Текст книги "Каббалист с Восточного Бродвея"

Автор книги: Исаак Башевис-Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Мы проехали заснеженный город, тонущий в густом тумане. По шоссе медленно ползли грузовики и легковушки. Заводские трубы выплевывали клубы дыма. То тут, то там из какой-нибудь трубы вырывались языки пламени. Вскоре я опустил шторку и начал читать. Как всегда, газета пестрела сообщениями о пожарах, убийствах и изнасилованиях. Целые подвалы были посвящены историям о мафиози и опасностям, исходящим от наркоманов. В журнале я прочитал длиннющую статью о внезапно прославившейся актрисе, получавшей теперь за выход двадцать тысяч долларов. Сексуальный маньяк подробно рассказывал о жизненных обстоятельствах, приведших его к психическому расстройству: развод родителей, алкоголизм отца, его походы в бордель, любовники матери – все это было одновременно и шокирующим, и банальным. Я начал размышлять о будущем литературы. Что может добавить писатель к этим голым фактам? Сенсация и мелодрама стали нашим каждодневным рационом. Невероятное превратилось в более чем вероятное.

Зевая, я перелистывал страницы. Хотя голода не чувствовал, съел бутерброд и яблоко. За четверть доллара я взял у проводника подушку, откинулся назад и попытался поспать. Вагон окутала темнота. Закрыв глаза, я погрузился в полудрему – полураздумье. Рейцл я потерял – это понятно. Когда бы я ей ни звонил, она вешала трубку. Ну ничего, встречу кого-нибудь еще, успокаивал я себя. Мне начали сниться сны, и в то же время я слышал, как объявляют станции. Потом я, вероятно, все-таки уснул по-настоящему и проснулся от того, что проводник тряс меня за плечо. Мы прибыли в М… Я взял пальто, сумку и чемодан. Я был единственным пассажиром, сошедшим с поезда на этой станции. Дул пронизывающий ветер. До здания вокзала идти было довольно далеко. Почти сто лет этот вокзал являлся воплощением бодрой деловой активности и людского круговорота, но в тот день он был пустой и темный. На скамейке храпел какой-то чернокожий. Я стал ловить такси. Сперва это казалось безнадежным, но в конце концов одна машина все-таки подъехала. Водитель взял мои вещи. Я сказал ему название гостиницы.

– Где это? Никогда о такой не слышал.

Я полез во внутренний карман за записной книжкой – ее там не оказалось. Таксист вытащил собственный справочник и, подсвечивая себе фонариком, стал разбираться, как проехать. Странно, подумал я, обычно мне бронировали хорошо известные дорогие отели. Миновав ярко-освещенные улицы, мы закружили по темным кривым переулкам. У меня мелькнуло подозрение, что водитель собирается меня ограбить. В конце концов такси остановилось перед какой-то обшарпанной захудалой гостиницей. Я негодовал. Что же это такое?! Утром же уеду в Нью-Йорк, решил я. Таксист донес мои вещи до запертой двери и постучал. Через какое-то время на пороге появился заспанный служащий в старом свитере. Я спросил, забронирован ли для меня номер. Он пожал плечами: «Нет».

Что-то не так – в этой гостинице даже не было лифта. Мы стали подниматься по узкой лестнице, пропахшей газом и углем. Дежурный открыл дверь и зажег свет. Я увидел одинокую лампочку, свисающую с потолка на длинном проводе, вздувшиеся обои, рваный линолеум, железную кровать и колченогую тумбочку. Этот номер напомнил мне те комнаты, что я снимал в годы моего безденежья. Служащий ушел. Я взглянул на свои вещи и только теперь понял, что я в настоящей беде. В поезде я по ошибке взял чужой чемодан. Теперь у меня не было ни моих лекций, ни прочих важных бумаг. Очевидно, в чемодане остались и моя записная книжка, и дорожные чеки. Я до сих пор не понимаю, как так могло получиться. Видимо, силы, управляющие нашей жизнью, решили нанести мне сокрушительный удар. Порывшись в карманах, я обнаружил два доллара и мелочь.

Я поискал глазами телефон. Его не было. Несмотря на весь свой страх, я не мог не отметить комичности своего положения. Оставалось надеяться, что организаторы турне приедут за мной на следующий день, если, конечно, я не перепутал гостиницу, что весьма вероятно. Ни одна организация не стала бы поселять своего гостя в такой развалюхе. Я почти наверняка ошибся. И все это мне за то, что я обидел Рейцл. Ее проклятья начали действовать. Как всегда, когда мне бывало плохо, оживала моя вера.

