Текст книги "Письма"

Автор книги: Исидор Пелусиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Если же хочешь попользоваться и от внешних (ибо говорят, что садовые смоковницы, обильные плодами, надобно обсаживать смоковницами малоплодными и дикими), то скажу, что и Исократ, когда послал Димонику нравственные слова, дал совет: «В одежде будь любителем изящества, но не щеголем, потому что любителю изящества свойственно благолепие, а щеголю – излишество. И что сие верно, ясно доказывается тем, что сказал Диоген. Ибо он, увидев одного юношу, наряженного роскошнее, нежели как прилично мужу, сказал ему: «Если пойдешь к мужчинам – беда тебе, а если к женщинам, то наделаешь бед».

Посему, если и внешние имели попечение о приличии, то как же бы оный священный и боголюбивый муж, возводя подчиненных к любомудрию, не воспретил им всякой пестроты, роскоши и щегольства, и не узаконил благоприличия и степенности, при которых только и возможно преуспевать в доблестной жизни?

175. Пресвитеру Мартиниану.

Говорят некоторые, что ты, ненасытный и бесчувственный хлебный торгаш, наблюдаешь времена, высматриваешь нужды и пользуешься бедствиями. Но знай, что как для бедных заключаешь ты свое милосердие, так для себя заключится Божие. Посему, размыслив, что не столько другие имеют нужду в тебе, сколько ты – в Боге, уважь свое сродство с человеками.

176. Зосиме, обязанному передать книги.

Порядок книг, о которых писал я тебе в точности, сделай известным другу, чтобы вкравшаяся забывчивость не причинила тебе убытка, а ему – осуждения в неблагодарности.

177. Епископу Леонтию.

То, что стало начатком дружбы, искрою любви, и уязвило нас обоих – и меня, и доблестного Евтония – взаимною друг к другу привязанностью, есть ненавидящий лукавство нрав. Ибо как скоро увидел я, что охотно подвергает он себя опасности не только за добродетель, но и за любителей добродетели, с этого самого времени, следя за любомудрием этого мужа и во всем прочем, уязвился я дружбою.

Когда же некоторые из обольщенных софистами ухищрялись искажать догматы благочестия, мы, оградившись здесь их же оружием и поражая их же умозаключениями, не иначе кончили дело, как совершенно обратив их в бегство и вполне взяв над ними верх. Это второе не второю только искрою, но уже пламенем любви возгорелось у нас, потому что таков закон любви божественной.

Любовь плотская, как пресмыкающаяся по земле, поскольку устанавливается между телами скорогибнущими, и сама гибнет, течет, увядает наподобие цветов. Ибо и огонь не продолжает гореть по истреблении вещества, давшего пищу пламени, но с ним вместе исчезает; и привязанность не сохраняется при оскудении того, что воспламеняло ее. Но любовь по Богу и целомудренна, и – поскольку предмет ее непреходящ – постоянна. И в какой мере открывается ей благолепие добродетели, в такой же связывает она с собою и друг с другом любителей одного и того же.

178. Ему же.

Хотя иные из облеченных правом предстоятельства в народе, как сказал ты, начинают с благовидного предлога – попечения о нищих, и оканчивают собственным своим обогащением, однако ты обращай внимание не на подвергающихся крушению, но на безопасно правящих кормилом и плывущих с попутным ветром.

179. Диакону Исидору.

Как объяснить Данииловы седмины?

Ты, как человек трудолюбивый и любознательный, пожелал узнать, как исполнились упоминаемые у Даниила шестьдесят девять седмин годов, ведущие счет свой с построения Иерусалима и оканчивающиеся его взятием (Дан.9:25.26). Посему знай, что построен он не при Кире, но в двадцатый год царствования Долгорукого, ибо тогда, как повествуете Ездра, Неемия пришел и создал город.

