Текст книги "Письма"

Автор книги: Исидор Пелусиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Посему, думаю, что и Мариам поставлена на первом месте, а первосвященник после нее, тогда как в других случаях ставится впереди муж, а после него жена, не из предпочтения, но по причине большей виновности жены, потому что женский род более говорлив и требователен, потому и Мариам подверглась наказанию. Иначе Писание, во всех других случаях ставя впереди Аарона, не поставило бы его здесь ниже, если бы не хотело указать на зачинщика.

243. Алфию.

Хотя Зосима, как писал ты – глава скопища разбойников, начальник пожирающих народное достояние, защитник живущих нерадиво и обвинитель жительствующих право, однако же не его одного виню, но вместе и Палладия, и Марона, как говорят, ему покровительствующих и ополчающихся на кротость людей благонравных. Они–то усиливают в Зосиме порок и не попускают ему угаснуть, и тем и ему воздают, и себе приобретают эту проклятую награду. Ибо тем, что рукоплещут людям негодным, думают сами заслужить рукоплескания; и тем, что восстают на любителей добродетели, надеются одержать победу. Но не потерпит сего ненавидящий лукавство и любящий добрых Бог.

244. Софисту Арпокре.

Против утверждающих, что есть что–то написанное на роду: или судьба, или так называемый рок.

Хорошо ты сделал, принудив нас, несмотря на беспокоящие еще нас остатки недуга, взяться за покрытую паутиной лиру и воспеть песнь, негромкую, правда, и не слышную далеко, но слабую и тихую. Поэтому изостри свой слух и возбуди ум для понимания вещей тонких, потому что нелегко расслышать того, кто поет тихо. Итак, с чего же, с чего именно начну песнь? С того, с чего и надлежит. Посему сказываю, что мысль о судьбе, по моему мнению, свойственна людям, которые и теперь не делают ничего хорошего, и после не надеются сделать. И чтобы сказанное не показалось моим только мнением, пусть повествование ваше будет представлять собой целый ряд ясных, убедительных и ненатянутых доказательств, которые выявят сущность дела и с делают собой истину очевидной.

Ибо смотри, сколько противоречий встречают признающие судьбу и сколько доброго с упорством изгоняют они из своего произволения, и ужаснись их неразумию. Утверждают они, или что нет Бога, или что, хотя Он и есть, но не Он сотворил мир. Или что, хотя и сотворил, но не заботится о нем; или, хотя заботится, но услаждается любящими порок; или, хотя и не услаждается, но уступил власть другим; или, хотя и не уступил, но она отнята у Него против воли; или, хотя и не отнята, но Ему неугодно добиваться ее; или, хотя и угодно, но Он не в силах этого сделать; или, хотя и в силах, но предпочел бездействие; или, хотя и не предпочел бездействия, но подчиняется движению звезд; или, хотя не подчиняется, но желает быть праздным и недеятельным, и многое другое, что все – не говоря о сем по отдельности, чтобы не протянуть и не продлить речи – вообще дышет крайним несмыслием и нечестием.

И сим–то вооружают они язык на Божий промысл и пускают стрелы в небо. И тем же самым гонят и с земли все прекрасное: философию, врачебное знание, все науки, искусства, упражнения, награды за добродетель, наказания за порок. Ибо если владеет всем судьба, несправедливо устраиваемая богами, которые не стоят поклонения (даже не знаю, почему и признают богами звезды), то не следует ни учиться философии, ни издавать законы, ни судить, ни лечить, ни заниматься наукою или искусством, ни упражняться в чем–либо, ни держаться добродетели, ни избегать порока. То, что мы занимаемся всем этим, ниспровергает пресловутое учение о роке, который с корнем вырывает все прекрасное.

