Текст книги "Письма"
Автор книги: Исидор Пелусиот
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 43 страниц)
266. Диакону Иераку.
По нерадению и самолюбию мы и сами не ощущаем всего дурного, что делаем, и других вводим в заблуждение и, они не могут нам помочь, ибо сами находятся не в лучшем положении. Поэтому, признавая себя здоровыми, врачей не ищем и врачеваться не хотим; не знаем даже того, что мы больны. Это – признак крайней бесчувственности, лучше же сказать – омертвения.
267. Ему же.
Ты весьма точно знаешь, что лукавство в любом случае доводит до наказания; а также знаешь и то, что доброта, так как она весьма божественна и ведет нас прямо к Богу, доставляет превышающие ум награды. Посему лукавства избегай и старайся стать добрым, а Божия долготерпения не почитай непопечительностью, потому что Господь изведет овец на самый строгий суд.
268. Павлу.
Хорошо делать добро друзьям, лучше – всем нуждающимся; всего же лучше – даже врагам. Первое исполняют и мытари, и язычники; второе – повинующиеся Божественному закону; а третье – ведущие образ жизни, приличный небу. Посему, сколько Ангелы отличаются от людей, живущих по закону, настолько же последние отличаются от мытарей; ибо настолько превосходят мытарей, насколько уступают ангелам.
Первое – благотворить друзьям или благотворившим нам, или за наши благотворения воздававшим и вознаграждавшим благотворениями – это согласно с разумом. Другое – благотворить кому бы то ни было, людям, вовсе не воздававшим добром за добро – это человеколюбиво. А третье – благотворить расположенным к нам худо, а иногда даже и делавшим нам вред – это выше всякого слова. Многих и благодеяния не делают лучше, потому что зависть низводит их в свору, не скажу, зверей – ибо и эти вознаграждают делающих добро – но демонов, в эту свору, которая не хочет сделать ничего доброго и даже препятствует тому, кто доброе намеревается сделать.
269. Пресвитеру Афанасию.
Владыка Христос ублажил тех, которые ради Него терпят обличения в делах явных и тайных, если обличающие оказываются лжецами. Посему надлежит знать, что если ты желаешь войти на высшую степень блаженства, то должны быть оба условия: и чтобы пострадать ради Христа, и чтобы разглашаемое было ложно. Что–либо одно из двух, если не будет при этом другого, не настолько полезно; хотя и полезно, правда, но не в такой мере.
Если, страдая ради Христа, услышим о себе правду, то должны мы краснеть; потому что, заслуживая одобрение с одной стороны, обличаемся с другой. И если что–то терпим не ради Христа, но несправедливо, то получим награду за терпение, но не улучим высшего блаженства, какое улучили бы, если бы соединилось вместе то и другое.
270. Диакону Илии.
Если осквернение коснулось только преддверий, а не святилища, то, может быть, недуг и исцелим. Если же оно касается самой души, то пусть человек не обманывает себя. И если кто в обольщение людей скажет: никто же венчается, аще не законно подвизается (2 Тим.2:5), при этом лицезрение почитая законною борьбою, если он и воздержится от самого дела, то пусть знает, что сказал Подвигоположник и Судия таковых борений: иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф.5:28). Итак, борьба законна, если она происходит не по причине нерадения или предубеждения человека, но если устанавливается Неподкупным Судиею.
271. Схоластику Феодору.
Не знаешь ты, кажется, что достойно порицания и что – похвалы, и потому в путаницу привел свой образ мыслей. Смешав ненамеренное с произвольным, перемешал все и в самых вещах, сколько от тебя это зависело. То, что Евсевий, как сказал ты, – человек малый телом, гнусный видом, грубый языком – по суду истины не повод к порицанию его; ибо одно произошло от природы, а иное – от воспитания. Но то, что нрав у него полуварварский, язык невоздержный, раздражительность зверская, что он враг добродетели, споборник пороку, ибо людей добрых изгоняет, а негодным рукоплещет – действительно зависит от него и превышает всякую меру извинения. Посему узнав, что должно тебе порицать и что – хвалить, не пускайся на то или другое неосмотрительно.
272. Дионисию.
