Текст книги "Перевёрнутый полумесяц"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Пять принципов

Мухтара, резиденция Джумблата, находится километрах в шести от древнего друзского городка Бейт эд-Дин. Городок окружен живописными склонами с террасами, напоминающими рисовые поля где-нибудь в Китае или же во Вьетнаме. Тут находится дворец эмира Бешира, который в течение тридцати лет начала прошлого века был почти полновластным хозяином Ливана.

Резиденция Джумблата не может равняться с восточной роскошью беширского дворца, хотя это тоже великолепный маленький замок, из которого далеко видны все окрестности. У входа в резиденцию нас встретил простоволосый пожилой человек в сером теплом пальто, в рубахе нараспашку и повел в приемный салон через двор, где росли два высоченных кипариса и стояло несколько автомобилей американских марок. Лестницу охранял часовой: на голове арабская куфийя, за плечом винтовка, вокруг пояса патронташ. Второй часовой, во дворе, с интересом наблюдал, как шофер наливает воду в радиатор роскошного «крайслера». Едва он заметил наш фотоаппарат, как тут же показал нам спину и был таков.

Сквозь цветные стекла окон в приемную проникают лучи солнца, причудливо, как в церкви, освещая несколько старинных картин – портрет писателя друза Эмира эль-Баяна, тестя Джумблата, большое изображение какого-то эмира Арслана, а над ними портрет матери Джумблата, Назиры, «дамы под вуалью», владычицы друзов и предшественницы Камиля Джумблата. Вокруг стола наряду с красными и желтыми креслами из современных синтетических материалов стояло несколько кресел-качалок с плетенными из камыша сиденьями и спинками.

В комнату вошел Камиль Джумблат. Мы ожидали встретить эмира в традиционном одеянии шейха, а увидели высокого стройного человека в клетчатом сером костюме из первосортной английской шерсти, в белой рубашке и элегантном галстуке. Он владеет английским и французским, мы можем беседовать на любом, по нашему выбору.

Начинать разговор с вопроса о том, насколько справедлив слух, будто английская разведка недавно предложила ему сто тысяч фунтов с условием, что его партия не будет бороться против включения Ливана в оборонительный пакт стран Среднего Востока, было бы не очень учтиво. Поэтому мы завели разговор о философии, о принципах религии друзов. В тщательно подбираемых выражениях Камиль Джумблат пытается высказать основное. Чувствуется, что в этой области он придерживается твердых убеждений, хотя временами от его выводов веет могильным холодом. Друзы верят в переселение душ, поэтому они такие бесстрашные воины, поэтому в 1911 году рука об руку с турками они так фанатично сражались в Ливии против итальянцев, поэтому в пятьдесят восьмом они взялись за оружие и включились в «революцию». Пасть в бою для них пустяк, конец одного жизненного эпизода и начало следующего.

У Джумблата карие, живые, глубоко посаженные глаза, выразительно очерченный лоб. В ходе беседы он размышляет, взвешивает каждую формулировку, как это делают ученые, дополняет слова жестами рук, то растопыривая пальцы веером, то сводя ладони параллельно, стремясь максимально точно определить границы абстрактного понятия.

– Все, что имеет границы, – совершенно, – поясняет он. – То, что не имеет границ, еще не достигло совершенства. Поэтому и основы философии друзов вытекают из пяти четко определенных принципов, из которых первым считается космический интеллект. Затем следует космическая, или вселенская, душа, потом слово, дальше идет прошлое и в качестве пятого принципа – будущее…

Вскользь, скромно он сообщает, что этим вопросам он посвятил много времени, изучал философию в Индии, что он автор обстоятельного исследования об исламе и друзизме.

– К реальным основам философии друзов относится гигиена тела. Беременность жены обрекает мужа на трехлетнее строгое воздержание. В первый год это так называемая чистота тела, второй год – чистота ребенка, третий год – отдых для жены. Но в последнее время некоторые принципы нашей религии не соблюдаются так строго, как прежде, – жалуется Джумблат. – Это результат влияния новой демократическо-анархистской философии.