И кто же из не лишенных ума и рассудка потерпит это? Кто, лишая себя всего прекрасного, подчинит все, его касающееся, так называемому року? Ведь, желая изобразить его несправедливость, живописцы и ваятели не только удовлетворились представлением его в виде женщины (хотя и сие было достаточным признаком безрассудства и несмыслия), но дали ему в руки весы, под ноги подставили шар и лишили глаз, показывая всем этим неразумие, глупость, слепоту и непостоянство рока? Кто, пренебрегая этой, всем управляющей Десницей, вверит себя слепому, непостоянному и злому призраку?

Поскольку же говорят: почему иные без всякой причины богатеют? – то пусть им ответят: почему же иные богатеют и по причине? Если спросят: почему иные несправедливо бывают наказаны? – то пусть им ответят: почему же иные и справедливо? Ибо или пусть во всем господствует несправедливость, и тогда можно будет поверить сему неосновательному учению, или пусть совершающееся по разуму служит оправданием и тому, что делается неразумно.

Лучше, и справедливее и гораздо сообразнее с разумом сказать, что порочные, если и избежали здесь наказания, то, без сомнения, понесут оное там, нежели утверждать, что любители добродетели терпели несправедливость, мучаясь здесь, да и после этого им не будет никакой защиты. Первое и справедливо, и основательно, и всякую душу побуждает к добродетели и благочестию, а последнее неразумно и нечестиво, и развращает всякую правую жизнь. Посему, утверждающие это да не называют стройным и гармоничным того движения звезд, которое, по их словам, делает жизнь негармоничною, нестройною, беспорядочною и не устраивает ничего, кроме нелепости. Пусть не возделывают земли, не ходят в судилища просить себе помощи, не пользуются врачебной помощью, не превозносят философию, не признают гибельности порока, не совершенствуют себя упражнением, не стараются украсить себя какою другою добродетелью. Но пусть вверят себя пресловутому року, чтобы на самом деле узнать его бессилие, а именно узнать то, что рок не только не подаст богатства, но заставит всякого гнать их от себя, как негодяев и врагов всего человеческого рода.

Если они все же делают все вышеперечисленное (ибо стыдятся вооружать язык против того, в чем есть очевидная польза), и огорчаются неудачным течением дел, то пусть узнают, что удача во многих вещах для многих обращалась нередко в зло. Так, богатство многим послужило во вред и, направив на них меч врагов, само переходило в их руки. А начальническая и царская власть, которой всякий готов домогаться, лишала часто не только счастья, но и самой жизни. Итак, пусть обратят внимание не только на неудачу в делах, но и на то, что бедность для живущих в ней часто оказывалась полезнее богатства. И да не ропщут на Промысл и не себе предоставят право суда, но мудрецам, у них прославляемым.

Ибо по какой причине Сократ, осужденный выпить цикуту*, не думал, что совершена несправедливость? Почему Платон, будучи продан, не почитал себя лишенным свободы? Диоген, ходя в рубищах, рассуждал о себе, что он богаче царя персидского? Антисфен, грязный и загрубелый, радовался этому и вооружал язык на людей роскошных? Фокион, которого с несколькими друзьями вели на смерть, когда один из них заплакал и все время, пока шли вопил, сказал: «Неужели не любезно тебе умереть с Фокионом?»

Итак, мудрых не смущали ни смерть, ни рабство, ни нищета, но они даже хвастались этим, так как знали, что настоящая жизнь есть поприще для борьбы, а будущая дает награду за подвиги. По какой же причине защитники рока, ограничив понимание блаженства роскошью, богатством и правом начальствовать и видя людей, терпящих противоположное этому, вооружают языки на Промысл, который знает, что кому полезно, и каждому или попускает или лишает этого, чтобы и богатый показал опыты собственного своего произволения, и бедный, искушенный нищетою, как золото огнем, был увенчан? Если же скажут, что надлежало бы всех испытывать и богатством, и бедностью, мы ответим на сие: многие по большей части и были так испытаны, и в богатстве оказались горделивыми, а в бедности малодушными. Но если и не все были так испытаны, то этими испытанными мог бы я более всего оправдаться и во всем прочем. Однако же не скажу ничего подобного, а замечу лучше то, что любители добродетели не испытывают вреда, будучи испытываемы в сей жизни, когда там уготованы им венцы, ибо умалился бы венец их, если бы получили они награду и благоденствовали. Поэтому, да не ищут всего здесь, но да помышляют, что будет нелицеприятный Суд, который восхваляют и прозаики, и поэты, и риторы, и историки. Ибо, хотя и не дошли они до точности, однако же учили, что Суд будет непременно.

