Текст книги "Мадам Лекринова (СИ)"

Автор книги: Иса Браус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава XVII

Пётр вернулся домой уже под утро. Сидя на кухне, он стал переваривать всю информацию, которую он получил этой ночью. Господин Березин сообщил, что он обнаружил отца Василия, когда тот был ещё живой. Перед смертью батюшка произнёс странную фразу: « Мадам Лекринова. Я её видел, она жива.» Услышав это, Пётр не сразу понял, что имел в виду усопший. Также на месте преступления были найдены пару шурупов, однако в комнате не было механизмов, от которых они могли бы отвалиться. И вот тут следователь понял, что хотел сказать батюшка перед смертью. Пётр понял, что эти шурупы остались от маски мадам Лекриновой. Из всего этого следователь пришёл выводу: отец Василий не только смог увидеть преступницу, но и узнать в ней знакомое лицо, что в итоге и вызвало у бедного батюшки сердечный приступ.

Посидеть на кухне в тишине и покое долго не получилось. С большим шумом близнецы ворвались на кухню, сражаясь друг с другом на игрушечных саблях. Они были так увлечены игрой, что не сразу заметили отца. В след за ними, на кухню зашла Лёнечка с книжкой в руке.

– С добрым утром, батюшка. – девочка обняла отца, – Ты неважно выглядишь.

– Я этой ночью не сомкнул глаз. – зевнул Пётр, прикрыв рот рукой.

Мишка и Гришка сели напротив отца, отзеркалив его позу. Лёнечка рассмеялась, смотря на маленькие копии Петра. На лице мужчины появилась слабая улыбка.

Затем раздался скрип пола, который означал, что Александра спустила на первый этаж Маргариту. Оказавшись на кухне, женщина на несколько секунд задержала взгляд на муже, затем снова опустила голову.

– Я так ужасно выгляжу? – спросил Пётр, однако Маргарита ничего не ответила.

– У тебя глаза чуть ли не красные, – ответила за мать Саша, – Похоже, что ночка у тебя была напряженная.

– Это мягко сказано! – однако, увидев пристальный взгляд домочадцев, Пётр решил тему не продолжать, – Ладно, забудьте.

Разогрев остатки вчерашнего ужина, семья Вахлаковых принялась за трапезу. Во время неё Лёнечка читала близнецам книжку.

– По-твоему, это нормально? – спросила Саша у сестры.

– Мы поспорили на два часа тишины, что я успею прочитать главу до того, как они всё съедят. – объяснила Лёнечка, затем обратилась к близнецам, – Осталось всего две страницы.

– Мы успеем! – закричали близнецы, продолжая набивать рот тушёной капустой.

– Вот видишь, Саша, они едят нелюбимую еду как миленькие. Всё-таки какие же вы азартные, мальчики!

– Вполне неплохой метод. – оценил Пётр, затем он обратил внимание на название книги, – Хм, "Возвращение Шерлока Холмса"? Лёнечка, ты в который раз этот сборник уже перечитываешь?

– В десятый, батюшка. Это самая лучшая книга! Всё-таки хорошо, что Конан Дойл одумался и "воскресил" Шерлока.

В этот момент в голове следователя всплыла последняя фраза отца Василия, а точнее последняя часть: "…она жива." Затем Пётр вспомнил историю о инциденте с маской, которую рассказал батюшка.

– А что если… – не договорив фразу, Пётр обратился к домочадцам. – Какое сегодня число?

– Четвертое июля, батюшка. – ответила Саша.

– Ага, значит через три дня.

Дети изумленно посмотрели на папу, а он, не обращая на это внимание, подошёл к Лёнечке и поцеловал её в макушку.

– Какая же ты умница! – мужчина погладил дочку по голове, – Обещаю, если мы когда-нибудь поедим в Лондон, то я костьми лягу, но добуду для тебя автограф Конан Дойля.

***

Версия, которая пришла в голову следователю Вахлакову, поначалу казалась очень невероятной. Однако за три дня, которые Пётр провёл за чтением старых газет и за звонками нужным людям, эта версия стала приобретать тонкую, но твёрдую почву. За ответами Пётр пришёл на кладбище. Мужчина не был до конца уверен, что мадам Лекринова придёт в этот день, но лучшей зацепки, где её ещё можно искать не было.