В номере было ужасно промозгло. Толстый слой пыли лежал на холодной батарее с облупившейся краской. Сняв покрывало, я увидел серую простыню и грязноватую наволочку. Запахло средством от клопов. Я закрыл глаза и попробовал прислушаться к своему подсознанию, к той силе, которая – если верить фон Гартману – никогда не ошибается. Кто или что загнало меня в эту ловушку? Не я ли сам?

Я разделся и забрался в постель, положив сверху пальто в качестве дополнительного утепления. Ужасно, что я потерял записную книжку. Наизусть я знал только два номера свой собственный и Рейцл. Звонить в мою нью-йоркскую квартиру, разумеется, не имело смысла, а Рейцл наверняка бросит трубку. Я думал, что проворочаюсь всю ночь, но вскоре забылся тяжелым сном.

На следующее утро я зашел в телефонную будку и набрал номер Рейцл. Длинные гудки. Я позвонил снова через час, через два, через три часа – безрезультатно. Странно – обычно, если Рейцл уходила, трубку брала ее мать. Может быть, Рейцл убила мать, а потом покончила с собой? Я попытался припомнить еще чей-нибудь телефон, но меня поразила амнезия. Оставалось только одно – разыскать каких-нибудь местных евреев и попробовать выяснить у них, где должна состояться сегодняшняя вечерняя лекция. Но сначала нужно поесть. Я не завтракал, и у меня сосало под ложечкой. Я нашел кафетерий, заказал порцию оладьев, две булочки и кофе. Это обошлось мне в восемьдесят пять центов. Теперь у меня оставался один доллар пятьдесят восемь центов. Такси уже не возьмешь. Я побрел по улице, читая вывески, пока не дошел до магазина, на котором было написано, что он принадлежит некому Моррису Шапиро. Может быть, здесь мне удастся что-нибудь разузнать? Вдруг Моррис Шапиро собирался пойти сегодня вечером на мое выступление? Я вошел в магазин – большой и дешевый. На прилавках лежали ночные рубашки, блузки, платья, кофты, шарфы, носки, колготки и всякая мелочь. Несмотря на ясный день, в магазине горели лампы искусственного освещения. Мне вспомнилась история царя Соломона, заброшенного Асмодеем на четыреста миль от Иерусалима. Соломон шел по дороге, громко крича: «Я – царь Соломон!» Но он-то хотя бы был царем, а я кто? Один из тысячи писателей Америки, к тому же пишущий на идише.

Я обвел глазами магазин в надежде отыскать того, кто мог бы оказаться Моррисом Шапиро. Но вокруг были только женщины – продавщицы и покупательницы.

– Простите, – обратился я к одной продавщице, – Моррис Шапиро у себя?

Улыбаясь, она окинула меня оценивающим взглядом.

– Мистера Шапиро сейчас нет.

– А когда он вернется?

– А зачем он вам?

Заикаясь и путаясь, я начал объяснять. Она слушала вполуха, периодически обмениваясь репликами с другой продавщицей. Ее кукольное личико обрамляли белые крашеные кудряшки.

– Мистер Шапиро уехал в Чикаго, – сказала она наконец.

– А вы не скажете, как добраться до ближайшей синагоги?

– Я не еврейка. Сильвия! – крикнула она и указала на маленькую черноволосую женщину, одетую в такой же светло-голубой халат, как и все прочие продавщицы. Сильвия занималась с покупательницей. Я ждал, наблюдая, как женщина средних лет снимает и надевает фартук, не в силах решить, купить его или нет. Сильвия с безразличным видом стояла рядом, жуя жвачку.

– Пойду посмотрюсь в зеркало, – сказала покупательница.

Я быстренько изложил Сильвии свою историю. Она слушала с нескрываемым раздражением. Я отнимал у нее время.

– Здесь есть несколько синагог, – сказала она, – но, по-моему, они открыты только в шабат.

– Вы не знаете, где живет какой-нибудь раби?

– Понятия не имею, посмотрите в телефонном справочнике.

– А, где можно взять справочник?

– В «Уэстерн Юнион».

– Где это?

– Через дорогу.

