Текст книги "Перевёрнутый полумесяц"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

За реку Оронт

Территория, по которой мы в данное время едем на юг, на официальных сирийских картах обозначена как неотделимая составная часть Сирии.

Тем не менее мы едем по Турции!

Мы должны проехать эту территорию за точно установленное время. Никаких остановок. Фотоаппараты и бинокли из футляров не вынимать. О ночлеге в промежутке между Аданой и сирийской границей нечего и думать, до полуночи мы должны покинуть Турцию! Мы находимся в военной зоне, которую нам заштриховали в Стамбуле пальчики симпатичной сотрудницы бюро путешествий с полуяпонскими глазами…

На теле Турции территория эта выглядит как тощий нарост, появившийся, когда телу было всего девятнадцать лет. Именуется он «санджак александретский» или иначе – Хатай. Эта область принадлежала Сирии, но в ию: е 1939 года французы, исполнявшие обязанности администрации мандатной территории, сделали за счет Сирии широкий жест и дали свое согласие на включение Хатайского района в состав Турции. Тем самым Сирия потеряла свой единственный порт, Александретту, или, как его еще называют, Искендерон. У нее осталась лишь узкая полоска побережья на Средиземном море, к которой ни один солидный корабль причалить не может…

Нынешний Искендерон совсем не чудо. Он захирел. Некогда богатый город, из которого караванный путь вел в Персию, Индию и Китай – в страны, знаменитые восточной роскошью, пряностями, жемчугом и слоновой костью, – город, в котором эти ценности перегружались с верблюдов в купеческие суда, теперь превратился в провинциальный городишко, затерявшийся в северо-восточном углу Средиземноморья, порт с опустевшими складами. Паралич разбил его в тот день, когда мимо пирамид под звуки «Аиды» Верди, сопровождаемый эскортом из семидесяти судов различных национальностей, через Суэцкий канал проплыл корабль «Эгль» с королевой Франции Евгенией на борту.

В Искендероне нам удалось увидеть лишь длинные ряды строений из гофрированного железа в форме разрезанных по длине цилиндров – казармы, кладбище с вывеской «Cimetiére militaire française» [24]24
  Сimеtiére militaire française – французское военное кладбище. (Франц.)


[Закрыть]и множество моряков в белом. Добрых четверть часа мы двигались мимо них, а потом вдруг неожиданно оказались в горах, в чудесных, покрытых зеленью горах.

За этими горами течет историческая река Оронт, на которой стоит Хатай, или Антакья, живописный город, раскинувшийся по склонам, обращенным на запад. Прославленный город Антиохия, в чье основание первый камень заложил Селевкс Никатор, генерал и адъютант Александра Великого, город, который не посмели тронуть ни Цезарь, ни император Август, город, где собирались первые христиане, члены независимого христианского объединения во главе с председателем его святым Павлом, здесь, в Антиохии, положившим начало своей паломнической карьере.

Город этот знаменит еще и тем, что здесь свернули себе шею крестоносцы, являвшиеся сюда по суше и по воде, чтобы освободить его от мусульман. Славных исторических памятников здесь более чем достаточно, начиная с каменного моста Диоклетиана через реку Оронт и кончая могилой императора Фридриха Барбароссы, который во время крестового похода утонул в разлившейся реке Селеф и почивает здесь в мраморном саркофаге вечным сном. Но ничего этого осмотреть или сфотографировать нельзя. Запрет есть запрет!

Яйладаг и вещий сон

Сегодня Роберту приснился вещий сон. Снилось ему, будто мы уже побывали в турецкой таможне и что досмотр заключался в том, что таможенники только снисходительно махнули рукой.

– Эх, вот чего не следовало говорить, так уж действительно не следовало. Увидишь, все будет наоборот. Вот если бы тебе, скажем, приснился гроб или, например, похороны…

До чего же мы дошли! Таможенники мало-помалу превратят нас в суеверных баб, нам не хватает только сонника!

Тем временем дорога опять незаметно прокралась в горы, солнце склоняется все ниже и ниже, вот его уже прищемил силуэт горы, а поворот дороги передвигает его по угасающему горизонту. День кончился.

У обочины стоит чабан. В этот момент он опускается на колени, чтобы помолиться аллаху. На нас он даже не глядит, настолько ушел в свою молитву.

В сумерках перед нами появляется несколько цепей гор, монументальный пейзаж с великолепными лесами, где растут сосны, каштаны, орех, платаны. И тут же прижались к шоссе крошечные плантации табака. Между фиговыми деревьями натянуты веревки, на которых сушится табак; ветер зло раскачивает их и гнет ветки деревьев.