Кажется мне, крайне вдался ты в дела гражданские, надеясь непременно стать в них благоискусным. Советую тебе не кидаться в море забот. Ибо вполне знай, что изнеможешь в сих делах и не найдешь уже и тех помыслов, которые советовали тебе полезное. Напротив того, они рассеются и станут бездейственными; не отрезвишься умом, когда и пожелаешь, но будешь видеть пред собою погибель, в которой и найдешь конец, увлекаемый в нее как бы потоком; не станет у тебя и сил помочь себе. Поэтому, пока не зашел еще далеко, подумай, о чем должно.
273. Трибуну Серину.
Эта страшная, неудобоизлечимая болезнь любостяжательности измышляемыми врачевствами более укореняется. Она не пройдет иначе, разве только если одержимый ею отступится от мысли найти выгоду в том, в чем думает ее найти. Говорю: в чем думает, потому что в действительности найдет весьма великий ущерб. Если же кто не верит сему, то справедливо будет поверить Божественному Судии, изрекшему: кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит (Мф.16:26)? Если мало–помалу перестанет собирать и начнет раздавать другим, то возвратится в совершенное здравие.
274. Диакону Серину.
Общая ненависть к людям, кажется, всего более недоверчива к дружбе, и несогласные во многом друг с другом в том именно соглашаются, что признают друг друга врагами. Посему в подобных случаях должно остерегаться, особливо же вести себя любомудренно и не мстить за других. Если же это невозможно, должно остерегаться того, чтобы, содействуя одному против другого, когда будем считать, что от одного врага избавились, самим не достаться в добычу тому, кто от нашего содействия стал сильнее.
275. Макровию.
Раз или два победив раздражительность и похотливость, эти самые мучительные из всех страстей, не давай себе покоя и не думай, что победил ты совершенно и стал свободным от всякой борьбы. Но и после самой великой победы бодрствуй и заботься о том, чтобы не утратили славы прежние победные памятники. Ибо многие, не говорю – трижды, но тысячекратно одержав победу, в последствии стали добычею врагов; и когда после многих победных торжеств их отводили в плен, представляли собой жалкое зрелище. Представив сие, некто из апостольского лика взывал, говоря: блюдите себе, да не погубите, еже деласте, но да мзду совершенну восприимете (2 Ин.8).
И Ап. Павел, воздвигший тысячи победных памятников над свойственной человеческой природе похотью, говорил: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор.9:27). Ибо, как муж рассудительный, не без осмотрительности вступавший в подвиги, Ап. Павел знал и злоухищрения диавола, и восстание плоти. А именно, знал, что диавол поражениями еще более раздражается, он не вступает прямо в борьбу, в которой легко был бы препобежден. Но, надев личину дружбы, он многократно побеждавших запинает и, обольстив их мыслью, что никогда не будут побеждены, расслабив же трудом, истощив их силы, потом уже ввергает их в бездну непотребства. Да и плоть рвется и скачет, не легко уступает подвижникам, изнуряющим ее; но нередко, побежденная в юности, за сии поражения вознаграждает себя победами в старости и уничтожает славные памятники, воздвигнутые после побед над нею.
Посему, кто столь несмыслен или кто столь неосмотрителен, что, видя духоносного мужа и после тьмократных побед готовым к битве, сам, победив раз или два, успокоится и отложит в сторону вооружение и заботливость? Кто подумает о себе, что он неодолим, а не будет, напротив того, еще более запасаться всем нужным для победы, не придавая значения тому, что уже не нужно побеждать, но признавая важным то, чтобы до конца не быть побежденным? Ибо имеющим у себя сокровище добродетелей гораздо более прилично бодрствовать, нежели не приобретшим ничего хорошего. У одних есть что стеречь, а у других нет. И не столько печалит неимение чего–либо, сколько лишение того, что было в руках.
276. Нилу.
Совершенства речи – истина, краткость, ясность, благовременность; недостатки же ее – ложь, многословие, неясность и то, что она произносится не вовремя. Ибо что пользы, если она истинна, но некратка и утомляет слушателей; или кратка, но не ясна, или и ясна, но произносится не кстати? Если же речь имеет все совершенства, то она будет сильна, поразительна, одушевлена, покорит слушателей истиною, победит краткостью, уловит ясностью и увенчается благовременностью.
277. Диакону Илие.