Я поблагодарил Сильвию и вышел. Вывески «Уэстерн Юнион» нигде не было. Неужели она меня обманула? А может быть, я слепну? Мои часы показывали четверть третьего. Через шесть часов должна начаться моя лекция.

Несмотря на мороз, тротуары были запружены пешеходами. А по дороге – бампер к бамперу – ползли легковушки и грузовики, совсем как в Чикаго или в Нью-Йорке. Лица прохожих были мрачными и раздраженными. Пожилая дама тянула за поводок пса, который остановился у дерева и ни в какую не желал двигаться дальше. Хозяйка поносила его на всю улицу. «Господи, зачем Тебе все это нужно?» – пробормотал я. Вдруг я увидел вывеску «Уэстерн Юнион». Я вошел, взял телефонный справочник и открыл его на букве «J». Увы, там не было ни одной организации, начинавшейся со слова «Jewish». Похоже, евреи на Среднем Западе не особо рвались рекламировать свои объединения. Что же делать? Лечь и умереть? Можно было попробовать связаться с моим издателем в Нью-Йорке, но, во – первых, я не помнил номер его телефона, во – вторых, издательство было на грани банкротства. Я вспомнил, как недавно одна секретарша жаловалась мне, что ей уже пятую неделю не выдают зарплату. А кроме того, издатель разводился и в данный момент оформлял соответствующие бумаги в Рино.

Я заглянул в раздел, озаглавленный «Храмы», и обнаружил две синагоги. Я уже собрался позвонить, но выяснилось, что у меня нет десятицентовых монеток. Между тем какой-то мужчина занял единственную телефонную кабинку. По тому, как он там расположился, было видно, что это надолго.

За годы писательства и лекционных турне я отвык от вкуса нищеты и вот сейчас вспомнил, что это такое. Хотя я завтракал довольно поздно, я почувствовал, что снова проголодался. Я подошел к окошечку оператора «Уэстерн Юнион» разменять двадцать пять центов. Оператор смотрел в другую сторону. Нет, подумал я, писателям нельзя богатеть, им даже нехорошо иметь регулярный доход. Сытый голодного не разумеет. Тем, у кого есть крыша над головой, никогда не понять того, кто ночует на улице. Ни память, ни воображение тут не помогут. Может быть, Провидение хочет таким образом напомнить мне о назначении писателя?

Наверное, я прождал минут десять, если не все пятнадцать, прежде чем оператор обратил на меня внимание и разменял наконец мою монету. Я позвонил в обе синагоги. По первому телефону вообще никто не подошел, по второму трубку взяла секретарша, сообщившая, что раби уехал в отпуск, в Англию. Сама она ни о какой лекции ничего не слышала. У нее был такой равнодушный тон, что я понял – рассказывать ей о моих приключениях абсолютно неуместно. Я мысленно дал клятву, что, если Всемогущий вызволит меня из беды, я буду помогать всем, кто обратится ко мне за помощью. Я опять, «в последний раз», набрал номер Рейцл. Длинные гудки. Сомнений не оставалось – там случилось какое-то несчастье. Лия-Хинда умерла или попала в больницу с инфарктом. А может быть, Рейцл запретила ей брать трубку?

Я вернулся в отель и обследовал все три своих костюма. Вдруг в одном из них отыщется моя вторая записная книжка? Или еще немножко мелочи? Но я не нашел ничего, кроме одной пластинки жвачки, которую тут же сунул в рот, чтобы хоть немного заглушить голод. Затем я решил заглянуть в чужой чемодан. В приступе раздражения я сломал замок. Мои подозрения подтвердились: чемодан принадлежал женщине. Я вытащил ночную рубашку, пластиковую косметичку, чулки, белье, блузку, свитер. Ни имени, ни адреса владелицы нигде не было. На внутренней стороне крышки моего чемодана были указаны мой адрес и даже нью-йоркский телефон. Но если бы эта женщина и позвонила по указанному номеру, ответить ей было некому. А кроме того, возможно, она сразу же сдала мой чемодан в бюро находок. Следовало позвонить на вокзал, но силы покинули меня.

Я рухнул на кровать и всерьез задумался о самоубийстве. Если жизнь и душевный мир человека так сильно зависят от какого-то дурацкого чемодана, что же это за жизнь? Стоит потерять несколько бумажек, и становишься парией. Может быть, заложить костюмы? Или часы? Стрелки показывали двадцать минут четвертого. Через час стемнеет. Батареи были еле теплыми. Я еще не брился и даже не чистил зубы. Щеки заросли колючей щетиной. Может быть, пойти в полицию? Вдруг у них есть специальный отдел, занимающийся такими случаями, как мой?