В подобном же вихре мечутся наши мысли, в голове проносится вся цепь событий от момента вступления на территорию Турции в Капикуле. В памяти еще свежи воспоминания о строжайших запретах, об эстафете «джипов» сопровождения с непрерывно меняющимися номерами машин и составом экипажа, о наполненных драматизмом часах в анкарской таможне, где у нас хотели конфисковать машины, потому что в них были радиостанции.

Вот за тем поворотом кончается Турция, там селение Яйладаг. В таможне должен быть сверточек с двумя тщательно упакованными кристаллами. Они мозг радиопередатчиков. Укладывание в вату, торжественное опечатывание и подробный протокол на турецком языке – таково было завершение бурных восьмичасовых переговоров в анкарской таможне. В дверном кармане лежит копия этого протокола, мы вернем его и получим назад кристаллы…

Вот и Яйладаг. На платанах развешаны керосиновые фонари, придающие утихшему селению волшебный налет интимности. Никаких шлагбаумов. Нас останавливают двое полицейских, приглашают в просто обставленную комнату, в которой на столе горят две керосиновые лампы. Они проверили дату нашего вступления на территорию Турции, срок действия виз, списали номера паспортов, поставили печати на описи… Все в порядке, благодарим. Таможня чуть дальше, по правой стороне.

В таможне прежде всего отправляются за начальником. Он уже ушел спать. Затем открывают канцелярию в первом этаже деревянного здания, зажигают лампу. В ожидании начальника у нас оказывается достаточно времени, чтобы разглядеть его кабинет. В переднем углу висит портрет Ататюрка, официальный портрет президента, оптимистически взирающего вправо. Под ним большой рекламный календарь турецкого фабриканта шин с четырьмя цветными фотографиями девиц в весьма вольных позах: одна из них поднимает подол платья, вызывающе разглядывая при этом туриста, ожидающего таможенного досмотра; вторая выбросила ножку вверх настолько, чтобы она отчетливо была видна во всей ее красе; третья кокетливо натягивает черные нитяные чулки; четвертая демонстрирует гибкость своего тела, двусмысленно откинув его назад. Это очень гармонирует с Ататюрком. Вот бы он удивился тому, сколь глубокие корни пустили его социальные реформы на ниве девичьей эмансипации! А вот и шеф таможни со своим заместителем. Они в некоторой растерянности. Спрашивают, не запечатано ли у нас что-нибудь в машинах. При этом делают вид, что речь идет о чем-то пустяковом.

– Совершенно верно, отверстия в радиопередатчике перетянуты проволокой, а на них печати. А в столе у вас должна лежать картонная коробочка и в ней два кристалла…

Таможенники вздохнули с облегчением, лица их прояснились. Да, действительно, в столе лежит картонная коробочка. Вы хотите вскрыть ее сами, или это должны сделать мы?..

Спустя десять минут все формальности были завершены. Протокол написан, его подписали еще двое молодых людей, которые тем временем подошли.

– Вот ваши кристаллы, распишитесь в их получении, – говорит шеф таможни и подает их нам, словно это не кристаллы, а каштаны, только что вытащенные из огня.

Бегло, словно стыдясь, они заглянули в машины, посмотрели, целы ли пломбы, и протянули нам на прощание руки.

– Все в порядке, можно ехать…

Они провожали нас еще километров пять за таможню, к мачте, на которой днем развевается турецкий флаг. На левой обочине стоял столб с гербом Объединенной Арабской Республики [25]25
  Теперь здесь проходит граница Сирийской Арабской республики. (Примечание редактора.)


[Закрыть].

Когда сопровождавшая нас машина исчезла в темноте, мы все в один голос произнесли:

– Отныне Роберт апробированный пророк экспедиции!

Глава двадцатая
Там, где жили финикийцы

Черноволосый парень в военной рубашке с погонами подкрутил фитиль керосиновой лампы, желтоватый свет разлился по помещению, выхватив на темной стене за письменным столом портрет Гамаль Абдель Насера.

– Попрошу ваши паспорта, – произнесла по-английски борода, резко подсвеченная снизу. Лицо человека оставалось в тени. Затем он разложил документы на столе и склонился над ними. С его лица исчезло какое-то неприятное, демоническое выражение, прямой свет керосиновой лампы упал на смуглое лицо с красивыми, правильными чертами.

