, подозрительные дымки за соплом и в районе 4-го бака, с такой же скоростью устремились прочь, справедливо опасаясь взрыва. Так бы оно, наверное, и случилось бы, не подоспей инженер полка подполковник Королев – человек, познавший цену жизни не где-нибудь, а под американскими бомбежками во Вьетнаме(!), который успел выключил двигатель.

Комиссия по расследованию сначала не поверила, что закрылки могли убраться самопроизвольно. Курсанта принялись терзать объяснительными, но пока он страдал, самолет все же поставили на «козелки» и стали гонять. Отказ проявился только на втоюй сотне «выпусков-уборки» закрылков. Они полностью убрались на 37 секунде после нажатия кнопки в режим «посадка»!

Следует отметить, что в целом конструкция МиГ-23 достойно перенесла оба происшествия. В первом случае на самолете был поврежден подкос правой стойки шасси и оторвана поворотная часть подфюзеляжного гребня. Машину восстановили, но дальше эксплуатировать не стали. На ней сделали один полет по кругу, а затем поставили на площадку музея авиационной техники Черниговского ВВАУЛ. Самолет получил другой (и при этом весьма симптоматичный) бортовой номер – «01», с которым он красуется и по сей день. Во втором случае МиГ-23 тоже отремонтировали, но поднять его в воздух не рискнули: самолет был «облетан» методом «обруливания». Такая настойчивость вернуть после аварии самолет в строй объясняется просто. Если его удавалось восстановить в самой части и хотя бы «облегать методом обруливания», то инцидент считался не летным происшествием, а всего лишь опасной предпосылкой к нему, что существенно смягчало неблагоприятные последствия для командиров.

Однако наши курсанты не ограничились двумя попытками испытания «МиГов» на прочность. В это трудно поверить, но в очередную пятницу. Далее, как вы уже, наверно, догадываетесь: …при попутном ветре 5–7 м/с,, повышенной температуре наружного воздуха и… скорости планирования на 30 км/ч больше…

В общем, автором третьего печально знаменитого «козла» стал курсант 3-го курса Васильчишин Женя, которому просто чудом удалось пережить это приземление. После касания ВПП с малым посадочным углом летчик «ткнул» передним колесом, желая прижать самолет к полосе. В этот момент дожались закрылки (выпуск закрылков на МиГ-23С осуществлялся автоматикой, увеличивавшей угол их отклонения при уменьшении скорости полета) и машина, как мячик, отскочила от бетонки…

Последовали спешные команды руководителя полётами: «Парашют!.. Задержи!!.. Обороты!!!..». С выпущенным тормозным парашютом, на оборотах около 80 % «номинала», самолет подпрыгнул вровень КДП, а это, между прочим, примерно высота 5-этажной «хрущёвки»® и на мгновение будто завис на больших углах атаки, жутко покачиваясь с крыла на крыло. В этой отчаянной ситуации, когда всем казалось, что на этот раз катастрофы с человеческими жертвами уже точно не избежать, руководитель полётов дал единственно верную команду: «Форсаж!». Самолет свалился вправо практически синхронно с включением полного форсажа. Но, вышедший на всю мощь двигатель смягчил удар о грунт, который пришелся на правую плоскость и стойки шасси.

Но все же встреча с землей была слишком жесткой: фюзеляж деформировался, двигатель начал разрушаться, возник пожар. Самолет прополз еще полсотни метров и остановился. От сильнейшего вертикального удара летчик получил компрессионный перелом позвоночника. Однако беда одна не ходит. Когда Женя сбросил аварийно заклинивший фонарь, тот подлетел вверх и затем упал на кабину уже застывшего на месте «МиГа», задев при этом ЗШ курсанта. Выбраться из горящего самолета Ёасильчишин был не в состоянии, и от верной гибели его спас командир полка полковник Барановский. Человек громадной физической силы, мужественный и добрый, всегда по-отцовски относившийся к курсантам, он вытащил из огня своего подопечного.