* Яд из растения цикута.

245. Воину Исаии.

Не учи роскошествовать того, кто обучился довольствоваться умеренною пищею, чтобы, из целомудренного сделав его сластолюбивым и невоздержным, не низвести его в пучину зол, где, может быть, и не зная того, пребываешь ты сам.

246. Пресвитеру Архонтию.

О том, что диавол не имеет предвидения, но по движениям, в нас происходящим, угадывает, что с нами случится каждый день.

Диавол не знает того, что у нас в мыслях, потому что исключительно принадлежит сие, прекроткий муж, единой силе Божией, наедине сотворившей (Пс.32:15) сердца наши, но по телесным движениям уловляет он душевные думы. Увидит ли, например, что иной пытливо смотрит и насыщает глаза чуждыми красотами? Воспользовавшись его устремлением, тотчас возбуждает такого человека или к прелюбодеянию, или к блуду. Увидит ли гневливого и раздражительного? Тотчас точит меч, и устремляет на убийства. Увидит ли корыстолюбивого? Поощряет к разбою и неправедному приобретению. Увидит ли одолеваемого чревоугодием? Тотчас живо представляет ему страсти, порождаемые чревоугодием, и доставляет служащее к приведению намерения своего в действие.

Ибо почему не всех вовлекает в одни и те же страсти? Потому что каждый сам избирает, один то, а другой иное, и одному нравится то, а другому иное. Итак, по телесным движениям угадывает диавол душевные слабости и таким образом соплетает сети.

247. Правителю Кассию.

Всего лучше неповрежденная и ничем нестраждущая красота души. Если же трудно сохранить ее, то лучше терпеть вред в чем–либо малом и удобоизлечимом, а не в существенном. Слыша, что нам дано покаяние, не приступай небоязненно ко греху в надежде, что непременно будешь исцелен.

Но знай, что, во–первых, многие не имели времени на покаяние, подвергшись наказанию среди самых прегрешений; что, сверх сего, покаяние обыкновенно врачует немощи нескоро, ибо потребны труды, пост, бдение, милостыня, молитвы, и все сему подобное, чтобы уврачевать прежние язвы. В–третьих, надлежит не терять из виду, что и в увраченном струпе рубец изобличает бывшую болезнь.

Ибо не одно и то же – тело неповрежденное и тело уврачеванное, не одно и тоже – одежда целая и разодранная, хотя бы каким–нибудь искусством и приведена была, по–видимому, в такое состояние, что нелегко распознать, где была разодрана. Но если душа и будет восстановлена в прежней красоте, то, как сказал я, непросто она восстанавливается, но после тьмочисленных трудов, слез и наказаний, какие согрешившая душа налагает сама на себя.

248. Ему же.

О том, что вера без дел не спасает человека.

Веру, досточудный, должны проповедывать более дела, нежели слова. А что сие справедливо, о том говорят и язычники: дела покажут яснее слов. Еще сильнее выражается Апостол: Бога исповедуют ведети, а делы отмещутся Его (Тит.1:16), да и пророчество Божие взывает: людие сии устнами почитают Мя, сердце же их далече отстоит от Мене: всуе же почитают Мя (Ис.29:15). Ибо делами, а не словами должно обнаруживаться сокровенное.

249. Аэтию.

И ста Финеес и умилостиви, и преста сечь (Пс.105:30).

