Текст книги "Документ «Р»"

Автор книги: Ирвин Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Вы опять правы, – подтвердил Коллинз. – Мои политические взгляды не изменились. Я всем сердцем против тридцать пятой поправки и собирался отправиться в Сакраменто, чтобы выступить против нее. Но в последний момент кое-что случилось.

– Появился Тайнэн, – сказал Пирс.

– Откуда вы узнали?

– Я не знал, – ответил Пирс. – Просто догадался.

– Никогда нельзя недооценивать Тайнэна, – впервые подал голос Ван-Аллен. – Он вездесущ и мстителен. Он принял эстафету у Гувера. Вы помните досье Гувера под грифом «Секретно. Для служебного пользования»? Подручные Гувера собирали информацию о личной жизни Мартина Лютера Кинга, Мохаммеда Али, Джейн Фонды, доктора Бенджамина Спока, по меньшей мере двадцати высших чиновников администрации, многих конгрессменов и журналистов. Но все это меркнет по сравнению с тем, что сделал Тайнэн. Он утроил количество оставшихся от Гувера досье и систематически пользуется ими для шантажа, утверждая, что делает это исключительно для блага страны… Когда Тайнэн приказал мне собирать информацию о личной жизни лидеров большинства сената и палаты представителей незадолго до того, как конгрессу была представлена тридцать пятая поправка,[14]14
  Тайнэн, видимо, желал обеспечить ей гарантированную поддержку


[Закрыть] я пошел прямо к нему с протестом и попросил дать мне другое задание. «С удовольствием, Ван-Аллен», – ответил он, и меня тут же перевели из Вашингтона в город Батт в штате Монтана – это его место ссылки. Я все понял и уволился.

– Когда я сказал, что все мы трое оставили службу почти одновременно, – продолжал Пирс, – то вовсе не имел в виду, что ушли по-хорошему. Ван-Аллена хотели загнать в ссылку, и он уволился. Ингстрап произнес речь на выпускном вечере в школе, где училась его дочь. Он говорил о роли ФБР в нашей демократии и позволил себе высказать робкое предложение о желательности реформы внутри Бюро. В тот же вечер о его выступлении узнал Тайнэн. Ингстрапа понизили в должности, и он подал в отставку, но Тайнэну и этого было мало. Когда Ингстрап попытался получить другую работу в органах правопорядка, его и там достала длинная рука Тайнэна. Тайнэн распустил слух, будто Ингстрапа выставили из ФБР за неблаговидное поведение. Ингстрап взялся за перо, его первая книга была посвящена критическому разбору действий ФБР. Тайнэн принял все возможные меры, чтобы предотвратить ее публикацию, и так преуспел, что Ингстрапу пришлось довольствоваться мелким рекламным издательством. К счастью, книга оказалась бестселлером.

– А что произошло с вами? – поинтересовался Коллинз.

– Со мной? Я протестовал против расправы с Ингстрапом. В ответ Тайнэн издал циркуляр с приказом о моем переводе в Цинциннати. Это второе его место ссылки. Я понял, что в ФБР мне тоже делать нечего, и уволился. Нет, Крис, – если можно, буду называть вас так, – никто еще не одерживал победы в борьбе с Тайнэном.

– Но ведь вы сейчас боретесь с ним…

– Не очень-то надеясь на победу, – объяснил Пирс. – Однако сделаем все, что в наших силах. В общем, как только вы сказали, что намеревались выступить против Тайнэна, но в последний момент что-то случилось, я сразу понял, в чем дело. Видно, теперь вы не присоединитесь к нам в открытую.

– Не могу, – беспомощно сказал Коллинз.

Окинув внимательным взглядом троих своих гостей, бывших работников Тайнэна, отважно вступивших в борьбу против директора ФБР и его гигантского аппарата, Коллинз вдруг почувствовал, как они близки ему. И он решил рассказать им о своем последнем разговоре с Тайнэном…

– Как видите, ничего особенного, – закончил он свое повествование. – Тайнэн предложил мне условия капитуляции: я не должен подавать в отставку, лететь в Калифорнию и выступать против тридцать пятой поправки. Тогда моя жена будет в безопасности. Если я не подчинюсь, Карен вновь придется сесть на скамью подсудимых. Выхода у меня не было, и я капитулировал.

Пирс обменялся со своими друзьями взглядами.

– Возможно, мы сумеем помочь вам, Крис.