Зеницы очей, подобно девам, заключенные в теремах, и, как завесами, покрытые веками, справедливо должны быть под наблюдением целомудренного помысла, чтобы они всегда краснели и стыдились, чего должно. Если же увидят когда чужую красоту, пусть еще больше покрываются стыдом, опускают завесы ниже, пусть потупятся вниз и смотрят в землю, нашу матерь, которая обучает не только знанию нашего естества, но и тому, что видимая красота произошла из нее и, увянув, в нее возвратится.
И если зеницы сделают это, то поистине сохранять приличное девам. Если же будут смотреть невоздержно и бесстыдно, то приводимые в неистовство чужими красотами, вместо дев окажутся псами.
278. Монаху Фоме.
Если Евсевий рукоположил их по неведению, то в своем неведении будет иметь некоторое оправдание. Если же, как говоришь ты, он, зная все во всей точности, ту паству, за которую Христос излил Честную Кровь Свою, предал тем, кто волки по хищности, псы по похотливости, лисицы по коварству, то согрешил неизвинительно. Говорю же не в том смысле, будто бы и они не будут подлежать ответственности и не понесут наказания, но в том, что Евсевий больше будет наказан, как посеявший семена грехов. Ибо кто произвел причину, тот стал виновником последствий.
279. Схоластику Иоанну.
Жадность, свойственную псам и зверям, должно угощать не дорогою трапезою, но довольствовать необходимым. Ибо слово: «довольство» ευωχία указывает на выражение «быть в хорошем состоянии» ευ εχειν когда необходимое для нас удобно и доступно. А те, кто простирается далее довольства необходимым, и потребность в пище оскорбляют пресыщением, и притупляют чувства, и, сами того не замечая, от излишества в наслаждении теряют наслаждение пищею.
280. Схоластику Феодосию.
Нарядною и правдоподобною, но несправедливою показалась мне причина, которую назвал ты. Посему, если поверишь Платону, который сказал: «Вот крайний предел порочности – признавать справедливым то, что несправедливо», то ищи не кажущееся справедливым, но действительно справедливое. За сие и Бог тебя восхвалит, и люди одобрят, и соперник твой сделается к тебе благорасположенным и забудет вражду.
281. Херимону.
Не давай повода, наилучший, видеть тебя еще сильнее страждущим от того недуга, в котором ты недавно был уличен и понес наказание, чтобы не осудили тебя как бесчувственного и не уцеломудрившегося наказанием.
282. Ему же.
Надлежит идти по стопам тех, которые хранят Божественные законы, а не тех, которые их преступают. Первое безопасно, а последнее скользко и не заслуживает подражания. Итак, по какой причине ты предполагаешь, что, поступая таким образом, не будешь наказан? Потому ли, что иные, так поступая, не были здесь наказаны? Но знай, что многие потерпели наказание даже и здесь. А если некоторые его избежали, то на зло своей же голове; потому что, когда отойдут из сей жизни, там понесут тягчайшее наказание.
Ты же, поскольку поревновал недостойному подражания, без сомнения, больше потерпишь там, а иногда терпишь и здесь. Ибо, если сделано что безрассудное в прежние времена и ты соревновал этому, то посему тем более не избежишь наказания, а понесешь оное. Как, если бы кто из них был уличен, ты мог бы не сделать недостойного, так, если не будешь уличен ты, тотчас сие сделает другой.
283. Градоправителю Филею.
Ты походишь, как слышал я, на человека, ужасно смятенного оттого, что не достиг в обществе славы, какой искал. Поэтому, представив себе, что слава в этой жизни незначительнее паутины и ничтожнее сновидений, возведи ум свой к премирному и удобно утишишь смятение души. Кто желает той и другой славы, тому невозможно достигнуть обеих. Можно достигнуть обеих, когда возлюбим не обе, но одну, а именно небесную. Кто любить обе, тот не получить ни ту, ни другую. Потому, если вожделеваешь славы, возлюби Божественную, за нею нередко следует и здешняя слава.
284. Диакону Евтонию.
Если за то самое, за что достоин ты величайших похвал, тебя порицают люди, которые добродетели других признают собственным несчастием, ты не падай духом. Сие самое и служит самым сильным доказательством добродетели.
285. Ему же.