Когда Мадианиты решились выступить против Евреев, предводительствуемых Божией помощью, тогда, по совету одного хитрого мужа, оставив в стороне оружие и военное снаряжение, смелость и силу (ибо им стало известно, что не помогло это Египтянам), послали на войну красивых девиц, не вооружив, но нарядив их. Ибо узнали, что не отступит от Евреев помощь свыше, если не поползнутся они в блуд, а потом, вследствие того и в идолослужение, ибо от малых грехов обыкновенно рождаются самые тяжкие.

Девы вышли и вступили в борьбу с Евреями, не имея при себе ни меча, ни стрелы, но вместо всякого воинского оружия защищая себя красотою лица и убранством. И настолько они превозмогли Евреев, что те бросили оружие и уступили девам над собою победу. Когда же увидел сын первосвященника, что не только простые воины, но и начальники обратились в бегство и устремились в блуд, а за сие готова оставить Евреев Божия помощь, то воспламенился Божественной ревностью, исполнился справедливого гнева и, взяв в руки меч, предал смерти одного из начальников вместе с соблудившею с ним женщиною. И таким образом остановил не только болезнь, готовившуюся поглотить существенно необходимое для жизни, но и гнев Божий, погубляющий согрешивших.

И пресекший беззаконие почтен священством, как показавший пример военачальнического благозакония. Сие–то и означают слова, смысл которых желаешь ты узнать: ста Финеес и умилостиви, и преста сечь, и вменися ему в правду; ибо почтил Бог справедливо вознегодовавшего прежде Него и умерщвлением двоих остановившего беззаконие.

250. Пресвитеру Агафу.

О терпении за Сарру.

Когда боголюбивый Авраам пришел из Персии, по Слову Божию, в Палестину, а потом по причине голода – в Египет, тамошние сановники, увидев супругу его, блистающую красотою и женским достоинством, указали на нее царю, как бы предлагая ему некую неоцененную драгоценность. И он взял к себе сию жену, отличающуюся больше целомудрием, нежели красотою.

А так как убоявшийся смерти муж, назвавшись ее братом, хотя и отдал жену, однако же не возроптал на долготерпение Божие, именно в это время помощь Божия, подвигнув собственные Свои оружия, возвратила боголюбцу супругу ничего не потерпевшею и невредимою. Ибо, ночью поразив царя жестокими муками и укротив томлениями, лучше же сказать, заставив остаться неудовлетворенными сластолюбивые помыслы, чрез это доставила праведнику венец.

Поэтому и мы, если впадем в искушения, не будем роптать на Божие долготерпение, но будем более Его держаться, как находящего выход в самой неисходности и удобные средства при всей затруднительности.

251. Пресвитеру Архонтию.

На слова: персты ручнии (Дан.5:24).

Поскольку спрашивал ты, что значат слова: персты ручнии, то слушай. Когда варвар, упоенный самовластием, исполнившийся высокомерия и обременивший голову вином, предложил священные сосуды в употребление не только мужам, но и женам, услуживавшим его сластолюбию, тогда явилась часть руки, начиная с локтя, пишущая определение. Ибо как живописцы (представлю в доказательство их смелость), и бесплотное стараясь представить в виде некоего тела, изображают одну руку, которая увенчивает главы царствующих на земле, показывая сим, что начальство дано им с неба, так и тогда, по снисхождению Божию, явилась рука и показала, что Царь всяческих произносит мучителю приговор и пишет определение.

252. Пресвитеру Мартирию.

Вот правило благочестия и праведности: скрывать преуспеяния по причине неизвестности нашего конца и потому, что рассказ о них тревожить слушающих и при этом быть готовым к борениям по причине поползновенности человеческого естества ко греху, ибо слушатели с большею готовностью верят худому и принимают его. Ибо немногие верят хорошему, а худому многие; они не только, судя по себе, произносят приговор и о других, но даже думают обвинением надеются покрыть свои грехи.

253. Ему же.