Офицер-паспортист встал из-за стола и начал рыться в картотеке, сложенной в ящичках, которые выстроились на полу и на стеллаже у стены. Он то поднимался на цыпочки, то приседал на корточки, и всякий раз мы замечали, как мелькали из-под штанин его голые пятки. Вот бедняга, даже в девять вечера ему не дают покоя: ведь перед нашим приездом он наверняка уже устраивался на отдых и успел сменить военные сапоги на домашние шлепанцы, полагая, что «рабочий день» кончился.

Завершив сверку четырех паспортов с бланками картотеки, он снова повернулся к нам, и мы увидели совершенно другого человека, приветливого, разговорчивого, словно в течение всего дня он только и делал, что ждал приезда четырех приятелей из Чехословакии.

Угаритский кроссворд

Когда мы проснулись, стоял великолепный солнечный день, к тому же еще и воскресный. Над поляной, окруженной стройными соснами, вздымалась гора, которую мы объезжали вчера в сумерки, гора с тремя названиями. Римляне называли ее Моне Казиус, арабы – Джебель Акра, по-турецки она именуется Гебелиакра. Священная гора хеттов и греков, зажигавших на вершине ее жертвенный огонь…

Нам даже не верится, что этот чудесный край не что иное, как Сирия. Он совсем не напоминает скудную пустыню, которую мы ожидали встретить. Напротив, край этот как бы похваляется своим зеленым покровом, гордится сосновыми и дубовыми рощами, буковыми лесами. Вид у него поистине праздничный, воскресный.

Вероятно, мы воспринимаем его таким еще и потому, что как следует выспались, что сегодня нам не нужно никуда торопиться и мы снова можем вынуть фотоаппараты из футляров…

Вскоре мы были вынуждены признать, что, сами того не замечая, переместились в область славного прошлого финикийцев. Впрочем, название «Угарит» отмечено на наших картах. Чтобы попасть туда, нужно, не доезжая нескольких километров до Латакии, свернуть вправо, к морю.

И все же поворот мы прозевали. Дорога на Угарит сворачивает от главного шоссе под острым углом, едва заметный дорожный указатель обращен к тем, кто едет из Сирии, а вовсе не из Турции. Приходится возвращаться…

Совершенно неприметный курган. Так и хочется сказать: «Обычный холм, что особенного?» Слева, у горизонта, поблескивает узенькая полоска моря, в остальном же вокруг нет ничего достопримечательного. Впрочем, что достопримечательного может быть в краю, которому на протяжении столетий, даже тысячелетий никто не уделял ни малейшего внимания? Дующие с моря ветры скорее нанесли, чем сдули, лишний метр, озорно швыряя кургану в лицо песок – на, получай, раз ты все время молчишь!

Курган упорно молчал. Он молчал о своем великом прошлом, держал в тайне и свой точный адрес. В Мари, на Евфрате, были обнаружены глиняные дощечки с упоминанием об Угарите, прославленном царстве. В Богазкеойе, неподалеку от столицы хеттов, были выкопаны клинописные дощечки и… снова Угарит. В египетском Тель-эль-Амарна объявились на свет (уже в 1887 году!) записи, сделанные где-то в пятнадцатом веке до нашей эры, – и… опять Угарит! Но где же сам Угарит, куда он девался, где остатки этого знаменитого царства людей, принадлежавших к семье семитов?

Разгадка иероглифов и клинописи помогла заполнить многие белые клетки в том трудном кроссворде, который именуется «история народов Передней Азии». И все же часть квадратиков так и осталась незаполненной.

В марте 1928 года некий сирийский безземельный крестьянин (оставшийся безвестным, потому что современная история не обращает внимания на безземельных крестьян этих областей) решил посеять немного кукурузы на заброшенном участке возле Мина-эль-Баида, «Белого порта», севернее Латакии. Железный наконечник его примитивного плуга, сделанного из толстой ветви, выгреб из земли странные черепки. Об этом узнал французский археолог Клод Шеффер и на следующий же год принялся за дело.

За пять лет систематического труда в восемнадцатиметровом кургане, омываемом двумя рукавами полувысохшей речки Нахр-эль-Фидд, удалось открыть древний Угарит, городище Рас-Шамру. И заполнить еще одну клетку в кроссворде.

Букварь нашелся

И вот мы стоим над глубоким колодцем, восемнадцатиметровым зондом в историю. Мы попали к нему, пройдя через необычные ворота, сложенные из каменных блоков в виде примитивного свода, вершину которого замыкает массивный камень. Кривыми улочками в крепостном валу мы подошли к краю мертвого колодца и теперь заглядываем в него. Мы смотрим на воображаемую лестницу пятиэтажного дома, первый этаж которого был возведен человеком в раннем периоде каменного века, где-то в конце четвертого – начале пятого тысячелетия, а самый верхний, пятый, построили финикийцы, между двенадцатым и шестнадцатым веками до нашей эры. Фантастическое здание, фундамент которого насчитывает шесть тысяч лет. А может, и все семь…

Чуть дальше проводник в форменной фуражке музейного хранителя показал нам небольшое помещение, сложенное «на живую нитку» из огромных глыб и мелких обломков камня, – здесь, мол, был найден этот знаменитый букварь.