Слышу, что обратился ты к человеку, которого не намерен я назвать по имени, потому что недостоин воспоминания тот, кто решился вести жизнь тяжкую и трудную для любителей добродетели. Но, впрочем, если он одумается, то прими его оправданным. Если же и нет, но ты знаешь, что, как только первый приступишь к примирению, он будет благодарен, сделай это. И получишь сугубый венец – и за свое любомудрие, и за его обращение.
286. Диакону Исхириону.
Ясно передав тебе бывший у меня с одним человеком краткий разговор, думаю дать этим ответ на то, о чем ты писал. Однажды встретился со мною некто и говорит: «Сделай меня праведным». Я спросил: «Может ли сделаться праведным тот, кто грешен?» Но так как он сказал, что уже не грешит, то ответил я: «Если говоришь правду, то сделался уже тем, чем желал».
287. Епископу Исидору.
Приходил ко мне тот человек, о котором писал ты. Казалось, был он печален, но были признаки и того, что он радуется. Ибо на лице его, представляющемся унылым, ясно проявлялась приятная мысль. Когда же начал я испытывать его на словах и принудил тайны свои выставить на свет, то, как будто пойманный, показал он на щеках своих улыбку, смешанную с раздражением. Потом, разразившись громким смехом, совершенно признался, что случившееся крайне ему приятно.
288. Нилу.
Тело, как мне кажется, надлежит отпеть и предать погребению на том месте, где последовала кончина. Женскою и слишком невысокою почитаю мысль перевозить из городов в города, и выставлять на всенародное смотрение таинства природы, когда вся земля – наше отечество.
289. Диакону Иераку.
Блаженство, пойми, не в обильной трапезе, не в веселом пении, не в текущем отовсюду богатстве, но в довольстве малым, в том, чтобы не иметь недостатка в необходимом. Первое делает душу рабою, а последнее – царицей.
290. Петру.
Худо грешить, еще хуже – прегрешая, оставаться бесчувственным. Но иной по праву назовет самым худшим – повредить произволение и не иметь правого суждения о делах. Первый, может быть, перестанет грешить, второй приобретет как–нибудь ощущение язв и взыщет врача, а последний, с услаждением пребывая во грехе, даже хвалит делающих это.
Посему, насколько человек, не чувствующий пока своей болезни, хуже знающего, что он болен, настолько защищающий болезнь хуже не чувствующего. И потому Ап. Павел сказал: не точию сами творят, но и соизволяют творящим (Рим.1:32); ибо справедливо сказал, что хвалить и соизволять хуже, чем делать. Некоторые, не уразумев сего и вознамерившись это истолковать, вздумали переставить слова и не затруднились дать им такой порядок: не только делающие это, но и соизволяющие делающим; как будто важнее делать и менее важно – соизволять.
Но не знали они, что делать – признак нерадения, а соизволять – признак развращенного сердца; и одно – следствие заблуждения, а другое – нездравого суждения. Нерадивый устыдится и, может быть, придет в покаяние; но тот, кто собственным своим суждением оправдывает страсть, тот не воздержится от порока, не устыдится, но будет еще хвалиться.
291. Епископу Феону.
Всякому ясно: тот, кто наказывает делающих неправду, справедливо понесет большее наказание, если сам будет уличен в том, что делает те же дела, которые велено запрещать другим. Для чего же обманываешь сам себя, как будто ты укрыт от Недремлющего Ока?
292. Ему же.
У тебя, как пишешь, забота – никого не знать; у другого, может быть, – чтобы его никто не знал; а у меня – держаться добродетели, хотя никто из людей знать сего не будет. Посему, у кого из нас более здравый смысл, предоставляю судить читающему.
293. Софисту Арпокре.
Божественное достояние – слово, ибо порождение словесной души – Божий дар, потому и называется словом; ибо цель словесной души – слово. Потому им и превосходим других живых существ, хотя и далеко отстоим от них по телесным свойствам: скорости, силе, величине и всем почти иным. Потому и верховный из стихотворцев сказал: «Из землею питаемых нет никого немощней человека».
А в доказательство, что слово – Божий дар, слушай, как Создатель беседует с Иовом: или ты, брение взем, от земли создал еси животно, и глаголиваго сего посадил на земли (Иов.38:14)? Хотя, по мнению некоторых, слово глаголивый значит: умеющий говорить, но гораздо более оно выражает понятие «словесный», т. е. дающий о себе знать тем, что говорит. Ибо как он стал бы говорящим, если бы не было провозглашающих словом? Да и Ап. Павел слово премудрости называл самым верховным из небесных дарований.