Есть два вида благочестия, ученейший муж. Первый, самый святой и божественный, – в душе, потому что прекраснейшая и самая угодная Богу жертва – иметь чистое сердце, представлять в ум Божие присутствие, твердо и постоянно хранить оное во святилище души. Другой вид – в чистоте тела. В ком нет сих двух видов благочестия, тот, даже если принесет в дар самые редкие драгоценности суши и моря, даже если приведет на заклание всех животных, какие древле узаконено было приносить в жертву, не угодит Богу.

254. Схоластику Феодору.

Прекрасно подтвержденный древностью устав и естественный, касательно человеколюбия, закон таков, чтобы одолевшие оружием уступали над собою победу просящим и победившие на войн давали место милосердию. Но ты, как говорят, не уважил ни врожденных уставов, ни неписанных законов, обесчестил взявшихся защитить служителей. Посему знай, что, вероятно, сам ты поставлен будешь в то же положение, в каком увидев других, не почувствовал ничего человеческого, но оказался неумолимым и оскорбил и самую природу, и милосердие.

255. Иподиакону Павлу.

На сказанное Апостолом: аще и Ангел с небесе благовестит вам … (Гал.1:8).

Пламенный любитель слова, разумею Апостола Павла, не только против себя и других Апостолов произносит приговор, если отважатся на какое–либо нововведение в проповеди, но говорит при этом и об Ангелах, и не просто о каких–либо, но об Ангелах с небесе. Впрочем, он сказал это, не имея, как думал ты, намерения оскорбить тех, которые никогда не дерзали, не дерзают и не дерзнуть этого сделать, но желая преградить путь к доверию губительным демонам, чтобы, воспользовавшись тем предлогом, что и они были сотворены Ангелами, не ниспровергли они проповеди. Ибо что говорит Ап. Павел? Аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет. И Ангелы настолько заботились о безопасности проповеди, что посланный к Корнилию указал ему на учителя, а не предоставил дела благовествования себе.

256. Пресвитеру Архонтию.

На слова Писания: приити бо имать Сын Человеческий во славе Отца Своего (Мф.16:27).

Христос обетовал, наилучший, придти в славе Отчей, заграждая тем уста еретиков и прекращая их беснование. Не сказал: в такой же славе, как и Отец, чтобы не предположил кто–нибудь какой–либо разницы, но, выражаясь со всею точностью, говорит, что придет в той же славе. Потому необходимо признать, что слава одна и та же. А у тех, у кого одна слава, тем более одна и сущность. Если же кто не верит сему, пусть вникнет в то, что скажу. Если где не одна сущность, там оказывается различие в славе (ина слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам: звезда бо от звезды разнствует во славе (1 Кор.15:4–1)), то как же иметь различную Сущность Тем, у Кого одна слава?

257. Марону.

Почти всякая другая страсть имеет свою степень зрелости, знает и упадок сил, известно ей и пресыщение, сама собою она приходит к концу. Но страшная любовь к многостяжательности, будучи не врожденною, но привнесенною откуда–то извне, не знает упадка сил, не признает возможности пресыщения, и веселье ей неизвестно, и конца она не терпит, но всегда сохраняя, лучше же сказать, усиливая свою зрелость, старается стать моложе и самоуправнее себя самой. Ибо не только с другими страстями, но и с собою ведет состязание, и старается сама себя победить. Скорее иной достигнет недостижимого, нежели она ощутит сытость. Потому–то приращение богатства, не знаю почему, почитая убавлением и умалением, она возжигает все больший и больший огонь, который, говорят иные, коснулся и твоей души. Поэтому угаси его скорее, а если не угасишь, то и здесь будешь вести жизнь, не похожую на жизнь, и там подвергнешься тяжкому обвинению.

258. Диакону Евтонию.

Кто не изменяет благоприличию, о премудрый, тому никогда не изменит Божия помощь.

259. Пресвитеру Афанасию.