Посему, как же, спрашиваешь, семьдесят седмин сократишася о людех твоих и о граде святем (Дан.9:24)? Так, что в 69–ю седмину, именно: в четыреста восемьдесят третьем году, возымела начало война, а в следующую седмину лет она кончилась вместе с окончанием дел иудейских. Если же скажет: как же именно? То должно знать, что с 20–го года Долгорукого до того времени, когда кончилось царство Персидское, прошло сто тринадцать лет, после него царство Македонское продолжалось до двухсот девяносто четырех лет; потом Римское, в царствования: Августа – сорок три года, Тиверия – двадцать два, Гаия – четыре, Клавдия – семь.

В восьмой же год началось у Иудеев движение, от которого возгорелась война с Римлянами, имевшая последствием взятие Иерусалима. Ибо Иудеи подверглись плену при Нероне, преемник Клавдиевом, после славной и сильной с ними войны, веденной Веспасианом, который был в то время полководцем Нероновым, а в последствии сам царствовал.

180. Пресвитеру Зосиме.

Слышу, что крайне огорчаешься мнимо укоризненным, а того, что действительно укоризненно, не только не стыдишься, но еще величаешься этим. И именно: огорчаешься, что рожден отцом–рабом, а это бесчестие непроизвольное и не заслуживающее внимания; величаешься же тем, что столько же осуждаешь склоняющих тебя к добродетели, сколько должно было бы обвинять доводящих тебя до нерадения.

Если бы ты был даже в числе простых людей, и тогда более всего не надлежало бы тебе столько быть небрежным, но следовало бы и весьма пристойно было бы, по советам и увещаниям, востать из глубины порока; по крайней мере не служить таким вредом и стыдом для Церкви.

Ты же почитаешь себя в числе иереев (умалчиваю о том, по какому праву, потому что решился не поражать, а врачевать тебя), и желающим безмолвствовать своим поведением не дозволяешь быть в покое. Ибо многие Еллины и Иудеи с ожесточением нападают на Церковь, порицая и выставляя на вид твою жизнь и тем думая унизить самый догмат. Посему, если не боишься Суда, поревнуй хотя бы о нынешней славе; если не желаешь царства, возлюби хотя бы доброе мнение о тебе; если не вожделеваешь венцов, хотя бы избавь себя от укоризн; если не заботишься о похвалах, постарайся хотя бы о том, чтобы не смеялись над тобою; если не трепещешь неусыпного Правосудия, побойся хотя бы человеческих законов, чтобы не быть застигнутым во злом деле и не понести крайнего наказания.

181. Иподиакону Феофилу.

Тимофей, принимающий ныне в удел преизобильный всеми благами жребий, именуемый царствием небесным, столько пользы своею добродетелью оказывал взирающим на него, что и одним воспоминанием о нем уцеломудривал помнящих. Достаточно было, чтобы он только пришел на мысль, чтобы вместе с тем был возбужден стыд, и вспомнившие соделались чистыми от неуместных страстей.

182. Грамматику Офелию.

У вас, грамматиков, одноименное и тождественное есть одно и то же, а у философов не одно и то же, но одноименным называется то, у чего имя только общее, а соответствующее имени понятие сущности иное, тождественным же – то, что сходно и в вещи, и в способе действия, и в имени. Но поскольку ты, будучи непричастным таковых познаний и не упражняя своего ума, просил поверить сии понятия изречениями Писания, то, сколько могу, попытаюсь открыть тебе светлую дверь разумения.

Слово «испытать» в Священных Писаниях употребляется и относительно Бога и относительно людей, но сказанное о Боге означает точность ведения, а сказанное о людях – то, что искомое ими обретается с трудом и изысканием. Посему, где слово это употреблено и о Боге, и о человеке, там оно одноименно, а не тождественно. Например, изречение: испытайте Писаний (Ин.5:39) одноименно, а не тождественно сказанному о Боге: испытаяй сердца, весть, что есть воля Духа (Рим.8:27). А изречение: испытаяй сердца тождественно со сказанным: Дух вся испытует, и глубины Божия (1 Кор.2:10), потому что об Отце и о Святом Духе дает оно разуметь самое точное Их ведение.