Так сними же, человек пера, с глубоким почтением шляпу, а если тебе нечего снять, то хоть символически склони голову перед этой стеной, остатком комнаты, где помещалась знаменитая финикийская «библиотека школы писцов», в которой были найдены глиняные списки на пяти языках: шумерском – языке религии, аккадском – языке дипломатии, египетском – языке торговли, хеттском – языке могучего северного союзника и угаритском – языке, о котором до Шеффера никто даже и не подозревал!

И что самое главное: здесь были найдены дощечки с первым в мире алфавитом, это была финикийская система из тридцати знаков, послужившая грекам образцом для создания греческого алфавита. Говоря образно, здесь был найден букварь, который открыл народам в то время дикой и неграмотной Европы ворота к цивилизации.

Айвор Лайснер, автор книги «The living past», пишет, что культура и цивилизация доставлялись в Угарит из Вавилонии и Египта финикийскими купцами, которые укладывали ее собственными руками в трюмы кораблей в виде бочек и тюков с восточными товарами.

Беспокойные люди, вероятно, были эти финикийцы! На воде они чувствовали себя куда лучше, чем на суше. Они избороздили вдоль и поперек не только Средиземное море, но доплывали даже до берегов нынешней Англии, и вполне вероятно, что за два тысячелетия до португальца Васко де Гама обогнули Африку. Это были прирожденные торговцы. Они торговали всем, что ни попадало им в руки, и не только драгоценными дарами Африки и Азии – янтарем, слоновой костью, жемчугом и одеждами из дорогих тканей, но и живым товаром, опередив в этом деле на две с половиной тысячи лет вчерашних и нынешних поставщиков девушек для гаремов. Долгое время мир приписывал финикийцам целый ряд изобретений, таких, например, как производство стекла, чеканка монет, изготовление фаянсовой посуды. Более поздние научные открытия показали, что финикийцы были удивительными подражателями, что они, в сущности, исповедовали утилитаристскую философию, что в своих дальних и многочисленных путешествиях они умели выбирать лучшее из лучшего и затем приспосабливать перенятое для своих нужд. Вот и ради прославленного ныне алфавита финикийцы добрались до Египта и упростили сложные иероглифические знаки, так как для своих торговых операций они нуждались в письменности простой и ясной.

Долгое время существовали и существуют по сей день различные предположения о том, почему их, собственно, называют финикийцами. Еще древние греки выдвигали на этот счет две теории. Согласно одной из них финикийцы были поставщиками плодов финиковой пальмы, по-гречески phoinix. Согласно другой теории их название берет свое происхождение от слова «phoinos» – красный. С одной стороны, за красно-коричневый цвет кожи, главным же образом за то, что они были известными поставщиками темно-красного красителя – пурпура. Это был очень дорогой товар. Ведь пурпур добывался из желез крохотных морских улиток, то есть буквально по каплям. Поэтому пурпурная одежда стала достоянием самых сильных мира того, царей и императоров.

До наших дней дошли также сведения о том, будто при одном лишь упоминании имени финикийцев греки воротили нос. Говорят, что пурпурный краситель отличался невыносимым запахом и красильни финикийцев давали о себе знать издалека.

Жаль, что обширный город вокруг колодца веков до сих пор молчит. Новый колодец, возможно, опроверг бы эту историческую клевету.

А может быть, наоборот, подтвердил?

Кое-какие неприятности…

Остаток прибрежного сирийского шоссе, в сущности, не представляет особого интереса. За небольшим исключением.

Недалеко от городка Банияс перед нами вдруг появились огромные серебристые резервуары-барабаны. В первый момент мы просто остолбенели от удивления: никогда в жизни нам не приходилось видеть барабаны столь огромных размеров. Но разъяснение не заставило себя ждать. Большая вывеска у дороги гласила: «IRAQ PETROLEUM COMPANY, TERMINAL BANYAS».

Да, эти барабаны имеют прямое отношение к неприметной на карте ниточке, тянущейся на протяжении без малого девятисот километров из иракского Киркука через Сирийскую пустыню и обрывающейся на границе суши с яркой синевой Средиземного моря; к нефтяной реке, закованной в трубопровод, одна из труб которого имеет в диаметре шестьдесят шесть, а другая даже семьдесят один сантиметр; к реке, которая с прошлого года поит также и вновь построенный нефтеперегонный завод в Хомсе.