Меня начало клонить в сон, и я резко сел. Нужно еще раз попробовать позвонить Рейцл! Внезапно я понял, что можно обратиться в справочную и узнать телефоны тех, чьи адреса я помнил. Как же я раньше до этого не додумался?! Моя беда в том, что, когда случается что-нибудь неожиданное, я сразу же теряюсь. Любой другой на моем месте уже давно бы что-то придумал. Нельзя быть таким беспомощным! Как был ешиботником, так и остался, сказал я себе. Будь за окном теплее, я бы вел себя увереннее. Холод парализует меня.

Перед выходом на улицу я надел два свитера и два шарфа. Я боялся наступления темноты в этом чужом промозглом городе. Я начал с того, что зашел в аптеку рядом с гостиницей. Сунув руку в карман пальто, я вслепую пересчитал мелочь. К кому обратиться? Подобрав с пола пустой конверт, я записал на нем имена друзей и знакомых, чьи адреса, как мне казалось, я помнил. К сожалению, ни в одном из этих адресов я не был уверен. В аптеке было четыре телефонных кабинки. И все они были заняты. Ожидая своей очереди, я мысленно молил Бога прийти мне на помощь. Я поклялся пожертвовать восемнадцать долларов на благотворительность. Чуть позже я удвоил эту сумму. Я должен принести покаяние, решил я. Все это случилось из-за того, что я не соблюдаю заповеди. Скептик во мне смеялся над моей благочестивостью, предсказывая, что, вернувшись в Нью-Йорк, я опять заживу по-старому.

Видимо, Бог внял моим молитвам. Я дозвонился до справочной университетского городка, где вел свой мастер-класс, и мне сообщили номер Розалии. Я позвонил, и – о, чудо – она сразу же взяла трубку. Услышав мое имя, она согласилась оплатить разговор. Тоном человека, находящегося в смертельной опасности, я кратко изложил ей свою историю.

– Дорогой, я сделаю все, что в моих силах, – сказала она. – Разумеется, я пришлю тебе денег. Я бы сама их привезла. Но у меня уже назначена на завтра встреча с научным руководителем.

– Розалия, я никогда не забуду твоей доброты. Я сразу же верну тебе деньги.

– Что с тобой? Почему ты так испуган? Просто выясни, где ты читаешь лекцию.

– Но как?

– Пойди в полицию. Они все могут узнать, если захотят.

Я дал Розалии адрес моей гостиницы и еще раз рассыпался в благодарностях.

– Жалко, что я не могу к тебе приехать, – сказала она. – Если б ты знал, как мне надоела моя диссертация!

Не веря своей удаче, я дрожащей рукой повесил трубку. Наверное, так должен чувствовать себя человек, чудом спасшийся от, казалось бы, неминуемой гибели. Меня переполняла любовь к Розалии. Что с того, что она распущенна и курит марихуану? Божественная искра в ней не погасла. Ей ведомо милосердие, и она готова помочь ближнему. Она в тысячу раз лучше Рейцл! Я был готов немедленно жениться на Розалии. Какое мне дело до ее прошлых романов? Новые отношения должны возникнуть между полами. Пора положить конец скуке и фальши так называемой «семейной жизни».

Автомат выплюнул мою монетку, но я опустил ее снова и набрал номер Рейцл – какая-то сила подсказывала мне, что на этот раз я ее застану. Я почти видел, как она стоит около телефона. Я услышал гудок, потом ее голос. «Рейцл, – выкрикнул я, – ради всего святого, прими этот звонок!»

– Вы согласны оплатить звонок? – раздраженно спросил у Рейцл оператор.

После секундной заминки она ответила: «Да». Голос у нее был хриплым, как будто она только что с кем-то ругалась или плакала.

– Рейцл, со мной случилось нечто ужасное. Я потерял чемодан вместе с дорожными чеками и записной книжкой. Я сижу без гроша в сомнительной холодной гостинице. Выслушай меня, если у тебя осталась хотя бы капля сострадания.

– Где ты, мерзавец, убийца, зверь?

– Рейцл, сейчас не время для выяснения отношений. Если ты, конечно, не желаешь мне гибели.