Итак, думаю, объяснил я тебе мысль свою. Если же угодно заняться этим и на примере другого слова, то и сие сделаю. Слово: «благой» говорится и о Боге, и о людях, но означает одноименность. Ибо выражение: «благой человек» одноименно изречению: коль благ Бог Израилев (Пс.72:1); но изречение: коль благ Бог Израилев тождественно сказанному: Дух Твой благий наставит мя на землю праву (Пс.142:10). Это потому, что здесь общее не в имени только, но и на деле.

И слово «ярость», когда говорится о Боге и о нас не тождественно, а одноименно, потому что сказанное о Боге означает бесстрастно насылаемое на грешников наказание, а сказанное о нас – страстное движение и смятение помыслов. И в изречении: приложи беззаконие к беззаконию их (Пс.68:28) есть одноименность, ибо смысл сего таков: наложи наказание на грех их. Также в изречении: аще кто храм Божий растлит, растлит сего Бог (1 Кор.3:17), есть одноименность, ибо смысл оного следующий: если кто осквернит храм Божий, то будет наказан Богом.

183. Ему же.

Благость имеет Бог по естеству, не лишенному воли, но свободному, не принужденно, но произвольно действующему. А мы воспринимаем благость в себя по мере упражнения и преуспеяния, и она в нас не что–либо неотъемлемое, как в естестве Божием, но нечто изменяющееся, как скоро обуяеть нас любовь к лености.

184. Ему же.

На сказанное: Пророка вам воздвигнет Господь Бог (Деян.3:22).

Иудей, который вступил с тобою в спор, и не сказав ничего сильного и смелого, но изблевав несколько пустых выражений, утверждал, будто бы сие: Пророка воздвигнет вам Господь Бог от братии вашея, яко Мене — сказано о сыне Навина. Отвечай ему так: погрешаешь ты во многом, и, не здраво разумея, и избегая самого познания, и скрывая большую часть подразумеваемого у Моисея.

Ибо сказано: Того послушайте по всему, елика аще речет к вам: будет же всяка душа, яже аще не послушает Пророка онаго, потребится от людей (22.23). Во–первых, вдохновенный Богом Моисей изрек сие уже по избрании Иисуса. Во–вторых, если бы сын Навина превзошел Моисея, то утверждаемое Иудеем было бы вероятно, хотя и не истинно; если же был он гораздо ниже Моисея, то мнение это оказывается вовсе неосновательным.

В–третьих, Иисус ничего не присовокупил к закону, но управлял по его постановлениям. В–четвертых, если бы шла речь о сыне Навина, надлежало бы сказать не: воздвигнет, но: воздвиг. В–пятых, должно было бы сказать: будет же всяка душа, яже аще не послушает Пророка сего. Сказав же: Пророка онаго, Моисей отстранил сего, то есть сына Навина.

В–шестых, почему Иудеи к Иоанну, рожденному после многих поколений, посылали с вопросом: Пророк ли еси? и отвеща: ни (Ин.1:22), потому что, хотя был он Пророк, но Пророк не тот? В–седьмых, почему, по пришествии на землю Спасителя, видевшие чудеса Его говорили: Сей есть воистинну Пророк (Ин.6:14)? Посему пусть сей Иудей усмотрит, сколь многое противится ему, и да поклонится истинному Предведцу и Царю.

185. Диакону Исидору.

На сказанное: по образу и по подобию (Быт.1:26).

Ты, премудрый и остроумный муж, просил известную эту задачу истолковать тебе и кратко, и ясно, и без всяких околичностей. Но одно несовместимо с другим: ясность требует многих слов, а краткость – немногих. Посему, сколько мог, соединив ясность с краткостью, посылаю я тебе ответ.

Наилучшим образом поступают те, которые наилучшей части человека приравнивают наилучшее. Если же сказанное кажется не ясным, то пусть будет сказано яснее. Лучше делают те, которые лучшей части человека, то есть разумной душе, представляют подобным Божество.