– Как?

– Наша маленькая организация займется вашим делом. В Техасе живет один из лучших наших людей – Джим Шэк… Он десять лет прослужил в ФБР и ушел, потому что директором стал Тайнэн. И с нами сотрудничают два тамошних кадровых фэбээровца, которые ненавидят Тайнэна. Они многое могут для вас сделать.

– Каким же образом?

– Для начала проверят старое судебное дело вашей жены. Затем порыскают по сторонам, постараются проверить, действительно ли у Тайнэна есть новая свидетельница или он врет, шантажируя вас.

– Дайте мне подумать, – все еще колебался Коллинз.

– Думать уже некогда, – напомнил ему Пирс. – Ассамблея Калифорнии голосует сегодня… Кстати, включи-ка телевизор, Ван, а то пропустим. Проголосуй ассамблея против – и наше дело сделано. Но если ассамблея скажет «да»…

– Каковы прогнозы?

– По последним данным, ассамблея склоняется в пользу ратификации.

На экране телевизора камера оператора сфокусировалась на надписи, выложенной золотыми буквами над портретом Линкольна за спиной спикера ассамблеи: «Legis latorun est justas condere».

– Что это значит? – поинтересовался Ван-Аллен.

– «Долг законодателей – устанавливать справедливые законы», – перевел Коллинз.

– Сейчас как раз тот самый случай, – заметил Пирс.

Раздался голос диктора:

– Итак, голосование начинается. Для принятия поправки достаточно простого большинства, то есть если «за» будет подан сорок один голос, поправка принята. Если сорок один голос будет подан «против», вызвавшая столь много споров тридцать пятая поправка отклонена. Внимание!

Коллинз замер в кресле, следя за экраном.

Бежали секунды. В нижней части экрана сменялись цифры. Тридцать шесть. Тридцать семь. Тридцать восемь. Тридцать девять. Сорок. Сорок один.

С галереи для зрителей вперемешку доносились взрывы восторга и стоны отчаяния. Их заглушил голос диктора:

– Голосование в ассамблее штата Калифорния завершено. Тридцать пятая прошла большинством в один голос. Теперь ее судьба всецело в руках сената Калифорнии и будет решена окончательно семьдесят два часа спустя. Пирс выключил телевизор.

– Этого я и боялся. – Он внимательно обвел глазами остальных. – Что ж, по-моему, всем ясно, что надлежит делать. – Он шагнул к Коллинзу, напряженно застывшему в кресле. – Крис, нам нужна вся помощь, какую вы только способны оказать. Разрешите же, в свою очередь, предложить нашу помощь вам, чтобы развязать вам руки.

– Вы о Карен?

– Да. Позвольте мне связаться с Джимом Шэком и с людьми в Форт-Уэрте.

– Хорошо, – ответил Коллинз. – Приступайте. – Он понял, что в этих людях его последняя надежда. – Я очень вам благодарен. Но есть еще одно дело, в котором вы могли бы помочь. И если нам повезет, тридцать пятой поправке будет нанесен смертельный удар.

– Ради этой цели мы готовы на все, – заявил Пирс.

Коллинз поднялся из кресла.

– Доводилось ли кому-нибудь из вас слышать о некоем документе «Р»?

– Нет, – сказал Пирс. – Это название ни с чем у меня не ассоциируется.

Ван-Аллен и Ингстрап также заявили, что никогда о таком документе не слышали.

– В таком случае, – продолжал Коллинз, – позвольте мне информировать вас о нем. Все началось в ночь смерти полковника Бакстера. Впервые я узнал о существовании документа «Р» несколько дней спустя…

Не опуская ни малейшей подробности, Коллинз изложил все события последних недель. Говорил он целый час – о полковнике Бакстере, его вдове, таинственном документе «Р», поездке с Джошем в концлагерь Тьюл-Лейк Пирс понимающе кивнул, зная, о чем идет речь, встрече с членами ассамблеи Кифом, Тобиасом и Юрковичем, фальсификации статистических данных, о начальнике льюисбергской тюрьмы Дженкинсе, о Сюзен Раденбау, Раденбау и Рыбацком острове, председателе Верховного суда Мейнарде и Аргосити, Раденбау и Рамоне Эскобаре…

Закончив рассказ, Коллинз ожидал увидеть недоверие на лицах слушателей, но заметил лишь, что они тщательно обдумывают услышанное.