Так как мне уже обещала помочь Розалия, повода для отчаяния у меня не было, но кто знает – а вдруг она подведет? Путаясь и запинаясь, я рассказал Рейцл о своих злоключениях, со стыдом отметив про себя, что несколько сгустил краски.

– Небось встречался с какой-нибудь очередной потаскухой. И она дала тебе от ворот поворот.

– Клянусь, я говорю правду.

Она выдержала паузу.

– Чего ты от меня хочешь? – сказала она наконец. – Ты же знаешь, что я не могу оставить мать.

– Вышли мне денег, хотя бы немного, – иначе мне не выбраться из этой дыры.

– Ладно, диктуй адрес.

Я дал ей адрес гостиницы. Если обе женщины сдержат слово, я получу два денежных перевода. Но никогда не понятно, кто как поступит… Как бы то ни было, судьба помогла мне дозвониться до Рейцл и Розалии – верный признак того, что на этот раз гибель мне не грозит. Я вышел на улицу, чувствуя себя совершенно измотанным – холод, ветер, нервное напряжение лишили меня последних сил. Зайдя в супермаркет, я купил пакет молока и батон. После чего у меня осталось девяносто четыре цента. Стемнело. Хотя у меня была бумажка с адресом, я заблудился. Стало еще холоднее, я уже не чувствовал носа, в лицо била ледяная крупа. Каждые несколько минут я залезал в карман, проверяя на месте ли ключ от номера и бумажка с адресом гостиницы. На краю запруженного людьми тротуара вокруг оброненной или специально брошенной кем-то хлебной корки толкались голуби. У них не получалось ее расклевать, но и оставить ее они тоже не могли. Я испытал острое чувство жалости к этим несчастным созданиям и гнев к их Создателю. Где они ночуют в такую погоду? Им же наверняка холодно и голодно. Они же могут погибнуть! Я хотел поднять этот мерзлый кусок хлеба и раскрошить его для них, но понимал, что, стоит мне наклониться, они улетят. Я вытащил купленный батон, отщипнул от него несколько кусочков и бросил голубям. Снующие туда-сюда пешеходы задевали меня плечами, но птицы приняли мое подношение. Ободренный их доверием, я отщипывал и бросал им все новые и новые крошки.

Ко мне подошел полицейский.

– Вы мешаете движению пешеходов, – заявил он, – кормить птиц на улице не разрешается.

– Но ведь они умрут от голода.

– Не умрут.

Он смерил меня сердитым взглядом.

Я двинулся дальше, но, когда полицейский отвернулся, быстро бросил голубям еще несколько крошек. Птицы испугались и улетели. Каббалисты правы: наш мир самый худший из всех сотворенных миров. Им правит Сатана. Я остановил какого-то прохожего и спросил, как добраться до гостиницы. Оказалось, что я стою буквально в двух шагах от входа.

– Сколько вы еще собираетесь пробыть у нас? – спросил меня портье.

– День-два. Мне должны перевести деньги.

Его взгляд выразил недоверие.

– Ваш номер забронирован начиная с послезавтра.

Я поднялся к себе и сел ужинать. С каким наслаждением я поглощал свежий хлеб и молоко! Каждый проглоченный кусочек наполнял меня жизненной силой. Я не стал включать свет. Блаженство бедности – я снова познавал его. Вдруг я вспомнил, что у меня нет никаких документов, подтверждающих, что я это я. Даже если деньги придут, скорее всего, мне их не выдадут. Что же делать? Неожиданно я услышал звук шагов и резкий стук в дверь. Я вскочил и непослушными пальцами повернул дверную ручку. В полутьме коридора я различил портье и еще несколько человек.

– Почему здесь так темно? – спросил кто-то из них.

Затем тот же человек назвал мое имя. Все выяснилось за несколько минут. Здешние устроители сбились с ног, разыскивая меня по всему городу. Я зажег свет и увидел холеные, упитанные лица лидеров местной общины. Все заговорили одновременно. Поиски продолжались весь день. Они обзвонили все отели, железнодородные станции, аэропорты, сообщили в полицию. Кстати, женщина, которой достался мой чемодан, тоже заявила в полицию. Кому-то пришло в голову, что я мог перепутать отель. Оказывается, название третьесортной гостиницы, куда я попал, и роскошного отеля, где для меня зарезервировали номер, были похожи.