Но признающие Божество человекообразным в полном смысле неразумны, потому что принимают за самую истину сказанное применительно, и не в состоянии представить в мыслях что–либо более божественное. Ибо, почему сказано: в крове крилу Твоею покрыеши мя (Пс.16:8), и: седмь очеса Господня, призирающая на всю землю (Зах.4:10), когда человек не имеет ни крыльев, ни семи очей?

Почему Павел утверждал, что Божество не подобно и смышлению человечу (Деян.17:29)? Почему Исаия сказал: аще вси языцы, яко капля от кади, и аки плюновение вменятся, дубрава же Ливанова не довольна на сожжение и вся четвероногая не довольна на всесожжение. Кому уподобисте Господа (Ис.40:15–18)? Почему и Моисей, изречение которого покушаются перетолковать в худую сторону, сказал: и снабдите души своя зело, яко не видесте всякаго подобия в день, в он же глагола к вам (Втор.4:15)?

Впрочем и таковые, как думаю, не выдают учения своего за точное, потому что человек есть образ начальства и царственной власти, а не сущности; если же поступает хорошо, то – и добродетели. Ибо если и утверждаем, что разумная душа бессмертна, то не говорим, что она одинакова по сущности с оным пребожественным и безначальным естеством, а напротив того, признаем ее столько отстоящею от Божества, сколько следует отстоять твари от Творца. Если душа по образу, то, конечно, и душа жены. Почему же Павел сказал: муж убо не должен есть прикрывати главу, образ и слава Божия сый, жена же слава мужу есть (1 Кор.11:7)? Душа жены так же бессмертна и нетленна, как и душа мужа, почему же Павел выразил сие с каким–то различением?

Если же, вооружая Моисея на Павла, противопоставят сему сказанное: сотворим человека по образу Нашему и по подобию, – то, хотя всего более возможно отвечать, что изречено это в числе единственном, и сказано не об обоих, то есть муже и жене; однако же не ответим так. Но если приведут и сказанное в след за этим: и да обладают, то сие служит в нашу пользу, ибо ясно показывает, что отличительная черта сего: по образу — состоит в праве обладания.

Если же скажут: почему же Павел мужа назвал образом Божиим, а жену – образом мужа? Мы ответим: в начале жена была равночестна и удостоена того же права обладания; поскольку же она пала, то умалено и ослаблено право ее, и она подчинена власти мужа. Не вынесла ты равночестия, сказано ей, поэтому приими умаление. К мужу твоему обращение твое, и той тобою обладати будет (Быт.3:16).

Посему, как книга мироздания дает видеть принадлежавшее жене до греха право обладания, так апостольское слово – подчинение ее по падении. А что сие: по образу — сохраняется в человеке поставлением его обладателем всего земного, о сем послушай Песнопевца, который истолковывает Божественные предписания и царственные сложения и говорит: славою и честию венчал еси его, и поставил еси его над делы руку Твоею (Пс.8:6.7). Как Божество царствует над всем, так и человек – над тем, что на земле. Посему, сохраняя в себе право обладания, имеет он царский образ.

А сие: по подобию, если не признавать, по мнению иных, выражением, означающим то же, что и по образу, подобно сказанному: аз уснух и спах (Пс.3:6), и: блажен разумеваяй на нища и убога (40:1), то должно быть истолковано так: Бог вручил человеку право обладания, чтобы доказывал он свою добродетель и сохранял подобие. Принял ты честь, сказано ему, докажи же свою добродетель, чтобы одно приписано было созданию, а другое – произволению созданного. А, может быть, дает сие разуметь и следующее. Вначале сказано: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт.1:6), а в последствии говорится: и сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его (27) без прибавления: по подобию. Сказано же так или потому, что, как заметил я, выражение сие значит то же самое, или потому, что добродетель зависит от произволения. И сказанное будет иметь такой смысл: сотворим человека по образу Нашему, чтобы он по произволению приобрел и сие: по подобию. Потому до создания было сказано то и другое, а по создании – одно из двух.