Была ещё одна причина, по которой Пётр пришёл на кладбище. В этот день хоронили отца Василия, и следователь решил поддержать помощника. К тому моменту, когда он пришёл на место и не заметно слился с толпой, гроб уже опустили в могилу. Пётр заметил, каким невозмутимым казался Руслан. Подойдя чуть ближе к могиле, юноша взял в руки горсть земли и посыпал на гроб. Вслед за ним это же действие повторила и Люся, а затем она снова прижалась к брату. Когда могилу уже начали закапывать, Руслан в толпе заметил своего начальника. Встретившись с юношей взглядом, Пётр ему кивнул. Поговорить же удалось только тогда, когда закончилось погребение и народ стал направляться к главным воротам. Брат и сестра, поддерживая друг друга, подошли к Петру.

– Примите мои соболезнования. – сказал Пётр.

– Благодарю. – затем Руслан обратился к сестре, – Ты иди, Люся. Я вас догоню.

– Хорошо, только сильно не задерживайся. – Люся пошла к главным воротам.

– Ты хорошо держишься. – Пётр похлопал помощника по плечу.

– Последние три дня я чувствую себя как в тумане, но я больше не за себя, а за Люсю переживаю. А вы что-нибудь нового узнали за эти три дня?

– Хм, к сожалению, ничего нового. – Пётр решил приберечь новые подробности, ибо ему казалось, что Руслан пока был не в состояние думать о работе, – Тебе надо этот день пережить, а потом набраться сил, чтобы жить дальше.

– Я постараюсь как можно быстрее вернуть себе ясность ума, чтобы быстро вернуться к работе.

– Вот и молодец, Воскресенский!

– Вы не пойдёте на поминки?

– Ты извини, но у меня сейчас кусок в горло не полезет, да к тому же у меня есть ещё дела.

Попрощавшись с помощником, Пётр, возобновил свой путь.

Руслан дойдя главных ворот, кинул взгляд на начальника, который шёл в глубь кладбища.

– Руслан, – окликнула брата Людмила, – Надо идти!

– За три дня вы ничего не узнали? – сказал юноша куда-то в сторону, – Это на вас не похоже, Пётр Иннокентьевич?

Пётр пришёл к участку, где к небу простирались ивы, чьи ветви прятали не только надгробие, но и большую белокаменную беседку, поросшую мхом. Подойдя к ней, Пётр взглядом нашёл белокаменное надгробие в виде креста, которое располагалось меж двух деревьев. Цветы, что лежали на нём уже успели завять. "Она ещё не пришла. Что ж сегодня мне спешить некуда, так что подождём." – подумал следователь, спрятавшись за ветками ивы.

Глава XVIII

Я была готова на всё, чтобы найти и спасти Веру, даже на самые безумные действия. Хорошенько всё обдумав, я поняла, что выход только один. Конечно, меня в таком случае ждал эшафот, но если я не уберегла бы Веру, моя жизнь итак была бы кончена. К тому же я жить больше так не могла, как будто моё сердце пронзили тысячи иголок. Возможно, что это моя совесть подавала признаки жизни.

Однако покинуть квартиру оказалось куда сложнее, чем я думала. Переодевшись в тёмно-синие платье и шляпку с вуалью, которые Каренина, как прощальный подарок, оставила мне в шкафу, я положила в кожаный ридикюль свою маску, которую я так и не смогла починить. Но, потянувшись к секретеру, я вспомнила, что мой ключ от квартиры остался в сумке, которую забрал Герасим вместе с иконой. Я кинулась в коридор, где должен был лежать запасной, однако и его не оказалось на своём месте.

– Кузькина мать! – ругательство невольно вырвалось из моих уст.