После госпиталя Евгения комиссовали. В дальнейшем он окончил педагогический институт и работал учителем, а затем директором школы во Львове.

Эти случаи с курсантами Черниговского училища ^едительно доказали, что рекомендуемый Инструкцией летчику выпуск тормозного парашюта как способ борьбы с прогрессирующим «козлением» является совсем негодным средством. Однако противоядие от этой беды МиГ-23 было найдено. Как все великое, оно оказалось простым: в случае начала «козления», летчику следовало вывести обороты двигателя на «максимал» или включить форсаж. Мощный двигатель, имевший удивительнейшую приемистость (от «ЗМГ» до «МАКС» он раскручивался за 5–6 с, а от «ПМГ» – еще быстрее), просто играючи прекращал прыжки и позволял увести самолет на второй круг.

Включать «ПФ» можно было смело, не бояться «провала» тяги, что было характерно для МиГ-21 и в меньшей степени для МиГ-29. На всех модификациях МиГ-23 створки форсажной камеры открывались только после полного розжига форсажа и увеличения тяги до максимально возможной.

Поздние модификации МиГ-23МЛ/МЛД загнать в «козел» было уже трудно, а если самолет по вине летчика и попадал в этот опасный режим, то он легко, без сложных последствий, выходил из него. В качестве иллюстрации можно привести уникальный случай, произошедший на аэродроме Озерное в середине 80-х гг. При посадке МиГ-23МЛ коснулся ВПП на значительно повышенной скорости, после чего последовала еще целая серия грубых ошибок летчика. В результате истребитель вошел в прогрессирующий, нескоростной «козел» с очень большой амплитудой прыжков, которые (согласно данным объективного контроля) длились 7 с!! Самолет опускался на полосу с настолько большими углами тангажа, что от касания о бетон был изогнут ПВД. Но когда машина самостоятельно остановилась и ее осмотрели, выяснилось, что только этим повреждения его конструкции и ограничились!..

МиГ-23УБ заходит на посадку. Шасси выпущены, а предкрылки и закрылки отклонены.

Передняя (вверху) и задняя (внизу) кабины МиГ-2ЗУБ.

Об авторе

Окончил Черниговское Высшее Военно– Авиационное Училище Лётчиков в 1979 г Освоил самолеты Як-18, Ан-2, PZL-104 «Вильга», L-39 «Альбатрос», МиГ-23 разных модификаций, МиГ-29 и несколько типов планеров. Имеет общий налет 2227 часов и более 800 прыжков с парашютом. Военный летчик 1-го класса. С августа 1987 г. по сентябрь 1988 г. принимал участие в боевых действиях в Афганистане. Награжден двумя орденами Красной Звезды и пятью медалями. Являлся кандидатом в отряд космонавтов Украины. В настоящее время находится в запасе.

САМОЛЁТЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ

«Двуликий Янус» Олега Антонова

Игорь ПРИХОДЧЕНКО Автор выражает признательность за помощь в подготовке данной публикации В.Марковскому, С.Морозу и И.Рекову.

Продолжение, начало в ИА №№ 28–31.

Летающие лаборатории

Ан-12 оказался прекрасной платформой для создания летающих лабораторий (ЛЛ) различного назначения. Несколько десятков самолетов этого типа было использовано самолетостроительными и моторными ОКБ, конструкторскими бюро по вооружению, оборудованию и системам летательных аппаратов, ЦАГИ, ЛИИ и другими институтами Авиапрома, космической промышленности и многими другими ведомствами и организациями. Их огромное разнообразие не позволяет рассказать о всех из них. Остановимся лишь на самых интересных.