Так Единородный Бог, придя на землю, говорит: «будьте подобны Отцу вашему Небесному» (Мф.5:48); так одно – по образу — сохраняется по созданию, а другое – по подобию — по произволению. Иные скажут: если человек получил право обладания всем, что есть на земле, то почему же он боится зверей? Тогда, отложив в сторону то оправдание (будет ли оно истинно или нет), которое представляли иные, указывая, что в Божественных книгах не было упомянуто о праве обладания зверями, но в последствии приложено сие кем–то, представлю оправдание прямым путем. Вначале, когда сиял в человеке образ, все ему было подвластно, почему и зверям он нарек имена. Но когда человек преслушал заповедь, по всей справедливости умалено его право обладания; и хотя не лишен человек всего права, чтобы милость не оказалась совершенно охладевшею, однако же ограничен в нем. Ибо справедливость требовала побежденного не увенчивать, но уцеломудрить страхом пред зверьми. А что сие истинно, явствует из следующего: когда Ной обновил в себе образ тем, что возлюбил правду, все звери пришли к нему, признавая первоначальное свое рабство и как бы укоряя человека, согрешившего вначале и утратившего часть своего права на обладание. Да и Даниила почтили львы, и трех отроков уважил огонь, и Павлу не сделала никакого вреда ехидна. Посему, так как они возобновили прародительское право обладания; то явствует из сего, что и прародитель принял оное вполне, утратил же отчасти. Вот наш ответ. Если же кто может сказать что–либо лучшее, то пусть скажет, и мы послушаем его.

186. Павлу.

Всякое искусство упражнением в оном усиливается и развивается, а от праздности гибнет. Особенно же дар слова: если за ним ухаживать и орошать его, делается наиболее сильным, а если не прилагать о нем попечения, легко проходит и улетает. Но к чему говорю это, вероятно, не не знаешь и ты, по всей справедливости обязанный и божественную мудрость, и делание добродетели приумножать и расширять новыми приращениями.

187. Зосиме.

О тебе, который и по возрасту действительно престарел, и по рукоположению называешься пресвитером, говорят, что нравами юнеешь и затмеваешь собою всякого молодого человека, делая то, что и словом стыжусь я выразить, и что ты, не знаю почему, не стыдишься делать. Посему, если люди говорят о тебе правду, то, хотя на старости, покажи в себе перемену к лучшему, чтобы и они прекратили свои насмешки и подали знак к отступлению.

188. Монаху Стратигию.

Чрезвычайно обрадовался я сам, узнав о твоем преуспеянии в добродетели, и друзьям доставил удовольствие, сообщив эту превожделенную и самую желанную для них весть. Посему, если угодно тебе, чтобы торжествовали мы дольше (потому что добрая о тебе молва – приятный для нас праздник), то не переставай уготовлять себе восходящую до небес славу, приобретая то, что соделает тебя и пред Богом благоискусным, и у людей славным.

189. Епископу Ермогену.

Вводящие в правило и то, что вовсе не правило, и потому подвергающие испытанию человека, который в праве сам давать другим правила, кажется мне, не имеют правого суждения о делах. Поскольку добровольною болезнью расстроили они в душе силу, то ошибаются уже и в суждении о делах. Человеку правдивому, мужественному и страшному для согрешающих приписывают они кичливость и надмение, а поэтому всем любителям добродетели ухищряются преграждать к ней путь. Они осмеливаются добродетель именовать пороком. Посему, пусть таковые укоряют и льва за все то, что в нем есть грозного и царственного и что не походит на обезьянство, и пусть хвалят смешных лицедеев за то, что они возбуждают неуместный смех.

190. Пресвитеру Марону.

Вся опасность, наилучший, угрожает не обижаемым, но обижающим; им справедливо и мучиться, и трепетать. А если сие действительно так, то худо не то, чтобы быть обиженным, но обижать и не уметь переносить обиды.