Видимо, Герасим решил подстраховаться. Я вернулась в спальню, где под кроватью лежала коробка с отмычками, однако чудик и это предусмотрел. У меня был вариант уйти через балкон, однако, оценив ситуацию, я поняла, что идея плохая. Конечно, я падала и с более высоких вершин, но с переломанными костями я вряд ли смогла бы помочь Вере. Я вернулась в коридор. Изучая дверной замок, я думала над тем, какие вещи можно использовать, чтобы сделать отмычку. Вернувшись в спальню, я достала из ящика туалетного столика шкатулку, где хранились шпильки, заколки и прочие булавки. И только в этот момент я поняла, почему Каренина запирала раньше эту шкатулку на ключ. Я заметила, что между дном и стенками есть щели. Шкатулка была с секретом. Открыв второе дно, я обнаружила кучу записок. Изначально можно было подумать, что это любовные письма, однако всё оказалось более серьёзно. Эти записки касались нашего дела. К сожалению, информация о местоположение Веры в шкатулке не было. Я положила одну из записок в ридикюль и, взяв шпильку с булавкой, вернулась к входной двери. И вот, наконец, я смогла взломать замок и покинуть квартиру.

Прежде чем идти в Александроградский участок, я должна была посетить ещё одно место, ибо другой возможности могло и не быть. На извозчике я добралась до городского кладбища. У главных ворот сидела старушка с цветами. Купив у неё две лилии, я ступила на кладбищенскую землю.

Всю дорогу я вслушивалась в шум ветра, который качал ветки ив, иногда поглядывая на бесконечно серые небеса. Конечно, прошло много времени, но я до сих пор помнила местоположение могилы. Присев на корточки, я положила лилии на землю.

На постаменте надгробного креста было написано:

Священник

Савва Феодорович Демидов

13. IV. 1859 – 7. VII. 1910

Анна Саввична Демидова

9. V. 1896 – 14. VIII. 1910

Покойся с миром тот, кто думал не только физическом, но и духовном благе простых людей. Остров святого Феодора не забудет тебя.

Как давно я хотела его навестить, а теперь, сидя тут, я и не знаю, что ему сказать.

Тоска была настолько сильной, что я не сразу почувствовала присутствие человека, стоящего за моей спиной. От мужского голоса, который мне прошептал: "Браво, барышня, ты переплюнула Иисуса", – моё сердце ёкнуло. Я резко встала на ноги и повернулась к мужчине. Надо же, мне и не пришлось идти в управление…

***

Следователь Вахлаков недолго ждал даму. Когда он увидел хромающую фигуру в темно-синем платье и шляпке с вуалью, его интуиция не сомневалась, что это мадам Лекринова.

Пётр достал из кабуры парабеллум и вышел из укрытия. Стараясь не шуметь, он подошёл к ней как можно ближе. Затем мужчина наставил пистолет и прошептал: "Браво, барышня, ты переплюнула Иисуса". Мадам резко встала на ноги и развернулась к следователю. Повисла краткая пауза, во время которой мадам приподняла вуаль.

Молодая девушка, чьё личико украшали не только русые локоны и родинка на щеке, но и шрамы на лбу, на носу и под нижней губой, а на правом глазу виднелся красно-оранжевый синяк. Увидев её, следователь Вахлаков понял, что не ошибся в своих догадках. Мадам Лекринова – воровка, загубившая десяток жизней – совсем юная девушка, в чьих карих глазах читался страх и мольба.

Поняв, что девушка не собирается нападать или убегать, мужчина убрал пистолет обратно в кобуру.

– С воскрешением тебя, Анна Саввична. – в этой фразе следователя было больше шока, чем сарказма.

– Здравствуйте, господин следователь. – на лице девушки появилась печальная улыбка, – Похоже вы сами не верите в то, что видите.

– А ты как думаешь? Это была только безумная версия. – затем взгляд Петра ужесточился, – Сентиментальная дочка решила впервые навестить могилу отца?

– Я не могла не прийти, – Аня взглянула на могилу отца, – Сегодня четвёртая годовщина. Думаю, у вас есть много вопросов. Давайте поговорим в беседке. Мне больше некому обратиться.

Девушка, зайдя в беседку, села на одну из каменных лавочек. Пётр последовал за ней.

– Ты в курсе, что твои подельники: Казимир Полканов и Зинаида Прохорова, – мертвы? – спросил Пётр, сев напротив девушки.

– Да, поэтому я к вам и хочу обратиться за помощью.