В ходе беседы он употребляет это выражение еще несколько раз, видимо, вместо констатации того очевидного факта, что европейско-американское влияние, подобно смерчу ворвавшееся в арабский мир, серьезно угрожает доселе существующему здесь феодальному строю.

Они придут в двухтысячном году

Друзов насчитывается около четверти миллиона. Примерно сто пятьдесят тысяч из них живет в Сирии, главным образом в горах Джебель-эд-Друз, до ста тысяч – в Ливане, незначительное количество в Израиле.

В 1925 году приблизительно пятнадцать тысяч друзов перекочевало из Сирии в Ливан. По сей день они не получили ливанского гражданства, хотя право на него имеет любой иностранец, проживший десять лет подряд на территории Ливана.

– Это результат политики христианской маронитской группировки, располагающей в стране большинством и опасающейся, что она его может потерять. Впрочем, эта неуступчивость была одной из главных причин прошлогоднего вооруженного выступления друзов против правительства президента Шаммуна…

Таким образом мы вернулись к кладбищу, по которому ходили час назад. И к человеку, не сумевшему объяснить, что будет в пятой нише.

– Там будет эль-Хаким, последнее из пяти воплощений божественного естества, – с готовностью сказал Джумблат. – Но если бы даже сторож и знал об этом, он не должен был бы вам говорить. Сказать неправду в религиозных вопросах позволяет один из главных принципов нашей веры, так называемая «аккия», осторожность…

Мы вновь вернулись в сферу мистики и спиритизма.

– Шейх Абу Абеид предсказывал в своих стихах четыреста лет назад, что на Ниле вырастет огромная плотина – и вот видите! Той, которую построили англичане, уже недостаточно, русские строят там более мощную.

Затем Джумблат заговорил об атомной энергии, о реакторах и о том, что в самом деле человек вскоре отправится путешествовать по вселенной. Это обязательно произойдет еще до двухтысячного года.

– Почему же именно до двухтысячного?..

– Как я уже вам сказал, один из основных принципов друзской философии – это вера в переселение душ, реинкарнация. Согласно этому в двухтысячном году свершится перевоплощение космического интеллекта, и тогда из Центральной Азии придут люди, чтобы установить на земле вечный мир и справедливость.

Он спустился вместе с нами по длинной лестнице старого феодального особняка, с интересом осмотрел наши машины.

А затем он простился с нами – шейх друзов, бывший министр экономики Ливана, депутат парламента, председатель Социалистической прогрессивной партии Ливана, профессор философии и национальной экономики в Бейрутском университете и архитектор в одном лице.

Но прежде всего мистик.

Глава двадцать третья
Меззе – коллекционерская страсть

О вы, обитатели шхуны, потерпевшей кораблекрушение, развесившие на островке белое белье в надежде, что благодаря ему вас заметят и спасут, о вы, мечтающие о капле пресной воды, как были бы вы удивлены, узнав, что на побережье Ливана пресную воду не ценят! Что здесь интересуются только морской водой, хотя она горько-соленая. Что в конце апреля, едва солнце начнет припекать, пресную воду отсюда изгонят метлой, чтобы она не отнимала места у воды соленой…

Конец романтичным посиделкам

В середине августа мы двигались по северному побережью Ливана. Неожиданно нашим взорам открылось великолепное зрелище. Сразу же за Триполи скалистое побережье засверкало бесчисленным количеством зеркал, пускавших солнечные зайчики в глаза. Словно ступени сказочной лестницы, спускались зеркальные квадраты и прямоугольники от обочины дороги к самому морю, где бился о берег пенистый прибой. Среди квадратов и прямоугольников в вихре кружились крылья ветряных мельниц и, будто на праздничных посиделках, тянули свою бесконечную песенку: кружись и пой, мое веретено! Это было за Эль-Каламуном. У Энфе зеркал стало больше, но вправлены они были не в прямоугольные рамы, а в изогнутые, овальные, отчего стали еще более романтичными.