В 1961 г. на Ан-12 отрабатывалась система самолетовождения «Полет-1» и сброса грузов «Купол» для перспективных военно-транспортных самолетов Ан-22 и Ил-76. В 1972 г. два Ан-12 были переоборудованы в интересах НИИЭРАТ для обеспечения контроля за эксплуатацией авиатехники на аэродромах ВВС и ПВО. Один Ан-12Б («изделие 93Т»), служил для метрологического контроля используемого оборудования, а второй, Ан-12Б ЛИАТ («лаборатория исследования авиационной техники») нес аппаратуру, которая служила для проведения оперативной экспертизы обломков разбившихся машин, дешифровки записей бортовых самописцев и проведения дефектации различных самолетов и вертолетов. Кроме лабораторного отсека в фюзеляже в комплект оборудования самолета входила большая палатка-полог и дополнительное бытовое оборудование.

Несколько Ан-12 были переоборудованы в ЛЛ для испытаний перспективных силовых установок. На них прошли испытания и отработку ТВД АИ-24 для пассажирского Ан-24 (в 1959 г.), новые винты и ряд других двигателей. На Ан-12 прошли испытания и первые отечественные радиотехнические системы дальней навигации «Альфа» и «Кремний». В 1962 г. один самолет, получивший обозначение Ан-12БМ был доработан для исследования возможности дальней радиосвязи через спутники серии «Молния-1». В кабине сопровождающих разместили четырех операторов аппаратуры связи, а на фюзеляже установили внушительные антенны.

Важной работой, проводившейся конструкторским бюро Антонова на ЛЛ Ан-12, стало исследование противообледенительных систем (ПОС). На самолете, начавшем летать в 1981 году и получившем название «Танкер», были установлены два водорассеивающих устройства с решетками, дававшими широкий и равномерный поток капелек воды. Внутри грузовой кабины размещался бак с 8 тонами воды. Стационарный водораспыливающий коллектор монтировался над фюзеляжем и «орошал» пилон с экспериментальным отсеком, установленный за ним. Вторая система представляла собой смонтированную в фюзеляже лебедку, на барабан которой был намотан шланг, подававший воду на решетку-распылитель диаметром около трех метров. Она выпускалась в поток, а испытуемый самолет пристраивался за ней на расстоянии 20–30 метров.

Летающая лаборатория Ан-12БП «Циклон». Машины этого типа использовались для изучения атмосферы, метеообстановки, и управления погодой – разгона облаков и организации дождей.

В рамках программы исследований физико-химических свойств атмосферы был создан целый ряд летающих лабораторий под общим наименованием «Циклон». Помимо других типов самолетов, в программе были задействованы и два Ан-12, которые получили обозначение Ан-12БКЦ. На них было установлено оборудование, предназначенное для измерения температуры, давления и влажности забортного воздуха, скорости и направления воздушных потоков, определения размеров и состояния облачных масс. Вместо радиоприцела машину оснастили метео-РЛС «Гроза-26». Кроме того, на самолете установили радиолокатор вертикального зондирования БМР-1. Для воздействия на облака на самолете устанавливались контейнеры для сброса специального порошка и дозирующе-гранулирующая установка для твердой углекислоты. Кроме того, самолет на внешней подвеске нес генераторы мелкодисперсных частиц, автоматы отстрела метеопатронов ПВ-26 и ПВ-50, снаряженных йодистым серебром, и другое спецоборудование. Переоборудование первой машины было закончено в 1979 г., а уже через год она была использована для «разгона» облаков при проведении в Москве Олимпийских игр.