– Испугалась за свою шкуру?

– В этом мире есть человек, чью жизнь я ставлю выше своей.

– Вот как? – скептически повёл бровью Пётр, – И кто это?

– Господин следователь, мне начать всё самого начала?

– Мне спешить некуда.

Глава XIX

Я была очень сильно привязана к отцу, да и он во мне души не чаял. Возможно, это ещё связано с тем, что я была вымоленным ребёнком, поэтому батюшка отдавал мне всю свою нерастраченную нежность и любовь, которую он не смог передать моим братьям и сёстрам, которых Бог призвал себе сразу после рождения. С самого детства папенька для меня был примером для подражания. Он не сидел без дела. До сих пор диву даюсь, как у него получалось совмещать службу в Богоявленском храме, работу над диковинками в мастерской, а также уделять внимание мне. Папенька всегда говорил, что грешно сидеть без дела, поэтому с трёх лет я помогала маме по дому, а с двенадцати я для батюшки стала настоящей помощницей, помогая ему отвечать на вопросы фабрикантов, которые хотели взять на поток его идеи, в те минуты, когда он был очень занят, или же вместе с ним озвучивать реплики автоматонов из его миниатюрных театров.

Матушку я, конечно, тоже любила, но… Сколько я себя помню, с ней всегда было очень сложно выстроить диалог. С каждым годом она становилась всё более замкнутой и нетерпимой к чужому мнению, особенно если речь шла о Боге. Из-за этого родители часто ругались друг с другом, хотя папенька и старался меня в это не втягивать, но чем старше я становилась, тем чаще оказывалась свидетелем того, как мама кричит на отца, называя его богоотступником. Последняя ссора произошла в последнюю ночь жизни батюшки.

Я очень любила миниатюрные театры, которые делал отец. Хотя батюшка и не разрешал мне приносить в дом его изобретения, но в этот раз я не смогла удержаться и тайком пронесла в дом один из ларцов с моей самой любимой историей. Дождавшись, пока родители уснут, я спустилась вниз и забралась на печку. Прежде чем завести ларец, я прижала полотенце к динамикам, чтобы не разбудить родителей. Я завела ларец, панель открылась, лампочки внутри осветили сцену, и автоматоны начали играть "Морозко". Любуясь действием, я в своей голове воспроизводила реплики персонажей.

Когда история закончилась, я уже собиралась вернуться в нашу общую спальню, но когда я повернула голову, то увидела матушку. Я слезла с печки и попыталась всё объяснить, но она ничего не хотела слушать.

– Как ты посмела принести эту бесовщину в дом. – прошипела мать.

– Матушка, но…

– Как ты посмела принести эту бесовщину в дом! – с этим криком, мама выхватила у меня ларец и бросила на пол, тем самым его сломав.

Затем матушка дала мне сильную пощёчину, за ней последовала ещё одна, потом ещё и ещё. Я кричала, чтобы она остановилась, но она лишь отвечала: "Дьявол уже совратил твоего отца, теперь антихрист и тебя искушает!"

Наконец-то, на мои крики прибежал отец. Он встал между мной и мамой. Увидев сломанный миниатюрный театр, он сразу понял в чём дело.

– Анечка, иди в спальню. – спокойным голосом велел он мне.

Я послушалась его, понимая, что до очередной ссоры родителей оставалось несколько секунд. Я легла на большую кровать, накрыв голову подушкой. Чувствуя свою вину, мне хотелось плакать. Саму ссору я слышала урывками. Самая громкая фраза матушки была: "Бог тебя однажды покарает, а Дьявол тебя давно уже ждёт!" Затем послышалось её оханье, которое означало, что батюшка дал ей пощёчину, а следом последовала фраза, произнесённая отцом спокойным голос: "Ты совсем стыд потеряла, али забыла, что жена должна бояться своего мужа?" Повисло молчание, а затем родители вернулись в спальню. Я хотела вставить слово, но батюшка велел, чтобы мы все ложились спать.