– Вы даже не изумлены? – спросил он.

– Нисколько, – ответил Пирс. – Мы хорошо знаем Тайнэна, слишком многое уже видели и слышали сами.

– И вы верите мне?

– Каждому слову. Мы знаем, что Тайнэн готов на все. Он не остановится ни перед чем, и он победит, если только мы не противопоставим ему все свои силы. Если вы полностью встанете на нашу сторону, Крис, мы в течение нескольких часов приведем в действие всю нашу контрфэбээровскую организацию. Я просил бы вас остаться здесь на вечер, Крис. В Вашингтон вы можете вернуться завтра утром. Ван-Аллен принесет нам поесть, и мы возьмемся за разработку плана действий. Затем сядем за телефоны и обзвоним всех наших людей. К утру они уже будут выполнять полученные задания. Что вы скажете на это?

– Я готов, – ответил Коллинз.

– Отлично. Главную работу мы оставим за собой. В первую очередь пройдем по вашим следам. Я знаю, что вы все сделали самым тщательным образом, но расследование – наша жизнь, и мы сможем найти информацию там, где вы прошли мимо. К тому же при вторичном опросе даже те люди, с кем вы уже беседовали, могут вспомнить новые детали, упущенные раньше. Я еще раз опрошу Раденбау. Ван-Аллен еще раз прочешет Аргосити. Ингстрап займется патером Дубинским. А вам, Крис, следует встретиться с Ханной Бакстер. Идет?

– Я обязательно с ней встречусь, – заверил Коллинз.

– Хорошо. А теперь сбросим пиджаки и галстуки, попросим Вана принести поесть и выпить и займемся разработкой плана,

– Думаете, у нас есть еще шанс?

– Если повезет, Крис.

– А если о нас узнает Тайнэн?

– Значит, не повезет… – ответил Пирс.

Когда Кристофер Коллинз вернулся следующим утром в Вашингтон, его дом был пуст. На зеркале в спальне он нашел приклеенную клейкой лентой записку: «Мой милый! Надеюсь, что ты не расстроишься – ведь я делаю это ради нас обоих. Я улетаю сегодня в Техас. Мне ни в коем случае нельзя было скрывать от тебя ничего. Я должна была понимать, что как политический деятель ты все время на виду и уязвим и что кто-нибудь вроде Тайнэна раскопает мою историю и сумеет использовать ее тебе во зло. То, что ты испугался обнародования дела и возобновления процесса, испугавшись за меня, я знаю, подсказывает мне, что ты не уверен в исходе процесса. И поскольку ты не решился бросить вызов Тайнэну, из-за меня}, то решила сделать это сама. В Техасе я надеюсь найти эту его так называемую новую свидетельницу и вырвать у нее правду. Я хочу доказать свою невиновность целиком и полностью– тебе, Тайнэну, всем – независимо от того, сколько на это понадобится времени, и мне кажется, что только я сама могу это сделать. Я остановлюсь у друзей в Форт-Уэрте и не объявлюсь, пока не добьюсь своего. Я хочу, чтобы ты любил меня и верил мне. Карен».

У Коллинза помутилось в глазах. Такого поворота событий он не ожидал никак. «Надеюсь, что ты не расстроишься», – написала Карен. Ее надежды не оправдались – он не был расстроен, он был убит мыслью о том, что его беременная жена где-то в Техасе, в Форт-Уэрте, одна, в беде. Нет, это было свыше его сил! Он хотел помчаться в аэропорт и купить билет на первый самолет в Форт-Уэрт, но… это все равно, что искать иголку в стоге сена. И все же надо что-то делать.

Так еще ничего и не придумав, он услышал, как в спальне зазвонил телефон.

Молясь про себя, чтобы это была Карен, он сорвал с телефона трубку. И узнал голос Тони Пирса:

– Доброе утро, Крис. Я прилетел прямо вслед за вами.

– А, привет… – Коллинз чуть было не назвал собеседника по имени, но вовремя вспомнил правила, разработанные вчера вечером в Чикаго: ни малейшего упоминания о Пирсе и его друзьях по телефону.

– Хочу сообщить, – продолжал Пирс, – что Вернон Тайнэн завтра вечером вылетает по делу в Нью-Йорк, а оттуда летит в Сакраменто. В пятницу он выступает перед юридической комиссией сената, чтобы как следует подтолкнуть тридцать пятую. Он последний свидетель, которого заслушает комиссия, прежде чем вынести резолюцию на голосование.