Пусть кто–нибудь происходит из самого славного отечества и знаменитого рода, изобилует богатством всякого вида, в красноречии достиг наибольшей высоты, все произведения древних носит у себя в устах, величается и силою, и красотою, и славою, и правом начальства, удостоился самой царской власти, возложил на себя венец и багряницу, но если не имеет он добродетели, то поставлю его в ряду невольников. Но если кто по своей справедливости, по целомудрию, по мужеству, по благоразумию – мудрец, то причислю его к мужам царственным. А если любитель добродетели лучше имеющего все сказанное выше в совокупности, то чем будет он гораздо еще более блаженным и славным не имеющий всего этого в совокупности (так как сойтись всему вместе и невозможно), потому что те блага скоро гибнут, а добродетель бессмертна.

260. Петру.

На сказанное в Писании: кто есть верный раб и мудрый (Мф.24:45)?

Что не соблюдающий благовременности всякого дела не достигает искомого блага, видно это само собою; что всяческая добра во время свое (Еккл.3:11), сему научил Екклесиаст. Посему, если это действительно так, почему удивительным тебе кажется сказанное Спасителем о мудром и верном домоприставнике, что он даст пищу во время. Ибо неблаговременное всегда прискорбно, и благодеяние, оказанное не вовремя, теряет имя свое. Например, один и тот же хлеб голодному сладок и вожделенен, а сытому – не очень; одно и то же питие жаждущему весьма пригодно, а упившемуся – отвратительно. Поэтому, по какой причине от одного и того же происходит не одно и то же? Очевидно, в зависимости от благовременности. Она подаваемое делает и большим, и вожделеннейшим.

Посему надлежит не только подавать (это может быть и не важно), но подавать вовремя, ибо это, хотя бы поданное было и мало, делает оное большим, а если велико, обращает в самое великое. Посему–то и Песнопевец, прославляя благодеяния Божии, присовокупил и сие: вся к Тебе чают, дати пищу им во благо время (Пс.103:27). Ибо не только питает Бог, но питает благовременно. А всего важнее, – питая всех, подавать вовремя. И если угодно видеть, как исполняется это на плодах, произращаемых землею, то смотри: не в одно время бывают пшеница, вино и елей, и древесные плоды, и разнообразие цветов. Но сначала зеленеют луга, за ними следует жатва, за ней – виноград, а гроздь отсылает земледелателя к маслине. И времена года составляют как бы какой превосходный хоровод и продолжительностью своею дают отдохновение земледельцу. Ибо, если бы все вместе приходило в свою зрелость, искусство земледельца стеснялось бы краткостью времени, и все бы гибло и портилось, потому что не достало бы у него сил убрать все в одно время.

261. Чтецу Арсенуфию.

Как и петь надлежит с разумением, и молиться – с трезвенностью, так и просить надлежит не то, что нам кажется хорошим, но то, что Сам Дающий признает добрым и полезным. Ибо многие, по причине богатства, провели жизнь спокойную, но наконец, из–за различных козней, утратили и настоящую, и будущую жизнь. Добившись начальствования, доставляющего поводы к кражам (не скажу – к прибыткам), лишились и того, что имели. Постаравшись вступить в супружество с благообразною женщиною и думая, что в этом найдут для себя радости, чрез сие–то самое и подверглись наиболее опасностям и войнам. Постаравшись приобрести наивысшую телесную силу и крепость, но проводя зверскую жизнь и не познав благородства души (потому что омрачены были в них наилучшие ее силы), наконец сделались пищею зверей, претерпев бесславную и окаянную кончину. Посему, оставив все это, будем просить у Бога того, что Сам Он признает для нас полезным.

262. Ему же.