Когда же я и матушка проснулись рано утром, отец уже уехал в свою мастерскую. Во время домашних хлопот, я и матушка не сказали друг другу ни слова. Мне тогда было очень стыдно, ибо была уверена, что ссора случилась из-за меня. Лишь пару раз маменька кинула на меня очень странный взгляд, который я никак не могла понять. Тогда я ещё не подозревала, что за ужас скрывался в её глазах.

Закончив с утренней работой раньше, чем рассчитывала, я на трамвае уехала в мастерскую батюшки. Едва стоило зайти во внутрь, как я услышала ласковое обращение папеньки: "Здравствуй, радость моя." Однако в мастерской никого не было, что показалось очень странным. Внезапно я вспомнила, как мы любили тут в прятки играть, когда я была маленькой. Вспомнив это, я стала бродить по мастерской в его поисках. Я обыскала каждый угол, но так его и не нашла.

– Ладно, папенька, я сдаюсь, – мне пришлось признать своё поражение, – Где ты?

– Наверх посмотри, радость моя.

А папенька с помощью каких-то странных присосок, которые были закреплены на руках и ногах, находился на потолке.

– Это моё новое изобретение, – объяснил он, – Точнее это заготовка для моего нового изобретения.

Я не смогла сдержать улыбку вместе с хихиканьем. А батюшка тем временем осторожно спустился по стеночке. Сняв присоски, он сделал запись в тетради. Когда же наши взгляды снова встретились, меня снова нахлынули воспоминания о ссоре. Поняв это, отец тяжело вздохнул и прижал меня к себе. Слёзы невольно потекли из моих глаз.

– Прости, батюшка, – проскулила я, – Я не сдержалась.

– Да полно тебе, радость моя. – прошептал отец, улыбнувшись, – Я уж боялся, что скоро у тебя крылья аки у ангела вырастут. Как же я рад, что ты обычный человечек со своими слабостями.

– А матушка этому не очень рада. Почему она так?

– Я сам не могу понять, когда она успела так измениться… – папенька сделал небольшую паузу, а затем добавил, – В любом случае, это мой крест, а не твой. И запомни, Анечка: абсолютно безгрешны только младенцы. Знаешь, я должен признаться тебе: я сам был вынужден нарушить своё же правило.

– И какое же?

– К сожалению, не все мои изобретения приносят добро. Порой я невольно создавал кошмарные вещи, и моё малодушие не даёт их мне уничтожить. Поэтому я и купил сейф, чтобы прятать их от очень плохих людей.

– Ты имеешь в виду господина Штукенберга?

– А… Андрей Аристархович… Анечка, с ним всё намного сложнее. – вдруг отец, отстранившись от меня, сменил тему, – Ой, я совсем забыл! Я ведь обещал отнести госпоже Елизаровой кое-какие бумаги. Анечка, можешь их отнести ей домой, пока она не уехала. Просто я сейчас очень занят.

Я утвердительно кивнула. Забрав конверт, я подошла к входной двери и повернулась к батюшке.

– Не волнуйся, радость моя. – сказал он мне, – Бог даёт испытание для человека, которое он может преодолеть. Только не держи зла на матушку, она тоже желает тебе добра, но по-своему.

Улыбнувшись я покинула мастерскую.

Госпожа Елизарова жила рядом, поэтому я быстро отдала ей конверт. Возвращаясь обратно, я думала над словами отца. Он всегда во всех искал добро, даже в тех людях, которые считались потерянными для общества. Кто ж знал, что эти слова станут последними в его жизни.

Мне осталось только перейти через дорогу, чтобы добраться до мастерской, как вдруг… Вдруг прогремел взрыв. Его волна отшвырнула меня и других прохожих назад. Я очень больно ударилась спиной, из-за чего не чувствовала собственного тела. В ушах зазвенело, и мне начало казаться, что воздуху не хватает. Последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание от болевого шока, это перепуганные люди и всполох огня.

Я смутно помню те дни, когда я пролежала в госпитале. Скажу только, что о смерти батюшки мне сообщили не сразу.

На второй день меня навестил отец Василий. Он начал из далека, якобы моя матушка плохо себя чувствует, поэтому не может меня навестить. Когда же я спросила об папеньке, отец Василий растерялся. Он пытался подобрать слова, однако я всё понял по его глазам. Из моих уст вырвалось: "Не делайте из меня дуру! Кто выживет в таком взрыве?", – затем, уткнувшись в колени, я зарыдала. Всё, что мог сделать отец Василий, это лишь обнять меня в знак утешения, однако легче мне этого не стало.