Начало контролю за погодой положило личное распоряжение И.В.Сталина, придававшего большое значение праздничным московским парадам и решившего вмешаться в дела «небесной канцелярии». Эксперименты показали реалистичность затеи, были отработаны конкретные методики и технологии мониторинга и управления метеообстановкой. Для выполнения задач на разных высотах и масштабах в метеолаборатории был переоборудован ряд самолетов Ил-18, Ту-16, Як-40, Ан-26 и Ан-12. Что касается важности задачи, то распоряжение о формировании специальной эскадрильи «Циклон» было отдано Генштабом ВС СССР от 27 декабря 1976 г. Размещенная на базе ГНИКИ ВВС часть предназначалась для выполнения работ в интересах Минобороны и Госкомитета Гидрометеорологии. При кажущейся будничности авиационной метеоработы полеты приходилось выполнять в крайне непростых условиях – при обстановке ниже привычного метеоминимума, на стыке атмосферных фронтов с дождями, грозами и обледенением. Одним из наиболее известных летчиков «Циклона» стал испытатель полковник Ю.Бежевец, имевший опыт пилотирования едва ли не всей боевой авиатехники. «Циклоны» выполняли программы метеоисследований в Якутии, над Охотским и Японским морем, в тропических и пустынных условиях в ряде стран, включая Ливию и Малайзию. Метеосамолеты летом 1986 г. привлекались к борьбе с распространением радиоактивных осадков после Чернобыля. Выполняя задачу: не допустить выпадения в 30-км радиусе вокруг Москвы несущих заражение дождей, «Циклоны» ежедневно поднимались в воздух. Годом позже метеолаборатории занимались прямо противоположной работой: с мая по июль 1987 г. были выполнены десятки вылетов для образования осадков над Ставропольем, подвергнувшемся засухе. Отечественные методики управления погодой, как и специальная авиатехника, остаются уникальными до сих пор и не имеют аналогов во всем мире. Со временем «Циклоны» были подчинены вновь созданному Агенству атмосферных технологий, не остающемуся без работы и сегодня. Например, для обеспечения хорошей погоды над Москвой в праздничный день 9 мая 2005 г. только на закупку реагентов были выделены 5 млн. рублей, а машины «Циклон» выполнили 40 самолето-вылетов.

Испытания систем спускаемых космических аппаратов со специально переоборудованного Ан-12

Летающая лаборатория Ан-12М на аэродроме ЛИИ им. Громова, предназначенная для испытаний катапультных кресел. Под консолями самолёта хорошо видны кинокамеры для фиксации результатов экспериментов.

На этом в 1974 г. Ан-12 проводились летные испытания головки самонаведения ПРГС-58 для противорадиолокационных ракег Х-58, успешно завершившиеся принятием этого средства поражения на вооружение ВВС.

Большое число летающих лабораторий на базе Ан-12 было создано для испытаний и доводки различной радиоаппаратуры, предназначенной в дальнейшем для установки на другие машины. Для отработки и испытаний РЛС бокового обзора (60) первого поколения в 1965 г. один Ан-12 был доработан в летающую лабораторию. Эта работа была проведена ЛИЙ совместно с ВВА им. Жуковского. Неподвижная антенна имела длину около двух метров и состояла из шестидесяти отдельных элементов. На той же ЛЛ позднее испытывалась и первая советская серийная РЛС БО РСА-2 «Сабля», которая вошла в комплект оборудования разведчика-бомбардировщика МиГ-25РБС.

Еще на одном Ан-12 в течение длительного времени испытывались многие другие образцы специального оборудования, которые впоследствии широко применялись на тактических и дальних разведчиках. Прежде всего, это были фотоаппараты и станции общей и детальной радиотехнической разведки. Эта летающая лаборатория была создана силами сформированного в 1963 г. в ЛИИ отдела средств воздушной разведки, ставшего головной организацией Министерства авиационной промышленности СССР по испытаниям такого оборудования.

Другим средством воздушной разведки, испытанным на Ан-12, стал тепловизор «Простор». Эта работа была проведена в ЛИИ в 1968–1971 гг. под руководством Г.Р.Аванесова. После полного цикла доводки, проведенном на ЛЛ Ан-12, этот прибор в контейнерном исполнении успешно выдержал Государственные испытания на МиГ-21Р и был рекомендован к принятию на вооружение. В 1969 г. была создана летающая лаборатория Ан-12Б «Кубрик», оснащенная комплексом аппаратуры для исследования инфракрасного излучения надводных, наземных и воздушных объектов с целью испытания объектов инфракрасной техники.

Широко использовался Ан-12 для отработки разнообразных систем вооружения, благо грузоотсек и полезная нагрузка позволяли разместить не только испытуемые образцы, но и посты управления для инженеров-эксперементаторов, а также контрольно-записывающую аппаратуру. В 1974 г. на Ан-12 проводились летные испытания новой головки самонаведения ПРГС-58 для противорадиолокационных ракет Х-58, успешно завершившиеся с рекомендацией о принятии на вооружение.