Прекрасно богатство для того, кто употребляет его на дело и хорошо им распоряжается. Прекрасна бедность для того, кто умеет переносить ее великодушно. Прекрасна и слава для того, кто пользуется ею для покровительства угнетенных. Прекрасно и бесславие для того, кто решился быть любомудрым. Прекрасно и начальствование для того, кто начальствует по справедливости и прав начальнических не употребляет к обиде низших. Прекрасна и сила для того, кто расточает ее на защиту слабейших. Посему, будем винить не самые вещи, которые могут быть орудиями и добродетели, и порока, но собственное свое произволение, которое, по преизбытку нерадения, предает поруганию и красоту орудий.

263. Ему же.

Одна часть времени уже улетела, той, которая казалось бы, наступила, не видно, и та, которая ожидается еще в будущем, пройдет. Ибо как сильное течение воды не позволяет распознавать в точности, какая она, потому что быстротою опережает наблюдение, так, может быть, и в еще большей мере, стремление времени, поспешающее к концу, легко протекает, и людям, не показав ничего явственного и постоянного, оставляет как бы тени сновидений.

264. Диакону Евтонию.

Имей, премудрый, признательное сердце и твердую душу, и все, что ни случится, обратится к твоей славе и к стыду врагов. Если же вознерадишь, то своей славе нанесешь вред, а противникам доставишь торжество и ближним своим – печаль.

265. Сиятельнейшему Дорофею.

Из людей одни по тупости ума не доходят до правды. Другие, хотя и доходят, по быстроте ума, но торгуют правдой по любостяжательности, за золото продавая свой приговор и за взятку приводя в колебание весы правосудия. А иные искажают правду из угодливости к кому–то, из лести, из страха. Посему, судье надлежит быть и благоразумным, и неподкупным, стоять и выше денег, и почтительности, и лести, и страха. Ибо если он поддастся которой–либо из сих страстей, то все испортит.

Итак, если найти правду трудно, а найдя, не повредить ей – еще труднее, то никому не надлежит браться за должность судии. Но если Зосима, будучи, как писал ты, и тупоумным, и любителем денег не меньше всякого другого, сам берется производить суд над тяжущимися, хотя и сами судящиеся его осуждают в том, что продает правду, а нередко и все порицают, то не дивись сему. Ибо если бы он, укрощая другие страсти, побеждаем был этою, то, может быть, справедливо мог бы иной подивиться сему. Если же, как говоришь, будучи побежден во всей силе всеми самыми постыдными страстями, он побежден и этою, то не надлежит и дивиться.

266. Диакону Исидору.

На слова Писания: еда не имамы власти сестру жену водити (1 Кор.9:5)?

Каждый из Апостолов, можно так сказать, получив себе в удел одну страну, благоустроял ее. Но Павел, как окрыленный земледелатель, обошел почти целую вселенную, посетил самые крайние пределы земли, благоустраивая слышавших его и даже между неслышавшими сея божественную проповедь.

Потому за другими Апостолами следовали и женщины, не для рождения детей и сожития, но чтобы из своей собственности снабжать и питать проповедников нестяжательности. Но они не имели дозволения и возможности следовать за Павлом, который, как сказал я, доходил до самых концов земли.

И что удивительного в том, что позади оставались женщины, когда и Варнава, который нес одно с ним ярмо, изнемогши для этого нескончаемого шествия и труда, уступил первенство Павлу? А когда не разлучился еще с ним Варнава, Павел писал следующее: еда не имамы власти сестру жену водити, яко и прочии Апостоли, и братия Господня, и Кифа? Или един аз и Варнава не имамы власти еже не делати (1 Кор.9:5.6)?

Сие не значит, что с женами жили сии советники девства и проповедники целомудрия, благоустраивавшие сонмы девственников. Ибо кто согласился бы внимать их советам вести девственную жизнь, если бы сами они оказались погрязающими в удовольствиях! Посему, не это говорит Апостол. Иначе он сказал бы так же, как пишут составители договоров о приданом: «жену супругу – кормить и одевать, как прилично жене супруге, по мере сил», называя женою в означение пола, а супругою – в означение сожительства. Но поскольку жены следовали за Апостолами, чтобы из своего имущества питать учителей нестяжательности, то Апостол сказал: сестру, чтобы показать непорочность, и жену, чтобы означить пол; потому, что женою называется и дева, хотя бы она была и неприкосновенна, женою по виду, хотя бы она была и невинна, женою по природе, хотя и чужда общения с мужеским полом.