Коллинз все еще был слишком взволнован мыслями о жене, чтобы среагировать на новости о Тайнэне и понять их значение.

– Извините меня, – сказал он, – но боюсь, что я плохо сейчас соображаю. Я только что зашел домой и нашел записку от жены. Она…

– Стоп, – перебил его Пирс. – Я понял. Но по вашему телефону об этом говорить не будем. У вас рядом с домом есть автоматы?

– Несколько. Ближайший…

– Не говорите, не надо… Отправляйтесь прямо туда и позвоните мне. Я буду ждать. Номер я дал вам вчера. Помните его?

– Да. Сейчас позвоню.

Схватив записку, Коллинз выбежал из дому, крикнув на ходу ждавшему его в машине личному шоферу Пагано, что он сейчас вернется.

Несколько минут спустя он одолел два квартала и свернул на заправочную станцию, где зашел в телефонную будку, закрыл за собой дверь, опустил монеты в щель и набрал номер Тони Пирса. Тот мгновенно снял трубку.

– Теперь можете говорить без опаски, – сказал он. – Что с женой? Убежала?

– В Техас. Доказывать свою невиновность.

– Вы сказали, что она оставила вам записку, – ответил спокойно Пирс. – Не откажетесь прочитать ее?

Достав из кармана записку Карен, Коллинз прочитал ее Пирсу. Кончив читать, он сказал:

– Я на грани того, чтобы отправиться в Форт-Уэрт искать жену.

– Нет, – твердо возразил Пирс. – Мы сами ее найдем. Она пишет, что остановится в Форт-Уэрте у друзей. Дома есть ее записная книжка?

– У нас общая книжка с адресами. Но где-то должна быть и ее старая.

– Хорошо. Как только вернетесь домой, найдите ее. Затем… Нет, по своему телефону лучше эти адреса не читайте… По дороге на работу позвоните еще раз из автомата и прочтите мне имена и адреса всех знакомых Карен в районе Форт-Уэрт – Даллас.

– Отлично.

– Я попрошу Джима Шэка побыстрее заняться этой новой свидетельницей Тайнэна.

– Спасибо, Тони. Только… как же вы найдете свидетельницу? Ведь Тайнэн отказался сообщить мне ее имя.

– Это нетрудно. Я ведь говорил, что у нас есть два агента в центральном аппарате ФБР. Один из них работает в ночную смену. Когда Тайнэн и Эдкок уйдут домой, он просмотрит досье Карен, передаст имя свидетельницы мне, а я – Шэку.

– Не знаю даже, как благодарить вас, Тони.

– Бросьте, – ответил Пирс. – Одно дело делаем. Хорошо бы вам успеть завтра в Калифорнию, чтобы выступить против показаний Тайнэна. Если он окажется единственным свидетелем, представляющим правительство, то легко убедит сенаторов ратифицировать поправку. И еще я надеюсь, что к завтрашнему дню мы сумеем найти документ «Р». В течение ближайшего времени мы еще раз опросим Раденбау и патера Дубинского. А вы поедете сегодня к Ханне Бакстер?

– Она не может принять меня сегодня. Я звонил ей из Чикаго еще утром. Согласилась принять меня завтра в десять утра.

– Хорошо. Если будут новости, я позвоню вам на службу. Ваш телефон обезврежен от прослушивания входящих звонков?

– Да. Мне его теперь проверяют каждое утро.

– Хорошо. Я позвоню.

Впервые за многие годы Вернон Т. Тайнэн собрался навестить мать не в субботний день.

Помимо того что он ехал к ней в среду, его визит был несколько необычен и в других отношениях. Во-первых, он не потрудился взять для матери досье с грифом «Секретно. Для служебного пользования» на очередную знаменитость. Во-вторых, он не собирался оставаться у нее обедать. В-третьих, было не без четверти час, а три пятнадцать.

Этот беспрецедентный визит был вызван телефонным разговором с матерью, состоявшимся десять минут назад. Мать не звонила ему регулярно – так, позванивала иногда.

– Я тебя не отрываю от дел, Верн?

– Нет, нисколько. У тебя все в порядке?

– В полнейшем. Я звоню поблагодарить тебя.

– Поблагодарить? За что?

– За то, что ты такой заботливый сын. Телевизор теперь работает просто прекрасно.