Меня выписали в день похорон отца. Во время отпевания мой взгляд метался то к закрытому гробу, то к маме. Она смотрела в одну точку и ни на кого не обращала внимание. С тех пор, как батюшка умер, мама не разу не заплакала. Я тогда подумала, что каждый переживает горе по-своему. Я же во время отпевания чувствовала себя вне времени и пространстве. Все звуки были приглушёнными для меня, а цвета тусклые. Я даже не помню, как дошла до кладбища.

Утрата в полной мере до меня дошла, когда гроб уже приготовились опустить в могилу. Я поняла, что теперь батюшку буду видеть только на фотокарточках, которых так мало у нас, что он больше не скажет: "Всё будет хорошо, радость моя", – что он больше не сможет изобрести новые диковинки на пользу острова, что… Я так могу целую вечность перечислять. Именно в этот момент на меня такая безысходность нахлынула, что я со слезами бросилась на его гроб с криками: "Пожалуйста, не опускайте его!" Меня ели смогли оторвать. А матушка…Матушка всё также с безучастным выражением лица смотрела в куда-то сторону.

Горе было несоизмеримым, но так или иначе, к жизни нужно было возвращаться. На тридцать шестой день после смерти отца с нами связался нотариус из Иван-да-Марьяграда. Он сообщил, что с документами на дом, в котором батюшка вырос, возникли проблемы, и я вместе с матушкой, как прямые наследники, должна приехать, как можно скорее, и всё уладить.

Уже на следующее утро я собирала вещи. Когда я искала нужные для поездки документы, мне попалась бумажка с кодом от сейфа. И я снова не смогла устоять… Открыв сейф, я обнаружила чертежи изобретений, ремень с тросами и звуковую маску. Как её забудешь, если от её действия я несколько дней чувствовала недомогание. Затем я вспомнила, почему отец спрятал всё это. Он боялся, что эти диковины попадут не в те руки. "Когда мы уедим, дом и эти вещи некому будет охранять", – подумала я. В общем, я положила маску и чертежи в папину большую сумку, а ремень одела на талию.

Услышав скрип входной двери, я спустилась вниз. Мама открыла дверь отцу Василию.

– Здравствуй, Ирина. – поздоровался батюшка, однако мать ему ничего не сказала, – Как вы?

– Дьявол… – прошептала мать, – Дьявол ещё не ушёл.

– Прости, я не расслышал, что ты сказала?

– Здравствуйте, отец Василий. – вмешалась я, – Матушка, присядь пожалуйста.

Я хотела положить руку ей на плечо, но она меня отдёрнула. Прошептав снова: "Дьявол ещё не ушёл", – мама села на лавочку у окна.

– Не волнуйтесь, всё в порядке. – заверила я батюшку.

– Ты быстрее пришла в себя, чем твоя мать.

– У меня выбора нет. Как бы не было больно, но нужно жить дальше. Уверена, папенька, наверное, хотел бы, чтобы мы о нём не горевали дольше положенного.

– Да пошлёт вам Господь много сил и терпения в эти непростые дни.

– Благодарю вас.

– Я вот по какому поводу пришёл. Скоро сороковина, и я подумал: может вам нужна помощь?

– О, это было бы кстати! Я и матушка сегодня вечером уезжаем в Иван-да-Марьяград по важному делу, а вернёмся только послезавтра утром. Так что мы будем очень рады любой помощи.

Уже вечером я и мама уехали из Александрограда на общественном дирижабле. До Иван-да-Марьяграда лететь было восемь часов, поэтому транспорт был оснащен многоуровневыми койками. Также в нём имелась открытая палуба со спасательными парашютами, с которой пассажиры могли наблюдать за красивым видом вокруг. В первые часы полёта, я следила за матушкой. После смерти папы, она вела себя очень тихо, и я чувствовала, что это затишье рано или поздно закончится. Когда же маменька уснула, я вышла на палубу вместе с папиной сумкой, ибо боялась за её сохранность.