За мысом Рас Чекка, там, где приморское шоссе сперва тесно прижимается к высокой известняковой горе и, миновав пыльные цементные заводы, длинным тоннелем вгрызается в ту же гору, зеркальное волшебство кончается. Некоторые из зеркал как бы ослепли; по ним ходят люди и скребками сгребают в кучи что-то белое; в другом месте это белое уже насыпают в мешки и по стенкам перегородок – рамам зеркал – куда-то уносят…

Если вы любите тепло, то вы бы ошиблись, считая, что Бейрут и Ливан – это круглогодичное пекло с абсолютно безоблачным небом. Такое представление создается в жаркие летние месяцы, когда половина Бейрута переселяется в верхние этажи Ливана, в прохладные горы, тут же за околицей столицы. Но вот однажды сентябрьской ночью вас неожиданно будит ливень, и глядь – рано утром вы видите над Ливаном густые кучевые облака. Проходит день-другой, и небо снова обретает свой васильковый цвет. Это было недоразумение, может же и природа ошибиться, утешаетесь вы, успокоенные видом василькового неба. Но в это время замечаете, как на полях, разбросанных среди домов и улиц беспорядочно выросшего Бейрута, появляются люди, которые ведут за собой пару коров или осликов, навьюченных примитивными плугами с железными наконечниками. В октябре этими плугами они перевернут наизнанку заплаты крошечных полей и садов, пророют вдоль них глубокие канавы, по которым вскоре помчатся бурные потоки воды, и приморский Ливан готов к бабьему лету. А воздух в это время ароматен по-весеннему.

Мы стоим над соляными бассейнами в Энфе, и нам грустно от этого зрелища. Зеркала ослепли, перестали жужжать веретена, настал конец романтичным посиделкам. Ветер больше не нашептывает свои сказки холмикам искристой соли. Меж лопастей ветряков продеты цепи с замками. С моря тянет приятный ветерок, солнце светит, как у нас в конце угасающего лета. По здешним условиям добычи соли такое солнце непродуктивно, его можно считать ушедшим в отпуск. Бассейны тоже на отдыхе. В них валяется разный мусор, совершенно неожиданный для всякого, кто привык употреблять соль в пищу: камни, утонувшие ночные бабочки, обломки веток, сухая трава, раковины. Вот валяется старая банка. Расползшееся от нее ржавое пятно никак не вяжется с представлением о белоснежной соли.

Господин Туфик Наами, с которым мы вчера познакомились в Триполи, утешал нас тем, что можно будет еще найти одного-двух рабочих, высыпать в часть бассейнов несколько мешков соли, а затем собрать ее перед объективом кинокамеры. Нет, нет, с мыслью заснять фильм о том, как собирают соль, придется проститься. Лопасти ветряков все равно вращать никто не будет, а ослепшим зеркалам не вернуть их блеска. Мы прозевали сезон, и теперь нам остается лишь пройтись по гребням стенок, разделяющих бассейны, посмотреть на глубокие бассейны в верховье каскада, где летом вода, поднятая ветряками из моря, подогревается и затем стекает в нижние отделения.

Сегодня их заполнила вода дождевая…

Легкий заработок?

Ни господин Наами, ни его друзья не имеют точного представления о том, какова площадь испарения всех бассейнов. Некоторое время они по-арабски толкуют об этом между собой, и становится очевидным, что их мнения расходятся. Тогда Наами берет информацию профсоюза солеваров и, к своему удивлению, узнает из нее, что площадь бассейнов намного больше, чем он предполагал, примерно втрое: триста тридцать шесть тысяч квадратных метров. Но пусть эта цифра никого не вводит в заблуждение: большая часть бассейнов – это крошечные заплатки, разбросанные по скалистому побережью. В каждом из них не более восьмидесяти квадратных метров. Дно покрывает слой цемента, цементом же обмазаны и сложенные из камня стенки высотой около четверти метра. Лишь самые большие бассейны для подогрева воды, в которые ее нагнетают ветряные двигатели, как исключение достигают в длину десяти – пятнадцати метров.