Мы насчитали двадцать восемь таких резервуаров. Вы-: строившись четырехугольником по семь в ряд, они безучастно взирали на заходящее солнце, готовившееся окунуться в ванну Средиземного моря. В ней уже покачивались два уродливых судна, заокеанские танкеры, прибывшие за живительной влагой.

В семидесяти двух километрах за Баниясом кончается Сирия. Дорогу преграждает Ливан. А в Ливан въезжают через тоннель.

Гор здесь никаких нет, приморская равнина плоская, точно лист. Именно поэтому здесь, на границе, сирийцы построили легкий двусторонний тоннель из бетона для того, чтобы, с одной стороны, во время таможенного досмотра их не поливал дождь, с другой – чтобы солнце не припекало голову. Сооружение это весьма и весьма полезное, что по достоинству оценивают и туристы, которым после долгого пути по выжженному краю надлежит предъявить для контроля паспорта, карнеты и… хватит! Ничего больше от нас сирийцы не потребовали, только начальник таможни с гордостью сообщил, что он хорошо знаком с Вашеком.

– Разве вы не знаете, кто такой Вашек?.. Ах, вот оно что, как его звали дальше… этого уже я не знаю, но у него была великолепная машина, «татра-111», он на ней возил из порта оборудование в Хомс. На этих «татрах» они по частям перевезли весь нефтеперегонный завод… Чики тайиб, тайиб [26]26
  «Чехи хорошо, хорошо». Чики – в арабских странах распространенное сокращение труднопроизносимого для арабов слова «Тшикуслуфакия» (арабск.). (Примечание авторов.)


[Закрыть], – произнес он признательно и при этих словах влепил печать в четвертый карнет. – Можете ехать…

Чтобы попасть в Ливан, нужно проехать несколько десятков метров. Но взгляните-ка, здесь словно прошла война: здания контрольного пункта и таможни рассыпались, будто карточные домики, на земле валяются груды бумаг, официальные донесения, карнеты – выбирай, какой только тебе больше нравится. Формальности выполняются в полевой машине.

– В прошлом году у нас тут были кое-какие неприятности, – произнес начальник паспортного отдела так, между прочим, как будто бы его это ни в коей мере не касается. «Кое-какими неприятностями» называли они восстание. Гражданская война. Интервенция Шестого американского флота. Ночные заседания Совета безопасности и чрезвычайное заседание Генеральной ассамблеи Организации Объединенных Наций. Страх всего мира перед угрозой войны на Среднем Востоке. Страх перед третьей мировой войной. Здесь же об этом говорится как о «кое-каких неприятностях»!

– Это бааситы натворили, сторонники панарабского националистического движения. Они хотят устранить границы между всеми арабскими государствами… и начали как раз отсюда…

Вопросы гражданского чиновника в очках, вмешавшегося в разговор в качестве представителя официальных властей, весьма вежливы, но целеустремленны:

– Есть ли у вас магнитофонная лента?

– Да, только без записи.

– Значит, записей нет?

– Нет.

– Грампластинки?

– Ни одной.

– Газеты, книги, печатные издания?

– Кроме справочников для своей работы, ничего. Мы журналисты и писатели.

– Будьте любезны, паспорта… Так, профессия совпадает… Не откажетесь ли от чашки чаю? Или от стакана кока-колы?

Мы были поражены, но последний вопрос был задан нам тем же главным таможенником, который задавал и все предыдущие. Не успели мы допить стакан лимонада, как формальности были закончены. И, уже подавая нам руку на прощание, таможенник вдруг вспомнил еще об одном.

– Вероятно, вы везете какое-то оружие?

– Разумеется, все оно значится в перечне, утвержденном вами. Два пистолета, охотничье ружье, две мелкокалиберки.

Настала минута мучительной тишины.

– Мне очень жаль, но я как-то не учел… Видите ли, у нас здесь были кое-какие…

– Неприятности. Мы уже знаем. И понимаем.

Целый час таможенник в очках добросовестно рылся в испещренных арабским шрифтом фолиантах, бумагах и сводах, чтобы найти дорожку, которая бы прошла между служебным долгом и искренней убежденностью, что четверо чехословаков приехали в Ливан не за тем, чтобы использовать свое дорожное оружие для очередной «неприятности». Но он не нашел такой дорожки.

Оружие опечатали, и оно осталось в таможне. А мы въехали в восьмую на нашем пути страну, в прародину финикийцев…