– О чем это ты? – спросил Тайнэн.

– Сегодня утром приходил мастер, сказал, что его послал ты. Очень мило, Верн, что ты помнишь о матери, несмотря на всю занятость.

Тайнэн молчал, пытаясь собраться с мыслями.

– Верн, ты меня слышишь?

– Слышу, мама. Гм… Я, наверное, заеду к тебе на минутку.

– Неожиданная радость для меня. Спасибо еще раз за мастера.

Повесив трубку, Тайнэн откинулся в кресле. Ошибка? Неправильный адрес? Еще что-нибудь? Но ведь он никаких техников не посылал.

Он тут же вскочил с кресла, вызвал машину и помчался к матери. Войдя в подъезд ее дома, он проверил сигнализацию, выругался, потому что она не была включена, и поднялся наверх.

Роз Тайнэн сидела в своем кресле у телевизора и смотрела полуденную эстрадную программу. Тайнэн рассеянно поцеловал ее в щеку.

– Очень рада тебя видеть, – сказала она. – Приготовить поесть?

– Нет, спасибо, мама. Я всего на минутку. – Тайнэн показал рукой на телевизор. – Ну как, все теперь в порядке? Я уже и не помню, что там не ладилось.

– Временами прыгало изображение.

– Значит, техник утром приходил? А в какое время?

– Около одиннадцати.

– В фирменной одежде?

– Конечно.

– Ты не помнишь, мама, как он выглядел?

– Что за глупый вопрос, – ответила Роз Тайнэн. – Выглядел как телевизионный техник. А что?

– Хочу проверить, послали ли они своего лучшего мастера. Долго он работал?

– С полчаса.

Тайнэн хотел выяснить все, что можно, но так, чтобы не обеспокоить мать.

– Кстати, мама, – сказал он как бы невзначай, – ты видела, как он работал? Была в комнате?

– Мы немного поболтали, но он был очень занят, и в конце концов я пошла мыть посуду.

– Та-ак. – Тайнэн подошел к дивану и посмотрел на черный телефонный аппарат, стоящий на тумбочке. – Мама, у тебя есть отвертка?

Роз Тайнэн с трудом встала из кресла.

– Сейчас принесу. Зачем она тебе?

– Проверю телефон, раз уж заехал. А то, когда ты звонила, что-то было плохо слышно.

Как только мать принесла отвертку, Тайнэн отвинтил дно, снял коробку и принялся рассматривать механизм.

– Ага, – выдохнул он.

Он нашел «клопа» – подслушивающее устройство размером меньше миниатюрного наперстка, передающее разговор на магнитофон приемной станции. Прибор того самого образца, которым пользуется ФБР. Тайнэн извлек его из аппарата, спрятал в карман и снова собрал телефон.

– Нашел повреждение? – спросила мать.

– Да, мама, все в порядке.

Теперь самое главное – выяснить, что они, но кто именно, пока не ясно, успели с утра подслушать.

– Мама, ты пользовалась сегодня телефоном? Не с самого утра, а часов с одиннадцати?

– Сейчас припомню.

– Припомни, пожалуйста. Тебе кто-нибудь звонил? Или ты кому-нибудь звонила?

– Мне звонила только миссис Гроссман.

– О чем вы разговаривали?

– О новом лекарстве, которое ей выписал врач, а потом я звонила тебе.

– И все?

– Да, хотя… Постой-ка… Сегодня ли это было? Да, сегодня. Я очень долго беседовала с Ханной Бакстер.

– Не припомнишь о чем?

Роз Тайнэн начала перечислять темы своей беседы с подругой. Ничего особенного. Обычный разговор двух старых женщин.

– Ханна старается все время хоть чем-то занять себя, – заключила Роз Тайнэн. – Очень тоскует. Конечно, с ней ее внук Рик… Но все равно обстановка в доме не та, когда ее муж был министром юстиции. Кстати, министр юстиции будет у нее завтра…

Тайнэн, до этого слушавший вполуха, сразу насторожился.

– Ты что-то путаешь, мама. Бакстер действительно был министром юстиции, но ведь он умер.

– Она говорила о новом министре, как там его…

– Кристофере Коллинзе?

– Вот-вот. Он приедет к ней завтра.

– Зачем? Она сказала зачем?

– Нет.

– Коллинз едет к миссис Бакстер, – сказал Тайнэн больше самому себе, чем матери. – Так, так. В какое время ты говорила с Ханной по телефону?