191. Ему же.

Прекрасно сказано кем–то из внешних, что укоризненно не быть в нищете, но не переносить нищету с мужеством. Поэтому, если и ему показалось сие мужество хорошим и прекрасным, то не постыдимся нищеты, даже не будем ставить ее в укоризну, но перенесем страх сей на порок.

192. Схоластику Феодору.

Поскольку восхваляя многих добрых мужей, упомянул ты о судьбе, то охотно спрошу тебя: как могло совместиться то и другое? Похвала предполагает доброе произволение в том, кого хвалят, а судьба не дозволяет хвалить доброго человека, хотя не воспрещает ублажать его. Но и у вас, чтителей язычества, ублажение признается весьма отличающимся от похвалы; одно – следствие судьбы, а другая – следствие произволения.

Посему, напиши мне, премудрый: почему к похваляемому может быть прилагаемо понятие о судьбе? Или почему сделавшемуся таковым, как говорите, по судьбе, прилична похвала? Одно другому противоречит. Если человек невольно таков, то и не хвали его, а если по произволению, то не давай места судьбе. Если сам воздвиг победный памятник, то провозгласи его победителем, а если сделала это судьба, то не в праве он пользоваться похвалами. Если подвизался, пусть будет увенчан, а если не подвизался, не за что и хвалить его.

193. Епископу Ермогену.

Если решился ты идти против Зосимы, Херимона и Марона, чтобы силою остановить их наглость и своеволие, то настоит тебе нужда и в великих приготовлениях, и в помощи свыше. Если же надеешься одолеть их сразу, то обманываешь себя, потому что, когда нужно им отомстить какому–либо доброму человеку, столько же оказывают они друг другу помощи, сколько сопротивляются друг другу, когда состязуются между собой о преимуществе в других злых делах. Соглашаясь в делах общих, спорят они в делах частных, и, выказывая непреоборимую силу в том, чтобы, сколько от них зависит, подавлять добродетель, ведут между собою непримиримую войну в споре о первенстве.

194. Антиоху.

Как срамно побеждать в том, в чем надлежит уступать над собою победу, так еще срамнее оставаться побежденным в том, в чем надлежит побеждать. Ибо не во всяком случае победа – прекрасное дело; но, если предмет хорош и благороден, то она доблестна, а если предмет гнусен и дурен, то и победа – дело весьма худое. Например (приведу в доказательство то, что уважают язычники), война с иноплеменниками почитается и законною, и необходимою, а война с единоплеменниками беззаконна, и обративший их в бегство не получает похвал. Он в такой мере покрывается большим стыдом по сравнению с другими, в какой преуспеет в войне больше других, потому что всего ужаснее война междоусобная.

Посему, если даже там, где угрожает смерть телесная, есть такая разница, хотя на вид сущность дела и одна, то неужели и кланяющиеся демонам, когда вооружаются на братьев, почтут себя делающими что–либо терпимое? Не думаю сего. А здесь последует не телесная смерть, – это было бы меньшее зло, – но погибель души, которая не в ничто обращает соблазнившихся, но уготовляет им жизнь тягостнее всякой смерти; здесь и права родства важнее и божественнее.

Потому и повелено нам вести жизнь, достойную неба. Если же уличишь нас в том, что мы поступаем противоположно людям, которые ведут земные войны, берут оружие для защиты отечества и идут против варваров, то какая останется нам надежда спасения? Или кто уверит нас в том, что мы спасемся, делая то, что прямо ведет в погибель?

195. Пресвитеру Марону.

Слышу, что после оказанной тебе милости обличил ты в себе непримиримое расположение духа, ибо тебя не трогает сделанное тебе добро, но ты ненавидишь человека, сделавшего добро, за то, что он мог это сделать. Посему, если это правда, то пред всеми провозглашаешь, что ты недостоин милости. Ибо, если ты благодеяние обращаешь в повод не к благодарности, а к памятозлобию, кто согласится делать добро человеку, который свирепостью превосходит и зверей? Ибо и из них иные и чувствуют, и помнят благодеяния, и стараются по возможности вознаградить за оные.