Прижавшись к ограждению, я стала разглядывать облака, представляя, что среди них летает душа отца и смотрит на меня.

– Мы летим в твой родной город. – прошептала я, веря, что отец рядом со мной, просто я не могу его увидеть, – Ты обещал, что мы всей семьёй туда поедем… Этого так и не случилось.

Я прижала руку к лицу, чтобы сдержать слезы. Почему он умер? Как так вышло? Конечно, было проведено расследование, и следователь Перов объявил, что взрыв произошёл в результате несчастного случая, но я не хотела в это верить.

– Я так скучаю по тебе, папенька. – проскулила я.

Чтобы унять душевную боль, мне нужно было отвлечься. Я, сев по-турецки, достала из сумки документы, которые нужны были для разговора с нотариусом. Информация из них до меня доходила лишь наполовину, но забыться на какое-то время получилось.

Иван-да-Марьяград выгодно отличался от Александрограда уже тем фактом, что солнечные лучи доходят до него в полной мере. Это был полностью белокаменный город, здания которого украшались плющами. Тут не было шестеренок и автоматонов. Повозки были запряжены настоящими лошадьми, в фонтанах плавали золотые рыбки, и я видела пару благородных дам, которые водили на поводке медвежат, как домашних животных. Всё так, как рассказывал батюшка. Конечно, жалко, что этот красивый город мы посетили в не самый лучший момент нашей жизни.

Разговор с нотариусом был не простым. На эту беседу я потратила кучу времени и нервов. Со стороны это, наверное, выглядело странно: с нотариусом в основном разговаривает несовершеннолетняя дочка усопшего, в то время как его вдова не говорит ни слова, а лишь сверлит грозным взглядом самого нотариуса.

Когда же это нервотрёпка закончилась, у нас оставалось два часа до отбытия. Мы решили, а если быть точнее я решила, переждать их в родном доме отца. Старая избушка располагалась на окраине города. По паутине и пыли можно было догадаться, что этот домик опустел очень давно. Усадив матушку на лавочку, я огляделась. В моей голове стали воспроизводиться весёлые рассказы отца о том, как он вместе двумя братьями, которых я никогда не видела, провёл своё детство. Затем я обратила внимание на несколько фотокартин в рамках, висящих на стене, и взяла одну из них. На ней были изображены три маленьких мальчика, а сзади них стояла благородная дама средних лет.

В правом нижнем углу подпись:

Мадам Шелингова и её воспитанники (Спиридон 6 лет, Серафим 5 лет и Савва 3 года)

– Забавно! – произнесла я, подсев к маме, – Что у папы, что у его братьев чудные имена и все они на "С". Мам, а кто эта мадам Шелингова? Батюшка ничего о ней не рассказывал.

Матушка начала что-то бубнить под нос. Прислушавшись, я разобрала: "Дьявол не ушёл."

– Матушка, ну сколько можно? – меня её поведение уже начало раздражать.

Вдруг мама повернулась ко мне. Её широко распахнутые глаза меня начали пугать.

– Ты… Ты… – прошипела она, – Ты дьявольское отродье.

– Я? Как ты можешь так говорить, мама? – я не верила своим ушам, – Я же твоя дочь!

– Нет, Бог призвал все моих детей. А ты тут по воле дьявола.

– Мама, прекрати!

– Дьявольское отродье!

– Прекрати! – закричала я, и это подействовало на неё.

Мама снова замолчала, опустив голову, и все мои попытки её снова разговорить провалились.

На обратном пути меня мучила жуткая бессонница, поэтому я с папиной сумкой вышла на палубу, когда на ней никого не было. В этот момент дирижабль пролетал над Нестеровскими горами. Но мне было не до их красоты. Я не могла выкинуть из головы слова матери и понять, почему она со мной так грубо обращается. Отец меня пытался убедить, что она меня любит, но по-своему. Да, батюшка всегда пытался найти в людях добро, но любовь матери мне казалось очень сомнительной.