– По какому телефону? Я не сказала, что мы беседовали по телефону. Она забегала ко мне сегодня утром выпить кофе.

– «Забегала», – повторил Тайнэн с облегчением. – Отлично. Ладно, мама, мне пора. Еще много надо сделать перед завтрашней поездкой в Калифорнию. И, пожалуйста, не впускай больше в дом никаких техников, не связавшись сначала со мной.

– Слушаюсь, раз директор так хочет.

– Директор так хочет. – Он поцеловал мать в лоб. – И большое тебе спасибо за информацию.

– Какую еще информацию? – удивилась мать.

– Когда-нибудь объясню.

На следующее утро шел сильный дождь, над Вашингтоном нависло мрачное тяжелое небо, вполне соответствующее настроению Кристофера Коллинза, ехавшего из своего министерства в дом Бакстеров в Джорджтауне.

Дела шли из рук вон плохо. Со вчерашнего дня он не получал никаких известий ни от Тони Пирса, ни от Ван-Аллена, ни от Ингстрапа. Судя по всему, проводимый ими в столице и их друзьями по всей стране розыск не нащупал никаких нитей, способных привести к документу «Р». И что еще хуже, не было известий от Джима Шэка из Форт-Уэрта о Карен. Завтра в полдень на том конце страны, в Калифорнии, соберутся сорок сенаторов штата для последнего голосования по тридцать пятой поправке. Для ее прохождения требуется простое большинство – двадцать один голос. Согласно статье в сегодняшней «Вашингтон пост» консультант президента по опросам общественного мнения Рональд Стидмэн информировал Уодсворта о результатах последнего конфиденциального опроса калифорнийских сенаторов: тридцать из них намеревались голосовать за новую поправку. К концу завтрашнего дня тридцать пятая поправка станет частью конституции США. Будущее еще никогда не казалось Коллинзу столь мрачным.

Он заметил, что его министерский лимузин уже подъезжает к старому трехэтажному дому в Джорджтауне. Было ровно десять утра – на встречу с Ханной Бакстер он приехал минута в минуту.

Никаких иллюзий относительно результатов этого визита Коллинз не питал. Он встречался с Ханной Бакстер в самом начале своих поисков, и она почти ничем не смогла помочь ему. Да, верно, она вывела его на Раденбау, это было уже что-то, но и Раденбау не знал всего о документе «Р». Коллинз сомневался, что при второй встрече Ханна Бакстер сумеет помочь ему чем-то большим. Но он обещал Тони Пирсу сделать это и хотел сдержать слово.

Коллинз позвонил в дверь, и вместо служанки дверь ему открыла сама Ханна Бакстер, на полном лице которой светилось обычное радушие.

– Очень рада снова видеть вас, Кристофер. – Впустив в дом, она позволила ему поцеловать себя, потом отстранила. – Дайте-ка мне на вас взглянуть. Вид отличный, разве что несколько усталый.

– Вы выглядите намного лучше, чем в прошлый раз, Ханна, – ответил Коллинз. – Как у вас дела?

– Так себе, Кристофер. Слава богу, со мной живет маленький Рик. Правда, когда он днем уезжает в школу, я чувствую себя совершенно заброшенной. А как Карен?

– Как никогда хорошо, спасибо. Шлет вам привет, – покривил душой Коллинз. Они вошли в гостиную.

– Жаль, что я не смогла приготовить к вашему приезду погоды получше, – сказала хозяйка, кивнув в сторону раздвижных стеклянных дверей, прикрытых тяжелыми плотными шторами. – Могли бы посидеть в патио. Что ж, давайте поудобнее расположимся здесь.

Коллинз подождал, пока Ханна присядет на диван, затем сел напротив нее на кресло с высокой спинкой лицом к шторам.

– Не выпьете ли чаю или кофе, Кристофер? – спросила хозяйка.

– Нет, спасибо, Ханна. Ничего не хочу. Я приехал по делу и много времени у вас не отниму.

– Буду рада помочь.

– В общем-то, это тот же самый вопрос, по поводу которого я приезжал в прошлый раз, вскоре после смерти Ноя, помните?

– Не совсем, – миссис Бакстер нахмурила лоб. – Столько всего случилось… Вы, кажется, спрашивали о каких-то бумагах?