Еще совсем недавно местные жители, владельцы мелких солеварен, вели ожесточенные бои с жандармами и даже, с вооруженными солдатами, которые были направлены сюда, чтобы разрушить бассейны. Никогда не скажешь, что в ходе истории вокруг солеварен велась такая борьба! Турки уничтожали их потому, что они угрожали турецкой соляной монополии на Кипре. Во времена французской оккупации ливанские солеварни пришлись не по вкусу французским экспортерам соли, и те добились от своего правительства посылки в Каламун, Энфе и Батрун, главные районы добычи соли, солдат с кирками. И лишь в период, когда оккупированной оказалась сама Франция и в Ливане стал ощущаться недостаток соли, владельцам солеварен было разрешено восстановить разрушенные стенки бассейнов и запустить ветряные двигатели.

Возникает мысль: а ведь, собственно, это, должно быть, довольно доходное дело, коль турки и французы старались их отсюда выжить. Это же легкий заработок! В кубометре морской воды содержится сорок килограммов соли. Морской ветер даром накачает сырье в бассейны, а солнце даром воду выпарит. После этого достаточно послать несколько человек в загородки, они сгребут соль, ссыплют ее в мешки – и готово! Самое большее, что может потребовать кое-каких расходов, так это уход за бассейнами, немного цементу для их ремонта…

Господин Наами глубоко вздыхает. Нет, он не собирается доказывать обратное, он просто считает нужным сообщить нам несколько цифр, чтобы все стало ясно. Так вот: сезон длится всего пять месяцев, с начала мая до конца сентября. За это время соль собирают от семи до восьми раз. В мелких бассейнах, где слой воды достигает шести сантиметров, соль оседает за двенадцать-пятнадцать дней, а в десятисантиметровом слое процесс оседания длится три недели. Со среднего бассейна размером четыре на четыре метра за эти три недели собирают два мешка соли. Это сто пятьдесят килограммов. Причем все это делается очень нерационально, кустарно.

Это святая правда. Скажем, в Южно-Африканском Союзе, в заливе Салданга, экскаваторами разравнивают сотни тысяч квадратных метров прибрежной равнины, между испарительными бассейнами прокладывают надлежащие коммуникации, затем включают мощные насосные агрегаты… и производство соли идет полным ходом. Или, например, в Калифорнии: одна только фирма «Лесли Солт Компани оф Ньюарк» добывает из вод Тихого океана от миллиона до полутора миллионов тонн соли в год и поставляет ее на рынок с гарантированной чистотой девяносто девять и шесть десятых – девяносто девять и семь десятых процента.

– Ну, вот мы и подошли к ответу на ваш вопрос. Во всем Ливане из морской воды добывается едва пятнадцать тысяч тонн соли, причем самой дорогой соли в мире. Мировая цена на соль – пять долларов за тонну с доставкой в порт назначения. И это за соль девяностовосьмипроцентной чистоты. Пять долларов – это пятнадцать с половиной ливанских фунтов. Нам самим она обходится в пятьдесят фунтов, то есть более чем втрое дороже, и соль эта неочищенная.

Он стал перечислять, чего только нет в морской воде, – и хлористый натрий, употребляемый в пищу, и сульфат натрия, и бромистый натрий, и сульфат кальция, и хлористый калий, и йодистый натрий, и бромистый натрий, и бог весть что еще. Хотя все это можно из морской соли устранить, но стоит такое удаление уйму денег. Американцы предложили нам поставить по плану Трумэна солеочистительный завод за сущие пустяки – всего за восемьсот тысяч фунтов. Однако они тут же сбавили цену вдвое, как только Германская Демократическая Республика предложила нам такой же завод за сто двадцать тысяч. Но и этот оказался нам не по карману, чересчур дорог.