Посему слово есть некое Божественное достояние, но добродетель божественнее, и пребожественна вера. Первое, по моему определению, – это как бы украшение, вторая – как бы тело, а третья – как бы душа. У кого все три, тот ни с чем не сравним и совершен; а у кого не достает чего–либо, и особенно предпочтительнейшего, тот несовершен в той именно мере, в какой ему этого недостает. И хотя много между ними различий; ибо одно из них велико, другое – еще больше, третье же всего больше, но необходимо их соединение.
Ибо слово, хотя и льется обильнее рек, но как оно украсит человека, у которого нет добродетели, т. е. как бы тела? Когда нет того, что украшают, излишне и украшение. И как не утомить слуха, философствуя, – и только на словах? Лучше иметь тело без украшения, нежели украшение без тела. Да и добродетель не будет ли мертва, если она не одушевлена верою, как бы душою? И как явится вера, не имея добродетели, через которую бы она действовала? Как искусный музыкант, если нет у него лиры, не покажет своего искусства, так и благочестие, не проявляемое посредством дел, представляется мертвым и недейственным, и не только по суду мирских ученых, но и по словам Божественных Писаний, ибо сказано: вера без дел мертва есть (Иак.2:26).
Посему, да не хвалятся обладающие только словом, будто преуспели во всем, ибо у них недостает более предпочтительного – добродетели и благочестия. Да не хвалятся имеющие добродетель, не имея дара слова и веры, ибо у них недостает слова и веры. Да не осуждают других имеющие веру, но лишенные дел и дара слова, ибо они обличают себя, отрицая веру делами. Но каждый из них да постарается приобрести остальное, чтобы, имея веру, как душу, добродетель, как тело, и дар слова, как красивый наряд, и здесь соделаться славным, и там предстать в торжестве благоискусным и увенчанным.
294. Детям Дометия.
Хотя брат ваш по плоти, а наш по духу, недавно ушел от нас, чтобы уже не приходить назад, если не уловит в добычу вас, пришел опять, чтобы уже не возвращаться к вам, потому что не уловил добычи; однако же, побуждаемый любовью, снова придет, уловляя вас в жизнь.
295. Им же.
Для всех стало явно и открыто ваше уклонение от Божественнейшей веры и не по иному чему (как слышал я, на словах вы воздаете ей чествование), но потому что не хотите упражняться в добродетели; ибо, говорят, вы решили погрязнуть в плотских страстях. Посему справедливо будет когда–нибудь, хотя бы поздно, уверить себя самих, в том, что порок влечет за собою стыд, поношение и наказание, а добродетель – честь, славу и венцы.
И если думаете, что порок доставляет наслаждение, а добродетель – труды и поты, то должны представить себе, что наслаждение прежде, нежели явится, уже исчезает, а добродетель имеет бессмертное веселье. Порок идет путем широким и пространным, оканчивается же местом тесным и непроходимым; добродетель же, шествуя с трудами и потами, достигает широкой радости.
А если не верите нашим писаниям, то попытаюсь убедить вас писаниями вашими. Философствовавший Платон обрел славу, а самоуправно властвовавший Дионисий угас в людской памяти. И Сократ восхваляется, о царе же Архелае молчат. И Солона величают, а Крез, почитавший себя счастливейшим из всех людей, живым взят в плен и едва не сделался добычею персидского огня.
Если же признаете сих мужами любомудрыми, то перейду к тем, которые при любомудрии управляли делами гражданскими и военными. Епаминонд – военачальник, победивший Лакедемонян при Левктрах, – имея у себя одну одежду (почему не мог придти и в собрание, так как в этот день одежду его стирали, а другой у него не было), стал именитее всех персидских царей. Аристид, живший в такой бедности, что, когда умер, город Афины должен был его похоронить, а дочерей его снабдив приданым, выдать замуж, прославляется более всех этих богачей – Каллия и Алкивиада, сильных и богатством, и могуществом, и родом. Посему, устыдившись хотя бы того, что уважаете, возлюбите добродетель, которая удобно приведет вас и к Божественной вере.