Несколько самолетов-лабораторий на базе Ан-12 использовались при создании оборудования для поиска атомных подводных лодок, характеристики скрытности которых к середине семидесятых годов значительно улучшились. На этих ЛЛ были предприняты попытки найти новые физические методы обнаружения подводных целей и определения текущих координат подвижных объектов, движущихся на большой глубине и скорости.

В рамках темы «Сахалин» (дозаправка в воздухе) заправочными агрегатами УПАЗ были оснащены несколько самолетов, в том числе и Ан-12. Работа была проведена в 1969 г. Самолет Ан-12БЗ-1 был оборудован штангой-топливоприемником, а Ан-12БЗ-2 – подвесным агрегатом УПАЗ. Совместно с Ан-12БЗ-2 испытывалось новое топливоприемное оборудование на многих типах боевых самолетов.

Важным направлением экспериментально-испытательных работ стали полеты по программам создания новых систем спасения экипажей летательных аппаратов. Первой крупной работой по этой теме стало создание системы приземления спускаемого аппарата и катапультируемого кресла космонавта космического корабля «Восток». В рамках этой программы для испытаний натурного спускаемого аппарата и кресла космонавта был переоборудован один из серийных Ан-12. Работа проводилась в ОКБ О.К.Антонова по техническому заданию ЛИИ, руководили испытаниями Я.Радин, В.Хлиманов и Г.Воротилин. В конце 1960 г. этот самолет совершил первый испытательный полет под управлением командира корабля В.Жукова.

Хвостовой модуль летающей лаборатории Ан-12 для испытаний опытных образцов ВСК.

Одна из нескольких летающих лабораторий на базе Ан-12 для отработки новых видов авиационной БРЭО, предназначенного для изучения физических полей подводных целей и поиска подводных лодок.

Специальная летающая лаборатория Ан-12 «Танкер», предназначенная для отработки противообледенительных систем летательных аппаратов. 11а фюзеляже сверху монтировался коллектор для распыления воды, орошавшей в полёте испытываемую плоскость.

Установка катапультного кресла на летающей лаборатории. Контрастная разметка, нанесённая на поверхности модуля, служит для кинофотосъёмки и последующего корректного хронометража, а также контроля динамики и трассологии.

Основные летно-технические данные вариантов Ан-12.

Модификация	Ан-12	Ан-12Б	АН-12БП	АН-12БК	Ан-12М	Ан-40 (рассчётные)
Год выпуска	1957	1963	1964	1967	1972	1964
Длина, м	33,11	33,11	33,11	33,11	33,11	37,3
Размах крыла, м	38,01	38,01	38,01	38,01	38,01	44,2
Высота самолета, м	10,53	10,53	10,53	10,53	10,53	12,15
Площадь крыла, м г	121,73	121,73	121,73	121,73	121,73
Масса пустого, кг	31260	34580	35340	35500
Нормальная взлетная масса, кг	51000	55100	55100	55100
Максимальная взлетная масса, кг	54000	61000	61000	61000	61000	95000
Максимальная полезная нагрузка, кг	16000	20000	20000	20000	20000	30000
Максимальная скорость, км/ч	686	620	620	690
Крейсерская скорость, км/ч	570	580	580	600	650	570
Дальность полета, км
– с макс. нагрузкой	500			300	350	2750
– с коммерческой нагрузкой (кг)	3200			6300		7500
	3000			1950		10000
Практический потолок, м	10500	10500	10500	10500	11000	9000
Длина разбега, м	950	1000	1100	1100	900	500
Длина пробега, м	1100	1100	1200	1200	800	450

Универсальная летающая лаборатория ЛИИ им. Громова Ан-12МЛЛ, предназначенная для для испытания катапультных кресел, в экспозиции на Мосаэрошоу.