196. Диакону Исидору.

Не поверишь, может быть, услышав, но, знаю, что, хорошо уразумев, не только удивишься, но даже станешь рукоплескать. Что же это такое, что сначала покажется невероятным, а после сделается не только удивительным, но и достойным рукоплескания? Скажу кратко, в немногих словах выражая обилие мыслей, превосходящее даже море.

С древними беседовал Бог не через письмена, но самолично, находя в них сердце чистое и способное к научению и без посредника. И сие явствует из того, что не через письмена беседовал Он и с Ноем, и с Авраамом, и с достославными его потомками, один из которых стал первоверховным, сокрушил всю силу диавола, и стрелы его истребил, и колчан сделал пустым, – разумею приснопамятного Иова.

Но когда жалкий народ иудейский снисшел в самую глубину порока, тогда уже необходимыми были признаны письмена и напоминание закона посредством них. А если думаешь, что так было только в Ветхом Завете, в Новом же этого нет, то скажу, что гораздо еще более видно это в Новом Завете. Ибо и богомудрым Апостолам не что–либо письменное дано, но вместо этого обетована благодать Святого Духа. Ибо сказано: Той воспомянет вам вся (Ин.14:26).

Если же думаешь, что писанные законы важнее неписанных, то послушай, что говорит Сам Царь: завещаю им завет нов, дая законы Моя в мысли их, и на сердцах их напишу я (Иер.31:31.33). И будут вси научени Богом (Ин.6:45). Почему и Ап. Павел, утверждая, что нам вверено нечто большее, нежели Моисею, сказал, что мы приняли закон, не на скрижалех каменных написанный, но на скрижалех сердца плотяных напечатленный (2 Кор.3:3). Кто пренебрегает им, тот будет не камнями побит, по Закону Ветхому, но предан жесточайшему мучению.

Но поскольку время стремится и бежит, подобно быстрому коню, и одни преткнулись в догматах; а другие – в жизни, то опять стало необходимо нужным исправление через письмена. По причине нарушения законов неписанных Соблаговоливший всеми способами возводить послушных к добродетели по справедливости обратился к законам писанным.

Посему, надлежит нам помыслить, какова наша вина, когда мы, обязанные жить в такой чистоте, чтобы не иметь нужды в письменах, но вместо книг Божественному Духу вверять свои души, утратили эту честь и довели себя до потребности в письменах, и этим вторым пособием опять не пользуемся как должно. Ибо если и это уже вина – иметь нужду в письменах и научения Святым Духом не привлекать чистою жизнью, то справедливость требует принять в рассмотрение, как велико это зло – при такой великой помощи (ибо сказано: закон в помощь даде (Ис.8:20)) не желать сим воспользоваться, но оставлять письмена без внимания, как предлагаемые напрасно и тщетно, и тем призывать на себя большее наказание.

197. Диакону Евтонию.

Притча о семени, и о том, как сеется слово.

Писал ты: почему Христос, сказав в начале о сеянии слова, присовокупил: сие есть при пути сеянное, если лукавый восхищает всеянное (Мф.13:19), а в притче о плевелах сказал: доброе семя суть сынове царствия (Мф.13:38)? Отвечаю на сие: в каждой притче прежде всего должно представлять себе черты, относящиеся к поставленной цели, и не предполагать точного сходства во всех чертах.

Но чтобы не навести иных на мысль, будто выдумываю, чем бы прикрыть незнание, объясню сокровенный смысл притчи, сказав, что семя есть и слово, а также те, кто принял слово, по причине срастворения с ним и как бы перерождения в него. Ибо посредством слова Христос воображается в нас (Гал.4:19) и мы образуемся по Христу. Посему–то и семя ввергается в землю, чтобы уподобило оно себе человека.

198. Ему же.

Почему закон тем, которые невольно сделались убийцами, дал место жительства с левитами (Числ.35:6.11)?