А что именование употребляется не без особого намерения, видно из того, что сей же самый Павел, изречение которого иные осмеливаются перетолковывать злонамеренно, говоря о Спасителе, родившемся по плоти от Святыя Девы Марии, сказал: раждаемаго от Жены (Гал.4:4). Что ты делаешь, Павел? Деву называешь Женою? Да, говорит он, Женою называю по естеству, разумею же мысленно Деву; потому что Дева, хотя Она и неискусобрачна, есть жена, жена по виду и телосложению, Дева – по невинности и чистоте.

267. Чтецу Петру.

Если врачебница для всех и общая, и пособия предлагаются всем, то врачевание общее не для всех, потому что производится по произволению пользующихся.

Кто принял пособие и приложил к язвам, тот получил пользу от врачевания. А кто вознерадел, тот болезнь соделал более тяжкою и трудною и довел себя до жалкой кончины.

Посему, не будем огорчаться, когда нас врачуют, но будем переносить и жестокие способы врачевания, потому что впоследствии оно принесет самый сладкий плод. Погрешности, допущенные по лености, необходимо уничтожать трудами и после понесенных поражений снова бороться со многими опасностями.

268. Монаху Фоме.

Преподобию твоему, священная обитель ненависти к лукавству, надлежало предать молчанию то, что достойно забвения и глубокого умолчания. Нечестие так называемого Евсевия (Евсевий – благочестивый (греч.)) изобразил ты в страшном виде за то, что Херемона, достославным епископом Аммонием низложенного за четыре весьма тяжкие вины, взял он в чтеца, и, не знаю как, рукоположил во диакона и тому, кого и по мирским законам справедливо было бы подвергнуть наказанию, дал право небоязненно приступать к служению при священных Тайнах. Но укорять его за сие, если бы и намеревался, не почту справедливым. Ибо хотя и каждая вина, как сказал ты, была столько велика, что провинившийся достоин не только низложения, но и смертной казни, однако же лучше было бы оставаться сему в тайне. Говорить должно о том, что достойно слышания и слушающих поощряет к соблюдению правды и к целомудрию.

269. Пресвитеру Пимену.

Мы взойдем на высоту смиренномудрия (ибо признаю оное не нисхождением, а восхождением), если истребим в себе гибельное надмение гордыни и низводящее во ад воспаление высокомерия, если будем во всем соблюдать скромность и не оставим без внимания всего того, что повредит ей. Ибо душа обыкновенно идет в след за своими делами и привыкла принимать отпечаток и образ того, что сама предпринимает.

Посему, да будет у нас и наружность степенная, и взор кроткий, и поступь не быстрая, и одежда только самая необходимая, и брови не будем поднимать вверх, и сидеть будем смиренно, и пищу будем иметь простую, и постель, не превышающую потребности, и утварь недорогую, и дом, приличный христианам; а также и слово, и голос, и обращение с ближними да показывают более скромность, а не кичливость. Ибо так, соблюдая во всем скромность, взойдем на небесную высоту.

270. Алипию.

На сказанное в Писании о возвещении Аврааму, яко млеком питает Сарра (Быт.21:7).

Спрашивал ты, по какой причине Сарра, родив сына в старости, когда Авраам был дома, сказала: кто возвестит Аврааму, яко Сарра млеком питает отроча? — когда надлежало бы сказать: «кто возвестит, что родила». Ответствую: слова кто возвестит Аврааму можно читать и так: кто возвестит, Авраам, в Персию, что бесплодная и престарелая Сарра питает молоком? Ибо, после слов: кто возвестит поставлено не Аврааму (τω Αβραάμ), но просто: Авраам (Αβραάμ).