А пока что мы поставляем соль для мыловаренных предприятий и дубильных производств. Часть ее сушим и очищаем простейшим способом. Хотите взглянуть, как это делается?

Мы стоим перед старым зданием, под бетонным полом которого жгут мазут. Здесь соль высыхает, ее тут же мелют и ссыпают в мешки. Вот и все. Таким образом за день высушивается от четырех до пяти тонн соли.

– Разуваться? Ну, что вы! – успокоили нас рабочие, увидев, что мы намереваемся снять забрызганные грязью туфли и ищем глазами чистые, хотя бы деревянные, башмаки. – Немного грязи соли не повредит!

Солевая конкуренция

Часть солеварен в окрестностях Энфе разбросана по берегам залива, и это наиболее рациональная часть, с бассейнами правильной формы и непрерывным стоком. Другая же часть расположена на вытянувшемся мысе и напоминает гнезда ласточек, кое-как прилепившиеся на скалах. Обрамляющие их стенки возведены вкривь и вкось, кое-где они идут над самым обрывом и, чтобы суметь повернуться, не свалившись в дождевую воду, которая временно заполнила бассейны вместо морской, приходится выделывать акробатические номера. Некоторые из бассейнов вплотную подступили к краю странного рва, перерезающего мыс. Глубина его добрых двадцать метров, стены отвесные, гладкие, словно обрезанные бритвой. Одни предполагают, что его построили франки, другие приписывают это сооружение финикийцам. Так или иначе, но бесспорно, что он служил доком. Об этом свидетельствуют круглые отверстия, в которые вставлялись столбы из массивных ливанских кедров. Они служили опорой лесам для ремонта или постройки кораблей. Удивительно только, что ныне дно дока сухо. И на этот счет у местных жителей имеется объяснение. Говорят, что с тех пор, как был прорыт Суэцкий канал, уровень Средиземного моря понизился. Возможно также, что в этих местах разыгралась какая-нибудь геологическая трагедия и тектонические изменения скального основания вынесли древний док наверх. У края, где кончаются соляные бассейны, есть один бассейн посолиднее, врезанный глубоко в берег. Говорят, что это бывшая купальня финикийской царевны. Глубоко в берег он врезан якобы для того, чтобы ни один посторонний мужчина не посмел увидеть финикийскую царевну обнаженной. С этим можно было бы согласиться, если бы в легенде сходились концы с концами. Либо эту байку придумали целомудренные арабы, либо на скалах во время купания царевны стояла охрана из евнухов, потому что столь высоким требованиям нравственности купальня явно не отвечала! Вполне вероятно, что здесь мог быть причал для небольших судов, перевозивших товары с кораблей, которые из-за глубокой осадки вынуждены были оставаться на рейде…

После осмотра Энфе мы сидим у господина Наами за приготовленным на скорую руку ужином. У стола оживленно, словно в улье. Семья у супругов Наами дай бог каждому: пять девочек и сын, младший из детей. Девочки вышли к ужину в светло-серой школьной форме. У четырех из них русские имена. Самая старшая, Мария, учится в лицее. Она охотно взяла на себя роль переводчицы с английского на арабский. Пятнадцатилетняя Нина выполняет обязанности хозяйки дома. Сама хозяйка следит за тем, как накрывают на стол, безмолвно, одними глазами, отдавая необходимые указания. Тане двенадцать, а Кате одиннадцать. Этим поручена младшая поросль семьи – четырехлетняя Лона и трехлетний Селим.

Речь, разумеется, вновь коснулась соли, да и о чем ином еще можно говорить, находясь в царстве соли?

– Знаете, конкуренция для нас хорошо знакомая старая песня, – с тоской произнес владелец сушильни господин Наами. – Сперва конкурентами были турки, затем французы. Сегодня нас душат голландцы. Нашей продукции хватает на покрытие лишь половины потребности Ливана в соли. Другую половину поставляют голландцы, причем соль их в розничной продаже стоит вдвое дешевле себестоимости нашей неочищенной.