Говорил ты, что и от другого не узнал, и сам не мог найти причины, по которой Законодатель неосвященным назначил место жительства с освященными, совершившим неумышленное убийство – с левитами. Скажу на сие: закон сей дан прежде всего для того, чтобы убийцы воспользовались сим сожительством и сняли с себя мнимое преступление. А кроме того, так сделано и потому, что левиты, когда Евреи воздавали божеское чествование тельцу, вооружили десницы свои на пролитие крови сродников, став как бы отмстителями за оскорбленное Божество, за что и удостоились священства, а невольные убийцы соделались некоторым образом служителями правосудия, хотя и неумышленно умертвив тех, кому, без сомнения, справедливо было понести наказание.

И сие подтверждает сам Законодатель, сказав: аще же не хотя, но Бог предаде его в руце его (Исх.21:13). Посему, если Бог предал человека для наказания, то не прав ли невольный убийца, соделавшись служителем правосудия? Хотя рука его по видимости, осквернена, но сердце чисто.

Но почему же, скажешь, закон приговорил его к бегству? Не по причине соделанного убийства – иначе вовсе удалил бы его из земли обетования, – но чтобы не был он без суда умерщвлен родственниками убитого, как скоро раздражение возьмет верх над рассудком и гнев не допустит до точного исследования. Впрочем, и в этом положении не навсегда оставляет его закон, но сроком, в течение которого продолжается бегство, назначает жизнь первосвященника и по смерти его дарует убийце право выйти из убежища и возвращает его в отечество (Числ.35:28).

199. Ему же.

Почему бегство неумышленного убийцы продолжается до тех пор, пока жив первосвященник?

Совершившему невольное убийство закон назначил сроком бегства жизнь первосвященника, думаю, для того, чтобы представить в этом ясное указание на следующее. Если невольная смерть первосвященника возвращает отечеству невольных убийц и дарует им право оставить убежище, то вольная смерть Великого Архиерея, в ничто обращенная воскресением, уничтожит невольные прегрешения и всех верующих в Него возвратит в вышний Иерусалим. Ибо вышний Иерусалим, – говорит богомудрый Апостол, – свободь есть, иже есть мати нам (Гал.4:26).

200. Диакону Исидору.

Что значат изречения: в субботу второпервую (Лк.6:1), и суббота суббот (Лев.16:31)?

Просил ты, как неясное для тебя, объяснить сказанное в Евангелии: в субботу второпервую. Слушай же. Второпервою называется та суббота потому, что была второю на Пасхе и первою во время опресноков. Ибо Иудеи, вечером закалая пасху, на следующий день праздновали праздник опресноков, и сей–то день называли второпервою субботою, потому что, как сказал я, был он вторым днем пасхи и первым днем опресноков.

А что сие действительно так, явствует из обвинения Апостолов в том, что они восторгаху класы и ядаху. Ибо в это только время колосья созревают, наклоняются от тяжести плода и готовности к жатве и как бы призывают на себя серп, а в третий день опресноков приносим был в жертву сноп (Лев.21:10.11). Таким образом и время, и то, что совершалось в это время, дают ответ на твой вопрос.

А тому, что день назван субботою, не дивись, ибо Иудеи всякий праздник называют субботою. И посему–то говорится: Суббота суббот, так как случалось иногда, что или начало, или конец праздника совпадали, так сказать, с недельною субботою, что нередко бывает и у нас. Ибо как у нас, когда Богоявление или Рождество Спасителя по плоти приходится на день воскресный, сие делает торжество сугубым и как бы праздником на праздник, так и у них, если какой праздник совпадал с субботою, назывался он субботою суббот.

201. Пресвитеру Кассию.

Многие, представляя в качестве предлога попечение о бедных, кончают собственным своим обогащением. Не соревновать им надлежит, но, несомненно, даже бегать от них, как от грабителей, потому что усиливают нищету бедных, которую надлежало им уврачевать.