– Да. Я спрашивал об одном документе, связанном с тридцать пятой поправкой, нечто вроде дополнения к ней. Ной просил меня разыскать и переработать его. Он называется «документ «Р». Но разыскать этот документ так и не удалось. Тем не менее он мне необходим. В прошлый раз я спрашивал, слышали ли вы когда-нибудь о нем от Ноя. Вы ответили отрицательно. Но я надеялся, что, может, вы все-таки припомните…

– Нет, Кристофер. Если бы Ной упоминал о нем, я бы не забыла. Но ведь Ной никогда не рассказывал мне о своих служебных делах.

Коллинз решил зайти с другой стороны.

– Не упоминал ли когда-нибудь Ной при вас об Арго-сити? Министерство юстиции интересовалось этим городком в Аризоне.

– Нет, ни разу.

Огорченный, Коллинз все же решил пройти по старым следам еще раз.

– В прошлый раз я спрашивал вас, мог ли Ной рассказать о документе «Р» кому-либо из друзей и деловых знакомых. Вы предложили мне связаться с Дональдом Раденбау в лъюисбергской тюрьме, за что я был вам очень признателен.

– Вы посетили его? – поинтересовалась Ханна.

– Нет. Я приехал в Льюисберг, но поздно. Раденбау накануне скончался.

– Вот бедняга! Какая трагедия! А Тайнэн? Вы спрашивали его о документе «Р»?

– Сразу же после встречи с вами. Но он ничем не помог.

– Тогда боюсь, вам крупно не повезло, Кристофер, – пожала плечами миссис Бакстер. – Если Тайнэн ничем не смог помочь, то не сможет помочь и никто другой. Как вы знаете, Ной и Вернон были очень близки. Я хочу сказать, что они вместе трудились над тридцать пятой поправкой. Ведь Вернон и Гарри Эдкок работали вместе с Ноем в этой самой комнате в тот вечер, когда с мужем случился удар. Они как раз о чем-то беседовали, когда Ноя неожиданно скрутило, он схватился за сердце и рухнул на пол. Просто ужас, что было.

Этого обстоятельства Коллинз не знал.

– Тайнэн и Эдкок были у Ноя, когда с ним случился удар? Вы не ошибаетесь?

– Как я могу забыть? – сказала печально Ханна. – В тот день Ной плохо себя чувствовал, никого не хотел принимать. Однако Тайнэн очень настоятельно просил о срочной встрече и приехал сразу после ужина.

– Вместе с Гарри Эдкоком?

– Я почти уверена, что Эдкок приехал с ним. Но… – вдруг засомневалась вдова. – Так все спуталось… Вам очень нужно знать точно, приезжал ли тогда Гарри?

– Что ж, может, не так это и важно…

– Нет, нет, мне совсем нетрудно проверить, – сказала женщина, поднимаясь с дивана. – Я посмотрю записи в календаре Ноя в его кабинете.

Она вышла из комнаты. Коллинз откинулся в кресле, сознавая, что ничего путного так и не выяснил. Отчаяние все больше охватывало его.

Вдруг он услышал какой-то шорох сбоку от себя и, резко повернувшись, заметил, как подозрительно колеблется плотная штора. Глянув вниз, он увидел, что она приподнимается у самого пола, и из-под нее выползает Рик Бакстер, внук Ханны, с неразлучным портативным магнитофоном в руках.

– Привет, Рик, – окликнул его Коллинз. – Что ты делаешь там, за шторой? Подслушиваешь наш разговор?

– Лучший тайник в доме, – улыбнулся в ответ Рик.

– Как машинка, тянет? – поинтересовался Коллинз.

Мальчик поднялся на ноги, отбросил спадающие на глаза пряди волос и похлопал рукой по кожаному чехлу магнитофона.

– Отлично работает с тех пор, как вы ее починили, мистер Коллинз. Хотите послушать?

Не дожидаясь ответа, Рик нажал кнопку перемотки, потом остановил ее и включил звук. Раздался голос Ханны Бакстер:

«…а Тайнэн? Вы спрашивали его о документе «Р»?»

Затем его собственный голос:

«Сразу же после встречи с вами. Но он ничем не помог».

Снова голос Ханны:

«Тогда, боюсь, вам крупно не повезло, Кристофер. Если Тайнэн ничем не смог помочь, то не сможет помочь и никто другой. Как вы знаете, Ной и Вернон были очень близки…»

– Ловко сделано, Рик, – сказал Коллинз. – Придется мне впредь вести себя в вашем доме осторожнее.