Он взял солонку и посолил суп.

Голландской солью.

Либерализм вплоть до желудка

Чем объяснить, что до сих пор есть на свете народы, которые вовсе не считают потерянным время, проведенное возле кастрюль, чашек, сковородок, и уж вовсе не жалеют времени на то, чтобы обстоятельно, никуда не торопясь, посидеть за столом? Чем объяснить, что они не довольствуются, скажем, тарелкой картофельного пюре или куском вареной говядины, что в еде они отдают предпочтение качеству перед количеством, а уж если и соглашаются на количество, так имеют в виду не объем, а разнообразие? При этом подразумеваются разнообразие блюд, их вкусовые различия, обилие выдумки, изысканность в приготовлении и вообще всевозможные эксперименты над человеческим желудком. И что главное, потребителей своих кухонно-художественных творений они отнюдь не считают чревоугодниками! Взять, к примеру, Китай, где лакомствами считаются суп из акульих плавников, ласточкино гнездо, суп с семенами лотоса, петушиные гребешки, вареные рыбьи глаза, свежий цветок хризантемы. Или, скажем, Бразилия, где к простому блюду – вареной фасоли, именуемой там фейжоада, вам добавят десятка полтора тарелок с различными гарнирами – овощами, салатами, мясом в различных видах – и, как только одна тарелка освобождается, вам тут же подают следующую.

Где-то посредине между этими географическими и вкусовыми крайностями лежит арабский мир. В арабской кухне есть что-то от страсти знаменитых арабских математиков к комбинациям цифр и поэтической изобретательности творцов «Тысячи и одной ночи». Удивительным средоточием этого ежедневного, массового, широко поставленного производства, возведенного в степень искусства, служит самая маленькая из арабских стран – Ливан. Говорят, что ее название происходит от арамейского слова «лабан» – белый.

«Лабан» также означает молоко и молочный продукт, напоминающий простоквашу, незаменимое сырье в ливанской кухне.

Тут самое время заметить, что Ливан страна не только арабская, но и страшно космополитичная. Статистический перечень народностей, населяющих Ливан, содержит без малого сто наименований. Обилие потребителей с самыми разнообразными вкусами и либерально, в духе древних финикийских традиций распахнутые для торговцев всего мира двери привели к тому, что в Ливане можно купить продукты всех стран мира. Ливан – это страна, где невиданно буйно расцвело благородное стремление человека подавлять своего ближнего тем, что с точки зрения биологической на этом свете самое святое, – едой. Едой, уложенной в консервные банки самых разных форм и размеров и приготовленной так, чтобы потребитель не осмелился отвергнуть такое проявление человеческого альтруизма и вынужден был бы взять консервы только этой фирмы. Благодаря этому в Ливане вы можете купить французские артишоки в маринаде, итальянские равьоли с томатным соусом, шотландскую бруснику, австралийский мед, хлеб Грэма в тропической упаковке, консервированную капусту фирмы «Коосполь», немецкие маринованные огурцы, чешские маринованные огурцы, венгерские маринованные огурцы, датское масло, японские крабы, русскую черную икру, чешскую грудинку, испанские маслины, экспортированные из США, где из них вынули косточки и нафаршировали мексиканским перцем. Затем их снова переправили через океан, и они оказались в Ливане. А также бразильские орехи «акажу», жаренные в США и там же расфасованные в жестянки вместе с ароматом (так буквально и написано на этикетке: flavour sealed).

Почти непонятно, как при таком натиске интернационализма в области питания хорошая арабская кухня не только устояла, но и продолжает процветать вовсю. Она даже заставляет иностранцев, завернувших в эту маленькую страну, заняться чем-то вроде гурманской филателии, подчиниться коллекционерской страсти и наперед примириться с тем, что экспонаты коллекции бесповоротно исчезнут и никогда не появятся ни в музейных витринах, ни на стенах собственных жилищ.

Эта игра – ибо коллекционирование, в сущности, не что иное, как игра, – в Ливане называется «меззе».