Я достала из сумки чистый блокнот и карандаш. Чтобы отвлечься, я стала рисовать незатейливые узоры. Сначала они меня успокаивали, но через какое-то время эти каракули показались мне такими уродливыми, что я выдрала листок из блокнота, смяв его в комок, и бросила вниз.

Подышав свежим воздухом, я уже собиралась покинуть палубу, но стоило мне развернуться, как я увидела матушку. От испуга я прижалась к ограждению. Она же, подойдя вплотную, стала сверлить меня взглядом.

– Мама, почему ты не спишь? – прошептала я.

– Дьявольское отродье. – прошипела мать, нервно сжимая руки в кулаки.

Я, тяжело вздохнув, собралась покинуть палубу, но вдруг она закричала и схватила меня за горло.

– Возвращайся к сатане, тварь! – кричала она.

Я хрипя умоляла её остановиться, в ответ она ещё сильнее давила на шею. Затем я стала бить её по рукам, царапать лицо, – в общем оказывать всяческое сопротивление. В итоге наши крики разбудили пассажиров.

Однако меня это не спасло. Когда они прибежали на палубу, мама не остановилась, даже более того. Она меня толкнула, и я полностью обессиленная упала с дирижабля. И единственное, что мне оставалось, падая вниз, это ждать своего конца…

***

– … Однако это был ещё не конец. – закончила Аня.

Пётр снова пробежался взглядом по молодой девушке. Он прикинул примерную высоту Нестеровких гор. То, что перед ним сидела Анна Демидова, было настоящим чудом. Мужчина даже хотел присвистнуть от осознания этого факта, но вовремя сдержался.

– Да, Пётр Иннокентьевич, и небываемое бывает. Всё зависит от того, как упасть. – усмехнулась Аня, – Я хотела кое-что спросить…

– Что с твоей матерью? – докончил Пётр, девушка утвердительно кивнула, – Я разговаривал со следователем, который вёл дело по факту твоей смерти. Твоей матери поставили диагноз – параноидная шизофрения – поэтому привлечь её к ответственности не представлялось возможным. Её отправили в сумасшедший дом.

– И она до сих пор жива?

– Если верить слухам, то да. Даже логически можно предположить, что если бы она умерла, то её бы похоронили бы рядом с твоим отцом. – Пётр увидел в лице Ани разочарование, но решил это не комментировать, – А теперь моя очередь задавать вопросы, и первый мой вопрос: где же ты была все эти годы?

На лице Ани появилась странная улыбка, из-за чего Пётр на секунду вспомнил, что шизофрения может передаваться по наследству, затем эта улыбка пропала, и девушка тяжело вздохнула и прижала ладонь к лицу, словно пытаясь отогнать от себя неприятные воспоминания. Однако вскоре она пришла в себя.

– Я сейчас глупый вопрос задам, но… – голос Ани казался усталым, – Вы слышали про Белянскую слободу?

– Белянская слобода? – удивился следователь, – Так ты значит в этой секте прожила!

– Не смейте говорить о том, чего не знаете! – возмутилась девушка, – Да после смерти отца и предательства матери, они стали для меня новой семьёй!

***

Эпизод падения я уже вряд ли вспомню, поэтому могу только догадываться, как мне удалось спастись. Не исключаю, что я именно в этот момент впервые использовала ремень с тросами, который почти всё время был на мне. Другого внятного объяснения найти за эти годы не получилось. Но не в этом суть…

Вначале были пустота и покой. Никого нет, кроме тебя и твоей жизни. Смотришь её, аки синематограф. Думаю, так всё и происходит после смерти. Нет ни рая, ни ада. Ты наедине лишь с тем, что натворил за свою жизнь. И чем ближе конец, тем эта странная фильма становилась более тусклой. Когда же она закончилась без надписи "Конец", звук шуршания плёнки сменился на треск огня в печи. Затем вспыхивает яркий свет.

Перед моими глазами бревенчатый свод крыши. Я его разглядывала до тех пор, пока до меня не дошла мысль о том, что я вернулась в царство живых. Теперь оставался вопрос: где я нахожусь? Как только я попыталась пошевелить рукой, меня пронзила адская боль, из-за которой из моих уст вырвался крик, заставивший окончательно прийти в сознание. И он не остался без внимания.