Кто-то с гордостью сказал:

– От нас не спрячешься.

– Он у нас Шерлок Холмс, – сказал другой.

Они острили и смеялись. Один из них, представившийся президентом, бросил брезгливый взгляд на недоеденный батон и молоко и закричал:

– Едем немедленно. Все билеты проданы!

– У меня нет текста выступления. Он остался в чемодане.

– Мы кого-нибудь за ним пошлем. Здесь ехать всего пятнадцать миль. Женщина, к которой попал ваш чемодан, – член нашей общины.

– Мне должны перевести деньги на этот адрес.

– Их перешлют в тот отель, где вы будете жить.

Один из пришедших взял мою сумку, другой подхватил незакрывающийся теперь чемодан. Я сказал, что не расплатился за номер, но выяснилось, что об этом уже позаботились. Из-за стойки на меня таращился изумленный портье. Когда мы встретились глазами, он кивнул и извинился. Сверкнула вспышка фотографа. Казалось бы, нужно радоваться, но мне почему-то было невесело. Демоны сыграли со мной очередную шутку, и я чувствовал, что этим дело не ограничится.

На лимузине меня доставили в роскошный отель. Едва я успел побриться, принять душ и переодеться, меня повезли в ресторан на торжественный ужин. Тем временем кто-то съездил за моим чемоданом. Потом у меня взял интервью корреспондент местной газеты.

Вернувшись поздно вечером в свой новый номер, я позвонил Рейцл и Розалии. Как же просто и приятно звонить из дорогого отеля, когда карманы у тебя набиты дорожными чеками и наличными за прочитанную лекцию. Ни Рейцл, ни Розалии дома не оказалось. Я лег и сразу же провалился в сон. Проснувшись около десяти утра, я принял ванну и заказал завтрак в номер. Мне не хотелось выходить из гостиницы, пока не придут деньги. Хотя эти деньги, в сущности, были мне уже не нужны, я хотел узнать, сдержали или нет они свое слово, и хоть немного прийти в себя после пережитой нервотрепки. В час дня за мной заехал глава общины и отвез меня на обед. Затем он устроил мне экскурсию по городу. Мы проехали магазин Морриса Шапиро, офис «Уэстерн Юнион» и кафетерий, в котором я завтракал. Мой гид мял в пальцах сигару, то и дело повторяя, что М… – маленький городок. Казалось, он испытывает неловкость по этому поводу.

– Однако, – сказал я, – здесь тоже можно заблудиться.

– Абсолютно исключено!

Ему явно хотелось продемонстрировать мне все городские достопримечательности: музей, школу, сельскохозяйственный колледж. Но мне было не до экскурсии. Я по-прежнему чувствовал себя разбитым и мечтал только об одном: хоть чуть-чуть подремать до ужина. Наконец мы вернулись в отель. Спустились сумерки. Оконные стекла поголубели. Я, не раздеваясь, лег на кровать, время от времени проводя рукой по заднему карману, в котором лежали дорожные чеки. Я уснул.

Меня разбудил стук в дверь. Я вздрогнул и сел. В комнате было темно. Я не сразу вспомнил, где я. Мои ноги были ватными, как после болезни. Открыв дверь, я увидел Рейцл и Розалию. Я молча уставился на них. На Рейцл были старенькая шубка, доставшаяся ей еще в немецком лагере для перемещенных лиц, и белый шерстяной платок. На Розалии тоже была шуба. Обе держали в руках дорожные сумки. Я был настолько сонным, что у меня даже не было сил удивляться.

– Может, все-таки пригласишь нас войти? – сказала Розалия.

Значит, они обе решили прийти мне на помощь. Наверное, они встретились в той облезлой гостинице, подумал я, или в чикагском аэропорту на пересадке. Но я был слишком измотан, чтобы о чем-нибудь их расспрашивать, а тем более оправдываться самому. Я потерял дар речи. Я просто стоял и смотрел на них. Демоны сыграли со мной новую шутку – явно не собираясь оставлять меня в покое. Глаза Розалии смеялись. Взгляд Рейцл выражал смесь презрения и сострадания. Что это – последнее падение или неземные силы исполнили мое тайное желание, в котором я сам себе не решался признаться? Я услышал свой голос как будто со стороны: «Входите. Мазел тов… [16]16
  Поздравляю (идиш).


[Закрыть]Это вечер чудес».