Мальчик выключил магнитофон.

– Не бойтесь, мистер Коллинз, я ведь на правительство не работаю. Это просто мое хобби.

Коллинз все еще разыгрывал впечатление:

– Чисто ты нас записал. Вполне можешь идти работать в ФБР.

– Нет, меня не возьмут, я еще маленький. Но играть в ФБР интересно. Я из-за этой шторы кассет двадцать записал, не меньше. Никто и не знает, что я там сижу. Только один раз дедушка меня поймал.

– Дедушка тебя поймал? – переспросил Коллинз.

– Заметил из-под шторы носок ботинка.

– Он очень рассердился?

– Еще как! Велел никогда больше не устраивать подобных проделок.

Коллинз непроизвольно вздрогнул и пристально посмотрел на мальчика.

– Извини, Рик, я что-то толком не расслышал. Что сказал тебе дедушка?

– Сказал, чтобы я больше никогда не устраивал подобных проделок и что он накажет меня, если еще раз поймает.

Коллинз так и замер в своем кресле. В памяти всплыли последние предсмертные слова Бакстера: «Документ «Р»… Это… Разоблачить… Я видел проделку… Найдите…»

Неужели полковник пытался своими последними словами, из последних сил, указать на Рика? На «проделку» Рика? На то, что тот подслушивал за шторами?

«Я видел проделку… Найдите…»

Неужели полковник во время последнего разговора с Тайнэном, за секунды до удара, заметил, как шелохнулась штора, и понял, что мальчик записал их секрет на пленку? И вспомнил об этом перед смертью, когда очень ненадолго обрел сознание?

Возможно ли это? Черт возьми, возможно ли это?!

Кашлянув, Коллинз заговорил снова, пытаясь ничем не выдавать охватившее его волнение.

– Послушай, Рик…

– Да, мистер Коллинз?

– Разумеется, строго между нами, но ведь ты ослушался деда, когда он тебе велел не заниматься больше подобными проделками?

– А то нет! Я потом еще много раз его записывал.

– И не боялся, что попадешься?

– Нет, – уверенно ответил Рик. – Я был очень осторожен. И потом, с риском гораздо интереснее.

– Храбрый ты парень. Значит, записывал деда?

– В основном только его. По большей части он принимал посетителей здесь.

«Спокойно, – сказал сам себе Коллинз. – Не спугни его. Спокойно».

– А в последний раз, когда дедушка беседовал с директором Тайнэном и с ним случился удар, ты их тоже записал?

– Ага. Хотя здорово потом испугался, когда все забегали.

– То есть когда дедушка потерял сознание?

– Ну да. – Мальчик поднял вверх магнитофон. – Но до того я записал каждое их слово.

– Не может быть, Рик. Ты действительно записал последний разговор твоего дедушки с директором Тайнэном?

– Делов-то! Тайнэн сидел там же, где сейчас сидите вы. Дедушка сидел там, где только что сидела бабушка. Мистер Эдкок – вот там, на стуле. И говорили они о том же документе «Р», о котором вы только что спрашивали бабушку.

У Коллинза пошел мороз по коже. Он правильно понял последние слова Ноя Бакстера. Изо всех сил он пытался сохранить спокойствие.

– Они говорили о документе «Р»? Ты не ошибаешься?

– Дедушка о нем не говорил. Говорил только директор Тайнэн.

– И ты слышал каждое его слово?

– Конечно, – ответил Рик. – И записал все, как сейчас записал вас.

– Хорошая получилась запись?

– Вы же слышали, как работает моя машинка, – гордо ответил Рик. – Я прокрутил запись на следующее утро.

– Да, машинка у тебя что надо, – прищелкнул языком Коллинз. – Мне бы такую. – Он сделал паузу. – А что стало с записью? Ты ее стер?

Сердце его замерло в ожидании ответа.

– Нет, я никогда не стираю, – ответил Рик.

– Значит, лента у тебя?

– Больше нет. Записей дедушкиных разговоров я у себя не держал. Когда дедушка уже был в больнице, я взял последнюю кассету, написал на ней «м. ю. д.» – «министр юстиции дедушка», – поставил месяц – январь – и вместе со всеми остальными кассетами положил ее в верхний ящик дедушкиного шкафа, где он хранил свои магнитофонные записи.